И вот Роберт едет в «Гарду». Его встречает охрана за бархатной лентой. (Восьмидесятые. Еще даже не перешли в разряд ретро.) Однако правила игры Роберту знакомы, он направляется прямиком к вышибале в черной футболке с таким видом, будто ему принадлежит заведение. Роберт взглядом как бы говорит охраннику: «Пропусти меня, чего ждешь?!» И вышибала словно разделяет перед ним воды Красного моря.
Роберт внутри.
Темно, как в пещере, всюду бархат. Невидимый вентилятор огромными лопастями разгоняет воздух; на каждом столике курится благовоние, пахнет лавандой. Народу немного. Стив Миллер занял кабинку, обнимает сразу двух девок — молоденьких, в коротких черных платьях. В зубах у него исполинская сигара. У одной из девок шикарные буфера. Видимо, ненастоящие. Прямо не титьки, а нос корабля. При виде Роберта Стив чуть не роняет сигару.
— Господи Иисусе! Роберт, тебя где мотало?
Он встает и, подвинув сисястую девку, спешит обнять Роберта.
— Выглядишь паршиво, Роберт. Смотреть на тебя больно. Иди к нам, присядь.
Они проходят в кабинку, и девки занимают места напротив.
— Это Стейси и Эрин. Девчонки, это мой старинный друг Роберт. Стейси и Эрин учатся на факультете экономики в университете.
Роберт пожимает им руки, теплые и мягкие. Эрин — та, что посимпатичнее, — груди имеет не такие большие, как ее подруга, зато рот у нее помилее и носик — пуговкой.
— Дружище, тебя как сюда занесло? — спрашивает Стив, но Роберт смотрит на губы Эрин. Такие полные, манящие. — Я и не знал, что ты здесь тусишь.
— Да у меня тут встреча… сорвалась.
Стив выразительно подмигивает Роберту, мол, знаю, что у тебя на уме.
— Будь спок, шеф, я — могила.
Получив тычок локтем в ребра, Роберт уже жалеет, что приехал. Лучше бы он в петлю полез.
Однако Стив не дает Роберту пожалеть окончательно. Вскакивает и принимается прыгать, размахивая руками и прищелкивая пальцами, точно какой-нибудь танцор диско. Это он так подзывает официантку.
— Элейн, милая, прими заказ у моего дружбана.
Роберт просит мартини, девчонки — еще шампанского, Стив — «лизнуть твою попку, милая». Девчонки извиняются и уходят в дамскую комнату. Стив тут же обнимает Роберта за плечи длинной рукой и притягивает его поближе к себе.
— Как поживаешь, шеф? Давно не виделись.
— Я не живу, я выживаю.
— Серьезно? Помню, твоя шикарная женушка меня на дух не переносит, но можно же нам изредка устраивать этакий мальчишник, а?
— Да я на дно залег.
— Знаю, знаю. Только, Робби, поправь меня, если ошибаюсь: ты мой самый лучший друг, мы, считай, всю жизнь знакомы. Разлука с тобой меня убивает. Хочешь, честно скажу?
Стив практически лежит на Роберте. Зрачки у него такие широкие, что в них грузовик проедет. Приятель явно чем-то закинулся.
— Ну, говори.
— Вы двое пробовали начать все заново? Понимаю, ваш малыш, Бобби, был светочем вашей жизни. Да, вам тяжело пришлось после его смерти. Однако не лучше ли начать с чистого листа? Дайте своей семье новый шанс.
Утешил, называется. Роберт-то желал этого. Но Дженна уперлась рогом, дескать, время не пришло. Скоро совсем поздно будет. Роберт не хочет приемного ребенка откуда-нибудь из Латинской Америки. Ему родного подавай.
— Прости, мужик, я не хотел тебя расстроить.
Стив похлопывает его по спине. Тут приносят напитки, и Роберт тянется за бумажником. Приятель останавливает его и просит официантку записать все на его счет. Роберт пьет мартини, и Стив снова на него наседает:
— Чувак, айда припудрим носики. Сразу легче станет.
Стив так низко навис над Робертом, что чувствуется запах его «Олд спайса». Друг вопросительно выгибает брови.
— Прогоним по ноздре, и ты взбодришься.
Они уходят в мужской туалет и запираются в кабинке. Там Стив вынимает из кармана коричневый пузырек с ложечкой на крышке. Зачерпнув белого порошка, он подносит его к левой ноздре Роберта и указательным пальцем зажимает ему правую. Роберт делает резкий вдох. Вжик! Стив подносит еще ложечку. Вжик! Потом сам вдыхает ложки три-четыре.
— Давай еще, чел.
Он скармливает Роберту несколько понюшек кокаина. Носовые пазухи наглухо забиваются и немеют. Роберт трясет головой, вздрагивает. Вдыхает еще кокса. Вжик! Глаза широко распахнуты. Роберт смеется.
— Кокс в кабинке мужского сортира, — говорит он. — Гомоэротика. Восьмидесятые, чтоб их!
— Такова прелесть девяностых: получаешь все радости прошлого десятилетия со скидкой.
Стив подносит Роберту еще ложечку. Ж-жах! Вот сейчас совсем похорошело. Нос ничего не чувствует, зубы — как не свои. Роберт с шумом вдыхает кокс. Обалдеть!
— Девки тебе понравились, шеф?
Роберт кивает. Он хочет еще.
— Грудастая — моя. Бери ту, что помельче.
Роберт уже сам зачерпывает себе волшебного порошка.
— Грудь у нее, как у пацана, зато ротик — м-м, рабочий! Я прав, Робби?
Да, да, ладно, фиг с ней. Роберт хочет втереть кокс в десны. Погладить зубы, как поступают все любители белого.
— Э, э, слоняра! Ты весь снег съешь!
На самом деле кокса еще много, но Стив прячет пузырек в карман. Они с Робертом возвращаются в зал. Девушки уже на месте. Эрин зажимает нос большим и указательным пальцами, сигнализирует: мол, я на коксе, а ты?
Стив усаживает Роберта рядом с Эрин и сам падает к Сисястой. Ну вот, Роберт больше не грустит, он на взводе, он живой. Заказывает еще мартини — как горох об стенку, алкоголь не действует. Роберт говорит и говорит, с пулеметной скоростью. Черт, у него во рту сухо и вяжет. И запах, наверное, появился. От мартини толку никакого. Роберт рассказывает Эрин, как перевозить офисное пространство. Ей вообще интересна недвижимость? Возможно. Хотя она на генерального директора учится. Хочет, чтобы ее будущая компания попала в список пятисот самых успешных предприятий по версии «Форчун». Они с Робертом катают вату дальше; Стив и Сисястая тем временем сосутся. Суют друг другу в рот языки. Рука Стива уже под столом, залезла девке в святая святых. Роберт смотрит на «свою» девушку. Да, милашка, ротик у нее и правда рабочий, однако Роберт не в том настроении. Похоже, и девушка разочарована. Пазухи оттаивают, начинаются сопли, они текут безостановочно. Роберт то и дело шмыгает носом, не дай бог, капля выпадет. Вот бы еще коксу. Ну же, Рыба-еж, оторвись от Сисястой поскорей. У тебя в кармане заветный пузырек. Поделись им. Кокс коварен, попробуешь раз — захочешь еще, и побольше.
Эрин словно читает мысли Роберта. Предлагает выйти на улицу. Снаружи прохладно, она без жакета, и Роберт ведет ее к своей машине, припаркованной у черного хода. Они устраиваются на заднем сиденье; на переднем Эрин не нравится, она говорит, что большая приборная панель все обезличивает. Она скармливает Роберту отличнейший кокс, понюшку за понюшкой. Целует его. Язычок у нее маленький и проникает неглубоко. Но, едва ощутив его у себя во рту, Роберт отталкивает Эрин.
Вот тебе на! Эрин здорово озадачена.
Роберт не знает, как объяснить свое поведение, но иногда кокс действует подобно сыворотке правды, и вот плотину прорывает. Роберт рассказывает Эрин обо всем, с самого начала: как познакомился с Дженной, как они поженились, родили ребенка. Как Роберт потерял сына, а вслед за ним и Дженну. Сейчас он разрывается, потому что Эрин ему понравилась, хотя мутить с ней — неправильно.
Эрин все понимает. Она все равно не собиралась трахаться с ним, только подумала, что это было бы забавно. Ей жаль Роберта, он через такое прошел… Она все понимает. Правда, все.
Роберт чувствует несказанное облегчение. Он еще никому не изливал душу. Наверное, мозгоправы этим и живут — позволяют пациентам выговориться. Может, стоило сходить к специалисту? Может, и Дженна бы тогда не ушла? Похоже, во всем виноват сам Роберт. Да, определенно, виноват он.
Эрин собирается назад в клуб, говорит, Стейси на машине, а такси ловить неохота. Тогда Роберт предлагает подбросить ее до дома. Везет ее вверх по Истлейк к мосту Юниверсити, затем вверх по Рузвельта до Пятьдесят третьей улицы. Квартира Эрин — в доме на правой стороне. Роберт останавливает машину, и они с минуту сидят молча.
— С тобой было очень приятно, — говорит наконец Эрин.
— Да уж, прости за лишнюю болтовню.
— Ничего. — Она достает спичечный коробок и пишет на нем свой телефонный номер. Ох уж эти вездесущие спичечные коробки! — Захочешь еще поговорить — звони.
— Спасибо.
Эрин медлит, не спешит уходить.
— Хочешь добавки?
Добавки? Сложный вопрос. Эрин щурится на пузырек — кокса осталось немного.
— Бери себе.
Вложив пузырек Роберту в руку, Эрин многозначительно на него смотрит и только потом покидает салон. Уходит.
Роберт отъезжает за угол дома и принимает остатки кокса. Гладит зубы в общепринятом жесте торчков. Ночь предстоит долгая, приход продлится несколько часов, Роберту захочется еще белого. Или депрессантов — чтобы унять гудящие нервы. Хоть бы у Дженны осталась заначка валиума.
Нет, вы посмотрите! Всего несколько часов назад он еще хандрил у себя дома, потом резко поехал в клуб, нанюхался коксу и теперь возвращается туда, откуда начал. Сейчас он сядет на тот же диван, примется за тот же джин и загрустит еще больше — потому что наступит абстяг. Как сказал Бакару Банзай[21], куда бы ты ни пошел — своего ты достиг.
Глава 29
Где-то в час ночи Дженна проснулась от того, что Оскар метался по комнате, между окном и дверью спальни. При этом пес бурно дышал и порыкивал. Дженна вылезла из-под одеяла и выглянула в окно на старый бабушкин дом. Ничего подозрительного, впрочем, она не заметила. Чего это Оскар так всполошился?
Стоило отворить дверь спальни, как Оскар выбежал в коридор и дальше — к парадному входу. Как и предыдущей ночью, он принялся рычать и царапать дверь. На сей раз Дженна решила проверить, в чем дело. Нашла под кухонной мойкой фонарик, надела джинсы, толстовку и, прицепив к ошейнику поводок, вслед за псом вышла на веранду. Оскар тянул хозяйку за собой, едва не вырывая поводок у нее из руки.
Снаружи царила абсолютная тишина. Дженна спустилась с крылечка, посветила фонариком — ничего. Впрочем, Оскар тишиной не обманывался. Он порывался идти дальше, к воде.
Еще поведя по сторонам лучиком света, Дженна заметила на краю волнолома мальчика лет шести: крупная голова, красивые черные локоны. Дженна посветила прямо на него, и тот отвернулся, прикрыл лицо рукой. Казалось, он вот-вот сиганет вниз.
Дженна натянула поводок. Не дай бог, Оскар кинется на ребенка. Тихо зарычав, пес так уперся лапами в землю, что Дженна не смогла сдвинуть его ни на дюйм. Оскар гавкнул, и малыш, испугавшись большой собаки, полез на другую сторону волнолома.
— Постой! — окликнула его Дженна. — Ты не ранен?
Мальчик, успевший перекинуть через край стены одну ногу, замер. Взглянул на нее и уже готов был совсем скрыться за волноломом, но Дженна остановила его:
— Погоди же! Ты собаки боишься?
Ребенок не шевелился.
— Это хороший пес. Он сам тебя боится. Смотри, я сейчас привяжу его.
Дженна насилу оттащила Оскара к крыльцу и привязала поводок к перилам. Оскар принялся громко лаять; Дженна пошла навстречу мальчику.
— Меня зовут Дженна, а тебя? — спросила она, приближаясь к ребенку небольшими шагами — чтобы не спугнуть его.
Тот не ответил. Он только смотрел на Дженну странным взглядом.
— Как ты? Поздновато гулять одному, не находишь?
Мальчик молчал. Присев на корточки, он следил за Дженной. Она осторожно приблизилась еще на шаг. Дженна не хотела напугать ребенка и потому направила луч фонарика ему под ноги. Рассеянного света хватило, чтобы разглядеть его лицо: очень красивое, смуглое, овальной формы, немного загадочное и, пожалуй, какое-то не детское.
Несколько мгновений мальчик и Дженна смотрели друг на друга, словно застыв в подобии транса. Волны мягко бились о берег, и даже Оскар притих. И вдруг ни с того ни с сего мальчик спрыгнул с волнолома.
Оскар загавкал. Дженна взбежала на стену и посветила вниз фонариком. Мальчик стоял у самой кромки воды. Он обернулся.
Дженну тянуло к нему. Она чувствовала, что странный ребенок зовет ее за собой. Хотя он никак — ни словом, ни жестом — не подкреплял ее догадку. Дженна присела на краю волнолома и глянула вниз — до земли восемь футов. Тогда Дженна повисла на руках и спрыгнула.
От падения проснулась боль в поврежденной лодыжке. Она напомнила о себе, стрельнув по ноге аж до самого живота.
Дженна обернулась. Мальчик никуда не делся, только вошел в воду по щиколотку. Дженна похромала к нему.
От волнолома до края берега было всего футов двадцать, и Дженна остановилась, не дойдя до ребенка нескольких шагов.
— Вода не холодная? — спросила она.
Вот дура! Ну кто задает такие вопросы в подобной ситуации? Нет бы спросить: ты кто? Что ты здесь делаешь? Почему ты не дома, с родителями? Или: хочешь искупаться посреди ночи? Так нет же, она спросила, не холодная ли вода. Впрочем, осознание собственной глупости Дженну не остановило. Мальчик попятился на пару шагов, и Дженна, сокращая дистанцию, пошла следом.
Наверху, за волноломом, сходил с ума Оскар. Он заливался бешеным лаем, как тогда — в лесу, в первый день. Однако Дженна будто не слышала, ее очаровал этот странный ребенок.
Вот он вошел в воду по пояс.
— Вряд ли тебе стоит купаться посреди ночи, — заметила Дженна. — Поздно, да и опасно плавать в темноте.
Мальчик замер.
— Давай отведу тебя домой. Родители волнуются, наверное?
Дженна осторожно приблизилась. Ноги вязли в песке, волны сильно били по голеням — Дженна с трудом удерживала равновесие. Она протянула мальчику руку, и он — наконец-то! — в ответ протянул ей свою. Дженна шагнула к нему, и вот их пальцы встретились.
Она сжала плотную, влажную и холодную ладошку. Какое-то время Дженна и мальчик стояли так, помогая друг другу удержаться на ногах. Вода, как ни странно, оказалась теплой, и Дженна даже порадовалась, что выбежала из дома босиком. С севера задувал ветер, и в безоблачном небе мерцали звезды. Позади мальчика, за входом в бухту, Дженна видела темный силуэт Хобота; в городе в окнах домов отражались желтые огни фонарей. Мальчик терпеливо ждал. Он кивнул Дженне, и она внезапно ощутила спокойствие, умиротворение.
Захотелось присесть и расслабиться. Позволить теплым волнам омывать себя, плыть и смотреть на звезды. Прилечь на пляже, чтобы прохладный ветер обдувал лицо, донося соленый запах моря; задремать с открытыми глазами, ни о чем не думать, только видеть и слышать, но ни на что не реагировать. Забыть вообще обо всем, о желаниях, устремлениях…
Вдалеке прозвучал тихий голос:
— Дженна! — Слабо-слабо, еле слышно. — Дженна!
Дженна держала мальчика за руку. Вдруг он уйдет, вдруг исчезнет?
— Дженна! — Голос прозвучал настойчивей, ближе. Ему вторил собачий рык. Зверь мчался к ней, шурша по песку лапами. Кто-то потянул Дженну за руку, и она открыла глаза.
Мальчик вырывался, хотел уйти от Дженны. В море. Поплавать.
— Тебе нельзя сейчас купаться, — сказала она, еще крепче сжав его руку. Тот упорно пытался освободиться. Для шестилетнего ребенка силой он обладал немалой. Дженна обернулась и увидела пса. Оскара. Он бежал к ней, очень быстро, утробно рыча, обнажив зубы и готовясь прыгнуть. Мальчик вырывался. Оскар нацелился совсем не на Дженну, ему нужен был мальчик. Пес отчего-то его невзлюбил, потому Дженна и привязала овчарку к перилам. Малыша надо защитить, а Оскар — дикий, если не бешеный. Он ест детей. Сейчас как прыгнет и вопьется зубами ребенку в лицо, перегрызет горло.
Мальчик пытался расцепить пальцы Дженны. Странно, он переменился в лице. Стал мрачен, суров. Он отчаянно рвался на волю, дергая Дженну за руку. Было больно, однако она не отпускала. Пес почти уже настиг его. В смятении Дженна больше не видела лица ребенка. Что-то не так. Объятая страхом, она растерялась.
Отчаянным рывком мальчик наконец высвободился. Тут подбежал Оскар и прыгнул на него. Нет, ребенка надо спасти. Дженна перехватила Оскара, прямо на лету. Инерцией обоих бросило в воду. Дженну накрыло волной, пена и соленая вода хлынули в рот, в легкие. Ослепшая, Дженна отпустила Оскара. Встала на четвереньки. Какие там мальчик и пес?! Ей себя спасать надо! Следующей волной Дженну опрокинуло.
Кто-то большой вытащил ее из воды. Отнес на берег. Стоя на четвереньках, Дженна кашляла и плевалась. Во рту ощущался мерзкий привкус соли — Дженна вся пропиталась ею. Из носу прямо хлынули сопли. Дженна высморкалась, зажимая по очереди ноздри. В глазах потемнело, и она, тяжело дыша, упала на бок. Над нею встал Оскар, а Эдди — да, он тоже был здесь — ринулся в воду.
Дженна села. Точно, это Эдди, он вошел в море и поплыл, загребая одной рукой. Оскар, не унимаясь, лаял. Дженна поднялась на ноги и окликнула Эдди. Тот не слышал ее и потому не ответил. Заплыв на глубину, он нырнул, ушел под воду.
Так нельзя, это неправильно. Творится нечто странное, зловещее и… знакомое. То, как мальчик смотрел на Дженну, как он исчез… Наконец Эдди вынырнул, и Дженна позвала его. Эдди не ответил. Что он делает? И зачем? Мальчика больше нет. Эдди снова нырнул. Пусть он вернется, пока не поздно. Ему надо срочно на берег.
Дженна по пояс вошла в воду. Она обезумела от страха потерять еще и Эдди. Сейчас он нырнет и не вынырнет. Вот он всплыл, заметил Дженну. Она позвала его, махнула рукой, и Эдди направился к берегу.
Уже на отмели он, задыхаясь, крикнул Дженне:
— Беги в дом и звони шерифу! Скажи, что мальчик нашелся. Заплыл в пролив и исчез. — Эдди согнулся пополам. — Я не могу его найти, пусть пришлют спасателей. Если мальчишку не отыскать в ближайшее время, он пропал.
Дженна не сдвинулась с места. Что-то не так. Тем временем Эдди пораженно уставился на нее: мол, чего стоишь?!
— Беги. И возьми с собой Оскара. Запри его. Пацан боится собаки.
— Эдди, вернись на берег!
Эдди снова уставился на нее.
— Я должен найти мальчишку. Вдруг он еще жив?
— Вряд ли… — Дженна задрожала — не то от холода, не то от страха. Она, кажется, поняла, что происходит на самом деле. — Вряд ли…
Эдди выпрямился. В гневе его Дженна еще не видела. Эдди плотно сжал губы и мягко, настойчиво произнес:
— Иди в дом, вызови шерифа. Запри собаку. Потом возвращайся сюда. — Дженна не сдвинулась с места, и он прикрикнул на нее: — Пошла!
И она побежала. Не могла не побежать. Мальчик был, она точно знала. Кто он или что он — другой вопрос, это не ее ума дело. Своему рассудку Дженна не доверяла. Сейчас она послушается Эдди: вернется в дом и позвонит шерифу.
Эдди развернулся и побрел обратно на глубину. Нырнул, поплыл к проливу. Господи! Что, если Эдди прав? Что, если мальчик утонет? Надо позвонить шерифу. Но вдруг Эдди ошибся? Дженна позвонит шерифу, однако не станет запирать в доме Оскара. Псу мальчик не нравится, и, если догадка Дженны верна, Эдди понадобится помощь собаки. Чтобы не пропасть.
* * *
В июле светает рано. Около четырех небо озаряется, в половине пятого солнце встает над горизонтом, а еще через четверть часа оно уже светит вовсю, стараясь проникнуть лучами сквозь густые кроны деревьев.
В это утро, когда небо из черного сделалось серым, люди в лодках на воде не знали, что и думать. С одной стороны, они радовались наступлению нового дня, который прогнал давящую тьму. И в то же время они стали свидетелями несчастья. С часу ночи они, разбившись на группы по четыре человека: один на носу лодки, второй на корме, еще двое — по обоим бортам, — баграми прочесывали дно бухты. Единственная причина, по которой их еще не отозвали, — тело не найдено.
А на берегу, в теплом домике, пропахшем плесенью и кислым кофе, сидела на диванчике Дженна. Закутанная в вязаный плед. От усталости ее качало, в животе горело от галлонов выпитого натощак кофе. Глаза опухли и покраснели. Телевизор — без звука — показывал ее любимый канал «Е!».
Впрочем, Дженна на экран не смотрела. Она вспоминала события двухлетней давности.
Недели через две после гибели Бобби Дженна и Роберт вернулись домой. Роберт задержался на работе, а Дженна смотрела ток-шоу Барбары Уолтерс и ждала момента, когда гость разревется (у Барбары Уолтерс все гости плачут), чтобы зарыдать вместе с ним. Где-то в половине одиннадцатого зазвонил телефон. Дженна сняла трубку, и с ней заговорил мужчина: голос глубокий, слегка пьяный. Оказалось, это менеджер Тандер-Бэй.
Он сообщил, что курорт закрывается навсегда. Инвесторы, пораженные «инцидентом», отозвали средства. Менеджер выразил искренние соболезнования. Он присутствовал на месте в тот злополучный день, даже помнил Бобби — рассказывал жене, какой это замечательный мальчик. Дженна знала, как зовут менеджера: Джон Фергюсон. Он еще говорил, дескать, в их род чистокровных ирландцев однажды затесался шотландец, наградив потомков отвратительной плебейской фамилией.
Фергюсон, похоже, выпил для храбрости, и спиртное развязало ему язык. Он признался, что инвесторы закрывают проект не только из-за гибели Бобби. За пару недель до приезда гостей случилась другая трагедия: женщина из племени тлингитов, работница курорта, заблудилась в лесу. Ее так и не нашли.
Еще Фергюсон поведал, что инвесторы — японцы! — чересчур суеверны. Они велели пригласить шамана и очистить место. Нанятый индеец провел обряд и сказал: место проклято. Возле бухты нельзя селиться и строить курорты. Злые духи никому не дадут покоя.
Джон Фергюсон вывернул душу, признался, что из страха потерять работу — хорошую работу — он подделал рекомендательное письмо от шамана. Соврал инвесторам, якобы место очищено от проклятья.
Дженна не сразу поняла, о чем он толкует. Фергюсона она слушала краем уха, время от времени поглядывая на экран. Менеджер нес какую-то чушь… Хотя нет, постойте. Не чушь. Он раскаивался, признавался в грехах. Винил себя в гибели Бобби. Не соври он инвесторам, те закрыли бы проект, и Бобби не утонул бы. Фергюсон расплакался. Как ему с этим жить?! Личную выгоду он поставил выше чужой жизни. Кто он после этого? По иронии судьбы, уже Дженна принялась успокаивать Фергюсона. Мол, проклятье — это все сказки. Бобби умер бы так или иначе. Прошлого не изменить. Дженна слово в слово повторяла утешительные речи, которыми окружающие пичкали ее саму.
Фергюсон поблагодарил за понимание, извинился за поздний звонок и за то, что дал волю эмоциям. Он просто обязан был признаться. Попросил позвонить ему, если она вдруг какими-то судьбами вновь окажется во Врангеле. Отныне его дом — ее дом. Достаточно приехать на Аляску и спросить ирландца по имени Фергюсон.
И вот теперь, на рассвете, два года спустя, Дженна поклялась позвонить Джону Фергюсону. К черту его гостеприимство, ей нужна информация. О шамане, злых духах. Если уж шаман пришел очистить Тандер-Бэй, то, может, он возьмется помочь Дженне?
— Вам бы поспать.
Голос вырвал Дженну из задумчивости. Она моргнула и посмотрела на дверь — у порога стоял Филд.
— Головой надо поработать, — добавил старик и тяжелым шагом ушел по коридору.
Вернувшись в комнату, Филд молча уселся на диван подле Дженны. Теперь их стало трое: Филд, Дженна и «ящик». И ни один из них не издавал ни звука. Потом Филд закурил, не забыв угостить Дженну. Дымили они опять-таки молча, следя за мелькающими на экране картинками.
— Ну как вы, держитесь? — спросил наконец Филд.
— Я бы, пожалуй, выпила.
Филд взглянул на Дженну и кивнул:
— Дельная мысля.
Он встал и удалился на кухню. Вернулся с двумя рюмками и бутылкой бурбона.
Выпили.
Алкоголь подействовал очень быстро. Не успело остыть в горле жжение, как Дженна разговорилась. Усталость, сигареты и виски — что еще нужно, чтобы начать исповедь? Дженна поведала Филду о своей жизни, а тот сидел, слушал, кивая, и время от времени подливал Дженне в рюмку. Она рассказала о муже, о своем побеге, о бабушке и ее старом доме. С большим теплом вспоминала о сыне. Стоило Филду спросить, где сейчас Бобби, и Дженна, помолчав немного с закрытыми глазами, распахнула перед Филдом последнюю дверь. Он узнал о том, как Бобби утонул, как его искали, о том, что трагедия двухлетней давности была похожа на вчерашний случай: целая ночь поисков, подводные течения, зеваки на берегу, сплетни…
Наступила тишина. Потом, через несколько минут, Филд решился спросить:
— Не могу не задать такой вот вопрос: этой ночью мальчик тоже утонул?
Опустив взгляд, Дженна покачала головой.
— Точно не знаю, — тихо ответила она.
Встав, Филд протянул Дженне руку:
— Вам бы вздремнуть.
Он отвел ее в спальню, закрыл дверь, и Дженна, оставшись одна, разделась и взглянула через окно на дом бабушки. Небо постепенно приобретало синий оттенок, птицы щебетали, а Дженна пыталась определить, где проходит грань между явью и вымыслом. Где та абсолютная истина, набор ценностей, дарованный высшим существом? Где она, вера, которая даст ответы на все вопросы и проживет не одну тысячу лет?
Такой просто не было.
Укладываясь в холодную постель, Дженна с трудом сдерживала отчаяние. Ей теперь предстоит следовать новому кодексу. Она закрыла глаза, надеясь погрузиться в сон, во тьму, где мир остановит свой сумасшедший бег.
* * *
На веранде Филд, шериф и Эдди спорили, стоит ли прекращать поиски. Люди устали, тело не найдено, о пропаже ребенка никто не заявил. Если даже малец и утоп, его никто не хватился.
— Эдди, — сказал шериф, — если мальчик и правда был…
— Я его своими глазами видел.
— Знаю, знаю. Предположим, мальчик был. Он мог забежать в воду и…
— Так он и забежал.
— Течением его могло унести в море и прибить к берегу в другом месте. Понимаешь? Его никто не хватился. Значит, мальчик не погиб, не пропал.
— Я сам все видел, Брент, — отрезал Эдди. — Сам, черт подери! Малец заплыл на глубину, нырнул, и все… Не валяй дурака!
Шериф заскрипел зубами:
— Темно же было, Эд.
— Дженна тоже все видела.
— Ничего она не видела, — вмешался Филд. И шериф, и Эдди уставились на него. — Она призналась, что уже ни в чем не уверена. Может, ребенок ей только почудился?
Шериф взглянул на Эдди и пожал плечами:
— Она не уверена, Эд. Люди не могут рисковать собственными жизнями просто так. Я отзываю поиски.
Шериф Ларсон крепко сжал плечо Эдди, давая понять: больше он спорить не собирается, разговор окончен. Шериф спустился с крыльца и пошел к берегу.
Эдди горько рассмеялся:
— Господи Боже… Не уверена она… Филд, зато я все видел. Видел, как этот сопляк утонул. — Он посмотрел Филду в глаза: — Видел.
Филд кивнул, пожал плечами и тоже ушел.
Топая вверх по улице, к своему жилищу, он думал: у Дженны трудная пора, на душе у нее неспокойно, а Эдди влюблен в нее по уши. Сочетание, что и говорить, взрывоопасное.
Глава 30
Ночью Дженне приснился Роберт. И сон был пугающе реальным.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |