самоощущение мужчины в мужчине просыпается прежде, чем он
получает первый опыт близости с женщиной, если он взрослеет
от самого осознания того, что он — мужчина, то с Джимом это про-
изошло именно в тот момент. Он читал и видел ее. Необычайный
этот образ девочки, похожей на смелых женщин в пьесах Шек-
спира, которые ради любви не боялись блеснуть отвагой, красо-
той, талантом, находчивостью и умом, трогал до слез, радовал, волновал, горел в воображении, вызывая желание чуть ли не рас-
твориться в ней.
Дальше… он не мог выйти из лабиринта отчаянного сопро-
тивления тому, что написала о ней Вирджиния Вулф. Он то
и дело возвращался к предыдущей странице, переворачивал
ее, не желая потерять этот образ, по замыслу автора пропавший
однажды без вести и растертый под лондонскими мостовыми.
Он был потрясен степенью горя и горечи, безысходности
и боли, какие переживал, читая и перечитывая всего две неболь-
шие страницы.
Что заставило его вспомнить об этом? Разрыв, расставание, раз-
говор с Линдой, мысли о книге и о тайне знака Джека Эджерли, о содержании самой эротичной и одной из самых эмоционально
проникновенных во всей лирике Шекспира поэмы, песня Мар-
линг о тех, кто «остается неназванным»?
Джим понимал — первое, что он сделает по приезде в Эджерли-
Холл — откроет вновь главную книгу библиотеки.
В доме было тихо. Он быстро прошел наверх и открыл храни-
лище ценных изданий. Надев стерильные перчатки из хлопка, он
положил «Венеру и Адониса» перед собой.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
ВЕНЕРА
И АДОНИСmiretur vulgus; mihi flavus ApolloCastalia plena ministret aqua
Знак издательского дома Филда*SPEI
ЛОНДОН
Напечатано у Ричарда Филда для продажи
в лавке «Белый грейгаунд»
в подворье Святого Павла.
.
Едва лишь солнце, лик явив багряный,
С зарею плачущей простилось вновь,
Охотиться Адонис стал румяный:
Любил он травлю, презирал любовь.
Его, спеша, Венера настигает,
Как волокита дерзкий, обольщает
И говорит: «О, лучший цвет полей**,
Меня прекрасней втрое, несравненный,
Румяней роз, белее голубей,
Укор для нимф, прелестней плоти тленной;
Природа предрекла, создав тебя:
Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя»***.
Джим медленно перевернул титульный лист. Внимательно пе-
речитал его еще раз. Вновь открыл первую страницу. «И говорит:
* Филд (field — англ. «поле») (прим. автора).
** The field’s chief flower (англ.) — при дословном переводе это выражение можно
прочесть как «Главный цветок поля», или «Старший цветок поля».
*** Шекспир У. Венера и Адонис (пер. А. Курошевой).
ЧАСТЬ I. ГЛАВА VII
“О, лучший цвет полей…” «Напечатано у Ричарда Филда». По со-
звучию фамилии издателя на титульном листе и слова «поле» при-
зыв Богини к любимому приобрел иное значение: «О, Филдов
старший сын…» «О, лучший цвет полей…» «Кого довелось мне
знать…» «Напечатано у Ричарда Филда».
Двое любящих их было,
Но была в них жизнь одна —
В двух, но не разделена:
Так любовь число убила.
Сердца два слились так тесно,
Что просвет неуловим
Между ней и между ним
В их гармонии чудесной.
Так голубка воспылала,
Что могла по праву сметь
Вместе с Фениксом сгореть.
«Я» и «ты» для них совпало.
И смешался ум в понятьях:
Как же два с лицом одним —
«Я», но с именем двойным?
Что ж, одним, двумя ли звать их?*.
Он замер. Он не мог пошевелиться, чтобы не спугнуть внезапно
озарившую его мысль, чтобы она не рассеялась от неловкого дви-
жения, чтобы тишина и отсутствие движения дали этому облаку
собраться, сгуститься, стать явью. Он недоумевал, как не понимал
этого прежде. Он сидел за письменным столом, вдыхая эту идею
все глубже, чувствуя, что он нашел спасение для нее, для себя, как
это не странно звучало, для них обоих.
Он подошел к шкафу, где стояло собрание Шекспира. В при-
мечаниях нашел фамилию Филд. О нем, о своем друге и соседе, о своем издателе великий драматург однажды упомянул в драме
* Шекспир У. Поэма «Феникс и Голубь» (пер. В. Давиденковой-Голубевой).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
«Цимбелин». Одного из героев он назвал его именем на фран-
цузский манер. Именно так Филд подписывал в печать француз-
ские книги.
Имогена*
…То господин мой,
Британец доблестный и столь же добрый,
Убитый горцами. Увы! Нет больше
Такого господина. Пусть пройду я
С востока к западу, просясь на службу,
Сыщу, хороших много, буду верен,
Но не найду такого.
Люций
Добрый отрок,
Ты жалобами трогаешь не меньше,
Чем господин твой кровью. Кто же он?
Имогена
Ричард дю Шан**
«И говорит: “О, лучший цвет полей…”» «Напечатано у Ричарда
Филда». «О, лучший цвет полей…» «Кого довелось мне знать…»
«Напечатано у Ричарда Филда». «Нет больше такого господина…
Ричард дю Шан». «Кого довелось мне знать…» «И говорит:
“О, лучший цвет полей…”»
И вдруг все соединилось. Все тексты в мире перестали быть раз-
розненными. Их больше не разделяли ни страницы, ни границы,
* Шекспир У. Цимбелин (пер. А. Курошевой).
** Французский вариант имени Ричард Филд — Richard du Champ (‘champ’ —
«поле», фр.) (прим. автора).
ЧАСТЬ I. ГЛАВА VII
ни переплеты. Они стерлись, растаяли, как тает соль в воде, как
исчезают в лавине любые преграды. Их будто не было никогда. За-
служившая в полной мере признательность мира, она осталась
даже не тенью, а лишь призрачной мечтой в его творениях. Так
определила судьба, назвав другие имена для бесконечного толко-
вания и поиска истины.
Выпустить ее из плена. Не позволить ускользнуть. Не дать ис-
чезнуть. Дерзкое творение, любимое, как жизнь. Говорят, Феникс
возрождается каждые 500 лет. Книга. Это его книга.
Когда в издательстве обсуждали вопрос оформления его романа
и титульного листа, сомнений у Джима не было. Он отсканировал
оттиск семейного экслибриса и передал его дизайнеру.
Знаком этим отмечаю я книгу,
в коей говорится о тех,
кого довелось мне
знать.
Дж. Э.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Глава VIII
Отвори дверь — я отворю свою,
Посмотрим, на что мы сгодимся вдвоем.
Группа Mumford & Sons «Отвори дверь»
октября в субботу Джим и Виола условились встретиться в те-
атре «Флори Филд», чтобы поговорить о фестивале «Метамор-
фозы». Джим торопил приближение этого дня, чтобы, наконец, рассказать ей о своих планах и надеждах, которые в свете послед-
них событий обрели совершенно иное звучание. Разумеется, он
понимал, что для такого разговора надо дождаться времени, когда
им обоим не придется конкурировать ни с работой, ни с друзьями, ни с прочими делами, заполнявшими их дни. И вот, он ждал у две-
рей театра, а она шла к нему по Блэкфрайерс Лейн. Ему хотелось
встретить ее, как встречают самых дорогих и родных — раскрыть
руки, чуть наклониться вперед, улыбнуться открыто, громко ска-
зать «здравствуй», обнять и больше не отпускать. Он пошел ей на-
встречу.
— Привет, Джим! Ты уже видел?
— Что?
— Себя в «Ярмарке тщеславия» и в «Аннотации».
Джим мотнул головой. — Ужас, наверное.
— Так ты еще не смотрел?
— Нет.
Виола улыбнулась.
Телепрограммы, о которых они говорили, как правило, пригла-
шали собеседников, едва получивших первые знаки популярности
и внимания публики и заинтриговавших своим быстрым успехом.
«Ярмарку тщеславия» интересовали авторы, «Аннотацию» —
в большей мере сами произведения. Теперь после громкого успеха
романа для Джима наступило время, когда пресса устремила на
него взгляды своих многочисленных глаз.
— Тебе разве не любопытно? — спросила Виола, когда они под-
нялись в кабинет.
— Немного, — признался он.
ЧАСТЬ I. ГЛАВА VIII
Они устроились перед ноутбуком. Поиск дал ссылки на все про-
граммы, в студиях которых Джим побывал после вручения премии.
В студии «Ярмарки тщеславия» сидели двое ведущих. Они обме-
нивались впечатлениями, предваряя ими появление гостя в студии.
— Для не-медиа-фигуры он слишком обаятелен.
— А для медиа — слишком естественен. Знаменит, но не публи-
чен. Такое бывает?
— Парадокс. Вот я пока и не могу понять, чем это вызвано. Это
либо одаренность, которая по природе своей всегда гармонична, либо хорошие актерские способности. Во всяком случае, это
можно проверить. Если это маска или даже глухой костюм, в нем
обязательно есть невидимые глазу изъяны и прорехи.
— То есть вы хотите понять, дар это или усилия.
— Да. А вы на что надеетесь?
— Что это у него от природы. Хотя тут я вынужден оговориться —
идеалист во мне всем сердцем надеется на такую приятную одарен-
ность, а циник и скептик убежден, что это — плоды работы над собой.
— Жизнь порой подбрасывает такие исключения. Устоять перед
силой их убедительности еще труднее, чем поверить в их суще-
ствование.
— Вот мы и проверим.
— Итак, сегодня в «Ярмарке тщеславия» Джеймс Эджерли, автор
романа «А лучшее в искусстве — перспектива».
Под музыку, встречающую героев программ, Джим вошел в сту-
дию, с улыбкой глядя на ведущих, а не в камеру. Не суетясь, он сел
на диван и спокойно ждал начала.
— Джеймс, вам самому кажется логичным, что именно вам при-
сужден «Орландо».
— «Книжник».
— Да, «Книжник», извините. Ведь это — ваша первая книга, а ос-
новное для вас — театр и образование, и вдруг вы стали шекспи-
роведом. Как пришла эта идея?
— Я думаю, в творчестве ничего не происходит случайно. Про-
изведение рождается лишь у того, кто может его создать, у кого
для этого есть сырье — интеллектуальный и материальный запас.
Хорошо, когда понимаешь это. Над темой «Перспективы» я раз-
мышлял давно, а писал ее два года.
— Вы рационалист?
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Я верю в реальные чудеса. В жизни, такой, какая она есть, про-
исходит много удивительного. Мне нравится это наблюдать.
— Вы суеверны?
— Нет, совсем не суеверен. Волноваться о чем-то надуманном, по-моему, бессмысленно.
— Перефразируя Шекспира, можно сказать, «ваша жизнь —
театр». А книга тогда — это что?
— Театр — моя жизнь. Это правда. А литература — это такая же
привычка, как необходимость ходить или дышать.
— Джеймс, судя по всему, вы любите море, — сменил тему второй
ведущий. — Под парусом ходите?
— По возможности, хотя удается очень редко. Но без воды я не
могу. Я много плаваю. Бываю на море, когда есть время. Это, кроме удовольствия, способ оставаться мужчиной. Море любит
силу и выносливость.
— Сейчас злые языки сказали бы, что, мол, для этого обычно на-
ходят более легкий и приятный способ.
Джим улыбнулся.
— Я не назвал бы этот способ более легким. Думаю, он вообще
не легкий, к счастью. Будь он легкий, мы бы ничем не отличались
от кроликов. Хотя, простите, а что, собственно, вы имеете в виду?
— Но многие и не хотят от них ничем отличаться.
Девушка энергично кивнула.
— И не отличаются.
Джим дал им отшутиться, а затем продолжил.
— Если хочешь быть мужчиной, то, выбирая профессию, должен
думать о равновесии. В этом смысле совершенно гармонично
жили и творили художники Ренессанса. Они создавали шедевры, занимаясь при этом тяжелой физической мужской работой, тре-
бующей усилий, сноровки, выдержки и выносливости. И на дру-
гое, мы знаем, времени у них хватало. Образцом для них стала
античность, для которой совершенство было в гармонии тела
и духа. Я, например, работаю с людьми, а в спорте предпочитаю
такие виды, в которых остаешься один на один с собой — плава-
ние, бег, йога.
— А вот еще говорят, что ум — это самое сексуальное в мужчине.
— Я думаю, в женщине тоже.
— Вы серьезно так считаете?
ЧАСТЬ I. ГЛАВА VIII
— Да.
— А как же красота?
— Все вместе.
— А что-то абсолютное в человеке есть?
— Думаю, это то, что называют душой. Но это вопрос тонкий.
Скорее, это все-таки вопрос веры.
— Джим, могу я вас спросить, во что вы верите? Я не говорю
о религии.
— Во что я верю? В общение. Правда, иногда закрадываются со-
мнения. Это неприятно. Но я не могу и не хочу никому ничего на-
вязывать. Просто делаю свое дело. Если людей интересует то же, что интересно мне, я рад. Кому неинтересно или сложно, этим не
занимаются.
— А если хочется заниматься тем же, но сложно?
— Новое часто пугает. Страшно впервые входить в воду, цело-
ваться, выступать перед публикой.
— Вам это не грозит.
— Спасибо.
— И, напоследок, можно еще спросить?
Он выжидательно смотрел на нее.
— Кто вы такой, Джеймс?
Он улыбнулся.
— Выдумщик.
— Спасибо, нам было приятно и интересно с вами.
— Спасибо за приглашение.
Из программы «Аннотация» Джим и Виола просмотрели только
фрагменты. В этой студии Джим был серьезен. Он сидел, почти
не двигаясь, положив нога на ногу и облокотившись о спинку ди-
вана. Его волосы были зачесаны со лба назад, открывая лицо, что
придавало его облику уравновешенную строгость. Ведущий вы-
страивал их беседу острыми и провокационными вопросами.
— Джеймс, вы должны понимать, что, рассказав нам эту историю, вы посягнули на память величайшего поэта. Это ли не кощунство?
— Нисколько. Отнюдь. В отличие от большинства представите-
лей нестратфордианского направления, которые отрицают само
существование Шекспира, хотя и призывают чтить память о нем, я утверждаю, что все произведения Уильяма Шекспира принадле-
жат человеку, родившемуся предположительно 23 апреля в семье
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Джона Шекспира в Стратфорде-на-Эйвоне и определенно кре-
щенному 26 апреля 1564 года.
— Однако вы говорите, что какие-то из его произведений напи-
саны другим человеком и лишь изданы под именем Шекспира.
— Я предполагаю, что некоторые из его произведений могли
быть написаны человеком, также рожденным в семье Джона Шек-
спира в Стратфорде-на-Эйвоне предположительно 23 апреля
и крещенным 26 апреля 1564 года, и изданы под его собственной
фамилией, той, что по праву рождения также принадлежала
и Уильяму Шекспиру. Как вы знаете, история оставила нам не-
сколько вариантов фамилии поэта.
— Вы заимствовали идею у Вирджинии Вулф?
— Я считаю, что Вирджиния Вулф каким-то образом «подгля-
дела» в просвет между текстом и подтекстом шекспировских по-
лунамеков. Хорошее историческое воображение, как правило, увеличивает этот просвет, а понимание того, что любой вымысел
вырастает на почве или, если угодно, вылепляется из материала
личного опыта автора, практически уничтожает его границы. Ли-
тературная действительность существует помимо нас наравне
с ходом так называемой «объективной» истории. И никто не смо-
жет сказать, причастно то или другое соприкосновение литера-
туры к тем или иным реальным событиям.
Теперь в поле зрения журналистов и комментаторов на волне вни-
мания к роману «А лучшее в искусстве — перспектива» попадало все, что касалось его автора, и, в первую очередь, театр «Флори Филд».
В Живом Журнале появилось сообщество, посвященное героям
«Перспективы». Так роман стали называть для краткости. Все, что, так или иначе соотносилось с ним, попадало на эту страницу. Там
же появилась и статья о Джиме из «Воскресного обозрения»: Джеймс Эджерли очень занят в последнее время. Паб его друга с видом на
Темзу давно стал его пересадочным причалом на пути от театра «Флори
Филд» к книжному магазину и образовательному центру. Заряд его собст-
венной энергии и напряжение атмосферы вокруг его дебютного романа и те-
атральной работы столь высоки, что можно обжечься. Вечером перед нашей
встречей он играл, что бывает исключительно редко, в пьесе Д. Пристли
«Скандальное происшествие с мистером Кеттлом и миссис Мун», которую
сам и поставил. После спектакля он сбежал в паб в надежде отдохнуть
ЧАСТЬ I. ГЛАВА VIII
с друзьями, но здесь была я. Именно так начинается новый взлет – посто-
янной нехваткой времени, перегруженными планами и хроническим недосы-
панием. «Бессонница — это даже занятно», — смеется он. В следующем месяце
он начнет записывать аудиокнигу по своему роману «А лучшее в искусстве —
перспектива». На мой вопрос, найден ли для этого проекта женский голос,он ответил уклончиво: «Еще есть время». И, словно этого недостаточно, он
надеется снять серию передач о книгах, всколыхнувших мир — «Сюжет. До
и после». «Кроме того, — говорит он, — я часто сталкиваюсь с проявлениями
лени — отсутствием любопытства, заинтересованности, безразличием, язы-
ковой и выразительной инертностью при общении людей друг с другом. Это
хорошее дело - рассказать тем, кто этого еще не осознает, о чуде, подаренном
нам судьбой — даре слова — нашем проводнике в сферу общения.
Роман принес ему популярность, но настоящий успех ждет его впереди.
Сейчас он заряжен возбуждением, которое трудно скрыть. И мир от-
вечает его обаянию добрым отношением всех, кто оказывается рядом, —
друзей, официанток, коллег, зрителей его театра и читателей.
Джеймс Томас Эндрю Эджерли — единственный сын сэра Энтони
и Мэри Эджерли, продолжающий семейное дело, основанное в давнюю пору
продавцами, знатоками и исследователями книг и расширенное после
Второй мировой войны его дедом, сэром Бернардом Джеймсом Эджерли,в сфере образования (центр изучения английского языка) и искусства (ка-
мерный театр «Флори Филд»).
После изучения режиссуры в Лондонской академии музыкального и драма-
тического искусства он пришел в качестве «капитана» своего театрального
«галеона». «Театр, говорит он, — это большая семья. Если ты — лидер и с этим
все согласны, не важно, сколько тебе лет. К тебе всегда будут относиться
как к старшему». Это ли обстоятельство или от природы присущая ему
сердечная открытость сформировали его по-братски дружеское и по-отече-
ски заботливое отношение к людям, к жизни, к окружающему миру.
Он живет один в своем доме в Кенсингтоне, где редкими тихими вече-
рами наслаждается чтением и бокалом сухого тосканского вина. Он
умеет ценить «земные» радости: «Однажды, я поставил бокал на стра-
ницу рукописи и увидел, как строки просвечивают через вино — искажен-
ные, растянутые, черные нити в пурпурном полушарии. Я подумал, что
текст должен иметь такой же насыщенный оттенок и острый вкус».
Тем временем каждый новый день раздвигает границы его востребован-
ности и предлагает менять статус режиссера камерного театра на по-
ложение персоны, узнаваемой и известной в масштабах страны.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Глава IX
Одно дело, когда тебе нравится человек,
и совсем другое, когда тебя восхищает то,
что он делает.
Пол Остер «Левиафан»
После Второй мировой войны из всей семьи остались только
дед Джима — Бернард Джеймс Грэм Эджерли и его жена — Мэй.
Они были молодоженами. Молодому баронету приходилось не
только удерживаться на плаву, но и спасать Эджерли-Холл от эко-
номических проблем. Первые два-три года семейной жизни были
для него временем отчаяния и страха. Но потом Мэй родила пер-
венца — Энтони — отца Джима. И Бернард ожил.
В поисках возможностей обеспечить выживание семьи и Эд-
жерли-Холла он понял, что надо возродить дело, унаследованное
от предков. Это была традиция держать книжный магазин на
улице Патерностер-роу вблизи собора Св. Павла, самой известной
и главной с ХV века книжной улице Англии, пострадавшей во
время бомбежек столицы. В XVIII веке магазин послужил знаком-
ству Фрэнсиса Эджерли с королем, а затем и с премьер-министром
— Уильямом Питтом-младшим. Новым центром притяжения книж-
ников стала Чэринг-Кросс-роуд, унаследовавшая после войны тра-
диции Патерностер-роу. Там, в доме № 12, и открыл свои двери
книжный магазин Бернарда Эджерли. Дело пошло, и со временем
стало ясно, что учебная литература и, в частности, учебники анг-
лийского языка для иностранцев становятся в изменившемся
мире все более востребованными.
Осознавая, что ни одной возможности не имеет права упустить, Бернард открыл на втором этаже магазина Центр изучения анг-
лийского языка. Первыми студентами стали шесть очень состоя-
тельных европейцев, имевших возможность благополучно жить
в Лондоне и пользоваться всеми привилегиями этого города, за
исключением свободного общения на английском языке. Задачей
разработанной Бернардом методики было вывести обучаемых на
ЧАСТЬ I. ГЛАВА IX
такой уровень владения языком, который позволял бы им легко, правильно и бегло говорить и не чувствовать себя ущербными
в любом обществе. Он назначил за курс очень высокую цену. Про-
ект оправдал себя. Ничто не работает и не окупается так хорошо, как дорогой и добросовестно созданный продукт.
Через несколько лет очевидные успехи и возрастающая по-
пулярность образовательного центра, а также доходы от книж-
ного магазина вновь позволили Эджерли-Холлу дышать свободно
и спокойно. Дело не могло стоять на месте, и Бернард пришел
к решению вложить средства в третью составляющую их семейного
дела. Сложившаяся ситуация сама, можно сказать, заставила его
задуматься об индустрии отдыха и развлечений. Он начал с ма-
лого. Студенты его центра тратили на удовольствия немалые
деньги, не имея при этом возможности по-настоящему наслаж-
даться ими из-за «лакун» в языке. Бернард основал в Саутуарке, на
Блэкфрайерс Лейн, камерный театр для продолжения учебного
процесса. В театре ставили спектакли с понятными, специально
отобранными для учащихся языкового центра текстами, позво-
лявшими им поступательно, по мере расширения их знаний, осваивать язык. Наиболее увлеченных и творчески настроенных
студентов привлекали к участию в постановках. Со временем
театр стал своего рода клубом учеников центра. Однако время не
позволяло стоять на месте. Еще при жизни Бернарда и особенно
в руках Энтони — отца Джима — театр постепенно утратил свой
студенчески-адаптационный характер и стал по-настоящему про-
фессиональным.
Название «Флори Филд» для своей компании, а затем и для те-
атра Бернард заимствовал у автора учебника четырех языков, вы-
пущенного в XVI веке в издательстве Ричарда Филда, где работал
основатель их рода — гравер Джек Эджерли. Учебник назывался
«Цветущий луг четырех наречий»*.
Джим, наблюдая как трудились его дед и отец для благополучия
семьи, с раннего возраста осознавал себя продолжателем их дела.
Уже в студенческие годы он определил для себя перспективу раз-
вития театра, и когда ему исполнился двадцать один год присту-
* Flory Field Of Four Languages (англ.).
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
пил к реализации своего проекта. Его всегда привлекала история
первого, а потому самого энергичного, вдохновенного и динамич-
ного — шекспировского «Глобуса», который был не только местом
работы, но, можно сказать, родным домом и семьей сообщества
единомышленников. Немало скепсиса и критики слышал в свой
адрес молодой реорганизатор. Но поддержки друзей хватило для
того, чтобы его собственная, почти навязчивая оптимистичная
вера в успех, его упрямство и настойчивость ни разу не подвели
его. Обновленный, оживший театр стал уютным домом не только
для тех, кто работал в нем. Оказалось, что немало людей живет
с ними на одной волне и в столичной, и в провинциальной теат-
ральной среде. В работу вовлекались молодые, неизвестные, дерз-
кие, не имеющие большого опыта служители разных театральных
профессий. А главное — у театра «Флори Филд» появилась своя
публика. Ее интерес и одобрение позволили значительно расши-
рить репертуар. Идей было так много, что стало ясно — сцена
и зал небольшого театра не смогут вместить творческие замыслы
и возможности Джима. Нужна была еще одна площадка. Так появи-
лась идея фестиваля в Эджерли-Холле. В своем окончательном ва-
рианте она оформилась со временем. Поначалу это была просто
вторая сцена «Флори Филд». В августе влажный английский кли-
мат дает себе передышку, дожди заканчиваются быстро и, как пра-
вило, бывает тепло и солнечно. Рельеф местности той части
обширных угодий, где находился усадебный театр, казалось, спе-
циально создан для устройства невысокого амфитеатра с двумя
флангами и проходом посередине. Местом действия стала боль-
шая открытая сцена с натянутым сверху тентом. За сценой возвы-
шалось само здание театра, довольно большое и удобное для
размещения артистов и декораций. После спектакля зрители не
спешили расходиться. В их распоряжении было пространство
у сцены и на самой сцене, куда выставлялись столики и где до утра
звучала музыка. Спектакли проходили вечером под открытым
небом, когда согретый за день воздух становится ласково-прохлад-
ным, ветер стихает и слышатся только шелест ажурной листвы
и отдаленные звуки летней ночи.
Украшением «Метаморфоз» стали музыкальные вечера. Для них
приглашенные камерные коллективы готовили специальные про-
граммы. Ничего подобного чудесной атмосфере летней ночи, на-
ЧАСТЬ I. ГЛАВА IX
полненной музыкой, будто омывающей своими волнами тех, кто
оказался под звездами в ее океане, ни в какой другой обстановке
пережить невозможно.
Наиболее заинтересованно и живо обсуждала с Джимом его те-
атральные дела Линда. Незадолго до вручения «Книжника» они
говорили о новых веяниях в рекламно-информационном про-
странстве творческой жизни и театральной, в частности.
— Театру и Эджерли-Холлу нужна звезда! Настоящая звезда! —
сказал Джим.
— Ты имеешь в виду «лицо фестиваля»?
— Именно.
— А ты сам?
Джим исподлобья посмотрел на нее. Она же знала, как трудно
он переносит бремя публичности.
— Она должна быть обаятельная и открытая — наша визитная
карточка.
— Она? Обаятельная и открытая? Лицо театра и фестиваля?
Джим, по-моему, это тебе самому нужна такая «визитная кар-
точка». Когда-то я упрекала тебя в излишней требовательности.
Пошли меня подальше со всем, что я тогда говорила. Будь требо-
вателен. Ищи.
Во дворе Гильдии издателей и газетчиков Линда, представляя
Виолу, вспомнила этот разговор.
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Глава X
Поэт или просто глашатай,
Герольд или просто поэт,
В груди твоей топот лошадный
И сжатость огней и ночных эстафет.
Б. Пастернак «Баллада». 1916, 1928
В пятницу 29 октября Виола с утра осталась дома. Днем она си-
дела за работой, а теперь, в седьмом часу, расположилась на ди-
ване в гостиной, прислонившись подбородком к его невысокой
спинке, и смотрела в окно. С детства любимым ее занятием было
наблюдать смену картин, непостижимые переходы серого, блекло-розового, туманно-сиреневого и перисто-серого на раски-
нувшемся перед ней небосклоне. Всякий раз ее завораживала не-
повторимость творящегося ежесекундно шедевра на этом вечном
живописном полотне. Не эта ли фреска впервые пробуждает в нас
художников? Это чувство было сродни тому, что она испытывала, глядя на творения мастеров итальянского Ренессанса.
Она ждала Джима.
Телефон нарушил тишину. Звонила Энн.
— Информационные агентства сообщили, что ты сегодня не
придешь.
— На этот раз они не ошиблись.
— Ладно. Значит, мы сами к тебе приедем.
— Только не сегодня, пожалуйста.
— Как? В день рождения — нельзя?
— Нельзя. Никому. Я ведь Мартину все объяснила. Похоже, он
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |