Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Было что-то неотразимо волнующее в созерцании единоборства двух атлетически сложенных молодых мужчин. Их очевидная агрессия и безжалостность выдавали низменную животную натуру. А сила мощных тел 6 страница



Как всегда, Бет оказалась ангелом Божьим. Горничная принесла ей кувшин теплой воды для умывания и тарелку жестких бисквитов, чтобы успокоить желудок. Это отчасти помогло. К вечеру Джесс уже чувствовала себя достаточно хорошо для того, чтобы съесть что-нибудь более плотное и встретиться с Алистером. Ей слишком хорошо был знаком мужской гнев, чтобы искать встречи с ним наедине, и потому она предпочла прийти на ужин в кают-компанию, где были и другие джентльмены. По мере того как продолжалась трапеза, она заметила, что Алистер избегал смотреть на нее или говорить с ней, если только это представлялось возможным. И Джессика почувствовала, что приняла наилучшее решение. И все-таки ее мучило то, что в их отношениях образовалась трещина. Впрочем, она не исключала, что это к лучшему. Если ей удалось погасить его интерес к ней, то это избавляло ее от беспокойства, снедавшего ее с момента восстановления их знакомства. То, чего он хотел от нее, — чтобы она приняла его в качестве любовника, — настолько диссонировало с представлениями о себе, что она с трудом могла в это поверить. И хотя она сожалела о том, что ей приходится ранить его чувства, воздерживаясь от дальнейших взаимоотношений, так было лучше для них обоих. Как только стало возможно, Джессика извинилась и встала из-за стола. Мужчины поднялись тоже, а Алистер сказал:

— Окажите мне честь погулять со мной по палубе, леди Тарли. Может быть, свежий воздух пойдет вам на пользу?

Скрыв свою нервозность, Джесс все же смогла ответить ему слабой улыбкой в знак согласия. Они вышли из кают-компании вместе с первым помощником, который тотчас же оставил их одних.

Джесс остановилась перед закрытой дверью своей каюты.

— Позвольте мне захватить шаль.

— Вот!

Он расстегнул ряд пуговиц на своем сюртуке.

Она запротестовала, стараясь отвести взгляд от его груди.

— Джентльмен никогда не должен появляться без сюртука или фрака.

Ответ его прозвучал язвительно:

— Вы единственная на борту, Джессика, кого это могло бы затронуть, но после того, что произошло вчера, я нахожу нелепой и искусственной эту попытку проявить скромность.

Сердце Джесс сделало скачок, а потом пропустило удар при виде его сурового лица. В синих глазах сверкали дьявольские искры, а сурово сжатый рот давал понять, что обескуражить Алистера не так-то легко. Как знакомо ей было это выражение едва сдерживаемого раздражения! И оно не сулило ничего хорошего.



— Может быть, нам лучше поговорить как-нибудь в другой раз.

— Есть кое-какие вопросы, которые нам необходимо обсудить. И чем скорее, тем лучше.

Несмотря на дурные предчувствия, Джессика не решилась отказать ему в его просьбе, и они направились к трапу, ведущему на палубу. Он осторожно закутал ее плечи своим сюртуком, и она ощутила его тяжесть. И тотчас же этот особый аромат принялся дразнить ее ноздри и будоражить чувства.

Они поднялись на палубу. Колфилд остановился в месте, затененном мачтами и снастями. Нетерпеливым жестом он дал понять двум морякам, работавшим неподалеку, чтобы они удалились.

Колфилд стоял и нависал над ней таким образом, что это будоражило и одновременно настораживало их обоих.

Он был ослепительно красив. Его классически правильные черты омывал серебристый лунный свет, и это очень шло ему. Он походил на внезапно ожившую статую древнего героя, и даже воздух вокруг него был заряжен электричеством. Алистер Колфилд был так полон жизни, а вот ей никогда не доводилось быть такой же свободной и живой.

— Не знаю, как это делать, — проворчал он, ероша волосы пятерней.

— Что делать?

— Плясать вокруг да около и притворяться, будто вещи не такие, какие они на самом деле, и использовать условности как щит.

— Условности в самом деле похожи на танец, — согласилась она. — Они создают известную картину и предлагают путь, по которому надо следовать, что позволяет двум отчаявшимся людям проводить вместе много времени с определенной целью. Они создают возможность двум чужим людям путешествовать вместе.

— В настоящее время у меня нет желания танцевать или считать, что мы чужие. Почему вы остались?

— Прошу прощения?

— Не притворяйтесь. Почему в ту ночь вы остались в лесу?

Она вцепилась в отвороты его сюртука, стараясь стянуть обе половины на груди. Не из-за холода, а потому что чувствовала себя обнаженной и беззащитной.

— Вы попросили меня остаться.

— О?

Его рот принял жестокое выражение.

— И вы всегда будете подчиняться моим командам?

— Конечно, нет.

— Тогда почему подчинились той?

— А почему бы и нет? — спросила Джессика, вскидывая подбородок.

Алистер подвинулся к ней.

— Вы были невинны. Вы должны были прийти в ужас. Вы должны были убежать.

— Что вы хотите, чтобы я сказала?

Он схватил ее за локти и заставил подняться на цыпочки.

— Вы думали с тех пор о той ночи? Думали о ней, когда лежали в постели с Тарли? Это воспоминание преследовало вас?

Джессика была напугана тем, как близок к истине он был и как легко проник в ее мысли и желания.

— Почему это важно?

Алистер поднял руку и обхватил ладонью ее затылок, заставив ее губы приблизиться к нему и принять необходимую ему позицию. Его слова, горячие и торопливые, касались ее губ.

— Я помню каждую секунду, когда вы там стояли. Помню, как поднималась и опускалась ваша грудь, как неровно вы дышали. Помню лихорадочный блеск ваших глаз. Помню, как вы поднесли руку к горлу, будто стараясь заглушить свои вздохи и стоны.

— Вокруг нас свидетели, — ответила Джесс яростным шепотом, дрожа от страха и возбуждения.

Она была удивлена, что так охотно отвечает на его грубое обращение. Уж она-то не должна была считать такое внимание лестным. И ее пугало, что какая-то частица ее существа жаждала именно такого обращения.

— Мне все равно.

Разрываемая на части смущением, она сказала резко:

— Ваша грубость и полное отсутствие хороших манер, возможно, вполне достаточны для некоторых женщин, но, уверяю вас, мне все это не кажется забавным.

Колфилд так быстро опустил руки, что она с трудом удержалась на ногах.

— Радость моя, этого больше чем достаточно для вас. Вы так же хотите меня, как и тогда, и вид у вас голодный.

Джесс содрогнулась. Его черты исказились от какого-то темного и мучительного чувства.

Потом он отвернулся с приглушенным проклятием и бросил через плечо, не оборачиваясь:

— Я пытался забыть ту ночь, но это оказалось невозможно.

Джессика отвела глаза от его окаменевшей спины, позволяя свежему ветру овевать ее лицо.

— Почему вас преследует это воспоминание? Вы могли и можете рассчитывать на мою скромность.

— И я всегда был благодарен за это.

— С тех пор вы долгие годы избегали меня. Почему, если этот случай ничего не значил для вас?

— Потому что узнала кое-что, чего не должна была знать. И это меня смущало.

Сознательно или на уровне инстинкта Джессика почувствовала себя преследуемой дичью.

Она ощущала неистовство его желания, и это ее пугало. Но возможно, не настолько сильно, как должно было, ибо ее желание было столь же сильным.

Алистер сделал шаг и оказался лицом к ней так, что мог беспрепятственно ее разглядывать.

— Чем отчужденней вы себя ведете, тем большей решимости добиться своего я преисполнен. Да, вы кое-что знаете обо мне, и это кое-что существует между нами. И это должно сближать нас, а не отдалять друг от друга.

— И это должно сделать меня доступной, как теперь, когда вы втянули меня в столь откровенный разговор?

— Такой же доступной, как прошлой ночью, но не под воздействием винных паров. Хотя у нас не было намерения переступить черту, семь лет назад мы это сделали, и теперь назад пути нет. Я попросил вас остаться, и вы не убежали. Мы с вами разделили опыт, совершенно уникальный, какого не было в нашей жизни ни до, ни после. Вы цепляетесь за то, что принято в обществе: нравы, правила поведения и благопристойность, как за шаль, которой окутываете свои плечи. Но для нас с вами не существует никаких преград. Судьба распорядилась свести нас вместе и в этот раз, а я устал бороться с ней.

Мысль о том, что стать любовниками их вынуждает провидение, показалась Джесс утешительной, поскольку это снимало с нее ответственность за возможные последствия.

Она сделала глубокий вдох и быстро заговорила:

— Я сожалею о том, что сказала вам вчера. Я хотела, чтобы вы остались.

— Я занимался любовью за деньги и хочу, чтобы вы знали почему.

Как только эти слова были произнесены, Алистер почувствовал глубокое облегчение, но за этим мгновенно последовало напряжение. Он всеми силами пытался избежать подобной откровенности.

Джессика склонила голову набок, и от этого движения густой золотистый локон упал на ее плечо. Она вцепилась в отвороты его рубашки, и вокруг ее полных губ образовались две морщинки в форме полумесяцев. Она недавно потеряла мужа, к которому была глубоко привязана, а Алистер заставлял ее забыть о нем ради своих эгоистических целей. Даже сейчас ее бледно-серое платье являлось свидетельством того, что она все еще в трауре. И его глубоко ранило напоминание о человеке, с чьим безупречным поведением и нравственностью он никак не мог бы тягаться.

— Скажите мне, — принялась она его упрашивать. — Объясните, чтобы я могла понять.

Он заговорил прежде, чем успел отказаться от откровенного объяснения:

— По настоянию моей матери Мастерсон выделил мне кусок земли на Ямайке. Эта земля была замечательна только своими размерами и полным отсутствием средств к существованию на ней. Там не было ни рабов, ни построек, ни какой-либо техники. Мать позаботилась также о том, чтобы его лордство предоставил мне корабль. А он сумел найти самую неподходящую для дальних путешествий посудину, которую я имел несчастье видеть в жизни. Я получил возможность разбогатеть, но у меня не было никаких средств на то, чтобы купить оборудование, способное обеспечить мой успех.

Джесс громко вздохнула:

— Не могу себе представить подобное унизительное обращение.

— Слава Богу, вам никогда и не придется столкнуться ни с чем подобным. Но возможно, вы поймете, что мною двигало, когда я начал торговать своими талантами, чтобы заработать деньги на вещи, необходимые для моего процветания.

— И тогда вы обрели славу человека, никогда не отказывающегося от любого пари.

Алистер кивнул:

— Ни от скачек, ни от других азартных игр. Я готов был приложить свои таланты к любому делу, сулящему доход. К тому же мне повезло в том, что женщины находили меня привлекательным.

— Вы неправдоподобно красивы, — согласилась Джесс. — Но в то время вы были так молоды…

— И все же достаточно взрослым, чтобы понимать, что не имею право на идеализм, — закончил он смущенно.

И тогда, и сейчас его не устыдило принятое решение. Если для выживания требовалась жесткость, он проявлял ее без зазрения совести и без оглядки.

— В некотором отношении моя юность оказалась преимуществом. Я был сексуальным, энергичным и неразборчивым.

Последние слова Алистер произнес с вызовом, чего делать не собирался, но он был на взводе. Его сердце сжималось от беспокойства о том, что она могла бы счесть его прошлое неприемлемым.

— Вначале я наслаждался этим. Неограниченные возможности секса с опытными светскими женщинами! Тогда я понял, что для некоторых женщин оплата моих услуг была способом успокоить свою совесть и отделаться от чувства вины за то, что они вступали в связь с мужчиной вполовину моложе их. В те времена я относился к этому как к игре. Меня забавляла возможность выудить у них что-то в обмен на то, от чего я сам получал огромное удовольствие. К тому же мне удалось узнать удивительные тайны женского тела. Я научился их читать и прислушиваться к ним, научился доводить женщину до самозабвения. Если искусство дарить наслаждение сродни любому другому искусству, то я овладел им в совершенстве.

— Несомненно, вы оказались способным учеником, — прошептала Джесс.

— Женщины любят говорить, — продолжал Алистер мрачно, не в силах решить, как она воспринимает его полную и скандальную откровенность. — Особенно о вещах, от которых получают удовольствие. И потому мне стало ясно, что чем большие требования предъявляют к тебе, тем выше будет вознаграждение. Я понял, как извлекать пользу и доход из своего искусства, и счел глупым отказываться от них, принимая во внимание мои обстоятельства. Через некоторое время перестаешь что-либо чувствовать и воспринимаешь все как бизнес. И привыкаешь пользоваться своим телом безоглядно, как инструментом.

— Вот как, — сказала Джессика и надолго замолчала. Наконец она произнесла: — Я была идиоткой. Мне никогда не приходило в голову, что вы могли не ценить… этот акт. В конце концов, леди Трент красива…

— Некоторые из них были красивы, некоторые нет. Некоторые были хороши только внешне. Но безотносительно к этому когда вы что-то продаете, это больше вам не принадлежит. Вы теряете право отказаться, и, если потребуется повторить действо, вы не смеете показать, что вам это трудно или неприятно. В какой-то момент я понял, что превратился в товар, используемый по требованию, и перестал получать удовольствие от того, что раньше доставляло мне наслаждение. Это превратилось в работу по найму, правда, в доходную работу.

— А как ваша семья? Не могли они…

— Я взял этот чертов корабль и принял выделенную мне землю. У меня не хватило гордости отказаться. Поверьте мне, что, если бы я мог обратиться к кому-нибудь за помощью, я бы сделал это.

Алистер ожидал, что она спросит, почему он не смог обратиться к Мастерсону, и думал, как ответить на этот вопрос, если он будет задан. Джесс уже знала о его грязном прошлом больше, чем он готов был рассказать кому-либо другому. Делиться этими сведениями с Джессикой, с женщиной, привлекавшей его больше и затронувшей глубже, чем все остальные, было мучительно. Он хотел быть для нее самым желанным мужчиной, но оказался намного ниже ее стандартов.

— В таком случае вы сделали то, что следовало, — убежденно заявила Джессика, и его это удивило. — Я могу оценить вашу потребность стать кем угодно, чтобы выжить в невыносимых обстоятельствах.

Как спокойно она приняла его откровения. Алистер с трудом мог в это поверить.

Он сделал шаг к ней, не будучи в силах вынести даже столь малого расстояния, разделявшего их.

— Вы все еще согласны меня принять? Сможете заглянуть в меня глубже? Как бы я ни хотел все изменить, получается, что мое прикосновение может осквернить вас. И все же оно доставит вам наслаждение. Я готов вам поклоняться. Я никого не желаю так, как вас.

— Я принимаю вас, Алистер. Принимаю. — Джессика с трудом перевела дух. — Но что касается остального…

— Продолжайте, — раздался его хриплый голос.

— Я не лучше других, кто сделал вас инструментом своего наслаждения.

Ее глаза казались огромными и темными, а прелестные черты выражали внутреннее страдание.

— Я желала получить право распоряжаться вами, как делала леди Трент, и не ради безопасности, а потому что меня волнует мысль об этом.

Кровь бурно устремилась в нижнюю часть его тела, и это произошло настолько быстро, что ему стало трудно держаться на ногах. Прямота Джесс ошеломила и взволновала его, как и мысленная картина того, как она наслаждается его телом.

— Джессика!

Внезапно она двинулась вперед, обогнула его и устремилась к планширу. Одной рукой она обхватила полированное дерево с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.

Алистер последовал за ней и встал у нее за спиной, руки его оказались по обе стороны от нее. Ее спина была прямой, и все тело казалось напряженным. Он опустил голову и прижался губами к ее правому виску. Каким-то образом он должен был заставить ее понять, насколько ее огорчение показало ему, что она питает к нему достаточно глубокие чувства.

— Моя покорность — это то, чего вы хотите? Мысль о том, что вы можете заставить меня служить вам, волнует вашу кровь?

— Нет!

Алистер почувствовал, с каким трудом она сглотнула.

— Я хочу вас, но вы меня подавляете. Мне надо сохранять власть над собой.

— Вы полагаете, что я обладаю властью над вами? То, что нас связывает, никогда не было надежным и безопасным и никогда не будет. Вы должны принять наше взаимное притяжение как данность со всей его ущербностью и опасностями и верить, что в конце концов окажется, что наши отношения того стоят.

— Не думаю, что способна на это.

— Попытайтесь!

Джесс повернулась и посмотрела на него:

— Простите мне мою взбалмошность. Я просто хотела, чтобы вы остались. Хотела так сильно, что говорила не задумываясь.

Он поймал блестящий золотистый локон и потер его, зажав между пальцами.

— Не стоит извиняться за то, что вы так сильно пожелали меня. Но позвольте мне объяснить вам все: в наших отношениях не может быть искусственности, манерности. Вам не может принадлежать Люциус, никогда не сможет, ибо такого человека больше нет, а для вас его никогда и не было.

В те времена он говорил себе, что использует свое второе имя, чтобы защитить свою личность. Откровенно говоря, это был способ самосохранения, спасения от деградации и позора, поскольку он принимал деньги от женщин за свои сексуальные услуги, от женщин, желавших получить от него то, что было для них недоступно нигде без риска скандала и презрения общества. И хотя некоторые из них желали его ради его лица и тела, многие хотели только удовлетворения. Они хотели в любовники человека, известного своей страстью к риску… а также способного, по слухам, сделать за деньги что угодно. Они чувствовали себя менее испорченными и развращенными, когда сознавали, что купили право позволить себе любую порочность.

Она кивнула:

— Понимаю.

Алистер прижался лбом к ее лбу, чувствуя себя несчастным от мысли, что она желает получить ту его часть, которую он никогда бы не согласился отдать ей.

— Вы должны знать, что он никогда вам не принадлежал. В ту ночь, в тот момент, когда я увидел вас, остались только мы вдвоем, вы и я. Люциус был с леди Трент, я был с вами.

Ему ответил ее трепетный вздох.

— Хорошо. Я не хочу его. Теперь я понимаю, что, предложив вам заплатить за услуги, я обращалась к нему. После того как вы прикасались ко мне… Прошу прощения.

Глаза Джессики были ясными и широко раскрытыми: они были полны печали и раскаяния. Еще в них была жалость к нему, а уж этого он ни в коем случае не хотел от нее.

— Я дам вам все, чего вы хотите. Даром. Вам стоит только попросить.

Его рука скользнула под полы сюртука, обнимавшего ее плечи, и оказалась у нее на бедре.

— Расскажите мне все о своих фантазиях.

— Нет!

Ужас, прозвучавший в ее чопорном тоне, вызвал у него улыбку.

— Это неприлично.

Алистер подался ближе к ней и лизнул ее в мочку уха.

— Верьте мне, — напомнил он Джессике, почувствовав ее дрожь. — Я доверил вам правду, которая меня никак не красит…

— Я вас не осуждаю.

— Это очень много значит для меня. Позвольте отблагодарить вас. Скажите мне, чего вы желаете.

— Вы не должны проявлять ко мне такую фамильярность. — Джесс с тревогой оглядела палубу. — Здесь нет возможности оказаться в уединении.

— Могу я сегодня вечером прийти к вам?

Алистер бесконечно долго ожидал ее ответа, которого так и не последовало. Вместо этого ее беспокойство возрастало. Она принялась теребить его сюртук и переминаться с ноги на ногу. Опасаясь слишком давить на нее, Алистер сделал шаг назад.

— Моя каюта через две двери от вашей на противоположной стороне коридора, — вдруг нашелся он. — Вы можете прийти ко мне.

Она посмотрела на него округлившимися глазами:

— Я никогда бы не сделала этого.

Он улыбнулся. Возможно, и так, но даже ожидание и предвкушение стали бы для него наградой.

 

Глава 9

 

 

Как и каждое утро в последние две недели, Эстер просыпалась с непреодолимой потребностью извергнуть содержимое из своего желудка.

Скатившись с кровати, она, спотыкаясь, бросилась к ночному сосуду и произвела это теперь ежеутреннее действие. Каждое утро перед наступлением рассвета омрачалось одним и тем же.

— Миледи, — пробормотала ее горничная, — я приготовила слабый чай и тосты.

— Благодарю тебя.

— Может быть, если вы скажете его лордству, что ждете ребенка, — осмелилась Сара робко выразить свое мнение, — он изменит свое поведение.

Эстер посмотрела на горничную глазами, полными слез, туманивших отчетливое видение. Усилие вызвало у нее одышку.

— Не говори никому.

— Не стану, пока вы не разрешите мне, миледи. А до тех пор не скажу ни одной живой душе.

Эстер приложила ко лбу холодный компресс, чтобы вволю поплакать и скрыть свои слезы. В первые годы своего брака она ничего не желала больше, чем обзавестись ребенком, чтобы радость жизни с Эдвардом стала полной. Но Господь оказался добрее и мудрее, чем она полагала. Когда стали очевидными темные стороны характера мужа, она стала пользоваться губками, смоченными в бренди, чтобы предотвратить зачатие. Она не смела впустить невинное создание в свой теперешний дом. После всего того, чего она и Джессика натерпелись в детстве, как она могла подвергнуть подобной жизни собственное дитя?

Но Регмонт был не из тех, кто стал бы откладывать до вечера удовлетворение своего плотского вожделения, и потому судьба распорядилась ее жизнью на свой лад.

— Если бы ты только была здесь, Джесс, — прошептала она, испытывая эгоистичное желание получить в свое распоряжение сочувствующую ухо человека, способного выслушать и дать совет.

Она заподозрила, что она enceinte[1], еще до отъезда сестры, но не могла придумать способа сообщить ей эту новость. Джессику глубоко ранило ее бесплодие. И Эстер сочла невозможным, жаловаться на свою беременность, которая, случись подобное с ее сестрой, стала бы для той несказанной радостью.

Когда Эстер, шатаясь, поднялась на ноги, Сара помогла ей снова лечь в постель. Регмонт спал в своей комнате, впав в блаженное забытье.

— Умоляю вас сказать об этом его лордству как можно скорее, — принялась шепотом увещевать горничная, стараясь удобнее расположить подушки Эстер.

Эстер со вздохом закрыла глаза.

— Думаю, что отчасти сама источник зла и не знаю, как это объяснить. Почему бы иначе мужчины в моей жизни играли роль злых демонов?

Однако позже за столом Эдварда заметила, что едва ли ее слова затронули его. Он выглядел веселым и энергичным. Улыбка его была ослепительной, а настроение прекрасным. Он поцеловал ее в щеку, когда она направлялась к своему месту за столом.

— Копченой селедки и яиц? — спросил он, прежде чем подойти к ряду блюд под крышками на буфете.

Ее желудок взбунтовался.

— Нет, благодарю тебя.

— Ты мало ешь, дорогая, — укорил он ее.

— Я взяла тостов в свою комнату.

— И все же пришла составить мне компанию за завтраком. — Его улыбка стала еще ослепительнее. — Ты удивительная. Как провела вечер?

— Как всегда, но в то же время отлично.

Эстер почти страшилась тех моментов, когда он вел себя нормально. Как будто в этом мире все хорошо, во мраке не таится зло и Эдвард замечательный муж, а она довольная своей жизнью жена — все это было притворством.

Эстер обвела взглядом комнату. Их домом восхищались друзья. Они хвалили его за яркие краски, как, например, за выбранные ею цвета обоев для столовой — нежно-кремовые и ярко-синие вертикальные полоски. Они купили свой городской дом накануне свадьбы, рассчитывая начать новую жизнь в месте, не запятнанном их прошлым. Но им было невдомек, что прошлое они носили в себе, и носить его им предстояло всюду, где бы они ни оказались.

— Прошлым вечером мы пили вместе с Тарли, — сказал Регмонт между двумя глотками. — Он искал спасения от девиц-дебютанток. Полагаю, это напряжение уже дает о себе знать.

Эстер посмотрела на мужа. Неизвестно почему она почувствовала, как ее сердце забилось быстрее.

— О?

— Я отлично помню такие дни. Ты от многого спасла меня, любовь моя, не подозревая об этом. Я готов оказать Тарли услугу, снять лишнее напряжение. Он узнал о моем интересе к боксу, и мы договорились о матче.

Господи! Она знала, как стремительно двигается Регмонт и каким непреклонным он может быть! Ему была невыносима мысль о проигрыше: он усугубил бы его постоянное и всепоглощающее ощущение ненадежности. Эстер почувствовала — в желудке у нее завязался узел.

— О матче? Между вами двумя?

— Ты случайно не знаешь, насколько он искусен в этом спорте?

Она покачала головой:

— В юности он боксировал с Алистером Колфилдом. И это все, что я знаю о его заинтересованности в этом виде спорта. Когда-то мы с ним были близко знакомы, но после нашей свадьбы я редко его видела.

— В таком случае мне будет легко выиграть.

— Может быть, ты мог бы посоветовать ему выбрать менее искусного соперника?

Эдвард усмехнулся:

— Ты боишься за него?

— Джессика очень высокого мнения о нем, — заметила она уклончиво.

— Я так понимаю, что все его разделяют. Нет причины беспокоиться, любовь моя. Уверяю тебя, что все это только ради развлечения. — Взглянув на одного из двух лакеев, стоявших в ожидании распоряжений, он сказал: — Леди Регмонт съест тост с маслом и джемом.

Эстер вздохнула, покоряясь необходимости есть независимо от аппетита.

— Ты бледна нынче утром, — заметил он. — Скверно спала?

— Вполне сносно.

Эстер потянулась за одной из сегодняшних газет, лежавших на столе возле ее локтя.

Ее выбило из колеи сообщение о предстоящем матче между Регмонтом и Майклом, особенно если мотивом этого состязания могла быть досада, связанная с необходимостью выбрать жену. В этом случае она могла бы оказать ему большую помощь, чем ее муж. Было очень мало такого, чего бы она не знала о женщинах света — от самых признанных в обществе матрон и до только что вступивших в него юных девушек-дебютанток. И возможно, Майкл не отказался бы от ее помощи.

Ее бы успокоило, если бы она убедилась, что он счастлив и доволен своим жребием.

Он, безусловно, заслуживал счастья.

Регмонт положил свои серебряные столовые приборы на пустую тарелку.

— Мне было бы очень приятно сопроводить тебя сегодня утром на прогулку в парке. Скажи, что у тебя нет других планов.

Если они и были, то она знала, что должна отказаться от них. Если Эдвард претендовал на ее время, то он ожидал, что она посвятит его ему. В конце концов, она была его женой. Его женой! И он имел на нее нераздельное и неотъемлемое право, пока смерть не разлучит их.

Эстер подняла голову от газеты и заставила себя улыбнуться:

— Прекрасная мысль, милорд. Благодарю тебя.

Возможно, сегодня днем она выберет минуту, чтобы сообщить ему, что готовится стать матерью. Снаружи на солнечном свете, в окружении равных по положению, которых он стремился впечатлить, возможно, будет самый подходящий случай предоставить ему возможность воспринять известие о начале новой жизни для них обоих.

Во всяком случае, Эстер надеялась на это. Возможно, могло бы произойти чудо, на которое она иногда все еще надеялась. Она не могла себе позволить отказаться от этой надежды.

Иного выхода у нее не было.

Миллер постучал в дверь каюты Джессики после часа дня с просьбой присоединиться к Алистеру на палубе.

Стараясь отрешиться от нервозности, охватившей ее и вызванной неопределенностью, Джесс последовала за Миллером на свежий воздух вверх по ступенькам мимо кают-компании.

Последний разговор с Алистером при лунном свете был полон напряжения. Его приглашение прийти в его каюту не выходило у нее из головы долгие часы после того, как они расстались. Они оба понимали, что едва ли она откликнется на такое предложение, но оно будто повисло между ними, как перчатка, брошенная к ее ногам.

Какая-то ее частица, призывавшая к шалостям, побуждала ее поддаться искушению, но в целом ее натура противилась этому.

Что он хотел ей сказать? При столь непродолжительном знакомстве между ними образовались обжигающе интимные отношения. Сейчас ее полностью поглощали мысли о нем, столь необычные, что она не могла бы припомнить, когда и как думала так о ком-нибудь другом. Джессика удивлялась, как он смог так поработить ее физически, а потом и приковать к себе все ее мысли, но это было именно так.

Алистер предоставил ей решать, что с этим делать, дав понять, что не будет на нее давить. Но она не сомневалась в том, что если Алистер Колфилд чего-нибудь хочет, то едва ли откажется от своих желаний, не добившись цели.

Когда они повернули на корму, ее спину овеял холодный соленый морской воздух, пробудивший ее чувства. Вдохновленная и полная предвкушений, Джесс замедлила шаги при виде широкого покрывала, разостланного поперек палубы и прикрепленного с каждого угла ящиками с пушечными ядрами. На одеяле лежало несколько подушек и стояла неглубокая корзинка с едой.

Пикник. На море.

Алистер в ожидании ее стоял по другую сторону стеганого покрывала. Он был одет безупречно: в широкие темно-желтые штаны, заправленные в начищенные до блеска гессенские[2] сапоги, полосатый светло-коричневый жилет и коричневый сюртук. Ветер уложил его волосы на свой вкус, и теперь у него был такой вид, будто он прошелся по ним пятерней.

Как и многие женщины до нее, Джессика считала его самым красивым мужчиной, какого видела в жизни. К тому же он выглядел экзотичным. Вызывающе обольстительным. Порочным и опасным. А в целом восхитительным. Ей захотелось раздеть его догола, чтобы в полной мере оценить его мощную фигуру без досадной помехи в виде одежды. Сейчас она была не в силах сопротивляться таким грешным мыслям, когда их обоюдное желание принадлежать друг другу было яснее ясного.


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.037 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>