проеме появилась девушка в белом плаще. Пронзительные голубые глаза почти
не двигались, но видели все сразу, из приоткрытых губ курился парок - к
вечеру подмерзало.
Опершись на трость, Мавр глянул с прищуром.
- Скажи-ка, красавица, дома ли хозяин?
- Дома, - гостеприимно обронила она. - Как доложить?
- Я его старый друг, по студенческим временам. Но лучше не
докладывайте! Пусть будет сюрприз!
- Тогда я провожу вас до двери! - заговорщицким шепотом сказала
девица и обласкала взглядом.
Бизин сидел за столом в дубовом кабинете, грозный, напыщенный, как
ушастый филин, и казалось, синий халат на нем раздувается от внутреннего
напряжения - что-то сосредоточенно писал.
- Здорово, адвокат Бизин! - воскликнул Мавр и показал кулак.
Тот мгновенно преобразился, вскинул от восторга руки, однако, увидев
выразительный знак, несколько свял.
- Вот так встреча... Откуда?
- Из дальних странствий... Неплохо устроился, приятель, как у Христа
за пазухой, - не снимая шляпы, Мавр прогулялся по кабинету. - Только
душновато у тебя в берлоге... А на улице вечер, летит паутина, садится
солнце. Не пристало поэту пропускать столь прекрасные мгновения увядающей
природы.
- Можно и здесь... Меры безопасности приняты.
Бизин уже все понял и теперь собирался, тщательно скрывая
торопливость. И все-таки правый носок надел на левую сторону...
Девицы по пути на улицу они уже не встретили: должно быть, когда
выходил хозяин, все прятались.
- Да, неплохо, - снова заговорил Мавр, когда вышли с территории дачи.
- Только вот зачем шпиона держишь в доме? Старый чекист, дипломат...
- Имеешь в виду домработницу? Тут все чисто, подбирал сам! - стал
оправдываться Бизин..
- Обойдешься без домработницы. Забоярился, каши себе сварить не
можешь, служанками обставился!
- Виноват, товарищ генерал. - Всю жизнь он выворачивался, как
солдат-первогодка. - Я посчитал, в доме должен быть человек. Часто и
надолго уезжаю...
- Любовница?
- Что ты! Так, чтоб гостей позабавить. Она умеет...
- Не сомневаюсь. Убери немедленно!
- Хорошо...
- Отчего ты так волнуешься? - в упор спросил Мавр. - И глазки бегают?
Бизин отвел взгляд в сторону.
- Давно не виделись... А ты появился так неожиданно! Как всегда...
- Вот именно, должен привыкнуть. Или почувствовал волю? А тут я, как
с того света...
- Александр Романович!.. Просто работаю сейчас с таким
контингентом... Там никогда не говорят правды, в каждом слове второй и
третий смысл... Ребусы! Передается...
- Ну и сколько ребусов разгадал?
- Есть кое-что, - с удовольствием проговорил Бизин. - Я отыскал
одного из держателей акций, по линии Коминтерна, и на нем, как на модели,
стал отрабатывать технологию реализации. И должен сказать, сразу же
клюнула крупная рыба. То есть интерес к акциям в среде крупных финансистов
и олигархов есть, и весьма живой. Но Коминтерну это оказалось костью в
горле. Кацнельсона тут же убрали, и акции похитили...
- Газеты я иногда читаю! - прервал его Мавр. - Меня интересует
отношение правительства.
- Можно охарактеризовать как резко отрицательное. Всякое появление
Веймарских ценных бумаг, даже в малом количестве, вызывает гнев и, я бы
сказал, шок. Канцлер трясет нашего президента, как грушу, но акции никак
не падают и упасть не могут. Никто из его команды не владеет конкретной
информацией, есть лишь догадки. Они бы с удовольствием передали ценные
бумаги, кое-какие денежки бы получили в виде кредитов, но вынуждены
изворачиваться, вести бесполезные, запутанные переговоры и в результате
показывать полное бессилие.
- А Козенец при власти? Или ушел на отдых?
- Ушел, чтобы остаться. Был слух, разругался он с хозяином, когда по
Волге на корабле плыли. В теннис больше не играют. Но премьер бегает к
нему по каждому поводу, говорят, с собой в Штаты брал.
- Как у него отношение с немцами?
- По-моему, он умышленно их портит.
- Дай-ка телефончик Козенца. Бизин продиктовал номер.
- Каким образом Веймарская тема попала в прессу? - Мавр шагал по
засыпанной листвой дорожке, заложив руки за спину. - Если это не выгодно
власти?
- Совершенно случайно! - поклялся Бизин. - Утечка произошла из
силовых структур...
- А мне кажется, это твоя дипломатическая самодеятельность.
- Я действовал согласно инструкции, Александр Романович! Не
исключено, что ФСБ допустила умышленную утечку...
- Хочешь сказать, провокация?
- Поэтому я и решил все предать гласности. Нынешние газеты способны
опошлить все что угодно.
- С Хортовым встречался?
- Да, все сделал, как ты сказал. Сразу же после его возвращения я
достал его, составил разговор. Человек он в прошлом военный и связанный с
контрразведкой очень плотно - служил в особом отделе Западной группы
войск. В общем, рассчитывал запустить его, как гончака за зайцем. Хотел
голос его послушать, посмотреть, распутает ли сметки. И если бы начал
доставать зверя, скинул бы на какую-нибудь мелкую дичь.
- Короче!
- На предложение сразу не среагировал, вел себя довольно странно.
Обещал позвонить на следующий день, но ради отговорки. В ту же ночь возле
его дома на него было совершено покушение.
- Почему не сообщил сразу? - вскинулся Пронский.
- Считал контакт с журналистом малозначительным.
- Кто?..
- По моим данным, исполнителями были представители спецслужб. Но кто
заказал, пока не известно.
- Покушение... это значит, жив?
- Власти, естественно, до сих пор скрывают истинное положение. В
газетах писали, получил тяжелое ранение и находится в клинике, но адреса
не называли, дескать, по соображениям безопасности. Несколько дней назад я
получил информацию о его смерти.
- Не может быть!
- Источник надежный...
- Он жив! Не так-то просто отправить его на тот свет... Разыщи, он
мне нужен срочно.
- А он пойдет на встречу? У меня сложилось впечатление... Его нужно
чем-то заинтриговать.
- Скажи, Пронский просил.
- Ты знаешь его? - вкрадчиво спросил Бизин. - Это он к тебе летал?
- Передай, он мне нужен, - уклонился Мавр. - Как поживает наш
дражайший Алябьев?
- Его же сняли!.. Да, и арестовывали, прошел сквозь пытки, но никого
не сдал. Если не считать двух партийных счетов в Африке...
- Это хорошо, а как сейчас его самочувствие?
- Сидит дома затворником. Но власти делают поползновения. Недавно
оказались вместе на одном приеме, даже поговорили...
- А что ты делаешь на приемах?
- Наблюдаю за новой элитой общества, завожу полезные знакомства,
подбираю людей...
- А что было сказано? Сидеть тихо и не высовываться!
- Меня приглашают! Как диссидента, борца за права человека...
- Ты привлек слишком большое внимание к собственной персоне, - сурово
проговорил Мавр. - А это очень опасно в нашем положении.
- Но ты тоже разгуливаешь в генеральском мундире при орденах! -
дерзко отпарировал Бизин. - По моим сведениям, они тебе сели на хвост и,
если еще не связали с Веймарскими акциями, то ты для них - носитель тайн
империи.
- А надоело мне не за грош жить у берега моря. Хочется поймать
золотую рыбку.
- Как бы в сетях не запутаться. Есть данные, что по твоему следу
работают не только Коминтерн, правительственные спецслужбы, но и люди
олигархов, - окончательно осмелел Бизин, однако же поправился. - Я обязан
отслеживать ситуацию... Вся эта свора действует пока что вслепую, но ведь
капля камень точит. Гласность для нас - лучший способ увести их по ложному
следу и всю просочившуюся информацию обратить в бульварные пересуды.
- Это очень плохо, - озабоченно прогудел Мавр. - Раззвонят на весь
мир... И не будет внезапности удара.
- Какого... удара?
- Не можем же мы и остаток своих лет сидеть в подполье. Пора выходить
на мировую арену. Видишь, что происходит в государстве?
- Что-то я тебя не понимаю, товарищ генерал...
- В России проворачивают самый гнусный Веймарский вариант. Должно
быть, подзабыли, чем дело кончилось в Германии. Я не могу и не имею права
взирать на это со спокойствием сфинкса.
- То есть...
- Я принял решение предъявить Германии счет.
- Но это же счет всей Европе и экономический кризис! Это невозможно!
Я буду против!
- А тебя никто не спрашивает! - прогудел Пронский. - Да будет тебе
известно, я решаю, когда и каким образом реализовать специальные
финансовые средства Игра с немцами не кончилась, и пусть Европа не
обольщается, что поставила нас на колени. Все ясно?
- Понял, товарищ генерал... Какие будут распоряжения?
- Ты же вроде бы подвизаешься на ниве юриспруденции?
- Да, держу частную адвокатскую контору...
- Так вот, адвокат, - Мавр развернул собеседника и повел назад, к
дому. - Моя жена сейчас находится в заключении, осуждена за мошенничество
на пять лет, сидит в Архангельске. Походатайствуй, чтобы срок убавили. А
то и вовсе освободили. Я посмотрю, на что ты годишься.
- Будет сделано.
- И разыщи мне Хортова! Из-под земли достань!
***
Последние два года Алябьев на народе, или, как сейчас принято
говорить, в свете не появлялся, не выезжал из города, поскольку
государственную дачу отняли еще в девяностом, в период борьбы с
привилегиями; мало того, редко выходил из дома, и если сидеть в четырех
стенах становилось невыносимо, то выбирался после одиннадцати вечера, в
метель или дождь, когда на улице мало прохожих.
Снятие с должности совместилось с двухмесячным арестом: первого
заместителя Председателя Центрального банка допрашивала специальная
комиссия - что-то вроде ЧК, которую интересовали тайные операции с
золотовалютными резервами и зарубежные счета КПСС. Он был ведущим
специалистом по этим вопросам, много чего знал и теперь с ужасом слушал и
смотрел на вчерашних рьяных комсомольцев, партийных чиновников и просто
уличную шпану, заброшенную с митингов на вершину власти. Они были полными
дилетантами в области дознания, как, впрочем, и в сфере финансов, и от
этого становились еще опаснее, ибо не ограничивали свои фантазии.
Комиссарам казалось, что бывшие высокопоставленные банковские работники в
последние дни советской власти утащили все золото, деньги и распрятали по
кубышкам. Поначалу Алябьев еще пытался объяснить, что такое
внутрибанковский контроль, как проходят наличные и безналичные деньги, но
вскоре понял всю бесполезность таких разговоров.
Его содержали в подвальном этаже какого-то государственного
учреждения, и через несколько недель изнурительных, круглосуточных
допросов без сна и пиши стало ясно, что просто так его не отпустят, и
Алябьеву пришлось кое-что сдать. Но после короткого отдыха, пищи и сна он
пожалел о своей слабости, эти "чекисты" отбросили наигранно-уважительный
тон и стали откровенными, изощренными садистами. На допросах его раздевали
догола, заставляли стоять на стуле в таком виде, три раза в день кормили
селедкой, а потом двое суток не давали воды - это не считая издевательств
и оскорблений.
Тогда он сказал, что все документы относительно зарубежных счетов и
расходования резервов находятся на отнятой даче и что он готов показать
тайник.
Видимо, комиссары решили, что он сломан, посадили в машину без
наручников и повезли по Варшавскому шоссе.
Бежать он собирался с дачи, где хорошо знал округу и потаенные места.
Конвоировали его два паренька комсомольского возраста, крепеньких, но явно
недокормленных, а бывший финансист не изболелся, хорошо питался, занимался
спортом, отдыхал на курортах и к пенсионному возрасту ничуть не сдал.
Но по пути планы резко изменились, после того как угодили в плотную
пробку. Когда один из охранников сомлел от жары и открыл дверь, чтобы
проветрить раскаленный салон, Алябьев буквально вышвырнул его из машины и
убежал. Пять дней он скрывался у случайных, по отдыху в санатории,
знакомых, написал письмо в комиссию по правам человека при ООН, отправил
через мидовских друзей, затем еще неделю отсиделся у высокопоставленного
приятеля на даче, после чего спокойно пришел домой.
Почти три года его не трогали, не признавали, не замечали, и забытый,
он наконец-то испытал радость жизни простого, никому не нужного человека:
донашивал старые вещи, продавал набор советского чиновника -
видеоаппаратуру, ковры, румынскую гнутую мебель, пил обыкновенный кефир,
ел супы из брикетов и тушенку двадцатилетней давности из разворованных
мобилизационных запасов. И почти привык к своему новому положению, однако
в мае девяносто пятого к нему явился очень вежливый молодой человек из
кремлевской администрации, расспросил, нет ли обиды за прошлое, сообщил,
что "чекисты" сурово наказаны за самоуправство, и в качестве компенсации
передал небольшую сумму денег.
И тут как прорвало - стали приглашать на совещания в Минфин, на
всевозможные экономические тусовки и приемы. А более всего - в качестве
эксперта, консультанта и советчика. Алябьев по-прежнему никуда не ходил,
пока однажды не прислали машину и не отвезли на фуршет по случаю годовщины
то ли победы над путчистами, то ли самого путча. Кого там только не было!
Даже "наказанные" комиссары, которые томили в подвале и допрашивали,
однако среди этой толпы премьер выделил бывшего работника ЦБ, подошел и
зачем-то пожал руку. Алябьев решил, что его с кем-то спутали, но на
обратном пути помощник премьера доверительно сообщил, будто в верхах
решается вопрос о его возвращении в Центральный банк на старую должность.
Он воспринял это со спокойным, мстительным чувством - ага! Видно,
заканчивается всеобщий праздник расправы над государством, приходит к
концу срок, данный победителям на разграбление покоренной России, и
теперь, когда уже есть олигархический капитал и есть кому подпирать
власть, надо снова отстраивать хоть какую-нибудь государственную систему,
пока в стране не возобладала анархия.
Но это было лишь первое, обидчивое впечатление. Вернувшись в пустую
квартиру, он посмотрел на голые стены, похлебал диетического супчика и
неожиданно ощутил легкую ностальгию по обществ), в котором только что был.
И плевать, какого оно рода - коммунистическое, реформаторское или вовсе
воровское! Любое, оно всегда будет нуждаться в специалистах, а это путь к
возрождению.
В таком состоянии его и застал Мавр, явившись к Алябьеву на квартиру
без какой-либо договоренности. Они никогда не встречались, не знакомились,
однако специалист по золотовалютным резервам обязан был знать о
существовании таких людей, как Пронский, поскольку имел допуск к
государственным секретам особой важности, за что, собственно, и угодил под
арест и пытки.
Знать был обязан, но никогда не мог самостоятельно выйти на них,
выяснить фамилию, место жительства и прочие житейские вещи. Некоторые из
них находились за рубежом, имели соответствующее подданство и, грубо
говоря, зарабатывали деньги на экономическую разведку, диверсии и
всевозможные политические операции. На внутреннем жаргоне их называли
группниками, поскольку они входили в специальную группу СФС (специальные
финансовые средства). Если такой человек-фантом сам искал встречи и
выходил на контакт, специалист по резервам все решения принимал единолично
и согласно инструкции, после чего докладывал о них первому лицу
государства.
Подобного доверия не оказывалось ни председателю ЦБ, ни министру
финансов: они могли меняться в зависимости от настроения власти или
конъюнктуры, а человек, занимающий пост Алябьева, стоял на нем
десятилетиями, к концу жизни готовил себе замену и, как папа римский,
уходил только на тот свет.
Или вот так - в связи с революционными переменами в стране.
- Ну, здравствуй, Николай Никитич, - усмехнулся в дверях Мавр. -
Принимай гостя, не держи на пороге.
Видно было, Алябьев впустил его случайно, находясь в задумчивой
отстраненности, или всецело полагался на охрану, что сидела внизу, ибо в
доме продолжали жить государственные чиновники.
Теперь отступать было некуда.
- На улице прекрасная осенняя погода. Не прогуляться ли нам по вашему
парку?
Он оказался понятливым, однако находился в заблуждении и никак не мог
просчитать, откуда и от кого явился гость.
- Проходите... я сейчас.
Алябьев надел сильно поношенные, но начищенные туфли, серый плащ и
линялую старенькую шляпу, сунул пластиковый пакет в карман.
- На обратном пути в магазин зайду.
На лестнице он сгорал от нетерпения и едва вышли за ворота с
автоматическим замком и камерами слежения, не сдержался, сунулся к уху и
сронил шляпу.
- С кем имею честь?
- Руководитель группы СФС, - представился Мавр и назвал пароль. -
Фамилия не имеет никакого значения, зови Мавром.
Он соображал мгновенно, должно быть, потому и держали в ЦБ, однако в
самый последний момент вдруг подумал о провокации или проверке, которую
могли устроить ему перед назначением на должность.
И все это можно было прочитать на его белом, не утратившим еще
породистости лице.
- Не понимаю... о чем вы?
- Успокойся, Никитич, подвоха нет, - Мавр перешел дорогу и встал на
парковую дорожку. - Я слышал, ты держался мужественно на допросах и не
сломался под пытками. И видишь, оценили, будут предлагать вернуться на
работу.
- Предлагать будут по другой причине, - все-таки настороженно
отозвался Алябьев. - Специалистов нет, разобраться не могут, почему казна
дырявая.
- Вот ты им и поможешь дырки залатать.
- Я еще не решил. Есть смысл отказаться, привык к своему нищенскому
положению...
- Это в тебе обида говорит, - отмахнулся Мавр. - Подумаешь, шпана
помучила в подвале... Переживешь.
Он не забегал вперед, однако постоянно заглядывал в лицо гостя и
чувствовал себя неловко.
- Неужели группники... То есть служба СФС никак не пострадала? Такое
чувство возникает... глядя на произвол... Все рухнуло!
- Мы же, как подводные лодки, в автономном плавании, - Мавр скрывал
ухмылку. - Без Центробанка-то мы просуществуем, у нас огромный потенциал
живучести. А вот как вы без специальных средств?
- Да, сейчас бы они пригодились России. Я опасаюсь единственного...
Есть подозрение... Мое личное, - заговорил Алябьев, подчеркивая доверие и
одновременно успокаиваясь. - Восстанавливают должность и меня на работе с
одной целью: выявить группников и постепенно вытащить ваши активы.
- Правильное подозрение, Николай Никитич. Вытащить и растащить. СФС -
это же полная неучтенка.
- Вот это и смущает... То есть моими руками хотят прихлопнуть
уникальную систему, которой чуть ли не триста лет.
- Если в семнадцатом ничего не вышло - у этих комиссаров против тех
кишка тонка.
- Вы уверены?.. Так издевались надо мной... думал, уж лучше бы убили.
Кстати, в основном спрашивали о спецфинсредствах, выясняли, чем конкретно
занимался Кручинин... Они что-то слышали о них, кое-что за рубежом
подсказали. Считают, это сталинская система.
- Что поделать? Недоучки. И потому ничего у них не выйдет. Сделать
следует так, чтобы мы сами вышли из тени и активизировались.
- Извините, Мавр... Я не знаю ваших инструкций на этот счет. Вернуть
незаметно СФС через государственные финансовые органы в наше время
практически невозможно. И нужно ли? Чиновники спят и видят себя
властелинами денежных потоков. И каждый отводит себе ручеек...
- Если бы ты, Николай Никитич, не задавал таких вопросов, я бы
развернулся и ушел. Как вернуть средства - будем думать. Не через
государственные, так через частные. - Мавр держатся подчеркнуто спокойно.
- Путь возврата сейчас не главное. Проблема в другом: сами средства имеют
весьма специфическую природу и подход к реализации требуется особый и
оригинальный.
Алябьев все схватывал на лету.
- То есть не валюта? Золото или ценные бумаги. Да, скорее, последнее.
И если это так, то любая реализация увязывается с политикой. Это же бумаги
иностранных компаний, не так ли?
- Ныне весьма развитых и процветающих. В моем ведении находятся акции
Веймарской республики.
Алябьев вскинул глаза - слышал, знал о них! Однако притушил взгляд и,
опустив плечи, зашуршал ботинками по сухой и жесткой листве, будто ноги
отяжелели.
- Не мне судить... Но кажется, вы поступаете неосмотрительно. У меня
очень сложное положение... Я бы не доверял так безоглядно.
- Ты не уверен в себе, Николай Никитич?
- В какой-то степени - да, - не сразу признался он.
- Это неплохо.
- Еще раз извините за любопытство... Вы сами принимаете решение о
реализации СФС? Или к вам исходит... некое распоряжение, приказ?
- А вот это пока знать не обязательно.
- Да, извините...
- Ничего...
Человек, повидавший деньги в астрономических суммах и имевший власть
над ними, вдруг загрустил.
- Знаете, я всегда думал о вас... Не о вас конкретно, а о людях такой
судьбы. Кто вы? Откуда беретесь?.. Ну, ладно, Петр Первый отдавал
трофейные ценности своему офицеру и велел передавать их из поколения в
поколение до черного дня. Это было государево слово, и растратить царский
вклад было смерти подобно. А еще понятие долга, совести и чести!.. Но
сейчас ничего этого и в помине нет! Бесстыдство, наглость, воровство и
казнокрадство не имеют предела! Человеческая жизнь против денег утратила
всякую ценность... И вот являетесь вы, в самый черный день России, с
желанием вернуть то, чем владеете безраздельно, - Алябьев по-бабьи
всплеснул руками. - В каком мире вы живете? Неужели на вас не действует...
гной разложившегося общества?
- Еще как, глаза бы не глядели, - пробурчал Мавр. - Но я пришел к
тебе как к специалисту и честному человеку, а ты мне читаешь передовицу из
патриотического издания. Давай говорить о деле.
- Да, я готов говорить с вами, - показалось, он всхлипнул. - То, что
вы предлагаете, это действительно стоит внимания... и жизни. Просто идти и
служить для меня не имело смысла...
- Мне бы хотелось получить от тебя план реализации СФС. Соображения
по поводу, с точки зрения специалиста.
- Да, это можно, я подумаю, - пообещал Алябьев. - Но в любом случае с
Веймарскими акциями будут большие проблемы. В основном политические,
международного характера.
- В этой ситуации скандал просто необходим.
- Но вы представляете, каковы его масштабы? Если в ваших руках
находится пакет Третьего рейха, который якобы исчез безвозвратно, это
около сорока процентов всей промышленности объединенной Германии и чуть ли
не двадцать - Европейского Союза. А если посчитать дивиденды за прошедшие
годы...
- Очень хочется, чтобы Крупп, например, или "Мерседес", ну и прочие
компании поработали на Россию.
- Задача в принципе выполнимая, но невероятно сложная.
- Сложнее было в Берлине, когда я ходил добывать пакет - небо с
овчинку. Сейчас есть международные правовые нормы, обязательства,
конвенции. Они же сами все это придумали... По крайней мере, сейчас бомбы
на голову не сыплются.
- Да... Но можно одинаково успешно погибнуть и под своими бомбами.
- И тогда так было... В основном бомбили свои и американцы. Привычное
дело.
***
Притыкина он застал за работой. Сидя на кухне, тесть трудился так
самоуглубленно, что потерял бдительность и не услышал ни ключа в замке, ни
шагов за спиной. Мавр заглянул ему через плечо и сразу увидел его
творческий шедевр: Василий Егорович вспомнил старое ремесло и резал клише
двадцатидолларовой купюры. На правый глаз была натянута резинкой лупа
часового мастера, почти прикрытая насупленной бровью, тончайший, как игла,
резец в руке медленно полз по линолеуму, выбрасывая ровный завиток стружки.
Пол на кухне был голый, одни некрашеные доски.
- Бог в помощь, - прогудел Мавр. - Подрыв социалистической экономики
налицо. А ведь бывший студент советского художественного училища!
Он почти в точности повторил то, что говорил в сороковом году, когда
застал, тогда еще Самохина, с поличным. Правда, в тот раз будущий тесть
вырубил свет, схватил штихель и начал махать в темноте.
Сейчас же вздрогнул от первого слова, рука совершила "непроизвольное
движение, и клише было неисправимо испорчено.
Однако в следующий миг справился с собой и вытащил из глазницы лупу.
- Двадцать пять тебе верных, - добавил Мавр. - Особым совещанием...
Хоть кол на голове теши!
- Я и не сомневался, кто ты есть. - проговорил с вызовом Притыкин. -
Запутал только меня своими ментовскими заморочками... Ну что, вызывай
конвой! Опять на деле взял!
- Не шуми, тут соседи за стенками... Что скажешь? Резал из творческих
побуждений? - он взял доску со стола. - Из любопытства?
- Я всегда резал от тоски, чтоб ты знал.
- А что это ты затосковал, папа?
- Сам же сказал, денег в обрез... Как ехать в Крым? На что жить?..
Зятя бог послал на старости, кормильца! Где-то сутками пропадает, а тут
голодный сиди. И зачем только взял меня!
- Сейчас и узнаешь зачем.
- Уеду я от тебя к чертовой матери!
- Не уедешь. Вот тебе пенсион. - Мавр положил деньги перед тестем. -
Сказал же, приедем в Москву - не пропадем. А на фальшивке ты сам
засыплешься и меня подведешь.
- Это у меня - фальшивки? - тесть мелко застучал протезом от
возмущения. - Да ты в лупу глянь!.. Это они фальшивки шлепают! Грязь
сплошная, баксы в руки-то брать стыдно! Такая пошлость - деньги, и то как
следуют нарисовать не могут!
- Хочешь сказать, ты делаешь лучше, чем американский гознак?
- Сейчас тисну и поглядим! Да если бы мне ихнюю бумагу!..
- Я же тебе дал работу?
- А что толку с твоей работы?.. Кушать хочется!
- Ты хоть разобрался?
- Чего там разбираться? Ничего особенного, всего тройная защита и
тоже грязи... Я твою работу сделал.
- Погоди, а откуда материал?
- Что материал? Настоящий линолеум вот, под ногами, такое добро
топчем... Но ты мне ни бумаги, ни краски не привез. Самому искать? А на
какие шиши?
- Это я тебе привезу, - пообещал Мавр. - Когда сделаешь клише.
- И ручной пресс. А еще химикаты по моему списку.
Мавр убрал список в карман.
- Сейчас я должен уехать... Ночью вернусь, а нет - сиди и спокойно
работай. На улицу не высовывайся, все необходимое принесут.
- Опять уехать! А когда мы начнем за Томилу хлопотать? - он недобро
сощурился. - Все у тебя деньги, бумаги... Жена на нарах парится!
- Адвоката нанял, самого лучшего в Москве. Приступил к работе.
Понимаешь, вызволить Томилу очень трудно, мало отсидела.
- Что адвокат? - запыхтел тесть. - Он же за деньги приступил. А надо
бы самому, от души и сердца, тогда судьи поймут и толк будет. Надевай
форму, медали и топай сам. Адвоката нанял, видали?..
Слушать его ворчание не было никакой охоты, тем более, надо было
готовить встречу с Козенцом. Мавр унес телефон из прихожей в комнату,
закрыл дверь и стал звонить.
Советник всех генсеков и президентов, а также председателей
правительств и премьер-министров обладал невероятной плавучестью, может,
оттого, что всегда за месяц-полтора до события очень четко угадывал,
какому хозяину приходит крышка, подгребал к другому и оказывался его
правой рукой. При Хрущеве он был самым молодым идеологом в ЦК, готовил
переворот и смещение Никиты Сергеевича и, когда власть взял Брежнев,
Козенец взошел на олимп, однако же, оставаясь в тени хозяина, - его
боялись и за глаза звали личной разведкой.
За месяц до смерти Леонида Ильича он, при стечении большого
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |