Столь жестокая борьба заставляет нас осознать высокую задачу: всякое наше слово и исповедание веры должно быть окрашено любовью, чтобы «истина возвещалась в любви» (Еф 4, 15).
3. а) История по самой своей природе представляет сложный комплекс. Необходимость, польза и вредные влияния часто не просто соседствуют — они перемешиваются друг с другом. Действительно, все осужденные учения — арианство, несторианство, монофизитство — оказывали такое сильное влияние, прямое и косвенное (мусульманство), на церковно-историческую (а вслед за ней и культурно-политическую картину), что нужно признать их существенными элементами совокупности церковного бытия как в древности, так и в последующие времена.
б) Значит ли это, что уже тогда не существовало подлинного единства Церкви, как это хотят доказать новейшие протестантские тезисы? Добавим к сделанным ранее утверждениям (ср. § 15) некоторые дополнительные разъяснения. То, что единство учеников Христа никогда не было чисто арифметическим, видно из Евангелий, из Деяний Апостолов и из всей многовековой истории Церкви. Но ведь (1)единство Мистического Тела Господня, т. е. Церкви, никогда не было и не могло быть простой суммой, образующейся соединением отдельных однотипных частей, чтобы его можно было, так сказать, доказать арифметически; оно было и есть органическое и живое единство. (2) Такое единство основывается на единстве жизненного принципа; это Иисус Христос и в Нем Им установленный авторитет. С этим связан вопрос об апостольском преемстве епископов и служении Петра. Принцип единства Церкви — это единство учения при соблюдении преемства и апостольского служения Петра. (3) Но полностью доказывает беспочвенность современных тезисов, которые прежде всего методически игнорируют признание служения Петра, следующий факт: во всех обсуждавшихся выше расколах и автономных течениях нет релятивистского начала. Все формулы, что бы они ни гласили, исходили из предпосылки, что существует только одно истинное учение, которое они как раз и стремились утвердить.
§ 29. Святость Церкви. Благодать и воля
Как для восточного, так и для западного богословия основной интерес, естественно, сосредоточивался вокруг центрального факта христианства — спасения. Но Запад при этом беспокоила в большей степени практическая, непосредственно религиозно-нравственная и в меньшей степени отвлеченно-умозрительная проблематика.
Споры разворачивались в IV и начале V вв. и как раз в классичес кой стране раннехристианского нравственного богословия — в Северной Африке. Здесь Тертуллиан написал свои основополагающие труды на нравственные темы, но потом попал под влияние специфичес кого учения монтанизма; здесь (как и в Риме) чрезвычайно остро стоял вопрос о допустимости принятия обратно в Церковь грешников (особенно lapsi, § 12, II, 3), а Киприан даже объявил недействитель ным произведенное еретиками крещение (§ 17, 6).
Когда кончились последние гонения в Северной Африке (303_305 гг.), снова сломившие некоторых христиан, старые вопросы встали вновь, и опять нашлись епископы, стоявшие за большую строгость в его решении: донатисты. Они быстро добились поразительного успеха. Сначала полного разрыва не произошло, но фактически Северо-Африканская Церковь разделилась на две соперничающие группировки. В результате скоро во многих, а затем почти во всех городах оказалось по два епископа. Из этого развился настоящий раскол, который длился целое столетие и сильно отягощал Церковь. События приобрели фундаменталь ное значение благодаря их богословскому истолкованию, данному тогда главным образом Августином: природа церковного служения, исследованием которой прежде мало кто занимался, была теперь осознана и описана с высокой точностью.
1. Название донатизм происходит от имени епископа Доната из Казы Нигрийской († 355 г.); это ригористское энтузиастическое движение, сходное с движением Новациана (§ 17, 4): делая основной акцент на установках раннего христианства («Образ этого мира проходит», «Гряди, Господь Иисус»), они относились подозрительно ко всему мирскому, связанному с государством, точнее — к поддержива емой государством имперской Церкви; они считали, что епископ должен оставаться как можно более независимым от политической власти. Идеал они видели в страдающей Церкви и в тех, кто при гонениях остался верен, поэтому стали высоко и даже чрезмерно почитаться мученики и их мощи. С недоверием относились они ко всем, кто так или иначе не устоял при гонениях, «чьими грехами была, так сказать, неожиданно разрушена Церковь Христова».
Епископ Донат и нумидийские епископы на Соборе в Карфагене 312 г. постановили низложить недавно избранного епископа, до той поры архидиакона Карфагена Цезилиана на том основании, что в его посвящении участвовал один недостойный епископ, так называемый «traditor» (тот, кто при гонениях выдал язычникам священные книги), поэтому рукоположение было недействительно. Собор избрал вместо него антиепископа, что положило начало практике, которая и привела к расширению раскола.
2. «Донатисты» не все придерживались одинаковых взглядов. Но если не учитывать частных отклонений, можно описать их позицию так: святость Церкви и действительность таинств, особенно посвящение в сан, зависят от безгрешности участников. Посвящение, совершенное грешным епископом, — не посвящение. Со временем большинство епископов-донатистов стали распространять это главное утверждение и на крещение и ввели повторное крещение (но были и донатисты, которые отвергали повторное крещение). Так они замыкались в узком кругу мнимо святых, совершенных, абсолютно безгрешных и претендовали на то, что только они составляют католичес кую Церковь.
3. Борьба велась не только духовным оружием. Это была борьба также и за власть, и ей было присуще много «человеческого, слишком человеческого», с интригами и завистью, конкуренцией между нумидийцами и Карфагеном, между африканцами и Римом. Государство также использовало против донатистов (с той известной непоследова тельностью, которая отличает религиозную политику Константина и Констанса) средства насилия (ссылку); но в противовес этому донатисты получили (что было тоже достаточно непоследовательно) поддержку императора Юлиана; они даже организовали собственные социально и религиозно радикальные боевые группы недовольных крестьян (циркумцеллионы), выступавших против католиков. Борьба становилась все более жестокой; церковные писатели того времени сообщают о всякого рода угрозах, убийствах и увечьях.
Однако ни вмешательство императорской власти, ни усилия римских епископов, ни богословские полемические выступления епископа Оптата Милевийского примерно с 365 г. († 399 г.), ни целый ряд соборов не смогли преодолеть раскол. Только внутренние расхождения среди донатистов и систематическое богословское и пастырское противодействие со стороны католиков во главе с Августином (с 393г.; множество соборов католических епископов) подготовили его поражение. После обсуждения религиозных проблем в 411 г. в Карфагене (286 католических епископов, 279 донатистов) государственные власти стали действовать более энергично. Всему этому положило конец вторжение вандалов (429 г.).
Донатист умеренного направления Тиконий первым назвал «большую» Церковь созданием дьявола=Вавилоном.
4. В ходе борьбы с донатистами произошло так, что Августин изменил свои взгляды на борьбу с лжеучением. Он знал, как трудно достичь истины (ср. § 30), и долгое время хотел действовать только убеждением. Когда Августин сделался епископом Гиппона и столкнулся с противостоящим ему архипастырем-донатистом, он и не помышлял о применении силы. Однако позднее ему стало ясно, что угроза нависла над самым ценным и необходимым, что есть в Церкви. Донатисты посягали на главное, высшее благо — церковное единство; они породили наивысшее зло — действительный раскол Церкви. Раскол необходимо было преодолеть. В миролюбивом письме к своим коллегам-епископам Августин пытается начать братский разговор. Но так как его оппоненты, с одной стороны, дошли до ложного релятивистского утверждения, что в конечном счете безразлично, в какой партии быть христианином, и, с другой стороны, стали угрожать силой и от слов перешли к делу, то он признал правомерность горького «compelleintrare» (Лк 14, 23) («заставь придти»). Все же католические епископы во время решающего обсуждения 411 г. в письме, написанном от имени Августина, предложили в случае необходимости отказаться от своих епископских мест ради церковного мира: «достоинство епископа не должно препятствовать единству Тела Христова». Вэтом — замечательный порыв любви и служения, пастырской заботы о спасении душ, образец диалога между разъединенными братьями-христианами.
5. а) Другое эмоционально приподнятое (= энтузиастическое) движение за благочестие, требующее столь же строгой аскезы и распространявшееся в основном в приватных кругах, вызвал к жизни в Испании образованный богатый мирянин (впоследствии епископ Авилы) Присциллиан.
Аскетические движения, переходящие в ересь, нельзя рассматривать изолированно. Такой взгляд исказил бы наше понимание общей картины. Они являются еретическим отражением того могущественного аскетического стремления внутри ортодоксальной Церкви, которое, во всяком случае в некоторых своих проявлениях, кажется нам достаточно странным: столпники, постоянный пост отшельников, особенно в египетской пустыне. Только ограниченное правилом общежития монашество (§ 32) очистило эти значительные движения и сделало наследова ние Христу в Кресте и покаянии возможным не только для единиц, но и для многих.
Совсем другой тип преувеличения значения аскезы, хотя и он первоначально зародился в Церкви, встречается в пелагианстве.
б) Трактуя вопросы как богопознания, так и учения о нравствен ном поведении человека, апологеты среди прочего использовали стоическую философию. Но такой научный способ изложения не мешал им строить христианскую жизнь на основе благодати. Они избежали опасности подмены сверхъестественной основы христианской жизни естественной.
6. Представителем взглядов, переоценивающих роль природных нравственных сил в деле спасения, был монах Пелагий, выходец из Британии († ок. 418 г.). То, что мы теперь называем собственно пелагианством, создано на основе этих взглядов его учениками, особенно Юлианом, епископом Экланума близ Беневента. Эта система, если рассматривать ее формулировки отвлеченно, сама по себе вместе с логически вытекающими из них следствиями, в основе своей является уже не христианской религией, а натурализмом. То есть она учит, что природе человека, такой какая она есть, присущи способность познания и, главное, свобода воли, с помощью которых он может избежать грехов и своими делами стать достойным Небес.
Тем самым вообще была бы поставлена под вопрос необходимость благодати и соответственно искупления, а значит, — христианское Откровение 92.
Предпосылкой этого учения было представление о том, что грех прародителей по своим воздействиям был исключительно их личным делом, человеческой же природе урона он не нанес.
Сам Пелагий был полон чистого рвения, Августин называл его «vir sanctus». В 410 г. он со своим учеником Целестином, спасаясь от мародерствующих вестготов, пришел из Рима в Карфаген. В 416 г. учение, названное его именем, было осуждено на двух Африканских соборах (Иннокентий Римский в 417 г. одобрил это осуждение; Августин: Roma locuta, causa finita est), а затем на общем соборе 418 г. в Карфагене и в 431 г. в Эфесе. Спор продолжался на Востоке примерно до 450 г. Там за Пелагия (уже переехавшего в Палестину) вступился Несторий, и его учение было даже признано на состоявшемся там соборе. На восток бежал и Юлиан, когда император Гонорий изгнал пелагиан из Италии.
На смену пелагианству пришло так называемое полупелагианство, учившее, что благодать хотя и нужна, но не для начала обращения, а также не требуется специальная благодать, чтобы можно было выстоять до конца. (Защитниками этой теории были прежде всего монахи из Марселя, отсюда и так называемый марсельский спор.)
Вся эта борьба тянулась до конца VI в. (осуждение 529 г. в Оранге). Активным противником пелагианства стал «doctor gratiae», св. Августин.
§ 30. Великие латинские отцы Церкви
I. Амвросий
1. Амвросий (род. в 339 г. в Трире) известен чаще всего только как один из четырех великих латинских учителей Церкви. Действитель но, в основе всей его деятельности лежит духовное начало. Но он сыграл огромную роль не только в сфере богословия, но и в формировании церковной и церковно-политической ситуации своего времени. Достижениям Амвросия способствовали его происхождение (сын галльского префекта в Трире), воспитание (в Риме) и опыт службы на высоком государственном посту. Молодой наместник северных итальянских провинций, он совершенно неожиданно, еще некрещеный, был избран в городе Медиолане (совр. Милан), своей резиденции, епископом (374 г.).
Амвросий стал одной из ключевых фигур своего времени, подчеркнуто западной личностью, в те десятилетия общего духовного пробуждения богословия на Западе, в котором участвовали и его младшие современники Иероним и Августин и которое стремилось, переосмыс ляя восточное богословие, преодолеть научно-богословское отставание Запада и окончательно утвердить сформулированные на Востоке основы веры. Это были также важнейшие годы, когда на Соборе 381г. в правление Феодосия было вынесено решение, что империя должна стать исключительно христианской (без язычества), а государствен ная Церковь — через принятие всеми никейского Символа Веры — единодушно «правоверной».
2. а) Несмотря на решения соборов при императорах Валентиниане и Грациане, арианские или арианствующие епископы сохранили свои кафедры. Одним из них был Аугентий, предшественник Амвросия, и клир был на его стороне. Амвросий сумел победить арианство и в то же время завоевать и на всю жизнь сохранить привязанность духовенства.
б) О богословских предпосылках никейства и арианства (со всеми его сложными ответвлениями) Запад, практически изолированный от Востока, долгое время знал очень мало. Лишь Иларий из Пуатье, за свою преданность никейству заплативший в свое время изгнанием на Восток, где ему удалось подробно ознакомиться с богословской проблемой, стоявшей в центре ожесточенной борьбы, попытался по возвращении на свою епископскую кафедру (360/361 г.) ознакомить Запад с сутью этих вопросов. Начатое им было полностью завершено за несколько лет трудами Амвросия, не имевшего специальной богословской подготовки, трудами, поразительными по своей продуктивности. Он основывался на греческом богословии, причем его подход никак нельзя назвать «гениальным» и «творческим» — это был самостоятельный метод, соответствующий специфике западного мышления, которое собственно не искало богословских спекуляций, но превыше всего ценило простую ясность и определенность: «Божественных глубин следует скорее страшиться, нежели их познавать».
в) Амвросию удалось покончить с неразберихой, царившей в области догматического богословия и поддерживаемой отчасти западноримским двором (императрица-мать Юстина — см. ниже), отчасти полуарианскими епископами, отчасти готским арианством в Иллирии и Италии. Он сразу понял глубинную связь учения, а соответственно его провозвествования, с Церковью. В правильном исповедании — которое провозглашается Церковью — он видел основу и гарантию ее независимости. Он боролся (в своих проповедях и писаниях) за никейство как в сфере богословия, — ратуя за чистоту веры, так и в церковно-политических вопросах, — защищая независимость Церкви от вмешательства государственной власти. В итоге ему удалось достигнуть даже «преобразования государственной Церкви на никейской основе» (v. Campenhausen).
3. Основой его епископской деятельности была пастырская проповедь, посвященная в основном толкованию Писания, в том числе Ветхого Завета. Используя новый для Запада аллегорический метод, Амвросий, с одной стороны, толковал иносказательно смущающие места Ветхого Завета и, с другой стороны, открывал в нем новые глубины.
В сочинениях Амвросия — так незадолго до Августина — мы встречаем глубокое знание учения апостола Павла. Строгость закона отступает перед милосердием Евангелия. Перед нами общая религиозная установка, ставящая во главу угла совесть и требование глубокого искреннего покаяния, отказа от греха. Весь интерес при этом сосредоточен на религиозной практике, но без ущерба для богословского осмысления. Его речь ясна и сдержанна. За ней стояла неслыханная насыщенность его пастырской (и особенно катехизаторской) деятельности, поражавшая уже Августина, — деятельности, в основании которой лежала молитвенная и аскетическая жизнь.
4. В поле зрения ученого, исследующего причины исторических событий, попадает вместе с явлениями политического кризиса Западной Римской империи, достигшего своей кульминации во время переселения народов, проблема еще не скорого зарождения западноев ропейского мира. Вся его история с самого начала будет сопровождаться вопросом: как должна делиться власть между церковными и политическими силами? — при явном отвержении системы, принятой Востоком, где император оставался господином одновременно и в той и в другой сфере.
а) Еще до того как папы Геласий и Лев I в следующем веке провозгласили разделение этих двух властей, никто иной как Амвросий, защитник независимости Церкви, объявил, что эти власти — каждая в своей сфере — должны быть самостоятельными. Во всем, что касается религии, в делах веры и церковного устава епископ всегда верен одному Господу и в случае необходимости обязан даже «оказать сопротивление», т. е. лишить императора возможности приобщения к благодати, отлучить его от Церкви. Церковь должна быть независимой. «Император стоит внутри Церкви, а не над ней».
Но самое существенное заключается в том, что какие бы (и сколь бы многочисленные) заявления и решения ни исходили от Амвросия, это всегда были заявления и решения именно епископа. Если ему и приходилось выдвигать требования, которые в силу своей природы вторгались непосредственно в политику, это происходило не от властолюбия, и никогда Амвросий с его по сути государственно-римским подходом не помышлял унизить носителей государственной власти или заставить в их же собственной сфере подчиниться власти церковной, никогда не стремился торжествовать над ними. Напротив, у Амвросия мы видим, пожалуй, наиболее отчетливое представление о взвешенной и действенной связи обеих властей; он остро чувствовал самостоятельность государственной власти, она не ставилась им под сомнение и считалась необходимым условием порядка в мире. Но эта власть имеет свои границы: Откровение, истина христианской веры и Церковь.
б) В многообразных серьезных конфликтах с двором, императри цей-матерью, императорским советником и самим императором Амвросий показывает себя искусным, даже изощренным тактиком, исполненным самой твердой решимости, но его образ мыслей и действия всегда духовны и полны заботой о душах паствы. Именно исходя из этого он отказывает язычеству в праве на официальное признание со стороны христианского государства (восстановление алтаря Победы в сенате; соответствующие жертвоприношения; продолжение государственной финансовой поддержки языческой жреческой коллегии); одержав победу над мастерски составленным, но глубоко скептичес ким93 заявлением ритора Симмаха, он отказывается передать свою церковь арианскому епископу, поддерживаемому двором, хотя императорский эдикт брал под защиту полуариан (омиусиан), а их противникам угрожал смертью как оскорбителям величества; он организовывает настоящее сопротивление (превратившееся в бунт), собрав верующих в церкви; публично обратившись к императору Феодосию в присутствии всей собравшейся в церкви общины, он принуждает его отменить декрет о восстановлении синагоги, сожженной фанатичными монахами. В таком же духе, но без тени дерзкой непочтительности, Амвросий пишет императору после жестокой расправы, учиненной тем в Фессалониках в 390 г.; он недвусмысленно грозит отлучением, но так, что Феодосием это было воспринято как совет пастыря и духовника: император пришел в церковь без царского облачения, исповедовал перед всеми свою вину — и тем не менее до конца жизни относился к Амвросию дружески.
5. Как уже указывалось, отправным пунктом богословской мысли для Амвросия была Церковь, в которой, в свою очередь, главным для него была сакральная сторона. Его понимание евхаристии как мистической жертвы глубоко и плодотворно. Кроме того, он понял, какой силой обладает совместное пение церковных молитв. И здесь он также воспринял наследие Востока, но умножил это сокровище, подарив своим верующим гимны, которые потрясали не только Августина94, но и сегодня приносят утешение.
И наконец, этот епископ, будучи отцом беднякам, предвосхитил многие черты епископов времен переселения народов: богатство Церкви— ее бедняки, она же, со своей стороны, может быть совершенно бедной.
II. Августин
1. Церковь развилась и окрепла на основе и в пределах Римской империи (в их соединении христиане видели осуществление божествен ного замысла). Новое христианское бытие Церковь начала создавать под защитой Римской империи. А в тот момент, когда на Западную часть империи обрушилось нашествие германских народов и распад античной культуры перешел в решительную стадию (§ 32), Бог даровал Своей Церкви человека, сочетавшего в себе (1) все духовные достижения Церкви своего времени с (2) античной греко-римской культурой, человека, который в силу своей высочайшей незаурядности и святости (3) творчески объединил и преумножил эти богатства, которые определили духовный и политический облик зарождавшегося средневековья: это был Аврелий Августин.
2. Огромное влияние св. Августина объясняется прежде всего совершенством и глубиной его философской мысли, ставящей его в один ряд с Платоном, и в то же время исключительностью его личности, причем силу и плодотворность тому и другому давала религия. Августин был человеком необычайной религиозности, реализовавшейся и нашедшей свое выражение в христианской вере. Его образ овеян чем-то бесконечно привлекательным, трогающим душу даже по прошествии многих столетий. Перед нами и одаренная натура, какие редко видит история, и героический борец. Мы узнаем о единственных в своем роде событиях, несущих в себе волнующий, дающий озарение, всегда преобразующий опыт, об изменениях интеллектуальных, религиозных, нравственных, о переломах в подлинном смысле слова. Августин стал христианином в результате долгого, таинственного и трудного процесса, требовавшего и мужества, и часто больших усилий, в котором — по его собственному описанию — Бог его искал и наконец уловил. Временами им овладевали сомнения в возможности найти истину, а иногда он доходил до полного отчаяния. Страстный поиск истины, мужественные усилия воли, опыт нравственного падения, боязнь греха и блаженное состояние защищенности Божией благодатью, которое выразилось в неиссякаемом молитвенном обращении к Богу, наполненном серьезными размышлениями 95, обнаруживают невообразимое богатство всего опыта веры: сначала душевного, затем — общерелигиозного и наконец — христианского. Августин испытал и выстрадал все высоты и глубины, присущие человеку, его крайнюю нищету, но также и радость полноты знания и творчества. Из этих исканий он вынес глубокое смирение, которое позволило ему сказать манихеям: «Пусть против вас неистовствуют те, кто никогда не испытал, как трудно стяжать истину»96. Самую суть этих исканий лучше всего описывают его же собственные часто цитируемые слова, которыми не только начинается его потрясающая «Исповедь» (как отражение его становления), — в них источник, из которого она выплеснулась: «И не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе». Августин был «одной из самых религиозных душ, когда-либо живших на земле». Средоточием всей его жизни был Бог. Прежде чем понять это, он долго был в поиске Его — живое предвосхищение непостижимых до конца слов Паскаля: «Ты не искал бы меня, если бы ты уже меня не нашел». После его обращения Бог стал для него более близким и несомненным, чем весь мир.
3. а) Августин родился в 354 г. в Тагасте Нумидийской. Его отец был язычником, мать, почитаемая ныне как св. Моника, была христианкой и сделала мальчика катехуменом. В годы ученичества он жил поистине распущенно в нравственном отношении. Его «Исповедь» полна горьких сожалений об этом. После окончания обучения (он стал учителем риторики) начался богатейший процесс внутреннего развития; он знакомился с существовавшей к тому времени культурой, которую талантливый юноша живо усваивает и творчески перерабатывает. Впервые глубоко задуматься его заставило философское произведение Цицерона «Гортензий». Не зная покоя, в постоянных поисках истины, он в двадцать лет (с375 г.) сделался «слушателем» (низшая ступень) у манихеев. Девять лет не мог он порвать с этим лжеучением, однако оно заставило его усомниться в своем спасении. Сомнения росли, но он неустанно продолжал поиск истины.
б) В 383 г. Августин приехал в Медиолан в качестве преподавателя риторики, где ему предстояло пережить решающий этап своего развития. Если рассказы Священного Писания раньше были для него лишь «сказками», то теперь, под влиянием проповеди св. Амвросия, чтение Писания стало его любимым занятием. Окончательно освободил его неоплатонизм, на который часто ссылался и Амвросий. Августин надолго сохранил душевный настрой и теоретические установки тех лет. Здесь берет начало и его понимание Бога (= summum bonum), и мистическая сторона его религиозности (созерцание этого высшего блага). Неоплатонизм открыл Августину новый сверхчувственный религиозный мир, новую надежду на спасение и общение с Богом. Подготовленную таким образом ниву души до конца вспахали Послания св. Павла. Августин услышал призыв благодати и в тридцать тра года в Пасхальную ночь 387 г. крестился у Амвросия вместе со своим сыном и с другом.
в) Перед возвращением Августина в Африку умерла в Остии (в ноябре 387 г.) его мать Моника. Последовали три года одиночества в его имении в Тагасте, посвященные молитве и учебе; для святого это было временем серьезной подготовки к великому труду на благо Церкви. В391 г. Августин был рукоположен в пресвитеры, а в 395 г. — в соепископы Гиппона.
в) Будучи епископом (с 396 г.) и участвуя в общей жизни клира, он продолжал жить как монах. Его жизнь составляли всякого рода пастырские заботы: дело (благотворительная деятельность, собственная жертвенная жизнь), слово (проповедь, катехизация клира и народа), литературные труды (см. ниже) и молитва.
Августин умер в 430 г., когда вандалы осадили его город, когда на пороге была новая эпоха — «средневековье».
4. а) Августину принадлежат философские, историко-философские, экзегетические, догматические, катехитические и автобиографические произведения. К последним причисляются (1) знаменитая «Исповедь», одна из величайших книг в мировой литературе, оказывающая неизмеримое влияние во все времена вплоть до сегодняшнего дня; (2) «Retractationes» («Пересмотры»), род ретроспективного и самокритичес кого анализа многочисленных его произведений, написанных до 427г.
б) Наибольшее влияние имела, пожалуй, книга Августина «О граде Божием». Она оспаривает взгляды, представляющие ход мировой истории как опровержение христианского учения или как нечто не согласующееся с благостью Божией. В книге предлагается гениальная, именно христианская философия истории, которая наложила неизгладимую печать на средневековое мировоззрение и, собственно говоря, сформировала его; это — апология, направленная против возражений христиан и язычников, раскрывающая на основе размышлений о Промысле, свободе воли, вечности и, в первую очередь, о непостижимой воле Божией смысл зла и страдания в историческом процессе. Существуют два града (civitates): один — царство Бога, другой— сатаны. Град Божий — это духовная власть в свете Откровения о родившемся Господе, властвующем и над мирскими правителями (даже если она когда-то им и уступает), Божие установление, над чьим завершением работает земная история. Своим «вечным законом» устанавливает божественный Законодатель в таинственном предопределении число избранных, которым принадлежит Град Божий. Союз этих избранных и есть civitas Dei, Град Божий. Однако он невидим, поэтому, до решения на Страшном Суде, обе эти civitates, Бога и сатаны, остаются переплетенными. Следовательно, праведников нелегко и не всегда можно увидеть. И в силу этого — есть враги Церкви, но не враги Бога, которые некогда будут приняты Богом как дети; с другой стороны, многие, причастные Святым тайнам, не спасутся (ср. прим.3).
К перечисленным произведениям примыкают и его многочисленные проповеди и письма; в последних редко обсуждается что-то личное, речь чаще идет о философско-богословских вопросах.
5. а) Значение Августина для богословия определяется главным образом (1) его учением о грехе и благодати (направленным против пелагианства) и (2) учением о видимой, иерархически организованной Церкви как о единственном средстве спасения97 и об ее объективной святости (против донатизма, см. § 29). В его христологии благотворно сказалось глубокое проникновение в смысл текстов Священного Писания и мудрость его суждения о тайне личности Спасителя. Еще до Эфеса и Халкидона он проповедовал постулаты ортодоксальной веры о единой личности Христа и о двух природах. Вероятно, Августин смог бы предотвратить распространение христологических споров, но он умер перед самым Эфесским собором.
б) В научном отношении Августин следует в первую очередь философии стоиков; кроме того, он в большой степени опирается на Платона (неоплатонизм) и как богослов — на труды греческих Отцов Церкви. Его концепция религии как познания сравнима с тем, что мы находим у апологетов II в., но она глубже. При этом определяющи ми являются, несомненно, следующие два обстоятельства: (1) изначальное, превосходящее любые размышления и формулировки внутреннее соприкосновение с Богом — первопричиной всяческого бытия; (2) он на себе самом познает силу власти греха, необходимость спасения, всемогущество благодати; и поэтому безусловным центром его размышлений становится учение Павла о грехе и благодати. Эти две объединенные в Августине богословские тенденции определят характер средневековья.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |