Когда мы отчаливаем от Нью-Йорка, горизонт остается позади, с одной стороны от нас разливается Гудзон, а с другой растягивается порт. Здесь на воде очень спокойно и тихо, за исключением пары оптимистичных чаек, пронзительно кричащих в надежде раздобыть еду, а может они просто решают составить нам компанию. Не смотря ни на что, я начинаю расслабляться.
И уже через несколько минут мы приближаемся к Статуе Свободы. Ночью она вся подсвечена, и ярче всего горит ее факел, словно там действительно полыхает пламя, приветствуя собравшихся людей. Йоу, дамочка, а вот и я.
Я никогда не был у Статуи Свободы. Слишком многолюдно. Олдос как-то раз пригласил меня на частный вертолетный тур, но я не приближаюсь к «вертушкам». Однако сейчас, когда я стою прямо перед ней, я понимаю, почему она находится в списке Мии. На фотографиях статуя всегда кажется немного свирепой, полной решимости. Но вблизи она гораздо мягче. У нее такое выражение лица, словно она знает что-то, чего не знаешь ты.
- Ты улыбаешься, - говорит мне Миа.
И я понимаю, что так и есть. Может, кто-то свыше сжалился надо мной, наградив тем, что, я думал, мне уже не доступно. А может, просто выражение лица статуи заразительно.
- Это хорошо, - говорит Миа. – Давненько я тебя таким не видела.
- Забавно, потому что я только что думал о ней, - говорю я, указывая в сторону статуи. – Она словно знает какой-то секрет. Секрет жизни.
Миа смотрит наверх.
- Да-а. Понимаю, о чем ты.
Я шумно выдыхаю.
- Я бы не прочь воспользоваться этим секретом.
Миа откидывает голову назад, за бортик.
- Да? Ну, так спроси ее о нем.
- Спросить ее?
- Ну, она прямо перед тобой. И здесь никого нет. Нет толп туристов, мельтешащих словно муравьи у ее ног. Спроси у нее об этом секрете.
- Не буду я спрашивать.
- Хочешь, чтобы я это сделала? Я могу, но это ведь твой вопрос, так что я думаю, ты сам должен это сделать.
- У тебя новое хобби – разговаривать со статуями?
- Ага. И с голубями. Ну, будешь задавать свой вопрос?
Я смотрю на Мию. Скрестив руки на груди, она выглядит немного нетерпеливой. Я поворачиваюсь обратно к бортику.
- Ммм. Статуя? О, Статуя Свободы, - тихонько зову я. Никого поблизости нет, но все же это очень смущает.
- Громче, - подстрекает Миа.
А и черт с ним.
- Эй, простите, - кричу я, - в чем ваш секрет?
Мы оба подставляем ладони к ушам, склонившись над водой, словно действительно собираемся услышать ответ.
- Что она ответила? – спрашивает Миа.
- Свобода.
- Свобода, - повторяет Миа, согласно кивая. – Нет, погоди, мне кажется там что-то еще. Секундочку, - она опять свешивается над бортиком, пошире открыв глаза. – Хм. Хм. Ага, - затем она поворачивается ко мне. – Очевидно, под этой тогой на ней нет никакого белья, вот она и дрожит от того, что бриз поддувает.
- Леди Свобода, да еще и без белья, - говорю я. – Это та-ак по-французски*!
На этом Миа взрывается хохотом.
- Думаешь, она светит перед туристами?
- Ни за что! Почему, думаешь, у нее такое выражение лица, будто она хранит тайну? Все эти святоши-республиканцы проплывали мимо на лодках, и никто ни разу не заметил, что Старушка Свобода без трусиков. У нее, наверное, еще и Бразильская депиляция там сделана.
- Боже, не стоило давать такую волю воображению, - простонала Миа. – И позволь напомнить, что мы сами из республиканского штата, ну или частично.
- Орегон – разделен пополам, - отвечаю я. – Республиканцы на востоке, хиппи на западе.
- Кстати, к слову о хиппи и том, как ходят без белья…
- Ой, нет. Моему воображению не нужна эта картинка.
- День Свободы Груди! – хохочет Миа, вспомнив об одном праздновании, пережитке шестидесятых, который все еще имеет место быть в нашем городке. Раз в год сборище женщин проводят день топлес в протест той несправедливости, что позволяет мужчинам законно разгуливать без рубашек, когда женщин за подобное могут оштрафовать. Они проводят его летом, но в Орегоне, который всегда верен своим температурным критериям, даже летом бывает жуть как холодно, поэтому в этот день можно нарваться на парад обвисшей сморщенной плоти. Мама Мии частенько грозилась присоединиться к протесту; папа Мии всегда отговаривал ее, подкупая ужином в дорогом ресторане.
- Уберите свои протоколы о правонарушении второго класса от моих чашечек второго размера! – хохоча произносит Миа, цитируя один из нелепых лозунгов, которыми пестрят в тот день плакаты. – В этом же нет никакого смысла! Если ты оголяешь свои сиськи, при чем тут размер лифчика?
- Смысла? Да весь этот протест – результат идеи каких-то обкурившихся хиппи. И ты еще в этом логику пытаешься усмотреть?
- Ох, уж этот День Свободы Груди, - вздыхает Миа, стирая слезы. – Старый добрый Орегон! Кажется, прошла целая вечность.
Так и есть. Но тогда почему от ее слов у меня ощущение, будто мне отвесили звонкую пощечину?
- Как так вышло, что ты больше не возвращалась туда? – спрашиваю я. Конечно, узнать я хочу, почему она оставила вовсе не Орегон, но прикрыться большим зеленым покрывалом нашего штата кажется гораздо безопаснее.
- А зачем? – спрашивает Миа, не отрывая взгляда от водной глади.
- Не знаю. Там ведь люди…
- Люди могут приехать ко мне и сюда.
- Навестить их. Твою семью. На… «О, черт, что я несу?»
- Ты имеешь в виду могилы?
В ответ я только киваю.
- По правде говоря, они и есть причина, по которой я туда не возвращалась.
Я вновь киваю:
– Слишком больно.
Миа смеется. Естественный и легкий смех, звук которого столь же ожидаем, как автомобильный гудок посреди джунглей.
- Нет, все совсем не так, – она качает головой. – Ты действительно думаешь, что место, где захоронено тело, имеет хоть какое-то значение для того, где живет твой дух?
«Где живет твой дух?»
- Хочешь узнать, где живут духи моей семьи?
Вдруг я чувствую, что сам разговариваю с духом. С призраком разумной Мии.
- Они здесь, - говорит она, постукивая по своей груди. – И здесь, - добавляет, прикасаясь к своему виску. – Я слышу их все время.
Я не имею ни малейшего понятия, что ответить. Разве не мы прикалывались над современными хиппи из нашего городка всего пару минут назад?
Но Миа больше не шутит. Она сильно нахмурилась и качает головой.
- Не бери в голову.
- Нет. Прости.
- Не надо, я все понимаю. Я говорю как наркоша. Чудачка. Псих.
- Вообще-то, ты говоришь как твоя бабушка.
Она пристально смотрит на меня.
- Если я расскажу тебе, ты позвонишь ребятам со смирительными рубашками.
- Я оставил свой телефон в номере.
- Точно.
- И к тому же мы на пароме.
- Верно подмечено.
- И если они по какой-то причине здесь появятся, я сам им сдамся. Так что, они вроде как тебя преследуют?
Она делает глубокий вдох, и ее плечи опускаются так, словно на нее навалился непосильный груз. Она тянет меня к одной из пустующих скамеек. Я присаживаюсь рядом с ней.
- «Преследуют» не совсем верное слово. Оно заведомо с негативной окраской. Но я слышу их. Все время.
- Ясно.
- Не просто их голоса, не воспоминания о них, - продолжает она. – Я слышу, как они говорят со мной. Вроде как прямо сейчас. В настоящем времени. О моей жизни.
Наверное, я очень странно на нее посмотрел, потому что она краснеет.
- Я знаю. Я слышу мертвых людей. Но это не совсем так. Не как та сумасшедшая бездомная, которая раньше все время ошивалась возле студенческого городка, заявляя, что она слышит голоса в ее тележке для покупок, помнишь? – я киваю. Миа на мгновение замолкает.
- По крайней мере, я думаю, что я не как она, - говорит она. – А может быть я именно такая и есть. Может, я уже съехала с катушек, и просто не понимаю этого, ведь сумасшедшие люди никогда не думают, что они сумасшедшие, да? Но я действительно их слышу. Будь то ангельская сила, в которую верит бабушка, и они где-то в раю, на прямой линии со мной, или это просто частицы их души, которые живут во мне. Я не знаю. И я даже не знаю важно ли это. Важно то, что они со мной. Все время. И я знаю, что выгляжу как сумасшедшая, когда иногда тихонько бормочу себе под нос что-нибудь, но я просто разговариваю с мамой, советуясь по поводу юбки, или с папой о концерте, из-за которого очень нервничаю, или с Тедди о новом фильме, который недавно посмотрела.
И я слышу, как они мне отвечают. Словно они находятся со мной в одной комнате. Словно они никогда и не покидали меня. И вот что действительно странно: я не слышу их в Орегоне. После аварии мне казалось, я начинаю забывать их голоса. Я думала, что скоро совсем забуду, как они звучали. Но как только я уехала, я могла слышать их все время. Поэтому я никогда больше туда не возвращалась. Ну, по крайней мере, это одна из причин. Я просто боюсь, что потеряю эту связь.
- А сейчас ты тоже их слышишь? - Она замолкает, прислушиваясь, и затем кивает. – Что они говорят?
- Они говорят, что очень рады видеть тебя, Адам.
Я знаю, что она вроде как шутит, но мысль, что они могут меня видеть, никак не отпускает меня, а, зная, чем я занимался последние три года, она и вовсе заставляет меня содрогнуться.
Миа видит, как меня передернуло, и опускает взгляд.
- Я знаю, это сумасшествие. Поэтому я никогда никому не рассказывала этого. Ни Эрнесто. Ни даже Ким.
Нет, хочу я ей сказать. «Ты все неправильно поняла. Это совсем не сумасшествие». Я думаю обо всех этих голосах, что звучат в моей голове, голосах, которые, я почти уверен, являются более взрослыми или молодыми или попросту лучшими версиями меня самого. Было время – когда мне совсем хотелось на стену лезть – я пытался докричаться до нее, вызвать ее на разговор, но она никогда не отвечала. Каждый раз я натыкался на свой собственный голос. Если я хотел услышать ее, приходилось рассчитывать только на воспоминания. Их, по крайней мере, у меня было предостаточно.
Не могу представить, каково было бы иметь ее компанию в своей голове, какое успокоение бы мне это принесло. От мысли, что все это время у нее были они, становится приятно. К тому же это вполне объясняет, почему из нас двоих, именно она выглядит более разумной.
________________
* Статуя Свободы - это подарок французских граждан к столетию американской революции.
Переводчик: miss_darkness
Редактор: FoxyFry
Глава пятнадцатая
Могу с полной уверенностью заявить, что когда новорожденные дети в штате Орегон покидают больницу, вместе со свидетельствами о рождении им выдают крошечные спальные мешки. В этом штате в походы ходят все. Хиппи и южане, охотники и защитники окружающей среды. Богатеи и бедняки. Даже рок-музыканты. Особенно рок-музыканты. Наша группа предпочитала искусство панк-рок кемпинга: мы закидывали кучу барахла в фургон, начав собираться буквально за час до отъезда, и просто ехали в горы, где мы пили пиво, готовили еду на костре, играли на наших инструментах и спали под открытым небом. Иногда, будучи в туре, в те далекие дни, когда нам еще все доставалось с большим трудом, мы даже предпочитали кемпинг в качестве альтернативы очередному перенаселенному дому рок-н-ролла, который к тому же облюбовали тараканы.
В какой бы части штата вы не жили, дикая природа так и норовит пробраться к вам на задний двор. Может, это и стало главной причиной такой тесной связи людей с окружающей средой, но в любом случае, все жители Орегона ходили в походы.
Все, за исключением Мии Холл.
- Я сплю в кроватях, - был ответ Мии, когда я впервые пригласил ее в поход на выходные. На что я предложил взять с собой надувной матрас, но она все равно отказалась. Кэт услышала, как я пытался уговорить Мию, и рассмеялась.
- Удачи тебе с этим, Адам, - сказала она. – Мы с Дэнни взяли как-то Мию в поход, когда она была маленькой. Мы планировали провести неделю на берегу, но она беспрестанно кричала и плакала на протяжении двух дней, так что нам пришлось вернуться домой. У нее аллергия на кемпинг.
- Это правда, - подтвердила Миа.
- Я пойду! – предложил Тедди. – Мне разрешают разбить палатку только на заднем дворе.
- Дедушка берет тебя с собой каждый месяц, - возразил Дэнни. – И я тоже. Просто у тебе нет возможности пойти в семейный поход, - сделав ударение на слове «семейный», он строго посмотрел на Мию. На что она только закатила глаза.
Поэтому я был поражен, когда она, наконец, согласилась выбраться со мной в лес. Это было летом перед ее выпускным классом в школе и моим первым курсом в колледже, и мы крайне редко виделись. Дела в группе начали налаживаться, поэтому мы много времени проводили в турах, а Миа сначала была в своем музыкальном лагере, а затем гостила у родственников. Наверное, она действительно соскучилась по мне. По крайней мере, я не мог найти другого объяснения тому, что она, наконец, уступила.
Я знал, что наш панк-рок кемпинг – не вариант. Поэтому взял палатку на прокат. И парочку туристических ковриков, чтобы спать не на земле. Забил едой переносной холодильник. Я хотел, чтобы все прошло гладко, хотя, по правде говоря, совершенно не понимал самой причины такой нелюбви к кемпингу у Мии. Она ни в коей мере не была изнеженной особой; эта девчонка могла полночи проиграть в баскетбол с местной шпаной. Поэтому я понятия не имел, будет ли толк от всего этого комфорта.
Когда я подъехал за ней, вся семья в полном составе вышла посмотреть, как мы отправляемся, словно мы собирались в поездку на другой конец страны, а не в поход на один день. Кэт подозвала меня к себе.
- Что ты взял с собой из еды? – спросила она.
- Сэндвичи. Фрукты. На сегодня – гамбургеры, печеные бобы и зефир для костра. Хочу воссоздать для нее подлинный походный опыт.
Кэт серьезно кивнула.
- Хорошо, хотя тебе, наверное, придется накормить ее зефирами с самого начала, если она начнет вредничать. Еще я упаковала для тебя кое-какую провизию, - она протянула мне пакет. – В случае крайней необходимости воспользуйся.
- Что там такое?
- Жевательный конфеты «Now and Laters», «Starburst», «Pixie Stix». Если станет совсем стервозной, просто скорми ей эту дрянь. Пока она будет под воздействием сахара, ты и дикая природа должны быть в безопасности.
- Что ж, спасибо.
Кэт покачала головой.
- Ты храбрее меня. Удачи!
- Да уж, она тебе понадобится, - ответил Дэнни. Затем они с Кэт переглянулись и разразились хохотом.
В часе езды от дома было полно отличных мест для кемпинга, но я хотел отвезти нас в какое-нибудь особенное место, поэтому направлялся все дальше вглубь гор, в одно местечко недалеко от лесовозной дороги, где я часто бывал еще ребенком. Когда я съехал с трассы на гравийную дорогу, Миа спросила:
- А где площадка для кемпинга?
- Площадки – для туристов. Мы будем в свободном походе.
- В свободном походе? – ее голос повысился на октаву.
- Расслабься, Миа. Мой отец раньше работал здесь на лесозаготовках. Я знаю эту местность. А если ты беспокоишься о душе и прочем…
- Я не беспокоюсь из-за душа.
- Хорошо, потому что у нас будет свой собственный бассейн.
Я заглушил двигатель и указал Мие на место нашей стоянки. Оно находилось прямо на берегу реки, где образовалась небольшая бухточка, и вода была спокойной и кристально чистой. А вид во всех направлениях просто дышал свободой, ничего кроме сосен и гор, словно гигантская открытка, рекламирующая штат ОРЕГОН!
- Здесь красиво, - нехотя заметила Миа.
- Погоди, пока не увидишь панораму вон с того горного хребта. Не против прогуляться?
Миа кивнула. Я взял несколько сэндвичей, воды и две упаковки арбузных конфет «Now and Later», и мы отправились по тропе на вершину, устроились под кроной дерева, читали, ели, болтали. К тому времени, когда мы вернулись, на землю опустились сумерки.
- Пожалуй, лучше приняться за палатку, - сказал я.
- Тебе нужна помощь?
- Нет. Ты – гость. Просто расслабляйся. Почитай книжку или поделай еще что-нибудь в этом духе.
- Как скажешь.
Я вывалил части арендованной палатки на землю и начал устанавливать каркас. Вот только палатка была одной из тех новомодных версий, когда все дуги представляют собой один большой паззл, вместо тех простых в установлении палаток, с которыми я умел обращаться. По прошествии получаса я по-прежнему не мог похвастаться никаким результатом. Солнце скрылось за горой, и Миа опустила книжку. Она наблюдала за мной с немного удивленной улыбочкой на лице.
- Наслаждаешься? – спросил я, умудрившись покрыться испариной даже в вечерней прохладе.
- Определенно. Если бы я знала, что будет так весело, я бы давно согласилась пойти.
- Рад, что тебя это веселит.
- Да, вполне. Но тебе точно не нужна помощь? Провозишься еще немного, и мне придется держать для тебя фонарик.
Я вздохнул и поднял руки в знак капитуляции.
- Меня уделал какой-то несчастный кусок ткани из отдела спортивных товаров.
- У твоего противника имеется инструкция?
- Ну, когда-то она, наверняка, была.
Она покачала головой, встала и взяла верхушку палатки.
- Хорошо, возьмись за этот конец. А я за возьмусь за этот. Думаю, та часть, что длиннее, должна быть наверху.
Десять минут спустя у нас стояла палатка с вбитыми в землю колышками. Я собрал несколько камней и немного щепок для кострового места, и развел костер из принесенной древесины. Приготовил нам бургеры в сковородке над костром и запек бобы прямо в жестяной банке.
- Я впечатлена, - сказала Миа.
- Так тебе нравится кемпинг?
- Я этого не говорила, - сказала она, но улыбнулась.
Позже, только после того, как мы поужинали, съели поджаренный зефир и помыли за собой посуду в освещенной луной реке, после того, как я поиграл на гитаре у костра, а Миа сжевала «Starburst», запивая чаем, я, наконец, узнал, в чем заключалась суть проблемы с кемпингом.
Было уже около десяти вечера, но по-походному это все равно, что два часа ночи. Мы залезли в палатку и забрались в двухместный спальный мешок. Я прижал Мию к себе.
- Хочешь узнать, что самое лучшее в походах?
Я почувствовал, как она напряглась, но вовсе не из-за моего столь близкого присутствия.
- Что это было? – прошептала она.
– Что было что?
- Я что-то слышала.
- Наверное, просто какое-нибудь животное, - ответил я.
Она включила фонарик.
– Откуда ты это знаешь?
Я забрал у нее фонарик и навел его на нее. Ее глаза были размером с блюдца.
– Ты боишься?
Она опустила голову и едва заметно кивнула.
- В этой местности нужно беспокоиться только о медведях, а их интересует только еда, поэтому мы и убрали ее в машину, - успокаивал я ее.
- Я не боюсь медведей, - презрительно ответила Миа.
- Тогда чего?
- Я… я просто чувствую себя здесь живой мишенью.
- Мишенью для кого?
- Не знаю, для людей с ружьями. Для охотников.
- Глупости. Половина Орегона охотится. Вся моя семья охотится. Они охотятся за животными, а не за туристами.
- Я знаю, - тихонько сказала она. – И это не то, что я имела в виду. Я просто чувствую себя… уязвимой. Просто… я не знаю, мир кажется таким огромным, когда ты находишься посреди открытой местности. Словно в нем нет для тебя места, если у тебя нет дома.
- Твое место вот здесь, - прошептал я, уложив ее и прижав к себе.
Она устроилась поуютнее в моих объятиях.
– Я знаю, - вздохнула она. – Что за чудачка! Внучка ушедшего на пенсию биолога Лесной Охраны, которая боится кемпинга.
- Это только малая часть того, кем ты являешься. Также ты виолончелистка, чьи родители панк-рокеры. Ты абсолютная чудачка. Но ты моя чудачка.
Некоторое время мы лежали в тишине. Миа выключила фонарик и прижалась ко мне еще сильнее.
- Ты охотился, когда был маленьким? – прошептала она. – Никогда не слышала, чтобы ты упоминал это раньше.
- Когда-то ходил с отцом, - прошептал я в ответ. Даже учитывая, что мы были единственными людьми на много миль вокруг, что-то в этой ночи заставляло говорить в приглушенных тонах. – Он всегда говорил, когда мне исполнится двенадцать, он подарит мне винтовку и научит, как стрелять. Но когда мне было девять или около того, я пошел на охоту со своими старшими кузенами, и один из них одолжил мне свое ружье. Наверное, новичкам и правда везет, потому что я подстрелил кролика. Мои кузены словно с ума посходили. Кролики маленькие и быстрые, они даже матерым охотникам даются с трудом, а я подстрелил одного с первого же раза. Они пошли за ним, чтобы забрать его домой и показать всем, и возможно даже сделать из него чучело. Но когда я увидел его всего в крови, я расплакался. Затем я начал кричать и требовать, чтобы мы отвезли его к ветеринару, но, конечно же, уже было поздно, он был мертв. Я не позволил им привезти его домой. Заставил похоронить его в лесу. Когда мой отец услышал об этом, он сказал мне, что смысл охоты состоит в том, чтобы извлечь какую-то пользу из животного, будь то мясо в пищу или шкура, иначе это просто пустая трата жизни зверя. Но я думаю, он понимал, что я не создан для охоты, потому что, когда мне стукнуло двенадцать, я получил на день рождение не винтовку, а гитару.
- Ты никогда не рассказывал мне этого раньше, - сказала Миа.
- Наверное, не хотел, чтобы это подорвало мою репутацию панк-рокера.
- Думаю, это только наоборот укрепило бы ее, - сказала она.
- Неа. Но я ведь играю в жанре эмокор, так что мне это подходит.
В палатке установилась непринужденная тишина. Снаружи раздавалось отдаленное уханье совы. Миа ткнула меня локтем в ребра.
– А ты оказывается слабачек!
- И это говорит девушка, которая боится кемпинга!
Она рассмеялась. Я обнял ее, стараясь не оставить между нашими телами ни сантиметра пространства. Я убрал волосы с ее шеи и потерся об нее носом.
- Теперь ты должна мне смущающую историю из своего детства, - прошептал я ей на ухо.
- Все мои смущающие истории происходят до сих пор, - ответила она.
- Ну, должна же там быть хоть какая-то, которую я не знаю.
Некоторое время она молчала, но затем произнесла:
- Бабочки.
- Бабочки?
- Я до ужаса боялась бабочек.
- Да что за проблемы у тебя с природой?
Она затряслась от беззвучного смеха.
- Я знаю, - сказала она. – И есть ли хоть какое-нибудь менее пугающее существо, чем бабочка? Они живут-то всего около двух недель. Но я приходила в ужас каждый раз, когда видела их. Родители делали все, что было в их силах, чтобы уменьшить мой страх: покупали книжки с бабочками, одежду с бабочками, даже наклеили постеры с бабочками в моей комнате. Ничего не помогало.
- Тебя что, атаковала стая бабочек-данаид? – поинтересовался я.
- Нет. У бабушки была теория по поводу моей фобии. Она говорила, что это было потому, что когда-нибудь я должна буду пройти такую же метаморфозу как гусеницы, которые превращаются в бабочек, и это пугало меня, поэтому бабочки пугали меня.
- Звучит вполне в духе твоей бабушки. Как ты преодолела свой страх?
- Не знаю. Я просто решила однажды больше не бояться их.
- Играй роль, пока роль не станет тобой?
- Да, что-то в этом роде.
- Ты могла бы попробовать это и с кемпингом.
- А я должна?
- Нет, но я рад, что ты согласилась пойти.
Она повернулась лицом ко мне. В палатке стояла тьма кромешная, но я все же видел, как светились ее глаза.
- Я тоже. А нам обязательно спать? Может, просто полежим вот так немного?
- Хоть всю ночь, если захочешь. Посвятим темноту в наши секреты.
- Хорошо.
- Итак, давай послушаем еще про какие-нибудь твои иррациональные страхи.
Миа схватила меня за руки и прижалась к моей груди, словно зарываясь в мое тело.
- Я боюсь потерять тебя, - произнесла она едва различимо.
Я отстранился так, чтобы видеть ее лицо и поцеловал ее в лоб.
- Я же сказал иррациональных страхов. Этого уж точно не произойдет.
- И все же это пугает меня, - прошептала она. Но затем она продолжила перечислять различные вещи, которые до чертиков пугали ее, и я делал тоже самое, и мы продолжали шептаться друг с другом, делясь историями из детства до поздней-поздней ночи, пока Миа не забыла про свой страх и не заснула.
Через несколько недель уже основательно похолодало, и именно той зимой произошел тот роковой несчастный случай с Мией. Поэтому наша вылазка на природу оказалась моим последним походом. Но даже если бы это было не так, я уверен, этот поход все равно был бы лучшим в моей жизни. Каждый раз, когда я вспоминаю его, я представляю нашу палатку, словно маленький кораблик, светящийся в темноте, и отголоски нашего с Мией шепота, словно колыбельная заполняющая тишину, плывущая по залитому лунным светом морю.
Переводчик: miss_darkness
Редактор: FoxyFry
Глава шестнадцатая
Бросив меня на берегу, ты упорхнула за океан
Чуть не убив меня, ты смаковала обман
Как безумный террорист, ты взорвала мосты
Посылая поцелуи с нежных рук беды
Я поспешил за тобой, но осознал слишком поздно
Что под ногами моими только лишь воздух
«МОСТ»
ВОЗМЕЩЕНИЕ УЩЕРБА, ТРЕК 4
Любопытные лучи света начинают осторожно показываться на ночном небосклоне. Скоро поднимется солнце, и неизбежно начнется новый день. День, когда я уезжаю в Лондон. А Миа в Токио. Я слышу обратный отсчет часов, тикающих как бомба замедленного действия.
Сейчас мы на Бруклинском мосту, и хотя Миа не сказала этого вслух, я чувствую, что это наша последняя остановка. В смысле, мы покидаем Манхэттен — и это не то, что наша поездка туда и обратно на Стэйтен-Айленд. А еще Миа видимо решила, что, раз она была откровенна, теперь моя очередь. На середине моста она вдруг останавливается и поворачивается ко мне.
- Так что происходит между тобой и группой? – спрашивает она.
Дует теплый ветер, но мне вдруг становится холодно.
– В каком смысле, что происходит?
Миа пожимает плечами.
- Что-то происходит. Я вижу. Ты почти не говорил о них всю ночь. Раньше вы были неразлучны, а теперь ты даже живешь в другом штате. И почему вы не едете в Лондон вместе?
- Я же говорил тебе – организационные вопросы.
- Что такого важного случилось, что они не могли подождать тебя одну ночь?
- Я… у меня были кое-какие дела. Надо было появиться в студии и записать несколько гитарных треков.
Миа смотрит на меня скептически.
– Но у тебя тур с новым альбомом. Почему ты вообще записываешься?
- Промо-версия одного из наших синглов. Больше из-за этого, - говорю я, хмурясь и потирая пальцами, имитируя шелест денег.
- Но разве вам не нужно записываться вместе?
Я качаю головой.
– По правде говоря, больше так не получается. Кроме того, я должен был дать интервью «Shuffle».
- Интервью? Не с группой? Только с тобой?
Я вспоминаю вчерашний день. Ванессу ЛеГранд. Внезапно в голове всплывает текст песни «Мост», и я понимаю, что обсуждать это с Мией над темными водами Ист-Ривер не самая удачная идея. Хорошо хоть, сегодня не пятница тринадцатое.
- Ага. С интервью теперь тоже только так получается, - отвечаю я.
- Почему они хотели поговорить только с тобой? О чем они хотят знать?
Я действительно не хочу говорить об этом. Но Миа как ищейка, учуявшая запах, и я знаю ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: или я брошу ей кусок мяса, или позволю самой вынюхивать дорогу к зловонным трупам. Я выбираю отвлекающий маневр.
- Вообще-то, это самая интересная часть. Журналист, она спрашивала о тебе.
- Что? - Миа оборачивается, чтобы посмотреть на меня.
- Она брала у меня интервью и спросила о тебе. О нас. О средней школе. – Я наслаждаюсь шоком на ее лице. И думаю о том, что она говорила о своей жизни в Орегоне, будто бы прошла целая вечность. Что ж, возможно, не так уж и давно это было! – Такое случилось впервые. Вроде какое-то странное совпадение, учитывая все обстоятельства.
- Я больше не верю в совпадения.
- Я ничего ей не сказал, но она заполучила старый ежегодник – Кугуар. Тот с нашей фотографией — Красавец и Чудачка.
Миа качает головой.
– Да, мне так нравились эти прозвища.
- Не волнуйся. Я ничего не сказал. И на всякий случай я разбил ее диктофон. Уничтожил все улики.
- Не все, - она уставилась на меня. – Ежегодник все еще существует. Я уверена, Ким будет рада узнать, что ее ранний снимок может появиться в национальном журнале. - Она качает головой и смеется. – Однажды попав в объектив Ким, ты застреваешь там навсегда. Так что было бессмысленно разбивать диктофон.
- Знаю. Я просто немного вышел из себя. Она провоцировала меня, пыталась вывести из себя всеми этими издевками, завуалированными под комплименты.
Миа понимающе кивает.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |