— Тебе понравится, — Якоб повернулся и улыбнулся Коулу. Тот опешил на секунду, потом поднял брови и посмотрел в зеркало, чтобы поймать взгляд Лизы. Она собрала глаза в кучу, и стало ясно — мать этот радостный идиот уже тоже достал.
* * *
Дом Коула привел сначала в шок, а затем в полный восторг. И на него Якобу было смотреть приятнее, чем на Лизу, которая невольно скорчила рожу при виде старого особняка, отреставрированного будто из пансионата для престарелых. Там было очень много маленьких окон, две башенки по бокам дома, целых три этажа, огромный заросший двор и даже деревянная качель в саду.
Лиза рассчитывала на что-то более современное и модное, зато Якоб удовлетворенно вздохнул и расслабился, увидев, как загорелись глаза пасынка. Кажется, с ним после такого подарка проблем быть не должно, на это Якоб и рассчитывал.
Коул бился мысленно в припадке, взглядом облизывая потертые окна в деревянных рамах, окрашенных багряной краской. Эти стекла явно терли чужие руки, когда они запотевали от дождя или жары. Черепичная крыша была полностью переделана, но стиль сохранили ради общего вида. Терракотовая краска, покрывавшая кирпичные стены, создавала жуткое впечатление, а кирпичи иногда торчали невпопад, будто дом по ночам гулял, а утром снова вставал на место. И крыльцо если и не скрипело, то было крутым и деревянным, жутко страшным, с просветами между ступенек.
Коул чуть не кончил без рук, насмотревшись на фасад.
— Нравится? — уточнил Якоб, посмотрев на жену и пасынка.
— Приятное место, — выдавила Лиза, морщась и подделывая эту гримасу под улыбку.
— Зашибись, — тараща глаза, выдал Коул.
— Тогда вот ключи, выбирай себе комнату. Или даже две, их там полно, — Якоб играл в доброго отца, надеясь сохранить эту симпатию капризного подростка как можно дольше. Если на Лизе он женат, и так или иначе они придут к соглашению в любом вопросе независимо от своих амбиций... То Коула нельзя заставить любить отчима или хотя бы относиться к нему, как к равному, уважать его.
«Ну, пусть он хотя бы не пакостит, не портит мне жизнь», — Якоб вернулся с небес на землю и взмолился о самом меньшем, на что мог рассчитывать отчим.
Коула будто ветром сдуло, а Лиза тоскливо посмотрела ему вслед.
«Знал, подонок, что эту козявку можно не кормить — только билетик в морг подарить, и он весь твой», — подумала она в адрес Якоба.
— И что, мы прямо сейчас можем въезжать?.. — вопрос прозвучал с надеждой, что Якоб скажет, что они приехали просто посмотреть, а нотариус разрешит переехать только завтра. Или через неделю. Или через месяц. Может, сделка вообще не состоится.
Но чемоданы в «Шевроле» мешали в это верить так же, как и планы переезда на сегодня, как ключи в кармане Якоба, а теперь в руках Коула.
— Да, милая, — Якоб ненавязчиво приобнял ее за талию, не рискуя прижимать к себе, но Лиза любила, когда ее трогали, поэтому сама машинально растаяла и расслабилась. — Уборщица должна была в полдень убрать здесь все. То есть, она ушла где-то час или полтора назад, — он посмотрел на свое левое запястье, покрытое волосами и окованное дорогими часами.
— Уборщица? Значит...
— Тебе не придется бегать здесь с тряпкой, дорогая, что ты, — Якоб будто прочел ее мысли и засмеялся, отпустил ее, засучил рукава и открыл багажник. Лиза усмехнулась и подумала, что с чувством юмора у него не такая уж и беда. Иногда он зануда, но он ничего себе внешне, лучше многих.
По крайней мере, лучше случайного придурка, который так неосторожно стал отцом Коула. Он был странный внешне, не красавец далеко, что отразилось жуткими особенностями и в плоде их страстной любви на полчаса. Косые глаза, острый нос и странные, заостренные сверху уши вообще напрягали. Лиза не была суеверной, но иногда у нее были припадки искренней веры в злые чары.
— А мебель? — она вздохнула и взяла легкие сумки из салона машины, чтобы не надрываться, но как-то помочь. Если честно, то не будь Якоба рядом, она бы запросто сама перетаскала все сундуки и чемоданы, но раз уж он был, он попал.
— Мебель внутри, — успокоил Якоб. — По большей части она новая, просто куплена в тематическом салоне, что-то сделано на заказ, чтобы сохранить стиль особняка. Это здание...
— И все это за три дня? — перебила Лиза нежным голосом, точно зная, что сейчас он углубится в историю, и начнется лекция об архитектурной ценности данного кошмара проектировщика.
— Нет, я его купил еще три месяца назад. Мы с тобой были знакомы всего ничего, но я же надеялся, что все будет серьезно, и я уже тогда думал, что мы не сможем жить у тебя или у меня, это несерьезно. И Коул...
— Сумире, — поправила Лиза.
— Я думал, это его прозвище? — не понял Якоб, поставив еще один чемодан в прихожей.
— Это не прозвище, это он сам себе выбрал. Что-то типа псевдонима.
— И ты зовешь его так? Нет, я заметил уже, но думал, вы шутите.
— Ну, он же сам это выбрал, значит, ему так хочется. Это же его право — диктовать, как ему нравится, чтобы его звали. Я же особо не спрашивала его, когда он родился, может, ему это не нравится. И потом, Сумире звучит приятно, согласись, — она улыбнулась, рассеянно рассматривая высокие потолки. В гостиной потолка просто не было, две лестницы уходили на второй этаж, от них по многогранному кругу расходился коридор, и только второй этаж имел потолок в каждой комнате.
Якоб заметил эту наивность в ее внешности, так что сразу понял, что же его в Лизе привлекало с самого начала — через идеальные манеры леди и такой же внешний вид иногда прорывалось что-то другое, что его безумно манило. То же самое раскрывалось ночью, когда она снимала дурацкие шмотки, растрепывала волосы и вытворяла такое, что у него щеки оставались красными от стыда даже утром.
— Согласен, — он кивнул. — Тогда будет невежливо звать его «Коул», я учту.
— Он будет рад, — равнодушно пропела Лиза, только что защищавшая своего сына и его право на выбор.
Якоб ушел к машине, а новоявленная миссис Дюнсте сделала несколько шагов к лестнице и крикнула совсем не манерным голосом.
— Эй, козя-я-я-явка! Где ты там, в унитазе головой не застрял?!
Коул промолчал, в экстазе распахнув все двери на втором и на третьем этажах, пробежавшись по комнатам, обнаружив все ванные, даже маленькие, лишенные душевых кабин, не говоря уже о ваннах. Он не мог выбрать, где ему поселиться, в более просторной комнате или в маленькой, но уютной. Везде было так шикарно, что глаза разбегались, обстановка нигде не отличалась от гостиничного номера — тумбочка, кровать, гардероб, письменный стол, стул, торшер, маленькая лампа, ночник, кресло и зеркало.
Все это выглядело старым, но на деле было новым, Коул это быстро понял и в очередной раз признал, что ее мать умела ловить нехилых карасей в водоеме холостяков с деньгами.
Двуспальная кровать оказалась только в спальне, которую Якоб явно приготовил для них с Лизой, но среди комнат с полутораспальными кроватями секретер, большое зеркало и роскошный стол под телевизор оказались только в одной. А главное, там был и сам телевизор, большой и потрясающий воображение. Наверное, ее Якоб ненавязчиво подготовил для пасынка, хотя сам предложил выбрать себе комнату. Он же знал, на какую падет выбор в такой ситуации. В ней Коул и бросил свою школьную сумку, набитую безумно «важными» вещами, типа плеера, книги, которую читал, жвачки. За остальной багаж он пока не волновался, метнулся на чердак. Туда вела узкая лестница прямо в стене, ступеньки были крутыми до ужаса, нитка под потолком включала свет заранее, а дверь открывать пришлось осторожно, чтобы не сверзиться назад.
«Он стопудово полез на чердак», — подумала Лиза, не получив никакого ответа, но услышав топот и скрипы.
Мебель и правда была роскошной, за это жуткий внешний вид и темная обстановка внутри были Якобу прощены.
«Если сам не поймет, не скажу, что Як уже давно дом купил. Пусть стыдится, сопля, что отколол такую хрень. Хотя, он уже въехал, наверное, не тупой, теперь вообще оборзеет. А к черту, так им всем и надо, что такого в том, чтобы дрочить в собственной комнате одному? Подумаешь, связывание... Подумаешь, члены резиновые. Кто без них обходится-то? Фригидные старухи, типа мисс Вествуд? Пусть подавится своими сплетнями».
— Где он? — улыбнулся Якоб понимающе, представляя восторг типичного подростка при переезде в новый дом и восторг гота при переезде в готический особняк. — Носится, осматривает все?
— Уверена, что на чердак полез, — отмахнулась Лиза, забывая про вещи и потянувшись кокетливо поцеловать мужа в скулу. Ветреность в моменты, когда нужно было сначала разобраться с бытом, Якоба радовала. Это освежало его воспитание.
— На чердаке ничего не разобрано, — вдруг заметил он, перестав радоваться. — Там старые вещи, которые здесь были. Я решил, что их не будут выбрасывать или сжигать, мало ли, вдруг можно будет отдать в приют или еще куда. Они целые.
— Чердак такой большой, что ли? — не поверила Лиза. Она привыкла жить в маленьких, очень маленьких квартирах, поэтому рассчитывала, что уборщицу муж наймет постоянную, чтобы не было необходимость полировать такой огромный дом. И потом, ну не жадина же Якоб, он богатый и влюбленный.
И Коул его доведет до инсульта, если он не послушается Лизу.
— Да, чердак огромный. Почти четвертый этаж, но крыша очень низко, так что там ходить приходится, согнувшись. Мне, по крайней мере, — Якоб пожал плечами, посмотрел наверх, в темноту коридоров второго этажа. Несмотря на то, что было около двух часов дня, тучи на улице сгущались, и дождь точно грозил пролиться на городок, в который они приехали. Дом стоял обособленно, и ливень должен был стать жутковатым. Лиза рассчитывала греться о живого, теплого мужа, а сама злорадствовала при мысли о том, что Коул-козявка будет мерзнуть один в страшной комнате на другом конце этажа. Один. Совсем один, больше никого с ним.
«Пусть подавится своей готикой, насладится ей по полной программе», — подумала она.
— И что там? Хлам всякий?
— Ну, мебель из гостиной, кровати из спален я уже отдал в местный приют. И там одежда прежних хозяев, игрушки какие-то. Их тоже, наверное, нужно отдать в детский дом.
— Ты молодец у меня, — заметила Лиза, погладив его в шутку по голове, а потом всерьез — по щеке. — Тебе бы в политику.
— Нет уж, спасибо, — Якоб хмыкнул, прекрасно понимая, что политика кажется Этой женщине чем-то приятным и крутым. Но она женщина, ей можно.
Коул вдруг громко заорал не своим голосом, так что Якоб дернулся, посмотрел снова наверх и с жутким испугом метнулся к лестнице.
— Коул! — все же выпалил он не то имя, перескакивая ступеньки. — Что случилось?! Ты в порядке?! Ну зачем он полез туда...
«Классический отец...» — закатила глаза Лиза.
— Да все с ним в порядке.
— Откуда ты знаешь? Дом огромный, вдруг он...
— Если бы он умер, он бы не орал. Застрял где-нибудь, наверное, своей дурной башкой. Или руку куда-нибудь засунул, достать не может. Смысл бежать-то так? Потерпит, подождет, не впервой.
«Жуть, какое спокойствие. Мать!» — Якоб поражался ее самоконтролю, но в то же время восхищался этим отсутствием истерических припадков. Он остановился на втором этаже и подождал, пока она тоже поднимется, качая бедрами и глухо цокая каблуками по ковровой дорожке на лестнице.
— А может, он просто наткнулся на какое-нибудь барахло, и испугался. Он же как девка, всего боится, шорохов, теней, прочей ерунды.
— А я думал, он любит такое, — Якоб совсем не понял. — Он же...эм...Гот? Он постоянно смотрел по телевизору эти ужастики, я купил очень много для него, почти целый чемодан.
— Он мазохист, видимо. Боится, но любит, смотрит, балдеет. Ну, я тоже такая, — Лиза закатила глаза. — Но тут такая штука — пока смотришь, не страшно. А когда ложишься спать, выключаешь свет, сразу становится не по себе.
— У вас обоих богатая фантазия, наверное, — Якоб улыбнулся. — Тогда все ясно. И он же еще ребенок, вдвойне понятно, все дети любят ужасы, а потом кричат по ночам.
«Но не все дети дрочат с самотыком в заднице. И вот насчет этих-то детей еще вопрос, отчего они кричат по ночам», — злорадно похихикала Лиза про себя.
— Сумире! — уже правильно позвал Якоб, поднявшись на третий этаж и увидев открытую дверь на чердак.
— Я в порядке! — звонко, сразу же, но чересчур бодро отозвался Коул, спускаясь на негнущихся ногах.
— Что там было? Зеркало случайно увидел? — Лиза закатила глаза.
— Да нет, там... — Коул замолчал, выразительно глядя на Якоба, и Лиза поняла — не хочет говорить. Значит, его обычные загоны про кукол.
— Что? — не понял Якоб. — Скажи, мне же тоже интересно, — он улыбнулся, прищурился. Он уже понял, что строить из себя умницу-отчима, строгого родителя и бережного папочку бесполезно. А вот провоцировать Коула, как это делает его собственная мать, будет лучше всего.
— У него гленофобия, — Лиза вздохнула. — Ссыт при виде кукол. Ты там не сильно испугался, нет?
— А она боится высоты и темноты, — фыркнул Коул, мигом приходя в себя.
— А там куклы есть? — Якоб поднял брови. Сам он ничего такого не боялся, поэтому решил пойти и посмотреть, поднялся по ступенькам, еле втиснувшись в стенной проем, открыв дверь осторожно.
— Да, там направо и до окна, она в кресле сидит, — пояснил Коул и невольно передернулся. Лиза заметила, вздохнула и приобняла его грубовато за плечи, потом растрепала волосы еще сильнее, так что они стали напоминать кисть для смахивания пыли с мебели.
— Не ссы, мы ей все поломаем и сожжем ее нахрен.
За это Коул свою мать любил. Она не говорила: «не бойся, она же неживая», она не говорила: «да что она тебе сделает, она такая маленькая, даже если бы она была живой, она безобидная». Лиза сама была большим ребенком, она смотрела ужастики ночью, замотавшись в одеяло и ложкой наворачивая мороженое из большой коробки, не отрывая взгляда от экрана. А потом, ночью она заворачивалась в покрывало, как гусеница, под страхом смерти не высовывала ноги из этого кокона, будто он бы ее спас, тряслась от любого шороха в коридоре, уверена была, что под кроватью чудовище, что гора шмоток в кресле — труп, что в окно заглядывает маньяк, а в шкафу сидит смоляной демон, бугимэн, кэндлмэн вот-вот придет и засунет ее в мешок. А еще она терпела изо всех сил, боясь пойти в ванную, а если шла, то ни за что не смотрела в зеркало в темноте, прекрасно зная, что там можно увидеть.
И она, в отличие от родителей многих бывших одноклассников Коула, на вопрос «Куклы могут убивать?» отвечала: «А с хрена бы тогда про них снимали ужасы, если бы они не могли?»
— Безобидная кукла, — с дружелюбным смешком сообщил Якоб, закрыв за собой дверь чердака, дернув за нитку, так что полоска света под дверью погасла. В руках он держал, как ребенка, старую куклу, глаза которой постоянно были открыты, но моргали, если на них нажать пальцем. Волосы напоминали простую грязную вату, дурацкий бант доводил до трясучки, а сама кукла была пластиковой, убогой.
Лиза с Коулом посмотрели друг на друга понимающими взглядами «дилетант», потом уставились на Якоба, и Лиза протянула руку.
— Дай мне эту уродку.
Якоб удивился, но протянул куклу, и любимая жена взяла ее не бережно, как живую, а сжала кулак на волосах, так что кукла повисла в воздухе, а потом стукнулась босыми ногами о пол, стоило Лизе опустить руку.
— Почему уродку? Можно отдать ее в приют, пусть играют.
— Нет уж, давай не будем настолько измываться над детьми, их и так родители бросили, — Лиза хмыкнула и пошла вниз, небрежно стуча куклой по ступенькам, волоча ее за собой. Коул шел с наслаждением, будто за него отомстили.
— И что ты собираешься с ней делать? Жечь под дождем, танцуя голая в грязи? — не удержался Якоб. Он бы от такого зрелища не отказался.
«Она будет похожа на индейца со своими татуировками», — подумал Коул.
— Нет, — пропела Лиза. — Просто она какая-то реально убогая, сама не засну с ней в одном доме. В одном дворе даже. Нет, в одном городе, — она вздохнула, спустившись на первый этаж, подумала, что устала от каблуков, и пошла на улицу. — Здесь есть измельчитель мусора или деревьев?
— Вон там, — в шоке показал Якоб пальцем. Он, в отличие от «женщин и детей» осматривал обычно сначала двор, а потом дом, поэтому уже примерно все видел. — Ты собираешься ее сломать?
— Ну, а что делать? Может, посадить ее в комнату к нему? — Лиза кивнула на Коула, тот прикрыл глаза мрачно, скривил губы в гримасе.
— Ну вот, — она открыла защитную панель, нажала большую зеленую кнопку, подошла к машине с другой стороны, открыла железную дверцу, похожую на каминную заслонку, и бросила куклу внутрь ногами вперед, как покойницу, быстро захлопнула крышку. Жуткие звуки, как зубьями расчески о край стола, сообщили о полном уничтожении. Коул расслабился окончательно, Лиза выключила машину, закрыла панель и отряхнула руки. — Пойдем, закажем обед в китайском ресторане?
Глава 2.
Во вторник, третий день пребывания на новом месте, Якоб уже не думал, что его пасынок так уж ужасен. Он вообще был очень милым парнем, когда не смотрел на отчима, но если смотрел, то это выворачивало внутренности наизнанку и заставляло сомневаться в собственной вменяемости.
— Почему такой унылый вид? — улыбнулся он, посмотрев в зеркало на Коула. Тот затаился на втором ряду сидений, забравшись на него с ногами, завесившись волосами и натянув капюшон. Той частью тела, что вызывала у Якоба нездоровые ассоциации, Коул чувствовал, что первый день в школе ничего хорошего не светит.
И это не было преувеличением, вроде обыкновенного волнения или даже сильной паранойи. В его мыслях развернулась целая трагикомедия, а на лице написана была обреченность, но покорность обстоятельствам. Это Лиза из него вытряхнуть так и не смогла за все годы, хоть и научила держаться стойко, не унижаться, не извиняться.
Коул чувствовал, что от этого будет еще хуже, но лучше уж быть изгоем и грушей для битья, чем мальчиком-на-побегушках. Роль последнего ему вообще не шла, а вот табличку «Изгой» на лоб можно было лепить смело.
— Я просто пытаюсь угадать, что произойдет раньше — я потеряю сознание, или меня макнут головой в унитаз.
Якоб онемел на пару секунд, глядя на него исподлобья в зеркало, а потом наклонившись и посмотрев в лобовое стекло на школу, видневшуюся между облезлых кустов. Ветки ближе к зиме были совсем голыми, так что двор, окруженный забором, выглядел зловеще. Коул сполз совсем низко, так что спиной лежал на сидении, неудобно согнутая шея упиралась в спинку кресла, ступни обещали оставить отпечатки пыльных сапог на спинке сиденья справа от Якоба.
— Чушь, не может быть все так плохо. Я же тоже учился в школе, у нас такого не делали.
— Да ну? — Коул усмехнулся, двумя пальцами ущипнул себя за нос, а потом провел по его кончику указательным пальцем. Нос чесался, и пришлось подавить желание просто поковыряться в нем пальцем, надо было вести себя прилично.
По крайней мере, пока, ведь Коул точно знал — если он хочет каким-то непостижимым образом соблазнить отчима, ковыряться в носу точно не стоит.
Якоб вздохнул, и лицо его приобрело выражение, которого Коул раньше не видел. Это было паскудное выражение.
«О, боже, не может этого быть», — он не мог поверить глазам. Его отчим в юности был заводилой, это стало понятно только сейчас.
— У нас ничего такого не делали просто так, ни за что. Но если кто-то заслужил… Но ты же не будешь специально нарываться? — Якоб вспомнил лихие школьные будни и понял, о чем Коул говорил.
— Ой, даже не знаю. Надо будет спросить, нарываюсь я или нет, — сообщил Коул.
— Приехали. Посидишь еще или сразу пойдешь? — Якоб остановил машину и повернулся, развернув торс, взявшись рукой за край сиденья для устойчивости.
— А как вы думаете, что будет лучше? Сразу получить по мозгам или посидеть здесь и потратить кучу нервов, представляя, как это случится?
Якоб с жалостью на него посмотрел, вдруг обнаружил в себе жуткое желание защитить малолетнего извращенца, который в домашней обстановке был нежнее девчонки. Но так или иначе, в новой школе об этом не знали, а Лиза с утра сказала, что помогать Коулу не надо.
«Он умеет бегать», — усмехнулась она, подмигнула сыну на прощание и продолжила делать зарядку у телевизора, повторяя движения за ведущей.
— Алоха, короче, — попрощался Коул, но это было не по-гавайски весело, как задумывалось, а почти завещанием. Якоб проследил взглядом, как пасынок неуклюже выпал из машины, натянул еще и капюшон черного плащика, сзади стянутого ремешками на талии, чтобы ее подчеркнуть. Сумка через плечо болталась на уровне колен, постоянно била по ноге, а руки Коул то ли поднял к лицу, то ли застегивал плащ — Якоб не понял.
«Надеюсь, в унитаз его все же не макнут», — подумал он и завел свой «Шевроле».
В тот же момент следивший за огромной тачкой долговязый идиот подал знак, и кто-то с размаху швырнул в Коула сырым яйцом. Следом за ним полетело еще одно, потом еще, еще три.
«Прекрасно», — подумал он, благодаря самого себя за сообразительность. Он правильно сделал, что надел плащ, ведь он прикрывал хотя бы драгоценный зад. Новые джинсы совсем не хотелось потом отстирывать в туалете.
Яйцо, разбившееся о затылок, выбило из глаз искры, которые увидел только сам Коул, но он даже не пошатнулся, спокойно поднялся по сотне ступенек огромного крыльца и направился к парадному входу, на ходу снимая плащ.
В компании «фермеров» с парковки царило недоумение. Откуда этот богатенький сынок крутого папочки знал такие мелочи, которые спасали от публичного унижения? Обычно они приходят в дорогущих шмотках от самых известных дизайнеров, а потом плачут посреди двора, все перемазанные мертвыми цыплятами.
В коридоре Коула уже неслабо колотило, и он не зря волновался, потому что к нему с разгону подлетел какой-то высокий парень в форме местной футбольной команды. Он сходу хлопнул новичка по спине дружелюбным жестом, осклабился во все тридцать два зуба и крикнул.
— Не опаздывай, новичок!
И снова компания с парковки следила за этим от шкафчиков. Любой богатенький решил бы, что его проблемы кончились, и вот он — первый друг в новой школе. Но Коул завел руку назад, будто собирался почесать между лопатками, и содрал только что приклеенный лист «Дай мне под зад». Он закатил глаза, с тихим стоном вздохнул, посмотрев на панельный потолок с мигающими лампами «дневного света», и поплелся дальше.
— Да что за фигня с ним?! — топнул ногой «заводила».
— Сейчас все будет, не парься, — заверил его «шестерка», который следил за машиной Якоба во дворе.
Коул подошел к шкафчикам у противоположной стены, достал ключ, который принесла Лиза вместе с конвертом новых документов, с расписанием, проездным и личной карточкой. Компания затаила дыхание в предвкушении.
Коул оглянулся, осмотрелся, увидел мутный квадрат стекла в двери и табличку на нем. Завуч подвернулся так удачно, что не пришлось позориться и в этот раз, новичок скрылся за дверью, а когда вышел, то пошел с ключом уже к другому шкафчику. Завуч с улыбкой проводила его взглядом и отпустила какого-то младшеклассника, тоже новенького. Тот с ключом, предназначавшимся изначально Коулу, подошел к шкафчику, встал на цыпочки, вставил его в замок, повернул колесико…
— Твою мать… — «заводила» хлопнул себя ладонью по лбу и с нажимом провел по лицу.
— Валим! — его «шестерка» дернул дружка за рукав, и они метнулись вниз по лестнице, чтобы завуч никого не заметила. Она была слишком увлечена ужасом, который представлял собой теперь маленький, ни в чем не виновный ребенок. Коул с сочувствием посмотрел на беднягу, на которого из шкафчика вылился клей и высыпались перья из обычной порванной подушки.
Он открыл свой новый шкафчик, вытащил из кармана наклейку, оставшуюся от жвачки, и налепил ее на зеркало в дверце. Из отражения на него посмотрело унылое, но серьезно настроенное лицо. Улыбаться Коул пока не рисковал, чтобы не сглазить относительную удачу. Он вывернул испачканный плащ, который нес в руках, свернул его аккуратно, убрал подальше в шкафчик, закрыл его и пошел искать кабинет.
В кабинете новых «друзей» не было, так что первые четыре урока прошли почти спокойно, никто не донимал, даже никто не плевался через разобранную ручку бумажными шариками, никто не кашлял «козла», да и вообще, всем было плевать. Коул притаился за самой последней партой в ряду у окна и смотрел на улицу, не пытаясь разобраться в теме, которую рассказывал учитель. Это был мужчина в очках, худой, небритый, похожий на фермера-убийцу, поэтому он Коулу не нравился, и он решил разобраться с темой дома. Раз уж у него был учебник, ему и ад был нестрашен.
В буфете на главной перемене было сложнее. Коул понятия не имел, как устроена школа в целом, а потому и в огромном зале со столами заблудился, не зная, где спрятаться. Он вообще привык голодать на подобных больших переменах, потому что поесть спокойно все равно не удавалось из-за шайки местных идиотов, а понятие «домашние завтраки» ему было незнакомо. Лизе, впрочем, тоже, поэтому слава «маменькиного сынка» Коула обошла стороной. Легче от этого не становилось, но настроение немного повышалось при виде тех, кого звали сопливыми малявками.
В семнадцать лет Коул этого просто не пережил бы.
Малявке, отмывшемуся за прошедшие часы в раковине, не повезло и в этот раз. Коул следил за ним взглядом, прижавшись к стене возле кассирши, сидевшей в конце рельсов для подносов. Бедняга прошел мимо него с подносом, и «случайно» прошедший мимо старшеклассник навернул кулаком по подносу, так что он шикарно провернулся у мальчишки в руках, и все содержимое оказалось на полу. Уборщица заругалась, отправляясь со своей скрипучей тележкой к эпицентру события, а Коул поморщился, сочувственно вздохнув.
С ним такое тоже бывало, поэтому в этот раз он не тупил. Он стоял и смотрел осторожно на шайку преследовавших его с утра «приятелей», стоявших у входа. Они были настолько круты, что у Коула хрустело в мозгах от одного только вида профессиональной стойки «заводилы». Он стоял, расставив ноги шире, чем просто на ширину плеч, сунув большие пальцы в карманы, выставив вперед нижнюю половину тела, будто хвастался содержимым джинсов. Широченные плечи прижимались к стене, но голова была наклонена вперед, что делало взгляд исподлобья совсем мрачным, и Коул чувствовал — он попал. «Заводила» ухмылялся, это не нужно было видеть, чтобы понять, а еще он сжал зубами зубочистку, и она шевелилась в уголке его рта.
«Комплексы налицо», — поставил Коул мысленный диагноз, осенив невысокий рост кубышки-вожака. Слева от него стоял, ссутулившись, тот долговязый доносчик и подпевала, у которого был дурацкий короткий подбородок, дебильный прикус, нос крючком и маленькие, глубоко посаженные глаза. На его длинной, тонкой шее сильно выпирал кадык, а плечи были выгнуты как-то вперед, и Коул взмолился, чтобы его не макнул в унитаз именно этот неудачник.
Это будет хуже, чем унижение, это будет унижение унижений.
«Безмозглый глист», — окрестил он и его, перевел взгляд еще левее и наткнулся на мальчишку явно младше по возрасту. Он был, скорее всего, из средней школы, потому что был даже ниже «заводилы», но заглядывал ему в рот, нехотя смотрел на «шестерку», а злился за всех сразу.
«Господи, да хоть кто-нибудь с интеллектом выше нуля у них есть?» — застонал Коул и посмотрел правее своей главной угрозы. Глаза у него сверкнули, озарившись радостью. Стоявший там парень оправдал все ожидания.
Если бы было можно, Коул с визгом экстаза станцевал бы, как Джексон — положив руку на затылок, вторую — на ширинку, подпрыгнув и взвизгнув. Но оставалось только мысленно отшлепать невидимую девушку перед собой, нагнутую раком, потому что нельзя корчить радостные лица в буфете, полном врагов.
«Повстанец», — припечатал Коул, незаметно рассматривая приглянувшегося «хулигана». Он был ниже тощего глиста, но куда выше «главного», он стоял вообще чуть в стороне от них, хоть и был в компании. Он стоял, согнув одну ногу и поставив ее ступней на стену, пачкая ботинком тускло-зеленую краску. И у него было симпатичное лицо, что делало его в миллион раз привлекательнее в глазах Коула.
«Како-о-ой лапа...» — Дюнсте растаял, мысленно улыбаясь во все свои брекеты, так что темные веснушки зацвели и проступили сквозь тонкий слой белой пудры.
«То, что надо», — сказала бы Лиза. Она всегда советовала в новом окружении искать среди хулиганов именно того, кто наравне с главным, но независим от него и в любой момент может поднять бунт. Это был лучший способ остаться в выигрыше и под защитой сильного.
Это Коул запомнил отлично.
Прозвенел звонок, и все начали собираться, медленно передвигая тела в сторону двойных дверей, но компания у стены у выхода не шелохнулась. Они ждали именно новенького, и это Дюнсте тоже понял, а потому начал паниковать. Опозориться на глазах уже выбранного защитника совсем не хотелось, и взгляд упал на учительницу географии, которой Коул сразу приглянулся. Она была круглая, на коротких ножках, с растрепанными рыжими кудрями и в жутких очках, из-за которых напоминала сову.
— Нет, ты посмотри, какая сволочь, — протянул «заводила», увидев, как новенький плавно подтанцевался к сытой, довольной обедом преподавательнице и приклеился к ней, как к родной бабушке.
— Сильно тихий, смотрю, для богатенького, — поддакнул глист, а самый младший решил не углубляться в философию и психологию.
— Да какая разница, потом-то все равно насуем ему, не вечно же он с кем-то будет ходить.
— Странно, у его папашки такая тачка, а ведет себя, как будто пешком ходит.
— Может, это и не папашка, — заметил низким, но гнусным голосом приглянувшийся Коулу «повстанец».
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |