Прижавшись к стене, я неловко оглядывалась. Обстановка буквально кричала, что в комнате жил молодой человек. Здесь было немного мебели, кроме постели с неряшливо наброшенным серым покрывалом, в нише стены стояла музыкальная установка, над ней висел большой плоский экран, окна были занавешены плотными портьерами. В углу примостилась кушетка, рядом с ней валялись разбросанные книги в потрепанных обложках, музыкальные диски и узкие коробочки с фильмами. Тут же поверх стопки учебников по философии лежал крошечный ноутбук, подмигивающий лампочкой.
Филипп стянул с себя рубашку без единственной пуговицы и с омерзением швырнул ее на пол, направляясь в маленькую гардеробную. Я уставилась на его широкие плечи, меня затрясло. На лопатке чернела татуировка: круг с перевернутым треугольником, как на медальоне Заккери. На шее у парня имелся подобный серебряный амулет.
– Филипп. – Тихо позвала я.
Он резко оглянулся.
– Что это было? – Мой вопрос повис в воздухе.
Парень пожал плечами и безразлично поведал через паузу:
– Демон. Ты его смогла увидеть?
Я отрицательно покачала головой, стараясь не разглядывать подкаченный торс и тонкий белый шрам под сердцем. Парень кивнул и скрылся в гардеробной, не включая свет, потом вышел с мятой футболкой в руках.
– В меня подобный вселился? – Я знала, что не стоит спрашивать, но страх говорил моими устами.
Филипп, натягивавший футболку, на мгновение замер, потом быстро надел ее.
– Нет. – Отозвался он скупо и взъерошил себе волосы, тяжело вздохнув. – Другой. Ответь мне только на один вопрос: что именно ты помнишь?
– Я ничего не помню.
– Не смей лгать! Это едва не стоило жизни нам обоим! – Он заорал так неожиданно, что я прилипла к полосатым серым обоям, испуганно моргнув. Парень стремительно подошел ко мне, до боли сжал лицо в горячих ладонях, заглядывая в глаза. Я тут же зажмурилась.
– Не смей! – Рявкнул он, веки сами распахнулись, подчиняясь приказу. – У тебя самые странные воспоминания, которые я когда-либо видел. – Пробормотал Филипп. – Эти вспышки…
– Как ты можешь видеть то, что я помню? – Выдохнула я, пытаясь освободиться.
От изумления у него изогнулась одна бровь, губы сложились в ленивую улыбку.
– Как ты можешь помнить то, что никогда не происходило? – Тихо прошептал он.
Я замерла, тут же догадавшись, о каком именно видении говорит Филипп.
Он нависал надо мной, казалось, от него исходил жар, что было трудно дышать.
– Отойди. – Мои руки с силой оттолкнули его, но в следующее мгновение он резко прижал меня обратно к холодной стене, что я шибанулась спиной. Его губы накрыли мои, а пальцы запутались в волосах. Кажется, я буквально прилипла к Филиппу и оторвалась от него лишь на секунду, когда стаскивала футболку.
Он пах знакомым тонким одеколоном, и каждое движение дарило ласку. Утопая в жаре, я видела его удивленные синие глаза, наполненные до краев нежностью. Капельки пота на его груди, мои дрожащие пальцы на его плечах, сброшенное на пол покрывало и смятые простыни. Филипп был точно таким, каким предстал мне в давнем нескромном видении…
Теперь все встало на свои места, мы встали на свои места. Совершенная правильность происходящего дарила абсолютное спокойствие. Больше не осталось ни боли, ни страха, Филипп их изгнал. Наверняка, завтра, когда он снова оставит меня одну переживать очередную маленькую смерть, демоны вернутся, чтобы станцевать бешеную самбу, но это случится только завтра.
Уставшая я задремала, прижимаясь к Филиппу всем телом, так что наши ноги переплелись. Его пальцы поглаживали мою спину, едва прикасаясь к синякам на лопатках. Неожиданно раздались резкие, диссонирующие с неземной тишиной хлопки в ладони. Я распахнула глаза и увидела на пороге Заккери, с перекошенным от гнева лицом он аплодировал нам. Его губы были разбиты, на скуле темнел чуть припухший синяк, вторую щеку рассекали оставленные мною царапины. Мое тело непроизвольно дернулось, захотелось немедленно спрятаться от злобного взгляда. Филипп даже не пошевелился, только его рука едва напряглась, заставляя меня остаться в прежнем положении. Сгорая от стыда, я незаметно уткнулась в его подмышку, стараясь спрятать лицо, и зажмурилась.
– Поздравляю, Фил, ты отлично ее защитил. – Издеваясь, произнес Заккери.
По шороху стало понятно, что он подошел вплотную к кровати. Филипп молчал, он лежал совершенно расслабленный, более того, палец по-прежнему чертил круги на моей спине у каждого выпирающего позвонка.
– Ты хотя бы понимаешь, что делаешь?! – Тут через ироничный тон в голосе парня послышалась злость. – Ты притащил ее в Гнездо!
Кажется, теперь у меня загорели уши. Сердце билось в горле, наверное, его стук могли услышать даже на улице.
– Тебя выставят из семьи! Тебе было необязательно тащить ее сюда, чтобы …
– Выйди! – Жестко перебил его Филипп, прервав, наконец, молчание. Рука на мгновение замерла, сжавшись в кулак, потом снова прочертила загогулину.
– Ты мог выбрать любую из них, почему именно она?!
Я задохнулась от возмущения, слышать подобные слова казалось кощунством.
– Выйди. – Теперь голос Филиппа прозвучал тихо и вкрадчиво, отчего Зак тут же замолчал.
Потом раздались его поспешные шаги, через мгновение Филипп щелкнул пальцами, и громко хлопнула дверь комнаты, громыхнул закрывшийся сам собой замок.
– У тебя так сильно бьется сердце. – Хмыкнул парень понимающе.
Похоже, мне было пора привыкнуть к странностям, вроде заведенных без ключа автомобилей и заплетающихся по чужой воле ног, но все равно, вздрогнув, я отодвинулась. Потом села, прижав простынь к груди, и посмотрела на взъерошенного парня. Несколько секунд мы хмуро разглядывали друг друга, потом он недовольно буркнул:
– Так. Понятно. – И быстро встал, натянув на себя джинсы. Филипп прошелся по комнате, запустив руки в темную спутанную шевелюру, потом, когда я решила, что прямо сейчас он отправит меня домой, прервал тяжелое молчание:
– Не морочь себе голову словами Зака. Он злится.
– Да, я и не думала. – В притворном безразличии пожала я плечами. – Знаю, что мы с тобой случайно. Ты еще в прошлый раз мне дал это понять. Пожалуй, сегодня я прощу тебя за дикую игру, поблагодарю за спасение жизни, а завтра превращусь в воспоминание, буду приходить в институт, здороваться с тобой в коридоре, может быть.
– Саша, замолчи! – Перебил он меня. – Ты начинаешь говорить глупости! – Он долго с оттяжкой смотрел на меня, отчего по моим рукам побежали мурашки. Неуютно я поерзала на кровати и покрепче прижала к груди простынь. – Ты не понимаешь.
– Тогда объясни. – Кивнула я.
Филипп надолго замолчал, видимо, подбирая слова. Правду всегда говорить сложнее. Внутренности свернуло узлом в дурном предчувствии, щеки заалели. Уши уже ожидали услышать подлость.
– Зак с самого начала реагировал на тебя… – Он снова запнулся, и тяжело застонал. – Понимаешь, ты задеваешь его. Он считает это неправильным и злится.
– А тебя я, выходит, не задеваю. – Едва слышно пробормотала я, опустив голову, в горле неожиданно встал горький комок.
– Саша. – Позвал меня Фил, но я сидела, свернувшись клубочком, старательно сглатывая комок в горле. – Ты действительно не задеваешь меня.
Я кивнула, пожав плечами, из уголка глаза по щеке стекла слезинка и повисла на кончике носа. Чтобы Филипп не заметил, пришлось вытереть ее о простыню.
– Ты притягиваешь меня, как магнитом. – Его неожиданное признание, давшееся с огромным трудом, заставило меня вскинуться и внимательно посмотреть в его синие глаза. – Меня не смог отвадить даже мамашин кладбищенский заговор. – Хмыкнул парень, а я озадаченно нахмурилась. – Не смотри так, – Филипп засунул руки в карманы, – ты забыла, мою семью обычной не назовешь, а я не самый лучший вариант для хорошей девушки. – Продолжил он. – И все это против правил. Мы против правил. Зак бесится, потому что не может игнорировать их.
– А ты? – Прошептала я, боясь дать себе надежду.
– Я просто хочу быть там, где есть ты.
Он смотрел с нежностью и вопросом – я жалобно и недоверчиво, прикусив губу.
– Ничего не говори. – Неожиданно прервал он молчание. – Чтобы ты знала, мне в действительно наплевать, что думаешь ты по всему этому поводу. Ты все равно теперь никуда не денешься.
– Да я и не собиралась. – Краснея, как первоклассница, пробормотала я, а Филипп грустно улыбнулся.
Это была самая долгая, самая счастливая ночь за всю мою жизнь. Часы в темноте огромного волшебного дома-Гнезда, наполнились нежностью и бесконечными разговорами.
– Значит, ты можешь читать воспоминания? – Прошептала я, когда мы лежали, тесно прижавшись.
– Угу. – Пробормотал он. – Я, конечно, стараюсь не копаться глубоко, но иногда люди что-то вспоминают так явно, что картинка сама в глазах читается.
– Обещай со мной такого не проделывать. – Попросила я. – Не хочу, чтобы ты узнал мои тайны.
– У тебя не может быть от меня тайн. – Недовольно буркнул Филипп. – Тайны всегда разрушительны.
– Даже, если я помалкиваю о подарке, например?
– Даже если. – От раздражения он дернул меня за прядь волос.
– Филипп, мне все равно будет нужно немного личного пространства. Оставь его в моей голове, хорошо?
Он помолчал.
– Твой самостоятельный тон меня убивает. – Проворчал он, наконец. – Хорошо договорились. Скажи, мне, откуда у тебя эти синяки? Или это и есть твое личное пространство?
Умное слово, которое в нашей семье входило в разряд святого, действительно прозвучало чушью в его устах. Я смутилась, совсем позабыв про почти черные безобразные отметины на теле, и неохотно призналась:
– Я думала они появились, потому что ты наслал на меня какую-нибудь порчу.
– Порчу? – Филипп кашлянул. – Ты что же действительно думала, что я хочу тебя убить?
– Угу.
– На полном серьезе?
– Угу.
– Но почему?!
– Синяки появились внезапно, после нашей с тобой, – я запнулась, – встречи. Конечно, я решила, что ты пытаешься причинить мне вред, и не могла понять почему.
– Да, выглядела ты в то утро воинственно. – Хохотнул он, а потом серьезно добавил: – Саша, я бы никогда не сделал тебе больно намеренно.
– Не намеренно. – Хмыкнула я, закрывая глаза.
* * *
Той ночью мне снились букеты цветов, солнце и улыбающийся Филипп. Я проснулась совершенно счастливой, как будто в холодный осенний день вернулось жаркое лето, когда не может быть дурного настроения. По железному козырьку барабанил дождь. Закрытые плотные портьеры не пропускали дневного света.
Горячий, как раскочегаренная печка, Филипп спал, развалившись поперек огромной кровати, что мне пришлось свернуться рядом с ним клубочком. Его красивое лицо выглядело расслабленным и умиротворенным, совсем другим, нежели нашей первой ночью в моей маленькой спаленке. Медальон сбился к горлу, и на шее краснел тонкий след от шнурка.
Я осторожно соскользнула с кровати и, заглянув за дверь рядом с гардеробной, обнаружила ванную комнату. Здесь в огромном зеркале меня ждало два потрясения – мое совершенно преобразившееся радостью лицо с сияющими глазами и тело без единого синяка! Они исчезли, будто их стерли ластиком с кожи, даже следов не осталось.
Было очень странно и непривычно мыть голову шампунем Филиппа, ощущать запахи, присущие только ему, расчесывать мокрые пряди его щеткой для волос. Чувствуя себя последним маньяком, я пересмотрела тюбики на полочке у зеркала, а когда вернулась, то парень еще спал. Он перевернулся на живот, обняв подушку. Сейчас было прекрасно видно, что внутри круга татуировки имелась надпись латынью: «Мой второй шанс». Буквы оказались идентичными тем, что украшали мою руку. Кажется, от изумления у меня округлились глаза.
– Я лежал и думал, сбежала ты или нет? – Тихо пробормотал Филипп хрипловатым ото сна голосом.
Застигнутая на рассматривании, я отпрянула, становясь бордового цвета. Он открыл глаза, и у меня от новой волны нахлынувшего счастья перехватило дыхание, и по спине побежали мурашки.
– Почему я должна была сбежать? Ты же сказал, что мне нечего бояться.
Смотреть на него – мне было достаточно даже такой малости, чтобы чувствовать радость.
– Ты не боишься? – Он подпер голову рукой и провел пальцем по простыне. Неожиданно мне показалось, что к щеке кто-то прикоснулся, проведя по коже. Потом воздух как будто сам легко подтолкнул меня к кровати, заставляя буквально завалиться на парня. Тот уже ждал с раскрытыми объятиями, довольно ухмыляющийся.
– Ты бы все равно не смогла выйти из дома. – Довольно поведал он. – Гнездо просто так не выпускает.
– Думаю, мы с ним договоримся. – Улыбнулась я. – Не пугай меня, злая фея.
– Злая фея? – Одна темная бровь поплыла наверх. – А как ты еще меня называла?
– Филей, как пса в детской передаче. – Призналась я и расхохоталась, когда на лице у парня появилось кислое выражение. – Зато твои Катя и Зайка превзошли все мои прозвища.
– Да уж. – Хмуро пробормотал он.
Филипп собирался очень медленно, похожий на сонную кисейную барышню. По утрам, похоже, он мучился от дурного настроения: бубнил из-за холодной погоды, помятой рубашки, оторванной пуговицы, непроветренной комнаты, щетки для зубов. Я сидела на кушетке, пряча ехидную улыбку, и разглядывала книги, которые он читал – старинные фолианты на латыни, английском и французском языках. Многие из них рассказывали о ведьмовских кланах и традициях.
– Ты говоришь на всех этих языках? – Поинтересовалась я.
– Угу. Еще на испанском. – Поймав мой уважительный взгляд, он пожал плечами: – Ничего особенного. Максим, к примеру, говорит на японском и хинди, а Заккери не понимает только папуасов в Новой Гвинее. Чем больше в тебе силы, тем красивее твое лицо, пытливее ум и изощреннее фокусы.
Я призадумалась, глядя на Филиппа, тот путался в пуговицах рубашки и злился. В конце концов, он стянул ее и надел мятый свитер. От щелчка пальцами складки исчезли, словно по ним прошлись утюгом. Филипп выглядел более человечным и настоящим, а Заккери внешне казался настолько совершенным, что подобное отталкивало. Как будто скользишь безразличным взглядом по фотографии в глянцевом журнале, отредактированной в компьютерной программе.
– Везет же некоторым – красивые и умные. – Между страницами книги я увидела карандашный набросок улыбавшегося Филиппа. – Сила делает из вас идеальных людей.
– Саша, – его тон заставил меня поднять голову, а что-то в его взгляде поежится, – не обольщайся – сила делает из нас идеальный злодеев.
Филипп медленно спускался в холл, меня же, казалось, ноги не могли удержать на месте. Сбежав по лестнице, я со всего маху толкнула входную дверь, но та не поддалась.
– Черт! – Я потирала ушибленное плечо.
Ручка спокойно проворачивалась, выказывая открытый замок, но меня не выпускали наружу. Сзади рассмеялся Фил.
– Я же сказал, что из Гнезда просто так не выйдешь. – Довольно улыбаясь, произнес он.
Дверь отворилась так неожиданно, что я сумела устоять, только схватившись за дверную ручку. На пороге появился высокий темноволосый парень с идеальной стрижкой и васильково-синими глазами. Он вытирал дождевые капли с лица, и четкие губы изогнулись в улыбке:
– Извини, Саша. – Тон его звучал приветливо, но буднично, словно мы ежедневно встречались в гостиных этого необычного дома.
– Ээээ? – Я с недоумением покосилась на Филиппа. – Привет…
– Максим. – Подсказал тот.
Максим придержал для меня дверь, выпуская на улицу, где задувал ледяной ветер, треплющий все еще зеленые вишневые деревья и отчего-то буйно цветущие розовые кусты. Дождь молотил по подъездной дорожке, жестко барабанил по крыше брошенного вчера у самых ступенек родстера. Оказывается, в спешке мы заехали на клумбу и помяли большую часть разноцветных гвоздик.
– Может, возьмете мою машину? – Услышала я тихий разговор.
– Я вряд ли сегодня вернусь. – Пробормотал Филипп, чуть подталкивая меня в спину, что мне пришлось сделать один неловкий шажок. – Так что поедем на моей.
– Э, нет. – Перебила его я, с опаской поглядывая на понуро мокнущий крошечный автомобильчик, под ложечкой жалобно засосало. – Ты как хочешь, а я на автобусе.
– Ты же вчера спокойно ехала. – В раздражении буркнул парень.
– После твоего внезапного появления я прибывала в шоке. – Призналась я. – Слушай, у тебя к обеду выправиться настроение?
– Что? – Не понял Филипп.
– Если у тебя дурное настроение до обеда, то давай договоримся о встречах вечером. – Миролюбиво предложила я.
Из дверей хохотнул Максим, похоже, наслаждавшийся каждым звуком нашей шутливой перепалки:
– Ну, наконец, Фил, кто-то сказал тебе об этом.
Тот недовольно оглянулся, потом быстро подошел к автомобилю. Дождевые потоки огибали фигуру парня и стекали, словно по гладкой поверхности, образовывая правильный контур.
– Ты тоже так умеешь? – Спросила я у Максима, ткнув пальцев.
– Ага. Только зачем? Чем чаще применяешь силу дома, тем проще забыться на людях. – Пояснил тот, заметив мой недоуменный взгляд. – Тебе зонт дать?
– Пожалуй. – Согласилась я.
Наша поездка выглядела отчаянно комичной: я, похожая на гриб, беззаботно со счастливой улыбкой на устах шлепала по лужам к автобусной остановке, спрятавшись под огромным черным зонтом, а рядом со мной по дороге, осторожно, чтобы не обрызгать, едва тащился черный Ауди. Его хозяин жег меня недовольным взором, но, сжав зубы, переносил издевательские сигналы других водителей, обгонявших спортивный автомобильчик, созданный для бешеной скорости.
Потом, когда пришел автобус, то все его немногочисленные пассажиры с изумлением наблюдали, как за зеленобокой «гусеницей», едва помещавшейся на узких улочках поселка, следует крошечная красивая машинка, притормаживая на каждой остановке. Я смотрела в заднее стекло, разглядывая Филиппа, и ехидно скалилась, когда он закатывал глаза и тяжело вздыхал. Потом в голове сами собой всплыли самые сокровенные моменты прошедшей ночи, и по изогнувшейся брови парня и самодовольной ухмылке стало понятно, что помимо своей воли, он ухватил парочку особенно сладких картинок.
Похоже, многое изменилось внутри меня, если в моей голове появились не только вспышки и образы будущего, но и свежие воспоминания, по словам Филиппа оборванные в момент аварии.
Когда я вышла из автобуса у станции метро, спрятавшись под зонтом, то парень притормозил, открыв окошко.
– Встретимся у подъезда. – Предложила я.
– Ты не замерзла? – Буркнул он, похоже, поездка на скорости улитки, довела его до нервного тика.
Я нагнулась и чмокнула Филиппа в сжатые губы, стараясь не ухмыляться слишком широко. Его дурное настроение отчего-то сильно веселило меня. Через секунду он нажал на педаль газа, и мотор взревел. Ауди сорвался с места, вливаясь в поток автомобилей.
Влюблены? Возможно. Счастье, плескавшееся в душе, давившее изнутри на ребра, отметало сомнения. Нам с Филиппом придется долго узнавать друг друга, приноравливаться, учиться быть вместе. Разве это не прекрасно?
Когда я, наконец, добралась до дома, то парень уже ждал меня. Увидев мою худенькую замерзшую фигурку, стоически боровшуюся с порывами ветра, желавшего утащить меня вместе с зонтом, как легендарную Мери Поппинс, он покачал головой и вышел из машины.
– Еще одной подобной поездки я не переживу. – Признался он, когда мы поднимались в лифте. – Слушай, есть врачи…
– Фил, – сокращенно его имя звучало по-домашнему просто, – мне не помогли два психиатра.
– Ты обращалась? – Кисло спросил он.
– Я живу с обоими в одной квартире.
– Ну, я вообще-то говорил о врачах, которые фобии лечат заговорами. Кошку у нас, помнится, лечили от боязни сцены.
– Кошка – это не животное, а Елизавета? – Уточнила я.
– Угу. – Подтвердил Филипп. – Она великолепна, настоящая стерва и притворщица. Из нее должна была выйти гениальная актриса. Собственно, что и случилось.
Мы вышли на моей лестничной площадке, я подергала ручку, но дверь оказалась надежно заперта.
– Открывай. – Кивнула я. – Ключей у меня нет.
Филипп приложил ладонь к замку, внутри щелкнула пружинка, и он толкнул дверь, пропуская меня вперед. В прихожей валялся сломанный деревянный косяк, из стены сиротливо торчали гвозди и утеплитель.
– Ты чего не проходишь? – Удивилась я, когда увидела, что Филипп по-прежнему стоит в подъезде и, скрестив руки на груди, внимательно изучает меня.
– Я не могу. – Сдержано отозвался он.
– Как понять, ты не можешь?
– Это твой дом, – развел он руками. – Злые феи не могут войти без приглашения хозяев.
– То есть, – издевательски улыбнулась я, – если бы вчера я не сморозила глупость и не позвала тебя, ты бы так и остался стоять в коридоре?
Филипп обреченно кивнул, мне стало еще веселее.
– Когда я туда все-таки попаду, – он ткнул пальцем в квартиру, – то ты пожалеешь о каждой ехидной улыбочке.
– Мне так любопытно, что, пожалуй, проходи. – Милостиво позволила я.
Он спокойно вошел, качая головой. Закрыл дверь, снял пальто и по-хозяйски повесил его в шкаф. Пока я, помня о завтрашнем возвращении родителей, размораживала в микроволновке курицу, чтобы приготовить ужин, Филипп приделал на место оторванный накануне косяк, всего лишь щелкнув пальцами. Потом рядом со мной из кухни в гостиную, где работал телевизор, пролетели стакан с водой и шоколадка. Сам собой, напугав меня до смерти, открылся холодильник, и вылетела яркая жестяная баночка с содовой. С гулко бьющимся от испуга сердцем, я перехватила ее и направилась в зал, собираясь устроить Филиппу головомойку.
Он развалился на диване и с упоением читал мой подростковый дневник, в детские годы бережно хранимый от родителей под ковром спальни. На полу валялись мои старые фотоальбомы, диски с классической музыкой, которые раньше постоянно звучали в нашем доме. На экране включенного ноутбука светилась общая фотография моих погибших друзей, где Дима прижимал меня к себе, положив на мою рыжую макушку подбородок. Похоже, Филипп изучал мое прошлое, как родители изучали настоящее – пристально и с пристрастием.
– Что ты делаешь? – Возмутилась я.
Парень медленно поднял голову, и мотнул пальцем. Банка с газировкой вырвалась из моих рук, бросаясь к нему, словно преданная собака к хозяину.
– Ты читаешь мой дневник!
– Ну, да. – Филипп недоуменно пожал плечами, сжимая напиток. Железное кольцо на банке открылось само собой, с шипением выпуская газ. – Ты же запретила мне копаться в твоих воспоминаниях, а как я узнаю, что у тебя происходило раньше.
– Отлично. Чувствуй себя, как дома. – Буркнула я недовольно и убралась обратно, торопясь спасти от обугливания подгоревший лук.
Филипп появился на кухне и тут же уселся на стул. Щелкнув пальцами, он зажег свет. Потом, подумав, щелкнул еще разок, и загудел, включившись, электрический чайник. Резко отворилась дверца полочки, где стояли чашки, я едва успела пригнуться, и одна, пролетев над моей головой, звякнула о стол. Потом в воздухе проплыла пачка с чайными пакетиками, открывая бумажную крышку уже на ходу.
– Хватит! – Возмутилась я, схватив коробочку. – Не порть себе аппетит, сейчас есть будем.
Курица испускала соблазнительные ароматы из духовки. На плите довольно бурлили картофелины.
– Только сделай пюре. – Капризно попросил Филипп, не отрываясь от изучения страниц, испещренных мелким убористым почерком ребенка. Тогда, не успев испортиться в медицинском институте, буквы выходили гораздо понятнее. – Кто такой Андрей?
– О, – просияла я, – я была в него влюблена в четырнадцать лет.
Парень недовольно сузил глаза, словно сама мысль о моих теплых чувствах к кому-то еще выводила его из себя.
– Но нам было не суждено остаться вместе. – В притворном сожалении заявила я. – Я рыжая, а это в корне противоречило его представлениям о женской красоте.
– Он был идиотом. – Буркнул Филипп. – Они с Павлом раздражают меня больше, чем твой Дима.
– С чего бы? – Я потыкала вилкой мягкие картофелины.
– Они же еще живы.
Я только закатила глаза. Филипп очень странно рассуждал о дружбе, любви и преданности, жизни. Мы действительно росли и взрослели в совершенно разных не похожих мирах.
– Ты порой жесток. – Высказала я вслух свою мысль, с тревогой вглядываясь в красивое дорогое мне лицо.
– Не порой. – Вздохнул он, откладывая дневник.
Когда обед был готов, а мое прошлое разложено по полочкам в соответствии с годами, то в квартире раздался звонок. Филипп щелкнул пальцами, входная дверь, похоже, открылась. Я фыркнула, покачав головой, и выглянула в коридор, все еще держа прихватками, кастрюлю с картошкой. Посреди прихожей, изумленно озираясь в поисках того, кто впустил ее, стояла мамаша, в промокшем пальто и шляпке. Папа затаскивал чемодан, пятясь спиной, как рак. От изумления у меня отвисла челюсть, кастрюля дернулась, но после щелчка пальцев, прозвучавшего почти над ухом, кажется, приросла к рукам. Филипп вышел из кухни, встав за моей спиной.
– Здравствуйте. – Вежливо поздоровался он.
Мамаша кивнула и покосилась на отца. Тот быстро нашелся, в грязных ботинках протопал к нам, поцеловал меня, горящую кумачом, в макушку и протянул руку парню:
– Константин.
– Филипп. – Отозвался тот, отвечая на рукопожатие.
– Вера. – Величественно кивнула мама.
Филипп подошел к мамаше и помог ей снять пальто, доведя родительницу с прилизанными после шляпы волосами до состояния самой счастливой тещи в мире. Все трое вели себя очень естественно и по-семейному, мне показалось, что вокруг происходит комедия абсурда. Убравшись обратно на кухню, я со злостью попыталась поставить кастрюлю на плиту, но ручки вместе с прихватками буквально прилипли к пальцам. Из комнаты доносились голоса, что-то обсуждавшие.
– Филипп! – Позвала я.
– Что случилось? – Он не торопился мне на помощь.
– Кастрюля. – Только и крикнула я, как полная пюре посудина тут же шарахнулась на конфорку, расплескав мятый картофель по плите.
На этом ужине, похоже, только я чувствовала себя партизаном на вражеских редутах. Родители с энтузиазмом обсуждали поездку, и, казалось, Филипп искренне интересовался их психологическим бредом и анализом нелепых ситуаций с моим участием. Он легко притворялся обыкновенно парнем, хотя все равно в его словах и жестах проскальзывала взрослость не характерная возрасту. Только единственный раз он едва не прокололся, когда брал вилку – она неожиданно сама собой подлетела к его пальцам. К счастью, никто из родственничков не заметил секундного чуда.
– Может за знакомство? – Предложил, подмигнув парню, отец, уже хорошенько закусив поджаренной курочкой.
– Папа, – перебила его я, – Филипп за рулем.
– Ну, и отлично. – Папаша уже лез в полку за бутылкой с коньяком. – Хотя бы кто-то из нашей семьи не боится садиться в автомобиль.
– Ему ехать! – Почти отчаянно пояснила я, глядя, как отец расставляет на столе три рюмочки.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |