Мистер Каупервуд, вручив чек своему главному бухгалтеру, больше о нем и не
вспоминал. Можно ли себе представить, чтобы банковский деятель такого
масштаба поступал иначе?
Мистер Стеджер перевел дыхание и сделал паузу, ожидая вопросов, но,
поскольку таковые не последовали, удовлетворенно продолжал:
- Правда, на это можно возразить, что, мол, мистер Каупервуд знал о
предстоящем ему банкротстве. Но мистер Каупервуд утверждает, что он об
этом не подозревал. Сейчас только он свидетельствовал, что лишь в
последнюю минуту узнал о том, как обернулись события. В таком случае, кто
же мог отказать ему в выдаче чека, на который он имел законное право? Но я
знаю, в чем тут дело. И думаю, что смогу все объяснить вам, если вы
соблаговолите меня выслушать.
Стеджер сделал попытку воздействовать на присяжных с другой позиции.
- Все очень просто; мистер Джордж Стинер, напуганный пожаром и
последовавшей за ним паникой, - и, может быть, именно потому, что мистер
Каупервуд советовал ему не пугаться событий, происходивших на
филадельфийской бирже, - вообразил, будто мистеру Каупервуду грозит
банкротство. А так как у мистера Стинера в банкирской конторе Каупервуда
была депонирована значительная сумма на очень низких процентах, то он
решил не давать мистеру Каупервуду больше денег - даже тех, которые
причитались ему за услуги и не имели ровно никакого отношения к суммам,
взятым им взаймы из расчета двух с половиной процентов. Нелепейшее
поведение! Но объяснялось оно тем, что мистер Джордж Стинер после пожара и
паники, вначале никак не повлиявших на платежеспособность мистера
Каупервуда, буквально дрожал за собственную шкуру, и если он решил не
давать Фрэнку Каупервуду даже тех денег, которые тому причитались по
праву, то лишь оттого, что сам он, Стинер, в своекорыстных интересах
незаконно пользовался городскими средствами (правда, при посредстве
мистера Каупервуда как маклера) и теперь боялся разоблачения и наказания.
Разрешите спросить вас, господа присяжные, была ли хоть крупица
благоразумия в таком решении мистера Стинера? И как вы себе это решение
объясняете? Состоял ли еще мистер Каупервуд агентом города, когда он
приобрел сертификаты займа, о которых здесь говорилось? Разумеется,
состоял. А в таком случае, имел ли он право на этот чек в шестьдесят тысяч
долларов? Найдется ли здесь хоть один человек, который решится это право
оспаривать? Тогда что же значат все эти сомнения в его правах и в его
честности? Откуда вообще могли возникнуть подобные разговоры? Я сейчас вам
отвечу. Они могли возникнуть лишь в силу одной причины, а именно: ввиду
желания местных политических деятелей снять подозрение с республиканской
партии и свалить вину на кого-нибудь другого.
Вам может показаться, господа присяжные, что я слишком далеко зашел в
своих поисках подоплеки этого, мягко выражаясь, странного решения обвинить
мистера Каупервуда, агента городского казначейства, в том, что он
потребовал и получил законно причитавшиеся ему деньги. Но учтите
положение, в котором оказалась тогда республиканская партия. Учтите, что
это произошло накануне выборов и что всякое разоблачение подробностей
столь крупной растраты городских средств чрезвычайно неблагоприятно
отразилось бы на исходе голосования. Республиканской партии предстояло
провести своих ставленников на посты казначея и окружного прокурора. Надо
сказать, что среди ее лидеров укоренилась традиция давать городским
казначеям и их присным возможность наживаться путем выдачи из средств
города ссуд на очень низких процентах. Жалованье им полагалось небольшое,
а следовательно, надо было выискивать средства для приличного
существования. Можно ли считать мистера Стинера ответственным за этот
обычай давать взаймы деньги, принадлежащие городу? Ни в какой мере.
Ответствен ли за него мистер Каупервуд? Ни в какой мере. Эта практика
установилась задолго до того, как мистер Каупервуд и мистер Стинер
появились на сцене. Почему же теперь поднялась вся эта шумиха? Да потому,
что и Стинер и лидеры республиканской партии убоялись разоблачения перед
выборами. Ни одного городского казначея еще ни разу не выводили на чистую
воду. Разоблачение бесчестных методов, которыми пользовался мистер Стинер,
для широкой публики явилось бы ошеломляющей новостью. Чикагский пожар и
сопровождавшая его биржевая паника грозили подорвать устойчивость и
кредитоспособность многих финансовых учреждений нашего города, в том числе
и конторы мистера Каупервуда. Перед многими финансистами встала опасность
банкротства, следовательно, мог обанкротиться и Фрэнк Каупервуд. А
обанкротившись, он задолжал бы городу Филадельфии пятьсот тысяч долларов,
полученных взаймы от городского казначея на очень льготных условиях, - из
расчета двух с половиной процентов. Может быть, это невыгодно
характеризует мистера Каупервуда? Может быть, он сам пошел к городскому
казначею и просил ссудить его деньгами из расчета двух с половиной
процентов? Но даже если и так - что в этом преступного с деловой точки
зрения? Разве каждому не дано право занимать деньги где угодно и на каких
угодно процентах? Разве мистера Стинера принуждали давать деньги мистеру
Каупервуду? Мистер Стинер показал сегодня, что он первый пригласил к себе
мистера Каупервуда. Откуда же, скажите на милость, взялось это дикое
обвинение в хищении, в растрате, в присвоении собственности доверителя и
так далее и тому подобное?
А вот откуда. Еще раз, господа присяжные, прошу вашего внимания. Лицам,
стоявшим за спиной мистера Стинера, лицам, руководившим его действиями,
для спасения своей политической репутации понадобился козел отпущения - а
под руку им попался именно Фрэнк Алджернон Каупервуд. Вот и все. Никакой
другой причины нет, не было и не могло быть. Если мистер Каупервуд в ту
тяжкую минуту нуждался в деньгах, чтобы преодолеть трудности, то в их
интересах было выплатить ему ссуду и предать все дело забвению. Это было
бы, конечно, незаконно - так же незаконно, как и многое другое, что
делалось ими, - зато куда более безопасно. Но страх, господа присяжные,
страх, малодушие и неспособность взглянуть в лицо кризису помешали им так
поступить. Они боялись оказать доверие человеку, который до сих пор
никогда этим доверием не злоупотреблял, человеку, чья преданность и
исключительная финансовая одаренность приносили немало выгоды им и
городскому самоуправлению. У бывшего городского казначея не хватило
мужества остаться верным своему соратнику и пренебречь слухами о его
возможном банкротстве, он предпочел - чего он сам не отрицает, - спасая
свою шкуру, потребовать от мистера Каупервуда возврата пятисот тысяч
долларов или большей части этой суммы, фактически использованной мистером
Каупервудом для его же, Стинера, выгоды, и вдобавок еще отказался
возместить деньги, которые мой подзащитный, действуя согласно
договоренности, израсходовал на покупку облигаций. Является ли хоть одна
из сделок, совершенных мистером Каупервудом, противозаконной? Нет, не
является. Был ли мистеру Каупервуду своевременно предъявлен иск на эти
пятьсот тысяч долларов, которые он теперь вряд ли сможет возвратить городу
из-за своего банкротства? Ничуть не бывало. Все дело в том, что Джорджа
Стинера охватил бессмысленный панический страх, а лидеры республиканской
партии, прознав о дефиците в казначействе, пожелали выгородить казначея и
свалить ответственность на человека, не состоящего в ее рядах. Вы слышали,
что показал сегодня мистер Каупервуд: ведь он и пошел-то к мистеру Стинеру
как раз с тем, чтобы предотвратить подобную возможность. И именно после
сделанного им предостережения мистер Стинер разволновался, утратил всякое
самообладание и потребовал, чтобы мой подзащитный вернул деньги - все
пятьсот тысяч долларов, которые казначей ссудил ему из расчета двух с
половиной процентов. Ну разве же с финансовой точки зрения это не
отъявленная глупость? Нечего сказать, подходящий момент, чтобы требовать
погашения совершенно законной ссуды!
Однако я возвращаюсь к пресловутой истории с чеком на шестьдесят тысяч
долларов. Мистер Стинер свидетельствовал здесь, что когда мистер Каупервуд
накануне банкротства явился к нему, он наотрез отказался ссудить его
деньгами, и тогда мистер Каупервуд будто бы без его ведома и согласия
уговорил управляющего и главного бухгалтера казначейства Альберта Стайерса
выписать ему чек на шестьдесят тысяч долларов, на который мой подзащитный
якобы не имел права, а потому Стинер, знай он об этом, никогда бы не
разрешил ему выдать этот чек.
Какой вздор! Как мог Стинер об этом не знать! Бухгалтерские книги были
у него в казначействе, и он мог в любую минуту заглянуть в них. Мистер
Стайерс на другое утро первым делом доложил ему об этом чеке. А мистер
Каупервуд забыл уже и думать о нем, так как имел право на эти деньги и без
всякого труда получил бы в любом суде исполнительный лист на эту сумму,
независимо от своего банкротства. Утверждение мистера Стинера, что он
задержал бы выдачу чека, попросту смехотворно. Эта мысль, несомненно,
пришла ему в голову лишь на другой день, после разговора с его
политическими единомышленниками, когда было решено любой ценой, любыми
путями и средствами отвести подозрение от деятелей республиканской партии.
Вот и вся предыстория этого дела. И вы можете быть уверены, что это
прекрасно понимают те, кто так старается добиться обвинительного приговора
для мистера Каупервуда.
Стеджер сделал паузу и многозначительно взглянул на Шеннона.
- Господа присяжные заседатели! - произнес он в заключение спокойным и
проникновенным голосом. - Когда вы приступите к обсуждению этого дела в
совещательной комнате, вы убедитесь, что и хищение, и растрата, и
незаконное присвоение чека на шестьдесят тысяч долларов, то есть все
пункты обвинения, свидетельствуют лишь о настойчивом стремлении окружного
прокурора создать видимость преступления и являются просто-напросто плодом
взбудораженной фантазии трусливых политиканов, спасающих за счет мистера
Каупервуда собственную шкуру, иными словами - выдумкой бесчестных людей,
которые преследуют только одну цель: выйти сухими из воды. Они боятся, как
бы у членов республиканской партии в Пенсильвании не создалось слишком уж
нелестное мнение о партийной верхушке и ее хозяйничании у нас в
Филадельфии. Они стремятся по мере сил выгородить Джорджа Стинера и всю
его вину свалить на моего подзащитного. Но этого не должно быть и не
будет! Как честные и мыслящие люди, вы не допустите такого исхода дела.
Посему я со спокойной душой заканчиваю свою речь!
Стеджер порывисто отвернулся от присяжных и мат правился к своему месту
рядом с Каупервудом. Тут поднялся Шеннон - молодой, спокойный, энергичный
и напористый.
По правде говоря, Шеннон не расходился со Стеджером в мнении о
Каупервуде и не осуждал его за методы, к которым тот прибегал, чтобы
"сделать деньги". Более того, Шеннон думал, что на месте Каупервуда
поступил бы точно так же. Но он был только что избран окружным прокурором.
Ему нужно было показать себя и вдобавок угодить своим хозяевам, то есть
лидерам республиканской партии, считавшим, что при данном положении вещей
Каупервуд должен быть осужден. Поэтому Шеннон крепко оперся руками о
барьер, пристально посмотрел на присяжных, и, мысленно наметив несколько
исходных положений, начал:
- Господа присяжные заседатели! Мне кажется, что если все мы вдумчиво
отнесемся к тому, что здесь сегодня выяснилось, то нам уже нетрудно будет
прийти к определенному и, я бы сказал, исчерпывающе правильному
заключению, - надо только добросовестно разобраться в фактах. Подсудимый
мистер Каупервуд, как я уже говорил, обвиняется в хищении, в присвоении
собственности доверителя, в растрате и дополнительно - в растрате
шестидесяти тысяч долларов, полученных им по чеку, который был выдан
девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года "Фрэнку
А.Каупервуду и компания" управляющим канцелярией городского казначея от
имени последнего, но за своей подписью. Мистер Каупервуд утверждает, что в
этот момент он был не только вполне платежеспособен, но что он
действительно приобрел сертификаты городского займа на шестьдесят тысяч
долларов и депонировал их или собирался в ближайшее время депонировать в
амортизационном фонде города, что явилось бы завершением обычной сделки,
то есть приобретения на бирже "Фрэнком А.Каупервудом и компания" по
доверенности города определенного количества облигаций городского займа с
передачей их в амортизационный фонд и немедленным возмещением понесенных
расходов. Теперь, джентльмены, попробуем разобраться, как все это обстояло
на деле. Действительно ли "Фрэнк А.Каупервуд и компания", - кстати,
никакой "компании", как вы могли сегодня убедиться, нет, есть только Фрэнк
А.Каупервуд, - так вот, действительно ли упомянутый Фрэнк А.Каупервуд имел
право на этот чек? Иными словами, являлся ли он в тот момент
уполномоченным города или не являлся? Был ли он платежеспособен? Далее:
знал ли он, что ему угрожает банкротство, и не ухватился ли за этот чек на
шестьдесят тысяч долларов, как утопающий за соломинку, чтобы спасти свое
положение в финансовом мире, не подумав даже о тех последствиях, которые
может повлечь за собой этот поступок, если взглянуть на него с точки
зрения закона, морали и так далее? Или же он действительно приобрел
сертификаты городского займа на указанную им сумму, в указанное им время и
указанным образом и получил только то, что причиталось ему по праву?
Намеревался ли он сдать эти сертификаты городского займа, как он
утверждает и как он, естественно, должен был сделать, в амортизационный
фонд, или же у него этого намерения не было? Далее: в день, когда он
получил этот чек на шестьдесят тысяч долларов, оставались ли его отношения
с городским казначеем такими же, как прежде, или они стали иными? Было ли
их деловое сотрудничество ликвидировано в результате беседы, имевшей место
за четверть часа до получения чека, или за два дня, или за две недели -
сроки здесь роли не играют? Как вам известно, любой делец имеет право в
любую минуту расторгнуть договор, если в этом договоре особо не оговорен
срок его действия. Я попрошу вас учесть это обстоятельство при
рассмотрении дела. Далее: прекратил ли Джордж Стинер тогда же, девятого
октября тысяча восемьсот семьдесят первого года, то есть до того, как
Каупервуду был выдан чек на шестьдесят тысяч долларов, действие этого
договора, зная или предполагая, что Фрэнк Каупервуд находится в крайне
стесненных обстоятельствах и не сможет в дальнейшем честно и аккуратно
выполнять свои договорные обязательства? Необходимо также выяснить,
действительно ли мистер Фрэнк Каупервуд, зная, что он уже не является
агентом городского казначея и города, а также зная, что он
неплатежеспособен, - мистер Стинер утверждает, что он сам признал это, - и
не намереваясь депонировать в амортизационном фонде сертификаты, якобы
приобретенные для указанного фонда, вошел в канцелярию мистера Стинера,
заявил его секретарю, что приобрел на шестьдесят тысяч долларов
сертификатов городского займа, попросил выписать ему чек, затем спокойно
положил его в карман и ушел, даже не подумав о том, как он будет возмещать
городу эту сумму, а двадцать четыре часа спустя обанкротился, задолжав
городу, кроме вышеуказанной суммы, еще пятьсот тысяч долларов, взятых им
ранее в казначействе? Каковы факты, которыми мы располагаем в этом деле?
Что говорили выступавшие здесь свидетели? Что показали Джордж Стинер,
Альберт Стайерс, председатель правления Джирардского национального банка
Дэвисон и сам мистер Каупервуд? Какая картина складывается при
сопоставлении всех подробностей этого дела? Господа присяжные заседатели,
вам предстоит разрешить весьма своеобразную проблему!
Он умолк, обвел взором присяжных, поправил манжеты, и все это с видом
человека, который напал, наконец, на след ловкого, неуловимого
преступника, сумевшего втереться в доверие почтенных граждан города и
обвести вокруг пальца не менее почтенную коллегию присяжных.
Затем он продолжал:
- Итак, джентльмены, каковы же эти факты? Вы сами слышали, как
происходило дело. Вы здравомыслящие люди. Мне нечего вам объяснять. Перед
вами два человека: один - избранный городом Филадельфией на пост
городского казначея, поклявшийся охранять интересы своего города и
наивыгоднейшим для него образом вести финансовые дела, другой - маклер, к
которому ввиду неустойчивой финансовой конъюнктуры обратились с просьбой
помочь разрешить трудную - этого я не оспариваю - финансовую проблему. Они
заключают друг с другом негласное финансовое соглашение, следствием
которого является ряд противозаконных сделок, и вот один из этих двух,
более коварный, умный и лучше осведомленный обо всех ходах и выходах
Третьей улицы, увлекает за собой другого по опасной дорожке выгодных
капиталовложений и приводит его наконец - пусть даже неумышленно - к
бездне банкротства, общественного позора, разоблачений и так далее. Тогда
тот, кто легче уязвим, иными словами, тот, чье положение ответственнее, то
есть казначей города Филадельфии, уже не может или, скажем, не решается
идти дальше за своим доверенным. И вот перед нами возникает та картина,
которую обрисовал в своих показаниях мистер Стинер: матерый, алчный и
беспощадный финансовый волк, оскалив хищную пасть, хватает трепещущего,
наивного, ничего не смыслящего в этих аферах ягненка и рычит: "Если ты не
дашь этих денег, то есть трехсот тысяч долларов, нужных мне позарез, ты
станешь арестантом, твоих детей вышвырнут на улицу, твоя жена и вся твоя
семья будут снова ввергнуты в нищету, и никто для тебя даже пальцем не
шевельнет!" Вот что, по словам мистера Стинера, сказал ему мистер
Каупервуд. Я со своей стороны нисколько не сомневаюсь, что так оно и было.
Мистер Стеджер в чрезвычайно изысканных выражениях, поскольку дело
касается его клиента, рисует мистера Каупервуда благородным, добрым и
предупредительным человеком, маклером-джентльменом, которого чуть ли не
принудили взять ссуду в пятьсот тысяч долларов из двух с половиной
процентов, тогда как по онкольным ссудам на Третьей улице деньги приносят
от десяти до пятнадцати процентов, а то и больше. Но вот этому я уже не
верю. Мне кажется странным, чтобы такой милый, любезный, доброжелательный
человек, занимающий скромное положение платного агента и, естественно,
старающийся угодить своему нанимателю, мог прийти к мистеру Стинеру за три
дня до этой истории с шестидесятитысячным чеком и заявить ему - мистер
Стинер показал это сегодня под присягой: "Если вы немедленно, сегодня же,
не дадите мне еще триста тысяч долларов из городских средств, я стану
банкротом, а вы арестантом. Вам не миновать тюрьмы". Вдумайтесь в его
слова! "Я стану банкротом, а вы арестантом. Меня никто не тронет, а вас
арестуют. Я всего только агент". Не знаю, похоже ли это на слова милого,
мягкого, ни в чем не повинного, благовоспитанного агента и наемного
маклера, или же на слова наглого, высокомерного и жестокого хищника,
человека, привыкшего распоряжаться, приказывать и любой ценой побеждать?
Господа присяжные, я не намереваюсь защищать здесь Джорджа Стинера.
По-моему, он виновен не меньше, если не больше, чем его самоуверенный
сообщник, этот пронырливый финансист, явившийся как волк в овечьей шкуре к
городскому казначею, чтобы толкнуть его на неправедный путь личного
обогащения. Но когда при мне мистера Каупервуда называют, как это было
сделано сейчас, милым, любезным, простодушным исполнителем чужих
поручений, я содрогаюсь! Господа присяжные, для того чтобы составить себе
обо всем правильное представление, надо вспомнить, что лет десять -
двенадцать назад, когда мистер Джордж Стинер был бедным человеком и
новичком в политическом мире, к нему явился этот ловкий, лукавый биржевик
и научил его извлекать выгоду из городских средств. В то время никто не
знал Джорджа Стинера, как, впрочем, и Фрэнка Каупервуда, когда тот впервые
встретился с вновь избранным городским казначеем. О, как ясно вижу я этого
человека - эту хитрую лису! - вот он явился к Стинеру, изящный, молодой,
свежий, прекрасно одетый, и сказал: "Доверьтесь мне! Разрешите мне
орудовать городским займом, отдайте в мои руки городские деньги из двух
процентов годовых или еще того меньше!" Разве трудно вам представить себе
эту картину? Разве вы не видите его в этой роли?
Джордж Стинер был беден, да, пожалуй, даже очень беден, когда он
впервые вступил на пост городского казначея. У него не было ничего, кроме
жалкого агентства по страхованию и продаже недвижимых имуществ,
приносившего ему, скажем, две с половиной тысячи в год. Он должен был
содержать жену и четверых детей и не имел ни малейшего понятия о том, что
называется роскошью и комфортом. Но вот является мистер Каупервуд -
правда, не по своей инициативе, а приглашенный мистером Стинером, но
приглашенный для дела, из которого мистер Стинер тогда еще не собирался
извлекать никакой личной выгоды, - и преподносит ему свой грандиозный план
манипуляций с городским займом, долженствующий обогатить их обоих.
Основываясь на впечатлении, которое произвел выступавший здесь в качестве
свидетеля Джордж Стинер, можете ли вы предположить, чтобы он сам придумал
и предложил столь хитроумный план обогащения вот этому джентльмену?
Шеннон указал пальцем на Каупервуда.
- Похож ли мистер Стинер на человека, способного научить этого
джентльмена чему-нибудь новому по части финансов или сложнейших биржевых
комбинаций? Кажется ли он вам достаточно изобретательным, чтобы придумать
все эти невероятные трюки, благодаря которым оба они впоследствии нажили
изрядные капиталы? Согласно заявлению, сделанному Каупервудом своим
кредиторам после банкротства, несколько недель назад он исчислял свое
состояние в миллион двести пятьдесят тысяч долларов, между тем ему только
недавно исполнилось тридцать четыре года. В какой цифре выражалось его
состояние, когда он впервые вступил в деловые отношения с бывшим
казначеем? Вы об этом не имеете понятия? Ну, так я вам скажу.
Приблизительно с месяц тому назад, когда я вступил на свой пост, я
затребовал сведения по этому вопросу. Что же оказалось, господа присяжные:
в ту пору его состояние немногим превышало двести тысяч долларов. Двести
тысяч долларов, вот и все! У меня имеется выписка из книг банкирской
конторы "Дан и Кь" за тот год. По ней вы можете убедиться, как быстро
выросло состояние этого новоиспеченного Цезаря! Сколько прибыли принесли
ему последние несколько лет! Но, может быть, и у Джорджа Стинера было не
меньшее состояние ко времени, когда он был смещен со своего поста и предан
суду за растрату? Как вы полагаете? Вот выписка из его актива и пассива,
относящаяся к тому времени. Можете убедиться собственными глазами,
джентльмены! Ровно в двухстах двадцати тысячах заключалось его состояние
три недели назад, и у меня есть все основания считать эти сведения
точными. Отчего же, вы полагаете, мистер Каупервуд богател так быстро, а
мистер Стинер так медленно? Ведь они соучастники в преступлении. Мистер
Стинер щедро ссужал мистера Каупервуда принадлежащими городу деньгами из
двух процентов годовых, тогда как на Третьей улице по онкольным ссудам
платили временами шестнадцать-семнадцать процентов. Вряд ли кто-нибудь
усомнится в том, что мистер Каупервуд умел с максимальной для себя выгодой
употреблять так дешево доставшиеся ему деньги. Или он не похож на
человека, умеющего ворочать большими делами? Вы видели его, когда он давал
показания. Вы эти показания слышали. Как он был обходителен, как
откровенен и чист душой! Он якобы только и думал о том, как получше
услужить Стинеру и его друзьям, но тем не менее сам за шесть лет нажил не
меньше миллиона, а мистеру Стинеру дал нажить не больше ста шестидесяти
тысяч, ибо к началу их сотрудничества у того все же имелись кое-какие
сбережения - несколько тысяч долларов.
Теперь Шеннон дошел в своей речи до главного, то есть до момента, когда
Каупервуд, выйдя девятого октября от Стинера, выманил у Альберта Стайерса
чек на шестьдесят тысяч долларов. Возмущение прокурора - так по крайней
мере казалось слушателям - столь коварными и преступными действиями не
знало границ. Это явное воровство, кража в прямом смысле слова, и
Каупервуд прекрасно понимал, что делает, когда просил Стайерса выписать
ему чек!
- Вы только подумайте! - Тут Шеннон повернулся и пристально посмотрел
на Каупервуда, который совершенно спокойно и без тени смущения встретил
его взгляд. - Вы только подумайте, какая выдержка у этого человека: в
коварстве своем он не уступает Макиавелли. Он знал, что его банкротство
неизбежно. После двух дней неусыпных хлопот, после двух дней отчаянных
попыток предотвратить катастрофу, которая лишила бы его возможности
продолжать свои махинации, он понял, что у него не осталось других
источников спасения, кроме последнего, а именно - городского казначейства,
понял, что если он и здесь не добьется помощи, то его банкротство
неминуемо. Он и без того уже задолжал городской кассе пятьсот тысяч
долларов и, пользуясь городским казначеем как бессловесным орудием, так
запутал его, что Стинер пришел в ужас от этой колоссальной задолженности.
Что же, остановило это мистера Каупервуда? Ничуть не бывало!
Шеннон зловеще погрозил пальцем Каупервуду, и тот с досадой отвернулся.
- Во что бы то ни стало хочет выслужиться! - шепнул Каупервуд своему
адвокату. - Надо, чтобы вы сказали об этом присяжным.
- Я бы рад сказать, - с горестной усмешкой согласился Стеджер, - но мне
больше не дадут слова.
- Вы только подумайте, - вновь загремел Шеннон, поворачиваясь к
присяжным, - какая безграничная, истинно волчья алчность должна быть у
человека, чтобы заявить, будто он только что приобрел на шестьдесят тысяч
долларов сертификатов и желает немедленно получить чек на эту
причитающуюся ему сумму. Действительно ли он приобрел эти сертификаты? Кто
знает? Нет на свете человека, который сумел бы разобраться в запутанном
лабиринте отчетности мистера Каупервуда. Но в лучшем случае, то есть даже
если он и приобрел, как он утверждает, эти сертификаты, то городу от этого
не было никакого проку, ибо мистер Каупервуд и не подумал передать их в
амортизационный фонд, где им надлежало находиться. Его защитник и он сам
говорят, что он не обязан был делать это раньше первого числа следующего
месяца, хотя закон гласит, что передача должна производиться немедленно, и
обвиняемому это известно. Его защитник и он сам утверждают, будто он не
знал, что его ждет банкротство. Поэтому, мол, не было нужды беспокоиться
насчет этих сертификатов. Не думаю, чтобы кто-нибудь из вас, джентльмены,
этому поверил! Случалось ли мистеру Каупервуду в течение всей его
финансовой деятельности так торопиться с получением чека? Известны ли нам
аналогичные случаи в истории его преступных сделок? Вы прекрасно знаете,
что этого еще не бывало. Никогда в жизни он сам не приходил за чеком. Но
на сей раз счел за благо получить его в собственные руки. Чем это
объяснить? Откуда вдруг такая спешка? По его же собственным словам,
несколько часов промедления никакой роли не играли. Он мог бы послать за
чеком кого-нибудь из служащих своей конторы. Так делалось всегда. Почему
же вдруг все переменилось? Я сейчас вам скажу почему! - Шеннон до предела
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |