Поттер-Фанфикшн 25 страница

— Себя. Он боялся себя и того, что его заставляют делать.

— Как ты это понял, Ал?— Гарри спустился с дивана, присев прямо перед сыном и взяв за плечи.

— Я видел картинки. Я знал, что они значат. Это было так, как однажды во сне…

— Опять во сне?— у Гарри даже упали руки.

— Ну, недавно, несколько раз, дедушка приходил ко мне не один. Он приводил с собой черного человека,— Альбус с невинной улыбкой коснулся шрама на лбу отца, но ничего не сказал. Ему с детства нравилось просто трогать шрам.

— Черного человека?— Гарри сел на полу, облокотившись о столик. Видимо, он закрыл от Ала вазу с конфетами, поскольку сын чуть нахмурился.— И что?

— Этот человек показывал мне картинки и просил их опознавать…

— Какие картинки?— Гарри был уже на грани истерического смеха. Вот это история!

— Не помню. Всякие. Там был страх. И счастье. И боль. И любовь…— Альбус ковырял дырку на коленке.— Черный человек все время хотел уйти, но дедушка не отпускал, заставляя черного человека дальше показывать мне картинки… Потом мы играли этими картинками, переставляли, делили на хорошие и плохие… Это было интересно. И дедушка потом был очень доволен.

— Почему ты не рассказывал мне раньше, Ал?— мягко спросил Гарри, сжимая руку сына.

— Не знаю,— пожал тот худыми плечиками.— Ты не спрашивал…

— Значит, ты так и сделал с собакой? Стал играть картинками, да?

Альбус кивнул:

— Это было легко. Только там был еще кто-то. Я не мог поделить картинки на плохие и хорошие, как показывал черный человек. Кто-то мешал… И собака боялась.

— Кто там был, Альбус? Это важно…

— Я не знаю… Папочка, я, правда, не знаю,— глаза мальчика вдруг расширились, и он придвинулся к отцу.— Кто-то страшный. Темный и страшный. Он не давал мне найти хорошие картинки.

Гарри обнял сына, гладя по черной макушке.

— Все хорошо, милый, все прошло. Ты дома, со мной. Я больше тебя никуда не отпущу и не оставлю. Тебе больше не придется смотреть в глаза своему страху. Ты мне веришь?

Альбус кивнул, обвивая руками шею отца:

— Знаешь, я просил дедушку из снов, чтобы он привел маму… Но он сказал, что не может этого сделать.

— Ты расстроился?

— Не очень,— Альбус сел прямо, но не снял рук с плеч отца.— Дедушка показал мне картинки, где была мама. И ты. Вы были маленькими. И Гермиона. И дядя Рон. Много картинок.

— О чем они были, эти картинки?

— Я не знаю. Но они были хорошими, и мне было хорошо, и дедушка улыбался. Правда, он очень грустно улыбался. Мне кажется, ему тоже было жалко, что мама умерла,— Ал потер шею, отчего Гарри слабо усмехнулся.

— Да, наверное,— согласился мужчина.— Пойдем, что-нибудь съедим, что-нибудь, кроме конфет, а потом поднимемся в комнату и почитаем.

— Хорошо! А мыльные пузыри будут?— Альбус тут же вскочил на ноги. И Гарри кивнул, глядя, как лицо сына вновь становится беззаботным и чуточку рассеянным.

Именно таким он оставил сына в спальне Хьюго, когда мальчик, наигравшись с пузырями, уснул, положив кулачок под щеку. Гарри поцеловал его на ночь и спустился вниз.

Все свечи погасли, и гостиную затопил лунный свет. Гарри сделал шаг к окну и увидел желтый диск. Полная луна. Как там Рон? Гарри надеялся, что они вместе с Гермионой справятся, что у них все наладится, хотя бы они должны быть счастливы!

Вид луны всегда заставлял Гарри думать о Люпине. О Сириусе. О родителях. О Снейпе. О Дамблдоре.

Черт! Дамблдор! В какие игры опять играет этот волшебник? И как это возможно?!

Гарри вспомнил слова портрета Дамблдора в кабинете МакГонагалл. Опять загадки. Помощь придет вовремя. Любовь против ненависти. Любовь, а не месть.

Но разве была сейчас в душе Гарри любовь? Да, к его удивлению, была. Нежная любовь к своим детям. Любовь, которая давала ему силы жить дальше. Жить без Джинни.

Он смотрел на желтый диск луны и не замечал, как текут по его щекам слезы. Потому что раньше ОНА всегда была рядом, подходила и обнимала, заслоняя его своими объятиями от бездны в его душе. Теперь ее не было, а бездна была готова поглотить его. Но он не сдастся. Потому что в его жизни есть любовь. Есть наивные зеленые глаза сына, просящие заслонить его от чего-то темного, чего мальчик впервые сегодня коснулся.

Гарри вытер слезы и пошел в свою спальню, чувствуя, как устал. Когда он ложился, в комнате Хьюго радостно, словно увидел что-то приятное, улыбнулся во сне Альбус Северус Поттер.

Глава 4. Теодик.

Насмешка судьбы. Игры Хогвартса. Повторение истории. Как это назвать?

Он мерил шагами свою комнату. Восемь шагов туда. Восемь обратно. Шаги в привычной тьме. Размеренные шаги. Размеренные мысли.

Он не ошибся. Ему не было места в Хогвартсе. Раньше не было. Теперь — есть. Но какая же насмешка судьбы!

Тео остановился. Ровно посередине. Мысли размеренно текли. Как и минуты.

Время. Несколько минут. Магия времени. Всего несколько минут — и ничего бы не случилось.

Зря он задержался. Зря задержал взгляд на НЕЙ. Но он любовался. Впервые он любовался. Девушкой. Как эстет. Как художник. Как скульптор.

Всего пара минут. И ее неповторимость. Спина. Волосы. Поворот головы. Руки. Перо в ее пальцах.

Он любовался. Разве девушка может быть такой? Какой? Тео сам не знал. Впервые не подобрал слова. Просто любовался.

Минуты. Если бы не потраченные на это минуты! Всего лишь время.

Тео был уверен — насмешка. Насмешка над прошлым.

Пустой коридор. Мальчишка не ждал встречи. Тео тоже. Теодик не был готов. Впервые не был готов.

Они оба не были готовы.

Мальчик из памяти Гарри Поттера. Студент. Заносчивый подросток. С усмешкой на лице.

Мальчик из памяти отца. Студент. Наглый подросток и его друзья. С усмешкой на лице. Унижение. У-ни-же-ни-е отца. Беспомощность отца. Беспомощность перед силой.

Тео не был беспомощен. Он мог ответить. Силой.

Он не слышал слов мальчишки. Того самого мальчишки. Мальчишки, отнявшего у отца его рыжую девочку. Мальчишки, сделавшего отца одиноким. Жестоким. Великим.

Все слилось. Потому что Тео не был готов.

Подстегнула ли его палочка Поттера? Нет. Он даже не видел ее. Только насмешку на лице. Ту же насмешку. Те же наглые глаза. Презиравшие глаза.

Тео утратил контроль. Впервые за много лет. Он снова стал Теодиком. Школьником. И сыном. Он мстил. За себя. За отца.

Месть — это справедливость. Ответ на причиненное зло. Равновесие силы. Это — справедливо.

Всего лишь мгновение. Но его хватило.

Насмешка судьбы. Переворот времени.

Джеймс Поттер и его друзья. Отец. Защищавшая его рыжая девочка. Сила против беспомощности.

Джеймс. Она так назвала его. Кинулась защитить. Девочка из памяти Гарри Поттера. Рыжая девочка. Лили. Он был почти уверен — Лили. Она защищала Джеймса Поттера. Более слабого. Более беззащитного.

Отец был слаб. Но у него была рыжая девочка с зелеными глазами. Ему было, что терять.

Тео был силен. Но у него не было никого. Никто бы так не стал его защищать.

Никогда никто не защищал. В школе его боялись. Звали безотцовщиной. И за это он умел отомстить. Редко, но всегда. Все его сторонились. Он привык. У него не было ничего. И он ничего не мог потерять.

Ее глаза. Не такие зеленые. Не такие красивые. Но с такой же болью. С презрением.

Она была права. Его враг — лишь мальчишка. Но разве враг? И разве в ответе он за прошлое?

Тео снова начал размеренно шагать. Мысли спокойно выстраивались в голове.

Он потерял контроль.

Игра времени. Игра судьбы. Снова они пересеклись. Поттер и Снейп. И Лили. Только теперь сила была у Тео. А рыжая девочка — у Джеймса.

История сделала виток. Насмешка.

В дверь постучались. Три шага. На пороге стояла Ксения Верди.

— Можно?

Он кивнул. Пять шагов. Он смотрел на нее.

Талантливая девочка. Он учил ее. Любознательная. Спокойная. Чуть надменная.

— Целитель Тео, скажите, зачем?

Тео сложив на груди руки. Взволнована. Обеспокоена. Расстроена. Поттер, видимо.

— Зачем вы это с ним сделали? Ну, что такого произошло, что вы ТАК поступили?!— в ее глазах и голосе — холод. Холод для него.— Вы же учили нас, что легилименция — это дар, который должен быть использован только во благо человека. Вы сами это говорили.

Разочарование. В голосе девушки — разочарование.

Они много общались в Академии. Ксения. Целитель душ. Редкая квалификация. Практически эфемерная. Но у нее был дар. И предназначение. Поэтому Тео выделял ее из класса. Развивал ее. Учил.

Разочарование. Подрыв доверия? Да, возможно.

— Почему вы молчите?— все тот же холод.— Вы хоть знаете, что сделали?!

Нотки отчаяния? Ксения, да что с тобой?

— Он неделю назад похоронил мать. Едва не потерял отца. Его кузину чуть не похитили.— Четкая расстановка фактов. Она всегда умела подавлять эмоции.— Мы две недели его и Лили в адекватное состояние приводили («Все-таки Лили»). Чтобы вы одним легким движением все перечеркнули.

Тео молчал. Просто смотрел. Фиксировал. Зачем говорить? Банальности? Она и не ждет от него этого. И оправданий не ждет. Просто хочет понять.

— Нас — и вас — учили, что целитель всегда должен думать о благе других, а не о себе. Что бы мы не чувствовали, мы должны помогать. Не вредить. Тео, неужели вы так изменились?

Тео сморгнул.

— Девушки в борьбе за Поттера.

Сокрушенно покачала головой. Чего она ждала? Непонятно.

Тео опустил руки. Развернулся к окну. Шаг.

Окно выходило в парк. Скамейка. На ней — ОНА. Волосы убраны под берет. Без перчаток. ЕЕ целует светловолосый мальчик. Бережно целует. Обнимает за хрупкие плечи. Они скрыты деревьями. Но не от Тео. Он любуется. Любуется ЕЕ легкими движениями.

— Целитель, как ему помочь?— голос тверд.

Он обернулся. Ее взгляд полон льда. Так она смотрела в школе на многих. Но не на него. С ним ее глаза были полны доверия. И любопытства. Интересный дар. Завидное упорство.

Ее он когда-то изучал. Не любовался. Изучал. Она быстро освоила окклюменцию. Но не легилименцию. Она отказывалась бередить чужие мысли. Не боялась. Просто отказывалась. Что-то в этом было. Она хотела исцелять души. Исцелять, а не бередить.

Он хотел исцелять тела. И рассудок. У него получалось. Шесть больных. Все здоровы. Благодарны. Кроме одного. Волшебник с расстройством памяти. Двадцать пять лет в закрытой палате. Окруженный автографами. С наивной улыбкой. Старик с молодой улыбкой. Хотел ли он исцеления? Тео не знал. Он просто лечил. И вылечил. Улыбка перестала быть наивной. Перестала быть молодой. Волшебник отказался покидать больницу.

— Ты знаешь, как ему помочь,— Тео ответил на ее холодный взгляд.

— Я не буду поступать, как вы,— опять холод в голосе. И презрение. Тео понял — не изменилась.— Мысли слишком больно ранят, чтобы постоянно в них вмешиваться. Вы сами это говорили.

Она запомнила его слова. Столько его собственных слов. Кроме тех, единственных. Которые он лишь однажды ей сказал. Потому что верил.

— Мысли лечат рассудок,— Тео повторял те свои слова.— Они не в силах вылечить душу. Ничто не в силах.

— Неправда,— ответила она так же, как и тогда. Значит, запомнила.— Душу можно исцелить. Даже вашу, Тео.

Она ушла. Тихо закрыла дверь. Тео смотрел. На то место, где она стояла. Ксения. Целитель душ. У нее может получиться. Но не с ним.

Тео отвернулся. Восемь шагов к двери. Восемь назад.

Перевертыш судьбы. Но все по-другому. И он — другой.

Глава 5. Скорпиус Малфой.

С самого утра руки чесались кого-нибудь убить. Причем он даже мог точно сказать, кого.

За завтраком они с Ксенией наблюдали за Джеймсом. Он не ел. Даже когда Лили передала ему тарелку, не притронулся к еде. Он был бледен, как ненавистное Скорпиусу молоко, что мозолило глаза в кувшине.

Малфой бы проклял этого паклеватого гоблина, если бы не Ксения, которая буквально шипела на него, вцепившись ногтями в руку, в которой он держал палочку.

Мерзкий… злобный… надменный… кривоногий… крючконосый… самодовольный… беспринципный… трусливый… гоблин!

Скорпиус видел, как Поттер поднялся из-за стола и побрел прочь, как-то безвольно повесив на плечи рюкзак. Малфой взглянул на Ксению, они поднялись (черт, бешеный фестрал, даже не поел как следует!) и отправились за другом.

Джеймс понуро сидел за партой в классе Флитвика. Скорпиус уселся рядом, шмякнув своим учебником по столу. Ноль реакции со стороны гриффиндорца.

Флитвик вошел, как обычно, весь довольный собой, словно каждый раз удивлялся, что на его занятия приходит столько студентов. Он тут же начал раздавать указания, чтобы Эмма Томас взяла коробку и разнесла всем по симпатичной мышке. Скорпиус хмыкнул — девчонка не боялась этих очаровательных хвостатых грызунов. Интересно, Лили боится? Надо будет у нее спросить потом.

Поттер почти не подавал признаков жизни, глядя на свою мышь и не делая попыток даже просто заставить ее вылезти из коробки, не то что бы применить к ней параллельное заклинание.

— Поттер, ты не ошибся классом? Выходить за пределы разума нужно в Северной башне…— Малфой поднял в воздух свою мышь, которая начала призывно пищать, но тут же замолчала, когда слизеринец применил к ней «силенцио». Потом отпустил бедное животное — прямо под ноги девчонкам с Рейвенкло. Те подпрыгнули и пискнули не хуже мышек.

Джеймс кивнул, словно принял к сведению слова Малфоя, что последнему еще больше не понравилось.

Убить, убить этого волосатого гоблина, сделавшего из Поттера мумию. Тень отца Гамлета, гиппогрифы его затопчи!

— Поттер,— Малфой бросил взгляд на друга, который созерцал свою мышь со странным спокойствием,— я не думаю, что она,— слизеринец взял за хвост зверька,— ответит взаимностью, хоть ты гляди на нее со всей страстью, на какую способен. По-моему, ей не нравятся брюнеты…

Гриффиндорец снова кивнул, чуть скривив губы. Так… серьезный случай. Малфой вернул мышь Джеймса в коробку, сощурив глаза.

— А если я тебе скажу, что Слизнорт питает страсть к мальчикам, ты тоже просто кивнешь?— Джеймс, конечно же, кивнул.— И даже если я скажу, что застал Ксению в постели с…

— Малфой, не смешно,— бесцветно ответил гриффиндорец, отчего Скорпиус был готов поколотить этого погруженного в какие-то свои, невеселые мысли, лохматого кретина. А почему, собственно, нет? Раз уж перебирать свой богатый арсенал шоковой терапии...

Малфой огляделся — Флитвик как раз повернулся спиной, глядя на смешные потуги хаффлпаффца удержать в воздухе брыкающуюся и верещащую от страха мышь. Потом просто взял свой учебник и стукнул им по макушке Поттера. Несильно, но чтобы тот прочувствовал всю важность момента.

Джеймс ткнулся от неожиданности лицом в коробку с мышью.

— О, если ты ее поцелуешь, возможно, что она ответит на твои пламенные чувства…— Скорпиус смотрел, как гриффиндорец медленно поворачивает к нему голову. Черт, задница хвостороги! Какой же у него обреченный взгляд! Убить этого слизняка! Убить, четвертовать, но сначала хорошенько бахнуть Круциатусом вот за этот взгляд Джеймса.

Откуда-то рядом с ними взялся Флитвик, принесла нечистая…

— Итак, мистер Поттер, продемонстрируйте нам свое владение параллельными заклятиями,— пропищал профессор Заклинаний у стола.

— Профессор Флитвик, у меня очень болит голова,— бесцветным голосом изрек Поттер.— Можно, я пойду к мадам Помфри?

— Да, конечно, сходите…— немного обеспокоено ответил Флитвик, пропуская мимо себя бледного, как смерть, Джеймса.

Скорпиус проследил взглядом за другом, потом, когда Флитвик на минуту отвернулся, вскочил и бросился следом за другом из класса.

— Мистер Малфой!— донеслось ему вслед, но слизеринец плевал на все это. У него и так еще неделя наказаний — днем больше, днем меньше.

Скорпиус выбежал в коридор и на миг замер, не зная, в какую сторону ушел Джеймс. Уж не в больничное крыло — это точно, или он не Малфой.

Слизеринец метнулся в сторону лестницы, решив, что гриффиндорец опять спрятался на третьем этаже за гобеленом. Но там его не оказалось. Малфой поднялся в Выручай-комнату — тоже мимо. Где он? Ну, неужели у мадам Помфри на свидании?

И тут Скорпиус наткнулся на бесцельно слоняющегося между стен призрака Гриффиндора. Не призрак — просто позор для всех привидений, но привередничать было некогда.

— Эй, ты Поттера не видел?— Малфой приблизился к серебристому осколку чьей-то бездарно потраченной жизни.

— Вы это мне?— призрак оглянулся, чуть удивленно глядя на слизеринца.

— А тут есть еще кто-то? Поттера не видел?

Почти Безголовый Ник нахмурился:

— А вежливости вас не учили, молодой человек?

— Когда мне понадобится это, я знаю, к кому обратиться!— Малфой в нетерпении сузил глаза.— Поттера не видел, в третий раз спрашиваю?

— Если бы это не касалось студента моего факультета, я бы не стал даже говорить с вами, но поскольку вопрос состоит в том, чтобы помочь…

— Черт, короче!— не выдержал Скорпиус.— Ты его видел или нет?!

— Юный мистер Поттер направлялся к Астрономической башне, когда я проплывал недалеко от него. Мне показалось, что…

Но Малфой уже не слушал это прозрачное недоразумение — он бежал по лестнице, по коридору, еще по лестнице. Он практически задыхался, карабкаясь по витым ступеням.

Джеймс сидел, привалившись спиной к парапету и уткнувшись лицом в колени. Ветер трепал его волосы.

Малфой поежился, выходя на площадку.

Смерть длинноволосым гоблинам, жуткую смерть, медленную!

Скорпиус подошел к другу и сел рядом, ничего не говоря. Не умел он говорить так же, как Ксения. А на шутки Джеймс сегодня не реагирует.

— Джеймс, что он сделал?— наконец, нарушил тишину Малфой. Нужно знать, за что он прибьет этого…

Гриффиндорец промолчал, лишь поднял лицо. Слезы катились по его бескровным щекам. Так же, как в ту ночь, когда им сказали, что их мать погибла. Нет, не так же. Страшнее. Потому что Джеймс вдруг обхватил голову руками и зажал уши, стучась лбом о колени. Малфой вцепился в плечи друга, не давая тому истязать себя.

— Что ты творишь? Совсем съехала крыша? Хватит!!!— слизеринец силой оторвал руки Джеймса от лица и заглянул в глаза. Глаза, полные ужаса.— Перестань! Он тебя, что, психом сделал?

— Нет,— покачал головой гриффиндорец.— Нет. Он заставил меня снова все пережить… Я не был готов, понимаешь? Тогда я был готов! Я знал, что будет тяжело. Сейчас я не был готов, понимаешь? Я не был готов к этому!!!— глаза Джеймса стали огромными и смотрели сквозь друга.— Ее крик «мама!». И стенания отца… Я услышал это снова. И теперь уже не могу забыть!!!

— Джеймс, успокойся,— Малфой заставил друга сосредоточиться на его лице.— Это воспоминания, всего лишь воспоминания. Ты справился с этим уже однажды, сможешь снова!

— Ты когда-нибудь слышал, как твой отец воет от горя, Скорпиус? Ты видел, как он лежит у могилы твоей матери и бьется о землю?— Джеймс чуть раскачивался, тяжело дыша.— Ты не слышал крика Лили. А я слышал. И слышу. Постоянно. Снова и снова…

На плечо Малфоя легла рука. Он обернулся — Ксения. Слизеринец кивнул и встал, давая ей опуститься рядом с Джеймсом. Она не говорила, просто обняла его, чуть укачивая. Он послушно затих.

— Закрой глаза, Джим,— тихо шептала она, а Малфой беспомощно стоял в двух шагах от них.— Закрой. Почувствуй мои руки. Ты их чувствуешь, правда?

— Да,— покорно ответил Джеймс, уткнувшись в ее плечо.

— Хорошо, ты чувствуешь их. Они теплые, правда? Они не делают тебе больно… Ведь нет?— Джеймс помотал головой.— Теперь сосредоточься на них, почувствуй. Не думай больше ни о чем, ладно?

Наверное, гриффиндорец кивнул. Малфой стоял, затаив дыхание. Все-таки она была колдуньей. Ее голос завораживал, и руки, наверное, тоже завораживали. Поттер затих, словно убаюканный ее ничего незначащими словами.

— А теперь представь себе место, где тебе было хорошо, любое место,— Ксения гладила парня по плечам и спине, тихо укачивая.— Представь, что там есть. Может, там есть еще кто-то…

— Ты,— выдохнул гриффиндорец, и Малфой решил, что пора убираться отсюда. Он тихо отступил, стараясь не привлечь к себе внимания, выскользнул за дверь и стал спускаться по лестнице. Наверное, Ксения тоже выбежала из класса за ними. Хорошо, что выбежала — он бы сам не смог так быстро успокоить Джеймса.

Зато он сможет долго и болезненно прибивать того урода, который заставил Поттера так мучиться.

Малфой спустился из башни в тот момент, когда по замку разнесся звук колокола. Где искать этого гоблина? У мадам Помфри. Или у Слизнорта.

Больничное крыло было пусто. Тогда Скорпиус отправился в подземелья. Но он не дошел до них, потому что в коридоре у кабинета Нумерологии увидел Лили Поттер и Грега Грегори, уютно склоненных над какой-то книжкой.

Скорпиус быстро взмахнул палочкой — книга в их руках подскочила и ударила Грегори прямо в лоб, глухо хлопнув. Тот удивленно смотрел на напавший на него учебник, а Лили догадливо подняла глаза и тут же увидела Малфоя. Что-то кинув Грегори, она направилась к Скорпиусу. Он же намеренно завернул за угол.

— Не обязательно было его бить,— заметила Лили, оказавшись рядом со слизеринцем.— Он просто просил помочь ему с одной формулой…

— Нормально… А что, на пятом курсе проходят то же самое, что и на шестом?— Скорпиус облокотился о стену спиной, засунув руки в карманы.

— Нет, он спрашивал формулу, которую проходят на четвертом курсе,— улыбнулась девушка.

— Да, Грегори можно только посочувствовать, память у него короче, чем ноги Флитвика,— Малфой хмыкнул, когда Лили улыбнулась. Потом он перевел взгляд на конец коридора и тут же встал прямо, доставая палочку. Гриффиндорка тоже обернулась и шагнула к Скорпиусу, беря за руку с палочкой.

— Стой, не надо,— попросила она, заглядывая в глаза слизеринца, которые приобрели стальной оттенок.— Пожалуйста…

— Лили, ты же видела, что он сделал с твоим братом!— Малфой не спускал взгляда с удаляющейся фигуры в черном.

— Я прошу тебя,— прошептала она, кладя руки ему на грудь и подняв лицо.— Я боюсь его. Не надо с ним связываться…

— Он напугал тебя?!— завелся еще сильнее Скорпиус, но она не пустила его, просто обвив его шею руками и встав на цыпочки.

— Не уходи, не надо,— тихо попросила она, глядя прямо в его глаза. Сталь превратилась в лед, потом в жидкое серебро, когда она притянула к себе его голову и робко поцеловала в прохладные губы.

И он не ушел. Не ушел бы вообще, если бы через какие-то мгновения в их ушах не раздался колокол, зовущий студентов в классы.

— Обещай,— она отстранилась, но рук не убрала,— обещай, что не станешь мстить. Скорпиус, я прошу тебя. Этот человек не достоин этого… Обещай.

Он нахмурился, но, глядя в ее глаза, не мог сопротивляться. Он кивнул — через силу, борясь со своим «я», требовавшим как минимум крови этого слизняка. Но все-таки кивнул, хотя его малфоевская половина тут же взвыла.

Она улыбнулась, коснулась губами его скулы, а потом развернулась и пошла к классу. А Скорпиус остался посреди коридора, так и сжимая в руке палочку. Потом взмахнул ею от досады и стоящие в нише доспехи громко лязгнули.

Малфой, тебе пора менять фамилию. Скорпиус Поттер. Убиться что ли, пока еще не поздно?! С этой глубокой мыслью слизеринец отправился к кабинету Флитвика, чтобы отыграться хотя бы на мышке.

Глава 6. Гермиона Уизли.

Какая длинная была ночь. Длинная. Страшная. Трудная. Лунная…

Она не знала, сколько часов провела на полу, под дверью комнаты, из которой Рон так грубо ее вытолкнул. Вытолкнул, заперся изнутри и наложил заклинания.

Запястья уже не ныли, хотя Гермиона знала — на них появились синяки. Рон впервые за много лет сделал ей по-настоящему больно.

А она хотела быть с ним в эту ночь. Хотела держать его голову, руку (лапу?), чтобы ему не было страшно одному, наедине с полной луной и болью, которая, наверное, должна была прийти вместе с трансформацией.

Гермиона снова всхлипнула, хотя, казалось, что слез уже не осталось. Он не захотел, чтобы она осталась. Он схватил ее за руки — впервые так сильно, что она вскрикнула от боли. Он вытолкнул ее из комнаты. Заперся. И Гермиона уже не смогла разделить с мужем то, что предстояло ему впервые.

Она сидела на полу, опершись спиной о запертую дверь. Сначала ловила звуки, но их не было. Рон наложил заглушающее заклинание. Он отгородился от нее. Он вытолкнул ее из своей жизни. Пусть всего на ночь, но вытолкнул.

Гермиона пыталась снять заклинания. Не вышло. Дом не слушался ее палочки. И женщине ничего не оставалось, как ждать, надеясь, что волчелычное зелье хоть немного облегчит то, что предстояло Рону.

Он был один. Наедине с болью. Наедине со страхом. И он не позволил ей разделить это с ним. Раньше они все переживали вместе. Но сегодня он отказал ей в этом.

Гермиона вытерла щеки, просто чтобы хоть что-то сделать. Голова была тяжелой, руки чуть подрагивали.

Его глаза. Она никогда не видела у Рона, ее любимого, нежного, ласкового Рона Уизли такого взгляда. Даже когда он гневался (как на шестом курсе, когда она напустила на него наколдованных птиц), даже когда ревновал (когда он бросил их с Гарри в палатке, в последний год войны с Волан-де-Мортом), даже когда бесился (когда они с Гарри секретничали по работе) — никогда не было у него такого жестокого, безжалостного и одновременно обреченного, готового ко всему взгляда.

Гермиона судорожно перевела дыхание. Нужно мыслить логически, отбросив чувства. В последние годы она все чаще стала поддаваться им. Все чаще стала вздрагивать просто от мыслей. Просто от нахлынувших эмоций. Нельзя так. Нельзя раскисать тогда, когда ты больше всего нужна своей семье. Своим друзьям. Рону. Гарри.

Было странно, но за все эти годы — супружества с Роном и дружбы с Гарри — она так и не смогла разделить их в своем сознании. Рон. И тут же Гарри. Именно в такой последовательности. Рон. Гарри. Она знала, что нужна обоим. Рону больше, Гарри меньше. Но нужна.

Гарри никогда не показывал этого, не просил. Но принимал ее помощь. Всегда. И Рон всегда принимал. Но всегда просил, чем отличался от друга. Рон знал, что она поможет, что она поймет, что всегда будет рядом.

Но почему?! Почему сегодня он поступил по-другому?! Он стал другим…

Она чувствовала это. И не только чувствовала — знала. Он изменился. Он потерял себя. И боится этого. Рон боится себя. И отталкивает ее — из того же страха. Он. Боится. Себя.

Боялась ли его Гермиона? Нет. Она не боялась его. Она боялась ЗА него.

Женщина чуть поменяла позу. Чуть скрипнули от легкой боли ребра. Это напоминание об их близости. Впервые он был так груб и неаккуратен. У него всегда были сильные руки. Но ласковые и нежные. А теперь — синяки на ее ребрах от неистовых объятий. Объятий ее Рона. Другого, но все же ее.

Дата добавления: 2015-09-29