Собака.
Поцелуй мать. Дворне привет. Утреннее письмо сама отвезла на вокзал прямо в почтовый вагон.
267. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
Телеграмма
[15сентября 1901 г. Севастополь]
Понедельник. Антонио
268. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
26 окт. [1901 г.] Тула
Милая дуся, здравствуй! Сейчас в Туле съел порцию белуги -- за твое здоровье, а теперь от нечего делать ем мармелад. Всю дорогу от Москвы до Тулы у меня сидел С.1, и мы вели беседу.
Не скучай, веди себя хорошо и пиши своему мужу. Я не со всеми простился в театре, извинись, моя радость, скажи, что это оттого, что я торопился, и попроси, чтоб не сердились очень.
Крепко целую и жму руку. Кланяюсь Маше.
Твой Тотоша
269. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
26-ое окт. ночь [1901 г. Москва]
Милый мой дусик, где ты теперь? Я тебя все время вижу сидящим в голубом купе с зеркалом, с милым, мягким лицом и твоей блуждающей улыбкой, которую я так люблю, и с твоими любящими, ласковыми глазами. И сейчас играла 4-ый акт1, и когда стояла у столба и слушала музыку, -- у меня текли слезы неудержимо, и я все видела тебя и не помню, как говорила последние слова; а когда закрылся занавес, я разрыдалась, меня подхватили и утащили в уборную, т.ч. и на вызовы я не выходила. Я не могла сдержаться. Мучили меня, дергали, хотели раздеть и за доктором, дураки, послали. Я его конечно не пустила. Сейчас вернулась и нигде не вижу моего Антонку. Все чисто, прилизано, нет литературного беспорядка -- и скучно. И Маши нет еще. Она кутит. Постель твою я не убрала -- не могла. Буду думать, что ты еще здесь, рядом со мной. Тихо кругом и шуметь можно, никого не разбудишь...
Утром на вокзале, после ухода поезда, меня поймал Сулержицкий (ты рад, что не адъютант2), и доехал со мной до Маросейки. Мне не хотелось вернуться домой, и я заехала к Шлиппе, но нашла там одну только тетку их, поболтала минут 10 и уехала. Дома -- солнце сияло, как будто и радостно, а мне было скучно и непонятно. Все в комнатах было как-то резко и определенно при ярком свете и это было нехорошо. Я поблуждала всюду, постояла, подумала. Начала прибирать комнату, чистить. Всегда легче -- двигаться при таком настроении, работать руками. Все убрала, накрыла на стол, пришла Маша; тут же приехала Лепешкина с князем3, поболтали в передней, потом мы пообедали, потом пришла Ольга Михайлов. моя, потом тетя Лёля, кот. очень поразилась, что ты уже уехал, а потом пришла твоя бывшая жена -- маленькая Малкиелька4. Затем я их всех спровадила и ушла в театр. Мне игралось. Сбор был отличный. Чебутыкин -- Фессинг -- недурен, и сольется с пьесой, думаю, скоро. Он в другом роде, чем Артем.
Робеет только еще. Напишу завтра после "Крамера"5. Буду ждать твоих каракуль, милый мой, дорогой мой, любимый мой. Ты теперь спишь уже верно. Что тебе снится? Все в театре меня утешают и сочувствуют. Целую тебя, Антонка мой, целую любовно, мягко, нежно. Пиши о здоровье, все, все пиши, не бойся, я все понимаю. Как мне хочется прильнуть к тебе.
Твоя собака
270. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
27-ое окт. 2 ч. ночи [1901 г. Москва]
Дорогой мой, родной мой, едущий мой, здравствуй!
Мне тебе так много хочется сказать, что не знаю, откуда начать. Мне хочется изъясниться тебе в любви, говорить о чем-то хорошем, настоящем, хочется жить с тобой какой-то необыкновенной жизнью...
Может, я глупости болтаю.
Где ты, Антонка мой?
Я еще не вполне ясно сознаю, что тебя нет...
Прошел "Крамер"... В зале не чувствовалось большого успеха. По-моему, публика отвратительно слушала, кашляла, сморкалась, шевелилась. По-моему, публика впервые была хоть немного захвачена только сценой отца с сыном во 2-м действии1. Вызовов было мало, а после 3-его много вызывали и после этого настоятельно требовали Станиславского, значит, принимали его опять-таки больше как режиссера, чем как актера. Говорят, после 2-го он пал духом. Я не ходила к нему. Марья Петровна понравилась2. Москвин очень понравился. Вообще пока еще трудно разобраться, напишу завтра. Я сегодня утомлена и разбита после вчерашнего.
Утром сидела у меня Надежда Ивановна, заходил Немирович, узнать о моем здоровье, Володя сидел, потом я уходила к портнихе. Антонка, родной мой, представь -- Немирович прислал мне роль Юлии -- помнишь дочь Широковой, кот. должна была играть Лилина3, и поставил меня в неловкое положение. Лилина просит передышки с неделю, а пьесу репетируют с завтрашнего дня. Я, конечно, отказывалась, а он сказал тогда, что будет играть Шварц, т.е. ничтожество, и перекривил физиономию4. Говорит, что назначит мне дублерку, чтоб не утомлять репетициями. Хитро, правда? Что же мне делать? Капризничать и брыкаться -- мелко. А играть не хочется совсем эту пустопорожнюю роль. Мне все это противно страшно и гнетет меня. Что бы ты мне сказал? Напиши, милый! Я так радовалась быть свободной это время. А теперь если буду занята -- это работа без увлечения, без удовлетворения. Поцелуй меня, милый, покрепче, погорячее. Спасибо за карточку открытую. Завтра, верно, получу? Целую, милый, не тоскуй, люби меня.
Твоя собака
271. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
Севастополь. Воскресенье
[28 октября 1901 г.]
На море сильнейший шторм; говорят, что пароходы проходят мимо Ялты. Еду на почтовых.
Холодновато.
Будь здорова, деточка. Поклонись Маше. Я здоровехонек. Ехал хорошо. Крепко целую и благословляю...
Твой Antoine.
Дома буду ждать писем от тебя. Пиши подробнее.
272. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
28-ое окт. ночь. 1901 [Москва]
Ты уже дома теперь, дусик мой, золотой мой, любовь моя! Рассказываешь верно матери о Москве, о нас. Как тебе? Хорошо? Скверно? Пока, верно, еще неуютно! Комнаты пахнут нежилым, нет кругом твоего милого, поэтического беспорядка, не валяются газеты, журналы. Обрадовались тебе все ужасно -- правда? Устройся поскорее, чтоб тебе было уютно, тепленько. Как погода, как выглядит Могаби, сад, журавли? Пиши мне все, все, дорогой мой.
Я сегодня в возбужденном состоянии -- обедала у наших, за обедом говорили глупости, грохотали так, что у меня все мускулы заболели, и я забыла совсем, что я замужем, а точно в девчонках. Дурачились с Володей, теткой, бабушкой, рассказывали скабрезные анекдоты, но в сущности невинные.
Вставать мне утром не хотелось, устала. Поворачиваюсь, и каждый раз хочу увидеть мою милую белокурую физиономию и с грустью вижу спокойную белую постель. Вспоминаю, как мне было хорошо, тепло в твоих объятиях, как я любила прижиматься к твоему плечу, к твоей щеке...
В 12 ч. пошла в театр, где должна была быть репетиция, чтоб окончательно переговорить с Немировичем. Репетиция не состоялась, т.к. половина не пришла, и сам Вл. Ив. не был. Я пошла пешком с Савицкой, зашла за мамой в Филармонию, хотела с ней идти на дневной концерт, но не нашла ее там и отправилась в Леонтьев. Там меня арестовали; Володя мне пел, сделал, подлец, большие успехи, пели с мамой дуэты, была старуха Галяшкина. Настроение было хорошее, и я всплакнула. Слушала потом чудесное трио (2 ученицы и Володя), болтала по-английски с старухой англичанкой. Жизнь мне казалась легкой и приятной.
В театре говорят о неуспехе, сам пал духом, говорят. Все актеры покашливают Ю la Крамер, и острят, но незлобно. В газетах хвалят Москвина, Лилину. Завтра прочтем рецензии.
Вечер я была в "Царской невесте" в Частной опере, с Машей, с Званцевыми (братом и сестрой1) и женой Грингмута, кот. объявила, что меня знает, но я ее не знаю. Жена Званцева2 пела Любашу и очень мне понравилась. Чудный голос и играет с искоркой. Вот тебе и мой день. Когда мне нравилась музыка -- я думала о тебе, вообще весь день вспоминала тебя. Целую твои глаза, щеки, лоб, губы, обнимаю тебя горячо, а ты меня тоже? Целую, целую и люблю.
Собака
273. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
29 окт. [1901 г. Ялта]
Милая, славная, добрая, умная жена моя, светик мой, здравствуй! Я в Ялте, сижу у себя, и мне так странно! Сегодня были Средины, была женская гимназия1, и я уже совсем, с головой, вошел в свою колею, и пустую и скучную. Ну-с, доехал я весьма благополучно, хотя и не следовало бы в Севастополе нанимать лошадей, так как пароход зашел в Ялту. Впрочем, ехал хорошо, быстро, хотя и было холодно... Здесь застал я не холод, а холодище; в пальто было холодно ехать.
Сейчас придет ко мне по делу Татаринова, и я тороплюсь писать. Мать здорова, говорит, что я мог бы еще пожить в Москве. Средин тоже здоров, или по крайней мере имеет здоровый вид; все время бранил свою невестку.
Дуся моя, ангел, собака моя, голубчик, умоляю тебя, верь, что я тебя люблю, глубоко люблю; не забывай же меня, пиши и думай обо мне почаще. Что бы ни случилось, хотя бы ты вдруг превратилась в старуху, я все-таки любил бы тебя -- за твою душу, за нрав. Пиши мне, песик мой! Береги твое здоровье. Если заболеешь, не дай Бог, то бросай все и приезжай в Ялту, я здесь буду ухаживать за тобой. Не утомляйся, деточка.
Получил много своих фотографий из Харькова. Летом приезжал фотограф и снимал меня во всех видах.
Сегодня подавали мне изысканный обед -- благодаря твоему письму, вероятно. Куриные котлеты и блинчики. Язык, который мы купили у Белова, испортился в дороге, или по крайней мере кажется испортившимся: издает запах.
Господь тебя благословит. Не забывай меня, ведь я твой муж. Целую крепко, крепко, обнимаю и опять целую. Постель кажется мне одинокой, точно я скупой холостяк, злой и старый. Пиши!!
Твой Antoine.
Не забывай, что ты моя жена, пиши мне каждый день.
Маше поклонись. Конфеты, которые дала мне твоя мама, я ем до сих пор. И ей поклонись.
274. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
30-ое окт. 8 ч. утра [1901 г. Москва]
Дорогой мой, сейчас 8 час. утра и мне не спится -- накинула халат и села писать тебе. Отчего ты мне с дороги не писал? Только одно письмо из Тулы! Завтра, верно, получу из Севастополя.
В домике нашем тихо. Дроздова ночует у Маши на диване, а Маша спит у меня. Я раздвинула кровати, сплю на твоей около стены, а Маша на моей. Маше у меня спокойно, пусть все время спит, правда?
Вечер вчера мы сидели дома, втроем с Дроздовой. Я немного пела скверным голосом, Маша шила, Дроздова болтала про Упрудиуса1. Но она пришла позднее, а то мы сидели уютненько вдвоем в столовой -- я учила стихи, Маша шила -- философствовали...
На дворе зима -- снегу намело много, хотя на улицах сдувает. Без тебя пусто и скучно. Некому мне Эмса подавать по утрам и лениво подниматься с постели. Из театра уже не спешу, хожу пешком. Вчера была на репетиции. Пьесу ведет Санин, Влад. Ив. и не бывает в театре. Мне неприятно участвовать, очень неприятно. Санин во всем разгаре, орудует "народными" сценами, т.е. хором учениц и учеников в 1-м акте2.
Не знаю еще, как прошел "Крамер" вчера. Все газеты, по-моему, деликатничают с Станиславским и не очень бранят ввиду заслуг прошлого, но чувствуется, что отдают только должное. И Москвина, мне кажется, хвалят меньше, чем следует, чтоб не огорчить очень уж Станиславского. Как тебе покажется, когда прочитаешь все рецензии? Права я или нет? Эфрос писать не будет, ему не нравится3, и он ругался в конторе. Обидно, Антон, правда? В "Русском слове" Лилину в гении произвели4. Она играла великолепно, это верно.
В театре я передала твой привет всем, и все благодарят и кланяются тебе и желают всего лучшего, а главное ждут пьесы.
У меня на письменном столе стоят твоя карточка и рядом фотографии ялтинского дома. Я смотрю и думаю и переношусь мыслями к тебе, в атмосферу ялтинских комнат, чувствую, как "мой" бродит по кабинету, как сидит за столом, или задумавшись в кресле. Напиши, все ли тебе хорошо, все ли в порядке, все откровенно напиши, как тебя кормят. Милый мой, хороший мой! Как мне будет тоскливо на Рождестве, когда я буду знать, что вы все вместе! Не забывай меня, Антонка мой. Целую тебя крепко. Мне ужасно хочется долго, долго всматриваться в твои глаза, в твое лицо. Пиши все о себе.
Целую.
Твоя собака.
Мать поцелуй.
275. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
30 окт. 1901 [Ялта]
Милая собака, песик, мать велит благодарить тебя за письмо, кланяется и просит написать, что она будет поступать во всем именно так, как ты пишешь. Она тебя целует.
Сегодня был Бальмонт и обедал со мной. Ели вальдшнепов. Была m-me Бонье. Скажи Вишневскому, что книжка для сбора пожертвований будет выслана ему на сих днях1. Скажи Немировичу, что Бальмонт пишет для Художеств. театра пьесу и напишет непременно к весне2; я радуюсь, ибо полагаю, что это будет пьеса хорошая, оригинальная. Получил я пьесу от Федорова3, брюнета, который был у нас и тебе не понравился; когда прочту, то напишу. Это тоже для Художеств. театра4. Сегодня целый день читал газеты, которые скопились у меня на столе в мое отсутствие; в каждом No находил что-нибудь про себя. Посылаю тебе вырезку из "Приазовского края"5. Если судить по провинциальным газетам, то Художеств. театр учинил целый переворот в театральном деле. Нет, ставьте вы "Дикую утку", ставьте "Крамера", что бы там ни было.
Ах, собака, милая собака... Ну, да ничего. Поживем так, потерпим, а потом опять будем вместе. Я тебе не изменю, моя дуся, будь покойна.
Крепко целую тебя. Спи спокойно, ешь с аппетитом, работай весело.
Поклон Маше.
Твой Antoine.
Целую тебя и обнимаю. Я привык к твоим заботам о себе (т.е. обо мне), и теперь я как на необитаемом острове. Саша Средин был нездоров, теперь, говорят, ничего, ходит и выходит.
276. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
31-ое окт. утро [1901 г. Москва]
Как мне сегодня не хотелось вставать, дорогой мой! Так бы весь день пролежала и промечтала бы!
Отчаянно жду письма от тебя! Хочется знать, как ты доехал, как здоров, навещала ли тебя Инночка во время дороги. Каков был переезд по морю? Какая погода, тепло ли? Как ты нашел всех домашних? Въехал ли в Ялтинскую колею. Все пиши мне. Скучаешь ли, или еще не расчухал, что мы врозь?
А у нас все потихонечку. Вчера и сегодня я и утро и вечер в театре. На репетиции беру с собой английскую книгу и сижу и читаю, газеты читаю, т.к. на сцене дела немного, и пока Санин орудует с хором. Сто лет пройдет, пока поставят эту пьесу.
Вчера была тебе в театре телеграмма с уплоч. ответом. Я раскрыла ее, т.к. думала, если что важное, то сейчас же телеграфирую тебе. Оказалось, что просят "Три сестры" в Петербург в Василеостровский театр для бенефиса, подписано Чубинский. Я просила ответить Немировича. Так я сделала? Ведь ты же все равно не разрешил бы. Это дело касается столько же нашего театра, сколько и тебя, правда?
Репертуар тебе будут высылать.
Вчера смотрел "Сестер" Амфитеатров. Сбор был хороший -- почти полный. Играли Литовцева, Качалов, Загаров, Мунт1. Сегодня играем "Одиноких". Завтра я свободна. В субботу хочу пойти посмотреть Венскую оперетту, ни разу еще не видала. Читал в "Русск. ведом." про попа, как его в Сибирь увезли?2 И смешно и жалко. Вот сюжетец для юморист, рассказа, в особенности конец.
Молодежь в Москве опять мутит, из-за еврейского вопроса и печати. Не надо бы этого теперь.
Вчера вечером без меня была бабушка, Букишон, Дроздова. Дроздова в восторге от ночевки у нас, говорит, что ей напоминает Мелихово. Ее пишет теперь художник Виноградов, и она в восторге спрашивает, правда ли, что у нее интересное лицо. Васильева опять была на "Сестрах" вчера.
Сегодня морозит. Солнца нет. Понежничай со мной, Антонка. Так хочется. Мне холодно без тебя. Я уже начну мечтать о том, как мы с тобой увидимся.
Целую тебя, моего родного, крепко, крепко. Не тоскуй, не скучай, работай и меня люби и будет хорошо. Обнимаю горячо и целую всего.
Собака
277. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
1 ноябрь [1901 г. Ялта]
Милая моя жена, законная, я жив и здоров, и одинок. Погода в Ялте чудесная, но меня это мало касается, я сижу у себя и читаю корректуру, которой, по-видимому, нет конца. Сейчас иду в город, чтоб постричься.
Я знал, что ты будешь играть в пьесе Немировича. Это я говорю не в осуждение, а так, в ответ на твое письмо. Судя по газетам, "Крамер" не имел того успеха, какой я ждал, и теперь мне больно1. Нашей публике нужны не пьесы, а зрелища. А то, что Алексеев, как ты пишешь, пал духом -- и глупо и странно; значит, у Алексеева нет сознания, что он поступает хорошо.
Я тебя целую, деточка моя. Пиши подробности. Жду. Обнимаю тебя.
Твой Antoine.
Запечатывай свои письма получше, а то они приходят почти раскрытыми -- и это по твоей вине, конверты плохие.
Ну, дуся моя, будь здорова!!
278. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
1-ое ноября утро, 1901 г. [Москва]
Почти неделя, что ты уехал, и у меня только две открытки от тебя! Я вчера с жадностью смотрела в окна, не идет ли почтальон; пришла с репетиции и глазами обыскала все столы, где могли бы лежать твои письма, -- и ничего! Наконец, вернулась с "Одиноких" и нашла открытку из Севастополя. Дорогой мой, как ты, верно, озяб по дороге в Ялту! Ведь холодно здорово, верно, было в горах. И как скучно ехать! Ты ехал совсем один? Еды с собой брал? Неужели не ел целый день? Это ведь на тебя похоже. Я невольно вспоминаю наш тоскливый переезд с Артемом и Мейерхольдом1 -- помнишь? Артем все еще болен. Доктор мне передавал, что на него отлично подействовало твое письмецо. Старику придало бодрости2.
Сейчас поедем с Машей посмотреть квартиру. Вчера Вишневский присылал сказать: в том доме, где он, ход с переулка -- 5 комнат с электрич. освещением и отоплением за 1000 или 1100. Могли бы сдать одну комнату. А здесь у нас подванивает. Как вот быть с контрактом только?!
Ну посмотрим. Да, Немирович просил передать тебе: как только ты напишешь какой-нибудь рассказ, пришли его ему немедля. Он хочет устроить для наших недостаточных учеников утро, чтоб пели Шаляпин и Собинов, и он прочтет твой рассказ и билеты назначит все по 10 р. Это хорошо. Напиши, согласишься ли ты? Тогда он переправит этот рассказ куда следует, или в "Русские ведом." и тебе обратно. Как ты на это дело посмотришь, милый мой?
Вчера день прошел тихо и серо. Маша читает пьесу Влад. Ив. Не получал ли письма от Горького -- где он? Будет ли в Ялте? Поговори тогда с ним о вдовушке3. Какая она? Ведь мещанистая все-таки, мне кажется, и манера говорить и кокетничать и одеваться. Напиши мне тогда. А то, может, я сама ему напишу.
Сегодня снег, мятет. После репетиции буду сидеть дома, буду мыть голову.
Вчера во время репетиции сидела в своей тусклой уборной и думала о тебе, милый мой. Мне по утрам очень тяжело вставать -- не хочется жить, одеваться.
До завтра, дусик, будь здоров, пиши мне; все ли мои письма получил? Кажется, пишу шестое -- верно?
Целую тебя крепко, моего нежного поэта, целую тысячи раз.
Твоя собака
279. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
2-ое ноября утро [1901 г. Москва]
Доброе утро, дорогой мой, нежный мой! Всю ночь во сне видела, как тебя провожали из Москвы: масса народу, депутации, речи, стихи, сутолока. Ты стоишь на крыльце в синем костюме и щуришься...
И вчера весь день ждала письма, и напрасно. Значит, ты мне не писал по приезде в Ялту. Я начинаю беспокоиться.
Вчера вечерком сидел у нас Членов. Он меня как-то чуждается, т.ч. я уходила в кабинетик и писала письма. Часов в 9 он ушел. Маша мне мыла голову, провозились долго и потом легли спать. Завтра мы обедаем у Лужских.
Вчера утром смотрели с Вишневским квартиру, кот. он нам сватает. Очень высокие комнаты с водяным отоплением, с электрич. освещением -- 5 комнат, -- из кот. очень большая столовая и Машина комната, остальные длинные и узкие. Окна огромные. В нижнем этаже -- ступеньки 4. Одну комнату мы бы сдали. Квартира ходила 1300 р., но отдадут за 1100 или 1200 с отоплением. Выйдет почти на одно с нашей. Не знаю, как и что будет. Скучно все это. Поищем еще квартир.
На репетициях скука, тоска и у меня делается скверное настроение от них. Санин орет, кричит, стучит. Сегодня назначена беседа о костюмах. Я скажу Станиславскому, чтоб взяли от меня Юлю, -- Марья Петровна теперь отдохнула и может ездить на репетиции. Сегодня играем "Три сестры". "Крамер" идет ничего себе. Молодежи учащейся нравится.
Я вчера писала Елене Никол. Андреевской -- помнишь, на кумысе две сестры? И до такой степени живо я почувствовала санаторный воздух, наши прогулки и как мы с тобой на крылечке посиживали и наши длинные обеды и все типчики санаторские! И мне было приятно вспомнить.
Скоро я получу письмо от тебя? Мне пусто без твоих писем.
Целую тебя, родной мой. Не кисни, не хандри, думай о весне. Не отвыкай от меня. Начал работать или нет? Пиши обо всем. Как сад? Не простудился ли, когда ехал на лошадях? Ради Бога не скрывай, я ведь не дура.
Не сердись, что пишу тоскливые неинтересные письма, придет другое настроение -- посмешнее буду писать. Поцелуй мамашу.
Люблю тебя, мой нежный.
Твоя собака
280. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
2 ноября 1901 [Ялта]
Милая собака моя, здравствуй! В письме своем ты спрашиваешь, как погода, как журавли, как Могаби. Погода тихая, теплая, но туманная, Могаби скрылась за туманом, про журавлей я тебе уже писал (их двое); сад в хорошем состоянии, хризантемы цветут, розы -- тоже, -- одним словом, житье малиновое. Вчера и сегодня, все эти дни, читаю корректуру, которая опротивела мне, и только что кончил, совсем уже кончил, так как больше уже не пришлют1.
Я здоров, но вчера и третьего дня, вообще со дня приезда моего сюда, мне было не по себе, так что вчера пришлось принять ol. ricini. А что ты здорова и весела, дуся моя, я очень рад, на душе моей легче. И мне ужасно теперь хочется, чтобы у тебя родился маленький полунемец, который бы развлекал тебя, наполнял твою жизнь. Надо бы, дусик мой! Ты как думаешь?
Скоро Горький будет проездом в Москве. Он писал мне, что 10 ноября выедет из Нижнего. Твою роль в пьесе он обещает изменить, т.е. сделать ее шире, вообще обещает немало, чему я рад весьма, так как верю, что пьеса от его переделок станет не хуже, а много лучше, полней. Когда придет к вам тот человечек, который ест одно постное2, то скажи ему, что кланяется ему Попов3 (которому вырезают из носа полип). У Льва Ник. я еще не был, поеду завтра4. Говорят, что он чувствует себя хорошо.
Оля, жена, поздравь меня: я остригся!! Вчера чистили мне сапоги -- это в первый раз после моего приезда. Платье не было еще в чистке. Но зато я каждый день меняю галстук и вчера мыл себе голову. Вчера вечером был у меня Средин Леонид; сидел и молчал, потом ужинал. С ним был Бальмонт. Сегодня утром приходил чахоточный грек лечиться. Я надоел тебе? Ты сама приказала мне писать тебе все подробности, вот я и пишу.
Посылаю тебе афишу из Праги, насчет "Дяди Вани"5. Мне все думается, что бы такое послать тебе, да ничего не придумаю. Я живу, как монах, и одна ты только снишься мне. Хотя в 40 лет и стыдно объясняться в любви, но все же не могу удержаться, собака, чтоб еще раз не сказать тебе, что я люблю тебя глубоко и нежно. Целую тебя, обнимаю и прижимаю тебя к себе.
Будь здорова, счастлива, весела!
Твой Antoine
281. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
3-ье ноября утро [1901 г. Москва]
Bonjour, mon mari?!1 Получи от меня крепкий поцелуй за письмо, за милое, любовное письмо, дусик мой любимый! Я рада, что ты хорошо доехал, и живи хорошо, не хандри, не кисни, помни, что я у тебя есть. Жить мне здесь скучно, я боюсь, что замкнусь и буду сухой. Никуда меня не тянет. Эти дни мне сильно хочется бросить все (только не тебя) и изучать что-нибудь, этак фундаментально уйти головой во что-нибудь. Я застоя не люблю. Театр мне кажется скучным, потому что нет работы, т.е. для меня.
Я, может, очень скверно и мелочно рассуждаю. Может быть. Чувствую массу недочетов в себе как в актрисе, хочется переработать старые роли. У меня ведь мало веры в себя. Теперь у меня такая полоса, что кажется, что я никакая актриса, играю все скверно, неумело, и почему-то делаю вид, что я настоящая актриса.
Ты уже недоволен, что я философствую? Пожалуй, выйдет "потяни меня за палец"2.
Вчера днем твоя любимая Екатерина Никол. Немирович вступила в исполнение возложенных на нее обязанностей в Худож. театре. Ей поручено одевать всех дам3. Вл. Ив. представил ее всем ученицам. Ждали Станиславского, но он приехал поздно, т.ч. солистов отпустили. Я, конечно, с ней советоваться не буду. Савицкая тоже от нее бежит. Мария Федор, злится.
В школе (так называемой) поднимаются смуты, т.е. недовольство. Хотят учиться, а выходит, что они все нужны театру как статисты. Теперь ведь они каждое утро заняты в пьесе Немировича. Значит, лишены классов дикции, танцев, фехтования, etc. Это очень нехорошо4. Не знаю, как справится со всем этим Влад. Ив.
Воскресенье устраивается вечеринка нашей труппой в Божедомском помещении. Я поеду после "Дяди Вани".
В театре все спрашивают о тебе, все кланяются.
Сегодня я иду в литер. худож. кружок, слушать реферат Фейгина о Шницлере и смотреть "Зеленого попугая"5. Маша тоже идет с Ликой. Сегодня все тает, все ползет, вчера тоже -- вода, вода...
Теперь уже тепло в Ялте, правда? Милый мой, гуляй хоть по саду, каждый день, двигайся хоть немного, это тебе хорошо. Кушай побольше и меня не забывай. Молоко пьешь? Целую крепко дусика моего, родненького.
Твоя Оля
282. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер
4 ноября 1901 [Ялта]
Дюсик мой, вчера я не был у Толстого, извозчик надул, не приехал. Поеду к нему, стало быть, завтра. Погода все еще хороша -- тиха, тепла и солнечна, но все же московская зима лучше. Без тебя тоскливо. Приходится писать множество писем.
Обедаю пока благополучно. Молока в Ялте нет порядочного, сливок тоже нет. Эмсу никто не греет утром, ибо некому сие делать. Рыбий жир употребляю. Здоровье мое, кстати сказать, в хорошем состоянии, лучше, чем было 3--4 дня назад.
Здесь ждут Горького. Вчера Софья Петровна искала для него квартиру, но не нашла. Вероятно, Г. будет жить недалеко от Гаспры, где Толстой. Сашу Средина я еще не видел. В городе не бываю.
Жена моя должна быть кроткой и очень доброй, какою я оставил ее в Москве и какою рисую я ее теперь. Собака моя милая! Когда-то мы свидимся!
Пора бы уж за "Доктора Штокмана" приниматься1. Пресса, очевидно, дурно настроена, у нее несварение желудка, все ей надоело, ничего ей не хочется понимать, и боюсь, что когда пойдет пьеса Немировича, то опять у наших газетчиков начнется икота. Вашему театру, а особливо Алексееву, не следовало бы обращать на них внимания.
Ну, жена моя, будь здорова! Целую твои обе лапки.
Твой Муж!!!
283. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
5-ое ноября утро [1901 г. Москва]
Вчера не писала тебе, милый мой, потому что после кружка встала поздно и прямо на репетицию. Вечером играла "Дядю Ваню", а потом ездила на пирушку нашу на Божедомку и там пробыла до четвертого часу. Я веселилась, т.е. бесилась, как бывало в 15 лет. Из "генералов" никого не было, только Морозов, кот. был мил и очень прост. Все дурачились и бесились, просто и хорошо, хохотали, пели. Встала я сейчас хоть не поздно, но все время сидел Оболонский из-за квартиры. Этот вопрос нас волнует. Сегодня вечером я свободна и буду писать тебе все подробно, родной мой. Целую тебя крепко и люблю, люблю.
Маша благодарит за письмо1.
Сегодня еще в постели получила твое письмо. Спасибо, дусик, нежный мой. Верь мне, что я тебя люблю. Ты у меня один.
До вечера, до свиданья.
Твоя собака
284. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову
4 [--6] ноября [1901 г. Москва]
Доброе утро, хороший мой!
А я вчера письма не получала от тебя! Надеюсь, что сегодня будет?! Если писать не хочется, ну нацарапай хоть строчки две и пошли. Мне хорошо, когда есть письмо от тебя.
Ну, дусик, вчера я была в "свете". Обедали у Лужских, а потом были в кружке. Когда я пришла с репетиции -- вскоре приехал д-р Оболонский. Он мне показался несимпатичным. Он будет нам помогать развязываться с квартирой. Ту квартиру нам уступают за 1100 с отоплением и до августа контракт. На этих днях решим. Членов тоже отчаянно хлопочет.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |