Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Автор благодарит за помощь в издании этой книги Харьковскую армянскую городскую общину и лично П. А. Акопяна, Э. Ш. Тер-Степаняна, С. П. Хачатряна, С. П. Мовсесяна и настоятеля храма Сурб-Арутюн 17 страница



Ну вот, наконец мы на воле и в автобусе мчим по трассе Стамбул—Анкара. Хотя лично я в Турции бывал довольно часто, однако мое знакомство ограничивалось приморскими районами: Стамбул, Анталья и тому подобное. Тем любопытней было посмотреть жизнь турецкой глубинки.

Во-первых, весьма красивой мне показалась окружающая природа, а некоторые виды за окном заставляли вспомнить знаменитый анекдот про «типично русский пейзаж».

А во-вторых, не может не произвести впечатление та настойчивость, с которой турки пытаются озеленить свою, в общем-то, выжженную землю. Вдоль дороги высажено огромное количество молодых деревьев. И это радует.

На дорогах много местных гаишников, которые безжалостно штрафуют водителей рейсовых автобусов за превышение скорости. Причем проверяют эту скорость по показаниям бортовых самописцев, которыми оснащен каждый автобус.

Впрочем, за двое суток путешествия (а мы проехали до райцентра Яхилу почти 1200 километров) вся моя ненасытная любознательность обернулась тупым безразличием, усталостью и отекшими ногами.

Единственное, что хоть как-то смогло меня взбодрить, — это «радостная» новость, что от пресловутого райцентра нам ночью полагается проехать еще 70 километров по ухаби­стой горной дороге с лихими местными водителями. Несколько раз жалкая душонка прощалась с жизнью, и только сейчас я потихоньку начал понимать, в какую историю ввязался.

Бесконечный и загадочный путь закончился наконец в селении Улупинар, что, по-видимому, переводится не иначе как Лукоморье. За поздним ужином, которым нас потчевали гостеприимные хозяева, выяснилась одна любопытная деталь, а именно: вертолеты ВВС Турции, которые должны были за­бро­сить оборудование экспедиции (напомню — 1,5 тонны) на Аладаглар в последнюю минуту были заменены шестнадцатью ишаками. Мы их так и назвали — ишаки ВВС Турции.

Вечер трудного и бесконечного дня ознаменовался безудержным чаепитием после острого и жирного плова и со­вместным просмотром футбольного матча между стамбульским «Галатасараем» и пирейским «Олимпиакосом». Причем наши подчеркнутые восторги игрой турецкого клуба начали даже вызывать подозрение у проницательных хозяев. К счастью, «Галатасарай» победил греческих православных братьев со счетом 2:0.

Сон в местной школе. Я еще не представляю, что готовит завтрашний день, но предчувствия уже тяжелы, как перегру­женный рюкзак. Опытные спелеологи знают, что заброска в горы — это один из самых сложных этапов любой экспедиции. Развлечения закончились, завтра начинается работа. «Спаты пора!..»



Насколько я понимаю, массив Аладаглар заинтересовал ученых благодаря местным могучим водопадам. Ведь для то­го, чтобы обеспечить мощный сток, внутри массива должна быть разветвленная система пещер, накапливающих воду. А для то­го, чтобы проверить, так это или нет, необходимо только одно — подняться наверх и найти вход в систему.

Но сначала — лирическое отступление. То, в чем ученые видят дренаж воды горного массива, обернулось поразительной красоты водопадами, расположенными в одном из самых дальних и заброшенных уголков Турции. Уже ради этой умопомрачительной красоты стоило сюда ехать. Вырывающиеся прямо из гор ослепительные потоки воды и переливающееся в них солнце — вот чему должно остаться место в моей памяти!

Но вернемся к нашим баранам, точнее — к ишакам.

Воистину, неистребима азиатская привычка к огромным обозам с пушистыми коврами, нежными наложницами и прочими запасами халвы. В прошлом турецкую армию это часто приводило к поражениям.

В первый же день экспедиции восточная страсть к обозам довела украинских спелеологов до легкого умопомешатель­ства. Немногочисленные ишаки ВВС Турции оказались нагруженными арбузами, дынями и даже национальной печ­кой для изготовления хлеба, и все это на фоне наших легоньких супов-концентратов и сухарей. На коллег по команде было грустно смотреть, когда они узнали, подо что была задейст­вована добрая половина наличного состава ишаков. Ведь все остальное нам пришлось тащить на своем горбу.

Правда, «нам» сказано слишком нахально. Уже через 200 мет­ров крутого подъема у меня закружилась голова и заболело сердце. А ведь среди своих друзей-приятелей считалось, что я нахожусь во вполне приличной физической форме. Я жалобно заныл и заканючил, чтобы мое бесформенное тело пристрелили прямо здесь, а еще лучше отправили в Улупинар, в моем воспаленном воображении вдруг показавшемся земным раем и оплотом цивилизации. Но спелеологи, не слушая нытье, разгрузили меня и пинками погнали наверх, на верную гибель. Впрочем, если мне не помогло даже отсутствие груза, мож­но представить, как же было тяжело другим людям и, казалось, ко всему привычным ишакам.

Шесть кошмарных часов продолжалось восхождение на высоту 2200 метров над уровнем моря. Представьте, что вам нужно подняться на высоту 75 девятиэтажных домов, только вместо ступенек острые, как бритва, камни, а вместо кры­лышек за спиной 30—40 килограммов груза. Такое восхождение нелегко далось даже моим тренированным друзьям, а мне хотелось вообще только одного — присесть на спину, то есть попросту лечь и умереть. Но единственное, что я мог — это бессмысленно бормотать: «Если парень в горах не «ах», а потом он сказал вдруг «ох» и сдох».

Нет, положительно, какая-то неведомая мне сила гнала этих жилистых людей наверх, заставляя проявлять чудеса выносливости. Неужели только жажда острых ощущений и самоубийственное желание шагнуть в пропасть?

Быт в нашем лагере, названном по имени близлежащей пещеры «Космос», наладился довольно быстро. Меня, как самого бесполезного и бестолкового из спелеологов, естественно, отправили на кухню. Почему-то все мои приключения заканчиваются внеочередным нарядом на кухню.

Питались мы, исключая экзотические для этих высот турецкие дыни и арбузы, традиционно — крупы, вермишель, тушенка. Спиртное, а пьют спелеологи чистый спирт, довольно строго ограничено и это разумно: во-первых, похмелье и физические нагрузки плохо сочетаются, а во-вторых, если закончатся те 20 литров спирта, которые мы взяли с собой, то больше брать негде: Турция страна мусульманская.

Хотя случались бреши и в строгом режиме экономии, когда там же, в лагере, мы отпраздновали день рождения оператора экспедиции Володи Худякова. Видимо, нельзя все время экономить на пороках.

Ввиду отсутствия в округе пресловутых горных родников приходилось топить снег, не брезговали мы собирать и дождевую воду. И тем более, в условиях хронического дефицита живительной влаги, развеселил нас доставленный на высокогорье нашими турецкими друзьями душ для ванной. Да что там душ, один из местных ученых умудрился затащить сюда своего домашнего пса! Однако песик оказался весьма милым и смешным, а через несколько дней от нас всех так разило псиной, что бедное подслеповатое животное уже просто не могло понять, где оно находится.

Природа в этих местах чрезвычайна красива. Карстовые трещины придают окружающим горам вид огромной старинной гравюры — мелкая сетка скрещивающихся линий на сером фоне. А иногда занавес задергивается и гравюра исчезает в облаке сырого тумана — ни для кого не секрет, что погода в горах весьма переменчива. Жаркое, все-таки южное солнце и холодный дождь чередовались несколько раз на день.

Несмотря на все капризы суровой природы, удивительно было узнать, что в таком климате живет чудовищное количество всякой живности. Во всяком случае над по­ляной стоял все время тонкий писк мошкары и мелких ос. Приходилось сражаться нам с тарантулами и даже скорпионами. Изредка с гор доносилось блеяние горных козлов, жалобное, как лепет украинских министров, да и без воя волков тоже не обходилось.

Казалось, живи да радуйся. Однако уже через неделю жизни на природе меня потянуло в поганое болото цивилизации. Ощущение, что ты находишься на краю света или в заднице у самого дьявола, доводит до отчаяния. Проблема не в диких краях или в глубоких пещерах, похожее чувство посещало меня и в центре Нью-Йорка. Вопрос в желании вернуться к тем людям, которых ты любишь. И знать, что это чувство взаимно.

Спелеологи обижаются, когда спелеологию называют ви­дом спорта, ведь в самом этом слове есть корень «логия», иначе говоря «наука». Кроме того, они считают себя скорее участниками общественного движения, нежели спортсменами. Причем движение это объединяет не более тысячи человек по всей Украине, а если быть совсем точным — всего около двухсот активно действующих спелеологов.

Самое главное, что это может быть последний из видов науки, где возможны великие географические открытия — ведь глубочайшая пещера мира еще не найдена. На сего­дняшний день есть только наиболее глубокие разведанные пещеры и рекорд в этой области установлен, как я уж го­ворил, украинскими спелеологами. И тем выше цена этого рекорда, что впервые за существование спелеологического дви­жения, а это без малого 150 лет, рекорд не принадлежит западноевропейцам. Потому-то и приглашают для иссле­дования своих малоизученных гор турецкие ученые своих значительно более опытных украинских коллег. Найденные в результате прочесывания местности многочисленные каверны тщательно регистрируются и обследуются. Иссле­довать нужно каждую, ведь еще не существует приборов, которые могут подсказать — ведет ли пещера ку­да-нибудь дальше или заканчивается глухим тупиком. Адский, кропотливый труд.

Вот так спокойно бродят по горам и творят ежедневный научный подвиг простые ребята, настоящие герои, не избалованные вниманием телевидения и газет. Не участвуют в великосветских тусовках, не раздают автографы, не потрошат спонсоров. И сколько таких, безвестных солдат отечест­венной науки.

Разгоняя тучи мошкары, мы идем на штурм наиболее глубокой из разведанных на сегодня пещер Аладаглара — «Космоса». Впереди, естественно, самые опытные, и вот уж в глубине раздаются серебристые удары их молоточков, забивающих анкера.

Спускаться, впрочем, нужно осмотрительно. Известно, что всего 15% энергии исследователь пещер тратит на спуск и 85% на пребывание в глубине и подъем. А если вовремя не выбраться — рискуешь серьезно пострадать от переохлаждения или (не дай бог) лишиться источника света, дорогой карбидной лампы. «Инструктор рыдает над кучей костей, карбидка пропала за двести рублей». Это из местного фольк­лора. Хотя мне показалось, что в пещерной темноте есть и свои хорошие стороны, например, не видно глубины колодца, а это часто десятки и сотни метров. Глубина манит в себя, словно женщина, однако один неверный шаг, и ты навсегда в ее объятиях.

Впрочем, если отбросить фрейдистские толкования (а таковые, безусловно, существуют), в пещерной темноте современному человеку предоставляется уникальная возможность сосредоточиться на самом себе, прислушаться к собственному дыханию и стуку сердца. И возможно, если бы я не был журналистом, я стал бы одним из них — задумчивых первооткрывателей, а так никакого здоровья не хватит. О потерях я даже не говорю — на территории бывшего СССР каждый год свой последний смертельный шаг делают один-два спелеолога.

Понятно, что для такого стиля жизни у человека должно быть особое, можно сказать, пещерное мышление. Занимается спелеологией в основном интеллигенция и, видимо, относительно состоятельная — полный комплект почти космиче­ского оборудования спелеолога стоит до тысячи долларов, да и в экспедиции участники ездят за свои собственные деньги.

Видимо, эта дороговизна и сдерживает превращение сложной науки спелеологии в бездумный массовый спелеотуризм, что серьезно тревожит многих ученых. Ведь при крепчающем маразме нынешней власти вновь начинается бегство интеллигенции в горы и к кострам. Все это уже было и, видимо, повторится. Когда есть возможность выбирать между грохочущими литаврами тупого официоза и негромким голосом своей души, нормальный человек выберет душу. Чего нам всем и желаю.

2002 г.

Встреча с другом

(из мемуаров литератора)

Для начала — маленькая цитата из «Мастера и Маргариты»: «Коровьев остановился у решетки и заговорил: «Ба! Да ведь это писательский дом! Я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Приятно думать, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов». — «Как ананасы в оранжереях», — сказал Бегемот».

Речь идет о Московском литературном институте, в котором некогда учился и я, а моим лучшим институтским другом был Сергей Филатов — русский поэт, живущий сейчас на Алтае.

Счастливое это было время, когда мы с Сергеем учились в одном из самых знаменитых вузов Советского Союза. На­ми владело горделивое осознание, что из каждых 26 человек, претендовавших по конкурсу на поступление в Литинститут, прошли именно мы, и блаженное чувство, когда из тебя льются стихи, и вливающаяся взамен их в молодой организм водка еще не приносит утреннего вреда. Славное и глупое было время. С тех пор мы не виделись с Сережей Филатовым почти 10 лет...

Если из Москвы 4 часа лететь на восток в пахнущем мочой и старым салом аэробусе российской авиакомпании, по факту посадки вы обнаружите себя в Алтайском крае, старейшим населенным пунктом которого является почтенный купеческий город Бийск. Не будем никого пугать сибирской экзотикой, ведь для сибиряков Украина тоже сродни далекому острову Гваделупа, а потому обойдемся в нашем повествовании без традиционных медведей, пельменей и морозов.

К моему удивлению оказалось, что этот край имеет не только очень интересную древнюю историю, но и прекрасную современную культуру. Достаточно сказать, что краеведческий музей Бийска выглядит значительно лучше, чем Харьковский исторический музей, терпящий бедствие при молчаливом попустительстве властей. Вот тебе и сибирская глубинка.

Сам же Бийск основан в 1709 году по указу Петра I, таким образом, он является всего на полвека младше нашего города. А раньше здесь был центр алтайской цивилизации, ведущей свое начало со времен скифов и половцев, а может быть, и раньше. Выходит, коренные жители Алтая являются нашими далекими родственниками.

Удивительная природа Алтая вдохновляла не только мест­ных шаманов, но и русских старообрядцев, селившихся здесь — вблизи легендарного Беловодья. Позже этими местами весьма живо интересовался Николай Рерих, убежденный, что Алтай является сердцем Евразии, находящимся на равном удалении от всех четырех океанов.

А пока они мудрствовали, люди приземленные — бий­ские купцы — налаживали торговлю с Монголией и Китаем, богатели и превращали свой город не только в коммерческий, но и культурный центр Алтайского края, и во всяком случае вкуса у них было поболее, нежели у нынешней (ха-ха) элиты.

Сегодняшний Бийск в полной мере сохранил свой старинный купеческий облик, даже невзирая на то, что в годы Великой Отечественной войны сюда были эвакуированы многие заводы и он стал крупным промышленным центром. Живет здесь около 250 тысяч человек, меньше, чем на нашей Салтовке, однако не будем забывать, что этот край вообще малонаселенный и на площади всего в 2 раза меньшей, нежели территория Украины, обитает всего 3 миллиона россиян. Так что, несмотря на свой патриархальный об­лик, по местным меркам это действительно крупный город, где вещают 3 местных телекомпании, выходят 5 крупных газет, имеются также вузы, театры и музеи.

Возможно, симбиоз хоть как-то работающих бюджетников и лежащей в известном положении промышленности, дал мне возможность увидеть бийчан в двух совершенно противоположных ипостасях — либо чудеснейшая провинциальная интеллигенция, либо отпетые люмпены. Впрочем, женщины сибирячки весьма красивы, и это сыграло со мной злую шутку.

Дело в том, что мой друг и однокашник Сергей Филатов, будучи редактором одной из тамошних газет, устроил в городской администрации мою пресс-конференцию. В ней я рассказывал представителям местных СМИ о современной Украине, увидел парочку молоденьких журналисток и расчирикался. Во все воронье горло...

А может, мое неуместное красноречие связано с тем сочувствием, которое вызывают бийчане своей нелюбовью к действующей столице Алтайского края — городу Барнаулу. Комплекс бывших столиц везде одинаков. Я тоже видел в этом Барнауле платные автобаны, двухэтажные автобусы и неоновые кресты на церквях. Однако все мы, обделенные столичностью, должны понимать — любая столица это место для работы, а не для жизни. Не путайте яичницу с Божьим даром.

Но хватит сидеть на одном, пусть даже и хорошо вам знакомом месте. Тем более что, кроме равнинного Алтая, есть еще и Горный Алтай и связывает их между собой знаменитый Чуйский тракт, идущий от Бийска к монгольской границе.

Не надо путать Чуйский тракт с Чуйской долиной, конопля здесь вдоль дороги не растет. Вообще, единственное, что найдут в этих краях любители пряного и пьянящего ды­ма, — алтайские ритуальные деревья, которые новобрачные повязывают на счастье разноцветными тряпками. Но мы-то знаем, что не в тряпках счастье.

«Трудно понять, но как скажут «Алтай», сердце лизнет до боли мгновенное горячее чувство. Когда буду помирать (если буду в сознании), в последний момент успею подумать о матери, о детях, о Родине, которая живет во мне. Дороже этого у меня ничего нет». Эти проникновенные слова Василий Макарович Шукшин написал, имея в виду не только свою большую Родину — Алтай, но и, безусловно, село Срост­ки, где он родился и вырос.

О Шукшине на Алтае либо хорошо, либо никак, что, впрочем, и положено знаменитому покойнику, плюс добротный музей. Именем знаменитого земляка названы улицы и площади, школы и институты, а каждое лето на горе со странным названием Пикет проходят Шукшинские чтения — видимо, про то, что «не сотвори себе кумира».

Живо представляю, как вечерами на склонах собираются русичи и за стаканом горькой рассуждают о славянстве и сионизме. Природа к этому располагает. Недаром Сережа Филатов на обложке своего лучшего поэтического сборника изображен с добрым, похмельным лицом и на фоне березок. Русскому поэту без того и другого никак нельзя.

А богатое и старинное село Сростки, между тем, живет своей нормальной, возможно, даже бездуховной жизнью. Бойкие бабенки торгуют горячими пирогами, которые, чтобы они не остывали, хранят в детских колясках. Причем эти пироги считаются не меньшей достопримечательностью, не­жели музей Василия Макаровича. О жутком количестве ме­да и медовухи даже не говорю. То ли выпил я этой медовухи мало, но, кроме чудовищной липкости и боли в печени, я ни­чего не почувствовал.

Пришлось в дальнейшей дороге обходиться нередким в этих краях японским саке. Япония здесь поближе, нежели Украина будет. Да и элитпотребителей японского евротовара здесь хватает. Не будем забывать, что Горный Алтай — курортная зона, находящаяся всего лишь в четырехстах километрах от таких крупных городов, как Новосибирск и Ке­мерово.

Эти места просто кишат пансионатами, санаториями и курортами. Кстати, воспетый Эдитой Пьехой пресловутый Манжерок из этой же, горно-алтайской, оперы. Хотя и здесь не обходится без загадок русской души, как, например, в пан­сионате правительства республики Алтай. Евроремонт, характерной особенностью которого являются плохо подо­гнан­ные стеклопакеты плюс суровый климат, который заставляет хозяев отчаянно топить, чтобы посетителей не выдувало на мороз через огромные щели. В результате одновременного воздействия адской сме­си жары и холода я пришел к выводу, что в бытовом плане украинская хозяйст­венность все же предпочтительнее русской широты души.

Ну, а что касается остальной дикости, то, безусловно, туристам есть где разгуляться-расплясаться.

Незалапанная природа, пронзительный воздух, исполненный философского смысла шум воды — что еще нужно для полного счастья так, чтобы без новомодных теорий? По­жалуй, окончательное уединение.

Впрочем, ныне Алтайский край предоставляет желающим и такую возможность — во глубине алтайских руд до сих пор таятся настоящие скиты. Один из них, стоящий на острове и связанный с миром лишь подвесным мостом, особенно разбередил мои фантазии — скит женский. (Хотя, ска­жу честно, во времена расцвета клерикализма, подмены научного мышления религиозным и погружения общества в новое средневековье я не испытываю благоговейного восторга перед новыми отшельниками.)

Красиво, слов нет. Но давайте еще поработаем на контрастах. Иначе наше представление об Алтае не будет полным. И дабы убедиться в том, что советская власть может угробить любую первозданную красоту, заедем в столицу Горного Алтая, которая так и называется Горно-Алтайск. Мес­то, о котором даже в путеводителе сказано: «В целом, город производит унылое впечатление однотипными зданиями и пыльными проспектами». Зачем? А чтобы не забывали, что красота дается, конечно, природой, а вот как ею распорядится, зависит только от нас.

Некрасивые советские города рождают некрасивых людей. Ну не могут в прямоугольных квартирах вырасти граждане с незагаженными извилинами. И зачем рассуждать о духовности и национальном величии, когда большинство насе­ления — от украинских мегаполисов до дальнего Гор­но-Алтайска — демонстративно игнорируют правила элементарной гигиены и с наслаждением погружаются в грязь. И это еще одна загадка легендарной цивилизации могучих великороссов.

Известно, что большинство положительных эмоций человека связано с едой, особенно в условиях провинциальной скудости развлечений. Так давайте же начнем возрождение духовности с украинской и сибирской культуры еды, и результаты не заставят себя долго ждать. Рыба таймень, тушенная с груздями и папоротником, и свежий морс без запаха любимого консерванта Е-220, да под рюмку водки «Алтай»!

И рассеивается похмельное марево, открывая, может, один из самых лучших поступков в моей жизни — просто так взять и поехать за 5 тысяч километров к другу, которого не видел 10 лет, и наслаждаться радостью человеческого общения почти до самого утра. Ведь все остальное, если присмотреться, — полное фуфло.

«Как мало надо человеку — немного водки и ночлег!» — это из стихов моего друга Сергея Филатова, русского по­эта, живущего на Алтае. По-моему, написано неплохо.

2003 г.

Канарский вариант

«“Железный занавес” рухнул, и наши соотечественники разбежались — кто кинулся на турецкие барахолки, кто неторопливо полетел на Канары».

Из газеты «Эмигрант»

В Борисполе впереди стоящий человек на вопрос пограничника, куда он летит (хотя какое их, собственно, дело?), гордо ответил: «На остров Свободы». Его терзали особенно долго. Дожились — Куба вызывает у нас больше подозрений, чем террористы.

Русская мама со своим смуглолицым ребенком. Ребенок по-русски не знает ни слова. Мама с детской книжкой в руках учит малыша английскому языку. Чего ей вообще делать на исторической родине?

Внизу из облаков выныривают белоснежные пики Альпийских гор, подсвеченные солнцем. Огромные, сияющие кристаллы.

Мадридский аэропорт — полное отсутствие информации, чудовищные очереди везде, довольно грязные туалеты. Абсолютно бездарная система переходов и регистрации.

Перед пограничным постом в Мадриде (там, где пересадка на местные авиалинии) в панике мечется гражданка. Первый раз за границей, никакого языка не знает, что делать — не понимает. Гражданка не может объясниться с по­граничником, и ее уводят. Удивительна манера наших граждан путешествовать по заграницам.

Крик в аэропортовском автобусе: «Украинцы есть?!» — вдрызг пьяные соотечественники безуспешно пытаются разобраться в хитросплетениях мадридского аэропорта. Следующий контрольный пункт они уже не прошли.

Летим. Вдали Гибралтарский пролив. Слева — скала Гибралтар и, соответственно, Европа, справа — величественная Африка. В этом охвате одним взглядом двух континентов есть поистине что-то космическое.

Канарские острова на подлете такого впечатления уже не производят. Блины в океане.

На вшивом острове — два международных аэропорта. Самолеты садятся каждые 20 минут (даже ночью). Днем чаще.

Багаж пассажиров, прилетевших из Киева, отделили от других и провели отдельный досмотр. Ощущение — туристы второго сорта.

Проспект Франко, улица Генералиссимуса. Однако, любят они диктатора

Собачка писает на пальму.

Жена выбросила из мини-бара всю гостиничную выпивку и аккуратно поставила нашу. Понятно, почему нас не любят за границей. А я считаю — она права!

Толпа аборигенов рекламирует местные рестораны и магазины, цепляясь к прохожим. Есть в этом что-то турецкообразное. Если брать все листовки, через несколько шагов в руках накапливается приличное количество макулатуры.

К русским (условным русским) относятся доброжелательно, оглашая воздух немногочисленными знакомыми словами на странном языке «Рюсски! Карош! Привет!» От неожиданности этих пронзительных выкриков можно стать заикой.

Соотечественники. Два типа из Ленинграда. Охранник и его друг. Говорят, что здесь работают. Глядя на их габариты, я даже догадываюсь кем.

Объявление в местной русскоязычной газете: «Молодой человек ищет работу. Могу позировать художникам, сниматься в порнофильмах». Анкета девушки, изображенной на обложке: «Тайная мечта — выйти замуж за испанца».

Уезжают? Да к чертовой матери!

Девушка-болгарка, работающая здесь продавщицей в магазине: «Песок черный, вода морозная. Хочу домой, в Варну».

В разных кафе натыкаюсь на одного и того же «голубого», который умильно на меня поглядывает. Еще гей-френда мне на старости лет не хватало.

Бумажку в 100 евро, которой я расплачивался, официант долго и придирчиво просматривал на свет (я видел это через настенное зеркало). Начитались, блин, про русскую мафию.

Индийский ресторан, содержание меню: hot, very hot, very very hot, very very very hot. Зная и уважая перченость индийской кухни, предусмотрительно заказал себе просто «hot». «Что же тогда значит very very very hot?» — с вылезшими из орбит глазами спросил я у официантки. Она лишь беззаботно рассмеялась.

Городок Канделария. Набор провинциальных достопримечательностей. Самое потрясающее — двух-, трехэтажные дома плотной стеной стоят прямо на пляже, и море омывает их цоколи. Вышел — и ты уже на берегу океана. Венеция на этом фоне выглядит увядшей старухой по сравнению со знойной юной девицей. К слову сказать, почти голые девицы в изобилии плещутся на упомянутом пляже. Зрелище умопомрачительное.

Сидел на берегу океана. Смотрел на волны, омывающие домики, голых, бегущих по волнам теток. Каким же храбрецом должен был быть Колумб и другие мореплаватели, чтобы бежать за горизонт от всего этого — буржуазненького. Хотя и очень красивого.

Песок черный, поэтому после купания по ногам стекают потоки грязи. Ощущение довольно противное, хотя эстетам нравится.

С таким осатанением плыл брассом, что приплыли спасатели и тревожно спросили, все ли со мной в порядке. Понятно, что за буйками мог оказаться только выходец из СССР, поэтому сразу перешли на ломаный русский язык: «астарожна».

Развлечения нехитрые. Взять водный велосипед, заплыть на нем подальше и купаться. А что — пляж на двоих, вода чистая, и вид изумительный.

Когда волнение на море усилилось, назойливых спасателей как ветром сдуло. Никто к нам не подплывал и не спрашивал, хватит ли у нас сил выгрести сквозь такую большую волну.

Санта-Круз — столица острова Тенерифе. Городишко с помпезной и некрасивой площадью Испании. Пародия на Барселону.

Пробка на автобане, двигаемся со скоростью 80 км/час.

Шедевр католического цинизма — бросаешь монетку 20 ев­роцентов — вместо восковой свечки загорается символизирующая ее красноватая электрическая лампочка. Долго я стоял перед этим чудом ХХІ века.

Местный зоопарк. Изумительный пингвинятник. Пингвины, такие неуклюжие на суше, плавают стремительно, ловко, и это видно в огромном аквариуме. Несмотря на запрещение фотографировать, многие щелкают фотоаппаратами, и от ярких вспышек пингвины испуганно и беспомощно носятся по острову, оставленному им в качестве «ан­тарктиды».

Негр-мусорщик прекратил уборку улицы, чтобы поговорить по мобильному телефону.

Дожил до седых волос и лишь впервые сел за руль открытого легкового автомобиля. Ощущение неправдоподобное. Еду со скоростью 130—140 км/час, а на голове панама, и ветром ее не сдувает!

Снял панаму. В зеркале заднего вида на ярком солнце заблестел мой череп. Неужели лысина — это правда?

Местная достопримечательность — вулкан Тейдэ. Почти 4000 метров над уровнем моря. Действительно красиво, однако, чтобы его увидеть, нужно просерпантинить за рулем 100 километров. Удовольствие ниже среднего. Воистину, один раз увидеть и умереть.

Природа на острове очень разнообразная: от лунных пей­зажей на плато, буйных джунглей на севере до выжженной пустыни на юге.

В некоторых частях острова кактусы растут, как бурьян.

А все-таки в этом что-то есть. Сидеть в ослепительно-белом махровом халате, слушать прибой океана, курить сигару и пить джин-тоник.

Читаю книгу «А что, если бы?» (Альтернативная история). Если этот сборник статей реально написали преподаватели американских вузов, то их воспитанников действительно нужно бить по всем континентам, пока не поймут, что их Штаты — не вершина человеческой цивилизации.

Всю ночь под окнами гуляла буржуазия. Спать невозможно, целая толпа в сопровождении кубинского трио ржала, пила вино и блистала вечерними туалетами. То ли дело наша пьянка: цыганский хор, озеро водки и демократиче­ский мордобой. Ностальгируя на балконе, высосал бутылочку ро­ма. (Ром — молоко солдата.)

О буржуазной вечеринке. Последний раз я наблюдал подобное с балкона отеля в Болгарии. Там местный олигарх, кажется, Павел Васильев, праздновал свой юбилей. Череда вечерних платьев и смокингов, роскошные столы, фейерверки... Через полтора года этого олигарха застрелили.

Неожиданная проблема с приобретением сувениров. От обилия пластмассовых кошечек и искусственных розочек с надписью «I love Tenerife» в памяти оживают советские времена, когда в магазинах было чудовищное количество обуви, которую абсолютно не хотелось покупать.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.026 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>