вас не предупредил.
— Погоди, ты что, не одна, что ли?
— Пока еще одна.
— Ты пригласила Джима? — обрадовалась Энн.
— Да. Но это не то, о чем ты подумала. У вас у всех только одно
на уме. Это по делу.
— Ну, тогда успехов вам обоим. Я обнимаю тебя — с днем рож-
дения! И советую выключить телефон. Да, не забудь его поздра-
ЧАСТЬ I. ГЛАВА X
вить — вчера его опять номинировали. Теперь на «Лучший де-
бютный роман года».
— Знаю.
— Пока, поэт!
О том, что сегодня день ее рождения, Джиму она не сказала.
Пригласив его, она сделала подарок самой себе. Их отношения
сейчас были на той ступени приятельства, когда можно откро-
венно поговорить о многом, тем более, что он проявлял непод-
дельный интерес ко всему, чем она занималась. Она убедилась, что
на его вкус можно положиться, а профессионализму доверять. Ей
не терпелось показать ему лучшее из того, что она написала.
Послышался стук дверного кольца. Виола спустилась вниз и от-
крыла. Казалось, она еще больше похудела за последнее время.
В черных шелковистых брюках, в белой узкой рубашке, с воло-
сами, сегодня приподнятыми над затылком упругими кокетли-
выми перышками, она была похожа на музыканта, только что
победившего на конкурсе молодых исполнителей.
— Можно?
— Проходи!
Они поднялись наверх. Джим огляделся.
— У тебя очень теплый дом.
— Да, я люблю уют, — кивнула она. — Здесь спокойно. И хорошо
думается. Как ты относишься к кулинарии?
— Неожиданный переход. Хорошо. Превосходно отношусь. Кое-
что даже умею.
— Прекрасно! Тогда предлагаю пойти на кухню, а потом вер-
нуться сюда.
— Идет.
— Знаешь, почти все, что я умею готовить — из Италии. Это на-
чалось с самого крепкого кофе, какой только можно найти и на-
учиться варить в Европе. Потом, разумеется, паста. Но не только.
Мне нравится вся средиземноморская пища. Я очень люблю спе-
ции, оливковое масло, пресный хлеб.
— Глядя на тебя, никак этого не подумаешь, — сказал Джим.
Она засмеялась.
— Даже если поэт — эфирное существо, он должен уметь накор-
мить ближнего.
— Любопытная мысль. Приятная, я бы даже сказал.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Прямая взаимосвязь, Джим. Чувство вкуса. Восприимчивость.
Чувственность. Помнишь, в одном интервью ты сравнивал текст
с вином и говорил о пряном вкусе того и другого?
— Насыщенном.
— Да. Именно. Язык чувствует и слово, и вкус.
Они разложили уже приготовленные ингредиенты для пиццы
по неаполитанскому рецепту на удлиненные лепешки.
— Значит, после Италии ты продолжаешь жить по-флорентий-
ски? — спросил Джим.
— Что касается кухни, да. Наша еда, откровенно говоря, кажется
мне тяжеловатой.
Она достала бутылку сухого красного вина.
— Знаешь, на какое вино похожа ты?
— На какое?
— На Марсалу?
— Почему?
— Это крепкое красное сицилийское вино. Наподобие мадеры, но слаще — с очень специфическим вкусом. Раньше, чтобы при-
дать ему этот вкус, в него добавляли немного вываренной кора-
бельной смолы.
— Интересно. Образно. Надо подумать.
— Это «Что на что похоже» — любимая игра и театральная при-
вычка, — добавил он.
Он смотрел на нее. Она молчала. Потом сняла со стола проти-
вень и поставила его в духовку.
— Полчаса у нас есть. Кофе?
— Да.
И снова она стояла перед ним, прислонившись к столу и сложив
на груди руки, словно давая понять, что он может чувствовать себя
свободно. Он сидел, казалось, спокойно, продолжая вертеть в руках
пробку, только что свинченную со штопора, но нарастающая дрожь
не позволяла ему встать. Он на секунду закрыл глаза, чтобы приглу-
шить волнение. Идя сегодня сюда, он понимал, что его ожидает. Уже
во время их встреч в театре он чувствовал, что вот-вот настанет мо-
мент, когда он не сможет преодолеть притяжение и не отпустит ее.
Домашняя и теплая атмосфера его рабочего кабинета соединяла их
быстрее, чем они осознавали. Общие идеи и наметившиеся про-
екты, а главное, интерес и взаимная симпатия влекли их друг к другу, 106
ЧАСТЬ I. ГЛАВА X
и притяжение становилось все нежнее и горячее. Понимая, что не
станет сопротивляться своим желаниям, Джим все же не хотел, чтобы это произошло в театре, который мог бы выглядеть вынуж-
денным пристанищем торопливых любовников. Сегодня он прика-
зал себе подчиниться ее желаниям. Что она захочет, то и будет. Он
последует за ней. «Я научу тебя тому блаженству, которого не заме-
няет ласка. Ты ж надо мной, как хочешь, верховенствуй, во мне пе-
чаль послушного подпаска»*.
Поставив на стол чашки с обжигающим кофе, она села напротив
него. Он сделал глоток.
— Ух… какой крепкий. И… необычный вкус.
— Это бичерин.
— Что?
— Он сварен по-турински.
— Как это?
— В нем есть горький шоколад.
Джим усмехнулся.
— Что?
— И тоже, как Марсала — похоже на тебя.
— «Ты есть то, что ты ешь».
— Это верно. Оказалось, тебя невозможно найти в Интернете, почему? — он сменил тему.
— Я предпочитаю быть подальше от посторонних глаз.
— Но ведь ты работаешь перед микрофоном, фактически перед
публикой, на глазах у всех. В твоем случае — на слуху у всех.
— Да. Знаешь, когда ты на сцене, это не значит, что ты готов отве-
чать на пустые вопросы и спорить ни о чем. Сцена и микрофон за-
щищают от ненужной информации. Интернет — другое дело.
— Парадокс, но правда, — согласился Джим. — Поэтому ты взяла
псевдоним?
— Виола — мое настоящее имя. Второе — Фрея — мне нравится
меньше, а Кальбфелль — моя девичья фамилия. Она с трудом про-
износится и всегда коверкается. У меня, почему-то, все не просто —
это я об именах.
— Интересно, что означает твоя фамилия?
— Телячья шкура — по-немецки.
* Пастернак Б. Enseignement (фр. «Обучение»).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Это любопытно… — он сделал паузу. — В елизаветинское время
из телячьих шкур делали пергамин. Думаю, тебя удивит, что в моей
библиотеке в Норфолке висит работа твоего однофамильца.
Правда его звали на французский манер — Виллан. Это означает
то же самое, что велень, телячья шкура.
— Ведута Венеции? Джим, значит, она действительно суще-
ствует? И принадлежала Джеймсу Эджерли?
Он кивнул.
— Да. И он действительно работал в издательстве Ричарда Филда.
Виола глубоко вздохнула и посмотрела так, будто увидела горизонт.
— Джек Эджерли получил копию венецианской гравюры в пода-
рок. Он сам — автор нашего фамильного экслибриса. Я долго вчи-
тывался в сонеты и пьесы. Они сказали о многом.
Виола повернулась, будто хотела что-то взять, но вдруг поло-
жила руку ему на плечо, ласково погладила и быстро отошла. Он
выдохнул и, неловко взяв со стола стаканы и бутылку, спросил:
— Ну, как там дела? Готово?
— Думаю, да.
— Тогда меняемся — мне горячее, тебе — горячительное.
— Ты — рыцарь!
Джим осторожно вытащил противень и, перекладывая пиццы
на большие подогретые тарелки, засмеялся и сказал:
— Он не знает страха. Он не знает упрека. Он вообще ничего не знает.
— Не кокетничай!
— Как можно, что ты!
Они поднялись наверх. Здесь она предложила ему сесть за пись-
менный стол, а сама, шагнув босой ногой на кресло у стола, по-ту-
рецки устроилась в нем.
— Прошу! — сказала она.
Он не двигался, глядя на нее.
— Что? На что ты смотришь?
— Это твоя ТАРДИС?* — кивнул он на кресло.
* ТАРДИС — машина времени и космический корабль из британского телесериала
«Доктор Кто». В классических сериях называлась просто «корабль», «капсула»
и даже «полицейская будка». Доктор Кто стал такой значительной частью
британской поп-культуры, что не только форма синей полицейской будки теперь
ассоциируется с ТАРДИС, но и само слово «ТАРДИС» употребляется для описа-
ния чего-либо, что больше изнутри, чем снаружи. (прим. автора).
ЧАСТЬ I. ГЛАВА X
— Что-то в этом роде.
— У меня тоже есть что-то в этом роде.
— Стол?
— Тахта. В библиотеке.
На письменном столе он увидел стопку папок. Это были сцена-
рии и пьесы, подобранные к его приходу.
— Можно? — спросил Джим.
— Конечно.
Он сел за стол и, раскрыв лежавшую сверху папку, погрузился
в чтение. Она следила за его лицом и движением рук, по которым
можно было судить о чувствах, вызванных прочитанным. Время
шло, стопка прочитанного росла. Виолу поразила его способность
читать с такой скоростью и, судя по всему, очень внимательно.
Вдруг он покачал головой.
— Что? — спросила она.
— Мне нравится твой прием выстраивать сюжет — например, без
начала и, конечно, неожиданные концовки.
Закончив читать, Джим оперся лбом о левую ладонь и медленно
перевел взгляд на Виолу.
— Что скажешь?
— Это ты.
И это не был вопрос.
— Я, — ответила она. — Кажется, я могу написать текст на любую
тему с любым сюжетом. Однажды, когда я была подростком, поэт-
редактор, который впервые опубликовал мои стихи, устроил мне
что-то вроде экзамена. Он, по мере того, как я приносила новые
стихи, предлагал мне разнообразные темы для стихов и прозы.
И сказал тогда: «Талант отличается от гения тем, что имеет границы.
В какой-то момент обнаруживается неспособность сделать что-
либо на определенную тему в предлагаемой форме. Пиши». И я
начала писать на заданные им темы. Это продолжалось около
года. Когда он попытался меня остановить, я напомнила о его
предложении — распечатать все, что будет готово к тому моменту, когда он предложит завершить эксперимент. Когда картридж за-
кончился, а стол был завален, он сбежал. Его терпению надо от-
дать должное. Кстати, этот же редактор был сторонником идеи, что женщине-поэту свойственно эксцентрическое сексуальное по-
ведение. И еще он говорил, что гениальным поэтом может быть
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
только мужчина, а просто поэтом — женщина, которая любит жен-
щин. Я не то и не другое, Джим.
— Я знаю.
Возникла пауза.
— Почему у тебя так мало опубликованных вещей? — спросил он.
— На самом деле не так уж и мало. Довольно много программ для
радио, сценариев видовых и документальных фильмов и тех, что
ждут своей очереди. А самое главное — это мои переводы и сбор-
ники стихов. К сожалению, то, что вышло, больше известно в Ев-
ропе, чем здесь. Но остановиться я не могу. Я пишу, как дышу.
«Я люблю тебя, — думал он, — у меня хватит терпения ждать, пока ты пишешь. Всегда. Всегда».
— Зимой пишется лучше всего, — тихо сказала она, — особенно, если много снега.
— А я с зимой расстаюсь легко. Весной и особенно летом много
дел — фестиваль.
— Хорошо, когда знаешь наперед, что будешь делать. У меня так
не получается
— Давай попробуем.
— Что именно?
Он наклонился к ней и взял ее руки в свои.
— Попробуем осуществить наш первый план. Я ищу голос для за-
писи романа. Женский голос.
— Записать «Перспективу»? С тобой?
— Да.
— Джим, это лучший подарок в этот день в моей жизни.
— В этот день?.. Господи, ты смешная! Сегодня день твоего
рождения?
Она кивнула.
— Подарок за мной.
— Это не обязательно.
— Еще у меня есть просьба, — продолжил он, — на церемонии по
поводу номинации за «Лучший дебютный роман» будь моей офи-
циальной спутницей. Пожалуйста.
— Хорошо, — улыбнулась она.
В тот вечер их недосказанная тишина так и осталась нетронутой.
Они легко прикоснулись щеками на прощание, когда она вышла про-
водить его, и задержались в этом прикосновении дольше обычного.
ЧАСТЬ I. ГЛАВА X
— Оставим все прошлое в прошлом, — сказал он.
— Я свободна, Джим.
— Я тоже.
Ее сценарии лежали в его рыжем портфеле, а стихи звучали
в душе.
Удивительные совпадения иногда становятся реальными собы-
тиями жизни. Ночью, лежа без сна, вспоминая их разговор и гра-
вюру с планом Венеции в библиотеке Эджерли-Холла, Джим
перечитал небольшой фрагмент своего романа.
«В 1615 году Себастиан Виллан* из семьи франкфуртских коже-
венников пустился в многолетнее странствие по городам Италии.
В 1619 году он добрался до Венеции — тогдашней столицы изда-
тельского мира, где поступил учиться в Скуола Сан-Гульельмо —
школу печатников, основанную английской четой. В 1621 году Се-
бастиан женился на Беатриче Артелли — дочери покровителя
школы, и увез ее в родной Франкфурт. Перед свадьбой Себастиан
сделал в подарок родителям невесты гравюру с изображением Ве-
неции — ведуту — вид города с высоты птичьего полета. Через два
года копию его работы синьора Артелли привезла в Лондон».
Это нить — нить истории, нить памяти. Она то исчезает, то по-
является вновь, но только тот, кто чувствует ее, помнит о ее суще-
ствовании, может своими руками иногда выловить ее, прежде чем
она вновь скроется под подобной морской — поверхностью на-
стоящего. Это история слов, людей и произведений. Если она
есть, она иногда всплывает на поверхность на протяжении жизни.
* Vellin (фр.), виллан — то же, что Kalbfell (нем.) — телячья кожа или пергамин
(разновидность пергамента) (прим. автора).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Глава XI
И наступит время, вот увидишь, и не будет больше слез, И любовь не разобьет больше твое сердце,
зато разгонит твои страхи…
Группа Mumford & Sons «После шторма»
На седьмое декабря назначили первую запись аудиокниги.
Виола обгоняла себя, добираясь до «Флори Филд» за пятнадцать
минут, вместо прежнего получаса, торопясь на репетиции. Зал те-
атра, где они работали, стал для нее главной точкой притяжения.
«Не удивляйся: моя специальность — метаморфозы. На кого я
взгляну, становятся тотчас мною»*.
Охваченная воодушевлением Виола встретилась с Линдой. Они
давно не виделись. Линда, как всегда, бурно и громко одобрила
последние новости.
— Похоже, что у него появились новые идеи для фестиваля.
И они связаны с некоторыми из моих пьес, — в конце разговора
добавила Виола.
— Наконец-то ты выбираешься из скорлупы. Слушай, ну а как он
тебе в…
— Да мы не ради этого встречаемся.
— Разумеется, не ради! Еще бы!
Виола только рукой махнула.
Не прошло и пяти минут после ее ухода, как Линда позвонила
Джиму.
— Какой же ты умница! Лучшего голоса не найти!
— Ли, я боюсь даже думать об этом, чтобы не сглазить. Скажи, мне все это снится?
— Не снится. Успокойся. Просто, по-моему, вы оба чуть сошли с ума.
ноября «Вечерний стандарт» назвал Джеймса Эджерли деся-
тым из двадцати самых популярных авторов года в категории «Ли-
* Бродский И. Вертумн.
ЧАСТЬ I. ГЛАВА XI
тература». За день до церемонии вручения премии «Дебютный
роман» в пабе у Мартина Виола показала Джиму эту заметку. Он
иронически улыбнулся и покачал головой.
— Что-то, по-твоему, не так?
— Приятно, конечно. Но, честно говоря, лучше, если бы это
было в категории «Театр».
— Обязательно будет.
Он снова покачал головой.
— Что все же не так? — снова спросила Виола.
— Завтрашний вечер… — он почти перешел на шепот. — На
самом деле я боюсь, что ты можешь неправильно истолковать мое
приглашение.
— Джим, — она улыбнулась и тронула его руку, — не думай так.
Вечером следующего дня он был полон решимости сместить
с поста мэра, не способного восстановить нормальное движение
транспорта в центре. Город был завален снегом, и машина плелась
по дороге, напоминавшей горные тропы.
Виола ждала. «Я вишу на пере у Творца крупной каплей лило-
вого лоска», — думала она, глядя на себя в зеркало. В ее жизни тер-
пение не раз испытывалось ожиданием, отбиравшим силы, когда
таяли надежды и чувства уходили, как вода в песок. Сейчас она не
подгоняла время и не сомневалась. Джим, элегантный, подтяну-
тый, в черном костюме, приехал с небольшим опозданием и долго
извинялся. У здания Художественного клуба стало очевидно, что
патетика этого события являет полную противоположность сдер-
жанности «Книжника». Здесь было царство литературного шоу-
бизнеса. Количество представителей прессы соответствовало
размаху мероприятия, а среди многочисленных гостей можно
было увидеть любителей и завсегдатаев подобного рода собраний
в мире искусства, бизнеса и политики. Всех встречал ковер – не
красного цвета, а оттенка слоновой кости, и распорядители, ре-
гулировавшие перемещение гостей по нему к открытым дверям.
Джим и Виола приостановились по указанию распорядителя на
нужном месте после выхода из машины, чтобы дать возможность
объективам засвидетельствовать их прибытие. На них обратили
внимание. Он любовался ею. Сдержанная, изысканная, стильная, она была хороша. На ней был атласный комбинезон полуночно-
синего цвета и туфли на очень высоких каблуках. Взгляды притя-
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
гивало поблескивающее на шее венецианское иссиня-черное
колье. Несуетность и слегка замедленные жесты подчеркивали ее
изысканность и шарм. С друзьями они встретились в фойе. Про-
ходя в зал, эти четверо за спиной у Виолы незаметно для посто-
ронних глаз и понятно только Джиму, одновременно подняли
большие пальцы, кивнув в ее сторону. Такой ее еще не видели.
В этот раз премия обошла Джима. «Перспектива» осталась
только в номинации, но никто из компании не огорчился. Уже за
полночь, когда они перебрались по традиции в паб на Темзе, Джим пригласил Виолу на танец. Они медленно кружились под
знакомую мелодию «Этого никогда не случалось прежде».
— Рождество еще впереди, а снегом уже все завалило. Даже не
помню, когда такое было, — сказал Джим.
— Хорошо! Я люблю снег.
— Ты что-то запланировала на каникулы?
Она пожала плечами. Он наклонился ближе.
— Мы все каждый год встречаем Рождество в Эджерли-Холле.
— Natale con i tuoi, Pasqua con che vuoi*, — улыбнулась Виола.
— Это Петрарка так говорил?
— Скорее, Лаура.
— Я приглашаю тебя встретить его с нами, — и добавил, — со
мной.
Она, чуть помедлив, согласно кивнула.
Через несколько дней они встретились в театре.
— Посмотри! — Виола положила перед Джимом лист со сти-
хотворением. — Я удивлюсь, если ты скажешь, что тебе это не-
знакомо.
Он прочел:
Две молодых брюнетки в библиотеке мужа
той из них, что прекрасней. Два молодых овала
сталкиваются над книгой в сумерках, точно Муза
объясняет Судьбе то, что надиктовала.
* Рождество с родными, Пасху — с любыми (итальянская поговорка) (прим.
автора).
ЧАСТЬ I. ГЛАВА XI
Шорох старой бумаги, красного крепдешина,
воздух пропитан лавандой и цикламеном.
Перемена прически; и локоть — на миг — вершина,привыкшая к ветреным переменам.
О, коричневый глаз впитывает без усилий
мебель того же цвета, штору, плоды граната.
Он и зорче, он и нежней, чем синий.
Но синему — ничего не надо!
Синий всегда готов отличить владельца
от товаров, брошенных вперемежку
(т. е. время — от жизни), дабы в него вглядеться.
Так орел стремится вглядеться в решку*.
— Что ни строка, эпиграф к твоей книге, — сказала она. —
Правда?
— Я бы сказал — отзвук.
— Да, отзвук, созвучие. «Две молодых брюнетки», библиотека, зоркие карие глаза, синие глаза мужа «той из них, что прекрас-
ней». Можно представить, это о том же, что и в твоей книге. Но
ты ведь никогда не читал эту «Элегию».
— Никогда.
— Писали, будто видели одно и то же.
— Кто знает?
На выходные и понедельник перед записью аудиокниги Джим
уехал в Эджерли-Холл один. И не пожалел. Было морозно. Воздух, с самого утра похожий на свечной парафин, дымкой окутывал дом
и прибрежный луг. Все было просвечено ленивым прозрачным де-
кабрьским солнцем, едва приподнимающимся, чтобы, перевер-
нувшись на другой бок, вновь скрыться за облаками. Джим решил
пройтись по заснеженному полю. Он закурил, не снимая перча-
ток, что потребовало сноровки, и, прищурившись, засмотрелся
на просторы в ретуши, напоминавшей молочную ледяную крошку.
В этой тишине он обостренно чувствовал свое единение с этой
землей и с домом и перемены в их общей судьбе. Дом, он сам, земля переживали часы прощания со своим одиночеством.
* Бродский И. Римские элегии.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Завтра с утра он поедет в Лондон, чтобы во второй половине
дня начать запись романа. При мысли об этом у него сосало под
ложечкой и дрожало внутри. Он думал о Виоле. Такую глубокую
нежность он не испытывал ни к кому прежде. От этого тепло рас-
текалось в груди, словно сердце расплавлялось и заполняло его из-
нутри. Завтра состоится их дуэт, их голоса зазвучат в записи, перекликаясь друг с другом, точно скрипка и фортепиано. И это
станет историей.
Солнце, заслоненное узким, длинным, устремившемся вверх
серым облаком, светящимся по краям, окаймляло свое плотное
покрывало ослепительной витой нитью, распрямляя во все сто-
роны от него веерообразное оперение — желто-оранжевые де-
кабрьские лучи.
Синий всегда готов отличить владельца
от товаров, брошенных вперемежку
(т. е. время — от жизни), дабы в него вглядеться.
Так орел стремится вглядеться в решку.
ЧАСТЬ I. ГЛАВА XII
Глава XII
Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.
И. Бродский «Рождественская звезда»
Утром двадцать четвертого декабря Джим и Виола ехали в Норфолк.
Почти в конце пути она вновь заговорила о работе.
— Нам обязательно надо подобрать музыку, Джим.
— Отвлекись ненадолго.
— Не могу, у меня ателофобия.
— Это что — боязнь простодушных мавров?
— Милый стратфордианец, а-тело-фобия, не О-телло-. Боязнь не-
совершенства.
— Я человек деревенский, со мной говорить надо по-простому.
— И давно?
— Не очень. А вот и старый друг, — сказал Джим, указывая на си-
луэт дома на холме за лесом.
— Здесь красиво.
— Да. Многие отказываются от своих старых гнезд. А, по-моему, это — третий родитель, если угодно. Это сито. Через него просеи-
вается все, что с тобой в жизни происходит.
Машина въехала на мост. Признак прибытия — шорох гравия на
подъездной дороге, как дружеский шепот. Друзья еще не при-
ехали, и Джим, не торопясь, показал Виоле дом. С волнением
и гордостью он открыл перед ней двери библиотеки. Они остано-
вились перед портретом Фрэнсиса Эджерли.
— Красивый пращур мой, — сказал Джим.
С портрета смотрел человек, черты которого угадывались
в Джиме. Скулы, нос, глаза, выражение лица, будто готового в сле-
дующее мгновение улыбнуться. Художнику удалось передать
в портрете достоинство и обаяние. Не удивительно, что он про-
извел в свое время одинаково сильное впечатление на короля
и на премьер-министра.
Вскоре приехали: Мартин с ящиками вина, деликатесами и ги-
тарой, Форд — с фейерверком для Нового года, Линда — с разучен-
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
ной партией Семелы Генделя и намерением заниматься на канику-
лах, Энн — с билетами на футбольный матч в Норидже на 29 декабря.
Начался сочельник. Для друзей это время года в Эджерли-Холле
с традиционным рождественским сырным пирогом, солоноватым
и сочным, с красным вином итальянского происхождения было, пожалуй, самым любимым. Оказавшись здесь впервые, Виола по-
чувствовала себя свободно, как все. За столом сидеть было не обя-
зательно, поэтому, следуя своей привычке, она с удовольствием
забралась в одно из больших кресел в гостиной и наслаждалась му-
зыкой. Однако следующий день ни следа не оставил ей от желан-
ной праздной лени. Ее смела волна вдохновения, подчиняя себе
все — силы, мысли, волю, душу и даже тело, заставляя его забыть
о еде и сне.
— Оказалось, я приехала работать, — виновато произнесла она, когда Джим ближе к вечеру зашел в библиотеку, где она просила
оставить ее на весь день. — Вы на меня не в обиде?
Она приподняла и снова опустила на колени свою тетрадь.
— О чем ты говоришь? Ты же их знаешь. Тебе музыка не мешает?
— Нисколько. Я хочу к вам, но здесь так пишется! Как быть?
— Festina tarde*. Правильно?
— Да.
— И вот еще — «Время забрасывать сети и время ждать улова»**.
— Оказывается, ты и в итальянском силен.
— С кем поведешься, — подмигнул ей Джим. — Не буду тебе мешать.
Следующие три дня она писала, стараясь чередовать работу с ко-
роткими прогулками и общением с друзьями. И где бы она ни появля-
лась — в библиотеке, гостиной, на кухне или террасе — она везде
встречала его приветливый взгляд и улыбку, отчего впервые за много
лет в ее душе поселился покой — мир на территории самой себя.
Утром 31 декабря Джим сидел за столом в библиотеке и время
от времени поглядывал на тахту напротив. «Тот самый молодой
кудрявый гений, которого так вдохновляет снег»… — вертелась
в голове строка. Его телефон пополз от вибрации по столу — звук
был выключен.
— Завтракайте без меня, Маф.
* Поспешай медленно (итал.) — лозунг Возрождения (прим. автора).
** Итальянская поговорка (прим. автора).
ЧАСТЬ I. ГЛАВА XII
Он говорил едва слышно.
— Спит. Она не спала почти трое суток.
Виола лежала, растянувшись на тахте, голова ее откинулась на
подушке влево, руки упали на бедра. На полу у тахты лежали блок-
нот, лист бумаги, ручка и карандаш с ластиком. После напряженной
работы, прогулок по морозу, общения с друзьями и праздничных
волнений она провалилась в глубокий сон. Джим не разрешал ни-
кому ее беспокоить.
В первый день Нового года после ночного фейерверка и утрен-
ней прогулки он вновь нашел ее в библиотеке. Она весело посмот-
рела на него и процитировала:
Августин пришел. Увидев
Друга вновь в рабочей блузе,
Удивился… Гойя с хитрой,
Но веселою ухмылкой
Пояснил: «Ну вот, как видишь,
Я работаю…»*.
— Вижу, — он подошел и сел рядом, перелистывая блокнот.
— Знаешь, есть идея. Давай включим в программу рождествен-
ских концертов в Эджерли-Холле твои стихи в твоем исполнении.
— Идея замечательная, — медленно произнесла она.
Говорить не хотелось. Он лег на широкую тахту вдоль стены
лицом к ней и, подперев голову правой рукой, смотрел на нее. Она
устроилась как его отражение, подперев голову левой рукой.
Столько родного было в нем сейчас. Нет, всегда было в нем. Тя-
нуться, любоваться, ласкаться и целовать, терять самообладание
от нежности и любви — только этого хотела она сейчас.
Почувствовав, что глаза ее выдают, она, созданная из слов, как из
атомов, лихорадочно искала что сказать, превращаясь в себя без слов.
— Если нет, — тихий голос вывел ее из замешательства, — просто
посмотри на меня.
Она посмотрела и тут же оказалась в его объятиях — в библио-
теке Эджерли-Холла на дедовской тахте при свете торшера и на-
стольных ламп.
* Фейхтвангер Л. Гойя, или Тяжкий путь познания (пер. Л. Гинзбурга).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Они касались друг друга сгибами локтей, запястьями, изгибами
шей, впадинами плеч. Точно умываясь друг другом, они терлись
щеками, лбами, носами. Казалось, они давно знали друг друга, как супруги, долго бывшие в разлуке, и теперь им только нужно
было вспомнить, что именно они друг о друге знали. Они дро-
жали от пронизывающей нежности и замирали, замедленно
удерживая притяжение. Джим прикоснулся к ее щеке, она попро-
сила положить на свое лицо ладони. Он закрыл, как от яркого
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |