«Проклятая мазь! Поттер, вы уверены, что вам стоит браться за еще один эксперимент после вчерашнего?»
Гарри позабавили и странным образом тронули заботливые нотки в голосе сурового профессора.
«Я выживу, сэр. К тому же, в мазь идет значительно меньше того самого энергозатратного компонента».
Дракон вздохнул и обреченно вполз в пещеру. Оставлять Поттера наедине со сложными магическими зельями в его планы совершенно точно не входило, чему Гарри, по правде говоря, был искренне рад.
Традиционные уборка-кормежка-уход заняли на удивление мало времени.
И Гарри снова встал к заветному столу зельевара, как всегда в подобной ситуации, чувствуя себя самозванцем и каждую минуту ожидая, что ему прилетит заслуженная оплеуха от злобного профессора Снейпа. Впрочем, то ли Снейп в образе дракона стал проявлять чудеса человечности, то ли Поттер оказался не столь уж и безнадежен в зельеварении, но никаких оплеух (ни материальных, ни ментальных) ему не прилетело. Приготовление мази и вправду заняло значительно меньше времени, (они уложились в два часа), и обошлось без драматических спецэффектов, вроде опадающего к ногам (хм! то есть к лапам) дракона бесчувственного тела Героя. Правда очередной сеанс кровопускания снова вызвал у Гарри знакомое полуобморочное состояние и явный отток магии, но в значительно меньшей степени, чем вчера. Когда опять же радужная, пахнущая зверобоем и какими-то экзотическими фруктами, (что навеки осталось для Поттера неразрешимой загадкой, потому что никакие фрукты в состав не входили, а входили, наоборот, вещи малоаппетитные, навроде слюны белого нетопыря), вязкая субстанция перекочевала в керамический сосуд с плотно пригнанной крышкой, Гарри почувствовал себя куда более крутым, чем в день победы над Волдемортом. А еще ему предсказуемо хотелось спать.
«Профессор, можно... я... тут...»
Кажется, он имел ввиду аврорский спальник и пошлую ширму, но дракон только фыркнул и приглашающе свернулся кольцом, соорудив из своего тела нечто вроде странного гнезда. Впрочем, на аврорский спальник для пущей мягкости Поттера еще хватило, а вот на то, чтобы сказать: «Спасибо», — уже нет.
* * *
Гарри Поттеру снится полет.
Просто полет — без всяких вспомогательных средств: без метлы, гиппогрифа, фестрала или хагридова мотоцикла. Каждый раз, когда Гарри засыпает, привычно уткнувшись носом в драконий бок, ему снится полет.
Гарри Поттеру снятся крылья. Огромные крылья, которые отталкиваются от ставшего вдруг упругим воздуха, когда разноцветные потоки магии подхватывают сделавшееся невесомым тело и несут его стремительно — вверх! вверх! вверх! — туда, где нет никакого земного притяжения, а есть только свобода, дыхание ветра, мерцание звезд, огромных и ярких, ставших вдруг близкими настолько, что кажется, до них можно дотянуться крылом.
Гарри Поттеру снится земля. Маленькая, величиною с квоффл, трогательно-беззащитная в огромном космическом океане, становящаяся все меньше и меньше по мере того, как огромные крылья привычно преодолевают тайный зов земного тяготения.
А еще Гарри Поттеру снится, что в этом огромном, наполненном магией пространстве, он не один. Что рядом, пусть и оставаясь до поры до времени невидимым, летит второй дракон. И это — самое прекрасное, что запоминается ему, когда приходит время проснуться.
* * *
«Знаете, Поттер, — слышит Гарри на следующее утро, едва открыв глаза, — вы отлежали мне весь... хвост. Знал бы, что вы — такой соня, предоставил бы вас вашей судьбе и холодному полу».
«И вам доброе утро, профессор!»
«Кому как, Поттер, кому как... Вот если бы вам, например, отлежали ваш любимый, единственный хвост...»
Гарри, не сдержавшись, начинает ржать. Дракон смотрит на него с молчаливым укором, но выглядит при этом подозрительно довольным, как профессор Снейп, только что снявший двести баллов с Гриффиндора на вполне законных основаниях.
Гарри выбирается из пещеры. Восходящее солнце пачкает розовым вершины гор, а Поттеру все еще мерещатся за спиной крылья. И хотя он прекрасно умеет различать сон и явь, ему почему-то кажется, что пробуждение застало его в не совсем правильной реальности. Что Поттер-человек — это всего лишь дурной сон, приснившийся Поттеру-дракону.
«Это называется «драконьи сны»», — вывел его из задумчивости голос Снейпа, выбравшегося следом за ним из пещеры, чтобы полюбоваться рассветом.
«Не смейте лезть в мою голову!» — рявкнул Гарри скорее от неожиданности, чем в приступе реального негодования.
«Простите, — вполне искренно смутился дракон. — Сила растет. Смешение крови приводит к смешению магии. Похоже, как это ни прискорбно, вам все-таки придется осваивать легилименцию, Поттер».
«Надо будет, освоим! — Гарри даже не поморщился от открывающейся перспективы. — Так что там с «драконьими снами»?»
«Знаете, у магглов есть такое поверье: если уснуть с кем-то на одной подушке, можно увидеть один сон на двоих?»
Гарри попытался припомнить, довелось ли ему хоть раз в жизни засыпать с кем-то на одной подушке, и ничего такого в своей бурной биографии не обнаружил. Почему-то от этого открытия ему стало немножечко грустно. И одновременно смешно.
«Хотите сказать, профессор, что мы с вами, образно говоря, «спали на одной подушке»?»
«Вот именно, Поттер, как бы скандально это ни звучало. Великие маги древности считали, что, если вы уснули рядом с драконом, вам обязательно приснится один сон на двоих. Только это будет сон дракона — «драконий сон». Сами понимаете, с тех пор не много нашлось желающих проверить такую занимательную теорию. А выживших среди них, похоже, не было вовсе».
«Так я видел ваш сон, профессор?»
«Не совсем. Это был сон моего дракона».
От неожиданности Гарри резко обернулся и попытался поймать взгляд Снейпа. Снейп сделал вид, что пристально изучает величественные отроги Карпатских гор.
«Дракона? Разве дракон — это не вы?»
Дракон вздохнул. Привычно глянул сверху-вниз на бестолкового Поттера. Задал странный вопрос:
«Вот с кем, как вам кажется, вы сейчас разговариваете, Поттер? С драконом или с профессором Снейпом?»
Гарри ошарашено помолчал. В такие философские дебри его до сих пор не заносило.
«С профессором Снейпом».
«Отрадно слышать, Поттер. А кого видят каждый день ваши глаза: дракона или профессора Снейпа?».
«Дракона».
Дракон вздохнул. Гарри уже надоело считать его вздохи.
«Так вот: память тела и память магии во мне — дракон. Память разума и память сердца — человек. Сны о полетах, Поттер, это сны моего дракона».
Гарри попытался представить кромешный ужас заточения в одном теле двух совершенно разных сущностей и бесконечную обреченность подобного одиночества. Двенадцать лет! Еще бы профессор не страдал от острой формы поттерозависимости!
«Поттер, не смейте меня жалеть!»
(«Жалеть — вас? Вы даже представить себе не можете, насколько не!»)
«Сон был прекрасным, сэр! А вы позволите мне когда-нибудь еще... уснуть с вами на одной подушке?»
Фраза выглядела ужасно двусмысленно, особенно с точки зрения человеческой составляющей Снейпа, но Гарри не смог удержаться. Сон действительно был прекрасен.
Если бы драконы умели краснеть, то, надо думать, перед Поттером сейчас сидел бы Красный дракон... Повисло странное молчание. Гарри думал: проклянет его Снейп прямо сейчас или сначала выскажет все, что думает об его умственных способностях и сексуальных наклонностях? Неожиданно дракон наклонил голову и очень аккуратно уместил ее на правом плече Поттера (Поттер чуть не упал). Тихо-тихо выдохнул прямо в ухо (во всяком случае, выглядело это именно так):
«Всегда, когда захотите».
Гарри Поттер давным-давно не верил в чудеса. Но отчего-то ему показалось, что сейчас он стал свидетелем одного из них.
* * *
Весь длинный-длинный день его не покидало ощущение чуда. Это было как раз то самое ощущение чуда, какое испытывают маленькие дети накануне Рождества, когда елка уже одуряюще пахнет в гостиной, и все положенные стеклянные шары, лошадки и ангелочки заняли свои места на колючих ветках, и отражения свечей мерцают в них, как в крошечных волшебных зеркалах. Когда от мишуры и разноцветного дождя рябит в глазах, а сердце замирает, само не зная отчего. И добрый старик с седой бородой летит по небу на оленьей упряжке.
Ощущение чуда не покидало Гарри Поттера, пока он стоял под ледяным душем в своем неуютном домике, (который почему-то в последнее время стал еще более неуютным, чем был на самом деле, и возвращаться в него не хотелось). Когда пил свою законную чашку крепкого утреннего кофе. Когда по горной тропе взлетал обратно в драконью пещеру. Когда стремительнее домового эльфа разделывался с каждодневной уборкой и готовкой. И даже, когда протянул дракону склянку, сияющую многоцветными переливами радуги, чудо было с ним. Потому что чудеса приходят и уходят, когда им вздумается.
«Не боитесь, сэр?» — Гарри и сам не заметил, как задал дракону вопрос, на который в прошлой жизни у Снейпа нашлось бы много пренеприятнейших ответов: один болезненнее другого.
В этой жизни профессор просто ответил: «Нет», — и в один глоток выпил содержимое радужного фиала.
Сначала ничего не происходило. Потом дракон всей своей огромной тушей рухнул на землю, так что затряслись даже стены пещеры. Последней с размаху ударилась об пол драконья голова. Это было очень страшно. Гарри не сразу понял, что именно ему напоминает бьющийся в конвульсиях дракон. Тем более, что одновременно приходилось решать сразу две насущных проблемы: уворачиваться от ударов мощного хвоста и всем телом пытаться зафиксировать драконью голову, защищая ее от повреждений. Но даже и так вскоре стало очевидно: это было до боли похоже на заклятие «Круциатус», только в куда большем, драконьем масштабе. Исхитрившись вытащить палочку, Гарри попытался применить невербальное «Фините Инкантатем», но у него ничего не вышло. То ли потому, что дело было вовсе не в непростительном заклятии, то ли «Фините» не поддавалось невербальной формулировке, но судороги продолжались еще несколько бесконечных минут, прежде чем пойти на спад. В конце концов, пусть и очень медленно, постепенно, одна за другой, стали расслабляться мышцы, уходить напряжение, успокаиваться дрожь.
Гарри сидел на полу пещеры, прижимая к себе огромную голову дракона, и из глаз его градом текли слезы, про которые он очень спокойно сказал себе, что это — всего лишь нормальная реакция на стресс, а не то, что можно подумать со стороны.
«Ну, что вы, Поттер, — услышал он, наконец, очень тихий голос дракона, — не переживайте. Никто ничего такого и не подумает...»
«Живой!» — обрадовался Гарри, только слезы почему-то потекли еще сильней.
«Куда я от вас денусь...»
«Позвать врача, профессор?»
«Поттер, не разводите панику! Нормальная реакция организма на мощную дозу преобразовательной магии. А вы что хотели?»
Гарри чуть не поперхнулся от негодования:
«Нормальная?! Это — нормальная?! Да некоторые «круциатусы» выглядят менее жутко!»
«Ну, понятно, — вздохнул дракон. — Вы, Поттер, у нас большой специалист по «круциатусам»!»
«Специалист— не специалист, — обиделся Гарри, — а покойный Лорд ознакомил однажды во всех подробностях, да и за время службы раз пять прилетало... И со стороны видеть приходилось. Не хочу больше. Хватит. Заканчиваем лечение, профессор».
«Это вы сейчас, Поттер о моем лечении? То есть я должен навсегда отказаться от надежды на полет, только чтобы поберечь ваши трепетные нервы?»
Гарри снял очки, тщательно протер их полой футболки, снова надел. Этот нехитрый ритуал почему-то всегда помогал ему сосредоточиться.
«Так будет каждый раз, профессор?»
«Судя по записям мисс Лавгуд, с каждым разом эффект сопротивления будет уменьшаться и к концу лечения совершенно сойдет на нет. Вы вообще до конца прочитали то, что написала ваша подружка, Поттер?»
Гарри захотелось пойти и побиться головой о стену пещеры. Фестрала-то он и не заметил...
«Но, профессор... Вы уверены, что справитесь?»
Вздох...
«Поттер, вы всерьез полагаете, что при моем образе жизни со мной никогда не случалось ничего хуже, чем какой-то жалкий «Круциатус»?»
«Значит... Продолжим?»
Гарри встал, отряхнул джинсы, огляделся по сторонам. Уборку можно было начинать сначала.
«Принесите воды, Поттер, — попросил дракон. — Сам я сейчас не доползу...»
У Гарри чуть было снова не потекли слезы. От стресса. Слышать, как профессор Снейп признается в собственной слабости, да еще и Поттеру, было до боли непривычно.
Он принес дракону напиться в слегка покореженном тазике, потом трансфигурировал из какой-то не подлежащей восстановлению рухляди губку. Настоящую морскую губку. (Гарри видел такие в маленьких греческих лавочках, куда так любила заглядывать Джинни во время единственного совместного отпуска на острове Крит). Губка забирала добрую половину ведра воды, но при этом очень бережно стирала грязь, пыль и кровь с драконьей шкуры.
«Хорошо, что дракон — не человек, — как-то отстраненно подумал Гарри, промывая очередную царапину. — Человек бы после такого сутки приходил в себя, если бы выжил. А дракон ничего... только нервно дергает шкурой в ответ на прикосновения...»
«Теперь — мазь, Поттер» — от привычки руководить Снейпа, очевидно, не мог избавить даже полноценный драконий «Круциатус».
Гарри хмыкнул. Но мазь принес. Обошел зверюгу справа, пододвинул поближе свежевосстановленную табуретку, (все-таки до крыла дракона просто так дотянуться было довольно проблематично), открыл керамический горшочек с радужной мазью. (С некоторых пор у Поттера образовалась небольшая идиосинкразия на все, связанное с мерцающими радужными переливами, но спорить со Снейпом он не решился). Мазь по консистенции походила на подтаявшее мороженое, была холодной и по-прежнему пахла фруктами.
Зачерпнув совсем чуть-чуть, чтобы быть готовым к любым подлым неожиданностям, Гарри начал аккуратно втирать ее в основание драконьего крыла, в мышцы вокруг, в старый корявый шрам. Дракон, сначала нервно дернувшийся от ледяного прикосновения, расслабился и явно получал удовольствие от процесса. Гарри решился добавить в ладони собственной магии, как учила Луна. К его немалому изумлению, дракон замурчал, будто огромный черный кот.
«Сэр?..»
«Мерлина ради, Поттер, не останавливайтесь! — выдохнул Снейп. — Мы с драконом вам искренне благодарны».
Улыбаясь, Гарри продолжил массаж: поглаживание плавно перешло в растирание (пальцами, ребром ладони и кистью), затем — разминание (сжатие, надавливание, сдвигание, — помним, аврор Поттер!) — и закончил нежнейшим трепетом вибрации, от которого дракон издал странный, почти эротический, стон, чтобы снова перейти к нейтральному поглаживанию.
* * *
Остаток дня Гарри просидел рядом с пребывающим в расслабленной неге драконом, читая ему вслух и травя аврорские байки. А вечером, после кормежки (у дракона внезапно прорезался зверский аппетит), нехотя попрощался и отправился домой.
Дома было пусто и холодно, несмотря на май месяц, теплый душ и горящие дрова в очаге. Скрипучая кровать была приспособлена для сна значительно хуже, чем драконий хвост. Сон не желал приходить, наплевав на тщательно пересчитанных драконов, а когда пришел, почти под утро, принес с собой привычные кошмары про падение в бесконечную бездну.
Встал Поттер, вздернутый на ноги истеричным дребезжанием будильника, невыспавшийся и злой. Предстоящее повторение процедуры с зельем оптимизма не внушало. Зато, как ни странно, сеанс магического массажа радовал.
Дракон встретил у входа в пещеру поразительно бодрый и отдохнувший. Даже традиционное: «Доброе утро, Поттер», — прозвучало на удивление радостно, с какими-то совершенно не снейповскими интонациями.
«Как вы, сэр?» — быть любезным сегодня получалось у Поттера почему-то крайне плохо.
«Готов к новым свершениям».
«А я, кажется, нет», — буркнул Гарри, углубляясь в недра пещеры и принимаясь за уборку.
Разумеется, Снейп не мог деликатно проигнорировать поттеровское дурное настроение и приперся следом.
«Не выспались, Поттер? Дурные сны?»
«Вы даже не представляете, насколько...»
«Значит, сегодня будете спать здесь».
Гарри вздрогнул. Казалось, дракон просто констатировал факт: если для нормального сна Поттеру следует предоставить в качестве лежанки собственный хвост, значит Поттер этот хвост получит. Ибо невыспавшийся Поттер — зло, почище воскресшего Волдеморта. (Но где-то на заднем плане все-таки мелькнула тайная догадка: не в борьбе со злом и не в высшей справедливости дело. В чем-то другом, Поттер, в чем-то другом). Ночной бессонный холод начал медленно отступать. Над долиной расправляло свои лучи сияющее майское солнце.
* * *
Второй прием зелья действительно прошел чуточку легче. Или это Гарри так показалось, потому что он уже был морально готов к жутковатым побочным эффектам магического лечения. Да и материально был тоже — готов. Положение сильно облегчила мягкая, трансфигурированная из все той же бесценной серой тряпки, перина гагачьего пуха, на которую Гарри перед приемом лекарства уложил дракона, несмотря на его злобное бухтение. («Поттер, я не старая дряхлая леди, чтобы закапывать меня в перья!!!») Голову дракона, понятное дело, опять пришлось удерживать изо всех сил, потому что мощная шея так и норовила вывернуться из цепкого аврорского захвата, а Поттеру ужасно не хотелось проверять череп профессора Снейпа на крепость при помощи удара о каменный пол.
Зато, когда все, наконец, закончилось, у него получилось не скатиться в очередную тихую истерику со слезами и соплями, чем Гарри нимало гордился. Просто сидел и ждал, когда дракон придет в себя.
А услышав: «Все в порядке, Поттер, я жив», — просто встал и пошел к озерцу: умыться и намочить губку в свежей проточной воде. И немного побыть одному. Просто так.
Зато ночью ему опять снились «драконьи сны».
И на следующую ночь. И на следующую. В конце концов, ему стало казаться, что так было всегда.
Гарри Поттера становилось все больше в драконьей пещере. Рядом с зельедельческим столом обосновался тяжелый кованый сундук с личными вещами Гарри Поттера. (Потому что далеко не всегда получалось забежать утром в одинокий коттеджик, чтобы переодеться). Возле озерца в специальном углублении нашли свое место мыло, зубная щетка и паста, а рядом свернулось небрежно брошенное полотенце. Любимая кофейная кружка расположилась на полке в компании многочисленных пробирок, колб и фиалов.
Дни летели стремительной чередой, в чем-то очень похожие один на другой, а в чем-то, почти неуловимом, отличаясь друг от друга, как снежинки в зимней метели. Солнце грело все жарче. Дни становились все длиннее. Драконий организм все легче справлялся с очередной порцией радужного зелья. Драконье крыло постепенно обретало подвижность. Гарри едва не напился на радостях в тот день, когда передняя кромка крыла впервые натянулась и дрогнула под его пальцами. И это было как раз то самое маленькое чудо, которое сделало значительно менее болезненным процесс приготовления каждой последующей порции зелья.
Несколько раз заходил Чарли. Со всей возможной тщательностью осматривал дракона, игнорируя показательно-злобные взгляды Снейпа (в лучших традициях Хогвартса), демонстративное подрагивание хвоста и кровожадное фырканье. Напоследок одаривал Гарри крепким рукопожатием и коротким: «Молодец. Держись».
Один раз Южный ветер принес Луну, которая осчастливила Гарри целым ворохом дополнительных рекомендаций, а дракона — ласковым щебетом и традиционным поцелуем в нос.
Пришлось возобновить занятия по легилименции. То ли дело было в магических свойствах радужного зелья, то ли в сне «на одной подушке», но профессор все чаще слышал даже те мысли Гарри, которые не предназначались для «публичного просмотра». И Поттеру даже страшно было подумать, что еще мастер копания в мозгах при желании мог совсем ненароком выловить в непутевой голове бывшего героя. Интересно, что предложение продолжить занятия легилименцией исходило именно от профессора. Сначала Гарри, помня о банке с сушеными тараканами, сильно опасался за свое здоровье и жизнь, потому как возможностей нанести моральный и материальный ущерб Поттеру у Снейпа-дракона было куда больше, чем в свое время у Снейпа-человека. Но все, как ни странно, обошлось. Может, Поттер повзрослел и научился лучше контролировать свое сознание, может, профессор перестал применять к Поттеру средневековые пыточные методы, но, избавившись от застарелой ненависти, они легко и просто шли навстречу друг другу там, где раньше зияла непреодолимая бездна.
Иногда по ночам Снейп выволакивал Поттера на «свежий воздух», чтобы посмотреть на звезды. Разумеется, в словаре мрачного профессора не было слова «любоваться», но Гарри именно что от души любовался и звездной роскошью ночи, и черным силуэтом дракона на фоне завораживающего переплетения созвездий. И надо всем этим плыл негромкий голос профессора Северуса Снейпа, который рассказывал древние легенды о происхождении этих созвездий своему единственному ученику.
Заканчивался июнь. Внизу, в долине, отгорели костры Литы, и, должно быть, отцвел папоротник. Гарри с драконом смотрели на шумное веселье с площадки возле пещеры и не испытывали ни малейшего желания спуститься вниз. Близко-близко подобрался июль, а с ним и день рождения, который, с некоторых пор, не вызывал у Гарри ровно никаких положительных эмоций. Причем, учитывая, что в этот раз ожидалась вполне себе круглая дата, отсидеться в подполье и тихо мирно напиться в одиночестве даже Герою представлялось задачей невыполнимой. Нужно было срочно что-то решать. Решать ничего не хотелось. Хотелось, чтобы летние дни продолжали, как бусины, нанизываться один за другим на нитку жизни, чтобы ничего не менялось. Чтобы все было, как есть. Чтобы не было ни прошлого, ни будущего, а только «здесь» и «сейчас». Чтобы застыть, как в янтарной капле застывает навсегда неосторожная мушка из какого-то древнего периода. В кои-то веки Гарри был счастлив. У него, в сущности, было все, что нужно человеку для счастья: дом, работа, близкий человек рядом. И ничего, что этот близкий человек был драконом. И даже ничего, что близкого человека звали Северус Снейп. Гарри это отчего-то с некоторых пор совсем не напрягало. А вот необходимость принимать решения — напрягала. Но не прятаться же, в самом деле, трусливо за драконью спину от тех, кого ты всю свою жизнь считал друзьями. Это было как-то... В самом деле, как ни крути, требовалось срочно что-то решать.
* * *
Через две недели, когда оттягивать объяснения дальше стало просто невозможно, Гарри решился. Разговор вышел предсказуемо-неловким.
«Профессор, у меня скоро день рождения».
Совершенно равнодушно:
«В самом деле, Поттер?»
«Врет», — подумал Гарри. И про равнодушие врет. И про то, что не знает. Благодаря каждодневной свежей прессе, проблем с календарем у профессора давно не было. И он отлично помнит, когда именно день рождения проклятого Поттера. Но почему-то врет. После нескольких месяцев довольно плотного общения Гарри всегда каким-то шестым чувством научился узнавать профессорскую ложь. Только обижаться на эту ложь давно разучился. Внутри пульсировал маленький колючий сгусток тепла, имени которого Поттер не знал.
Подумал нарочито громко;
«Желаете играть в игры, профессор? Не наигрались?»
«Не поверите, Поттер, — ехидный смешок, — не наигрался. Особенно с вами. Так что там с днем рождения?»
Дракон расслабленно валялся у входа в пещеру, где теперь предпочитал проводить большую часть своего времени. Гарри его отлично понимал. Только полный мизантроп и затворник смог бы предпочесть горному простору, воздуху и солнцу затхлое пространство мрачной пещеры. Вот только ужасно интересно: когда это Снейп вдруг перестал быть мрачным мизантропом и затворником? Неужели, когда стал драконом?
«Поттер, не отвлекайтесь. Не таким уж я был мрачным занудой при жизни».
«Вы просто не видели себя со стороны! Цветы вяли в вашем присутствии, сэр!»
«Это они не выдерживали сияния вашего величия, Поттер».
Весь этот обмен колкостями выглядел бы куда более достоверно, если бы голова Поттера не покоилась совершенно бесстрашно на грациозном изгибе драконьей шеи, а тушка Поттера не восседала, словно в мягком кресле, в уютном кольце драконьего хвоста.
«С тех пор сияние слегка поблекло... Надеюсь. День рождения — традиционно — тридцать первого июля, в субботу».
«А чего вы хотите от меня, Поттер? Созывайте своих веселых друзей и ликуйте на здоровье. Давно пора прервать ваше затянувшееся отшельничество».
«Нет никакого отшельничества, сэр. И не так уж много друзей».
«Никакого отшельничества? Правда-правда? Когда вы в последний раз летали на метле? Были в гостях? На свидании с девушкой? На свете еще существуют девушки, Поттер!»
Это было, что называется «не в бровь, а в глаз». С девушками в последнее время откровенно не ладилось. Одна только мысль о том, чтобы ухаживать за кем-то при помощи переписки, отбивал всякое желание ходить на свидания. Если уж Джинни не выдержала совместной жизни с инвалидом...
В гости... В гости он ходил. Например, к Чарли. Раза два. (Будь честен с собой, Поттер!) Один раз был в Лондоне у Рона с Гермионой. Ему там не понравилось. Что-то поселилось в этом, прежде таком милом и уютном, доме, что-то... неправильное. (Натужное веселье Рона? Потухшие глаза Гермионы?) Раньше бы он непременно спросил: «Да что с вами такое?» А сейчас... Сейчас он и сам далеко не всем был готов делиться со своими друзьями. Наверное, они просто выросли.
Да, еще раз в две недели встречался с детьми. Бурная светская жизнь: билеты на квиддич. Мороженое от Фортескью. «Волшебные вредилки Умников Уизли». Веселье до упаду. И каждый раз кто-нибудь из сыновей обязательно задавал вопрос: «А когда вы с мамочкой помиритесь?» «А мы и не ссорились, заяц...»
Вот метла... Метла честно пылилась под кроватью в домике с деревянными ставнями. Почему под кроватью? — Гарри и сам не знал. Почему пылилась? — Не только ведь потому, что летать на метле в небе, где власть принадлежит драконам, казалось не очень правильным с точки зрения инстинкта самосохранения. Прежнего безбашенного Поттера это бы вряд ли остановило. Прежний безбашенный Поттер жить не мог без полетов. А нынешний Поттер слишком хорошо знал, что такое настоящий полет. Без метлы, без ограничений. Даже без земного притяжения. Будь они прокляты, «драконьи сны»! Метла была обречена пылиться под кроватью.
Что вы еще там говорили, профессор?
«Ликование мне обеспечено независимо от моих желаний, профессор. Главное — ограничить круг ликующих. А то от заповедника останутся одни веселые воспоминания. Но вас я пригласить не смогу».
«Поттер! Конечно, не сможете! Даже если бы с крылом все было в порядке, как вы представляете себе появление дракона на вашем празднике жизни? Гости в срочном порядке и в предынфарктном состоянии аппарируют в неизвестном направлении».
«Очень не хочется праздновать без вас, профессор. Как-то это выглядит... неправильно».
«Придумали тоже! — дракон казался польщенным. — У меня и подарка-то нет для такого случая, Поттер».
У Гарри нервно дернулось правое веко:
«Вот при чем здесь, скажите, подарок? Я что, гостей исключительно ради подарков приглашаю?»
«А зачем приглашают гостей, Поттер? — ехидно полюбопытствовал дракон. — У меня как-то не очень сложилось в жизни... с этикетом. Покойный Темный Лорд, разумеется, гостей приглашал по самым разнообразным поводам, но не думаю, что это — ваш случай».
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |