Для самок это означало невозможность донашивания детенышей. Они рождались в прямом смысле недоношенными, беспомощными и требовали длительной опеки родителей, а зачастую только помощь всех взрослых особей стада вкупе могла обеспечить продолжение рода.
Таким образом, обеспечение полноценного воспроизводства популяции требовали альтруизма и солидарности, а победа в борьбе за выживание требовала не просто агрессивности (это было бы вполне естественно), но постоянного агрессивного каннибализма, в общем не свойственного другим видам в течение длительного времени их развития (вспомним: „Ворон ворону глаз не выклюет“). Эти требования были в данном случае взаимоисключающими, ибо распространялись на близко живущих особей своего вида.
Ситуация осложнялась еще одним фактором. Наиболее эффективная помощь детенышам всей группы (стаи, стада) осуществлялась только при наличии у самцов „возможной уверенности“, что эти детеныши - его дети. Для этого самцы должны иметь, если не регулярный, то эпизодический или хотя бы теоретически возможный доступ ко всем самкам группы. Подобная схема коллективного поведения имеется у некоторых приматов, например, у обезьян верветок. При этом самки-верветки не имеют четко выраженных, как у других обезьян, периодов половой активности, выражающихся в появлении четких внешних признаков. Эти признаки сохраняются у них в течение всего времени их взрослой жизни.
И хотя верветки предпочитают находиться в связи с одним самцом, но „кокетничают“ они со всеми, и хотя бы ограниченное число раз вступают в половой контакт с большинством самцов стада. Интересно отметить, что степень выраженности помощи всем детенышам своего стада со стороны самцов у приматов увеличивается в соответствии со степенью выраженности схемы коллективного поведения, наблюдаемого у обезьян-верветок.
Мы в данном случае не собираемся обсуждать очень интересную тему об альтруизме у других видов. Нам важно другое. Альтруизм по отношению к беременным самкам и детенышам своего стада (стаи) есть у многих видов, но у обезьян-верветок он проявляется в одной из наиболее завершенных форм. У приматов (за исключением человека) эти свойства обезьян-верветок выражены наиболее четко. Поэтому и описанный механизм обеспечения альтруизма можно считать у приматов наиболее эффективным.
Итак, альтруизм по отношению ко всем детенышам, „нежность чувств“ к половым партнерам, постоянное, содержащее элемент неопределенности, „кокетство“ самок. И одновременно - необходимость регулярно убивать особей своего вида и пожирать их. Вот, по нашему мнению, в чем суть того раздвоения, которое „свело с ума“ нашего предка. Необходимость в зависимости от целого ряда причин постоянного переключения режимов поведения, не определенного инстинктивными программами, и привела к возникновению второй сигнальной системы.
Следует подчеркнуть, что само по себе возникновение элементов второй сигнальной системы еще не решало всех проблем. Решения, принимаемые с помощью этой системы, должны были быть конструктивными, непротиворечивыми. В описанной нами ситуации эта непротиворечивость могла быть достигнута только одним путем - разбиением популяции на резко отделенные друг от друга группы. Применительно к своим должен был проявляться максимальный альтруизм, применительно к чужим - агрессивность и каннибализм.
Специфика „проточеловеческой“ ситуации состояла в том, что выделенные группы состояли из особей одного вида, эволюционировали в одном направлении, их представители могли вступать в половые связи и иметь общих детей. Наконец, группы могли увеличиваться и распадаться в процессе „борьбы коалиций“, кстати, весьма распространенной в животном мире и не являющейся прерогативой человека, о чем однозначно свидетельствует современная этология. Никаких универсальных, безошибочных, инстинктивных механизмов отличия своих от чужих, присущих остальным животным, не было. Поэтому данная задача была поистине не простой, и вторая сигнальная система работала во всю силу, снимая постоянно возникающее „раздвоение сознания“.
Будет логично предположить, что именно в это время для решения нетривиальных задач распознавания „свой - чужой“, когда возможности традиционных, инстинктивных механизмов выполнения подобной функции были значительно ослаблены, наши предки и использовали дополнительные возможности звуковой сигнализации, которые предоставлял им „ловкий язык“.
Подчеркнем, освоение этой сигнализации должно было достигаться еще в детстве, в то время как у остальных животных аналогичные звуковые коммуникации начинают играть функциональную роль в более зрелом возрасте.
Действительно, человек должен с помощью языка суметь объяснить, что он „свой“, не тогда, когда ему потребуется половой партнер или соратник для охоты, а тогда, когда его захотят сожрать, а это может случиться в очень раннем возрасте. Именно эти процессы и заложили основу возникновения языка как средства „внешнего информационного обслуживания“ второй сигнальной системы.
Кстати, последствия проявления именно этой функции языка мы можем наблюдать и поныне на бытовом уровне. Интенсивным разговором, зачастую бессодержательным и не имеющим отношения к сути конфликта, конфликтующие стороны могут предотвратить драку. В этой ситуации с помощью активной беседы на подсознательном уровне пытаются вызвать у потенциальных противников мнение: «мы „свои”, мы говорим на одном языке!».
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 14 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |