- Северус... – мой оргазм опережает его лишь на секунду. Он сжимает мышцы, вытягивая из моего члена последние капли семени. Я чувствую под пальцами пульсацию его члена, выбрасывающего на постель густую струю. Это опустошает. Странная, ничем не измеримая сытость. Он падает на постель в лужицу собственной спермы, я падаю на него, не в силах даже сейчас выскользнуть из плена его тела. Мне хорошо. Жестко, но тепло и хорошо. Благодарно целую его шею. Лениво поглаживаю плечо. С чего все это начинается?
– Ты не просто хороший, ты - изумительный.
Он немного поворачивает голову, и я натыкаюсь на его взгляд, как на остро заточенную пику. Он понимающий, он до одури рассудочный, хоть и затуманенный сладкой негой. Но темные ресницы быстро скользят вниз, а я не лечу на пол и не слышу гневное: «Поттер, какого черта!». Значит, мне только показалось. Я сам с удовольствием закрываю глаза. В такие секунды невозможно никуда спешить. Все не нужно, и ничего, кроме этого покоя, не важно.
* * *
- Но, Джулия...
- Гарри, я все понимаю. Но найти сиделку, готовую принять больного на условиях круглосуточного ухода, очень сложно. Выбирать обычно не из чего, и то, что вы рассказали о миссис Пакстон...
- Думаете, я лгу?
Пухлая блондинка примирительно улыбается.
- Нет, конечно, я так не думаю. Просто ее рекомендации действительно отличные, и она сама может быть очень милой и убедительной, я могу понять заблуждения Невилла. Вряд ли ему демонстрировали «такие» условия содержания больного. Если вы решите подать в суд...
- Джулия, я не хочу никаких скандалов. Достаточно, если вы внесете ее в черный список. Все, что мне нужно, - это срочно избавиться от Снейпа.
Она смотрит на меня так же неодобрительно, как смотрел на Фреда и Джорджа Невилл, когда им вздумалось на пробу раскурить какое-то особенно мерзкое из его растений.
- Гарри, срочно - это яд или Авада, - эта девица довольно решительна, бескомпромиссна и умеет управлять чужой совестью. Да, мне стыдно. Она это замечает и смягчается. - Я могу только поместить его в клинику с завтрашнего дня или прислать вам рекомендации тех сиделок, что сейчас свободны. Многие из них могут проводить в вашем доме целый день, полностью взяв на себя заботу о мистере Снейпе.
- Но это мой дом, а не чей-то, и у меня есть невеста, которую такая ситуация не устроит.
Джулия пожала плечами.
- Я могла бы взять неделю отпуска и подержать его у себя из уважения к Невиллу, но, боюсь, это не изменит ситуацию, и мне рано или поздно придется вернуться к работе. Еще вы можете связаться с самим Лонгботтомом, он, конечно, все бросит и вернется в Англию, сняв с вас тем самым всякую ответственность. Ну, так что вы решите?
Для Невилла важно одно, для меня - другое, но мне не плевать, что лучше для Снейпа, как сегодня выяснилось. Думаю, эта Джулия в состоянии за ним присмотреть.
- Поместить в клинику.
Она кивнула.
- Хорошо. Свяжитесь со мной утром. Если возникнут вопросы, можете тревожить ночью, я сегодня на дежурстве.
- Да, спасибо, – ее голова исчезла из камина. Я обернулся к Снейпу. Он сидел на полу и рисовал пальцем на ковре какие-то непонятные узоры. – Есть хочешь?
Он кивнул.
- И мыться, и кофе, и фруктовый торт, и гулять, и...
- Я понял: у тебя много желаний, – а у меня было всего одно - чтобы он просто исчез. Чтобы всего этого не происходило на самом деле. – Давай так: ты идешь купаться, а я готовлю обед.
Снейп - или что там это было - встал.
- А куда?
Я проводил его в ванну, оставил полотенца и отвернулся, когда он стал раздеваться прямо при мне. Синяков и ссадин на его теле было множество, и все выглядели свежими. Мне не хотелось его жалеть, но и выслушивать, что «это не отмывается», я был не намерен. Пришлось все же обернуться. Он с любопытством наблюдал, как я взмахом палочки убирал следы побоев. Покорно поворачивался, пока я находил все новые.
- Все, - удовлетворенно вздохнул я, закончив, - теперь купайся.
Он ничего не сказал в ответ, молча разглядывая свои руки.
* * *
14.00
Если я и заснул, то всего на десять минут, за такой короткий срок мир вряд ли может кардинально измениться. Он лежит подо мной, все так же закрыв глаза, и ему, наверное, тяжело. Скатываюсь в сторону, мой член легко выскальзывает из его растянутого отверстия. Благодарно провожу рукой по его волосам. Вставать очень не хочется, но нужно. Я бы с удовольствием провалялся с ним в постели целый день, если бы это был день «этого» Снейпа, но оказаться в кровати с «тем», другим... Мой копчик и так уже не один раз страдал от такого поворота событий, может, именно поэтому я накупил столько ковров. Он продолжает лежать на кровати, когда я встаю, ворчит и закутывается в покрывало. У меня после секса всегда на редкость хорошее настроение, особенно если не возникает ситуации, при которой я выступаю в роли вселенского зла. Ему она, может, и привычна, а мне... Мне хочется щекотать его ноги, целовать его виски и тискать его, как... Ну, ручную анаконду, что ли. Больше он ни на что не тянет.
- Я в душ, а потом готовить обед. Есть пожелания?
Он с трудом приоткрывает один глаз и зевает, прикрывая рот ладонью.
- Может, утку...
Сволочь, он знает, что я не умею ее готовить. Вот он сам умеет делать очень вкусную утку с соусом из клюквы и апельсинов, причем даже в состоянии зомби. Я уже хочу разозлиться, когда понимаю, признаю поражение, так у меня будет шанс дописать главу. Это его способ мне помочь, или я что-то выдумываю? Со мной так бывает: я ищу тепло и комфорт там, где его нет.
- У меня выходит дерьмовая утка и ужасный кофе. Сам приготовишь?
Он отворачивается к стене.
- Через пять минут. Я устал.
Простые слова, они могут принадлежать кому угодно, но главное - Снейпу, которого я готов терпеть, который может мне нравиться. Иногда угнетает то, какой минимум усилий ему надо приложить, чтобы мне понравиться. Всего лишь щелкнуть внутренним тумблером: нормальный – ненормальный. А я... Черт, я все усложняю. У меня нет оправданий, и я все усложняю. Мне надо корить себя и ненавидеть. Я трахнул больного человека и продолжаю это делать. Я переспал с тем, кто был одной из причин гибели моих родителей, и теперь я думаю о нем лишь как об «одной из причин»... Мне нужно презирать себя за малодушие, нужно ненавидеть. С Джинни я мог, а с ним отчего-то тупо не умею этого делать! Мне этого не хочется.
- Обед за тобой.
- Угу...
"Угу" от обнаженного Снейпа. Можно либо начать не реагировать на это, либо покончить с собой. Я пока жив и иду в душ.
Холодную воду я люблю так же, как он горячую. Мне очень нравится свежесть и то, как струи воды скользят по моей коже, смывая остатки усталости и сладковатой одури. Я люблю чувствовать себя чистым, это как-то странно сливается в одну лужу с желанием быть обновленным. Моя вода, мой еще один покой и... Ну да, я предпочитаю уединение в такие моменты. Он предпочитает ванну, однако сейчас беззастенчиво вламывается в душевую кабину...
- Холодно... – рука тянется к крану, и меня обдает обжигающим теплом.
- Эй...
Он вздрагивает, на полудвижении переставая тянуться ко мне за объятием.
- Поттер!
Я выталкиваю его из кабины раньше, чем он успеет сказать какую-нибудь гадость.
- В вашем распоряжении ванна, и вы обещали приготовить утку.
Благо, стенки моей душевой кабины матовые и я не вижу выражения его лица, мне плевать, что он будет думать о необходимости вымывать мою сперму из своей задницы. Мне плевать... Больно, и настроение испорчено... Сажусь на акриловый пол рядом с водостоком. Неважно, что он подумает, неважно, что вокруг пар, а я его ненавижу, неважно. Сейчас не тот момент, глупо сожалеть о том, чего нет. Мне все равно, что он думает. Я обнимаю колени. Мне жарко, мне очень плохо. Я устал от этой безумной жизни, от этого сумасшедшего не-одиночества. Я хочу напиться, хочу заняться сексом с нормальным человеком, который не станет с гневными воплями вырываться из моих объятий через полчаса после оргазма, и я совсем не хочу утку. Мне нужен покой, мне нужно побыть одному, мне сейчас очень нужно, чтобы он исчез.
* * *
Я устраиваю его в комнате для гостей, мне все равно, что он там делает. Снейп накормлен, вымыт, его никто не бьет, а мне нужно работать. Джинни считала, что это не работа, а так, временное явление, необходимый мне период адаптации. Иногда она намекала, что он затянулся. Я к таким намекам не прислушивался. Мне как-то не хотелось вечно бежать и спасать кого-то. Я жаждал, наконец, познать всю прелесть эгоизма, жить только для себя и радовать тех, кто мне дорог. Почему так получилось, что первое отнюдь не всегда предполагало второе?
Вечером, когда я все же поднялся наверх, в комнату для гостей, он сидел на постели, глядя в одну точку. Ах, да, апатия. Меня это устраивало. Он покорно выпил молоко и съел булочку, переоделся в пижаму, почистил зубы и забрался в постель. Я выключил свет и спустился вниз, думая, что на этот раз все обойдется. Завтра его уже здесь не будет, Джинни вернется, и, наверное, ей даже станет стыдно за то, что она все превратила в такую проблему. Через пару часов я лег спать в самом приподнятом настроении, а еще через час проснулся от того, что кто-то сидел на постели рядом со мной и тихо всхлипывал.
Пришлось зажечь свет.
- Что такое?
Снейп невольно зажмурился, резкий переход от темноты к свету, видимо, не нравился ему, так же как и мне.
- Страшно, – он схватился за голову. – Там столько всего плохого.
Какое верное замечание. Но, должно быть, он имел в виду только собственные сны.
- Я могу оставить тебе ночник.
Он покачал головой.
- А можно я тут посижу? Ну, пожалуйста? Я тихо-тихо...
Только этого не хватало. Я-то уж точно не засну, если на меня в темноте будет пялиться сумасшедший Снейп. Почему-то в этот момент идея привязать его к кровати и наложить на его комнату чары звукоизоляции показалась мне здравой. И пусть себе орет до утра. Тем более что завтра это уже не будет меня беспокоить.
- Нет, иди в свою спальню. Максимум, что можно сделать, - это оставить свет.
Он вскочил с кровати.
- Это не моя спальня, тут ничего моего нет, - его губы обиженно подрагивали. – Ты злой. Ты дерьмовый, такой же, как все! Ты меня не любишь.
Кто бы спорил. Просто было как-то странно наблюдать, что этот факт его расстраивает.
- Снейп, не устраивай истерик. Иди спать.
Он выглядел таким открытым и уязвленным, словно пришел подарить мне весь мир, а взамен получил в челюсть.
- Ну и ладно.
Он ушел, я слышал его тихие всхлипы из соседней комнаты, но решил на них не реагировать. Через час он выдохся, ну, или его характер претерпел очередную метаморфозу, и я смог, наконец, заснуть, опять ненадолго и лишь для того, чтобы, проснувшись, обнаружить, что он лежит рядом и обнимает меня, ласково поглаживая по голове. Я отбросил в стороны его руки.
- Что ты делаешь?
Он пожал плечами.
- Ты кричал и плакал, а людей нужно по голове гладить, когда они плачут. Мама всегда так делала.
Я провел рукой по щеке, она была влажной. Джинни говорила, что со мной такое бывает, сам я, к счастью, никогда не помнил ни одного из «этих» снов.
- Все, я уже не плачу, уходи.
Он только завозился, устраиваясь поудобнее.
- Так неправильно. Я был хорошим, ты должен позволить мне остаться.
- Я никому ничего не должен.
- Но я же был хорошим?
Как с ним в таком состоянии можно объясняться? Это бред какой-то.
- Да, ты был хорошим. А теперь станешь просто отличным, если, наконец, уйдешь.
- Я не хочу быть отличным. Лучше я еще полежу.
Какое-то движение в темноте. Я включаю свет и с недоумением вижу, как он, лежа в моей постели, ласкает свой член. Спокойно и беззаботно, словно для него это самое простое, приятное и привычное занятие - дрочить на публике. Он улыбается мне и начинает постанывать, приспускает штаны еще ниже, облизывает указательный палец и скользит им куда-то под яички. Что там Невилл говорил про то, чтобы его отвлечь? Да мне даже думать о Снейпе, занимающимся этим в моей постели, противно.
- Ты!!!
- Ох...
«Ох» вряд ли можно считать ответом. Я позорно ретируюсь. Вскакиваю и иду на кухню. Мне нужно выпить виски, иначе я его просто прикончу. Мне нужно обо всем этом не думать. Такое странное, липкое чувство, словно меня заставили принять участие в каком-то извращении. Когда я возвращаюсь в свою спальню, его уже нет. Мои простыни пахнут спермой и Снейпом, я всерьез планирую утром их сжечь. А еще мне тошно от того, насколько он асоциален и уязвим. Невилл был прав - ему не место в клинике. Я совершенно не знаю, что мне с этим пониманием делать.
* * *
15.00
Я не могу работать. Мешает сразу все - и приятный запах с кухни, и хаос в собственных мыслях. Я не в первый раз ощущаю эту странную, не поддающуюся анализу обиду. Словно уже не он, а я сам впадаю в состояние капризного, нуждающегося в ласке ребенка, которому очень больно, когда его отталкивают. От подобных чувств мне всегда плохо, они такие же навязчивые и ненужные, как мысль о том, что он мой. Это ведь неправда, глупо так думать о человеке, просто нуждающемся в заботе. Никто никому принадлежать не должен, но мне все же иногда чертовски хочется кем-то целиком и полностью обладать. Это странная, непонятная мне самому мания. Мне, правда, нужно быть на ком-то зацикленным, иметь странную неразрывную связь. Полное понимание, полное доверие, чувства, такие острые и обнаженные, что от окружающих их можно будет только прятать, потому что понять их смогут лишь двое, а для всего света они могут оказаться мусором. Я пытался объяснить это Джинни, очень хотел, но никак не мог подобрать нужных слов, а без них она меня не понимала. Я сам все погубил, погубил окончательно и бесповоротно, и винить мне некого.
- Обед готов.
Он словно выплевывает это в открытую дверь и поспешно уходит, едва я успеваю сказать:
- Спасибо, сейчас приду.
Он стремится подчеркнуть, что ему не важны мои действия. Как только он становится нормальным, все возвращается на круги своя, и сюртуки из тонкой шерсти прячут за многочисленными рядами пуговиц его и мое безумие. Так правильно, но почему-то в последние дни мне иногда кажется, что вовсе не хорошо.
На кухне прекрасно сервирован стол, он ест, естественно, меня не дождавшись, и это отчего-то тоже неприятно. Впрочем... Он, кажется, не подписывал пакт о намерении меня радовать. Утка выглядит превосходно, и запивать ее чаем не хочется.
- Будете вино? - он кивает, гипнотизируя еду в своей тарелке. Я достаю из шкафчика бутылку и два бокала. Мы пьем очень редко. Сразу после войны у меня было острое желание стать алкоголиком. Слишком многое требовалось спешно забыть. Джинни пыталась меня остановить, но у нее это плохо получалось, пока я сам в определенный момент не понял, что это не выход, и не переключился на физический труд, который тоже неплохо прочищает мозги. С тех пор я пью редко, не из боязни снова начать злоупотреблять, это давно в прошлом, мне просто не нужно липовое освобождение. А алкоголь сам по себе, без хорошей компании... Его компанию я редко считаю хорошей, и потому, должно быть, мы мало пьем.
Глядя на мою возню со штопором, он тихо замечает:
- Кофе почти закончился, и вообще еды в холодильнике мало.
Киваю.
- Я вызову Анну на час-полтора и вечером схожу в магазин. Если есть какие-то пожелания, можете их озвучить.
Он показывает на листок бумаги:
- Я написал список.
- Хорошо.
Разливаю вино по бокалам. Он делает аккуратный глоток и, справедливости ради, даже не морщится. Я знаю, что вино хорошее, сам я такое выбирать не умею. Эту бутылку прислала Нарцисса Малфой, она вообще часто присылает разные вещи. Обычно вино и фрукты, ей, видимо, тоже очень трудно представить, что можно дарить сумасшедшему. Однажды она даже приезжала. Вся такая вежливая, долго извинялась за вторжение и пыталась объяснить, что Невилл иногда разрешал ей навещать Снейпа. В это я легко поверил, Невилл вообще терпимее относился к людям. Я решил не нарушать традиций и позволил им погулять в саду пару часов. Но она не пробыла и половины этого срока. Он ее не вспомнил. Сначала в своей апатии позволял держать себя за руку и что-то говорить. Я наблюдал из окна, она казалась очень ласковой, а он разглядывал эту свою точку. Потом вздрогнул, словно опомнившись, посмотрел на нее с диким ужасом в глазах и бросился в дом. Я сам не знаю, почему кинулся ему навстречу, а потом долго обнимал, утешая и слушая про то, что он не знает, кто эта чужая женщина, что она его пугает, что он не хочет в нашем доме никаких чужих женщин. Не знаю, что подумала Нарцисса. Она еще некоторое время побродила по саду в надежде, что он вернется, а потом аппарировала. Она писала мне, умоляла пригласить ее, когда ему будет лучше, я отвечал, что периоды обострения непредсказуемы, она умоляла связаться с ней в любое удобное для меня время, если он будет собой хотя бы секунду, я отвечал «конечно», но ни разу не сдержал данное обещание. Не знаю, почему, может, меня, тоже страшили посторонние женщины в этом доме.
О Снейпе вообще часто вспоминали люди, которым, казалось, не было дела до его судьбы. Пэнси Забини-Паркинсон даже предлагала мне деньги за переоформление права опеки. Ей казалось странным, что Невилл или я решили заботиться о человеке, на которого нам должно быть плевать. Они с Блезом сбежали в Париж еще до конца войны, сразу после закрытия Хогвартса. Их семьи были против и лишили обоих наследства. Попросив приюта у какой-то двоюродной бабушки, оба закончили Шармбатон и начали строить собственную империю. Теперь им принадлежит огромное издательство и пара газет, что позволило супругам окончательно упрочить свое положение в обществе и заняться благотворительностью. Пэнси посчитала, что ее забота о декане, к которому она всегда относилась с большим уважением и который в итоге оказался немного странным, но все же борцом за победу нужного лагеря, - вещь вполне естественная и характеризующая ее с прекрасной стороны. «Поттер, у меня много денег, я помещу его в лучшую клинику во Франции и обеспечу достойный уход», - писала она. Я до сих пор сам не знаю, почему ей отказал. Просто написал «Нет» и перестал отвечать на ее письма. Пытался уверить себя, что такие решения вправе принимать только Невилл, но отчего-то не стал с ним даже советоваться. Может, оттого, что Снейпу пришлось бы заново изучать последовательность, в которой нужно раскладывать свои вещи, или потому, что кого-то другого он мог бы спрашивать: «Я хороший?» - а потом тянуться за объятием и лаской как подтверждением этого. Не знаю, то свое решение я предпочитал не анализировать.
Он делает еще глоток вина, едва я сажусь за стол, потом еще один поспешный глоток. Такое его поведение нетипично.
- Поттер, нам с вами нужно поговорить.
Я чувствую, что он хочет обсудить, и от этого мне становится не по себе. Нарушить табу? О чем говорить? О том, чего не происходит? Неужели он намерен сделать это реальностью? Не нужно. Мне и так достаточно тошно в последнее время. Я хочу сказать: «Пожалуйста, помолчите», - но вместо этого спрашиваю:
- О чем?
Он хмурится, видимо, особенно тщательно подбирая слова. Сдержанный Снейп? Не совсем. Ему просто не нравится говорить о себе как о психе. Я это знаю, он слишком горд для подобных откровений, а потому я надеюсь, что он передумает, и разговор, который, наконец, вернет все в рамки взаимной ненависти и отчуждения, не произойдет. Я, правда, не знаю, какие чувства хочу к нему испытывать. Еще меньше я хочу даже пытаться это понять.
- Как вы, наверное, заметили в последнее время память, то единственное, что связывает между собой мои «состояния», подводит меня все реже.
Сейчас он просто потребует, чтобы я не делал того, что и так не происходит. Попросит себя запирать, попросит меня держаться от себя подальше, скажет что-то... Но я не имею права просто молчать.
- Да, я заметил, что вам лучше.
Он кивает, подбирая слова.
- Поттер, в том, что случается, есть доля и моей вины. Я не могу себя контролировать и понимаю это, – его вилка яростно вонзается в утку. Похоже, он переоценил способность держать себя в руках. – Но вам-то все это зачем?! – он встает и начинает нервно мерить шагами кухню. – Я не самая привлекательная персона, а лично вы мне попросту отвратительны, и это, должно быть, взаимно. Это месть? Ваш странный способ лишний раз меня унизить? Или жалость, что еще хуже? Я не могу это контролировать. Хочу больше всего на свете, но не могу, Поттер. А вы - можете.
Сейчас он это все же скажет, запретит мне с собою спать. Он и так ненавидит меня достаточно за то, что я пользуюсь его слабостями, хотя себя он, должно быть, ненавидит еще больше. Все слишком неправильно, просто с этим можно было жить. Даже если в молчании.
- Нет.
Он замирает и смотрит на меня удивленно. Сейчас он прежний - злой, надменный и очень некрасивый. Его глаза - тьма без проблеска искренности. Больная, жестокая, непонятная мне тьма. Я ненавижу эту нефть. Я готов прожить на дровах и углях.
- Что - "нет"?
Он растерян, и я тоже, потому что сейчас скажу ему правду.
- Я тоже не могу это контролировать.
Сижу, глядя в тарелку, и жду, что сейчас он меня ударит. Вот именно сейчас, жестоких слов ему всегда было не занимать. Скажет что-то о том, что я кретин, больной на всю голову, отчаявшийся и запутавшийся в поисках себя настолько, что трахаю сумасшедшего, и это самые сложные, но понятные мне самому отношения в моей жизни. Я, правда, многое понимаю, просто не в состоянии это объяснить. Но это не делает меня не уродом. Я странная, безобразная карикатура на добро. Как никто раньше этого не заметил?
- Поттер...
- Что?
Он возвращается на свое место. Худые локти по бокам от тарелки, он закрывает ладонями лицо. Его лица осталось так мало... Рук еще меньше. Он словно весь истончился до прозрачности. Со мной. До этого он был жалким, а сейчас он слаб. Но он старается это контролировать. Он все всегда старается контролировать, но я еще не встречал человека, у которого это выходило бы так хреново.
- Но с этим же нужно что-то делать, – его голос звучит устало и надломленно. – Вы хоть понимаете, что часть меня вас любит? – Я роняю вилку. Звонко так... Как могильщик лопату на гроб. Он вздрагивает. Еще секунда... Я вижу, как просыпается брезгливость и гнев. Он их гасит каким-то поистине невероятным усилием или насилием над собой. - Мы сейчас много можем рассуждать о повышенной возбудимости и ее проявлениях, но... Но, черт! Этой моей части важен не только секс, но и ваше одобрение, ваше хорошее настроение. Она хочет вам нравиться. Она хочет, чтобы вы поняли эту ее потребность и ответили тем же.
- А вы - нет.
Это не вопрос.
- А я - нет, - это не ответ, а констатация факта. – И я не могу привыкнуть быть не целым, как и рассуждать о себе в третьем лице. Мне неприятно это с вами обсуждать, мистер Поттер. Вам тоже, но, на мой взгляд, уже назрела необходимость.
Сейчас он скажет: «Нужно с этим покончить». Скажет, и я не смогу это оспорить, особенно после того, как он произнес слово, которое никогда не могло бы даже тонкой нитью пройти между нами. Для меня оно странность, немота и паралич, но с его языка оно соскользнуло так легко... Какая-то его часть меня любит, и он презирает ее за подобное чувство, а она все равно любит. Боже, до чего же это пряное и острое понимание. Если он сейчас просто заткнется, я буду счастлив. Неправильно и абсурдно, так, как никогда раньше не был. Мне нужна тишина. Чтобы хотя бы на секунду принять это странное слово. Я говорил его раньше, хриплым голосом, сжав в кулаки ладони, и в ответ тоже слышал, растерянно, не до конца понимая и принимая, но никогда оно не действовало на меня так. Я не чувствовал, что в нем столько граней.
– Поттер, нам нужно прекратить вести себя так, как будто ничего не происходит.
Меня словно ударили головой об стенку.
- Что?
- Мы занимаемся сексом. Регулярно - и это доставляет вам не меньшее удовольствие, чем мне. Никто из нас не готов сейчас обсуждать вопрос контроля над этой ситуацией, но и дальше в угоду вам рвать себя на куски я не намерен.
- Что?
Снова, как идиот, повторяю один и тот же вопрос. Он, наконец, смотрит мне в глаза, его взгляд холоден и пуст.
- Поттер, я готов признать тот факт, что сплю с вами. То, почему так получается и почему я спятил так, как спятил, я не могу понять, мне не хватает памяти и часов в здравом уме, чтобы это осмыслить. Но я совершаю действия, стыдиться которых мне надоело. Я, черт возьми, хочу запомнить этот разговор. Хочу его записать и знать, что мы все обсудили. Хочу, чтобы после того, как мы бываем близки, вы не игнорировали мое нормальное состояние, а пытались дать мне понять, что нами достигнуты некоторые договоренности в плане совместного сосуществования. Мне нужно как-то собрать в одну кучу все то, чем я являюсь, а вы мне постоянно мешаете. Вы не можете быть терпеливы и добры по отношению к одной части меня и слепо ненавидеть другую. Это неправильно, это делает вас таким же сумасшедшим, как я! Нам нужно либо все изменить, либо раз и навсегда прекратить.
Да, он все же сказал это, но сказал как-то неправильно. Он оставил мне выбор. Странный, наверное, ему самому не до конца понятный выбор. Он не был мной, и я им тоже не был. Что его терзало? Нежность и доверие, что он иногда ко мне испытывал? Его собственная потребность в принятии кого-то? Желание ласки и тепла, выраженное в неправильных, странных на его устах словах: «Я же хороший?». Но ведь нет же? Нет. Он не хороший. Я сам не нуждаюсь в нем. Мне не нужен этот разговор и эта чертова утка. Ему-то они зачем? Ну, зачем? Глаза щиплет, но это не слезы. Это необходимость метнуть в раковину тарелку с этой гребаной вкусной птицей и все отрицать, глядя на белые осколки. Отрицать... Я хочу его трахать, очень хочу, и это знание я ему уже пожертвовал. Мне не нужно пытаться принять это в нем или в самом себе. Я его ненавижу, тело может существовать вразрез с душой, и даже если для него это, как выяснилось, неприемлемо, то я так живу! Меня все устраивает. Мне не нужен этот разговор, не нужно связывать в узел несвязуемое. Я просто хочу продолжать заниматься с ним сексом, а потом убеждать себя, что этого не происходит. Меня устраивает чувствовать, как он меня отталкивает и гонит, едва опомнившись. Я даже привык к следующей за этим горечи. Я не могу принять его, не хочу даже пытаться.
- Вы правы... - с этим надо покончить. На этих словах моя разумность кончается. Я, как минуту назад он сам, закрываю лицо руками. Мне все равно, что будет дальше. Он снова попросит его куда-то поместить. Пусть я, наверное, даже сейчас соглашусь. Давно должен был. С тех пор как беременная Гермиона впервые упрекнула меня в нежелании с ним расстаться. Но я не могу, не могу, потому что меня обнимают, и я не хочу открывать глаза и понимать, кто именно. Мне плохо. Я нуждаюсь в этом - в теплых руках, в пальцах зарывающихся в волосы. И я говорю что-то нелепое: - Утка была вкусной.
- Как обычно, - хорошо, что по голосу никогда не разберешь.
– Северус...
Он не отстраняется, а я предпочитаю держать глаза закрытыми. Пусть это будет тот, другой. С этим я еще смогу жить. Не должен, но не просто могу а, наверное, даже хочу. Что за дурацкий день...
* * *
- Ты хоть понимаешь, что происходит?
Я обожаю и одновременно презираю Гермиону за то, что ей всегда удается быть категоричной. Нельзя иметь столь незыблемое мнение.
- И что, по-твоему?
Я наливаю ей чай. Она хмурится.
- Я расскажу тебе, Гарри. Неделю назад ты притащил в свой дом Снейпа. Ладно, не спорю, учитывая обстоятельства, это было благородно. Я говорила с Джулией, любой нормальный человек на твоем месте поступил бы так же. Тут я целиком и полностью на твоей стороне. Потом ты решил, что не можешь положить его в Святого Мунго. Допустим, что-то в его поведении требует таких мер, и ты счел себя обязанным так или иначе что-то с этим решить. Заметь, я тебя все еще понимаю. Ты не хотел постоянного присутствия постороннего человека в твоем доме и нашел временную сиделку, которая приходит, когда тебе нужно отлучиться по делам. Я опять-таки понимаю, но, Гарри, что не укладывается у меня в голове - так это тот факт, что ты ни разу за эту неделю не попытался связаться с очень злой на тебя и разочарованной Джинни. Она же твоя невеста. Знаешь, это ненормально.
Мне стало стыдно.
- Было столько проблем. Гермиона, я не пытаюсь оправдаться, я просто...
Она кивнула с явным сожалением.
- Ты просто в принципе о ней не вспомнил. Гарри, я твой друг. Рону сложнее, он не хочет понимать эту ситуацию, потому что он - ее брат. Заставить себя любить невозможно, и если ты разлюбил... Не закрывайся, не оправдывай себя занятостью, просто поговори с ней. Она поймет, примет все, как есть, или не примет, но ты, по крайней мере, будешь знать, что поступил честно.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |