— О, вы уже на «ты»? — поинтересовался лорд Дар-Халем, пока Лисс активировала протянутый ей лорд-канцлером коммуникатор.
— А что мне остается делать? Ты же, пока я, не покладая крыл, трудился на благо сам не пойму чего, просвещал эту прекрасную деле насчет наших с тобой высоких отношений? — лорд Дар-Эсиль выглядел усталым и недовольным.
— Умный ты, — восхищенно сказал Хьелль.
— Пить хочется, — ответил лорд-канцлер, плюхаясь на живот в пожухшую от взрыва траву и расправляя крылья навстречу восходящему солнцу.
Глава VIII. Все отдают и не выполняют приказы
Игорь Каверин, капитан «Альтеи»
Ночь обещала быть спокойной. Дипломатия под охраной двух третей Антоновых десантников пьянствовала на Локсии в честь открытия посольства, остальные ребята дрыхли в своих каютах, корабль был готов к отбытию, намеченному на шесть утра по времени Хаяроса. Но капитан Каверин дергался. По-иному он свое состояние назвать не мог, хотя никому бы в этом не признался.
За столько лет, сколько капитан провел в космофлоте Конфедерации, можно было завести в голове приличную стайку тараканов: многомесячные автономные перелеты, экспедиции из серии «лети туда — не знаю куда» и постоянное чувство ответственности за то, что ты не можешь контролировать, например, за жизни людей, сходивших с его борта на чужие планеты, — все это психического здоровья не прибавляло. Но у Каверина, в отличие от большинства коллег, равных ему по стажу, таракан был один.
Зато большой и упрямый. Гарик не любил никого оставлять. Он, например, терпеть не мог операции по заброске исследовательских команд, медицинских и инженерных специалистов, групп первичной разведки полезных ископаемых, когда нужно было прилететь, выгрузить, удостовериться и… отвалить, оставив тех, кого привез, за спиной. От таких заданий с «билетами в один конец» Гарик старался отказываться.
Ему было все равно, доставляет ли он своих пассажиров в «дивный» неизведанный мир, или на хорошо утоптанную землянам Аппу, или, скажем, на Мхатму, где даже меню в едальнях делают не только на общем языке Конфедерации, но и на основных земных. Он хотел привезти всех обратно. Даже если для этого надо было неделю стоять на космодроме под шквальным огнем всей ситийской артиллерии и каждое утро с полной безнадежностью проверять уровень защитного поля, который падал… ого-го, как падал! Гарик поежился, хотя в рубке было тепло. Это сейчас голубая полосочка на дисплее, отмечающая состояние внешней защиты, вяло плещется у самого верха шкалы. А тогда…
Он тогда один из всех капитанов Звездного совета отказался выполнить приказ и уйти. На шестой день, когда защитное поле упало почти до нуля, а ни о какой подзарядке не могло идти и речи (весь космопорт уже контролировался войсками ситийской военной хунты, а солнечные батареи… какие, к дьяволу, на Ситии, где небо видно раз в год, солнечные батареи?!!), Тон втащил через задний люк последнего своего десантника, обожженного до черноты, и рухнул на пол прямо у слайд-двери: «Уносим ноги, капитан». Как они взлетали, даже не хочется вспоминать.
А потом с Каверина чуть не сняли погоны. Звездный совет истерил по полной программе. Особенно изощрялись желейные студни с Галлинаго, которых сама мысль о том, что ситийцам, расположенным в одном переходе от их оранжевой планеты, мог достаться земной космокрейсер с полным вооружением, привела в состояние, близкое к умопомешательству. Лисс и Такуда молча переглянулись, довели дело до голосования и наложили вето на применение любых санкций к капитану Каверину.
А когда взбесившиеся десантники задержали командора Разумовского на Кризетосе…
В общем, капитану было что вспомнить. Вот только вспоминать он не любил. Было у него очень серьезное подозрение, что если посчитать, сколько раз ему удалось, несмотря на обстоятельства и приказы, вернуть на Землю всех, кого «Альтея» доставляла на разнообразные планеты Конфедерации и ее окрестностей, и сколько раз ему этого не удалось, баланс сложится не в его пользу.
Поэтому изменение первоначального плана миссии Каверин встретил без энтузиазма. Почему нельзя было подписать договор с аккалабами о прекращении военных действий, тихо-мирно вернуться на Землю и уже оттуда отправить полномочное и постоянное посольство на Локсию? Тем не менее, в данном случае оснований не выполнить приказ у него не было. Никакой угрозы жизни сотрудников миссии не ожидалось, ситуация вполне штатная, так что утром «Альтея» развернется над космодромом и возьмет курс домой.
В качестве завершения сеанса самопсихотерапии, Гарик размял рукой затекшую шею и откинулся на кресле. Он проспал не менее двух часов, прежде чем его разбудил сигнал коммуникатора. Краснов. Нет, Лисс. Ох, Лисс…
Объявив общую тревогу и установив переключатели взлетного режима на пилотной консоли в нужное положение, капитан Каверин с тревожной обреченностью осознал, что его мысль обрела материальную форму. Не хотел оставлять миссию на Локсии, жадина, — на, забирай. Пока не остались от козлика рожки да ножки…
Метнулись они до Локсии с рекордной скоростью и зависли, соответственно указаниям, над выжженной поляной с нехилых размеров кратером посередине.
— Большая ситийская мина замедленного действия, — со знанием дела прокомментировал, глядя в монитор, один из Антоновых сержантов, оставшийся на «Альтее» за старшего. — Откуда они здесь?
Десантники зашевелились. Каверин сообщил им пока только краткую информацию, полученную от Лисс: посольство под обстрелом, она с Красновым в безопасности, нужно забрать их в указанной точке и вызволять остальных. Известие о фортеле, выкинутом локсианами, сразу же сгенерировало на лицах спецназовцев выражение, от которого даже у привычного к таким «чрезвычайным солдатам» Каверина пробежал холодок между лопаток. Желание срочно идти бить морды и учинять справедливость направо и налево одинаково читалось по разнообразной мимике верийцев, землян, аппанцев и представителей малых планет, входивших в состав десантной группы.
Дело усугублялось тем, что с посольством связи не было. Пробовали и Лисс, и Каверин — все коммуникаторы молчали. Даже особые черные коробочки, закрепленные на поясах у спецназовцев, не подавали признаков жизни, когда те пытались достучаться до своего командира или хоть до кого-то из ребят, защищавших посольство.
— Глушат. Глушат, чертовы скоты, — простонал каверинский радист, в очередной раз крутанув ручку настройки.
— Ты соображаешь, что говоришь? — тут же вцепился в него один из спецназовцев, судя по выговору, аппанец. — Наши «лягушонки в коробчонке» не глушатся обычными средствами. Нужно иметь…
— Саундшаттер С-14. На вооружении Конфедерации уже десять лет. Ситийская разработка, — сержант говорил, будто вбивал гвозди. — Запрещены к продаже отдельным планетам. Я тебя попрошу, капитан, скинь эту информацию на Землю до того, как мы высадимся. А то мало ли что…
Этого капитан Каверин тоже не любил. Когда перед высадкой на намеченный плацдарм или выбросом в самую гущу боя военные с ледяным спокойствием рассматривали в мониторы то, чем и с помощью чего их сейчас будут убивать, и просили «скинуть информацию на Землю». Уходя с корабля на выполнимые и невыполнимые миссии боевой поддержки, они беспокоились не о том, что не вернутся на «Альтею», а о том, что до военного штаба Конфедерации, до стратегов и тактиков из Звездного совета не дойдет сообщение о мощных ситийских минах, неведомыми путями оказавшихся не там, где надо. Гарик понимал, что это часть работы людей, сгрудившихся сейчас у него в рубке, часть работы, благодаря которой кто-то из их товарищей на другой планете с другой миссии вернется на корабль, потому что будет предупрежден. Но легче от этого не становилось.
— А если там просто уже никого не осталось? — предположил кто-то из команды.
Сержант крутанулся на каблуках:
— Лейтенант, даже умирая, даже в бессознательном состоянии закрепил бы «лягушонку» так, чтобы мы нашли ее по сигналу. И в таком месте, где ее никаким артобстрелом не похоронишь. И любой из наших постарался бы так сделать. Это понятно?
Все закивали.
— Если они молчат наглухо, значит их от нас закрывают, — продолжил сержант. — Я в ум не возьму, как тут воевали эти… с перьями. С мечом на ситийские мины? Охереть можно.
Все время этого разговора Каверин краешком глаза следил, как в открытый нижний люк лорд-канцлер Аккалабата загружал сначала Краснова, потом Лисс, как помогал подняться маршалу, махавшему крыльями совсем инвалидно. Лорд-канцлер, напротив, пилотировал себя очень прилично, даже грациозно, несмотря на то, что каждый раз, поднимаясь, тащил двойной вес.
Гарик впервые видел аккалабатских даров в воздухе: на планету он не сходил, а полеты в районе космодрома были у них, видимо, под запретом. Вся ирония, с которой он прежде относился к длинноволосым мужикам с крыльями, мигом испарилась, уж больно гармонично все у них было устроено: и крылья, и мечи, и руки — все аэродинамически сливалось в едином движении, функционировало целесообразно и эффективно. Капитан даже поймал себя на мысли, что не прочь был бы попробовать: как это, отрываться от земли самому, без помощи железа и горючего.
Лорд-канцлер между тем завершил погрузку, Лисс помахала, не выходя из нижнего отсека, в направлении внутреннего монитора: «Можно отправляться». Координаты посольства уже были в бортовом компьютере, так что оставалось буквально нажать на кнопку, когда в рубку ввалился потрепанный и злой Краснов и скомандовал: «Домой. Быстро».
Все оцепенели.
— В каком смысле «Домой»? — поинтересовался Каверин, руку все же над кнопкой задержав.
— На Землю, естественно. А куда ты еще собрался? — рявкнул Краснов, растерявший, очевидно, за тяжелую ночь всю свою дипломатичность.
— Вытаскивать ребят из посольства. И твоих сотрудников, между прочим, — Гарик положил руку на зеленый пластиковый кружок, но по-прежнему не нажимал.
— Поздно уже. Нет там никого, — Краснов устало плюхнулся в кресло. — Мы возвращаемся на Землю. Это приказ.
В рубке раздался ропот.
— Этот хмырь может тебе приказывать, капитан? — спросил сержант, исподлобья, будто впервые увидел, разглядывая Краснова.
— Вообще-то, да. В отсутствие Тона он здесь главный.
— Ну так пошли его приказ на х… и идем спасать наших. На Земле отмолишь.
— Не отмолит, — равнодушно сказал Краснов. — Когда в последний раз Звездный совет, благодаря вмешательству этой вот мадамы (он кивнул на Лисс, которая в сопровождении двух даров появилась в дверях), оставил ему капитанские погоны, было решено, что при следующем невыполнении приказа господин Каверин катится из косфлота…
— В косфлоте господ нет, — тихо произнес радист. Но его все услышали.
— В общем, я не настроен дискутировать. Ситуация крайне ясная. Два руководителя миссии спасены и должны срочно проследовать на Землю, чтобы лично доложить Звездному совету о произошедшем форс-мажоре. Посольство разрушено, что, по-видимому, является доброй традицией в этом секторе.
От этой неуместной иронии Лисс побелела, а Каверин еще сильнее прижал палец к кнопке. Но все еще не вдавливал. О том, что чаша терпения Звездного совета была им исчерпана, он знал. И какие варианты? Нарушить приказ и оставить «Альтею» кому-то, кто будет беспрекословно слушаться таких вот подонков? Спасти десяток жизней сейчас и навсегда потерять возможность спасать, вытаскивать, привозить обратно?
Тем временем Краснов продолжал:
— Этих двух (он еще раз кивнул в направлении дверного проема) закинем по дороге на Делихон или Когнату, попросим доставить обратно. Их роль в случившемся мне пока не ясна. Пусть живут.
Дары переглянулись. Выражение лиц у них было такое, будто их очень хорошо развлекали.
Сержант спецназа шагнул к Краснову.
— Вы не можете! Так нельзя, там же люди живые…
— Судя по твоему личному делу, сержант, ты у себя на Верии особо не стеснялся ни с людьми, ни с их жизнями. И очутился вот в нашем славном десанте, в штрафбате, а на файле твоем помечено «до первого замечания». И фиолетовый лепесточек в углу. Знаешь, что это значит, сержант?
Сержант знал, поэтому сжатые кулаки опустил, но не сдавался:
— Послушайте, Вам же не надо ничего будет делать самим. «Альтея» даже не спустится. Мы десантируемся, заберем, кого сможем…
— Капитан Каверин, а почему Вы до сих пор не выполнили мой приказ? — осведомился Краснов, поворачивая вращающееся кресло спиной к сержанту.
— А я не намерен выполнять приказ, идущий в разрез с моими представлениями о долге и чести. И позорить Землю я не намерен. Потому что я уверен, что Антон там до сих пор стоит со своими бойцами насмерть за тех шестерых молокососов в зеленых галстучках, которых ты сюда с собой притащил, а теперь собираешься бросить! — Гарик впервые повысил голос на Краснова и теперь ждал, что будет.
— И почему же ты в этом так уверен, капитан? — вкрадчиво спросил Краснов. — Я вот, например, подозреваю обратное. Я ведь и нашего лейтенанта файлы тоже читал. И на основе имеющихся данных, а также некоторых дополнительных сведений, которые мне любезно сообщил вице-премьер Локсии, объясняя свое весьма недипломатичное поведение…
Краснов сделал паузу. Лорд Дар-Эсиль у дверей перестал развлекаться и бесшумно переступил с ноги на ногу.
— Так вот, на основе необыкновенно интересной биографии лейтенанта Брусилова и откровенно фетишистского отношения ряда руководителей Локсии к некой, достаточно, на мой взгляд, замухрышной планете… я полагаю, что лейтенант с локсианами пришел к взаимовыгодному соглашению и вместе со своими, а не с нашими, как Вы, капитан Каверин, изволите выражаться, ребятами пьет вкуснейший местный ликер в какой-нибудь забегаловке. Вот коммуникаторы и молчат дружненько. А наши молокососы — это опять Ваше слово, капитан — лежат под развалинами посольства. Надеюсь, он хоть не сам стрелял им в голову, Ваш лейтенант…
— Подонок! — сержант-вериец двигался быстро, но не по сравнению с дарами Аккалабата. Хьелль перехватил занесенную над Красновым руку и рявкнул голосом человека, привыкшего отдавать приказы многотысячной армии:
— Стоять!
Спецназовцы обалдели. Привыкнув воспринимать аккалабов как средневековых чудаков, увешанных мечами и крыльями, да и вообще страдающих феодальной дурью, они вдруг во плоти увидели перед собой реальную силу даров. Никто — ни верийские мастера оружия, ни аппанцы, ни земляне, ни единственный в этом взводе делихон — даже не заметили движения, которым лорд Дар-Халем проскользнул за спину их товарищу. А уж командовать лорд умел… так что хотелось встать навытяжку и отдать честь.
Но навытяжку не получилось, потому что корабль вдруг резко пошел вверх. Гарик наконец убрал руку с кнопки и сосредоточился на мониторах.
— Ты под суд пойдешь, капитан! — истерично заверещал Краснов. — Без моего приказа ты не смеешь…
— Гарик, — вклинилась Лисс, — а я могу тебе приказать?
— Ты не можешь. В соответствии с последними директивами Звездного совета о разделении ваших полномочий. Забыла? — ответил Каверин, не отрываясь от монитора.
— Но в прошлый раз ведь обошлось.
— Лисс, в прошлый раз я не выполнил общий приказ: была паника, пришло не пойми откуда распоряжение всем кораблям, стоявшим в космопорте Ситии, срочно сниматься с якоря. Сейчас я посылаю ко всем чертям непосредственного начальника, находящегося на месте. Так что господин Краснов прав: это будет полнометражный трибунал, а не заседание Звездного совета.
— Пусть докажет, что он тебе не приказывал.
— То есть как? — удивился Каверин.
— Ну, если мы все, кто был в рубке, подтвердим, что приказ от Краснова был, а он будет твердить, что нет… кому поверят — нам или ему? Тем более, он в состоянии аффекта.
Хьелль, отпустивший уже руку сержанта и о чем-то с ним тихо переговаривавшийся, поднял глаза на Лисс. Вот-те на! А она еще критикует Сида за его методы! Сам лорд-канцлер снова выглядел как на курорте. Идея Лисс ему явно понравилась.
— Лисс, это не пройдет. Разговоры в рубке записываются. Я могу, конечно, стереть то, что ты сейчас сказала, — подмигнул Гарик. — Но наговорить на пленку за Олега его приказ… это уже даже не трибунал.
— И технически невозможно, — тоскливо добавил радист.
— Прикажи, Олег, не будь свиньей, — попросила Лисс.
Краснов гордо поджал губы и замотал головой. Он чувствовал себя победителем: сценарий разборок с Кавериным и Мымро-Лиссой в Звездном совете и военном трибунале косфлота уже вырисовывался в его голове. Пусть летят, пусть спасают, надеюсь, что у лейтенанта хватило ума смыться… Как я их умою в Звездном совете, как они у меня запрыгают!
— Так что, Лисс, придется тебе привыкать ко мне в штатском, — мрачно пошутил Каверин, выводя «Альтею» на точку снижения.
— Вам идет форма, — лорд-канцлер Аккалабата бесшумно подкрадывался не только к Лисс. И не только со спины. Сейчас он стоял перед Красновым, прижимая к его горлу свой изогнутый меч. Краснов часто задышал, скашивая глаза на голубоватое лезвие, на котором в мерцающем освещении рубки читались какие-то загадочные знаки.
— Я категорически утверждаю, что форма Вам идет, — ультимативно заявил лорд-канцлер. — Уверен, что по зрелом размышлении советник Краснов со мной согласится. Это же так просто. Отдать приказ, который будет немедленно и эффективно выполнен, и продолжать любоваться тем, как капитан Каверин носит форму. Не откажите мне в удовольствии, советник. Что у нас все орады да орады, а вот прилетел капитан — и такая радость моему сердцу.
Лорд-канцлер щебетал карикатурно, но глаза у него были словно подернутые инеем. Десантники, наблюдавшие эту картину, но не желавшие вмешиваться, хорошо знали такие глаза. Аккалаб не пугал, он угрожал и готов был свою угрозу исполнить. Багровый рубец, пересекавший шею лорда Дар-Эсиля от уха до уха, свидетельствовал о том, что ощущение от холодного металла, входящего в артерию, знакомо ему не понаслышке.
Сержант-вериец и лорд Дар-Халем прекратили разговор и сдвинулись немного ближе к месту действия.
Лорд Дар-Эсиль чуть заметно пошевелил кистью:
— Ну, мы договорились, советник? Оставляем капитану Каверину форму?
Лисс приняла из рук радиста маленький аккуратный микрофончик и прицепила к Краснову на лацкан.
— Так будет лучше слышно. Давай, Краснов, командуй. Я этого лорда знаю: ему как чего втемяшится в голову, колом не выбьешь. Абсолютно средневековый феодал. Никакой просвещенности.
— У меня рука устала, — капризно заявил феодал.
— Вот видишь, у него рука устала, десантники к люку потянулись, Каверин на точку вышел, а ты все артачишься, — Лисс разговаривала с Красновым, как с маленьким ребенком. — Дай дядям приказ. Пусть работают.
Краснов с усилием сглотнул.
— Ладно. Вы меня…
Одновременно лезвие на его шее угрожающе двинулось, и Лисс возопила:
— Нет-нет, не говорите так, господин посол. Зачем это слово? Конечно, мы вас любим, мы вас уважаем…
Нагнувшись низко-низко к его уху, она прошипела:
— Краснов, уже приказывай. Для истории. И без всяких «заставили», понял?
Весь красный, гордо выпрямив спину, Краснов выплюнул в микрофон слова приказа — высадиться на развалинах посольства, спасти всех, кого возможно — и отвернулся к стене. Лорд-канцлер небрежно сунул меч в ножны и взглянул туда, куда, не отрываясь, задержав дыхание, смотрели все, оставшиеся в рубке. И не верили своим глазам.
Центральный монитор показывал вовсе не развалины посольства, а просто выщербленные стены, полупроломленную крышу и выбитые окна, из-за которых доносилось знакомое жужжание парализаторов и чавканье скорчеров. Десантировавшееся с «Альтеи» подкрепление уже растворилось в дыму и известковой пыли и сразу приступило к делу. Автоматы и скорчеры заговорили громче, им ответили окружавшие здание локсийские минометы. И сквозь весь этот шум в каверинском коммуникаторе заорал голос, хриплый, но счастливый, искаженный еще работающими, но уже не закрывающими «Альтею» от «чрезвычайщиков» глушилками: «Гарик, ты че творишь! Уйди за здание! И ниже, чтобы я мог людей сажать! В сад! Всем в сад, идиоты!»
Вместе с огромным облегчением от того, что чертов Тон жив, что у него все под контролем, что он даже «Альтеей» успевает командовать, Лисс ощущает тихое прикосновение к волосам и шепот лорд-канцлера: «Ты абсолютно средневековая феодалка. Прежде чем драпать на Землю, не забудь закинуть нас домой».
Эпилог
Пышно умирает над горами и долинами Аккалабата сияние последнего летнего заката. Сигнальные огни замков стынут во влажной дымке уходящего дня, зовут, как мотыльков на свет, но не убивают своих хозяев, а привечают домашней лаской. Затихают ветры над вершинами невысоких холмов, и застывают молчаливые сосны вдоль серебристо-серой реки.
Таким видишься ты мне, мой Аккалабат, моя печальная родина, из окна Дар-Халема, не самой древней и не самой мощной из твоих родовых крепостей, обращенной главными воротами к столичной твердыне Хаяроса и строгими башнями — в противоположную сторону, туда, где высятся над синими полями твоих туманов стены Дар-Эсиля, неприступные во веки веков…
В проеме верхнего окна одной из этих башен стоят, полуобнявшись, два верховных лорда — Хьелль Дар-Халем, главнокомандующий вооруженными силами Ее Величества, и Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер и хранитель печати. Черный орад лорда Хьелля и серебристое облачение лорда Сида, темные волосы Хьелля и белокурые Сида перемешаны так, что невозможно определить, где кончается одна человеческая фигура и начинается другая. Голова одного закинута на плечо второго, руки переплетены. Дары задумчиво смотрят вниз, туда, где смыкаются пределы их владений. Лорд Хьелль небрежно замечает:
— Мы отказались от претензий на Локсию. Дилайна…
— Дилайна… — эхом отвечает лорд Сид.
И они прекрасно понимают друг друга. Собственных кораблей Аккалабата хватает только на перелеты внутри сектора. А это значит, что наступивший мир будет долгим.
— Теперь Аккалабату не нужен главнокомандующий, — продолжает свою мысль Хьелль, отбрасывая со лба темный локон. — Зато без лорд-канцлера ему не обойтись.
Действительно, установление отношений со Звездным советом — это не разовый шаг. Потребуется еще много дипломатического такта и бумажной волокиты, прежде чем Аккалабат почувствует себя полноправным членом сообщества планет. Как ни крути, лучше Сида никто не справится с этой работой. К тому же, он начал понимать землян.
Лорд Дар-Эсиль молчит, глядя в сторону. Из зеленоватого сумрака доносятся пронзительные вопли болотной жабы, и его передергивает от отвращения. Мерзкие пятнистые твари готовятся к зиме, созывают свои выводки, чтобы до наступления холодов закопаться в речную глину. Хочется заткнуть уши, закрыть глаза, упасть в постель и проснуться три месяца назад под столом «У старого мышелова» в обнимку с младшим Дар-Умброй в рваном ораде.
Хьелль утыкается лбом в серебристые пряди, тихо спрашивает:
— То, что сказала королева, просто требование или уже ультиматум?
— Это более чем ультиматум, Хьелль… Аккалабату не обойтись без лорд-канцлера, но лорд-канцлер без наследника — позор и слабость Империи… А я переполнил чашу общего терпения, судя по всему. Верховные дары и так бурлят из-за уступок землянам. Сегодня шел по коридорам, многие отворачивались. Кстати, тебя она «больше никогда не хочет видеть». Это цитата.
— Мне не нравится, что на кону стоит твоя голова.
Сид не выдерживает:
— Можно подумать, дело в моей голове! Дело в твоей жизни. А я не хочу…
— Не хочешь? — насмешливо уточняет Хьелль. — А что это у тебя на шее?
Его палец скользит по шраму.
— Я не это хотел сказать, — Сид делает попытку отстраниться, но Хьелль решительно притягивает его обратно:
— Я знаю. Не брыкайся.
Прощальные порывы августовского ветра раздувают полы орадов, треплют волосы, задувают в комнату дым от башенных факелов Дар-Халема.
— Можно бы устроить что-то вроде военной Академии, как на Ди… Земле или Аппе, — деловито замечает Сид спустя несколько минут. — Ты бы…
— Я бы не, — прерывает его Хьелль. Он решительно поворачивается, берет друга рукой за подбородок и не позволяет отвести взгляд. — Ты нужен королеве, Сид. А я нужен тебе. В любом качестве, и ты это знаешь.
Игольчатые ресницы вздрагивают, губы кривятся. Лорд-канцлер шипит сквозь зубы:
— Убери руку — укушу.
Хьелль усмехается, убирает руку и резко толкает Сида в комнату, надвигается на него, оттесняя к широкому деревянному столу, на котором грудой валяются уже ненужные карты военных действий, распечатанные конверты с донесениями, черновики штабных бумаг…
— Сид, послушай меня, послушайся меня еще хоть раз в жизни, — сбивчиво начинает он. — То, чего мы оба боимся больше всего на свете, может произойти уже завтра на приеме у королевы по поводу того, что «все так хорошо закончилось». Самое позднее — послезавтра на церемонии посвящения новых фрейлин. Я не хочу тебя потерять. Я не могу тебя потерять. Давай хотя бы попробуем.
Жарким шепотом, как заклинание, повторяя главные слова — попробуем, не хочу — он смахивает весь военный мусор со стола, усаживается на край, тянет на себя Сида, негнущимися пальцами возится с застежкой орада. Тот, зажмурив глаза, трясет головой безмолвно «нет, нет, неееет!», но разве он может отказать своему не умеющему танцевать Дар-Халему. Он еще сопротивляется… но Хьелль неожиданно откидывается на спину, увлекая его за собой и уговаривая, как ребенка:
— Иди сюда, родной, иди же… сюда… так надо…
Сид встряхивает головой и выдыхает долгожданное «да». Но когда он подается вперед, тяжело шепча в раскрытые навстречу потрескавшиеся губы: «Все будет хорошо. Ведь, правда же, родной, все будет хорошо…», Хьелль замечает в его глазах какое-то странное выражение. Совсем не то, которое рассчитывал видеть, отдавая свои крылья.
«Все будет хорошо. Все же будет хорошо?» — думает в это время на другом конце Конфедерации Лисс, стоя в дверях палаты интенсивной терапии. Лица человека, лежащего на единственной в палате кровати, не видно из-за бинтов и переплетения разноцветных трубок. Но Лисс смотрит не на лицо. И даже не на татуировку, которая кажется сделанной прямо на пододеяльнике, настолько рука лежащего сливается с белизной постельного белья. Ее отсутствующий взгляд устремлен на изуродованные под татуированным узором запястья, но она видит не их, а пустую витрину в музейном зале, в которой со вчерашнего дня на месте тонкого браслета чистого золота лежит надпись «Экспонат на реставрации».
Интермеццо
Такуда обреченно рассматривал горку фишек на столе. Три плюс три плюс пять плюс пять плюс еще десять — больше двадцати шести никак не получалось. Зато напротив него маленькая Ай с довольным видом складывала картонные кружочки в два столбика: три «монетки» по десять очков и две «пятерки». Итого сорок — враг повержен и позорно отступает.
Настольные игры пользовались у домашних бессменного члена Звездного совета Такуды Садо огромной любовью. Глава семьи свято верил в их преимущества перед играми компьютерными и крепил боевой дух и интеллектуальные способности своего сына и четырех дочерей в ежедневных посиделках над заковыристыми картонными полями, карточных баталиях и путешествиях с помощью кубика или волчка по реальным и вымышленным мирам драконов и подземелий, меча и магии, сокровищ и лабиринтов — всего того, что земная — и не только земная — индустрия настольных развлечений выбрасывала из года в год на рождественские прилавки.
С самого малого возраста дети, родившиеся в этом доме, знали: отец будет с ними играть, и будет играть серьезно — не поддаваясь и не делая скидок на неопытность и слезы.
Но сегодня глава семьи был повержен. И как!
Начиналось-то все неплохо. Игра называлась «Королевские врата», предназначалась для двух-четырех участников, а суть ее, как гласила инструкция, заключалась в «захвате зон влияния в средневековом городе с помощью фишек боевых отрядов». Каждая зона влияния давала разное количество очков и требовала разного количества боевых ресурсов, так что для победы была необходима дальновидная стратегия, позволявшая распределить силы и на каждом этапе выстроить оптимальное соотношение понесенных потерь и завоеванной добычи. Такуда аккуратно разложил на столе счетчик очков, карточки объектов, за которые предстояло вести борьбу, извлек из коробки четыре разноцветные стопочки «фишек боевых отрядов» и предложил маленькой Ай выбрать цвет, какой ей нравится.
Ребенка сразу же ухватила красный комплект, позволив отцу завладеть его любимым зеленым цветом. И игра началась. Такуда немедленно разработал и успешно реализовал далеко идущий план, позволивший ему уступить Ай все объекты, дававшие минимальное количество очков (казармы, провиантские склады, рынок и т. п.), и заграбастать те, которые ценились повыше (арсенал, кафедральный собор, ратушу и др.). Через полчаса, несмотря на то что часть городских объектов еще стояла на кону, у отца и дочери кончились фишки боевых отрядов, что, согласно правилам, знаменовало конец игры и начало подсчета очков. Такуда явно был впереди и уже подготовил утешительную речь для проигравшей стороны. Не тут-то было.
Глядя на отца невинными голубыми глазами, унаследованными от матери-француженки, восьмилетняя Ай протянула руку к двум оставшимся комплектам карточек — желтому и лиловому, ловко разделила их пополам и положила один перед Такудой.
— Будем продолжать этими, — ультимативно заявила она.
Такуда проиграл, окончательно и бесповоротно. Возникновения новых ресурсов и боевых единиц «из ниоткуда» его стратегия не предусматривала. Она была конечной, от точки А до точки Б, и в тот момент, когда точка стала лучом, а финишная прямая превратилась в полосу разбега, Такуда был обречен.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |