Звякнул колокольчик, и в дверь ввалились двое амбалов с каменными лицами, даже не пытаясь спрятать оружие. Не взглянув на собравшуюся у окна компанию, они заняли столик с противоположной стороны от выхода – так, чтобы наблюдать за улицей.
Один из амбалов тут же принялся тыкать пятерней в экран мобильника, а другой стал читать меню.
Или притворился, что читает.
Глава шестнадцатая [Картинка: i_017.png]
Сердце у Даррела дернулось, как басовая струна на любимом «Фендере». Похоже, Генриха Фогеля убили эти громилы с кладбища. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – если та парочка за столиком выпасала их аж от квартиры Фогеля – это тоже убийцы.
А уж по фильмам Даррел прекрасно знал, что будет дальше.
Амбалы последуют за ними на улицу. Загонят их в грязный переулок. Дождутся, пока вокруг не будет прохожих, вынут пушки с глушителями, гавкнут пару слов по-немецки, и – пиф-паф! – конец истории.
– Эти двое – убийцы! – зашептал Даррел. – Оплачиваем счет и валим. Подальше отсюда. Домой, например. Или на Гавайи. Голосую за Гавайи.
Оба типа смотрели прямо на них.
– О, черт!
– Что будем делать? – спросила Бекка, пригнув голову.
Внезапно перед их столиком возник молодой официант, держа на подносе четыре огромных кувшина с водой, а следом за ним – фрау Хемпфель. С широкой улыбкой она шепнула:
– Идемте со мной.
– Здесь есть черный ход? – спросила Бекка. – В последний раз мы убегали через черный ход…
– Есть, но уж совсем «черный».
Как только они поднялись, амбалы тоже вскочили, резко отодвинув стулья. В каком-то немыслимом пируэте, которого Даррел не отследил, официант споткнулся меж столиков; поднос с кувшинами вылетел из его рук, шмякнулся на стол перед громилами и взорвался фонтаном воды и битого стекла.
Один из здоровяков завизжал, как девчонка, а другой бросился в погоню, но поскользнулся на луже и грохнулся на пол. Тотчас же на той же луже поскользнулся официант – и тоже грохнулся, увлекая за собой второго амбала в черном костюме.
Фрау Хемпфель затащила Роальда и детей в комнатушку позади стойки и заперла дверь изнутри.
– Курт учится на клоуна, – сообщила она. – Он благодарит вас за возможность опробовать пару трюков… Прошу сюда!
Они нырнули в еще одну дверь и по узенькой лестнице спустились в подвал – древний, со стенами из грубого булыжника и ромбовидными дубовыми полками, на которых хранились сотни бутылок вина.
– А теперь – быстро и тихо! – шепнула хозяйка, приложив палец к губам.
Фрау Хемпфель провела их по подвалу вдоль полок, свернула в небольшую нишу, дотянулась до самой верхней полки и, нажав на какой-то рычаг, сделала шаг назад. Весь стеллаж выехал вперед сантиметров на тридцать.
Хозяйка включила свет. За стеллажами открывался крутой спуск в подвал. По потолку тянулся электрический шнур, а через каждые метр-полтора сверху свисали тусклые лампочки, светившие достаточно ярко, чтобы увидеть – подвал был просто бесконечный.
– Эти тоннели строили жители Восточного Берлина в надежде убежать под Стеной в западную часть города, – объяснила фрау Хемпель. – В них холодно, сыро и мрачно. В наши дни люди пользуются ими очень редко. Поэтому там расплодились крысы. Там их целый метрополис. Город крыс под Берлином.
Вейд содрогнулся.
– Подземная крысиная империя? Клёво…
Кристина рассмеялась.
– Зато по тоннелям вы сможете выбраться отсюда быстрее всего.
Сверху донеслись крики и треск дерева.
– Передайте спасибо Курту! – крикнул Вейд, ныряя в проход за стеллажами.
– Мы его должники, – добавила Бекка. – И ваши.
– Курт не только клоун, но и борец, так что все хорошо. В подземном лабиринте старайтесь все время сворачивать направо, тогда выйдете к… Сами увидите. В общем, вы окажетесь в безопасности, и за много километров отсюда. Удачи и осторожнее! Все, бегите!
Доктор Каплан обнял хозяйку.
– Вы спасли нас.
Они поспешили вниз по тускло освещенному подземному коридору, и уже после первого поворота Даррел надеялся лишь на то, чтобы они не заблудились – и не обрекли себяна вечные скитания в бесконечном мраке подземного города, населенного крысами.
Глава семнадцатая [Картинка: i_018.png]
Подземный крысиный город.
Лили старалась не отставать. Она была меньше всех ростом, поэтому дороги впереди не видела, шла почти наугад и знала –знала наверняка, – что эти маленькие мохнатые твари только и ждут удобного момента, чтобы впиться своими острыми зубами в ее худенькие розовые щиколотки.
Крысы! Ни о чем другом Лили думать не могла. Они мерещились ей повсюду, совсем как Даррелу – шпионы. Крысы и шпионы. И убийцы. Шпионящие крысы-убийцы. Почему бы и нет. Мы ведь больше не в Техасе…
Тоннель становился все у?же. А вонь вокруг – все ужасней. Лили застонала – тихонько, чтобы никто не услышал.
Почему все молчат? Эй! Вам что, не страшно? Правда не страшно? А мне страшно. Да-да, страшно так, как вам всем, вместе взятым.
– Мы ведь пойдем на кладбище? – вдруг спросила она. – В смысле, когда выберемся наружу – поймаем такси и найдем ту могилу, правда же?
– Именно, – бросил Даррел через плечо. – Стрелка солнечных часов указывает на нечто внутри склепа.
– Может, на наследие Магистров, – сказал Вейд. – Или на Реликвии. Тут явная связь с Коперником и вращением Земли.
Какие все умные! Прямо не мозги у них, а библиотека. Ничего-ничего, выпустите меня на поверхность, верните Интернет – и я покажу вам, кто здесь самый крутой…
– Скорей бы наружу, – сказал Лили. – Мокнуть под ливнем на кладбище – и то лучше, чем шарахаться под землей от гигантских крыс…
– Где ты тут видела гигантских крыс? – поинтересовался Вейд.
– Любая крыса – гигантская, чтоб ты знал.
– Ребята! – выпалил Роальд, замедляя шаг. – Лампочки впереди заканчиваются. Придется держаться за руки, чтобы не потеряться.
– Или пусть Лили все время бубнит что-нибудь. Она же идет последней, и мы будем знать, что никто не отстал, – предложил Даррел.
– Эй! – возмутилась Лили. – Я, между прочим, могу и первой идти!
– Я к тому, что меня смущает идея держаться за руки. Возникнет слишком много вопросов. Чью руку я буду держать? Какую – правую или левую? Крепко или некрепко? А еще это заставит думать о скелетах. А я терпеть не могу трогать скелеты…
– Ну, тебя и несет, – вздохнула Лили.
– Тихо! – прервал их Вейд. – Прислушайтесь…
Откуда-то сверху доносился шум улицы. Легковушки, грузовики, мотоциклы и мопеды. Вдруг вдалеке послышались… шаги?
– Не останавливаемся! – воскликнула Бекка. – Лил, давай руку…
Они рванули вперед – так быстро, как только могли. Потолок то и дело резко уходил вверх, открывая их взору балки, выходы в недорытые тоннели, странные кольца света, напоминавшие Лили о солнечном затмении, но Вейд разочаровал ее, объяснив, что это свет уличных фонарей вокруг крышек канализационных люков. Ладно. Канализация. Тоннели. Кладбища. Крысы. Убийства. Все что угодно.
Если выживу – обязательно напишу обо всем этом в блоге.
Роальд замедлил шаг и обернулся.
– Лестница! – прошептал он, показывая на ряд железных ступенек в стене, очень круто, почти отвесно убегающих вверх. – Похоже, выводит на один уровень с улицей.
