Жизнь и творчество Александра Пушкина 8 страница

тоже было немыслимо. Но из всех возможных иллюзий дан­ная иллюзия, основанная на «уважении к человеку, как че­ловеку», в чем Белинский видел существо пушкинского гуманизма, несомненно, являлась самой высокой и благо­родной, открывавшей наибольший просвет в будущее, в мир иных, подлинно человеческих отношений между людьми.

«Капитанская дочка» нечто вроде «Онегина» в прозе»,— заметил Белинский. И это в самом деле так. Из пушкин­ского романа в прозе в противоположность его же роману в стихах подчеркнуто исключено субъективное начало — личность автора. Но по энциклопедической широте охвата русской действительности последней трети XVIII ве­ка «Капитанская дочка» представляет собой явление, ана­логичное «Онегину». В историческом романе Пушкина мы переносимся из патриархальной дворянской усадьбы цент­ральных областей России в маленькую глухую крепость на далекой степной окраине; из затерянного в бесконечных снежных просторах казачьего постоялого двора («умета») и простой крестьянской избы (штаба повстанцев: Пугачева и его ближайших соратников) в великолепную резиденцию императрицы Екатерины II — парки и дворец Царского Се­ла. Перед нами проходят меткие типические образы людей того времени — провинциального и столичного дворянства, высшего и низшего офицерства, солдат, казаков, представи­телей угнетенных царизмом народностей, крепостных кре­стьян, безропотно несущих свое иго, и крестьян, восставших против своих вековых угнетателей, против царско-дворян­ского правительства. И все эти обобщенные, типические об­разы обладают яркой индивидуальностью, показаны с ис­ключительной психологической и исторической правдой; все они поставлены в определенные условия места и времени, несут на себе характерные черты данной исторической эпо­хи, которая, как живая, встает со страниц романа. Причем все это достигается, как и во всей пушкинской прозе, бес­примерно простыми языковыми и стилистическими средст­вами и приемами.

Называя в обзоре «Русская литература в 1843 году» «Капитанскую дочку» лучшей повестью Пушкина, Белин­ский, который вообще не оценил в должной мере громадно­го значения пушкинской прозы, тут же добавлял, что она «далеко не сравнится ни с одною из лучших повестей Го­голя». Иную оценку дал пушкинскому роману сам Гоголь. «Сравнительно с «Капитанскою дочкой»,— писал он несколь­ко лет спустя,— все наши романы и повести кажутся при­торною размазнею. Чистота и безыскусственность взошли в ней на такую высокую ступень, что сама действительность кажется перед нею искусственною и карикатурною». Гоголь прав. «Капитанская дочка» в самом деле — такое же вер­шинное достижение пушкинского реализма в области ху­дожественной прозы, каким в области поэзии является «Ев­гений Онегин».

Работа над «Капитанской дочкой» была окончательно завершена Пушкиным 19 октября 1836 года. На этот день как раз приходилась очередная, притом особенно торжест­венная, двадцать пятая годовщина открытия Лицея. По установившейся среди лицеистов первого выпуска тра­диции — «старинным обычаям Лицея», — отметить ее собра­лись все те из них, кто находился в Петербурге. Пушкин стал читать собравшимся написанные им в связи с этим стихи: «Была пора: наш праздник молодой,// Сиял, шумел и розами венчался...» Однако едва поэт, рассказывает один из присутствовавших, начал читать первую строфу, как слезы полились из его глаз, и он не мог продолжать чте­ния... Предчувствие не обмануло Пушкрша: двадцать пятая годовщина Лицея оказалась для него последней.

Черные тучи издавна, почти с самого возвращения по­эта из ссылки, начали все грознее сгущаться над ним. Ни гнет николаевской реакции, ни цензурные рогатки, ни по­печительные «заботы» шефа жандармов, ни оскорбитель­ные «милости» царя, надевшего на великого поэта «шутов- ский кафтан» — давшего ему придворный чин камер-юнке­ра,— не были в силах подавить его «вольный глас», уничтожить его «звонкую и широкую песню». Можно было уничтожить только ее творца.

В своем творчестве Пушкин был несокрушим. Враги «звонкой и широкой» пушкинской песни, продолжавшей эпоху декабристов и посылавшей свой голос нашей эпохе, искали средства избавиться от поэта. И они нашли его.

По своей натуре Пушкин был детски-непосредствен, жизнерадостен, доверчив, исключительно отзывчив, общи­телен, открыт навстречу людям, исполнен горячего сочувст­вия ко всему талантливому, высокому, благородному. Испы­тывал он огромную потребность в ответной любви, участии, дружеском внимании. В 1831 году поэт смог наконец же­ниться на Н. Н. Гончаровой. Но брак не дал ему того, что он искал. От безрадостного, безлюбовного детства в роди­тельской семье до невеселой семейной жизни с крепко лю­бимой им, но легкомысленной светской красавицей женой, не способной ни оценить, ни понять поэта, явившейся в сво­ем слепом и ветреном эгоизме непосредственным поводом к его гибели,— таков роковой круг личной жизни Пушкина. «Один как прежде... и убит!» — горестно свидетельствовал в своем стихотворении «Смерть поэта» Лермонтов.

Гневные бичевания Пушкиным развратной и презрен­ной придворно-светской среды вызвали к нему бешеную не­нависть со стороны последней. Вокруг него завязалась гнус­ная интрига. Рукой заезжего французского эмигранта, бе­жавшего от революции 1830 года, развращенного негодяя и ловкого политического дельца Дантеса расправилась с по­этом, певцом свободы, «светская чернь» — реакционная

дворянская верхушка, которую он жгуче высмеивал в по­следних главах «Евгения Онегина», разил наповал в бичую­щих строфах «Моей родословной».

Поэт погиб «в расцвете сил, не допев своих песен и не досказав того, что мог бы сказать» (Герцен), погиб в том возрасте, в каком Лев Толстой едва начал свою работу над «Войной и миром». А о том, какой кипучей творческой жизнью продолжал до самых последних лет жить Пушкин, какие замечательные замыслы роились в его сознании, красноречиво свидетельствуют его черновые рабочие тет­ради.

Так, в последние годы Пушкиным был задуман и начат роман «Русский Пелам» — непосредственная прозаическая параллель к его роману в стихах, грандиозное повествова­тельное полотно, на котором, по замыслу автора, должна быть воспроизведена вся жизнь русского общества конца 10-х — начала 20-х годов, то есть раннего периода декабрист­ского движения, ряд участников которого должен был в нем непосредственно фигурировать. В эту же пору была начата повесть из жизни Древнего Рима, из эпохи Нерона, о само­убийстве автора знаменитого «Сатирикона» Петрония, лапи­дарный, чеканный стиль которой живо напоминает лучшие образцы латинской прозы.

По-видимому, к 1835 году относится одно из замечатель­нейших прозаических произведений Пушкина — незакончен­ные «Египетские ночи», в которых снова подымается столь волновавшая его тема о положении поэта в надменном и равнодушном светском обществе. Около этого же времени Пушкин работает над повестью из жизни немецкой рабочей бедноты «Марья Шонинг». В основу ее сюжета положен процесс о детоубийстве, имевший место в Нюрнберге, по которому обвиняемые в нем две женщины были присужде­ны к смертной казни. Однако оказалось, что они сознатель­но возвели на себя преступление, которого не совершали, чтобы избавиться от невыносимых условий нищенского су­ществования. Тем не менее их казнили. В этом в высшей степени знаменательном и также неосуществленном замысле с особенной силой-* сказывается все нараставшее сочувствие Пушкина страданиям социальных низов.

К последним годам жизни Пушкина относится и не­сколько замыслов драматических произведений. Самым значительным из них являются так называемые «Сцены из рыцарских времен» — единственное произведение Пушкина- драматурга, написанное прозой. В основе «Сцен» — острая социальная тема гибели старого феодально-рыцарского укла­да, перехода от средневековья к зарождению новой, буржуаз­ной эры. «Сцены» не закончены. Однако по планам, сохра­нившимся в рукописях Пушкина, можно судить об огром­ном социально-историческом размахе его последнего драма­тургического замысла. В то же время в основных персона­жах пьесы даны буквально несколькими штрихами исклю-

дворянская верхушка, которую он жгуче высмеивал в по­следних главах «Евгения Онегина», разил наповал в бичую­щих строфах «Моей родословной».

Поэт погиб «в расцвете сил, не допев своих песен и не досказав того, что мог бы сказать» (Герцен), погиб в том возрасте, в каком Лев Толстой едва начал свою работу над «Войной и миром». А о том, какой кипучей творческой жизнью продолжал до самых последних лет жить Пушкин, какие замечательные замыслы роились в его сознании, красноречиво свидетельствуют его черновые рабочие тет­ради.

Так, в последние годы Пушкиным был задуман и начат роман «Русский Пелам» — непосредственная прозаическая параллель к его роману в стихах, грандиозное повествова­тельное полотно, на котором, по замыслу автора, должна быть воспроизведена вся жизнь русского общества конца 10-х — начала 20-х годов, то есть раннего периода декабрист­ского движения, ряд участников которого должен был в нем непосредственно фигурировать. В эту же пору была начата повесть из жизни Древнего Рима, из эпохи Нерона, о само­убийстве автора знаменитого «Сатирикона» Петрония, лапи­дарный, чеканный стиль которой живо напоминает лучшие образцы латинской прозы.

По-видимому, к 1835 году относится одно из замечатель­нейших прозаических произведений Пушкина — незакончен­ные «Египетские ночи», в которых снова подымается столь волновавшая его тема о положении поэта в надменном и равнодушном светском обществе. Около этого же времени Пушкин работает над повестью из жизни немецкой рабочей бедноты «Марья Шонинг». В основу ее сюжета положен процесс о детоубийстве, имевший место в Нюрнберге, по которому обвиняемые в нем две женщины были присужде­ны к смертной казни. Однако оказалось, что они сознатель­но возвели на себя преступление, которого не совершали, чтобы избавиться от невыносимых условий нищенского су­ществования. Тем не менее их казнили. В этом в высшей степени знаменательном и также неосуществленном замысле с особенной силой- сказывается все нараставшее сочувствие Пушкина страданиям социальных низов.

К последним годам жизни Пушкина относится и не­сколько замыслов драматических произведений. Самым значительным из них являются так называемые «Сцены из рыцарских времен» — единственное произведение Пушкина- драматурга, написанное прозой. В основе «Сцен» — острая социальная тема гибели старого феодально-рыцарского укла­да, перехода от средневековья к зарождению новой, буржуаз­ной эры. «Сцены» не закончены. Однако по планам, сохра­нившимся в рукописях Пушкина, можно судить об огром­ном социально-историческом размахе его последнего драма­тургического замысла. В то же время в основных персона­жах пьесы даны буквально несколькими штрихами исклю-

чительно четкие и точные художественные зарисовки типи­ческих образов эпохи: наглых и надменных насильников- рыцарей, представителя нарождающейся буржуазии купца Мартына, революционного «мещанина» — поэта Франца, оз­лобленных «вассалов» — крестьян, неутомимого искателя и изобретателя «алхимика» Бертольда. Всем этим объясняет­ся та высокая оценка, которую дает «Сценам» Чернышев­ский, называющий их «одним из превосходнейших произве­дений Пушкина». «Сцены из рыцарских времен» лучше все­го показывают, какие огромные возможности дальнейшего творческого развития были заключены в Пушкине, какие новые и великие ценности могли бы еще быть даны им рус­ской литературе.

*

Пушкин принадлежал к тем передовым общественным кругам, которые сосредоточили в себе в этот период, по сло­вам Белинского, «все, что есть в России лучшего и образо­ваннейшего»,— были борцами против феодализма, носите­лями новых, исторически прогрессивных начал. Пушкин не только явился поэтически самым сильным выразителем идей и стремлений, свойственных представителям первого этапа в развитии русского революционного движения — де­кабристам, но и наиболее ярко отразил в своем творчестве трагическое противоречие, присущее периоду дворянской революционности,— за народ, но без народа. Пушкин не только отразил, но и осознал — в особенности в результате трагического опыта 14 декабря 1825 года — это противоре­чие, страшную отдаленность своих «братьев, друзей, товари­щей» от народа. Сам он сумел замечательно приблизиться к народному слову, к народному духу, создать произведения, которые сыграли великую роль в деле просвещения народа, в деле его не только эстетического, но и вообще духовного воспитания, произведения, которые стали близки, нужны и понятны самым широким народным массам. На этой-то поч­ве и сложилась пушкинская «поэзия действительности» — пушкинский реализм; это и сделало Пушкина русским на­циональным поэтом.

С глубоким чутьем и разумом великого национального художника-мыслителя поставил и отразил Пушкин в сво­ем творчестве наиболее острые и вместе с тем коренные об­щественно-политические вопросы своего времени, продол­жавшие и в дальнейшем сохранять свое значение: самодер­жавие и народ («Борис Годунов»), оторванность от народа передовой дворянской интеллигенции («Цыганы», «Евгений Онегин»), личность и государство («Медный всадник»), на­конец, тот вопрос, который не только в пушкинское время, но и много спустя продолжал оставаться основной общест­венно-политической проблемой русской действительности,— вопрос раскрепощения страны, вопрос крестьянский, вопрос, не перестававший волновать Пушкина на всём протяжении

его творчества — от юношеской «Деревни» до «Капитанской дочки».

Постановка коренных проблем русской действительно­сти осуществлялась Пушкиным на путях исключительно широкого отражения различных сторон национальной жиз­ни, художественной энциклопедией которой является не только пушкинский роман в стихах, но и все его творчество в целом.

С той же непогрешимостью глазомера, с какой определил Пушкин наиболее значительные вопросы русской действи­тельности, сумел он увидеть и худолсественно отразить цент­ральные образы-типы своего времени. Достаточно назвать хотя бы такие типические для всего периода дворянской ре­волюционности образы, как образ Онегина, или такой ха­рактерный образ-тип нового буржуазного «героя», как Гер­манн в «Пиковой даме». В ряде своих образов Пушкин дал художественное воплощение многих лучших черт русского национального характера: такова его «русская душою» Татьяна или образы людей из народа, и прежде всего об­раз Пугачева.

Глубокому и всестороннему отражению в своем твор­честве русской национальной специфики Пушкин, «пер­вый,— по словам Белинского,— поэт-художник Руси», пол­ностью освободивший художественное мышление от рацио­налистической отвлеченности, дидактики, предвзятых, рас­судочных схем, сообщил небывалое дотоле эстетическое со­вершенство. Развив русский национальный язык, Пушкин создал и замечательный фонд национального русского ис­кусства слова — сокровищницу специфически русской сти­листики, выразительных средств языка, приемов художест­венного обобщения, образного отражения действительности.

Завещая свои поэтические творения всему народу, Пуш­кин стремился писать их так, чтобы они могли читаться «всеми и везде». Это достигалось сочетанием величайшего художественного мастерства — ясности и точности языка, звучности и музыкальности стиха, стройности и гармонич­ности композиции — с величайшей же непринужденностью, естественностью и высокой художественной простотой. Именно в этом заключается тот эстетический принцип об­щенародной доступности и прекрасной простоты, который был завещан Пушкиным последующей русской классиче­ской литературе. Завещал Пушкин последующей русской литературе и свою творческую смелость и свободу, свой от­каз во имя правдивого изображения жизни от всяческих литературных условностей, литературного «сектантства», за­костеневших жанровых и стилистических форм, свою борь­бу с внешней красивостью, пустыми формальными ухищре­ниями, изысканностью и манерностью стиля.

Всем этим Пушкин поднял русскую литературу на новый, неизмеримо более высокий уровень, внес в нее новые ка­чества, с этого времени неотъемлемо ей присущие. Пушкин

его творчества — от юношеской «Деревни» до «Капитанской дочки».

Постановка коренных проблем русской действительно­сти осуществлялась Пушкиным на путях исключительно широкого отражения различных сторон национальной жиз­ни, художественной энциклопедией которой является не только пушкинский роман в стихах, но и все его творчество в целом.

С той же непогрешимостью глазомера, с какой определил Пушкин наиболее значительные вопросы русской действи­тельности, сумел он увидеть и художественно отразить цент­ральные образы-типы своего времени. Достаточно назвать хотя бы такие типические для всего периода дворянской ре­волюционности образы, как образ Онегина, или такой ха­рактерный образ-тип нового буржуазного «героя», как Гер­манн в «Пиковой даме». В ряде своих образов Пушкин дал художественное воплощение многих лучших черт русского национального характера: такова его «русская душою» Татьяна или образы людей из народа, и прежде всего об­раз Пугачева.

Глубокому и всестороннему отражению в своем твор­честве русской национальной специфики Пушкин, «пер­вый,~ по словам Белинского,— поэт-художник Руси», пол­ностью освободивший художественное мышление от рацио­налистической отвлеченности, дидактики, предвзятых, рас­судочных схем, сообщил небывалое дотоле эстетическое со­вершенство. Развив русский национальный язык, Пушкин создал и замечательный фонд национального русского ис­кусства слова — сокровищницу специфически русской сти­листики, выразительных средств языка, приемов художест­венного обобщения, образного отражения действительности.

Завещая свои поэтические творения всему народу, Пуш­кин стремился писать их так, чтобы они могли читаться «всеми и везде». Это достигалось сочетанием величайшего художественного мастерства — ясности и точности языка, звучности и музыкальности стиха, стройности и гармонич­ности композиции — с величайшей же непринужденностью, естественностью и высокой художественной простотой. Именно в этом заключается тот эстетический принцип об­щенародной доступности и прекрасной простоты, который был завещан Пушкиным последующей русской классиче­ской литературе. Завещал Пушкин последующей русской литературе и свою творческую смелость и свободу, свой от­каз во имя правдивого изображения жизни от всяческих литературных условностей, литературного «сектантства», за­костеневших жанровых и стилистических форм, свою борь­бу с внешней красивостью, пустыми формальными ухищре­ниями, изысканностью и манерностью стиля.

Всем этим Пушкин поднял русскую литературу на новый, неизмеримо более высокий уровень, внес в нее новые ка­чества, с этого времени неотъемлемо ей присущие. Пушкин

сделал русскую художественную литературу подлинно на­циональной литературой великого народа, а тем самым и одной из величайших литератур мира, открыл возмож­ность для последующих наших писателей становиться ма­стерами художественного слова не только национального, но и мирового значения!

Появлением «Евгения Онегина» и других произведений периода полной творческой зрелости Пушкина («Борис Го­дунов», «Полтава», «маленькие трагедии», «Медный всадник», «Пиковая дама», «Капитанская дочка») определяется нача­ло существенного изменения в характере отношений между новой русской литературой и западными литературами. Рус­ская литература, до Пушкина отстававшая от крупнейших европейских литератур, хотя и все время сокращавшая рас­стояние, которое отделяло ее от них, теперь становится на­равне с ними, а в некоторых отношениях и выходит впе­ред. Пушкин не только является родоначальником реализма как основной, магистральной линии развития последующей русской классической литературы, но в его творчестве ярко проявляется своеобразный характер русского реализма — поэзия действительности, определяющая его вы­дающееся место в развитии мировой литературы. Тем самым гигантский литературный подвиг, который совершил Пуш­кин, приобретает не только национальное, но и всемирно- историческое значение.

Пушкин органически сочетал в своей поэзии правду с кра­сотой. Но красота не являлась в его творчестве эстетическим украшением жизни, не привносилась в нее извне, а обрета­лась в ней же самой. Пушкин создал величайшие образцы художественности, красоты, но основным принципом его эстетики была правда. Это тонко и верно подметил один из самых ранних западноевропейских ценителей творчества Пушкина и вообще русской литературы, Проспер Мериме. «У Пушкина поэзия чудным образом расцветает как бы са­ма собой из самой трезвой прозы»,— сказал он Тургеневу.и тут же прозорливо распространил эту черту на русское ис­кусство слова вообще: «Ваша поэзия ищет прежде все­го правды, а красота потом является сама собою». В самом деле, начиная с «Евгения Онегина» и «Бориса Годуно­ва» Пушкин стал величайшим — в мировом масштабе — по­этом действительности, то есть писателем-художни- ком, который умел сочетать правду в изображении реальной жизни с исключительной поэтичностью выражения, с не­сравненной и подлинной красотой.

Родоначальник одного из самых выдающихся явлений мирового искусства слова — русского реализма, Пушкин яв­ляется вместе с тем и «величайшим в мире художником», каким его справедливо считал Горький.

сделал русскую художественную литературу подлинно на­циональной литературой великого народа, а тем самым и одной из величайших литератур мира, открыл возмож­ность для последующих наших писателей становиться ма­стерами художественного слова не только национального, но и мирового значения.

Появлением «Евгения Онегина» и других произведений периода полной творческой зрелости Пушкина («Борис Го­дунов», «Полтава», «маленькие трагедии», «Медный всадник», «Пиковая дама», «Капитанская дочка») определяется нача­ло существенного изменения в характере отношений между новой русской литературой и западными литературами. Рус­ская литература, до Пушкина отстававшая от крупнейших европейских литератур, хотя и все время сокращавшая рас­стояние, которое отделяло ее от них, теперь становится на­равне с ними, а в некоторых отношениях и выходит впе­ред. Пушкин не только является родоначальником реализма как основной, магистральной линии развития последующей русской классической литературы, но в его творчестве ярко проявляется своеобразный характер русского реализма — поэзия действительности, определяющая его вы­дающееся место в развитии мировой литературы. Тем самым гигантский литературный подвиг, который совершил Пуш­кин, приобретает не только национальное, но и всемирно- историческое значение. -:

Пушкин органически сочетал в своей поэзии правду с кра­сотой. Но красота не являлась в его творчестве эстетическим украшением жизни, не привносилась в нее извне, а обрета­лась в ней же самой. Пушкин создал величайшие образцы художественности, красоты, но основным принципом его эстетики была правда. Это тонко и верно подметил один из самых ранних западноевропейских ценителей творчества Пушкина и вообще русской литературы, Проспер Мерим е. «У Пушкина поэзия чудным образом расцветает как бы са­ма собой из самой трезвой прозы»,— сказал он Тургеневу.и тут же прозорливо распространил эту черту на русское ис­кусство слова вообще: «Ваша поэзия ищет прежде все­го правды, а красота потом является сама собою». В самом деле, начиная с «Евгения Онегина» и «Бориса Годуно­ва» Пушкин стал величайшим — в мировом масштабе — по­этом действительности, то есть писателем-художни- ком, который умел сочетать правду в изображении реальной жизни с исключительной поэтичностью выражения, с не­сравненной и подлинной красотой.

Родоначальник одного из самых выдающихся явлений мирового искусства слова — русского реализма, Пушкин яв­ляется вместе с тем и «величайшим в мире художником», каким его справедливо считал Горький.

Дата добавления: 2015-08-28