- Я сколько раз тебе говорила, не суй зубочистки в нос!!
Клиф в это время относительно наелся бутербродом по-Аллардски лежал на кровати в своей спальне. По телевизору вовсю орали ви-джеи какого-то музыкального канала, а он кидал бейсбольный мяч в стену. Мяч отскакивал, Клиф его ловил и снова кидал. Уже злее, чем в предыдущие двести раз.
- Нет, я просто не могу… Сколько пафоса… И главное, было бы, ради чего, - он фыркнул. – Я же просто хочу нормально общаться, - он обращался ни к кому особенно, но вообще, чтобы не выглядеть шизофреником, поглядывал то на телевизор, то на плакат с Эминемом. – Так ведь нет, его величество Гейдж не изволит явиться сегодня ко мне, потому что я, видите ли, не знаю, чего хочу. Ну не знаю, и что теперь?
- Я дома! – крикнули, кажется, еще раньше, чем внизу хлопнула дверь.
- Я тоже, - мрачно отозвался парень.
- Клиф! Оглох что ли?!
- Дома я, дома! – крикнул Клиф раздраженно. – Поесть у нас будет?
- А ты приготовил? – Бетти взбежала по лестнице и заглянула к нему в комнату.
- Я – нет.
- Ну вот и я тоже – нет, - она пожала плечами. – В морозилке пельмени, в холодильнике яйца, кетчуп, колбаса. Захочешь есть – все в твоих руках, - она улыбнулась и пошла к себе.
- А ты куда это? – парень подозрительно выгнул бровь, заметив, что мать какая-то особо заведенная.
- Тебя не касается.
Клиф помолчал.
- А вообще-то, на свидание.
- Кто он? – Клиф закатил глаза и рухнул опять на подушку, в очередной раз поймав мяч.
- Врач! Ветеринар, точнее, - она махнула рукой, распуская волосы и вставляя в уши серьги. – Но неважно, у него собственная клиника.
«Три с половиной клиента и старушка, сто процентов», - подумал парень тоскливо.
- Удачи.
- Она мне не понадобится, - Бетти улыбнулась широко, накрасила губы коричневой помадой и поплыла на выход. – Он вот-вот должен приехать, мы сначала поедем в парк, кормить уточек, а потом поужинаем где-нибудь в городе.
- У него и машина есть?..
- Есть! – обиженно буркнула Бет.
- Вау, - Клиф протянул таким голосом, будто был безумно рад этому. «Мини-вэн с собачкой на кузове», - подумал он. «Вот интересно, миссис Гейдж тоже шляется по свиданкам? Или Бет – одна такая, избранная?»
Ханна не шлялась по свиданкам. Во-первых, потому, что ей это казалось предательством по отношению к покойному мужу. Во-вторых, просто не могла наладить новые отношения, потому что еще любила. В-третьих, это было чревато не просто скандалом, а большим ущербом ее здоровью силами Оливера. Она не была уверена, но подозревала, что «новый папа» обнаружил бы у своей машины проколотые шины, в выхлопной трубе – банан, а на пиджаке записку «кровью» с текстом, типа «Пошел вон, импотент».
Это Оливер мог, она не сомневалась. Или это просто у нее самой разыгралась фантазия? С другой стороны, с какой стати парень станет одобрять ее хахалей, если она ему – никто, совершенно никто, а этот «новый папа» еще больший никто, чем она?
Он скажет, что лучше было бы просто сдать его в интернат, это точно. И не упустит возможности назвать ее потаскухой. Это было любимое ругательство в адрес девушки в лексиконе Оливера. И ему никак не выпадал шанс окрестить так собственную мачеху.
Шестнадцать лет – не тот возраст, в котором стоит смотреть триллеры ночами, пить джин-тоник, который Гейдж полюбил еще в Сан-Франциско, и курить. И не тот возраст, чтобы говорить «потаскуха» или «импотент», или «трахаться». Но возразить или запретить Оливеру она не могла, потому что он и так настрадался. Ни отца, ни матери, а она – Ханна, как ни будет стараться, все равно не станет ему ближе, чем есть, и она даже перестала обижаться, понимая его.