– Улица – это хорошо… Наверно, там даже есть свежий воздух, – съязвила Лили.
Да, глупая шутка, ну и пускай.Только вытащите меня отсюда!
– Да уж, – поддержала ее Бекка. – Я бы тоже глотнула.
– Я проверю, – сказал доктор Каплан.
– Я тоже! – заявил Даррел. И ухмыльнулся Вейду: – А ты оставайся.
– Почему я?
– Я подожду, – сказала Бекка, прерывисто дыша.
– Тогда я тоже, – сдался Вейд.
– А я не собираюсь здесь торчать ни минутой дольше, чем нужно, – заявила Лили. – Прости, Бек, но я наверх!
Даррел и Роальд, один за другим, начали медленно подниматься, Лили полезла следом, стараясь ступать на железные перекладины как можно бесшумнее и боясь глянуть вниз. Наконец лестница вывела их в небольшой бункер со стенами из бетонных плит. А в дальней стене бункера виднелась дверь, окаймленная тусклым светом.
Роальд подошел к двери, постучал. Ничего не произошло. Он повернул ручку.
– Заперта наглухо. – Он глянул вниз в подвал. – Дальше в тоннеле может быть еще один такой выход.
– Нет! – не выдержала Лили. – Пожалуйста, не будем возвращаться вниз. Может, попробуем как-нибудь…
Даррел вдруг поднял ногу и со всей силы пнул дверную ручку. Та отвалилась и звоном упала на пол.
– Как-нибудь так? – уточнил он.
– Даррел! – вскричал Роальд. – Ты не ушибся?
– Жить буду.
И Даррел, улыбаясь от уха до уха, запрыгал по комнатушке, изображая невыносимую боль.
Рассмеявшись, Лили толкнула дверь. Та со скрипом приоткрылась. В нос ударил сильный запах навоза. Лили приникла к щели.
– Упс…
– Упс? – переспросил Даррел.
– Упс, мы в зоопарке.
– Да ладно!
Очередным пинком Даррел распахнул дверь настежь. Перед ними открылся длинный широкий коридор, освещенный тусклым светом. По обеим сторонам тянулись, насколько хватало глаз, ряды вертикальных железных прутьев. Клетки. Из них доносились шорохи и разные странные звуки. В дальнем конце коридора маячил открытый дверной проем, из которого слышались человеческие голоса вперемежку с гулом машин и ревом мопедов.
– Возможно, это и есть путь к свободе, – задумчиво сказал Даррел. – Если мы не разбудим животных…
Сзади раздался шум, и в бункер вобрались Бекка с Даррелом.
– По тоннелю кто-то ходит, – сообщила Бекка. – Похоже, Курт не смог удерживать ублюдков слишком долго… Нужно вылезать наружу, и немедленно!
Выбора не оставалось, и все друг за дружкой двинулись вдоль клеток по коридору. Дверь в тоннель они плотно закрыли, но поскольку Даррел – вот спасибо! – выбил ручку, запереть не смогли.
Уже через пару шагов стало ясно – они в обезьяннике. В тусклом желтом свете, свернувшись в огромные косматые клубки, спали гориллы. Малыши шимпанзе и паукообразныеобезьянки носились по искусственным деревьям или сидели на холмиках, покрытых искусственной травой.
Приложив палец к губам, Роальд Каплан повел детей к двери в конце коридора. Первым за ним шел, пригнувшись, Даррел, следом Лили, Бекка, а замыкал цепочку Вейд.
Лили очень радовалась, что в этот раз она не последняя. Дыша открытым ртом, она вспомнила, что давным-давно не была в зоопарке, – и теперь ей стало ясно почему.
Вдруг снаружи проревел мопед и взорвался оглушительным сигналом как раз напротив выхода. Обезьяны завопили ему в ответ и заметались по клеткам. Коридор наполнился визгами и ревом, в воздухе что-то замелькало.
– Они кидаются какашками! – закричала Лили. – Бежим!
На полной скорости дети преодолели остаток коридора и пронеслись мимо охраны, которая уже двинулась проверять, что творится в обезьяннике.
– Эй!Sie aufzuhalten! Ist verboten! – кричали охранники.
– Простите! – бросил, даже не притормозив, доктор Каплан.
– Стоимость билета можете не возвращать, – добавил на бегу Вейд.
Один из охранников засвистел в свисток, включились три сирены сразу. Беглецы, петляя по мощеным дорожкам, неслись к выходу. В тот момент, когда начало загораться освещение периметра, Роальд уже помогал детям перебраться через забор. Быстро остановил первое же такси. Машина резко затормозила.
– Садитесь! Быстро!
– На кладбище Святого Матфея, – крикнула Бекка, запрыгивая в салон.
– Альтер Сант Маттхаус-Кирххоф, – продублировала Лили со смешным акцентом, зато водитель сразу понял:
– Хорошо, мисс.
Такси тронулось в тот миг, когда к забору подлетело сразу полдюжины машин охраны с мигалками и сиренами. Охранники кричали им вслед и размахивали руками, но такси уже сворачивало за угол.
Они сделали это!
Глава восемнадцатая [Картинка: i_019.png]
Теплый, мягкий салон такси казался Лили настоящим раем после всего пережитого во время «крысино-обезьяньего приключения», как она успела окрестить его. Хотелось спокойно отогреться и насладиться покоем, но остальные вновь блистали интеллектом: строили предположения, выискивали недостающие звенья цепи – не расслабишься.
– Итак, папа, рассказывай, – потребовал Вейд. – Шестнадцатый век, Коперник. Что ты знаешь о нем?
– Да-да, – подключился Даррел. – И не забудь про наследие и двенадцать Реликвий. Кстати, советую перейти на шепот.
Бекка спросила:
– Наследие Коперника существует? Это исторический факт? Раз нас преследуют, то что-то такое есть. Мы теперь знаем про Коперника, значит, первое послание должно обрести больше смысла. Кракен. Реликвии.
– Не спешите, – притормозил их Роальд. Он вновь извлек свой конспект, поднес его к окну, чтобы на страницы падал свет от уличных фонарей. – Как хорошо, что я не выбросил старые записи. История астрономии – это вообще первое, с чего начинал свои лекции Генрих. И читал он ее очень подробно. Вот, Коперник, – вздохнул он, – Коперник…
Следующие семь минут такси петляло по берлинским улицам, а дети слушали, что рассказывал профессор Каплан о Копернике.
– Он был математиком, родился в 1473 году в польском городе Торунь. В его биографии много пробелов, мы знаем далеко не всё. Главным образом историки основываются на общедоступных документах. Коперник рассчитывал движение звезд и планет, опираясь исключительно на свои математические знания. Телескопы появились позже.
– Телескоп изобрел Галилей?
– Хорошая память, Вейд. Лет через шестьдесят после смерти Коперника. Инструменты у Коперника, конечно же, были. Астролябии, секстаны, компасы, которыми пользовались моряки, чтобы фиксировать движение звезд, – и Коперник ими прекрасно владел. Его главное открытие состояло в том, что Земля вращается вокруг Солнца. До него люди верили, что Земля – центр Вселенной, а все планеты, Солнце, звезды и прочие небесные тела вращаются вокруг нее. На основе математических расчетов и простых наблюдений Коперник доказал, что так быть не может.
– Земля вращается в доме Купферман, – вмешалась Бекка.
– Именно. – Роальд перелистнул страницу, затем другую. – Земля обязана двигаться по солнечной орбите – на это указывали результаты вычислений. В те времена они служили единственным способом объяснить движение звезд и других планет.
Лили еще не отошла после приключения в зоопарке. Сердце колотилось так, что смысл рассказа от нее ускользал. О Копернике она знала. Он положил начало астрономии как науке. До него астрономия была чем-то вроде культа. Астрология. Алхимия. Почти волшебство. В школе рассказывали. А Коперник был крут, потому что первым заявил, что люди – не центр вселенной. И все тут же страшно переполошились.
Роальд продолжал:
– Коперник был настоящим мыслителем своего времени. Ученики называли его Магистром – Учителем. Не зря его считают революционером. Все изменилось, когда люди осознали смысл сделанных открытий: наша Земля – всего лишь одна из многих планет, она не исключительна.
Пока доктор Каплан рассказывал, Бекка смотрела в окно на мокрые от дождя улицы. Затем повернулась к остальным и спросила:
– Он ведь опубликовал свое открытие только перед самой смертью, да? Боялся реакции людей. Было такое?
Где-то Лили это слышала. Она включила планшет.
– Было – подтвердил Роальд.
Такси ехало медленнее: впереди образовался затор.
– Боялся последствий, боялся того, как его революционное открытие скажется на жизни общества. Почти вся власть тогда принадлежала Церкви, а Коперник был каноником, чем-то вроде церковного учителя. И лишь на смертном одре один молодой астроном убедил его обнародовать свое открытие. Забыл, как его звали…
– Ретик, – сообщила Лили, показывая статью на планшете. – Он объявился рядом с Коперником в последние годы его жизни и… – Экран внезапно потух. – Эй-эй! – возмутилась Лили.
Такси резко затормозило – Вейд почти упал Бекке на колени. Мимо пролетел большой серебристый джип.
– Пррраститти! – проговорил водитель. – Тут полно групьяноф, не фимтят, куда летятт.
За серебристым джипом пронесся такой же черный, за ним – еще один. Странный кортеж, визжа шинами, скрылся за поворотом.
Лили умоляюще гладила черный экран и просила.
– Ну, пожалуйста, не умирай! Только не сейчас.
Водитель вновь тронулся, и в тот же момент экран дважды мигнул и ожил.
– Ура! Мы на связи!
Глава девятнадцатая [Картинка: i_020.png]
Удобно устроившись на велюровом заднем сиденье мощного серебристого джипа, Галина Краузе всматривалась в изображение на ноутбуке: кто-то в каноэ на реке посреди бразильских джунглей. Каноэ может надолго пережить, например, человека.
– Придурок! – выругался водитель на такси, которое сам же только что подрезал. – Идиот!
– Тихо! Езжай по Унтер-ден-Линден.
Эбнер фон Браун рассматривал Галину Краузе, разноцветные глаза которой впились в изображение на мониторе. Интересно, что бы сказал его прославленный двоюродный дед? Один из лучших теоретиков-физиков, а перешел – как они говорят? – на темную сторону, да.
Наверняка отругал бы меня. Пожалуй, даже настучал бы своей указкой с золотым наконечником мне по пальцам. А потом улыбнулся бы, и, сверкнув глазами, предложил бокал коньяку, и поднял тост: «За силу!». Возможно, однажды так и случится.
Убрав за ухо черную прядь, Галина Краузе нежнейшим голосом проворковала в телефон:
– Вы были неосмотрительны, мистер Каса. Даю вам двенадцать часов, чтобы закончить дела в Рио и проститься с семьей. – Галина сверилась с часами на компьютере. – К шести часам утра вы будете мертвы. – Она спокойно нажала на кнопку отбоя и посмотрела на Эбнера. – Проследи, чтобы так все и было.
На последних словах он обернулся:
– Конечно, мисс Краузе.
Накатила тошнота. Ему предстоит сообщить новость, которая вряд ли придется ей по вкусу. Плохую новость. Настолько плохую, что даже страшно начинать. Но если она узнает потом – а она обязательно узнает, – то разорвет его на куски. Эбнер вдруг осознал, что Галина Краузе больше не смотрит на экран – она смотрит на него.
– Выкладывай.
Эбнер откашлялся.
– В Париже без инцидента с лифтом было не обойтись. Тот человечишка, который упал, не просто крапал писульки для газеты – он входил в тайную организацию, которую создал Фогель. Он устроился в «Монд» семнадцать лет назад. Его звали Бернар…
Галина не дослушала:
– Давай без имен. Как работала их система? Резерв? Схема защиты?
Эбнер продолжил отчет:
– Мы считаем, что залогом их успеха являлась простота. Существовала цепочка хранителей. Один держал связь с другим, тот со следующим, следующий еще с одним и так дофранцузишки. Каждый второй понедельник месяца Фогель отправлял краткое послание. Бер… этот французик публиковал послание в бумажных и электронных выпусках «Монд» по всему миру. Таким образом, сообщение получали все члены организации.
– Какое сообщение?
– Элементарное. «R.I.P.». То есть, «Покойся с миром». Три латинские буквы прятались в кроссворде под разными номерами, но в основе всегда лежали фокусы с числом двенадцать.
Галина Краузе коротко вздохнула:
– Двенадцать! Ну конечно! Фогель сообщал остальным, что наследие «покоится с миром». Но если мы предположим, что его смерть запускает Протокол, эта фраза теряет смысл.
Эбнер вздрогнул. Протокол – страшное, странное слово. Двенадцать Реликвий, пусть и разбросанных по всему земному шару, начинают свое последнее, самое важное путешествие.
– Похоже, больше члены организации никак не общались. В целях секретности многие даже не подозревали о существовании друг друга. Только Фогель, ГЛАВА, знал всех… Хранителей.
– Хранителей… – задумчиво повторила Галина. – Француз сопротивлялся?
– Поначалу, естественно. Но мы его убедили. О Фогеле он рассказал не под угрозой собственной жизни, а под угрозой жизни его семьи. Сказал, что мы нашли его просто чудом. Здесь, конечно, не поспоришь. Но чудеса рано или поздно заканчиваются. Мы выяснили все необходимое. И он погиб. Трагически.
– Парижская полиция? Пресса?
Вот здесь-то и крылась проблема. Серьезная проблема. Два агента в Париже сработали небрежно. Гибель коллеги заинтересовала одного из журналистов, и тот теперь землю рыл, чтобы выяснить правду. К нему попала ничтожнейшая улика, но и той оказалось достаточно, чтобы зародить сомнения.
– Конечно, дело можно замять, но это будет дорого стоить. Я уже связался с Национальным банком…
Галина плавно повернула голову и пристально посмотрела ему прямо в глаза:
– Я решу эту проблему наверху, поговорю с главойСюрте Насиональ[7].А парижских агентов уймите. Навсегда.
– Как скажете, мисс Краузе.
– Ты сомневаешься?
Эбнер набрал воздуха в легкие.
– Чем больше трупов, тем сложнее их прятать. Рухнувшие здания и затонувшие корабли тоже не так просто скрыть.
– Время работает против нас.
– Потому мы вынуждены биться сразу на нескольких фронтах, чтобы достичь цели. Теперь нам важны эксперименты, лаборатории, а не только поиск двенадцати…
– Ты сомневаешься в наших силах?
– Нет, Галина! Конечно, нет! Я всего лишь хочу сказать, что мы делаем все возможное, чтобы сохранить секретность. Ведь, в конце концов, о нашем Ордене не должен знать никто. Мы должны оставаться призраками. – Произнеся последние слова, Эбнер фон Браун понял, что они могут быть поняты двояко. – То есть, я хотел сказать, должны бытьневидимы.
Галина направила взгляд своих прекрасных глаз ему на грудь.
– Побольше осмотрительности, – сказала она и отвернулась к окну. Дождь превратился в липкий мокрый снег, который успел кое-где прикрыть дорогу. – Что за семья приходила на похороны? Кто такие? Что им известно? Не был ли Фогель связан с ними?
– С этим многодетным папашей? Сомневаюсь. Но прямо сейчас мы проверяем их по базе. – Эбнер сжал перебинтованные пальцы в кулак и добавил: – К утру будет ясно, что есть на диске Фогеля.
– К утру?
– До того, как наступит утро. Значительно раньше.
И мысленно отметил: «Поторопить Гельмута Берна со Станции № 2».
– В квартире старика прибрали?
– Вылизали каждый сантиметр. Все, как обычно делает экономка.
Точно? Он ведь не проверил лично, а значит, риск есть. Для любой глобальной организации срочная координация действий – а что, неплохая формулировка! – всегда проблема.
Галина Краузе прищурилась и взглянула на него. Эбнер отвел глаза – у него не хватало духу выдержать ее взгляд. Взгляд, который был мощнее любого «луча смерти». А в «лучах смерти» Эбнер разбирался, ведь их испытания только в прошлом месяце закончились на Станции № 3 в Швейцарии.
– Если ты ошибаешься…
Но Эбнер не дал ей договорить:
– Знаю. Я тоже сяду в неисправный лифт.
Глава двадцатая [Картинка: i_021.png]
Вейд шагнул к воротам кладбища, и на плечо ему легла рука.
– Жди здесь, – шепнул отец. – Поищу, как пробраться на территорию.
Ага, территорию смерти.
Отец трусцой побежал по одной из дорожек. В колледже он профессионально занимался бегом, и Вейд часто с восхищением разглядывал трофеи на полке в отцовском кабинете. Но сейчас ему хотелось, чтобы отец бегал не так быстро. Через пару секунд силуэт скрылся за углом, и Вейд неожиданно почувствовал себя одиноко. Стоял поздний темный вечер, слегка подморозило, шел снег.
К тому же Вейд осознал, что отец, взрослый человек, рискует гораздо больше, чем они, дети. Убегать от преследователей на автомобилях, петлять по улицам чужого города, чтобы скрыться от погони, бродить по подземельям – дети могли списать все на глупые туристические забавы. А что скажет папа? Зачем он вообще в этом участвует?
А затем, что речь идет о жизни и смерти.
Ночью ворота казались гораздо выше, чем утром. А острые шипы наконечников смотрели в небо, как пики средневековых рыцарей.
Вейд вдруг шкурой почувствовал, что на старом кладбище полно призраков. Наверное, давала о себе знать холодная снежная ночь, чужая страна, огни пробегающих вдалекеавтомобиле.
– Уверен, за нами следят даже сейчас.
– Даррел, перестань!
– Они здесь, – вдруг начал он резко оглядываться по сторонам. – У меня чутье на такие вещи. Я чувствую это напряжение в воздухе. У меня с детства так. Движение в темноте, шаги, шепот, чьи-то взгляды ото всюду. Все это сгущается у меня в голове, и я чую приближение злого рока. Вот как сейчас. Мрак надвигается на нас…
– Сам ты – мрак, мягко говоря, – осадил брата Вейд. – Ты напугал всех.
– Так уж прямо и я? – возмутился Даррел, переминаясь с ноги на ногу, точно теннисист в ожидании подачи. – Мы лезем на кладбище среди ночи. На кладбище – ночью. Вот все и психуют.
– Слушайте, хватит уже, а? Бекка и так боится.
– Мы все боимся, – ответила Бекка, стараясь укрыться в тени арки ворот. – Нормальные люди не лазят ночью по кладбищам. У меня все поджилки трясутся. И сил уже нет никаких. Может, нам лучше вернуться домой? Совсем домой, я имею в виду, в Техас.
Вейд уже почти согласился, но тут появился отец – на том же месте, откуда убежал на разведку.
– Форт-Нокс, а не кладбище, но я нашел лазейку в живой изгороди под стеной. Там калитка, но она даже до плеча не достает, так что мы легко перелезем.
Через десять минут, на протяжении которых Даррел миллион раз оглянулся и два миллиона раз забежал вперед, они дождались момента, когда на дороге не было машин, перелезли через низенькую калитку и оказались на территории кладбища.Территории смерти.
– Держимся стены, – предупредил Даррел, согнувшись, как суперагент на задании в каком-нибудь боевике. – И говорим шепотом.
Они последовали совету и шли вдоль стены, пока Лили при помощи карты на планшете не отыскала дорожку, по которой они ходили днем. Под прикрытием высоких деревьев они добрались до надгробия Купферман. Снег к этому времени снова превратился в дождь.
Ночью склеп навевал еще больше тоски, чем днем. Невысокий склеп из черного камня с остроконечной крышей оплетал дикий виноград, колонны у входа потрескались, а стены поросли мхом.
Старый, выеденный ветрами диск солнечных часов, разделенный заостренным клинком гномона, блестел от воды.
– Следуй за гномоном, следуй за клинком, – процитировал Даррел. – Похоже, клинок указывает внутрь склепа.
Лили сделала шаг назад.
– Я вот подумала – раз это склеп жены дяди Генри, то теперь и он… он тоже там?
Роальд посмотрел на нее, потом на склеп.
– Скорее всего. Когда все разошлись, его положили туда покоиться с миром.
– Тогда нам, наверное, не следует входить?
Доктор Каплан провел рукой по волосам. Идея его явно смущала.
– Не следует. И мы бы не стали, не попроси нас Генрих. Считаю, что его последняя воля дает нам право пренебречь уважением перед прахом покойных.
Бекка тихо добавила:
– А может, так мы и проявим уважение к его праху. Ведь он вел нас сюда от самого Техаса.
Вейд заметил, как Бекка покраснела.
– Хорошо, будем считать, что выполняем последнюю волю покойного и идем по ключам, – резюмировала Лили.
Вейд наклонился над гномоном, который в темноте напоминал курок.
– Если продолжить от него прямую линию, то она упрется в пол с правой стороны у дальней стены склепа.
– Мальчики, – позвал Роальд сыновей, и они вместе подошли к входу.
Внутрь вела потемневшая бронзовая дверь. Широкая и массивная, будто в каком-нибудь бомбоубежище, она крепко сидела в хорошо смазанных петлях – едва они втроем надавили на ручку, как дверь поддалась легко и бесшумно.
За ней открылось темное помещение.
Лили включила фонарик на мобильнике. Его слабый луч осветил темноту склепа. В центре стояли два чистых каменных саркофага, один из них совсем свежий, в каменных крышках были вырезаны фигуры, накрытые саваном.
– Теперь дядя Генри снова вместе с женой. Вейд, доктор Каплан, мне так жаль, – шепнула Лили.
– Спасибо, – ответили отец с сыном.
Даррел вглядывался в темноту.
– Гномон указывает в тот дальний угол. Лили, посвети…
Слабый луч выхватил из темноты лишь бетонные блоки. Больше ничего примечательного в заднем углу не нашлось.
– Посвети сюда, – попросил доктор Каплан, показывая на стену. – Выше, выше. Стоп!
Примерно в центре стены оказался вырезанный из камня рельеф Солнечной системы – именно так, как ее представляли много веков назад. Солнце в центре, семь идеально ровных колец вокруг и на шести из них маленькие полусферы планет.
– Гелиоцентрическая система Коперника состояла из шести планет и сферы неподвижных звезд, – начал объяснять доктор Каплан, отсчитывая планеты от Солнца. – Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер и Сатурн. Нептун, Уран и Плутон открыли только после изобретения телескопа.
– В послании говорится, что Земля вращается. Вдруг так и есть? Лили, дай-ка фонарик… – И Бекка, подсвечивая себе, подошла к стене. Планеты представляли собой вырезанные из камня полусферы разных размеров. – Земля третья?
– Да, третий камешек от Солнца, – сообщил Даррел.
Бекка положила руку на полусферу. Ничего не произошло. Надавила – ничего. Тогда она обхватила планету ладонью и повернула. Донесся еле слышный звук, похожий на скрежет камня по камню. Посветив в угол, из которого шел звук, они увидели, что один из блоков приподнялся над полом – легко, будто на хорошо смазанном механизме.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |