Даже любимая картина ничем не могла ему помочь. Она говорила с ним только о Билле, а как только он пытался, глядя на нее, подумать об искусстве, на ней уже не оставалось ни бабочек, ни моря, только пятна и мазки, а сама она замолкала и прикидывалась обычным куском холста с намешанными на нем красками.
Вот и сейчас он сидел перед ней, умоляя пообщаться с ним, а она только молчаливо напоминала, как давно он не обнимал и не целовал своего гения.
Нет, он обнимал, чуть нежнее, чем «по-дружески», во время встреч и прощаний каждый день, но это было не то, чего он хотел. Билл не отказался от него, не отстранился и не запретил приезжать к нему, но, сказав, что все дальнейшее в руках Тома, он дал понять, что доверяет и надеется на его благоразумие и ответственность, а разочаровывать его совершенно не хотелось. Получится или нет, Том обещал сделать все, что сможет, и он делал.
Первое время он старался не думать ни о чем, кроме работы, все свое внимание отдавая ей. С карандашом или с кистью в руках он часами стоял у окна, пытаясь поймать настроение, о котором говорил Билл, и все чаще ему это удавалось и даже выходило запечатлеть его на полотне. Но когда он глядел на свою работу, первая мысль была о том, что бы сказал о ней Билл, и его достижения уже не казались ему такими значительными. Возможно, было глупо сравнивать себя с гением, все-таки Том был талантливым, но совершенно обычным человеком, но он уже так привык к тому, что Билл не делал различий между ним и собой, не допуская никаких скидок и поблажек, что и Том перестал задумываться над тем, ровня ли он Биллу.
Без Билла работа шла плохо, но еще хуже было то, что очень скоро он понял, что без Билла не только не может хорошо рисовать, но и не может заставить себя рисовать вообще. Желание коснуться его, увидеть его глаза и улыбку, не просто дежурно-вежливую, как на занятиях, а настоящую, какая была у него только дома… Это желание стало почти осязаемым. Руки ломило без его тела в объятиях, губы ныли без возможности прикоснуться к нему, а в груди все переворачивалось и ходило ходуном. Душ не помогал, уснуть не получалось и большую часть времени он просто мерил шагами комнату, как запертый в клетке зверь.
Почти две недели Том мужественно держался, заставляя себя после лекций идти домой работать, но сегодня самообладание изменило ему, и, пошатавшись бесцельно до одиннадцати вечера, он бросил все и через полчаса парковался под проливным дождем на площадке перед домом Билла.
Билл оглядел его с ног до головы и, не говоря ни слова, пропустил в квартиру.
- Ты тоже рисуешь? – Том смотрел на перепачканные руки гения, которые он вытирал о тряпку.
- А?.. Нет… Нет, это я просто краски перебирал, уже спать собирался.
- Если ты собирался спать, я ничего не имею против, просто… хотел заснуть, обнимая тебя.
Билл мягко улыбнулся.
- Конечно, идем. Я рад, что ты пришел. Только ты мокрый весь, сначала в душ, а то простынешь, - он коротко поцеловал его и быстро направился в сторону спальни, не дожидаясь, пока Том разденется. – Полотенце там найдешь. Я пока приберу тут, а то краски по всей постели…
Том снял куртку и обувь, прошел за ним, игнорируя ванну, и остановился на пороге, присвистнув.
- У тебя генеральная уборка?
Билл обернулся.
- Да, не обращай внимания. Иди в душ, я сейчас все соберу.
На всю кровать была разостлана клеенка, на которой устроились не менее двухсот тюбиков краски, дюжина кистей и несколько свежих палитр. Гений быстро и ловко колдовал над своим богатством, раскладывая их в коробки по оттенкам.
- Я хотел найти пару интересных цветов и немного увлекся.
- Да, ты увлекающаяся натура, - Том улыбнулся, подходя и обнимая его сзади. - Мне кажется или раньше этого не было?
- Чего? – Билл выпрямился, устраивая затылок на его плече и переводя взгляд туда, куда показывал Том.
- Ткань, - шелковое полотно было натянуто на всю стену у изголовья кровати. – Или я просто раньше ее не замечал?..
- А… Это… я думал перекрасить стены, но еще не решил в какой цвет… Что скажешь по поводу серебристо-серого?
- По-моему, неплохо, красивый благородный оттенок.
Билл закусил губу.
- А как насчет оливкового или медно-розового?
- Мне нравятся более спокойные тона, к тому же это спальня…
- Да, ты прав. Оставим этот… Есть хочешь?
- Только попить горячего чего-нибудь, - Тому понравилось это «оставим» и он улыбнулся сам себе.
- У тебя ледяные руки, идем все-таки, я дам тебе полотенце. Я очень расстроюсь, если ты заболеешь, и мы перестанем видеться даже на учебе.
Ничто на свете не могло быть хуже, чем не видеть Билла, поэтому этот простой аргумент оказался самым действенным, и Том послушно ушел в ванную греться.
Билл не спросил, зачем Том пришел. Казалось, он даже не был удивлен его приходу, как будто ждал, что это случится, и Том был рад тому, что нет необходимости оправдываться или что-то объяснять. В квартире Билла по-прежнему было уютно и тепло, и Тому казалось, что только этим утром он покинул ее, а сейчас вернулся, как будто домой.
Лежа в теплых объятиях, чувствуя, как руки, не спеша, перебирают дрэды, а губы мягко касаются его лба, Том чувствовал себя абсолютно счастливым. Запах Билла и ощущение его кожи под пальцами напоминали, ради чего все, что он делал, и Том почти физически чувствовал, как силы возвращаются к нему. Если еще полчаса назад он был полностью разбитым и с единственным желанием увидеть Его, то сейчас просто лежать рядом, оказалось мало. Том приподнял голову, опуская руку ему на затылок и находя его губы.
Уже не раз Том засыпал и просыпался в этой комнате, но ни разу не было такого, чтобы ему не спалось. За окном было темно, Билл спал у него на плече, а Том был рад тому, что проснулся засветло и теперь у него есть возможность побыть с ним наедине, пусть даже он об этом не знает.
Чем сегодня собирался заниматься Билл? Было бы это две или три недели назад, Том мог бы уговорить его провести субботу вместе, но теперь уже оставалось слишком мало времени, а его дела непозволительно медленно продвигались вперед. Зато до рассвета есть еще пара часов, только бы ему не заснуть…
«Черт!..» Солнце беспощадно светило в глаза. Билла рядом уже не было. Том провел по лицу руками, оделся и пошел на запах кофе.
Они завтракали уже около сорока минут. Все, о чем можно было поговорить, обсудили, пошутили и посмеялись, но Том усиленно крутил в руках в третий раз опустевшую кружку, стараясь оттянуть момент, когда придется встать из-за стола и попрощаться.
Гений не торопил его, он видел, что по каким-то причинам его ученик не спешит уходить. Нежно улыбнувшись, он снова налил кофе себе и ему, на что в ответ получил благодарную улыбку.
- Том, как ты понял, что тебе нравится рисовать?
- Не знаю. Это как-то было само собой разумеющимся… Когда мне хотелось чего-то, чего я сам не понимал, я брал карандаш и рисовал. Я не думал о том, что мне это нравится, мне хотелось, поэтому я это делал.
- А ради чего ты рисуешь?
- Ради того, чтобы… Не знаю… Ради того, чтобы испытать радость и гордость, когда увижу, что у меня получилось.
- То есть для тебя важен результат?
- Конечно, как и в любом деле…
Билл прищурился и посмотрел на него с интересом.
- Вот мы вчера занимались сексом, когда тебе было лучше, во время секса или сейчас, когда получил результат?
- Ну… - Том усмехнулся. – Ты меня поймал…
- Когда оргазм ярче, когда ты делаешь это ради удовольствия или ради того, чтобы скорее кончить?
Том прикрыл глаза и кивнул.
- Думаю, ты знаешь ответ.
- Знаю. И ты знаешь. Жизнь, секс, рисование… – это процесс, и пока он длится, можно ждать его окончания, а можно им наслаждаться.
Это ночное путешествие не только не расслабило Тома, но и придало сил. Спокойный и уверенный вид Билла, когда он разбирал краски, и утренний разговор, заставили задуматься над тем, что искусство – это по сути то, что любит Билл, то без чего он не представляет своей жизни и то, чем он всегда занимается с удовольствием. Это занятие, которое боготворит его гений, которое его успокаивает и приносит радость, почему же для Тома оно стало мучением? Может быть, потому, что он посчитал, что «надо», потому что он «должен»… Но ведь Билл вряд ли хотел именно этого, прося Тома сделать это ради него. Билл искренне любил краски, а все, что связано с Ним, не может не любить и Том.
Перестав беспокоится за то, что у него выходит и не выходит, Том почувствовал себя намного лучше и увереннее. Он начал рисовать ради удовольствия и, наконец, сама работа и ее результат стали радовать намного больше. Сюжетом он выбрал ту же осень, и теперь только пытался согласовать голос сердца с движениями руки. Не все и не всегда выходило так, как он хотел, но теперь это его не беспокоило. Он понял, что ему нужно, и знал, что не с первого, так с пятого или с двадцатого раза у него выйдет именно то, что он ожидает.
В рамке на ночном столике и на заставке телефона ему улыбался Билл. Достаточно было посмотреть на его счастливую улыбку и представить, как Билл будет улыбаться и прыгать от радости за своего ученика, чтобы открылось второе дыхание.
Том не обманывал себя тем, что амбициозен и работает, чтобы расти и совершенствоваться. Все, что он делал, было только ради одного единственного человека, которому он принадлежал и который принадлежал ему, и душой и телом.
Билл действительно принадлежал ему. Том теперь все чаще приезжал к нему, и в любое время дня и ночи Билл был рад видеть его. Он умел чувствовать его настроение и делиться своим спокойствием и уверенностью. Они никогда не говорили о работе Тома, но иногда, не понятно к чему, Билл говорил как раз то, что Тому было необходимо услышать, хотя он ни о чем его не спрашивал.
Билл давно жил в каждом звуке и в каждом вдохе Тома, но все чаще Том замечал, что и сам он для Билла значит не меньше. Том не видел этого раньше, потому что стоило гению заговорить о живописи, как он забывал обо всем остальном, но сейчас, когда они почти не упоминали в разговоре работу, Том все чаще обращал внимание, что эти взгляды, жесты и нежная улыбка, относились не к полотнам и краскам, а к нему. Те, кто плохо знал Билла, могли бы не заметить их вовсе, но Тому они говорили гораздо больше, чем любые цветастые фразы и признания от кого-то другого. Биллу не было необходимости говорить что-либо, Том и так видел все, что он может сказать. В том, как он не ложился спать до поздней ночи и одной только фразе «Я знал, что ты придешь», в том, как обнимал, прижимаясь, как будто боялся, что Том сбежит и он останется один… и в том, как целовал его, всегда так же трепетно и нежно, как в первый и в последний раз. Том видел, что Билл любил его… По-настоящему любил.
И если было что-то, что Том хотел бы изменить, то это было что-то легкое, почти незаметное… Просто на секунду мелькнувшая тень на дне радостных глаз, просто искренняя счастливая улыбка, ставшая в одно мгновение натянутой, просто руки, нежно обнимающие до этого, вдруг с силой сжавшие рубашку и тут же отпустившие ее, как будто ничего и не было... закушенная губа и задумчивый взгляд, гипнотизирующий стрелки на своих часах.
Но это были скорее мелкие исключения, чем правило.
Чаще всего Билл был спокоен и весел и улыбался, как счастливый человек, у которого нет поводов для беспокойства. Он жил обычной жизнью студента и болтал о том, что надо подготовиться к зачету или изучить биографию какого-то художника… Хотя было странно видеть его среди учащихся. Даже внешне Билл сильно отличался от толпы, зубрящей свои конспекты, с самоуверенными и одновременно перепуганными лицами, не говоря о том, что он мог рассказать гораздо больше, чем большинство лекторов. Но все, что они говорили, он внимательно слушал, а иногда улыбался и тихонько шептал Тому: «Обрати внимание на то, что он говорит, и запомни, а лучше запиши. И никогда так не делай».
Глава 16
Сложно сказать человеку, который тебе нравиться,
некоторые вещи. Люди лгут не из-за того, что это им нравится.
От этого человек не становиться плохим.
Это называется ложь во спасение… любимому человеку.
Так, как одним тяжело врать близким,
другим тяжело сказать правду тем, кого они любят.
(манга «Loveless»)
Погода становилась все более холодной и дождливой. На лужах с утра появилась тонкая корочка, испещренная замысловатыми узорами наподобие тех, что были снизу на окнах. А днем шел дождь, превращая любую прогулку в комичное представление на льду с беспорядочными взмахами рук, неуклюжими «па» и грациозными падениями. Ночью снова примораживало.
В академии начались зачеты. Профессора все меньше желали поговорить и все больше ожидали услышать своих воспитанников. Практических и лабораторных работ становилось все больше, как и заданий для подготовки. Студенты застонали от большого количества нагрузки, а благодаря расписанию и количеству занятий в академии проходил весь день, начиная с самого утра и до вечера.
* * *
- Здравствуйте, фрау Хохмут. Вы позволите? – Билл заглянул в аудиторию.
Преподаватель «Истории искусств», крупная женщина с густо подведенными бровями и высокой гулей на макушке, восседала за кафедрой, готовясь к лекции. Сине-зеленое платье трещало на ней по швам, идеально облегая неидеальную фигуру. Массивные серьги оттягивали мочки ушей, а короткие пальцы на пухлых ручках украшали огромные серебряные кольца. Билл и сам любил украшения, но никогда не стремился одеть на себя все, что у него были, одновременно.
Она расцвела самой сладкой улыбкой, увидев «гордость академии», от чего его передернуло.
- Конечно, мой дорогой, проходите. Еще почти час до занятий, а вы уже здесь! Какое похвальное стремление учиться. Уж кто-кто, а вы могли бы позволить себе и поспать подольше, но вы не позволяете себе это, в отличие от вашего друга, который в последнее время спит даже тогда, когда присутствует на занятиях.
- Я специально пришел пораньше, - Билл закрыл за собой дверь и прошел вперед, останавливаясь напротив нее и опираясь на стол позади себя. Скрестив рука на груди, он мило улыбнулся. - Хотел с вами поговорить, только это должно остаться между нами.
- Ну, какие могут быть вопросы. Я всегда с удовольствием пойду навстречу любой вашей затее.
- Я рад это слышать.
- Люди искусства должны помогать друг другу, а вы иногда напоминаете мне сына…
- Кстати, как у него дела?
- Как вам сказать… - она сдвинула брови и вздернула нос. – Хоть бы он не бросил учебу. Раньше ему нравилась скульптура, но сейчас… Сам он считает, себя бездарностью, а все, что ему говорят другие, считает лицемерием в угоду мне.
- Но он действительно неплохой скульптор.
- Вот если бы вы ему об этом сказали…
- Если хотите, я мог бы с ним поговорить. Могу помочь ему организовать выставку, пусть посмотрит, как его работы оценивают посторонние.
- Правда? Билл, это было бы великолепно. Я была бы вам так благодарна!
- Талантливым людям всегда нужно давать шанс. Пусть найдет меня в академии, и мы обо всем договоримся.
- Огромное вам спасибо, - женщина снова расплылась в улыбке, и на этот раз Биллу показалось, что она не такая ужасная. – А о чем вы хотели поговорить?
- У меня проблема не настолько серьезная, но она меня немного беспокоит. Я хотел бы поговорить о Краусе.
Фрау Хохмут снова вздернула нос, и ее лицо не исказилось гримасой презрения, как обычно бывало, когда кто-то напоминал ей о должниках.
- Он бездельник и тунеядец. В этом году он превзошел сам себя. Мало того, что он не готовился к моим семинарам, так он не сдал мне ни одного зачета. Не представляю, как он вас уговорил, но только из уважения к вам… Я очень принципиальный человек, и считаю, что каждый…
- Вы меня неправильно поняли, - Билл сдвинул брови и забарабанил пальцами по сгибу локтя, как бывало часто, когда он был чем-то раздражен. - Том не знает, что я пришел к вам, и я не хочу, чтобы он знал. Я не хочу, чтобы вы ставили ему зачеты за мои красивые глаза. Просто два предмета, которые вызывают у него наибольшие затруднения, ведете вы, и если нужно, чтобы он пересдавал их по пять раз или двадцать пять, пусть пересдает. Я лишь хотел попросить вас не идти на принцип и не закрывать ведомости досрочно.
- Я их уже закрыла…
- Но ведь не сдали?.. – в его голосе звучала почти угроза.
Она затравленно посмотрела на него и поджала губы.
- Хорошо, я не буду сдавать их, пока он мне все не сдаст. Но душу я из него вытрясу, так и знайте.
Билл улыбнулся самой милой улыбкой.
- Огромное вам спасибо, я прослежу, чтобы он серьезнее отнесся к подготовке.
* * *
- Сдал? – Билл отлепился от подоконника и пошел навстречу.
- Угу, - Том измученно улыбнулся, касаясь губами его щеки.
- Который это был раз?
- Лучше тебе не знать, - он усмехнулся и кивнул головой на выход, как будто спрашивая «Идем?».
Билл тоже кивнул и развернулся.
- Странно, что она меня вообще так долго терпела. Говорят, из-за нее столько народа отчислили…
- Может, ты ей понравился?
- И поэтому я к ней восьмой раз прихожу?
- Вполне логично. Она не хотела терять возможность снова тебя увидеть, - он улыбнулся и чуть прищурился.
- Издеваешься? Это она мне за семинары и пропуски мстила, мол, тогда не ходил, сейчас походи.
- Да, вредная тетка.
- Хорошо, хоть дала пересдать. Мне повезло, что она в настроении. У ее сына, говорят, выставка будет через пару месяцев, так она не нарадуется.
- Я слышал, а ты откуда знаешь?
- Он с Георгом в одной группе учится. Талантливый парень и сам без понтов. Хорошо, что не в мать пошел. Я рад за него.
- Талантливым людям нужно давать шанс.
- То же самое она только что сказала мне.
Билл улыбнулся, глядя, как он устало, но радостно светится.
График Тома был настолько плотным, что ни о какой подготовке не шло и речи. Только благодаря Биллу и тому, что до этого Том посещал большинство лекций, в голове отложилось достаточно, чтобы быть в курсе пройденных тем и кое-как что-то сдавать, но большую часть материала, который самостоятельно проходили студенты, Том проходил мимо. Из-за этого, в том числе, забот у него в последнее время становилось все больше, а времени все меньше, и его образ жизни не мог не накладывать свой отпечаток. Летний загар сошел, как и не бывало, лицо осунулось, а под глазами все чаще появлялись темные круги.
- Ты сейчас куда? Не хочешь свежим воздухом подышать?
- Нет, не могу. Я поеду работать. А потом к тебе.
Билл опустил глаза.
- Том, может, ты сегодня ляжешь пораньше? Тебе нужно выспаться, ты устало выглядишь.
- Я хорошо высыпаюсь только с тобой.
- Вот со мной ты как раз и не высыпаешься.
Том ласково улыбнулся, погладив его по щеке.
- Не беспокойся, со мной все в порядке.
Билл кивнул, подавив вздох.
Как обстоят дела с картиной, наверняка он не знал, но по настроению Тома видел, что он увлечен не на шутку. С одной стороны, Билл его понимал, он и сам мог забыть поесть или поспать, когда работал, но с другой… Так можно работать несколько дней, максимум неделю, но Том уже третью неделю спал не больше пяти часов в сутки, а иногда совсем не ложился. Он работал на износ и в ущерб своему здоровью, но в такой работе был еще один серьезный минус: коэффициент полезного действия в таком состоянии близился к нулю.
Много раз Билл уговаривал его остаться дома и отдохнуть, но не пустить его среди ночи в квартиру не мог, а спокойно спать рядом с ним не мог Том. Как бы он ни уставал, при Билле он всегда был бодрым и веселым, нежным и страстным, а на любые аргументы отвечал, что с ним все в порядке. Билл слишком хорошо его знал, чтобы его можно было обмануть улыбкой или парой шуток, но Том отказывался даже думать над тем, что ему нужна пауза, в том числе в отношениях. Взяв с Тома обещание сделать все, чтобы выиграть конкурс, Билл пообещал, что Том в любое время сможет приезжать к нему, и не мог забрать это обещание обратно, а попытки притвориться уставшим или спящим не приносили нужного результата: что бы ни понимал Билл головой, он тоже любил Тома, и лишь только теплые губы касались его шеи и плеч, тело само отзывалось на ласки, а дыхание предательски выдавало его.
До часа «икс» оставалось чуть больше двадцати дней, и хотя Билл понимал, что для картины этого времени более чем достаточно, но так же он понимал, что для того, чтобы быть способным создать ее, нужна спокойная ясная голова и достаточно сил.
Уже не раз Билл ловил себя на мысли, что единственное, о чем он думает, - это как добавить к суткам Тома хотя бы пару часов.
* * *
Том закрыл дверь в свою комнату и опустился на стул перед мольбертом, проводя руками по лицу. Две таблетки анальгина, и все будет прекрасно. Он протянул руку к своей сумке и достал новую пачку. Третью за две недели. Том бросил таблетки в рот и запил водой из банки, в которую еще не успел опустить кисть.
Он нашел свое настроение и сюжет.
К этому времени он написал несколько картин, но в каждой из них было что-то, что его не устраивало. То листья, подхваченные ветром, то легкий туман, стелящийся по земле, то темная осенняя вода – что-то в его картине всегда требовало стремления к совершенству, так что, даже зная, что и как он хочет изобразить, он не мог остановиться и остаться довольным своей работой. Какая-нибудь мелочь могла заставить его не один раз переделать эскиз, а потом и картину. Иногда только то, что приехать к Биллу в четвертом часу утра было не самой лучшей идеей, могло заставить его оторваться от мольберта.
Он отказывался от перерывов, надеясь, что удастся закончить пораньше, чтобы была возможность свежим взглядом посмотреть на работу и в крайнем случае немного поправить, если вдруг в последнюю минуту обнаружится изъян. Каждый раз ему казалось, что он уже близок к цели, что вот-вот закончит, но каждый раз он находил недостатки и снова и снова начинал все заново.
Ради того, чтобы выполнить обещание, Том отказался от всего, что было ему привычно и без чего раньше не представлял жизни: от встреч с друзьями, от походов в клубы, от свободных вечеров и даже от прогулок с Биллом, но от чего он не мог отказаться – это от ночей с ним. Счастье от того, что становишься с ним единым целым, и эйфорию, которую испытываешь, на пике его наслаждения, невозможно было сравнить ни с чем. Каким бы уставшим ни был Том, он не мог отказать себе в удовольствии смотреть на любимое лицо, запрокинутое в момент экстаза, на губы, неосознанно повторяющие его имя, на горячее стройное тело, покрытое испариной, к которому прижимался и… закрывал глаза, потому что один только вид любимого, пойманного в паутину его ласк, был способен заставить его самого потерять голову.
Только с ним Том жил, а без него ждал встречи. Только с ним сам «Том» существовал, а без него была лишь оболочка, названная этим именем. Без него Том не мог и дня, и каждый вечер садился за руль, потому что иначе он не был уверен, что доживет до утра. Это было так. Так же верно, как то, что солнце встает на востоке, что день сменяется ночью и что за осенью приходит зима. Это не требовало объяснений или доказательств, этому не нужно было искать подтверждения или оправдания. Том знал только то, что так есть, так будет и так и должно быть.
Голова не проходила. Возможно, Билл прав и ему нужно было выспаться, но если выбирать между «выспаться и поработать» или «выспаться и поехать к Биллу»… Все-таки Том не обладал такой железной волей, чтобы предпочесть первое, но чаще всего выбирал оба варианта, выбрасывая из них «выспаться». Нужно было прилечь и дождаться пока таблетки подействуют.
Часы показывали половину третьего, когда он открыл глаза, а через десять минут фары его машины уже разрезали темноту ночного двора.
Билл слабо улыбнулся и шире открыл дверь.
- Проходи.
- Прости, что так поздно.
- Почти три. Я уже надеялся, что ты послушал меня и лег спать.
- Прости…
- Все в порядке. Раздевайся, - он прислонился спиной к двери, глядя, как Том снимает куртку. – Как поработал?
Том перевел на него взгляд. Билл давно не спрашивал об этом.
- Хорошо.
- Я рад, что у тебя все получается.
- Я тоже. Что-то случилось?
- Нет, все как обычно. Проходи в гостиную, я сейчас принесу чай.
Том лежал у него на коленях, ожидая, пока горячий напиток немного остынет, и вырисовывал узоры на руке, покоящейся у него на груди, иногда перебирая пальцы и поднося к губам каждый из них, как будто выполнял какой-то замысловатый магический ритуал.
- Том, нам нужно с тобой поговорить.
Том повернул к нему голову и чуть улыбнулся.
- Говори.
- Мне придется на пару недель уехать.
Том резко поднялся, заглядывая его в глаза.
- Куда? Зачем?
- Есть одно место… Я говорил тебе. Я там встречал каждое Рождество… - он отвел глаза и снова поднял их на Тома. - Но я вернусь за пару дней до отборочного тура, и это Рождество мы встретим вместе. Я должен туда съездить. Не спрашивай зачем, просто я должен.
- Когда ты собираешься?
- Послезавтра.
- На три недели?
- Почти.
Том громко выдохнул и откинулся на спинку дивана.
- Билл…
- Пожалуйста, Том, это мне необходимо, как воздух, - узкая ладошка заскользила по его груди.
Том помолчал.
- Разве я могу тебе отказать...
Билл улыбнулся, прижимаясь к нему, и обнял одной рукой.
- Спасибо. Я знал, что ты поймешь.
Том закрыл глаза, уговаривая сердце успокоиться и рассеянно гладя его по плечу.
- Тогда, может быть, ты проведешь завтрашний день со мной? Не пойдем в академию, я отложу работу, просто побудем вместе…
- Конечно. Я и сам думал тебя попросить об этом.
- Правда? – он повернул к нему голову.
- Да, я тоже хочу побыть с тобой перед отъездом.
Том улыбнулся, убирая волосы с его лица и невесомо целуя лоб, нос и уголок губ.
* * *
Билл приподнял голову с подушки и огляделся. Он был один. Часы показывали без четверти одиннадцать. Набросив рубашку и брюки, он вышел из спальни, прислушиваясь к звукам, но в квартире было пусто. Следов присутствия Тома или его одежды не было нигде.
Размышляя над тем, что бы это все могло значить, он зашел в кухню, замечая на столе корзину, накрытую белым полотенцем, и записку.
«Доброе утро. Надеюсь, ты хорошо выспался.
Оденься потеплее, нам предстоит сегодня долгая прогулка.
Скоро буду. Том».
Приподняв полотенце, Билл заглянул внутрь и улыбнулся.
Пикник.
В ноябре. Сумасшедший…
Он радостно потянулся и, улыбнувшись дождю, барабанящему по окну, пошел одеваться.
Билл как раз закончил со сборами, когда в дверь позвонили.
Том стряхивал капли с капюшона и радостно улыбался.
- Ты готов?
- Да, - Билл пропустил его внутрь.
- Тогда одевайся скорее. Нас ждут.
- Кто?
- Увидишь.
Он кивнул на корзину, которую Том принес из кухни, и начал надевать сапоги.
- Что мы собираемся отмечать?
- День рождения.
Билл звякнул молнией и медленно разогнулся, потрясенно глядя на Тома.
- Ты же не хочешь сказать, что…
- Нет-нет, не у меня. Мы с тобой почетные гости.
- Но меня никто не приглашал… Да и я без подарка. Ты уверен, что мне будут рады?
- Еще как. Они будут счастливы.
Билл недоверчиво посмотрел на него и улыбнулся, накидывая пальто.
- Ну, если ты так уверен…
Он шел к машине на полшага позади Тома, чуть щурясь от мелкого летящего дождя, и непонимающе оглядывался, ища глазами того, кто бы мог их ждать. Машина была пуста… По крайней мере, так казалось на первый взгляд.
- Том, а где… - начал он, когда Том открыл заднюю дверь, произнося:
- Знакомься.
На сиденье стояла емкость, напоминающая широкое ведро, в которой бодро плескались две рыбы.
- Том, это же осетры!..
- Эльбские осетры, и сегодня они поедут домой.
Лицо Билла засветилось, он радостно обнял Тома, который тут же соединил руки на его спине.
- Теперь ты не сомневаешься, что они счастливы тебя видеть?
Билл улыбнулся и кивнул.
- Да, я уже заметил восторг в их глазах.
Том тоже улыбнулся: если в чьих-то глазах и читался восторг, то это были не осетры.
- Поехали. Сейчас рано темнеет, а дорога как стекло.
- Давай я поведу.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |