– Привет. Ты чем занят?
– В игру играю на айфоне.
– Батарейка не сядет?
– Я от сети.
– Не хочешь к ужину приехать?
– Хочу. А что случилось?
– Соскучился.
Неплохо для начала. Не очень-то я и соврал. Мне, действительно, хотелось увидеться с Валиком, чтобы прояснить ситуацию с его отцом.
Похолодало резко. Ветер стал свистеть в евро-окна, выискивая в них щели. Валик приехал в черной ветровке и черных джинсах, с мокрой, какой-то примятой головой.
– Дождь там.
Вошел, встряхнулся, как щенок, взглянул на меня такими преданными глазами, что я даже засомневался. На ум пришла еще одна неувязка. Ведь Валик, скорее всего, пас. Скорее всего… В то же время близость его тела, его мокрая челка волнуют меня… И он это чувствует – он влипает мне в губы, вжимается в меня, одной рукой проворно расстегивая свои джинсы. Славный, сладкий мальчик. Обволакивающе нежный. Это вам не остроугольный Михаил. Михаил, при чем тут Михаил…
– Ты жестко хочешь или романтичненько? – спрашиваю я Валика.
– Что? Как?
Мозг-то у него давно выключился, а я его тормошу – привожу в сознание.
– Ну, если жестко, я тебя прямо тут, в прихожей, к стене прислоню, а если романтичненько, простыни найду мягкие, смазку, резинки ароматные, свечи, музыку, шампанское.
– Да? Так? Тогда романтичненько.
– Тогда подожди. Только не одевайся.
Я нахожу свежее белье, раскладываю диван, приношу бутылку шампанского и бокалы. Валик восторженно наблюдает.
Хлоп! Бокалы наполняются. Мы пьем молча, потом я целую его в шею. Он тянется ко мне, чмокает губами. Потом падает на живот, отставляя попку кверху.
Есть презерватив с ароматом банана и шипами. Этим генно-модифицированным бананом я проникаю в Валика, он жадно обхватывает меня. Опыт у него есть, он точно знает, что ему нужно. Сам регулирует ритм и глубину, сам кончает. Я ощущаю себя бананом, который сгодился в использование. Ощущение приятное, не жалуюсь. Его оргазм лишает и меня контроля. Снова пьем шампанское.
– Думал, никогда этого не будет! Здорово! – говорит Валик.
– Да, когда что-то сбывается, здорово, – соглашаюсь я. – Неважно, какими методами.
– Какими методами? – Валик делает удивленные глаза.
Слишком удивленные.
– Ты же знаешь, что Михаил Алексеевич приходил ко мне, – понимаю я.
– Он же запретил тебе говорить со мной об этом, – теряется Валик.
– А я непослушный, прикинь.
Валик отставляет бокал, отодвигается от меня.
– То есть ты согласился только потому, что отец просил тебя? Пообещал тебе помощь? Или запугал?
– Ни то, ни другое. Просто мне было интересно, как любовь уживается с шантажом. Оказывается, превосходно.
– Но я, действительно, люблю тебя! И всегда любил! За что ты меня обижаешь, Вадим? Я на все готов ради тебя!
– А отец на все готов ради тебя… Сложно… Что-то тут не сходится.
– То есть мы не будем встречаться?
– О, по чьей-то просьбе я могу вписать только одну постельную сцену, не больше.
– Сука!
Валик подхватывается и начинает одеваться.
– Никогда себе не прощу, что переспал с тобой.
– Поставь себя в угол, накажи себя, отшлепай, – моя фантазия разыгралась не на шутку.
– Урод!
– Папику привет.
Валик хлопнул дверью. И я словно опомнился. Ведь не планировал оскорбить чьи-то чувства. Просто Валик показался мне вдруг фальшивым, манерным, гадким.
Я подошел к зеркалу и взглянул на себя. Не исключено, что я такой же. Или даже хуже. Витя, как мы обходились безо всех этих страстей и самокопаний? Может, это и была настоящая любовь – спокойная, крепкая, цельная?
-10-
Реакция последовала незамедлительно, и она не была чересчур вежливой. По телефону Михаил Алексеевич пригрозил мне руки-ноги переломать. Я ждал коронной фразы про асфальт, но он снова убедил меня в своей высокой культуре: про асфальт в угрозах ничего не прозвучало.
Вот дернуло же влипнуть в историю.
(Возможно, эта сюжетная линия кажется вам невероятной. Или вам вообще кажется, что в каждом моем тексте есть две линии – одна реальная и вероятная, другая нереальная и невероятная? И только в текстах о страховании – одна невероятная? А потом я читаю о себе в каких-то отзывах: ему бы подтянуться до такого-то и писать, как такой-то. Нет, нет. Я никогда не подтянусь до такого-то, уверяю вас. Я подтянусь, упаду и отожмусь по-своему, сплетая собственные сюжетные линии. Так что всем, кому какая-то из них кажется невероятной, лишней и надуманной, могу сказать только одно – это оправдано, так мне нужно, я ничего не делаю случайно или наугад. Да и текст вообще не о теории вероятности.)
Чем я обидел Валика? Мне самому впору обижаться: Валик просил отца приструнить меня, а потом корчил из себя непричастного к шантажу вьюношу. И как это трактовать? На все готов ради любви? Даже на беспринципное использование? Я понял, наконец, что отталкивало меня в нем с самого начала – именно образ ребенка, истерично вымогающего у отца новую игрушку.
От этих мыслей меня отвлек звонок – и такой далекий голос с каким-то странным, немного пришептывающим акцентом.
– Миша? Это ты? Не могу поверить!
– Да, я. Немного скучно. С женой немного ссорились, с дочерью.
– Всего понемногу.
– Да, а ты чем занят?
– Тоже… проблемы. Ты приедешь?
– Я много думал… Нужно серьезно поговорить. Но я не уверен, что Вите это понравилось бы…
Ах, проблема уже давно не в Вите, а ближе и тверже, но Михаил все еще во власти прошлого.
– Тогда до субботы, – говорит он. – Я прилечу.
Так неожиданно это было, что я растаял от радости. Не иначе, как мое счастье решило взять билет и прилететь ко мне на белом лайнере. Я бросился встречать в Киев. Исправно торчал в аэропорту. Нервничал. Паниковал.
Михаил был прежним – немного утомленным, но одетым в роскошный серый костюм. Я подал руку, он пожал и как-то неуверенно (нежно?) хлопнул меня по плечу.
– Ваши все так одеваются? – спросил я.
– В основном, в шорты и майки.
– О, таким ты бы мне тоже нравился.
Мне захотелось остаться с ним в Киеве, провести эти выходные спокойно, а не возвращаться назад, к своим проблемам. Но Михаил уверенно шагнул к такси.
– Поездом можно вообще-то, – предложил я.
– Еще чего не хватало!
Мы оба сели сзади и молчали. Мне казалось, что таксист все равно нас в чем-то подозревает. С чего мы оба сели сзади? Нужно было одному вперед запихнуться.
(Многим текстам вообще не нужна ирония. Ирония часто портит хорошие веши. Ирония в описании серьезных, а иногда и трагических событий, меня просто переворачивает. Обычно она призвана закрывать провалы, белые пятна и недостатки в характере героев. Если герой трус, автор обязательно сыронизирует по поводу его мужественности и т.п. Но я-то за нео-романтизм, я уверен, что герой (даже гейрой) должен быть без страха и упрека, должен покорять, влюблять в себя, увлекать. Однако сейчас не тот случай, в рамках этого текста мы обязаны опираться на иронию, как на костыль, благодаря которому становится возможным наше перемещение из одного пункта повествования в следующий. Герой слишком слаб для того, чтобы самому двигать сюжет. В моем настоящем тексте все будет иначе.)
У дома меня ждал громадный джип, около которого маячили двое охранников. Папаша, оставив их позади, подошел ко мне вплотную.
– Вадим, я не хочу разбирательств…
– Заметно.
– Что происходит? – спросил Михаил.
– Давайте поднимемся в квартиру и поговорим, – предложил я.
– Нет. Я уже говорил с тобой, и это ни к чему не привело. Ты, возможно, думаешь, что я мягкий, слабохарактерный человек, и не могу довести начатое до конца. Но если бы я был таким, разве я создал бы свою компанию?
– Приватизировали, так точнее.
– Что происходит? – повторил Михаил, обращаясь ко мне одному.
– У нас конфликт, – сказал я.
– У него связь с моим сыном, – сказал отец Валика.
– Это не так, – сказал я.
– Связь, за которую он не хочет нести ответственности.
– Валик забеременел?
Михаил оглянулся на двух амбалов, торчащих у джипа.
– Как в девяностые.
– А у нас ничего не меняется, – кивнул я.
– В последний раз предупреждаю: тебе нужно принять решение. И поскорее.
– Так я принял. Вот Михаил – человек, которого я люблю.
Папаша оценивающе посмотрел на Михаила.
– Сегодня Михаил, завтра еще кто-то. Я не допущу, чтобы мой мальчик страдал из-за тебя! – закончил с жаром.
Мы вошли в квартиру. Михаил смотрел на меня молча. Мы не говорили ни слова, и это была самая жуткая тишина на моей памяти.
– Ты переспал с его сыном? – спросил он, наконец. – Когда? Давно?
Я все еще молчал.
– Он опасен?
– Любой отец опасен. Но иногда – для собственного ребенка, а иногда – для окружающих. Я знал отца, который довел своего сына-гея до самоубийства. У этого другая крайность – он хочет предоставить сыну все, чего тот ни пожелает.
– Но зачем ты связался с ним?!
Михаил выглядел заметно растерянным. Его глаза угасли, нежности ко мне не осталось. Он тяжело опустился на диван, и я видел перед собой уставшего, удрученного, уже не молодого человека.
– Ты почему так спокоен? – спросил он. – А если он тебя убьет?
– А чем лучше умирать в хосписе?
– Ты должен обратиться в милицию. Он угрожал тебе при свидетелях.
– О, это точно нет. Наша милиция такими делами не занимается.
– Бред какой-то. Неужели он думает, что может угрозами заставить двух людей быть вместе? Или… ты сам этого хочешь?
– А о чем ты собирался поговорить? О чем-то важном?
– Не… нет. Все это мелко на фоне твоих проблем.
Почему-то мне показалось, что Михаил захочет меня спасти и снова пригласит на Кипр. И, возможно, я даже соглашусь. Но он покачал головой.
– Очень сложно понять все это. Ты переспал с ним после моего отъезда – вот единственное, что я понимаю.
– Да, – сказал я.
– Прости, что снова появился. Я ничего не знал об этом мальчике.
– Но между нами ничего нет, кроме его отца! Миша! Поверь мне!
– Как долго я ждал, летел, ехал, чтобы услышать вот это. Ты всегда меня огорчаешь. Ты всегда делаешь мне больно. Хватит, – Михаил подхватил свою сумку и пошел к двери. – Не буду мешать твоей бурной жизни.
А она никогда не была бурной. Но обиженное счастье снова взмыло в воздух, даже не помахав на прощание.
-11-
Пора уже браться за текст, пора. За свой настоящий текст, который прославит меня как Дэна Брауна или Эрику Леонард Джеймс. Хаха. Разве такой текст может быть моим настоящим текстом?
Думать не о чем. Консультироваться с психологами бесполезно. Всю жизнь я совершаю только плохие поступки и хочу, чтобы за ними угадывались только хорошие черты моего характера. Даже в чистилище озадачились бы, рассматривая мою кандидатуру. Что и говорить о Михаиле.
Итак, текст. Не заказные статейки, за километр разящие тухлой халтурой, а мой настоящий авторский текст. Я размашисто пишу на листе заглавие будущего текста: «Текст».
Настоящий текст я буду писать от руки – мелкими и корявыми буквами. Для этого мне не нужно будет стыковать куски, украденные из Интернета. Я создам свой собственный текст от начала до конца, самостоятельно, медленно, по слову… И в то же время он не будет совершенно новым, совершенно моим. Все слова в нем будут хорошо известны, все сюжетные ходы протоптаны сотней прочих героев. Мой настоящий текст пополнит свалку чужих текстов – опубликованных на бумаге или в Сети, полностью или с продолжением, под именами авторов или анонимно. Вбив даже одно слово из моего текста в любой поисковик, можно будет обнаружить множество других текстов, описывающих примерно то же, в тех же выражениях. И даже моя лучшая опечатка «гейрой» окажется не уникальной.
«Дорогой мой Михаил», – пишу я под словом «Текст». Потом вычеркиваю «мой». «Разреши (а на языке вертится старомодное «милостиво позволь») хотя бы в письме объяснить тебе сложившуюся ситуацию (штамп) и попросить прощения (за нанесенный тебе моральный вред, страхование форева). Миша, я выражусь неприлично, но откровенно, – я люблю тебя (мега-штамп). Люблю тебя с того самого момента, когда впервые увидел тебя в больнице (да здравствует некрофилия). Люблю так, как никогда не любил Витю или кого-то другого (Валика?). Все твои вопросы резонны. Для чего в таком случае я даю объявления на сайтах знакомств, зачем занимаюсь сексом с кавайным (известно ли Михаилу это слово?) юношей, о чем договариваюсь с его отцом?»
Конечно, это не тот настоящий текст, который я собирался писать. Но и этот я не могу довести до ума. Чтобы его закончить, нужно ответить на все вышеперечисленные вопросы. А ответ только один – это течение жизни, которое несет меня. Просто я не предполагал, что течение, которому я настолько доверяю, может отделить меня от Михаила. Я не допускал этого, я не подумал…
Я обрываю письмо. Очень сложно объяснить человеку, что моя любовь к нему находится совсем в другой плоскости – над миром, над любыми проблемами и дрязгами. Да и вообще невозможно это объяснить. Кто ж поверит?
Кто ж поверит в вечную надмирную любовь? Оооо… Я понял, к кому обратиться, и быстро схватил телефон.
– Михаил Алексеевич, уделите мне минутку, я извиниться хочу…
Он пробурчал что-то невнятное.
– За все, – добавил я веско.
– И? – спросил он.
– И закроем старый счет.
– Закроем старый счет? Валик вены чуть не режет!
– Ну, мы все вены чуть не режем. «Чуть» не считается.
– Ты что, шутишь со мной снова? – нажал он, окончательно потеряв терпение. – Я вам квартиру снял, обустроил, меблировал, в чистом, хорошем районе. Там готово уже все. Чего еще хотеть? Лучше Валика ты никого никогда не встретишь. Красивый, воспитанный, образованный, скромный мальчик. Не какой-то заезжий киприот. Он тебя не читал даже.
– А вы меня читали? – я очень удивился.
– Нет. Но мы ценим твой труд. Мы прощаем твои странности, поэтому не давим на тебя, даем тебе время все взвесить…
Как будто не он демонстрировал мне своих охранников!
– И мы можем решить все по-хорошему, – закончил Михаил Алексеевич.
Я подумал, что если бы у него была дочь, он действовал бы теми же методами, с таким же рвением выдавая ее замуж.
– Я понимаю. Но все-таки это не телефонный разговор.
– Приехать? – спросил лояльный папаша.
– Да, – попросил я.
Я выпил полбутылки коньяка и стал ждать.
Несмотря на все неприятности, доставленные мне этой историей, чем-то она мне нравилась. Да если бы не нравилась, я бы и не втянулся в нее. Я продолжал ее как игру, как фарс, как блеф, но в то же время как настоящую жизнь, как свою суть, как продолжают оборванные жесты в темноте, пряча от самого себя.
За окном шумел дождь. Коньяк казался мне разбавленным, словно в него просочилась дождевая влага. Я плеснул еще. Не удалось ни поработать, ни создать настоящий текст, ни написать честное письмо Михаилу. Зато получилось согреть этот вечер.
Я боялся перегреть – фантазия уже рисовала мне причудливые картины, маловероятные в сложившихся обстоятельствах. Но я чувствовал, что алкоголь меня успокаивает, делает замедленным и томным – таким, каким я редко бываю в жизни, издерганный срочными заказами, спешным сексом и нестыковками с Михаилом.
Открыв дверь своему гостю, я изобразил немного стеснительную улыбку и протянул ему руку. Он пожал, опустив глаза. Я всегда замечаю спрятанное в складках вежливости и лояльности. Зачастую это неприязнь. Но в этом случае это обычная ревность…
-12-
Я помнил его строгий взгляд, его требовательность, рожи его охранников. Я помнил о том, что не оправдал в его глазах прочих геев, прочих знакомых Валика, вообще прочих… Я оказался едва ли не худшим представителем сомнительного подвида, хотя, по словам его сына, был умнейшим и добрейшим человеком. Возможно, и Валик уже начал корректировать свое мнение обо мне, а папаша все еще пытается сколотить из нас крепкую ячейку общества.
– Я уже немного выпил, вы не хотите? – спросил я Михаила Алексеевича.
Он покачал головой.
– А где ваши бандиты? Внизу ждут? В карты режутся?
Мое «вы» все еще имитировало уважение к его персоне, его «ты» уже ничем его не связывало.
– Ждут, – сказал он мрачно.
Я принес два бокала, налил ему и подвинул конфеты.
– Шоколад. Мы такое любим.
Его снова немного сплющило, затем он выпил и съел конфету. Взял фантик, закрутил вокруг пальца, потом завязал бантиком. Я следил за его руками.
– Выпейте еще, Михаил Алексеевич. Я хочу вас в подробности посвятить. Валик у вас пассивный мальчик. Надеюсь, вы в курсе. Я переспал с ним (безопасно и стерильно), чтобы разобраться, смогу ли я принять ваши условия. Но чисто физически я не смогу. Это не мой вариант.
– Один раз же смог?
– Один раз смог. И еще раз смогу, или два. Но в целом – не смогу. Для пассивного партнера я не могу быть опорой.
– Кошмар! – он закрыл глаза. – Что мне приходится выслушивать, во что вникать! Это никак нельзя исправить?
– Валику нужен совсем другой мужчина, крепкий, психически уравновешенный, вроде вас.
– Помолчи, Вадим. Дай мне подумать. Значит, мы напрасно так старались? Ты, скорее всего, врешь. Сейчас я позвоню своему психологу и спрошу у него.
Он набрал при мне кого-то. Пошел пересказ. «Он говорит, что Валик… как это сказать, пассивный, и он не может с ним жить. Да, наверное, тоже. Врет, как думаешь? Да, лучше бы ты со мной поехал. Теперь я тут голову ломаю. А в тот раз вроде мог, чтобы прояснить ситуацию. Да я тоже не понимаю. Не сможешь сейчас приехать? Если только он врет, я его в асфальт закатаю!»
– Ну, наконец-то, Дон Корлеоне, – кивнул я. – Знаете, как можете убедиться в том, что я не вру?
Он поднялся.
– На детекторе лжи?
– Останься со мной… ненадолго.
– Зачем?
– И выпей еще.
Михаил Алексеевич попятился к выходу.
– Что за бред?
– Да, ну брось. Ты уже столько всего об этом знаешь. Стал бы ты копаться в делах Валика, если бы самому не было интересно.
– Это потому, что я желаю ему счастья!
– Конечно. Я это знаю. Пусть для всех так и будет.
Я подошел ближе, пользуясь его заторможенностью. В его глазах было замешательство, но он замахнулся, чтобы ударить меня по лицу. Жест тоже вышел заторможенным, словно в невесомости, я перехватил его руку и прижал ладонью к своему члену.
– Миша, ну, не дури. Я никому ничего не скажу. Свет не будем выключать для конспирации…
Я подтолкнул его к дивану и неожиданно наткнулся на его губы. Михаил Алексеевич пытался поцеловать меня. Я даже протрезвел.
– Разденься, Валик, разденься, – просил он.
Я поспешил отвернуть лицо. Быстро стал раздеваться. Голое тело заводило его нешуточно. Я расстегнул его брюки и увидел крупный, совсем не скромный член, изнывающий в своей готовности.
– Я так давно хотел тебя, – сказал я, не поднимая лица.
– И я, Валик, и я…
– Я так скучал по тебе во всех своих путешествиях…
– Я тоже надеялся тебя забыть. Я пытался устроить твое счастье, твою жизнь…
Он уже не мог сдерживаться, оттолкнул мои губы, повалил так уверенно, что я не стал сопротивляться. Он вошел без резинки, двигался недолго, не раскачал меня до оргазма, но сам кончил. Я оглянулся – хотелось увидеть, остались ли на его лице неприязнь или брезгливость. Но на нем было лишь утомленное блаженство. Я лег на него и поцеловал в губы.
– Прости, Миша, что я не Валик…
Он немного поморщился.
– Знаю. Такого тут тебе наговорил. Психолога уволю к херам. Он мне десять лет помогал и не помог.
– А я помог?
Он обнял меня обеими руками.
– А ты помог. Ты сам все угадал. И ты знаешь, я делал все, чтобы избавиться от этого наваждения. Я не отец ему, отчим. Но с четырех лет – так что, как отец. Это не оправдание.
– Да не нужно оправданий. Любви не нужны никакие оправдания. Ты с другими встречался за это время?
– Нет. Не мог. Мне всегда Валик мерещился. И сейчас не смог бы, если бы ты не сказал, что ты Валик. Это как затмение. Что делать?
Он разжал объятия, сел и всмотрелся в меня, ожидая серьезного ответа.
– Он знает, что ты не родной ему?
– Знает. Но мы это не обсуждаем. Так что делать?
– Для начала сделай так, чтобы я кончил.
– О… а как?
– Как-нибудь, Миша. А я тебе обещаю, что все улажу с Валиком.
– А не врешь?
– Я вообще не вру, в этом и беда.
Он сходил в душ, вернулся, и мы снова повторили пройденное. Правда, лицо я снова прятал. Перепрограммировать его у меня задачи не было.
-13-
Болдинской осени не получилось. Да и обычной не было – сплошная размазня. В такую погоду не вылезать бы из-под одеяла или из уютного вирта. Не отрывать бы пальцев от теплой чашки или клавиатуры. Но нужно, нужно…
Я назначил Валику свидание в ресторане. Пришло время заглаживать свою вину, а на заглаженном месте выцарапывать совсем другую картину.
Валик косился на меня настороженно и заказывал неуверенно. Белое вино. Итальянское. А французское? Французского нет. И пиццу. Только с морепродуктами. А там чеснок? Да, чесночный соус. Нет, тогда… Его совсем мало. Ну, тогда…
Я набрался терпения.
– Мы с отцом в другую пиццерию обычно ходим, – сказал Валик. – Там вина получше. Всегда французские есть. Только она далеко, ехать нужно, а ты ж без машины…
– А ты авто почему не купишь?
– Не знаю, как-то привык, что отец всегда готов меня подвезти или дать шофера.
– Сам? Кстати, как он?
– Хорошо. Только психолога выгнал. И мне запретил с ним общаться, хотя раньше настаивал. Так странно! Я этого психолога помню, сколько себя. Николай Ильич, раньше с трудными подростками работал в социальной службе.
– Значит, вы все повзрослели! – я засмеялся. – Твой отец очень красивый мужчина.
– Кто? Михаил Алексеевич?
– Ну, ты же его отцом называешь, хотя никакого родства между вами нет. В один прекрасный момент он встретит какого-нибудь парня, и ты его потеряешь. Вот тогда и начнется твоя самостоятельная жизнь.
– Какого еще парня? – удивился Валик. – Он не по этим делам вообще.
– То есть он с женщинами встречается?
– Да ни с кем он не встречается! Что ты так заинтересовался? Он тебе вдруг понравился?
– А как он может не нравиться – молодой, красивый, богатый? Такой заботливый, такой нежный… Уверен, и ты о нем фантазировал.
– Ну, может, в детстве еще. Но потом я тебя встретил…
– А что пицца? Вкусная?
– Сухая, не проглотишь. Мы с Мишей привыкли к фирменной.
Я удовлетворенно кивнул. Дождь, отсутствие машины, пересушенная пицца, кислое вино, нависшая угроза потери заботливого отца были наилучшей почвой, в которую могло упасть зерно сомнения. Вдобавок я намекнул Валику, что в такую погоду у меня нет никакой эрекции, и мне его совсем не хочется. Он повесил голову. Но я был уверен, что Валик сделает правильные выводы.
В общем-то я не моралист. Я лишен традиционной морали. Она мне чужда. В традиционном много шаблонного, косного, схематичного, формального и бездушного. Мне претит это. Но я не хотел бы приводить себя в пример подрастающему поколению, пусть делает собственные выводы.
Никто из нас не может быть полностью свободным в социуме. Моя внутренняя свобода всегда упирается в замкнутое пространство. Но мне хочется сохранить свободной хотя бы душу.
На следующий день позвонил Михаил Алексеевич и говорил приглушенным голосом.
– Нужно проконсультироваться, Вадим, очень нужно.
С кем же теперь консультироваться, если штатный психолог уволен? Когда он приехал, я не мог не заметить, как он посвежел и помолодел.
– Знаешь, Валик вчера так смотрел на меня, словно изучал заново, словно все это время меня не видел…
– Угу. Ничего не делай. Пусть все шаги между вами пройдет он сам.
– Я боюсь поверить. Как такое возможно?
Я не хотел огорчать его, хотя давно понял, что Валик выбирает самого лучшего мужчину, самую трудную цель – не по зову сердца, а по зову своего эго, взращенного самим же папашей до гигантских размеров.
– Одно только. Когда дойдет до постели, не теряйся. Не перекладывай груз соблазнения на его плечи. Скажи правду, мол, всегда мечтал о нем. И действуй очень уверенно – не разочаруй его. О себе на время забудь, сделай ему оргазм. Понял?
Михаил Алексеевич запустил руку в волосы.
– А я смогу?
– Будем практиковаться?
– Давай. Только скажи, что ему нравится.
– Ему нравится нежность. Но долго не тяни с поцелуями и минетами. Он молодой, у него горячая попка, ему нужны острые удовольствия.
– А тебе? – спросил Михаил, придавливая меня собой.
– Мне пока еще тоже.
– А презерватив с ним нужен?
– Да, наверное, надевай, чтобы ты не выглядел новичком в таком серьезном деле.
– Значит, с тобой я выглядел новичком?
– Это ничего. Мы ж ради тренировки.
Мне, наконец, удалось отвернуться, подставив его поцелуям спину и задницу.
– А он стонет? – спросил Михаил.
– Да все стонут.
– Я ревную.
– Кого? Валика?
– Нет. Тебя.
– Ты о Валике думай.
– Я думаю, думаю.
Я сам почти ни о чем не думал, мы натренировались на славу. Но посреди этого увлекательного процесса вспомнился другой Михаил. Тело продолжало наслаждаться, но стала грызть совесть. Мой ученик никак не уходил, а я уже злился на себя и обещал себе, что никогда больше не займусь с ним сексом.
-14-
Ко всем людям можно подобрать свой ключ. Только нужно хорошо подумать, все взвесить, постараться. Еще недавно Михаил Алексеевич отдавал мне приказы командным тоном, а вот уже я советую ему, как жить-быть и вести себя с Валиком. Еще недавно Валик навязывал мне свою компанию, а вот уже всеми силами пытается вернуть себе «почти утраченного» отчима. Я во всем разобрался, хотя и пожертвовал для этого своим временем, своим настоящим текстом, своими отношениями с Михаилом.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |