В тот день многие услышали немало новых даже для офицеров фразеологических оборотов, касающихся различных аспектов сексуальной жизни Зелёного и его родственников до пятого поколения.
6. Багира
Танк влетел на территорию галопом. К шлее был привязан Зелёный. Точнее, не Зелёный, а руль его велосипеда.
А Зелёный расслабился. Отрабатывать поводком стал вяло и нечётко. Может, устал. Вообще, Танк чувствовал спинным мозгом, когда можно борзеть, а когда не стоит. С Зелёным Танк продолжал борзеть всякий раз, когда ему этого хотелось или когда были на то причины. Танку надоела сегодняшняя прогулка рысью, он хотел откопать свою косточку, которая набирала вкусный душок, прикопанная недалеко от вольера. Но это потом. Первым делом ему срочно нужно выяснить, что это за незнакомая машина проехала через КПП, и что это за силуэт чёрной собаки виднеется на плацу. Поэтому когда прозвучала команда «Домой», он пошёл галопом.
Багира приехала полчаса назад и стояла метрах в десяти от машины, рядом с Кузьмичом и каким-то парнем с видом ботаника. Рывок Танка в сторону новой для Территории собаки был быстрым, резким и мощным. Он ушёл под углом градусов в 45 от направления движения. А поскольку его не сдержали, сразу же увеличил скорость. Увеличил так, как увеличивает скорость хорошая машина с мощным двигателем. Его 55 килограммов мяса без жира на хороших костях на дистанции в пять метров разгонялось очень и очень хорошо. Зелёный, сидящий на хорошем велосипеде, помехой для того ускорения быть не мог в принципе. Стажёр-велосипедист понял, что остановить велосипед не может потому, что тот привязан рулём к летящему во весь опор Танку, и направление его движения чётко и безальтернативно пересекается со стоящей машиной. Оставался лишь один вариант благополучного для него, Зелёного, заезда. Десантироваться! Он вообще умел принимать правильные решения, особенно если имел дело с Танком. Блин, почему не прикрепили его к другой собаке, более спокойной… Например, к старику Джафару? Жил бы, не тужил. А с этим упрямым мудозвоном постоянно приходится быть начеку. Десантирование прошло нормально, приземление тоже вышло нормальным, смягчённое мягкой точкой организма. Освобождённый от бремени веса Зелёного велосипед рванул вперёд и влетел в бампер машины, на которой приехал мужик с видом ботаника и Багира. Привязанный за шестиметровый маршевый поводок лёгкий горный велосипед при смягчённом хорошим амортизатором переднего колеса столкновении с преградой в виде бампера машины взмыл в небо как воздушный змей. Хотя, конечно, скорее не как воздушный змей, а всё же как горный велосипед, который решил заняться воздушной акробатикой. Привязанный к Танку, в ходе набора высоты он сделал два переворота вокруг руля, при этом блеснув в небе яркой рамой и хромированным рулем. Танк несся вперед с явным намерением вступить в переговоры с четвероногим незнакомцем (или незнакомкой) посредством поз, вздыбленной шерсти и ферромонов. Движимый мощным накачанным телом ротвейлера, велосипед, превращающийся на глазах в предмет, способный нанести нешуточный вред стоящим на глиссаде людям, летел, кувыркаясь, на Кузьмича и Ботаника. Кузьмич сориентировался быстро и голосом, способным остановить в жилах кровь, скомандовал:
– СТОЯАААТЬ!
Танк команду выполнил сразу, несмотря на то, что при этом слегка стёр подушечки лап. Ситуация смягчилась: Танк стоял как вкопанный, а велосипед описывал правильный круг радиусом в шесть метров маршевого поводка с центром в скобе в шлее Танка. Ботаник смотрел на летящий в них велосипед разинув рот, а Кузьмич пытался просчитать траекторию полёта велосипеда, чтобы понять: нужно ли броском выносить своего собеседника с места, на котором они стоят.
Велосипед не долетел. Он столкнулся с землёй в метре-двух от стоящих и развалился на части. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: скорее всего, починить его уже не дано. Рама раскололась. Хоть и карбоновая, и безумно дорогая, но удара об бетонный плац выдержать не смогла.
Кузьмич в полной тишине смотрел молча на мёртвое тело велосипеда своей мечты около минуты.
Потом его взгляд, не обещавший абсолютно ничего хорошего, медленно нацелился на Зелёного. Качнувшись влево-вправо и прокачав ситуацию, Зелёный, вероятно, сделал вывод, что танковая система автоматического наведения каким-то неведомым образом внезапно активировалась где-то в черепной коробке зама по боевой и, если проводить аналогии с Танком, то увиливать смысла нет никакого, всё равно система наведения осечки не даст. Успокоил себя тем, что если будут бить, то это полный трындец, и можно даже не сопротивляться и бегством не спасаться. Гипервентиляцию лёгких путём их прокачки Кузьмич делал еще полминуты. Его фраза со смыслом «Я тебя сколько раз предупреждал, чтобы ты Чико к велосипеду не привязывал?» была изысканно украшена самыми витиеватыми кружевами великого русского матерного.
Зелёному ответить было нечем. Да он и не пытался. Таким Кузьмича он не видел ни разу, поэтому инстинкт самосохранения подсказал ему, что лучше рот не открывать вообще.
Танк смотрел на неё.
Он отвёл голову назад, чтобы казаться ещё крупнее. Линия его спины стала идеально ровной, а задние лапы находились в идеальной выставочной стойке. На морде можно было пересчитать абсолютно все морщины, а уши аккуратно сложились на затылке. Выражение морды было как у подсосного щенка, вдоволь насосавшегося материнского молока. Достаточно глупое для Танка выражение. Такой красивой суки он не видел никогда. Даже на той единственной выставке, где побывал.
А она смотрела на него. Её звали Багира. Чёрная как сажа. С большими влажными чёрными глазами и длинными ресницами. Изящная, сильная, с короткой поясницей и длинными крепкими ногами. У неё была не такая тяжёлая голова и не такая широкая морда, как у Танка, но при этом сомнений в том, что эта красивая стерва не сможет в прыжке вырвать кусок мяса из подходящего места собаки или человека, не возникало. Причём Танк по своей внутренней классификации этой мегере поставил бы пять баллов, если бы умел считать. Но считать он не умел, поэтому на всякий случай для себя отметил, что лучше с ней быть начеку. А то того и гляди кусок ляжки на лету оттяпает и не поморщится. Сказать, что она была красавицей – не сказать ничего. Бывают же такие… Сильное тело, длинные задние лапы с шикарными углами. Глаза большие, весёлые и смелые. А шерсть… О, что за шерсть! Она лоснилась и играла на солнце как местный шёлковый халат.
Танк стоял как вкопанный и пялился на неё. Если бы сейчас ему разрешили забраться внутрь холодильника на кухне или даже предложили целый мешок маленьких свежих рыбёшек-тюлек, он бы и не подумал сдвинуться с места. Он стоял и смотрел. И хотя пахнул он правильно, как серьёзный настоящий охотник, забивающий свой собачий запах путём втирания в шею тухлятины (отвратительная по человеческим меркам привычка, от которой отучить Танка не могли никак), и поза была правильной, и хвост торчал настороженной свечкой, и всё вроде бы отлично, но почувствовал он, поймал себя на мысли, что сердце стучит так быстро, как не стучало никогда, и в глазах появляется какой-то странный предательский туман.
Кузьмич отстегнул от шлеи поводок и негрубо шлёпнул по холке застывшего пса:
– Танк, это Багира. Поживёт у нас немного.
7. Пеленгас
Пеленгас подошёл как обычно: очень тихо, почти бесшумно.
Он вообще умел ходить так, что его не было слышно, заметно, видно. Охотник, бабушку его…
Танк лежал на дощатом полу своего вольера. Грыз вчерашнюю кость, которая на жаре успела нагулять душок. Грыз аппетитно, самозабвенно. Он всё делал с усердием, аппетитом и самозабвением. И сейчас сильные, не пожелтевшие от времени резцы снимали слои вонючего мяса с кости и с хрустом отгрызали куски хрящевой мягкой ткани с того места, что когда-то было коровьим суставом. Кость он держал передними лапами и грыз, зажмурившись от удовольствия. Любил он, как и многие собаки, мясо не свежее, а дурно, по человеческим меркам, пахнущее. Да, случались от такого мяса расстройства желудка, но он ничего не мог противопоставить многовековым инстинктам предков. И вообще, поедать дурнопахнущее мясо полезно и хорошо, и переваривать его легче. Оно же становится мягче и вкуснее, и ничего тут не поделаешь.
Хотя в вольере стояло довольно сильное амбрэ, запах полудикого кота Пеленгаса он почуял издалека. Хотя тот шёл на мягких лапах, Танк знал, что котяра подошёл близко к сетке вольера, но не стал отвлекаться от самого любимого своего (пищевик он пищевик и есть) занятия и тем более удостаивать не очень-то уважаемого жителя заставы поворотом головы.
Пеленгас – непонятной породы большой кот (таких здесь, в общем-то, не водится. А может и водится, но Танку не попадались) – появился однажды с воплями и криками, убегая от шоблы местных полудиких собак. Что и где он с ними не поделил, история этих краёв умалчивает, но само по себе явление было необычным. Очень необычным. К заставе живность не подходила. Точнее, не подходила последние несколько лет. Видимо, не зря Танк очень старательно метил территорию. Да и не один Танк. На заставе ещё шесть собак. И большинство их них нрава далеко не мягкого. С местными псами из не очень близкого селения отношения выяснены давно. И, в общем-то, никто на территорию заставы покуситься не смел. Диких собак в этих краях было мало. Не жили они подолгу. Условия тяжёлые, зимой или от голода погибали, или волки с барсами добавляли их в свой рацион. Выживали маленькие, плотно сколоченные группы, в основном инбредные. Стычка с такой группой не могла принести ничего хорошего. Дикие – они и есть дикие. Особая мерзость этих животных в том, что поодиночке они обычно раболепны и заискивающи, но крепко сколоченной шоблой безжалостны и очень жестоки. Им перегрызть связки на голени даже такому громиле как Танк – проще простого. А уж на обездвиженного навалятся сворой и порвут в клочья. Временами кто-то из одиночек пытался прижиться вблизи заставы, привлечённый возможностью что-то урвать и сожрать. Кого-то из ненаглых пускали поклянчить чего-нибудь, но особенного им от людей ничего не перепадало, так что исчезали они быстро. Именно поэтому Танк, будучи тогда в свободном выгуле, даже опешил слегка, когда на горизонте появился орущий Пеленгас, бегущий прямо на него, на Танка! За котом полным ходом ломилась свора диких псов. Он вообще не очень-то любил, когда происходило что-то, выходящее за рамки сложившегося распорядка и устава внутренней службы. А тут такое… Кот промчался мимо него в нескольких метрах (не побоялся, гад), и Танк оказался между котом и шоблой диких. Пауза ничего хорошего не предвещала. Вообще то Танк готов к драке всегда. Не нужно ему на драку настраиваться. Как и большинство ротвейлеров, он не предупреждает о том, что будет сейчас рвать. Не брешет никогда, так как не его это дело – пустой шум создавать и пугать кого-то. Обычно берёт сразу жёстко и по месту. Излюбленная тактика его – прикусить по месту и изо всех сил сжать челюсти. Поскольку голова крупная (значит, мышцы длинные), а морда короткая (значит, рычаг короткий), челюсти у Танка такие, что любую кость у человека раскусит, не то что у собаки. Бой с несколькими противниками он тоже вести умеет: научился здесь, на заставе, когда по молодости завоевывал свой статус.
Дикие тоже не целоваться с котом бежали так усердно. Поэтому когда на их пути появился исполин по местным меркам – чёрный, немолодой и матёрый, возникла пауза, прямо-таки театральная. Танк стоял чётко на границе выгула. Отходить и пропускать в свои владения он не собирался никого. Вообще никого. За ним был его вольер, его холодильник, из которого Хохол доставал и отрезал кусочек сала, его Хозяин, его член стаи Зелёный, благоразумно намотавший поводок с тяжелым карабином на руку (так что получился кистень), и его Территория, меченная-перемеченная… А тут шобла диких… Как же их пропустить? Пропустить нельзя. Даже если они (вроде как и дальние, но всё же родственники) догоняют существо, которое, по собачьим меркам, жить вовсе не достойно. Всё равно нельзя, потому что главный здесь он, а если будут ходить и бегать всякие, то он перестанет быть главным.
Дикие границу пересекать не спешили. Остановились, ситуацию оценивая. Для пущей наглядности своих намерений Танк встал на кончики пальцев, поднял шерсть на холке, уши сдвинул до предела вперёд (нельзя их поджимать в такой ситуации. Чего-чего, а уважения он проявлять не собирался). И отвёл голову назад. Эту позу Кузьмич называл «бычка». Угрозная поза, одним словом. После таких манипуляций с внешностью он зримо становился ещё крупнее и ещё страшнее. Так делают все собаки. Например, афганские овчарки (видел здесь парочку таких местных) взбивают свою длинную шерсть и становятся похожими на воздушный шарик. А у него, ротвейлера, шерсть короткая, поднять несложно, вот и поднимает он её от холки до хвоста отрезанного. Ситуацию оценил и почувствовал свой же подленький запах страха. Принюхался. Нет не запах, скорее запашок, далеко не разлетелся, при нём остался. Танк – пёс упёртый, но не отмороженный, бояться умеет и иногда пахнет страхом, за что, в общем-то, себя уважать не перестаёт. Не рычал, просто ждал. Ждал неверного, нервного или азартного движения одного из гостей вперёд, за ту черту, где начинаются ЕГО владения. Тогда у него будут все права устроить им взбучку, очень качественную взбучку. Вытянул вперёд шею, принюхался. Шобла пахла злостью, тупой злостью, смешанной со страхом. Их страх долетел до Танка и стало всё понятно: злая она, эта свора, и даже духовитая, но не пойдёт она в лобовую. Напугал их большой чёрный пёс.
В общем, тогда драки не было. Не состоялась драка. Не пошли пришлые на него, а Танк не пошёл на них. Нет, не потому, что их было много. Конечно, нет. Дело было в том, что они стояли не на его, Танка, территории, а значит, биться с ними было не за что. Зелёный очень благоразумно не вмешался, окликать не стал и между ними не влез. Постояли. Танк для пущей наглядности поурчал и повернулся чуток, чтобы его в профиль оценили. Дикие оценили. И ушли на высотку. Они там потом два дня кота караулили, только он, сволочь хитрая, выходить за Танка метки не стал. Так и остался на заставе. В общем-то, вёл себя грамотно. На рожон не лез. Всё больше по крышам передвигался. Зато крыс распугал всех, поэтому к нему на заставе даже с симпатией отнеслись: поставили миску на перила курилки и подкладывали туда иногда мяса кусок или ещё чего, Танк не заглядывал и не проверял, хотя если на задние лапы встать, то дотянулся бы. Дали кличку коту – Пеленгас. Так хитрый гад и остался жить на заставе.
Он подошёл, потянулся так, как умеют потягиваться только кошки, и улёгся удобно, с видом углубившегося в думы философа. В общем, пофигистично выглядел.
Странная тварь этот Пеленгас (кстати, почему его так прозвали, никто не помнит или не знает. Прицепилось: Пеленгас да Пеленгас), ведь лежит недалеко и смотрит нагло. Танк не обернулся и не посмотрел в ответ, всё равно был уверен, что, скорее всего, по меркам Танковым, собачьим, смотрел этот, из рода кошачьих, нагло, призажмуривши глаза и сложивши лапы. Ну точно как сам Танк, смакующий душистую косточку. И, в общем-то, несмотря на то, что немолод Танк уже, прыти в его натренированном теле хватило бы, чтобы в один прекрасный день рывком догнать наглеца, стукнуть по темечку клыком. Да стукнуть вдумчиво, в район уха, так, чтобы отлетела независимая и никчёмная душонка в кошачий рай. Но, странное дело, не сделал этого Танк до сих пор, хоть и напрашивалась на неприятности эта тварюка наглая хвостатая чуть не каждый день. Наверное, не сделал потому, что в этом мире всё сбалансировано должно быть. Да, да, да, с б а л а н с и р о в а н о. Об этом Танк подумал как-то раз, когда грыз косточку и наслаждался жизнью. Вообще-то, по меркам человеческим, не может собака думать. Но неведомо людям (наверное, потому, что собаки не могут разговаривать), что в головах собак кроме инстинктов и рефлексов еще бывают мысли, и мысли даже философские. Впрочем, некоторые из людей, однажды заглянувших в глаза собаке, которая размышляла в это время о чём-то своём, ловили себя на мысли, что в этом взгляде есть ещё что-то кроме инстинктов и рефлексов, и даже кроме чувств и ощущений. И вроде бы знает собака что-то такое, что ей знать не положено… Только человек устроен так, что никогда не признает того, что он не единственный на этой земле, кто умеет думать. А собакам признание и не нужно, да и мысли у них не меркантильные, поэтому никто никому ничего не доказывает. Мысли у них вообще не такие, как у человека. Не думают они о материальном, о том, что конкретно сейчас нужно сделать, чтобы обеспечить себе пропитание, успех или славу. О том, что завтра опять нужно идти и служить. Или о том, что послезавтра в холодильнике у Хохла закончится сало, которое ему, Танку, причитается после комитета по торжественной встрече. Или о том, что он из очередного комитета может не вернуться. Нет, не думают они так конкретно. Непонятно они вообще думают. Но то, что они думать могут, это уж точно. Вот тогда однажды Танк и подумал, что этот кот нужен на земле для того, чтобы просто быть. Быть в противовес Танку, для равновесия. Живёт он вовсе не тем, чем Танк, а совсем другим. И хозяин ему не нужен. И радость он выражает, когда хвост свечкой поднимает, а не как все собаки, вилянием. И вообще, радуется ли он когда-нибудь, непонятно. И жизнь свою прожигает в ничегонеделании, в то время как Танк – один из самых счастливых псов, и состоит при хозяине достойном, при службе серьёзной, весь обычно в делах и заботах по охране территории и в походах всяких непростых. Наверное, каждому псу, серьёзному как он, положено иметь в жизни такого антипода. Просто чтобы был. Чтобы всё уравновешено было и по распорядку, чётко и понятно. Наверное, что-то подобное подумалось ему тогда, когда за котярой местные собаки гнались, и Пеленгаса именно поэтому потянуло к Танку, ведь не побоялся же мимо промчаться. И сейчас всё ближе крутится. Может, и не дразнится он вовсе, а наоборот, место безопасное ищет, и нужен ему Танк для равновесия и уюта, потому, что так задумано природой? Ведь не зря противоположности притягиваются… А ещё они от котов отличаются тем, что не могут жить в одиночку. Нужно служить кому-то. Нужно, чтобы рядом был кто-то, достойный того, чтобы ему служить.
А вообще, если бы Танк уподобился этому котяре и ушёл бы на хлеба вольные, без хозяина… С его-то выучкой и силушкой… Как кот, который живёт сам по себе и ничего его не держит и ничто не привязывает, команд никто не даёт и никто над ним не управствует… Катался бы как сыр в масле. И территория была бы своя (в чём сомневаться не приходится), и самка была бы (а может и несколько), стая была бы, в которой стал бы он вожаком мудрым, сильным и авторитетным. Местных красных волков потеснили бы, да и барсов (которых немного, но всё же есть) тоже подвинули бы… Так ведь нет, сидит Танк в клетке, которую называют вольером, и думать не думает о хлебах вольных и жизни самостоятельной… Нужен ему Кузьмич, не может он без него. Важно ему себя чувствовать частью человека, понимать, что есть у него Вожак, сильный и достойный, который и решение мудрое принять может, и повести туда, куда идти правильно, понимать, что Вожак о нём думает и заботится, и не просто так важничает, а на самом деле стоит того, чтобы быть главным. Нужно ему понимать, что он важную роль в чьей-то жизни играет и что готов он ради этой нужности голову в ошейник засовывать и ходить по комитетам и слушать напевы Кузьмича в свои усы про то, что «И пусть удача за нас, мы уберём их на раз…», и при этом лапы разбивать о камни, за чужими гнаться, а иногда, от выстрела зигзагом уходя, атаковать жёстко и страшно… А главное, закрывать подход к Кузьмичу «с урэза». Чтобы ни одна тварь не подошла неудобно сзади, когда Кузьмич делает ВАЖНОЕ, важное для него. Тогда, когда он так же, как и Танк, защищает спину кого-то. Кого-то другого, возможно и не знакомого ему парня. Главное – это, и делает он это и делать будет всегда. Потому что не может он без этого человека, хоть и упрямится иногда по мелочам, и даже ворчит, когда понимает, что поворчать можно, что это не мешает тому делу, которое они делают вместе, без которого не может он, Танк, жить, да и Вожак его тоже не может. Счастлив оттого, что у них это дело есть, и этим делом они оба сильны, потому что на диванах расслабленно не валяются. Нужно ему, чтобы Кузьмич напевал свою песенку «Остались только мы на растерзание-Е-Е-Е … Парочка простых и молодых ребят…», когда проходит группа, а они с Кузьмичом лежат с винтовкой на чужой земле и ждут своей очереди, чтобы тоже уйти. Нет для собаки ничего страшнее, чем оказаться ненужной никому. Наверное, и Кузьмичу тоже невозможно оказаться ненужным, а то давно бы уехал пчёл разводить, о чём не раз в сердцах говорил.
Видимо, правильно кто-то сказал: «Когда древний человек надел на древнюю собаку ошейник, он сделал её несвободной, но счастливой». Потому что в противном случае собака собакой не будет. Будет кем-то или чем-то другим, но уже не собакой. А тем более умница и труженик самостоятельный ротвейлер не будет им, умничкой-ротвейлером. Будет он зверюгой лютой и страшной, а это для умнички-ротвейлера уже не жизнь…
8. Комитет по торжественной встрече
С Кузьмичом за реку они ходили не очень часто. Ходили вброд или переплывали, положив поклажу на надувной плот. Ходили вдвоём. Не весёлые, не куражистые, Кузьмич не бросал апорт (который, впрочем, Танк не любил приносить и во время выгула). Ходили тихие, молчаливые, собранные, не спеша и прислушиваясь. Только Кузьмич очень тихо бубнил себе под нос:
Там проверка на прочность: бои,
И туманы, и ветры с прибоями.
Сердце путает ритмы свои
И стучит с перебоями.
Там – чужие слова,
Там – дурная молва,
Там ненужные встречи случаются.
Там сгорела, пожухла трава.
И следы не читаются
В темноте.
Там и звуки, и краски не те.
Только мне выбирать не приходится.
Очень нужен я там, в темноте.
Ничего, распогодится…
Танк носил воду и еду. Еды – четыре банки тушёнки говяжей и пачка галет. Тушёнку он не очень любил и, в общем-то, поменял бы не задумываясь две причитающиеся ему банки на два куска сала из холодильника Хохла. Сало всегда очень нежно таяло на языке, разливаясь благодатью по пасти, глотке и желудку. Сало Танк никогда не глотал сразу, даже не смаковал, но держал на языке до почти полного рассасывания и наслаждался. Кузьмич подтрунивал над его задумчиво сосредоточенной мордой, но даже это не мешало его процессу получения удовольствия от честно заработанного кусочка розового с прожилкой счастья. Вообще, о кусочке сала на языке Танк мечтал часто, но из-за того что жирные, ему они перепадали редко и в дозах малых, обычно после походов. Кроме не очень любимой, но нужной и важной тушёнки честно пёр на горбу два курдюка воды. Вода вообще ключевой момент. Если воды нет, то дела плохи:
Сначала падает уровень натрия. Это такой межклеточный ион.
Потом, по законам электрохимия, из-за падения концентрации натрия снаружи начинает выходить из клетки калий. Это приводит к тому, что останавливается клеточное дыхание (цикл Кребса) – то, которое обеспечивает синтез главного макроэрга – АТФ из глюкозы.
Вслед начинает уходить хлор. В итоге нарушается синтез соляной кислоты в ЖКТ.
Затем уходит кальций. В итоге нарушается возбудимость нервной системы и сократимость мышечных тканей (сердца в первую очередь).
Приходит кирдык.
Чтобы кирдык не пришёл раньше положенного, у обычной рейдовой микрогруппы (человек плюс собака) имелась в запасе вода, во вьюке.
Собаки хоть и не вьючные животные, но их приспособили к вьюкам ещё в старые времена. Конечно, собака в силу строения тела не может носить такой вес, как, например, ишак. Но разумные нагрузки переносит спокойно и без последствий. Вообще, это удобно. На спину набрасывается попона, в большие карманы которой укладывают груз. У Танка вьюк был такой же камуфлированный, как и маскировочный халат Кузьмича. В карманах вьюка он нёс два курдюка с водой. Этой воды им двоим хватало на двое суток.
Танк выполнял дозор. Всякий раз, когда он покидал свою родную меченную-перемеченную территорию, он менялся. Менялся кардинально. Из разболтанного и вальяжного хозяина территории он превращался в сконцентрированного настороженного хищника, который доверяет только своему нюху и своему слуху и, конечно же, предупредит Хозяина голосом в случае, если учует чужого или чужих.
Кузьмич нёс свой груз. Нёс сложенную и зачехлённую крупнокалиберную снайперскую винтовку ОСВ-96, боезапас к ней, собственный боекомплект, в который входил компактный АКУ, шесть рожков по тридцать патронов (иногда подкладывал ещё два-три рожка Танку во вьюк), сапёрная лопата, американский нож и большой маскировочный костюм. Бронежилет не надевал. Он придерживался мнения, что лучше взять с собой побольше боезапаса, чем бронежилет. Итого в среднем выходило больше 20 кг веса. Одна только винтовка весила около 13 кг и в сложенном состоянии была длиной больше метра. Злая, страшная винтовка. Питается от коробчатого магазина на 10 патронов калибром 12,7 мм. Патроны пулемётные, не самые лучшие для снайперской стрельбы, поэтому Кузьмич всегда подолгу отбирал те, которые возьмёт с собой. После этого он пахнул оружейной смазкой, а Танк понимал, что скоро им опять идти на чужую территорию. Кузьмич это называл «Мы в комитете по торжественной встрече».
Обычно ставилась одна простая задача: скрытно пройти вглубь территории сопредельного государства и обеспечить (в случае необходимости) огневое прикрытие группе, которая так же скрытно на эту территорию попала и скрытно её покидает. Другими словами – пройти, залечь в нужном месте и, прилипнув к двенадцатикратному оптическому прицелу крупнокалиберной снайперской винтовки, ждать появления группы. При плохом варианте – прикрыть прохождение группы огнём. Винтовка сильная и злая. Нормальная дистанция для прицельной стрельбы – до 1800 м. Патрон очень тяжёлый и, хотя точность попадания лежит в диапазоне 30-40 см, попадание в любую часть тела выводит противника из строя. Можно уверенно работать по противнику, оставаясь вне зоны поражения из стрелкового оружия. Можно использовать и для выведения из строя легкой техники.
Кузьмич ходил в нестандартной для армии экипировке, документов с собой не брал, а с Танка вообще спрос невелик. Конечно, при совсем плохом раскладе абсолютно славянская внешность не оставляла сомнений о принадлежности его, Кузьмича, определенной стране (да и в лицо его знали многие), но формально предъявить никому ничего нельзя, поэтому вдумчивого наезда на российских пограничников, охраняющих рубежи дружеского государства, не будет.
Кроме того, что несёт воду, Танк ещё работает «спиной», прикрывает Кузьмича сзади. Он должен лежать очень тихо и смотреть в противоположную сторону. Типичная команда «Охранять», но только с предупреждением голосом в случае появления кого-то живого в пределах видимости. Любой ротвейлер на незнакомой территории утроится относительно своего вожака так, чтобы смотреть в другую сторону. У Танка этот инстинкт подкреплён приобретённым рефлексом. Он всегда смотрит в противоположную сторону, если Кузьмич лежит или сидит. Всегда. И смотрит зорко, и в атаку сорвётся не задумываясь. У него на ошейнике закреплена портативная рация, и рык будет слышен в гарнитурном телефонном комплексе стрелка. Обычным способом предупредить Кузьмича Танк не может. Точнее, он-то может, конечно, только Кузьмич его не услышит: от выстрелов винтовки закладывает уши, поэтому Кузьмич работает через рацию, а Танк для него становится ушами и глазами, которые слышат и смотрят в противоположном направлении.
Группы ходили не регулярно и не очень часто. Встречали их тоже не всякий раз. В большинстве случаев они возвращались сами. А если приходилось встречать, то в разных точках. Для малых разведывательно-диверсионных групп в случае осложнения нелегального выхода с чужой территории Кузьмич со своей злой дальнобойной винтовкой мог оказаться той самой соломинкой, которая иногда спасает жизнь. Поэтому он получал приказ и шёл. Шёл туда, где есть только он и Танк, и рассчитывать можно только на себя и надёжность своей собаки. Туда, где никто ему не поможет, кроме затёртого «калаша» и ворчливого седомордого грубияна-ротвейлера.
Р а б о т а л и они всего 8 раз из 96 рейдов. А 88 раз лежали часами в камнях и почти не шевелились. Это самое сложное: лежать и ждать, ждать и находиться в боевой готовности. Ждать, несмотря на то, что затекли ноги и лапы и хочется размяться. Ждать, несмотря на холодный скальный грунт и очень жаркое солнце.
Пёс находится в постоянно настороженном состоянии и при этом не возбуждён. Это то, что хорошо умеет делать ротвейлер. Танк делает это хорошо. Кузьмич тоже. Его научили этому давно, ещё в другой стране. В большой сильной стране, в которой не скупились тратить деньги на армию и выращивание профессионалов. Учили хорошо, учителя были серьёзные. Потому Кузьмич тоже умеет многое, очень многое. Например, быть незаметным. Быть настороженным, но не возбуждённым.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |