Торгово-промышленная палата Российской Федерации 15 страница

Во-вторых, истец отметил, что, по его мнению, бербоут-чартер не содержал положений о том, что вытекающие из него требования и споры подлежат рассмотрению арбитражем (МАК). Истец полагал, что в ст. 25 бербоут-чартера стороны прямо исключили возможность рассмотрения их споров из этого договора в арбитраже путем зачеркивания в стандартной проформе договора слов "в арбитраже" и замены их фразой "согласно ст. 34 и ст. 35". Условия о порядке урегулирования споров, содержавшиеся в дополнительной ст. 35 бербоут-чартера, по мнению истца, были недостаточно четко определены: была установлена специальная многоэтапная процедура рассмотрения споров сторон из бербоут-чартера - вначале с привлечением консультанта, кандидатура которого должна была определяться фрахтователем (истцом), впоследствии - рассмотрение спора комиссией экспертов, и лишь в случае невозможности разрешения спора одним из этих способов договор предусматривал передачу спора на рассмотрение "Морской арбитражной комиссии /Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации в городе Москве/". Поэтому истец полагал, что все вытекающие из бербоут-чартера требования должны были рассматриваться в городе Москве государственными судебными органами РФ в соответствии с российским законодательством о подведомственности и подсудности. По этой причине истец просил оставить требование ответчика о зачете без рассмотрения на основании ст. ст. 17, 24 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации", п. 3 Положения о МАК при ТПП РФ и § 1.2 Правил производства дел в МАК.

В-третьих, отсутствие компетенции МАК рассматривать заявленные ответчиком требования истец обосновывал также российской правовой доктриной, согласно которой предъявляемые ответчиком в целях зачета требования должны были вытекать из того же договора, что и основное требование, чтобы такой зачет мог быть признан арбитражем в качестве основания для частичного или полного отказа в удовлетворении исковых требований. При этом истец сослался, в частности, на ст. 29 Положения о третейском суде при Центральном агентстве по транспорту от 27 октября 2000 г., § 33 Регламента МКАС при ТПП РФ (на соответствие которого российскому законодательству не раз указывалось различными авторами, например В.С. Поздняковым в работе "Международный коммерческий арбитраж в Российской Федерации". М., 1996. С. 31; А.С. Комаровым в статье "Регламент Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации" в сб.: Комментарий судебно-арбитражной практики. Вып. 2. М., 1995. С. 137) в кн.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации 1995 года / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина, В.П. Мозолина. М., 1996. С. 610. Положения этих работ и документов являлись, по мнению истца, типичными для российской правовой доктрины по данному вопросу, иллюстрацией существующего в российском праве общего правила о невозможности рассмотрения арбитражами зачетов требований, вытекающих из разных договоров.

В-четвертых, истец высказал мнение о неправомерности зачета в силу того, что зачет на основании одностороннего заявления ответчика противоречил бы положениям ст. 3 Генерального соглашения от 14 октября 1995 г. "Условия расчетов", которая, по мнению истца, исключала возможность проведения зачетов требований, вытекающих из этого соглашения, на основании односторонних заявлений. Истец понимал это условие договора таким образом, что в нем речь идет о возможности проведения любых расчетов по соглашению, в том числе путем зачета, только по взаимному согласию сторон. Практика сторон также всегда шла по пути подписания двусторонних соглашений о проведении зачетов. Из этого, по мнению истца, следовала невозможность проведения зачетов путем односторонних заявлений.

В-пятых, истец ссылался на пропуск ответчиком годичного срока исковой давности по требованию, которое тот предъявил к зачету с требованиями истца. Как указывал истец, ответчик не смог доказать, что заявление о зачете было направлено истцу 1 августа 2002 г. Ответ отделения связи на запрос истца, представленный им в заседании, свидетельствовал об обратном - что никакое сообщение, отправленное ответчиком 1 августа 2002 г., на почтовое отделение по месту нахождения истца не поступало. Истец никаких почтовых отправлений от ответчика, датированных 1 августа 2002 г., не получал. Поэтому истец полагал, что впервые заявление о зачете было сделано ответчиком только в отзыве на иск, т.е. после истечения срока исковой давности.

В-шестых, истец выразил сомнения в праве ответчика требовать уплаты ему арендной платы за пользование судном "Сокол-6", несмотря на условия бербоут-чартера. Истец высказал опасения, что с аналогичным требованием о плате за пользование судном "Сокол-6" к истцу мог обратиться собственник судна - компания "Сокол-6 Шиппинг Инкорпорейтед". На этом основании истец полагал, что, коль скоро ответчик не доказал свое право сдавать судно в аренду от своего имени, кредитором по обязательству по уплате арендной платы был не ответчик, а собственник судна - панамская компания. Следовательно, ответчик не обладал правами требования к истцу из этого договора и не мог предъявлять их к зачету.

Истец в заседании настаивал на вынесении определения по вопросу компетенции МАК рассматривать требования, вытекающие из бербоут-чартера, которые были предъявлены ответчиком к зачету с требованиями, заявленными истцом в иске, как по вопросу предварительного характера. Возможность вынесения такого определения истец мотивировал ст. 16 Закона РФ от 7 июля 1993 г. "О международном коммерческом арбитраже".

Ответчик возражал против этих доводов истца. В частности, ответчик представил письмо от панамской компании "Сокол-6 Шиппинг Инкорпорейтед" - собственника судна "Сокол-6", в котором указывалось, что никаких договорных отношений между истцом и "Сокол-6 Шиппинг Инкорпорейтед" не было, бербоут-чартер в отношении судна "Сокол-6" с истцом "Сокол-6 Шиппинг Инкорпорейтед" не заключала, а всеми правами требования к истцу из договора бербоут-чартера в отношении "Сокол-6" обладал "Рособоронэкспорт".

Мотивы решения

Морская арбитражная комиссия, рассмотрев материалы дела и выслушав объяснения представителей истца и ответчика, пришла к следующим выводам.

1. Признав себя компетентной рассматривать требования истца к ответчику, основанные на договоре от 24 сентября 1996 г., МАК в первую очередь обратилась к заявленному истцом ходатайству о вынесении определения об оставлении без рассмотрения требований ответчика, заявленных в целях зачета и базирующихся на бербоут-чартере, а не на договоре от 24 сентября 1996 г., из которого предъявлен иск. Истец мотивировал это ходатайство отсутствием у состава арбитров МАК в этом деле компетенции рассматривать такие требования ответчика.

1.1. В этой связи арбитры отметили, что ссылка истца в обоснование его утверждений о наличии у МАК тех или иных полномочий на Федеральный закон от 21 июня 2002 г. "О третейских судах в Российской Федерации", в частности на его ст. 17 и ст. 24, является неосновательной. В п. 3 ст. 1 этого Закона предусмотрено, что "действие настоящего Федерального закона не распространяется на международный коммерческий арбитраж". Международный коммерческий арбитраж с точки зрения его правового регулирования определен Законом РФ от 7 июля 1993 г. N 5338-1 "О международном коммерческом арбитраже". На основании Положения о МАК при ТПП РФ (Приложение II к Закону 1993 г.) эта Комиссия как постоянно действующий третейский суд функционирует при разрешении споров, отнесенных к ее компетенции, в соответствии с Законом N 5338-1 и в этом смысле относится соответственно к категории международного коммерческого арбитража.

1.2. Поскольку истец просил о вынесении МАК постановления по его ходатайству об оставлении требований ответчика, заявленных в целях зачета, как по вопросу предварительного характера, арбитры сочли необходимым отметить, что в соответствии с Законом РФ "О международном коммерческом арбитраже" третейский суд вправе вынести постановление по заявлению стороны об отсутствии у третейского суда компетенции либо как по вопросу предварительного характера, либо в решении по существу спора (п. 3 ст. 16 Закона). Правила производства дел в МАК, предоставляющие право решать вопрос о компетенции МАК по конкретному делу составу арбитража, рассматривающему дело, не устанавливали обязанности МАК выносить постановление по данному вопросу как по вопросу предварительного характера.

В данном случае арбитры признали, что вопрос о компетенции МАК, поднятый истцом, целесообразно разрешить в решении по существу спора после проведения слушания по делу.

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное).

1.3. В отношении мнения истца о том, что предметом зачета могли быть только требования, вытекающие из того же договора, из которого вытекают встречные требования, т.е. о едином основании основного и встречного требований, арбитры нашли, что такая позиция не находит подтверждения ни в законодательстве, ни в доктрине. В литературе подчеркивалось, что при толковании правил о зачете надо исходить из его особого значения, полезности его широкого использования как "одного из средств сокращения необходимой для оборота денежной массы, ликвидации платежей за переданные товары, выполненные работы и оказанные услуги" (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 1997. С. 662). В том же смысле о роли зачета "как особого способа прекращения обязательств, который приобретает в настоящее время большое экономическое значение... безусловной презумпции экономической выгоды зачета для оборота" говорилось в книге М.И. Брагинского и В.В. Витрянского "Договорное право (общие положения)". М., 1997. С. 894, и в других трудах. Соответственно не усматривалось "препятствий к тому, чтобы зачету подвергались обязательства, возникающие из двух различных по своей природе договоров (например, обязательства покупателя, не оплатившего полностью полученные товары, прекращаются зачетом обязательств из договора подряда, в котором продавец выступает в роли заказчика, а покупатель - в роли подрядчика)" (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. С. 662). Зачет допустим не только при простом варианте - одном двустороннем договоре, но и в отношении "встречных требований, которые возникают из разных договоров либо договора, с одной стороны, а также встречного и однородного внедоговорного обязательства - с другой" (Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. С. 363) и т.п. "Предъявленные к зачету требования могут иметь различные правовые основания, что на практике чаще всего означает различные договоры" (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. Т.Е. Абовой и А.Ю. Кабалкина. М., 2002. С. 797). Самое главное, однако, что закон, а именно ст. 410 ГК, не содержит никаких ограничений в отношении источников тех требований, которые могли быть предметом зачета при условии их однородности и встречности. В российском праве институт зачета носит не процессуальный (как, например, в странах общего права), а материально-правовой характер, означая прекращение обязательства. Причем для зачета по общему правилу достаточно заявления одной стороны, т.е. он не может оспариваться по мотиву несогласия другой стороны.

1.4. Истцом также был поднят вопрос о компетенции арбитража рассматривать требования, предъявленные к зачету, вытекающие не из того же договора, из которого заявлен иск в арбитраже. Дело в том, что в различных договорах могут содержаться условия о передаче споров в различные арбитражные учреждения. Является ли такая ситуация основанием для отклонения заявлений о зачете требований, вытекающих из различных договоров?

Как отметили арбитры, в контексте международного арбитража в регламентах зарубежных арбитражей иногда вообще не содержится положений о зачете (в отличие от встречного иска), например в Регламенте МТП в Париже. В некоторых оговаривается, что может быть предъявлен любой встречный иск или требование о зачете, если они основываются на арбитражном соглашении (например, Арбитражный институт в Стокгольме, ст. 10), или на "корреспондирующем/ подобном арбитражном соглашении" (например, Бернская торговая палата, ст. 9). Иногда присутствует и такое прямое указание, что как встречный иск, так и заявление о зачете могут иметь место даже в тех случаях, когда к зачетным требованиям применяется иная арбитражная оговорка или даже пророгационное соглашение (например, Германо-Швейцарская палата, ст. 16) и т.д. Указывается, что арбитры исходят из убеждения, что они "не могут ограничить себя требованиями, вытекающими из одного контракта, закрывая глаза на определенные и справедливые зачетные требования (пусть и вытекающие из других контрактов с иными арбитражными оговорками" (International Arbitration in Switzerland (ed. S. Berti), 2000, § 522).

Параграф 33 Регламента МКАС при ТПП РФ действительно содержит положение о том, что "ответчик вправе... заявить требования, вытекающие из того же договора, в целях зачета". Данное положение, однако, не свидетельствует о существовании некоего общего правила, а, напротив, представляет собой специальное правило, отличное от общего, не предполагающего таких ограничений, сформулированного в ст. 410 ГК РФ.

МАК в своей деятельности руководствуется Правилами производства дел в МАК, так же как и МКАС в своей деятельности руководствуется Регламентом МКАС. Хотя и Правила производства дел в МАК, и Регламент МКАС утверждались Торгово-промышленной палатой, правила, содержащиеся в этих документах, не всегда совпадают. В частности, в Правилах производства дел в МАК правило, аналогичное тому, которое содержится в § 33 Регламента МКАС, отсутствует.

Как предусмотрено в ст. 19 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже", стороны вправе договариваться о процедуре ведения разбирательства третейским судом, в том числе путем ссылки на регламент постоянно действующего третейского суда. Согласно ст. 2 Закона любая ссылка в нем на соглашение сторон "включает любые арбитражные правила, указанные в нем", т.е. положения избранного регламента. Таким образом, в случае оговорки о рассмотрении споров в МКАС положения его Регламента, включая § 33, являются договоренностью самих сторон, передающих споры в МКАС, т.е. в части конкретно зачета стороны считаются согласовавшими предъявление только таких требований, которые вытекают из того же договора, из которого заявлен иск. Что касается МАК, то предметом зачета против исковых требований могут быть и требования из другого договора, и арбитры не могут отказаться признать зачет требований, основанных на этих договорах, если заявление о зачете и сам такой зачет соответствуют действующему праву. Правомерность проведения зачета и обоснованность требований ответчика к истцу, предъявленных к зачету, подлежали рассмотрению не в качестве самостоятельных исковых требований ответчика, но как возражения ответчика против требований истца, заявленных в иске.

В литературе отмечается, что привязка к одному договору упрощает и облегчает разрешение спора, но, с другой стороны, ограничивает и усложняет для ответчика процессуальную защиту его прав (например: Садиков О.Н. Встречный иск и требование о зачете в международных коммерческих спорах // Актуальные вопросы международного коммерческого арбитража. М., 2002. С. 132).

1.5. Однако, даже если исходить из того, что для рассмотрения зачета необходимо, чтобы в договоре, из которого вытекают соответствующие требования, имелась оговорка в пользу того же арбитража, который оговорен в договоре, на котором базируется иск, арбитры констатировали наличие такой предпосылки в данном случае.

Рассмотрение возражений ответчика, основанных на зачете, равно как и доводов, которые могли быть выдвинуты против него истцом, осуществляется не вновь создаваемым, а тем же составом арбитража, который был образован для рассмотрения иска. Доводы истца о том, что МАК не являлась компетентным арбитражем для рассмотрения споров истца и ответчика, вытекающих из бербоут-чартера, из которого вытекали требования ответчика к истцу, арбитры сочли безосновательным. Арбитры констатировали, что при заключении бербоут-чартера истец и ответчик в боксе 34 части I, озаглавленном "Место арбитража (ст. 25)", вписали: "г. Москва, РФ". Что касается ст. 25, которая содержится в части II под заголовком "Применяемый закон и арбитраж" и на которую имеется ссылка в боксе 34, стороны в предложении "все споры, вытекающие из положений данного чартера, рассматриваются в арбитраже в Лондоне или в месте, указанном в боксе 34, в зависимости от обстоятельств..." вычеркнули дальнейший текст после слова "рассматриваются". (В этом дальнейшем исключенном сторонами тексте предусматривался порядок назначения арбитров для проведения арбитража ad hoc.) Удаленная часть предложения была заменена словами "согласно ст. 34 и ст. 35", впечатанными в ст. 25 (в строку 521) чартера. (Сами ст. 34 и ст. 35, к которым отсылает ст. 25 части II, содержались в приложении к бербоут-чартеру.) Анализ положений договора приводил к выводу, что стороны, исключив указание в ст. 25 стандартной проформы чартера о порядке назначения арбитров для арбитража ad hoc в Лондоне или ином месте, условились об иных правилах для урегулирования споров, которые включали проведение арбитража (п. 2 ст. 35). Причем местом арбитража, как ими было прямо согласовано в боксе 34, должен был быть г. Москва, РФ. Никаких оснований для утверждения истца о том, что стороны якобы отказались от арбитража, договорившись о разбирательстве споров в государственных судах, не имелось.

Без ущерба для соглашения об арбитраже стороны оговорили в ст. 34 и ст. 35 приложения к чартеру и иные способы урегулирования возможных разногласий между собой. Установление таких альтернативных методов, как известно, распространено в рамках долгосрочных соглашений, позволяя устранять трения, могущие возникать время от времени, при сохранении договорных отношений. В то же время из этих положений договора ясно следовало, что только арбитраж был избран сторонами в качестве универсального способа разрешения любых споров из договора, возможность прибегнуть к которому сохраняется у любой из сторон на любой стадии спора. Наличие внеарбитражных процедур в данном случае нисколько не умаляло права любой из сторон бербоут-чартера в любое время обратиться в определенный договором арбитраж за разрешением возникшего спора.

1.6. Толкование, которое пытался придать истец положению бербоут-чартера "на рассмотрение Морской арбитражной комиссии/ Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации в городе Москве", арбитры также сочли неверным. Слова "Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации в городе Москве", заключенные в скобки и помещенные после слов "на рассмотрение Морской арбитражной комиссии", можно толковать, в том числе и грамматически, как отражение понимания сторонами того, что МАК является международным коммерческим арбитражным судом при ТПП РФ и действует, как уже упоминалось выше, на основании Закона "О международном коммерческом арбитраже" (Приложение II к этому Закону), но не как указание на два разных третейских суда - МАК и МКАС, компетентных разрешать споры из договора.

Вместе с тем, даже если бы в этом пункте речь шла о двух различных постоянно действующих третейских судах при ТПП РФ - МАК и МКАС, то и в этом случае возможность рассмотрения МАК требований, вытекающих из договора бербоут-чартера, не исключалась бы. Иными словами, даже если считать, что стороны, назвав в п. 2 ст. 35 два арбитража, т.е. МАК и МКАС, условились тем самым о возможности передавать споры в любой из них, т.е. в МАК или в МКАС, представление ответчиком своих требований в МАК являлось бы правомерным.

1.7. По этим причинам арбитры пришли к заключению, что МАК была бы компетентна рассматривать требования из бербоут-чартера, если бы такие требования были заявлены истцом или ответчиком.

2. Другие доводы истца касались недействительности зачета, пропуска ответчиком срока исковой давности для заявления зачетных требований, а также размера требований, подлежащих зачету на основании заявления ответчика. Мнение арбитров по этим вопросам сводилось к следующему.

2.1. Арбитры сочли неверным мнение истца о том, что зачет требований из договора от 24 сентября 1996 г. в силу п. 1 ст. 3 генерального соглашения от 14 октября 1995 г. мог производиться исключительно на основании двусторонних соглашений истца и ответчика, что одностороннего заявления ответчика для проведения зачета было недостаточно и что зачет не был правомерным, поскольку противоречил договору сторон.

Пункт 1 ст. 3 "Условия расчетов" генерального соглашения от 14 октября 1995 г. гласил: "3.1. Условия и порядок расчетов между сторонами соглашения, связанных с осуществлением деятельности в рамках настоящего генерального соглашения, будут согласовываться сторонами соглашения в специальных протоколах, дополнительных соглашениях, являющихся неотъемлемой частью настоящего генерального соглашения, а также в любых других договорах". Истец полагал, что, включив такое условие в договор от 24 сентября 1996 г., истец и ответчик договорились об изменении диспозитивной нормы, содержащейся в ст. 410 ГК РФ, о достаточности для зачета заявления одной стороны, сделав исключение из этого правила в отношении требований, вытекающих из договора от 24 сентября 1996 г.

Арбитры нашли, что это условие, закрепленное в п. 1 ст. 3 генерального соглашения от 14 октября 1995 г., не имело такого толкования, которое пытался предложить истец. Истец не представил никаких дополнительных доводов в пользу возможности в данном случае отождествлять такой способ прекращения обязательств, как зачет встречных однородных требований, с расчетными отношениями истца и ответчика, о которых говорилось в п. 1 ст. 3 генерального соглашения от 14 октября 1995 г. Речь идет об "условиях и порядке расчетов, связанных с осуществлением деятельности в рамках настоящего генерального соглашения", т.е., как можно понять, об определении объемов выполненных услуг, их расценок, сроков платежа и т.д., но не о том, чтобы исключить законное право ответчика заявлять к зачету свои требования к истцу, базировавшиеся как на этом соглашении, так и на иных договорах между сторонами.

Для достижения того результата, о котором говорит истец, стороны должны были бы более недвусмысленно выразить свою волю о недопустимости зачетов на основании односторонних заявлений, чем включив в договор пункт, касающийся осуществления расчетов, связанных с реализацией генерального соглашения. То, что стороны в ряде случаев прибегали к заключению двусторонних протоколов о проведении зачетов, по мнению арбитров, свидетельствовало лишь о том, что они признавали свои требования по обеим сделкам в качестве однородных и встречных, но не могло рассматриваться как обстоятельство, лишающее любую из сторон права на одностороннее заявление о зачете таких требований.

2.2. Выраженные истцом сомнения в отношении права ответчика получать арендную плату по бербоут-чартеру и соответственно заявлять требования к истцу об уплате арендной платы и предъявлять такие требования к зачету, арбитры также сочли безосновательными.

Как пояснил ответчик, судно "Сокол-6" являлось собственностью компании "Сокол-6 Шиппинг Инкорпорейтед", все акции которой принадлежали ответчику. О том, что истец не являлся собственником судна, истец знал с момента заключения бербоут-чартера, в боксе 6 которого "Флаг и страна регистрации" записано: "Панама/Панама".

В соответствии с общим правилом арендодателями могут быть не только собственники имущества (включая транспортные средства), но также лица, управомоченные законом или собственником сдавать имущество в аренду (ст. 608 ГК). Из этой нормы следует, в частности, что заключать договоры аренды от собственного имени в отношении чужого имущества могут лица, владеющие им на ограниченном вещном праве либо на обязательственном праве, включая комиссионеров, агентов, действующих от своего имени, доверительных управляющих (см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй / Под ред. Т.Е. Абовой и А.Ю. Кабалкина. М., 2003. С. 254 - 255).

Стороной-арендодателем по договору бербоут-чартера в соответствии со ст. 211 КТМ является судовладелец, т.е. лицо, эксплуатирующее судно от своего имени, независимо от того, является ли оно собственником судна или использует его на ином законном основании.

Заключив договор бербоут-чартера в качестве судовладельца, ответчик должен был выполнять все обязанности и пользоваться всеми правами, предусмотренными для судовладельца в этом договоре. Как следует из материалов дела, договор бербоут-чартер на протяжении долгого времени исправно исполнялся: судно находилось в аренде у истца более пяти лет, почти все это время истец надлежащим образом вносил арендную плату ответчику, между ними заключались различные соглашения, в том числе о зачетах, предметом которых были права требования ответчика к истцу об уплате арендной платы.

Требование истца в условиях, когда договор уже прекратил действие, о том, чтобы ответчик доказал, что имел право на его заключение от своего имени, не могло получить удовлетворение. Если у истца появились какие-то сомнения в том, что ответчик при вступлении в договор не являлся или впоследствии утратил право считаться судовладельцем для целей этого договора, то истец имел возможность поставить вопрос о недействительности договора. Без этого следовало исходить из того, что заключенный договор бербоут-чартера связывал обе стороны, включая и все установленные им обязательства, в том числе обязательство истца по уплате арендной платы ответчику. Сомнения в отношении права арендодателя сдавать судно в аренду от своего имени не могли послужить поводом для арендатора отказаться исполнять договор. Закон предусматривал достаточные основания для защиты лица, которое добросовестно владело и пользовалось имуществом или выполняло свои договорные обязательства.

В соответствии с бербоут-чартером уплата фрахта должна была производиться истцом непосредственно ответчику. Не получив фрахт, ответчик был вправе в соответствии с законом и договором требовать его уплаты истцом, а равно и заявить о зачете этого своего требования в погашение собственной задолженности перед истцом по другому их договору.

2.3. Истец указал, что заявление о зачете было сделано ответчиком с пропуском срока исковой давности, поскольку, как утверждал истец, письмо от 1 августа 2002 г., содержащее заявление о зачете, не было им получено. Впервые заявление ответчика о зачете было получено истцом вместе с отзывом на иск в октябре 2002 г., т.е. по истечении годичного срока давности, установленного законом для требований из договоров бербоут-чартера.

Ответчик утверждал, что заявление о зачете было направлено истцу по почте письмом 1 августа 2002 г. В подтверждение ответчик представил на обозрение оригинал почтовой квитанции, подтверждающей отправление им 1 августа 2002 г. письма в адрес истца.

Учитывая наличие доказательства отправления ответчиком в адрес истца почтового сообщения 1 августа 2002 г., а также непредставление истцом доказательств того, что это было письмо об ином, арбитры нашли возможным считать, что это и было заявление о зачете. Утверждение истца о том, что он не получал заявление, отправленное в его адрес письмом 1 августа 2002 г., не могло лишить это заявление юридической силы.

Закон не содержит требований, чтобы письмо, содержащее заявление о зачете, направлялось курьером, ценным или заказным письмом и т.п. Поэтому факт сдачи письма на почту под квитанцию, удостоверяющую факт отправки, является, по мнению арбитров, достаточным для того, чтобы считать, что заявление о зачете было сделано ответчиком.

2.4. В силу перечисленных обстоятельств арбитры признали зачет, заявление о котором сделал ответчик, правомерным и прекратившим его обязательства перед истцом на ту сумму, на которую был заявлен зачет.

В то же время иск был заявлен на большую сумму. Разница - 45950,53 руб. - представляла собой размер требований истца из договора от 24 сентября 1996 г., которые не были прекращены зачетом. Никаких доказательств, подтверждающих право ответчика не уплачивать истцу указанную сумму, ответчик не представил.

Эта сумма и была взыскана с ответчика в пользу истца, а в остальной части иска было отказано.

3.17. Решение от 16 апреля 2004 г. по иску компании "ЛукаС Вага Шиппинг Ко. Инк.", Панама, Панама, к компании "Раш Хазар Шиппинг Ко. Лтд", Бандар-Энзели, Иран (дело N 17/2003).

Для определения права, применимого к существу спора, в отсутствие соглашения сторон МАК обычно руководствуется российскими коллизионными нормами. Если установить содержание применимого иностранного права не представляется возможным, подлежит применению российское право. При определении применимого права должна учитываться взаимосвязь отношений сторон, из которых возник спор, с тем или иным государством. Отказ фрахтователя от исполнения договора фрахтования, предусматривающего осуществление нескольких рейсов, дает перевозчику право требовать не только уплаты фрахта за совершенные рейсы, но и возмещения упущенной выгоды за несовершенные рейсы.

Дата добавления: 2015-09-29