- Эй, - она вздрогнула, потому что Оливер в последний раз спустился с кучей вещей в объятиях и выдал.- Тебя завтра вызывают в школу. К директору, - он пошел вниз, в подвал, а Ханна поплелась за ним.
- Зачем? – удивилась.
- Поговорить о моем поведении. Мисс Роклинг жаждет объяснений, почему я осмелился советовать ей, как лучше потерять девственность в ее возрасте, - он открыл шкаф, держа ручку локтем, закинул туда все шмотки, закрыл его и развернулся. Ханна стояла на верхних ступеньках, пригнувшись, чтобы не стукнуться о потолок, и держась за перила.
- Что?.. В смысле… Зачем ты опять так себя ведешь? – она не стала кричать, хотя очень хотелось.
- Правду сказать, или чтобы поорать на меня можно было? – уточнил парень, подняв брови и встав в позу – скрестив руки на груди и отставив одну ногу.
- Конечно правду, - Ханна вздохнула и села на ступеньку.
- Она вызвала меня к доске, спросила, что я читал на каникулах. Я ничего не читал, поэтому в шутку сказал, что читал третий том о том, как лишиться девственности до шестидесяти лет.
- О, боже… - как Ханна ни пыталась ужаснуться, получалась только нервная улыбка. – И из-за этого она вызывает меня?
- Нет, она решила блеснуть интеллектом и выпендрилась, предложив мне процитировать хоть что-нибудь из того, что я прочел. Я даже уточнил у нее, правда ли она этого хочет… Она ответила, что хочет. Точнее, предложила мне «рискнуть», - он хмыкнул.
- И ты рискнул, - Ханна вздохнула.
- Я просто предложил ей один из миллиона вариантов, почему нет? Вдруг поможет?
- Понятно. И что ты хочешь, чтобы я ей завтра сказала? Почему мой сын себя так ведет?
- Мэнни? А он тут причем?
- Почему ты себя так ведешь, - поправилась девушка обреченным голосом.
- Можешь сказать ей правду, мол, я веду себя так, потому что она меня достала. А можешь наврать и сказать, что у меня сложный период в жизни, ломается голос, тело меняется, мне страшно и жутко, я в панике, часто плачу, и у меня бывают нервные срывы. Это, не считая спермотоксикоза, - он пожал плечами. – Придумай что-нибудь, кто из нас – мачеха?
Вот теперь Ханна помрачнела. Еще один любимый вид спорта Оливера – заставлять мачеху чувствовать себя наивной дурочкой, в юности учившейся не в обычной школе, а в пансионате для девочек.
Учитывая, что голос у него ломался лет в тринадцать, сейчас уже даже не хрипя и не подскакивая до небесных высот… Учитывая еще и то, что Ханна никогда не видела, как он плачет, а тело у него, на ее личный взгляд, сформировалось уже достаточно даже для того, чтобы плодить себе подобных… Остались нервные срывы и этот… Токсикоз.
Она выбрала нервные срывы и решила позвонить подруге, узнать, что по этому поводу думает ее муж психоаналитик.
Оливера оставили в покое и тишине, Ханна ушла, а парень пошел в ванную, потому что ему было нечем заняться. На завтра, судя по всему, была задана только география, потому что остальные учителя учеников щадили. Но его-то на уроке не было, так что он и не обязан быть в курсе. А это, между прочим, недопущение до знаний, тоже статья какая-то там. Надо будет предъявить Роклинг.
- Олли, звонит твоя учительница! – страшным шепотом, но почти по-дружески (по-родительски парень не воспринимал) выдала мачеха, ворвавшись в его ванную. Она закрыла трубку рукой, чтобы мисс Роклинг не слышала ничего, а сама уставилась на пасынка. Тот хотел было заорать: «Пошла вон, дура! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не врывалась без стука, тем более, в ванную?!» но вовремя вспомнил про аутотренинг. Закрыл глаза, втянул воздух сквозь зубы, досчитал до пяти…
- Чего она хочет? – уточнил он, не швырнув бритву о стену, а положив рядом с собой. Он сидел на борту ванны, закатав джинсы чуть выше колен и опустив ноги в воду. Одна нога была вытянута и упиралась в противоположный борт, по ней размытой розовой струйкой стекала кровь. Даже то, что приходилось ежедневно, да не по одному разу брить ноги, Оливера бесило до припадка.
- Убедилась, что ты мне сказал о том, что сделал.
- Ну вот и спроси, может просто так поговорите, не попрешься в школу, как дура? – хмыкнул он, снова взял бритву и повернул ногу боком, с силой провел лезвием, так что опять выступили капельки крови.
Ханна вздохнула, привалилась к косяку и убрала руку от трубки, все же выдала.
- Знаете, мисс Роклинг… Мне очень жаль, но завтра я работаю с самого утра, а после работы нужно будет забрать младшего сына из садика, потом, сами понимаете, его не с кем оставить… Может, все не так уж важно, вы могли бы сказать, что случилось, сейчас?
Она заметила, что Оливер опять улыбается. Мрачно прищурилась, а парень подумал: «А врать она умеет». Завтра у Ханны был выходной, и он об этом знал.
Судя по улыбке Ханны, расползающейся по ее губам, все было отлично, учительница просто жаловалась.
Оливер порезался в очередной раз и шепотом, страстным шепотом несколько раз повторил: «Дерьмо-дерьмо-дерьмо!!!» стуча ногой в стену от злости.
- Конечно, я с ним поговорю. Накажу по всей строгости, не сомневайтесь, - пообещала мачеха трубке и, попрощавшись, отключила ее. – Она у вас, кажется, совсем больная, - сообщила. Парень в очередной раз вздохнул, удивляясь, какой иногда молодой казалась старуха Ханна. Даже она поняла, что Роклинг – девственница-маньячка.
- Я тебе говорил, - хмыкнул он, убрал бритву и потянулся, чтобы вытащить из ванны затычку.
- Ты куда-то сегодня пойдешь? – Ханна не хотела снова ругаться, поэтому уточнила это не занудным голосом, а нормальным.
- Прогуляюсь, - у Оливера явно было хорошее настроение, не смотря на порезы. Наверно потому, что поход мачехи в школу отменился, ограничились пустыми словами о наказании и воспитательной беседе.
Ханне хотелось спросить «куда именно прогуляешься?» но она не стала. Только уточнила.
- Вернешься поздно?
- Не знаю! – парень возмутился, оглянувшись на нее и сверкнув глазами. Полотенцем вытер ноги и, развернувшись, встал на пол. – Откуда я могу знать, когда я вернусь? Я еще даже не ушел.
- Ладно, только постарайся... Не попасть в неприятности… ну ты понял, все такое, - Ханна улыбнулась неловко.
«Беспокоится что ли», - это была тонна скепсиса. Так что Оливер посмотрел на нее, как на дуркующего хомяка, прыгающего в клетке и безуспешно пытающегося выбраться. Остекленевшим взглядом, полным снисходительности, как обычно.
- Ну да, - выразительно кивнул и, опустив штанины, пошел за ботинками.
«Уже прогресс», - подумала Ханна и быстро ушла из подвала, чтобы не начать опять воспитывать.
Поздней осенью рано темнеет, так что он вышел уже на темную улицу и сразу закурил. Вопреки слухам о том, что людей успокаивает доза никотина в крови, это неправда. Их скорее успокаивает сам процесс курения, ощущение фильтра во рту, поэтому, бросая курить, они грызут семечки, сосут леденцы и жуют жвачки. У Оливера тоже была дурацкая привычка тянуть в рот хоть что-нибудь – пальцы, ногти, сигареты. Он прошел по холодной аллее парка, уже выкинув окурок и выдыхая горячий воздух, превращающийся в пар. На шее был намотан шарф, но куртку застегнуть он не додумался. Дошел до детской площадки, где скрипела карусель, покачивались на пружинах «черепашки» и «лошадки». Шагнул на двусторонние качели, сделал пару шагов, не упав, спустился с другой стороны и решил пойти на стройку. В Валдо-Тауне решили построить приют для сироток, как раз рядом с церковью. Ну, и с кладбищем, соответственно.
Так что Оливер направился именно туда, не глядя по сторонам, но изредка оглядываясь на шорохи. Шорохи оказывались просто пустыми пакетами, пролетавшими по тротуару из-за ветра, машины уже не ездили, все сидели дома и грелись. Он один такой, с покрасневшим от мороза носом, задубевшими пальцами и легкими мыслями шлялся по городу.
Хотя, если подумать, не один.
На площадке возле мостика через ручей сидели четверо – Лайла, Боб, Мэнди и Стив. Им, как и Гейджу, нечем было заняться, поэтому подростки валяли дурака, пили пиво и слушали музыку на чьем-то мобильнике. Все четверо были уже изрядно пьяны и злились, что у всех дома родители, ни к кому нельзя пойти и затусить. Потому что «тусить» предполагало орущую на весь дом музыку, обилие пива, а может и чего покрепче. Травку, если повезет.
Все было, не было «штаб-квартиры», это угнетало, и Стив злился, не обращая внимания на то, что его девушка уже замерзла. Лайла грелась пивом, да и сидела она на одном огромном колене Боба, так что ей было куда теплее, чем подруге.
И все они заметили Оливера, который не обратил внимания на орущих кретинов, сидящих на скамейке.
- Эй, а это не Гейдж, случайно? – Стив хмыкнул, спихнув Мэнди ногой и спрыгнув со скамьи. – Чего он тут забыл, придурок? – парень проследил за Оливером взглядом, посмотрел, как он перешел деревянный мостик и направился к кладбищу.
- А же вам говорила, что он шаманит по ночам, - тупо захихикала Лайла. Боб хотел сегодня впервые попробовать чего-то более резвого, чем сидение на скамье и глотание пива на морозе, но девица его в очередной раз отшила под великим женским предлогом. А проверить он не мог. Да и жалко было бы обидеть и потерять такую красивую девчонку, как Лайла. Длинноволосая брюнетка с тонкими запястьями, непропорционально длинным носом и черными глазами, она нравилась всем малолеткам и даже некоторым старшеклассникам, но мутила почему-то с Бобом, который одним ударом кулака укладывал если не троих, то двоих поклонников точно.
- Хрена ли он забыл на стройке? – Стив был трезвее остальных, а еще намного злее. И фантазия у него работала на все пятьсот, так что хотелось сделать что-нибудь плохое. И он заметил, что Оливер свернул не к кладбищу, а к стройке. Приют был построен ровно наполовину, пол и лестницы были, стены тоже, но не везде. Кое-где можно было и свалиться по неосторожности.
- Какая разница? Гуляет человек, - пожала плечами Мэнди. Хотя ей тоже хотелось отомстить ублюдку Гейджу за сегодняшнюю выходку на физкультуре.
- Пошли, погуляем с ним? – предложил Стив, усмехнувшись. Он шмыгнул носом, которого уже почти не чувствовал, и сунул руки в карманы.
- Нафига, а? Сдался он тебе, этот урод, - фыркнула Лайла, все же слезая с колена Боба, а тот поднялся и взял свою биту, которой сегодня пугал мелких хулиганов, воровавших из универмага жвачку. Жвачку, надо сказать, Боб забрал себе, когда мальчишки испугались и убежали. А бита была его гордостью, он и так выглядел внушительно, а с ней – еще лучше.
- Все равно нечем заняться, - пожал Стив плечами и первым пошел к мосту. Посмотрел в сторону приюта и увидел, что Гейдж уже поднялся на второй этаж по лестнице и стоял, смотрел куда-то. – И потом, он достал меня своими взглядами. Педик же, не представляете, как бесит. Это, как… Как если на тебя смотрит педик! – он заржал, Боб подхватил, а девчонки похихикали, не врубившись, где юмор. – Так и хочется врезать, честное слово, но эта скотина потом ведь что-нибудь устроит. С него станется, - он хмыкнул. Однажды Оливер уже посоветовал держать собаку подальше от него, а то «с ней может приключиться несчастный случай». Этого Стив ему никогда не простит.
Они подошли совсем близко к стройке, не огороженной сеткой, как полагается. И встали в тень, чтобы свет фонаря их не задевал.
- Ну и что ты собираешься делать? – Боб медленно трезвел от поступающего в кровь адреналина.
- Бери свою биту, короче… И поднимайся к нему, а я его пока отвлеку.
- А потом? – парень уставился на него, как на идиота.
- Я не знаю, что потом! Испугается, и ладно, хрен с ним.
- Он же отмороженный, он не испугается, - Мэнди махнула на это все рукой.
- Значит будем пугать, пока не заорет от ужаса, - Стив схватил ее за локоть и больно стиснул. – Не нравится – пошла вон.
Мэнди осталась, ворча на него. Лайла пьяными масляными глазами наблюдала за всем. Она первая крикнула.
- Эй, Ге-е-е-е-ейдж! Классная ночка, правда?! – и кинула свою опустевшую бутылку о стену, так что та разлетелась на осколки. – Гуляешь, смотрю?
- Тебе-то что? – он отозвался достаточно тихо, но так, чтобы они услышали. Оливеру стало опять тоскливо, что эти укурки не отстают даже за пределами школы. – Сами-то вы тут что забыли? – он хмыкнул. – Негде потрахаться, пришли на кладбище?
- Не-е-е, мы тебя навестить, - проблеяла Лайла нежно. А Стив тоже вышел на свет.
- Составить компанию, - улыбнулся он. – Что ты стоишь-то так далеко? Спускайся к нам, - позвал он, а Оливер прищурился.
- Да пошел ты, - спокойно послал.
- Ну хоть подойди поближе, а то кричать неудобно. Ты сегодня необщительный какой-то, жалко даже, - пожаловалась Лайла, и Стив понял, что у нее лучше получается раскручивать его на разговор. Странно даже, ведь нравится Оливеру Стив, а Лайла – вообще девка.
Или Стив ему не нравится?.. Парень засомневался.
Оливер подошел почти к краю второго этажа, стены и даже борта там не было, он встал в любимую позу, ту же в которой стоял перед Ханной, и уставился на них. Молча.
- Ну чего молчишь?! – разозлился Стив, сжимая кулаки, алкоголь ударил ему в голову.
- Так ведь не я приперся сюда, а вы. Вот вы и говорите, - усмехнулся парень, но не успел сказать еще что-нибудь умное, как Боб наконец подошел к нему. Это заняло много времени, потому что громила старался не шуметь, а не шуметь, держа в руке биту, было сложно. Дыхание сбивалось, да и какие-то камушки хрустели под ногами.
- Эй, Гейдж, - Боб толкнул его в плечо, когда парень повернулся, и Оливер невольно за него схватился. Внутри похолодело от ужаса, он чуть не упал. Боб сделал шаг назад, и парень тут же его отпустил, вытер руку о куртку.
- Отвали, Мартинсон, - буркнул он.
- Ну вот… Мы поговорить пришли, а ты опять «отвали», да «отвали»… - начал жаловаться Стив снизу. – Эй, Бобби, врежь ему разик, пусть поймет, что с нами нельзя так разговаривать. С нами же девушки, а при девушках не ругаются.
Мэнди умолчала, что сам Стив часто орал такие конструкции, что у нее уши вяли.
- Да ты бесишь уже, отстаньте от меня! – заорал Оливер, выйдя из себя. У него опять начался прилив эмоций.
- А может тебе сломать что-нибудь, чтобы ты не такой смелый был? – предложил Стив, глянув на Боба. Оливер уставился на своего «возлюбленного», а громила за его спиной удивленно округлил глаза, мол, «ты серьезно?»
Стив уставился на Гейджа, а сам едва заметно повел правым плечом, так что Боб понял – это всего лишь прикол. Они хотят напугать придурка Оливера.
- Ты хоть знаешь, что с тобой потом будет? – уже менее уверенно ухмыльнулся тот.
- Ты мне угрожаешь?! – Стив расхохотался, загибаясь, а Лайле это все окончательно разонравилось, она поверила, что они всерьез. И Мэнди тоже поверила.
- Я просто напоминаю тебе, что за нанесение увечий пока еще сажают таких уродов, как ты, - заявил Оливер.
- Ой-ой, как страшно! – засмеялась Мэнди. – Врежь ему, Бобби!
- Может, тебе позвоночник сломать? – предложил Боб нежно. С видом «Ну, а почему бы и нет» и улыбкой. – Никто не узнает, все же решат, что ты шлялся тут один, по стройке. А потом свалился с лестницы и сломал позвоночник.
- Будешь всю жизнь в колясочке ездить, - противно захихикала Мэнди, а Лайла ужаснулась. Не хотела бы она всю жизнь ездить в колясочке. Но поддержала подругу.
- Красивый такой! Женишься на какой-нибудь одноглазой дебилке, будете вместе куковать!
- Вы вообще спятили?! – щеки у Оливера покраснели, к глазам подступили слезы, но пьяный Боб подумал, что это от холода.
- Будет-будет, - засмеялся Стив, загибаясь просто от веселья. – Это если его найдут, конечно. Знаешь, Гейдж, со сломанным позвоночником сложно ползти домой, уж поверь. Не знаю точно, но почему-то в этом уверен. Боб, ну ты тупой или глухой? Врежь ему!!
Бобби резко протянул свободную руку к парню, схватил его за синтетическую кофточку, в которой он был с утра в школе, и дернул на себя. Замахнулся битой, Стив затаил дыхание, девчонки перестали хихикать и уставились наверх, ожидая – заревет Гейдж или нет.
Он не заревел и даже не вскрикнул, он просто дернулся от испуга, вырываясь, и машинально шарахнулся назад.
За спиной не было ничего, так что нога скользнула по бетонному краю, посыпалась пыль. Боб вытаращил глаза и метнулся к нему, чтобы поймать, но не успел – слишком быстро у Оливера в глазах отразился теперь уже настоящий ужас, слишком быстро он взмахнул руками и упал вниз.
Звук был такой, будто в коровью тушу, висящую на крюке в магазине, воткнули шампур. И этот звук был слишком громким для тишины, которая вдруг возникла вместо смеха.
- Б…Боб, ты дурак?! Ты спятил?! О, господи! Что ты наделал?! – Мэнди завизжала, а Стив вытаращил глаза, сглотнул нервно. Он не верил тому, что видел.
Этого же не могло быть, они просто шутили, зачем он шарахнулся от Боба? Неужели реально думал, что парень ему что-то сломает? Всерьез поверил, что одноклассник его хотя бы пальцем тронет? Оливера Гейджа, который никогда и ни с кем не лез в драку, не ругался откровенно, просто хамил?
Да что за глупость, черт возьми?! Он должен был испугаться, заплакать или закричать, вцепиться в Боба или оттолкнуть его, побежать, а они бы засмеялись жестоко ему в спину, и на этом бы все закончилось. Ну и, наверно, еще пару недель высмеивали бы в школе. Не более.
Теперь же Мэнди ревела в голос, на нее, в отличие от шокированных друзей, сразу свалилось осознание того, что они натворили. Шока не было, она просто поняла, что их теперь не только посадят, если найдут, но им теперь с этим жить. Они убили своего одноклассника ни за что.
- Заткнись, идиотка! – заорал на нее Стив и толкнул коленом, девица упала в жухлую осеннюю траву и продолжила выть.
- Я…Я не хотел, правда! Я не хотел!! – Боб сам чуть не заплакал, лицо его сморщилось, парень уронил биту и схватился за голову. – Господи, мама!! Я не хотел! Он сам, я даже не успел его схватить!
Лайла была еще в ступоре, тяжело дышала и смотрела туда, куда Оливер упал. Всего лишь второй этаж, хоть потолки в будущем приюте и были высокими. Он не должен был разбиться, учитывая, что упал на спину. Максимум – повредил бы позвоночник, чем они его и пугали.
Но перед зданием была не земля, туда были вбиты железные, уже заржавевшие после дождей штыри. Здесь собирались делать пристройку, но перенесли дело на весну.
- Придурок!! Идиот, ублюдок, дебил!! – Стив заорал на друга, который сел прямо на пол второго этажа и согнулся, все так же держась руками за голову. – Нас теперь посадят! Что вы расселись, кретины?! Пошли быстрее, валим отсюда, пока никто не заметил!
- А Оливер?! – Лайла заорала на него в ответ.
- Сдох ваш Гейдж, ну и что теперь?! Не мы виноваты, он сам грохнулся! И хватит ныть, как тупые, он все равно вас уже не услышит! Если бы слышал, извинялись бы, а так – какой смысл? – у Стива началась истерика, он засмеялся.
- Но… Он же… Может, он еще жив? – Лайла сама схватилась за голову, приложила ладонь ко лбу. Все опьянение с нее, как ветром сдуло.
- Жив?! Ты тупая?! – парень заорал просто жутко, чуть не охрипнув. – Ну иди и посмотри тогда, жив он или нет, если хочешь!
Лайла покосилась в ту сторону. Тело Оливера было нанизано на пять штырей и выгнуто так, будто его держала в когтях огромная птица. Туловище приподнято, конечности раскиданы и свисают, голова тоже, волосы почти подметают землю.
Она плюнула на хамство Стива и пошла к штырям. А вдруг и правда жив?..
- Пошли резче! – Стив схватил свою подружку за руку, вздернул с земли и поставил на ноги. Мэнди заливалась слезами, не успокаиваясь. – И ты, дебил! Бери свою хреноту и валим отсюда ко мне! Скажу предкам, что мы нажрались.
- Тебе же попадет потом, - всхлипнула Мэнди.
- Пусть лучше мне отец задницу надерет, чем потом в эту задницу в колонии отдерут! – рявкнул он и потащил ее подальше.
А Лайла подошла совсем близко к штырям, взялась руками за ближайшие и наклонилась посмотреть. Тут же отшатнулась, закрыв рот рукой и вытаращив глаза. Если Оливер и был жив, то помочь ему уже точно нельзя было – из живота торчал один штырь. Другой в районе селезенки, третий прямо из правого легкого. На четвертый была насажена левая ладонь Гейджа, пятый проткнул ему бедро.
Глаза были стеклянными и смотрели будто прямо на Лайлу, она закричала громко, почти завизжала и бросилась догонять друзей, которые уже убирались со стройки.
Так больно Оливеру не было никогда в жизни. Он бы заплакал, если бы любое движение – даже вдох или выдох не отзывалось болью. Он был жив, но это ненадолго, пока кровь из пробитого легкого не затопила его и не лишила возможности дышать. Проткнут живот, что-то порвалось сбоку.
Лайле не показалось – он правда смотрел на нее, смотрел, не в силах даже моргнуть. Из глаз покатились слезы, стекая по вискам. Он вздрогнул и хотел заорать от боли, но не получилось, все тело жгло, в животе рос огромный огненный шар, подбирающийся к легким и выжимающий из них воздух. Казалось, он нырнул под воду и никак не мог вынырнуть, воздух заканчивался, легкие жгло, в голове помутнело.
Вот, что такое смерть.
Это когда ты не можешь вынырнуть и нет уверенности в том, что вот-вот все закончится, и ты снова сможешь дышать, как раньше. Но все закончится, определенно, все закончится.
Ночной сторож и по совместительству гробовщик вздохнул, перестав копать могилу для кого-то, кого привезут совсем скоро. Поставил лопату на соседнюю плиту и оперся руками о черенок, поставил на грубые перчатки подбородок, обросший седой бородой.
Жалко парня. Не должен он был сегодня умереть. А все – детская жестокость и глупость. Глупая шутка и глупая на нее реакция. Итог поразительный – четыре загубленные жизни и одна оборвавшаяся.
Обрывающаяся прямо сейчас, гробовщик был уверен, что парень еще жив. Пока что.
Оливер надеялся из последних сил. Ему хотелось закричать во весь голос «За что?! Я же не сделал ничего плохого!»
Впервые в жизни он поверил в справедливость и равноправие белого и черного. Раньше он был уверен, что весь мир – черный, все это – зло, потому что кто-то подлый отнял у него и мать, и отца.
А ведь он не сделал ничего плохого.
А теперь четыре идиота отняли жизнь и у него. Но он хотел жить… Очень хотел. Он дышал открытым ртом, ледяной воздух проходил прямо в горло, нигде не задерживаясь. Но когда легкое раздувалось, его разрывало дикой болью. Осталось секунд пятнадцать не больше.
Он закрыл глаза и приготовился сдохнуть, подумав о том, что Боб, Мэнди и Лайла зря извинялись. Совершенно зря. Стив был не прав, когда сказал, что услышь их Оливер, он бы их простил.
Никогда.
Он все слышал, все их слова раскаяния, и они были по-настоящему искренними. Но сделанного уже не вернуть, он бы их не простил, ему (особенно теперь) было незнакомо такое понятие, как «прощение». Про благородство и вспоминать не стоило.
Он почувствовал чье-то дыхание возле своего уха. Хриплое, срывающееся дыхание, от кого-то отвратительно пахло гнилью. Оливер зажмурился покрепче, решив, что именно это – смерть. Нет, Смерть. Существо, дышащее ему в ухо и готовое забрать с собой.
Никакого восторга от того, что «встретится с родителями» он не испытал, он испытывал только боль, злость, ненависть и жажду мести.
- Ты… Хочешь жить? – прохрипело существо, и Оливер почувствовал прикосновение чьих-то лихорадочно горячих губ к своему уху.
Он хотел ответить, просто завопить: «ДА!!!»
Но в итоге не получилось даже вдохнуть, что-то булькнуло в горле, изо рта пошла кровавая пена. Он открыл глаза и уставился на неожиданно очень красивого… Мужчину. Не женщину, не скелет в плаще с капюшоном. А мужчину, от которого несло падалью, и чьи глаза с жутко расширенными, как у наркомана, зрачками были совсем рядом с его глазами.
Глаза Оливера сейчас наоборот были не такими яркими и блестящими, они будто подернулись пленкой, а зрачки уменьшились, он почти перестал видеть. Из края рта стекала кровь, толчками она выходила из горла.
- Не бойся, вижу, что хочешь… - утешил его мужчина и погладил по руке. Боль сразу куда-то ушла, вернулась способность дышать, мужик засмеялся, отпустив руку парня, и все вернулось. – Отдай мне свою…
«Душу», - подумал Оливер остатками ума, сознания и юмора. Он был готов продать хоть что тому же дьяволу, лишь бы остаться живым.
- Боль, - выдохнул мужчина с таким благоговением, будто сказал «Я хочу тебя». – Отдай свою боль, свою смерть, - он прошептал, опять касаясь губами уха Оливера. И размотал его шарф, сорвав его с парня. Положил ладонь ему на шею и вдруг зарычал.
- Скажи это! Скажи, что отдашь мне свою смерть! – Оливер почувствовал, что может говорить, и хрипло выдохнул.
- Да забирай к черту… - и закашлялся, опять плеснула кровь. И тут же опомнился, повторил послушно. – Я отдаю тебе свою смерть!
- Спасибо, - мужик облегченно вздохнул и погладил парня по волосам. – За это я подарю тебе свою жизнь, - он улыбнулся и поцеловал открытый, окровавленный рот Гейджа так, будто тот был его самой любимой любовницей. Глубоко, глотая его кровь, выливающуюся из горла. А вместе с ней уходила и боль, мужчина просто высасывал его смерть, Оливер не верил своим ощущениям. Он, как марионетка, как кукла, болтался на штырях. Не чувствовал ничего, у него не было ни жизни, ни смерти.
У вампира, целующего его откровеннее, чем в кино, теперь были смерть и бессмертие. Он отстранился, с размаху опустил свою руку на штырь и взвыл радостно, задыхаясь от боли и удовольствия. Это сладостное ощущение прошло по нервным окончаниям в мозг, он чуть не возбудился. А потом сжал руку в кулак и поднес к открытому рту безжизненного и лишенного смерти парня. Оливер хотел поморщиться, когда ему в горло закапала чужая, густая, сладкая и отдающая гнильцой кровь. Но лицо не слушалось, ни одна мышца не подчинялась, он смог только проглотить.
- Я отдаю тебе жизнь, но у тебя теперь нет смерти, - объявил он и усмехнулся. Встал, отряхнул колени, и Оливер не успел сказать ехидно «Спасибочки и на этом», а потом возмутиться «ты оставишь меня здесь?!» как мужик руками отломал штыри, торчавшие из его тела. И снял бережно, как невесту. Уложил на траву. Оливер не мог поверить в то, что видел и в то, что чувствовал. Точнее – не чувствовал. Он не чувствовал той боли, что разрывала его до этого.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |