Поттер-Фанфикшн 32 страница

Вдруг Гарри вскочил. Он понял, где искать Рона. Он раньше не подумал об этом, потому что сам не разрешал себе думать об этом месте. Но теперь понял, что, если Рона и можно найти, то только там.

— Гарри, ты куда?

— Я знаю, где он может быть,— он убрал палочку в карман и обернулся к ней. Гермиона была обеспокоена.— Не волнуйся. Я вернусь и надеюсь, что не один. Не ходи никуда, ладно?

Она кивнула. Гарри поспешно вышел в коридор, потом на крыльцо и прямо оттуда трансгрессировал.

Он смутно помнил это место. Могильные плиты. Чьи-то памятники. Но место, где лежала его Джинни, он нашел сразу. И Рон действительно был там. Он сидел у надгробия, закрыв лицо руками. Его рыжие волосы упали на лоб и чуть шевелились от ветра.

— Я знал, что ты придешь,— даже не поднимая головы, произнес Рон глухим голосом.— Но ты зря пришел. Я не вернусь.

Гарри подошел к могиле жены, тронул кончиками пальцев надпись «Джинни Поттер», а потом сел рядом с другом, стараясь не смотреть на надгробие. Он не думал, что снова окажется здесь так скоро, когда еще свежа была зияющая рана на сердце.

— За что ты ударил ее?

— Я ревновал,— Рон разогнулся, и Гарри ощутил на себе его тяжелый взгляд.— К тебе.

— Вспомнил юношеские годы?— горько усмехнулся Гарри.— Тень души Волан-де-Морта?

Рон вздрогнул, отчего Гарри лишь помотал головой. Столько лет прошло…

— Нет, хотя, может, и да… Тогда я не понимал вас… ее…

— А теперь понимаешь?— Гарри старался говорить ровно и мягко, чтобы не взбесить Рона.

— Кажется, да. Хотя не понимаю — чувствую. Оказывается, звери умеют тонко все ощущать: запахи, вкусы, желания… И я стал зверем. Я просто знаю, что она думает о тебе…

— Я тоже думаю о ней, как и о тебе. Рон, мы же друзья.

— Не надо разговаривать со мной, как с душевнобольным. Я говорю то, что есть… Я всегда стоял между вами…

— Рон, не говори такого. Потому что ты сейчас сидишь у могилы Джинни,— попросил Гарри, прикрывая глаза.— Я любил твою сестру и до сих пор люблю. А Гермиона любила и любит тебя.

— Я знаю. Она любит меня. Но и тебя она любит. Ты же знаешь Гермиону… Она всегда считала, что нужна мне больше, чем тебе. Поэтому она выбрала меня…

— Ты говоришь ерунду, Рон! Мы с ней всегда были только друзья! Мы уже проходили это с тобой, забыл?— Гарри не мог повысить голоса здесь, рядом со своей Джинни. Но ему очень хотелось накричать на друга, встряхнуть, дать подзатыльник.

— И это я знаю. Она всегда будет тебе другом, потому что слишком честная. Она не способна на подлость и предательство. Всегда будет, пока я стою между вами…— он говорил это так спокойно, словно все часы здесь обдумывал эту мысль. Судя по всему, все так и было.

— Рон, пойди, поговори с ней, мне кажется, что…

— Нет, я не пойду. Я не могу быть рядом с ней. Если я снова увижу Гермиону, то опять все повторится… Потому что я чувствую, понимаешь, Гарри?— Рон впервые посмотрел на друга. Жестокие, чужие глаза. Царапины на лице.— Я ощущаю ее чувства к тебе.

— А к себе?

— И к себе…

— И что же? Она меньше тебя любит?

— Нет, не меньше. По-другому.

— В смысле?

— Я не знаю. Просто — по-другому. Я не могу к ней подойти, потому что во мне сразу поднимается волна гнева. Я причиняю ей боль. И что самое ужасное, Гарри, мне нравится причинять ей боль…

Гарри не верил своим ушам. Во что превратили эти существа Рона? Доброго, слегка трусливого Рональда Уизли? Ему нравилось причинять боль…

— Вернись домой. Гермиона не будет к тебе подходить. Мы найдем какой-нибудь выход…

— Какой? Я теперь зверь, Гарри! Это не простуда, которую можно вылечить… Это всегда будет со мной!— Рон вскочил на ноги, начиная возбуждаться. Гарри сжал в руке палочку.— И я не смогу жить рядом с ней, но без нее. Понимаешь, когда я думаю о ней, мне хочется причинить ей боль, а потом овладеть ею. Как зверь, доказывающий свое право на самку…

Гарри не верил, что слышит такие слова, да еще от Рона. Мир стал просто лишенным смысла. Лишенным любви. Лишенным света.

— Должен быть какой-то выход, Рон…— уговаривал друга Гарри.

— Он есть. Я должен уйти. Навсегда.

Гарри вскочил:

— Ты с ума сошел? Джинни погибла, а теперь еще ты уйдешь?! Да ты представляешь, что ты с нами всеми сделаешь?! Ты подумал о твоих детях?! Об отце? О братьях?!

— Они поймут. Детям я напишу письмо. Им будет безопаснее вдали от меня. Братья поймут…

— Ты должен поговорить с ними,— пытался достучаться до уже принявшего сумасшедшее решение Рона.— Ты не можешь…

— Я должен, Гарри. Я впервые в жизни четко представляю, как должен поступить! Неужели ты не понимаешь, что мне тоже тяжело?! Мне тяжело быть без нее! Без детей! Но я должен, потому что я стал чудовищем!— Рон уже кричал, отчего Гарри буквально физически корчился. Здесь нельзя кричать. Потому что здесь лежит его Джинни.

— Рон, мы найдем выход. Только не уходи…

— Я решил. Ты слышишь? Я никогда не принимал решений сам… Шляпа отправила меня в Гриффиндор, ты вел меня все годы сквозь приключения и подвиги, Гермиона помогала сдавать экзамены. Джинни подтолкнула меня к Лаванде Браун. Гермиона меня поцеловала первой. Она решила, что мы должны пожениться. Она назначила день свадьбы. Она давала имена нашим детям. Джордж решил, что я должен работать в магазине. Мама с Биллом выбрали дом для моей семьи. Я никогда ничего не решал сам… Я всегда шел у всех на поводу, я был тенью.. Братьев, тебя, Гермионы… Теперь я не тень, я зверь… И я ухожу.

— Куда ты пойдешь?

— Я не знаю,— он в упор смотрел на друга.— Но как можно дальше от нее. И от тебя, потому что для тебя я тоже опасен.

— Рон, ты хоть понимаешь, что ты делаешь с нами?— Гарри шагнул к другу, который собирался навсегда уйти из их жизни, а Гарри не представлял себе жизнь без Рона. Без Рона, с которым столько было пройдено и пережито.

— Да,— жестко ответил он, отступая.— Я даю вам шанс выжить. И стать счастливыми. Я уже давно перестал быть вам нужным. Теперь я буду искать свою жизнь…

— Стой, Рон!— Гарри направил на друга палочку, намереваясь хоть силой, но остановить его, но Рон с громким хлопком трансгрессировал. Лишь его тихое «прощай» еще растворялось в воздухе.

Гарри опустился на землю, не веря, что все это происходит наяву. Рухнул не просто мир. Рухнула вся прошлая жизнь. Вообще вся. Потому что Рон был частью самого Гарри Поттера. Он был частью истории Мальчика, Который Выжил.

Гарри открыл глаза и посмотрел на надгробие.

— Джинни,— он снова плакал у ее могилы, впиваясь руками в замерзшую землю.— Господи, Джинни, почему я не погиб вместо тебя?! Почему я не погиб вместе с тобой?! Почему все это происходит? Так мы платим за годы счастья? Да? Расплачиваемся за то, что не ценили то, что у нас было? Скажи же, почему?

Он беззвучно рыдал, слушая пустоту внутри. Ему нужна была сейчас Джинни, которая всегда могла найти слова, успокоить, ответить на все его вопросы.

Но она молчала.

Потому что теперь он действительно остался один. И ему еще предстояло идти в дом на площади Гриммо и что-то говорить Гермионе. Но как?!

Он вернется, повторял Гарри себе. Но сердце подсказывало, что Рон ушел. Навсегда.

Глава 4. Теодик.

Мрачный кабинет на первом этаже. Подходящее место. Тихое. Пустое. Если не считать пары стульев и кушетки.

Тео стоял у стены. Он ждал. Скоро они придут.

Очередная гениальная идея Дамблдора. Хотя тот отказывался от нее. Говорил, что идея какого-то Фаджа и Гарри Поттера. Армия. Создание армии прямо в школе.

Поиск. Тео действительно вел поиск. Три дня. Легкое касание сознаний сотен студентов. Никаких понятных образов. Просто касание.

Кто-то не замечал вовсе. Кто-то хмурился. Кто-то ощущал чужое в себе. Кто-то сопротивлялся. Таких было мало. Всего шестеро. Зато они уже были почти готовы.

Времени для полной подготовки нет. В этом Директор был прав. Нужно было действовать быстро.

Шестеро. Потом их осталось трое. Трое студентов. Им точно можно было доверять. И их блокировка уже была на уровне. Некогда учиться окклюменции. Трое «избранных» уже умели. Сами. Это талант. Природный.

Их будет уже пятеро. Тео. Ксения. И трое студентов. Не считая маленького Поттера. Его Дамблдор держит как джокер. Что ж, полководец. Он может не раскрывать все свои карты.

Ксения. Как легко было с ней. Минимум вопросов. Быстрое согласие.

Она готова помогать людям. Тем более — Поттерам. Личный интерес. Он сыграл свою роль.

Тео усмехнулся. По стене полз паук. Странное создание. Плетет свои сети. Ловит жертву в паутину. Дамблдор похож на паука. В самом переносном смысле.

Беспокойный портрет. Тео теперь часто бывал у директора. Разговаривал с Дамблдором. С отцом.

Один заботился о Поттерах. Второй говорил об армии. У обоих был Тео. И он исполнял оба плана. Спокойно. Методично. Точно.

Поттеры. Их защита. Что ж, история исправляет свои ошибки. Но повторяет верные ходы.

Ксения была согласна. Против. Но согласна. Она говорила с Дамблдором. Они поняли друг друга. Тео не смог бы так. Как Дамблдор. Он заставил Ксению переступить через свою клятву. Заставил играючи. Легко. Мягко.

И они сделали это. План предложил отец. Северус Снейп знал много. Сложная магия. Требовавшая сильных легилиментов. И желание свершить заклинание. И они это сделали. Ночью. Когда сознания наиболее беззащитны.

Джеймс Поттер сопротивлялся. Даже во сне. Сильный мальчик. Если подучить. Но его нельзя трогать. Он всего лишь объект игры. Не участник.

Как Ксения была осторожна. Нежна. Заботлива. С Тео никогда никто так не обращался. Но он был Снейп. Не Джеймс Поттер. И Ксения любила Поттера. Как никогда никто не любил Тео.

Ксения не подпустила Тео к Поттеру. Понятно. Он уже посмел однажды. Она защищала Джеймса Поттера. Тео ее понимал.

Лили Поттер. Никакой защиты. С ней все прошло легче. Никаких соседей по комнате. Никакого сопротивления сознания. Открытая книга. Беззащитная. Юная. Счастливая.

Тео нахмурился. Ощущение чужих эмоций. Редко они прорывались в его сознание. Даже сквозь блок.

Ее эмоций. Отголосок чего-то сильного. Внезапного. Отголосок ее испуга. Такого сильного… Даже Тео почувствовал его. Испуг девочки с зелеными глазами. Что его вызвало? Тео не пытался узнать. У него не было любопытства. Просто научный интерес. Что могло проникнуть под его мощный блок. Просто испуг. Мимолетный. Это его не волновало.

Дверь открылась. Вошли трое.

Дэн Боунс. Шестой курс. Рейвенкло.

Стивен Корнер. Седьмой курс. Рейвенкло.

И ОНА.

Тео коротко им кивнул. Он смотрел на НЕЕ. Любовался. Изумительное сочетание. Очарование. И сила.

Он ощутил ЕЕ силу. Едва коснувшись сознания. И получив резкий отпор. Естественный блок. ОНА была сильна. Почти как Ксения. Тео в этом понимал.

Дамблдор. Он знал и об этом. Знал о НЕЙ. Земля, а не огонь. Дамблдор знал о ЕЕ силе. Или догадывался?

Поиск. Ошибки истории. Земля. Не огонь.

Огонь сжигает. Он не оставит в Тео ничего. Как в отце.

Но Тео не поддался огню. Не поддался прошлому. Он не отец. Он не жаждет огня.

— Здравствуйте,— все трое растеряны. Оглядываются.

Он не сказал им всего. И МакГонагалл темнила. Просто дополнительный курс. Просто тренировки по сложной магии. Пока лишь так. Дальше будет видно. Нужно точно знать. Точно быть уверенными. Точно доверять.

Тео встретился с НЕЙ взглядом. Нет неуверенности. Любопытство. Интерес. К чему? Прямой и смелый взгляд. Глаза цвета земли. Имя от земли. Спокойная сила. Уверенные знания.

Расстроена. Заинтригована. Взволнована.

Тео кратко рассказал о занятиях. Практика ментальных приемов. Создание образов. Управление. Подчинение. Все так. Только другими словами. Мягче.

Школьный курс.

Он научит их управлять. Но научит тайно. Они и не заметят. А потом он отведет их к Дамблдору.

— Целитель Манчилли, а почему именно мы?— ЕЕ живые глаза. Интерес. Настороженность. ОНА похожа на мать.— Я имею в виду, почему именно нас профессор МакГонагалл определила на ваш курс?

— Ваши способности. Вы трое умеете блокировать свое сознание. От вторжений,— Тео смотрел на НЕЕ. Сколько вопросов.— Приступим.

Все было просто. Он уже учил детей. Причем менее талантливых. Трое — это не десять.

Одного погрузить в сон. Другой тренируется. Тео контролирует. Мягко. Ненавязчиво. Легко.

Сначала все, как обычно. Смущаются. Чужое сознание. Чужие мысли. Чужие воспоминания.

Но так даже лучше. Привыкнут. Станут ближе. Станут командой. Зная почти все о другом. Тактика сплочения. И это Дамблдор продумал. Ничто их так не сдружит. Только общие на всех воспоминания.

Сначала Дэн. Чуть боится. Всегда страшно в первый раз. В первый раз идти сознательно. Сознательно впустить в свои воспоминания другого человека. Тео учит их. Учит топить воспоминания. Показывать только неважное. У них пока не получится. Но и с этим они справятся.

Он чувствует Дэна. Знает: не подведет. Острый ум. Честь. Преданность.

Двое других нервничают. По очереди проникают в спящее сознание. Ненадолго. ОНА краснеет. Отворачивается.

Следующим ложится Стивен. Неохотно. Он уже понял. Знает, что будет. Есть, что скрывать. Каждому есть, что скрывать. Но пока им придется терпеть. Позже можно будет подключить Ксению. Тренироваться на ней. Или на самом Тео. Под контролем Ксении. Пока пусть переживут.

Он чувствует Стивена. Слабое звено в тройке. Чуть неуверенный. Нерешительный. Но есть понимание долга. И преданность. Это хорошо.

Дэн неохотно пробует. Боится? ОНА же делает все уже смелее. Учится быстро. Уже без смущения.

Ложится ОНА. Покорно дает погрузить ЕЕ в сон. Понимает, что так нужно.

Тео любуется ЕЮ. Руками вдоль тела. Волосами. Шеей. Спокойным лицом.

ОНА станет сердцем этой тройки. Самая сильная. Самая смелая. Самая способная.

Умная. Решительная. Ответственная. Не импульсивная.

Все. На одно занятие достаточно. Все трое смущенно улыбаются. Прячут глаза. Общие секреты. Ничто не сближает лучше.

— Неплохо. Следующее занятие в среду, после ужина,— Тео смотрит на них. Парни тут же уходят.

ОНА осталась. Смотрит на Тео. Он отвечает на ЕЕ взгляд.

— Целитель Манчилли, как вы узнали, что именно мы трое способны к легилименции?— подходит ближе. Чуть улыбается.

— Разве вам нужен ответ?— Тео уверен — нет. ОНА и так все знает.

— А я думала, что мне показалось. И вы ко всем ученикам влезли в голову?— ОНА усмехается. Без осуждения. Без злости.

— Опять же вопрос риторический,— Тео просто смотрит. Внезапно вспышка счастья. Чужого счастья. Просто запредельного. Огромной силы эмоции. Чужие эмоции. Счастье рыжей девочки с зелеными глазами. Тео с усилием отодвигает отголосок чужого счастья.

ОНА внимательно смотрит. Что-то заметила. Почувствовала?

— Зачем все это? Директор, мне кажется, что-то утаила,— ОНА смущается. Доверие к профессорам. Абсолютное доверие МакГонагалл. Но чутье не обманешь.

— Это просто занятия. Пока — просто занятия,— Тео позволил себе добавить это слово. Чтобы уцепилась. Чтобы осталась. И он будет любоваться. Еще несколько минут. Мгновений. Словно свет в его душе. Словно надежда.

— Значит, пока… А когда вы раскроете это «пока»?— улыбается. Смотрит прямо на его лицо. Открытый, умный взгляд.

Тео просто промолчал. Просто смотрел на НЕЕ.

— Ладно,— отступила.— До среды тогда, целитель Манчилли.

Он смотрел, как ОНА уходит. Пламя свечей на ЕЕ волосах. Волосах цвета земли.

— До свидания, мисс Уизли.

Он не хотел огня. Потому что огонь уничтожит его. Земля. Как надежда. Как свет против его тьмы. Тьмы одиночества.

Глава 5. Скорпиус Малфой.

Мог ли он скрыть все, что произошло в Выручай-комнате, от окружающего мира?

Мог ли он скрыть то, что произошло в его душе?

Мог. На кой ему весь окружающий мир? Да хоть вся вселенная пусть лопнет от желания хоть что-то узнать. Он будет молчать. И скрывать.

И скрывал, глубоко внутри сохраняя жар и пламя тех мгновений. И ему казалось, что на его сердце появилась татуировка: «моя Лили». Именно эти два слова выражали все, что он мог сказать о произошедшем между ними. Остальное словами было выразить невозможно.

Как выразить словами чувство, будто на несколько минут ты потерялся в самом себе?! Словно стая фениксов пела вокруг и внутри. Словно он смог увидеть собственную душу, улыбающуюся вселенной. Невыразимо.

На обед они пришли вместе с Лили, причем перед этим старательно приводили друг друга в порядок. Искали одежду, разбросанную по снегу. Распутывали ее волосы. Вытряхивали серебристый снег из обуви. Смеялись. Никакого смущения. Только счастье. Ее сияющие глаза и пылающие щеки. Руки, неловко застегивавшие пуговки. И она все время улыбалась. Мягко и как-то по-особому. Улыбалась только для него.

Скорпиус сидел за столом и с аппетитом уплетал картофель, чувствуя приятную расслабленность во всем теле. Даже если бы десяток вейл сделали ему эротический массаж, то не достигли бы такого эффекта даже за день.

— А Джеймс думал, что Лили тебя убьет,— Ксения села рядом со слизеринцем и подняла светлые брови.— Мерлин, Скорпиус, ты откуда явился такой голодный?

Малфой пожал плечами и усмехнулся, протягивая руку за добавкой. Ксения следила за ним. Чертова целительница, она же все знает.

— А ты, Ксения, где была, что совсем не голодна? Или Манчилли тебя еще и подкармливает?— Скорпиус совершенно не собирался прощать ей ночные прогулки с этим гоблином только потому, что сегодня сам побывал в раю. Собственно, он и сейчас был в раю, просто оказал честь этому местечку, высунув свой аристократичный профиль из своего внутреннего рая, где пели птицы и плескалось горячее, жидкое серебро.— Или ты заплетала ему косички? Пыталась исправить насмешку природы и уменьшить его клюв?

Она одарила его убийственно холодным взглядом. Скорпиус лишь хмыкнул.

Он ей еще с утра высказал все, что думает. А она сказала лишь одну фразу: «Не говори Джеймсу». Он не скажет, но не из-за нее! Просто… он не мог сейчас вновь спустить друга с небес на землю. Пока не мог.

Понаблюдает, потом решит, что там у Ксении с этим длинноволосым страшилищем. Что-то ему подсказывало, что не все так просто. Пусть его хоть гиппогриф заплюет, что-то тут мутят целители. Вокруг Поттеров.

Он тут же взглянул в сторону стола Гриффиндора. Чтоб тебя нюхлер покусал! У Джеймса Поттера совсем не было аппетита. На лице — одно желание. И Малфой даже знал, какое и на кого направленное. Упрямый гриффиндорец испепелял взглядом Лили. Та сидела спиной к Скорпиусу, но слизеринец понял, что она-то навряд ли смогла стереть со своего лица выражение познанного рая. А еще в ее волосах все-таки остались серебряные снежинки, словно часть самого Скорпиуса. Словно его метка на ее теле.

Поттер сейчас захлебнется собственными слюнями, Скорпиусу это было очевидно. Или словами, которые, наверное, толклись сейчас в его лохматой головушке, споря за право быть первыми в том крике, который все-таки прорвет Поттера. Не сейчас, то парой минут позже.

— Как ты думаешь, кто надул Поттера?— Скорпиус с довольной ухмылкой оглянулся на Ксению. Та тоже смотрела на Джеймса. Тому было явно не хорошо. Но что особо радовало Малфоя — Лили совершенно невозмутимо ела, изредка наклоняясь к Уизли и что-то ей говоря. Ох, Поттер, так тебя просто разорвет изнутри…

Порыв помочь другу был тут же задавлен малфоевской частью его души, уже давно валявшейся в закромах без востребования. Сегодня как раз тот случай. Пусть беснуется, потому что Поттер сам вечно создает драмы из ничего. Хотя, конечно, сегодня у него была причина бесноваться. Даже хорошо, что Лили не может скрыть свои эмоции… Пусть Поттер помучается, это хотя бы отвлечет гриффиндорца от странностей в поведении Ксении. Не нужно Джеймсу сейчас никаких других забот. Пусть лучше думает о Лили и ее личной жизни. С этим, по крайней мере, Скорпиус знал, как сладить.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Малфой?— Ксения повернулась к парню, заговорщицки улыбаясь.— Есть что-то, из-за чего мне стоит изолировать вас с Джеймсом друг от друга?

— Нет, зачем же?— Скорпиус дернул уголком губ, играя вилкой в руках.— Я просто мечтаю получить еще две недели наказаний. Думаю, и Поттеру без адреналина жизнь кажется скучной. Тем более, ему стоит попрактиковать некоторые боевые заклинания…

— Не неси чушь, Скорпиус,— Ксения покачала головой.— Фауст уже предупредил вас, что исключит, если вы снова подеретесь…

— Да не собираюсь я драться с этим лохматым олухом!— фыркнул слизеринец, беря салфетку.— Я лучше вырезал бы ему воображение, которое снова нарисовало в его воспаленном мозгу сцену оргии с участием его сестры…

— Скорпиус, я тебя прошу — не доводи ты Джеймса,— Ксения, казалось, сама сердита из-за чего-то.— Он же сейчас уже на пределе…

— Да я вижу… С него можно писать портрет Принца Гамлета перед убийством…

— Кого?

— Да ладно, проехали,— Скорпиус поднялся со своего места. Почему никто не читал Шекспира? Ладно, Ксения, ей положено там всяких Гомеров глотать и Эсхилами закусывать, но ведь даже англичане не знают, кто такой Гамлет. Великая фигура, как считал Малфой. Даже Лили не знает Гамлета… Надо будет этот пробел восполнить.

Скорпиус медленно приближался к своему вероятному убийце, а сам вспоминал, как отец глотал воздух с судорожными всхлипами, когда нашел у сына маггловую книгу. Шекспира. Одна эта сцена стоила того, чтобы принести книгу в Малфой-Мэнор.

Слизеринец сел рядом с Лили, тут же окутанный уже родным теплом ее тела. Она повернулась к нему, закусив губу, чтобы сдержать счастливую улыбку. Только силой воли он заставил свои руки остаться лежать на коленях.

— Поттер, у тебя в горле застряла картофелина? Причем размером с яйцо хвостороги?— Малфой гадко ухмыльнулся другу. Ох, как же гриффиндорца пожирает желание убить… И он еще считал Поттеров милыми и добрыми? Да это же хуже, чем пьяный Хагрид, у которого стянули последнего детеныша дракона…— Поттер, тебе за арбалетом сбегать?

— Скорпиус,— Лили положила руку на его плечо. Она тревожно смотрела на брата. Судя по всему, она только заметила, как что-то большое буквально вырывается из Джеймса. Через горло. Такой приятный, вскормленный годами подозрений и воспаленных фантазий, миленький монстрик братской опеки и ревности.

— Я тут вообще ни при чем,— усмехнулся Малфой, поражаясь, что Поттер так долго способен сдерживаться, просто испепеляя взглядом их с Лили.— Мимо проходил, смотрю — человеку плохо, нужно помочь…

И тут Джеймс Поттер совершил совершенно непрогнозируемый Скорпиусом поступок. Он мог бы встать и заорать, проклиная всех подряд. Он мог бы кинуть ножом в слизеринца, раз уж на то пошло. Мог бы размахивать палочкой, как бабуин перед оркестром. Но гриффиндорец просто вскочил и стрелой помчался прочь из Зала, чуть не впечатав в стену какую-то рейвенкловку.

— Лил, только не надо сразу паниковать, ладно?— Скорпиус тут же повернулся к девушке.— Я сейчас его догоню и позволю себя убить…

— Скор…

— Все в порядке, приятного аппетита,— он быстро поцеловал кончик ее носа и поспешил вслед за Поттером, который показывал завидную скорость. Посостязался бы даже с бешеными гиппогрифами, если бы нашел их.

Джеймса же Скорпиус нашел на улице. Тот сидел на скамейке у входа в парк.

— Ну, и что это за очередная сцена из трагедии?— Малфой встал у дерева и засунул руки в карманы. Было холодно, и Скорпиус мысленно подсчитал, куда ему нужно зайти за вещами: в раздевалку за курткой, на Астрономическую башню за метлой.

В Выручай-комнате он, вроде бы, ничего не забыл. Кроме себя самого. Прежнего. Он как-то отстраненно понял, что сегодня утром завершился его долгий путь: от презренного слизеринца со второго курса в гриффиндорца с кое-какими изъянами в малфоевской душе. Что-то ведь не меняется никогда. Или кто-то.

Например, Джеймс Поттер. Злится из-за того, чему не мог помешать и что не мог предотвратить. Просто вообще из-за того, что его и не касалось. Но Малфой начал его даже уважать: столько времени продержаться и еще никого не убить.

Скорпиус ждал вопроса, но и этого Джеймс не сделал. Просто молчал, борясь сам с собой. Очевидный успех. Малфой сел рядом с другом.

— Поттер, я знаю, чего тебе стоит сейчас молчать, и я признателен тебе за это,— Скорпиус решил помочь гриффиндорцу пережить душевную борьбу.— Но посмотри с другой стороны на все это: теперь тебе не придется постоянно беспокоиться. Все уже произошло…

— Значит, это не бред моего воспаленного мозга…— как-то уж очень спокойно откликнулся Джеймс.— Малфой…

— Только не надо угроз,— попросил Скорпиус.— И не лезь в мою личную жизнь, она, вообще-то, тебя не касается… Но раз уж ты мой друг, а она твоя сестра, то я прощаю тебе эту слабость. И если ты жаждешь подробностей,— Поттер фыркнул от отвращения,— то ты их не получишь. Ты все должен был понять по лицу твоей сестры.

Джеймс кивнул, просто глядя прямо перед собой.

— Ты ее любишь?

Скорпиус вздрогнул от этого вопроса. Такого прямого и поставленного так жестко.

Любил ли он кого-нибудь в этом мире? А его кто-нибудь любил? Мама любила, по-своему, по-малфоевски, без всяких нежностей и поцелуев на ночь. Она радовалась его успехам и огорчалась промахам. Но она никогда просто так не обнимала его, не читала книжку на ночь, тем более не целовала перед сном. Разве так должно быть? Нет, потому что у других это было. У Поттеров это было.

Отец любил Скорпиуса. Но тоже по своему. Его успехи он принимал, как должное. Но последнее время сын не очень-то радовал отца. Потому что взгляд Драко Малфоя на поступки Скорпиуса остался тем же, а сам парень изменился. И успехи он стал делать совсем другие, совсем по-другому…

Что значит — любить? Малфой вообще не знал. Нуждаться в ком-то. Быть привязанным к кому-то. Тянуться. Использовать. Отвергать. Презирать. Игнорировать. А любить? Как это — любить? Любовь — это слабость, а Малфои не могут быть слабыми… Но как же тогда быть с тем часом, что он провел в серебряном лесу? С тем раем, что он познал в объятиях Лили Поттер?

Малфой не знал, как ответить. Он смотрел перед собой: то на дальнее поле, то на камень у дороги, то на башни замка. С крыльца спускалась слизеринка. Присцилла Забини. Она шла к воротам Хогвартса. Странно, что она там забыла?

Скорпиус уже внимательно следил за девушкой. Вот она идет, вот подняла руку и заправила локон черных волос за ухо. Странно, Присцилла никогда так не делала. Она считала этот жест простолюдинским. Слизеринец поднялся, ощутив вдруг острое беспокойство. Он смотрел на уже почти достигшую ворот Забини. Что в ней не так? Волосы. Рука. Убранная за ухо прядь. Ухо. Серьга.

Он буквально сорвался с места, совершенно четко понимая, что это не Забини. Потому что в ушах девушки были серьги Лили. Те самые капельки золота, что он всего несколько часов назад видел на гриффиндорке. А с чего бы это Лили отдавать серьги Забини? Тем более что у Присциллы уши вообще не проколоты!

Дата добавления: 2015-09-29