504 Диалог 11. В Деянии начало Бытия
хологии Ленинградского государственного педагогического института имени Александра Ивановича Герцена.
М.Г. Ярошевский: Думаю, лидирующее положение в советской психологии как СЛ. Рубинштейна, так иЛ.С Выготского в значительной степени было обусловлено тем, что они, будучи исследователями высокой философской культуры, неотступно размышляли над специальной теорией (логикой развития) психологического познания, а не только над общими проблемами гносеологии [11, с. 283].
А.: В 30-е годы Рубинштейн, как и Выготский чуть ранее, пытается ответить на вопрос, который поставил перед собой его аспирант Ярошевский и который стоял перед любым психологом, пытавшимся “свести концы с концами” и создать новую психологию. М.Г. Ярошевский: Большое впечатление произвела на меня книга Карла Бюлера “Кризис психологии” где ставился вопрос о выходе из кризиса на пути интеграции трех главных направлений: интроспективной психологии сознания, бихевиоризма и культурологической концепции Диль-тея.
Я изложил Сергею Леонидовичу свои соображения об этой книге. На что получил ответ, что вопрос о построении целостной психологической системы таким способом не решается. Все направления, о которых речь идет у Бюлера, должны быть сперва преобразованы. Нужны новая теория сознания, новая теория поведения и, наконец, новое понимание связей личности с миром культурных ценностей, чтобы преодолеть расщепление психологии и вывести ее из кризисного состояния [11, с. 285-286].
А.: В своих работах “ленинградского периода”, продолжавшегося до 1942 года, Рубинштейн утверждает и доказывает, что базу для построения новой конкретной и содержательной психологии может составить философия марксизма, где иначе понимаются все три сферы реальности, о которых идет речь. При этом Рубинштейн использует “Экономичес-ко-философские рукописи 1844 года” Маркса, которые действительно представляют большой интерес для психологов до сих пор. Рубинштейн анализирует там и другие работы Маркса, раскрывает их значение для психологии. Особую роль играет здесь Марксова концепция деятельности.
СЛ. Рубинштейн: Не в том была ошибка поведенчества, что оно и в психологии хотело изучать человека в его дея-
Творческий путь СЛ. Рубинштейна 505
тельности, а, прежде всего, в том, как оно понимало эту деятельность… Маркс, пользуясь гегелевской терминологией, определяет человеческую деятельность как опредмечивание субъекта, которое вместе с тем есть распредмечивание объекта… Вся деятельность человека для Маркса есть опредмечивание его самого, или, иначе, процесс объективного раскрытия его “сущностных сил”… Итак, деятельность человека — не реакция на внешний раздражитель, она также не делание как внешняя операция субъекта над объектом, — она “переход субъекта в объект”… Поскольку деятельность человека есть опредмечивание, объективирование его или переход субъекта в объект, раскрытие в объектах его деятельности его сущностных сил, в том числе его чувств, его сознания, постольку предметное бытие промышленности есть раскрытая книга человеческих сущностных сил, чувственно предлежащая перед нами человеческая психология…
Но … опредмечивание или объективирование не есть “переход в объект” уже готового, независимо от деятельности данного субъекта, сознание которого лишь проецируется вовне. В объективировании, в процессе перехода в объект формируется сам субъект. “Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз…” [12, с. 24-25].
А.: При этом деятельность человека всегда носит общественный характер, даже если кому-то представляется, что он работает индивидуально. Ведь он пользуется при этом языком — общественным продуктом, ему даны материалы для его деятельности, но это тоже общественный продукт, и так далее. С: Знаешь, я это предвидел. А.: Что именно?
С: Будет много абстрактных положений и ничего конкретного. А.: Я тоже так и знал. Ты, еще не вникнув, уже говоришь: “Абстрактно”. Но все “конкретности” будут позже, поскольку и в истории советской психологии Рубинштейн сначала сформулировал принцип единства сознания и деятельности именно в такой, как ты говоришь, “абстрактной форме”, а впоследствии этот принцип стал разрабатываться эмпирически в самых различных исследованиях (как
506 Диалог 77. В Деянии начало Бытия
в школе Рубинштейна, так и — параллельно — в школе Леонтьева). Итак, деятельность, по Марксу, понимается не как совокупность реакций, а как целенаправленная активность субъекта, продуктивная, общественная по своему характеру, неизбежно включающая в себя “психологические компоненты” в виде целей, языковых и других значений, смыслов и тому подобное. Помнишь, я приводил тебе притчу о трех людях, таскающих камни? Снаружи, “внешне” это вроде бы одна и та же деятельность, а на самом деле — разная, побуждаемая и регулируемая различными мотивами. Именно в таком “внутреннем” смысле и призывал Рубинштейн изучать человеческую деятельность, опираясь на идеи Маркса. Тем более это требование относится к изучению сознания. СЛ. Рубинштейн: Ошибка интроспективной психологии заключалась не в том, что она хотела сделать сознание предметом психологического изучения, а в том, как она понимала сознание, психику человека… В противовес основной идее интроспективной психологии о непосредственности психики (непосредственный опыт как предмет психологии) у Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредствованности сознания… Эта идея об объективной опосредствованности психики с большой последовательностью проводится Марксом через все его психологические высказывания: для Маркса язык есть “практически существующее для других людей, а значит, и для меня самого реальное сознание…”, “только через отношение к человеку Петру как к себе подобному начинает человек Павел относится к самому себе, как к человеку” и т.д. Этим открывается принципиальная возможность объективного изучения психики. Психика не субъективно, не для познания только представляется опосредствованной; она может быть познана опосредствованно через деятельность человека и продукты этой деятельности, потому что она в бытие своем объективно опосредствована ими…
Основные формулы Маркса о сознании общеизвестны. “Сознание (das Bewuptsein) никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das bewupte Sein), а бытие людей есть реальный процесс их жизни”… Наряду с этой первой — вторая формула: “Мое отношение к моей среде есть мое сознание”… Сущность сознания в том, что мое отношение к моей среде в сознании человека само дано как отношение, то есть реальное отношение человека к среде становится опосредствованным через идеальное ее отражение, которое практически осуществляется в языке [12, с. 24; 27-28].
А.: Таким образом, на основе анализа работ Маркса Рубинштейн намечает объективный подход к анализу сознания человека, о котором говорит и Выготский в несколько ином контексте: бытие сознания не исчерпывается его данностью самосознанию переживающего субъекта; это вторичная, генетически более поздняя форма, появляющаяся у человека (См. [13, с. 21]). Первой, объективной, формой существования психического является “жизнь и деятельность” (См. [Там же, с. 21]). Отсюда — принцип единства сознания и деятельности. СЛ. Рубинштейн: Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности, в поведении и проявляется. Деятельность и сознание — не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое — не тожество, но единство… Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии; объяснение деятельности требует раскрытия и учета психологических закономерностей. С другой стороны, анализ человеческой деятельности показывает, что самая осознанность или неосознанность того или иного действия зависит от отношений, которые складываются в ходе самой деятельности… Сознание не является внешней силой, которая извне управляет деятельностью человека. Будучи предпосылкой деятельности, сознание вместе с тем и ее результат. Сознание и деятельность человека образуют подлинное единство [13, с. 26-27]. А.: Ты заметил, наверное, что сейчас я обращаюсь к другой работе Сергея Леонидовича, а именно — знаменитому “кирпичу” — толстому учебнику “Основы общей психологии”, который вышел первым изданием ВІ935 году под немного другим названием и был не столь еще толстым. Это были еще “Основы психологии”, в которых Рубинштейн поставил своей задачей обобщить имеющиеся факты в психологии, идеи различных психологических направлений и школ на
Диалог 11. В Деянии начало Бытия
основе принципа единства сознания и деятельности. Однако “возможности решения этой задачи, — пишет его ученица Ксения Александровна Абульханова-Славская, — были ограничены тем, что теории, возникшие в другой логике, в другой методологии, на другой основе поддавались скорее систематическому изложению, чем внутренней систематизации” [14, с. 39]. Вместе с тем, в это время начинаются эмпирические разработки того “абстрактного”, на твой взгляд, принципа единства сознания и деятельности, которые представлены исследованиями как учеников Рубинштейна еще в ленинградский период его деятельности (позже он переезжает в Москву), так и “харьковской группы психологов”, а затем собственно школы Леонтьева.
Обратимся теперь к творческому пути Алексея Николаевича Леонтьева. Творческий путь А.Н. Леонтьева
С: Кое-что ты мне уже рассказал. Леонтьев был сотрудником Выготского, его учеником, который затем пошел своим путем.
А.: Верно. Однако ты еще не знаешь, что приохотил его к психологии не кто иной, как Челпанов, который читал психологию на философском отделении факультета общественных наук Московского университета (См. [15, с. 7]). В то время (а этой был конец 10-х — начало 20-х годов XX века) Челпанов возглавлял Психологический институт. По воспоминаниям Владимира Петровича Зинченко, Леонтьев, ставший сотрудником Челпанова, много раз “говорил о нем с большим пиететом. Более того, А.Н. Леонтьев рассказывал мне, что, когда Георгий Иванович вынужден был уйти из созданного им института, он пришел к нему и сказал, что уйдет вместе с ним. На что Челпанов ответил: “Вы еще молодой человек, у вас впереди вся жизнь, и вы еще не созрели для того, чтобы принимать сознательные решения”. Леонтьев остался в институте. Если бы он ушел, то едва ли стал бы учеником и сотрудником Л.С. Выготского” [16, с. 82].
Вместе с тем в официальных книгах и интервью Леонтьева встречается столь обычный в советское время эпитет в адрес Челпанова — “идеалист”, который “возглавлял институт, весьма отсталый, подражательный и глубоко провинциальный по своим исследованиям”. Зинченко же считает, что по культуре психологического исследования и “размышлений о душе” институт Челпанова не знал себе равных ни в то время, ни даже в наше, когда, к сожалению, психологическая культура в нашей стране “катастрофическиупала” (См. [16, с. 82-83]). Вообще о Леонтьеве существуетмного воспоминаний в том духе, что он был скорее “партийно-государственным функционером”, послушно проводившим в психологии официальные идеологемы. Но этот образ, как пишут его ученики и близкие, очень далек от истины.
А.А. Леонтьев, Д.А. Леонтьев: Да, Леонтьев в определенной мере был “удобен” власть имущим тем, что был марксистом по своим убеждениям — марксистом искренним, не декларативным, а глубоко знавшим и понимавшим новаторские философские идеи Маркса… Нельзя, однако, не сказать, что принятие марксизма как единственной методологической и идейной основы даже при самом творческом отношении к нему неизбежно ограничивало, сужало концептуальные возможности деятельностного подхода. Идейная несвобода при искренней приверженности марксизму не могла не сказаться на личности и сознании самого А.Н. Леонтьева… Но Леонтьев шел на это сознательно. “При Леонтьеве” психологи, работавшие под его началом, были, как ни парадоксально, свободны от идеологического контроля в той мере, в какой это вообще было возможно. Он брал на себя выяснение отношений с идеологией, жертвуя своей свободой научного творчества, чтобы обеспечить эту свободу другим. Он был буфером между идеологией и психологической наукой… [17, с. 84].
В.П. Зинченко: Размышляя об “официальности” А.Н. Леонтьева, невольно задаешься вопросом: а что же лучше — официальность или свобода? Абстрактный ответ, конечно, ясен и без размышлений. Но когда вспоминаешь конкретные условия его жизни, то все оказывается вовсе не так однозначно. А.Н. Леонтьев был блестящим экспериментатором, проницательным практиком и умудренным теоретиком. Безусловно, в условиях свободы ему удалось бы сделать много больше. Но нельзя забывать, что его “официальность” дала возможность относительно свободно развиваться всей школе Л.С. Выготского… В А.Н. Леонтьеве, когда он играл роль большого администратора, всегда было что-то от подростка, чувствовалось — это не всамделишное, а как бы понарошку.
Диалог II. В Деянии начало Бытия
Когда он переставал играть, перед нами неизменно оказывался настоящий А.Н. Леонтьев — серьезный и большой ученый, умный человек, добрый советчик, легко увлекающийся интересной идеей, легко втягивающийся в обсуждение экспериментальных замыслов и результатов [16, с. 88].
А.: Таков был Алексей Николаевич Леонтьев — человек, благодаря которому был создан факультет психологии Московского университета в 1966 году, благодаря которому в психологии сохранился дух школы Выготского, благодаря которому традиции Выготского не были забыты…
С: Как же можно было забыть идеи такого гениального психолога, “Моцарта в психологии”! А.Н. Леонтьев и Л.С. Выготский. Деятельность харьковской группы психологов
А.: Теперь это кажется странным, но в свое время Выготский был, так сказать, “условно забыт”. Его идеи связывали с запрещенной “буржуазной” наукой педологией, поскольку и в этой области у него имеется ряд работ. Его работы не переиздавались, рукописное наследие не публиковалось. И во многом благодаря Леонтьеву были изданы многие произведения Выготского, правда, уже после смерти Сталина, во многом благодаря усилиям Леонтьева и его ближайших соратников произошло то, что, как пишет Алексей Алексеевич Леонтьев, не было ни одного положения, ни одной мысли Выготского, которые не получили бы отражение и развитие в работах его школы. Но сначала казалось, что эти исследования идут по совершенно иному пути, что это именно альтернатива идеям Выготского, самостоятельная линия исследований, а не развитие его идей. С: Ты имеешь в виду харьковскую группу?
А.: Именно так. Сначала представлялось, что эта группа — ав нее входили Алексей Николаевич Леонтьев, Петр Яковлевич Гальперин, Александр Владимирович Запорожец, Лидия Ильинична Божович, Петр Иванович Зинченко и другие — работает в совершенно ином направлении.
Еще до смерти Выготского разногласия между ним и его “выросшими” учениками обнаружились и дискутировались “на внутренних конференциях”. Как пишет Алексей Алексеевич Леонтьев, харьковчане не согласились с тем, что значе-
А.Н. Леонтьев и Л.С. Выготский 511
ние - демиург сознания, а общение — демиург значения. Судя по записям, оставшимся в архивах Леонтьева, слушателей выступлений Выготского не удовлетворял “словоцент-ризм” его системы. Они спрашивали его: “Где же действительные отношения к миру?” и не могли удовлетвориться его “абстрактным” ответом: “За сознанием” (в другом варианте — “за сознанием лежитжизнь”) (См. [18, с. 125]).
В 1935 году Леонтьев прямо скажет: “Нужно понять само сознание как деятельность, понять, что деятельность человека опосредствуется в идеальном отображении ее предмета в сознании…” Или вот еще: “Прежде всего человек действует по-человечески …,а лишь затем, в результате этого процесса, человек начинает и сознавать по-человечески” (Цит. по [18, с. 124]).
Интересно, что и сам Выготский остро переживал отъезд Леонтьева и других своих учеников в Харьков и “отход” от своей парадигмы исследования. Но вот чем кончается его письмо Леонтьеву в Харьков (это 1933 г.).
Л.С. Выготский: Знаю и считаю верным, что ты внутренне в два года проделал путь (окончательный) к зрелости. Желаю тебе от души, как пожелал бы счастья в решительную минуту самому близкому человеку, сил, мужества и ясности духа перед решением своей жизненной линии. Главное: решай — свободно… (Цит. по [18, с. 50]).
А.: И вот дальше — уже в наше время — происходит самое интересное. Одни исследователи считают, что деятель-ностный подход, который, по документам, начинает развиваться в группе Леонтьева в самом начале 30-х годов, есть альтернатива “недеятельностному подходу” Выготского [3], что нельзя говорить о единой школе “Выготского-Леонтье-ва-Лурии”. Другие утверждают обратное — что школа Леонтьева развивала, как я только что сказал, “деятельностные идеи” самого Выготского [18]. Наконец, третьи говорят, что мы имеем дело с двумя научными парадигмами: культурно-исторической психологией и психологической теорией деятельности в рамках одной школы; обе эти парадигмы исследования человека “создавались одними и теми же учеными, которые последовательно или параллельно работали и в том, и в другом направлении, сознательно или неосознанно обогащая оба” [8, с. 43]. Кто прав в этом споре — я думаю, рассудят время и будущие историки психологии. Мне представляется, что школу Выготского-Леонтьева следует рассмат-
Диалог 11. В Деянии начало Бытия
ривать как единую школу-направление, внутри которой были разные школы-научные коллективы со своими программами (См. [65, с. 126-130]). Как бы то ни было, уже в начале 30-х годов Леонтьев откликается на призыв времени, отчетливо сформулированный чуть позже Рубинштейном: принцип единства сознания и деятельности, вытекающий из философских идей Карла Маркса относительно человеческой деятельности, открывает подлинную возможность “как бы просвечивать сознание человека через анализ его деятельности, в которой сознание формируется и раскрывается” [12, с. 30]. Оказалось, однако, что этот принцип может быть использован не только при анализе собственно человеческого сознания, ноив филогенетических исследованиях психики животных и при решении одной из величайших загадок природы — возникновения психического отражения. Принцип единства психики и деятельности в филогенезе
С: Как это может быть? Ведь Маркс и Рубинштейн говорили о человеческой деятельности? А.: Верно. Однако Леонтьев распространяет этот принцип и на исследования животной психики и его в этом случае можно назвать “принципом единства психики и деятельности”. За это, кстати, Леонтьев был подвергнут критике со стороны учеников Рубинштейна: ведь деятельность животных и деятельность человека, как ты понимаешь, не одно и то же. Однако при всех различиях нельзя не отметить, что в понятии “деятельность животных” Леонтьев хотел подчеркнуть активность животных в процессе приспособления их к окружающему миру, активный характер их поведения в мире в противовес “реактивному” пониманию этих реальностей в бихевиоризме и других “поведенческих” концепциях. Итак, мы с тобой переходим теперь к рассмотрению “конкретного воплощения” “абстрактного” принципа единства сознания (психики) и деятельности, чего ты, наверное, давно ждешь. С: Верно.
А.: Итак, филогенетический аспект разработок данного принципа получил свое освещение в работах Леонтьева конца 30-х годов и последующих, опубликованных в 1940-1947 го-
Принцип единства психики и деятельности в филогенезе 513
дах и вошедших затем в книгу “Проблемы развития психики”, которая впоследствии была удостоена Ленинской премии. Задача, которую поставил перед собой Леонтьев, была поистине грандиозна: хотя бы приблизиться к решению вопроса о возникновении психического отражения в ходе эволюции живой материи, — то есть проблемы, которая волновала многие славные умы на протяжении всей истории развития человеческой мысли. С: И что же, он приблизился?
А.: Суди сам. Леонтьев рассматривает сначала разные точки зрения на проблему
возникновения ощущений как элементарной формы психического.
1. Проблема возникновения ощущений в филогенезе.
Гипотеза Леонтьева и ее экспериментальное
подтверждение
А.Н. Леонтьев: Существует целый ряд попыток принципиального решения проблемы возникновения психики. Прежде всего, это то решение вопроса, которое одним словом можно было бы обозначить как решение в духе “антропопси-хизма” и которое связано в истории философской мысли с именем Декарта. Сущность этого решения заключается в том, что возникновение психики связывается с появлением человека: психика существует только у человека. Тем самым вся предыстория человеческой психики оказывается вычеркнутой вовсе…
Другое, противоположное этому, решение дается учением о “панпсихизме”, то есть всеобщей одухотворенности природы. Такие взгляды проповедовались некоторыми французскими материалистами, например Робине. Из числа известных в психологии имен можно назвать Фехнера, который тоже стоял на этой точке зрения.
Между обоими этими крайними взглядами … существуют и взгляды промежуточные… В первую очередь, это тот взгляд, который можно было бы обозначить термином “биопсихизм”… Психика признается свойством не всякой вообще материи, но свойством живой материи. Таковы взгляды Гоббса и многих естествоиспытателей… В числе представителей психологии, державшихся этого взгляда, можно назвать В. Вундта. 17 Е.Е.Соколова
Диалог 11. В Деянии начало Бытия
Существует и… четвертый способ решения данной проблемы: психика признается свойственной … только таким организмам, которые имеют нервную систему. Эту точку зрения можно было бы обозначить как концепцию “ней-ропсихизма”. Она выдвигалась Дарвином, Спенсером… [19, с. 15-16].
А.: Далее Леонтьев приводит ряд собственных рассуждений, на основании которых делается вывод о том, что ни одна из данных точек зрения не отвечает “современному состоянию науки”…
С: Интересно. Значит, он не признает психики у растений? Я тут читал, что многие растения чувствуют, что хозяин в отъезде, и вянут, а также реагируют на человека, подошедшего к ним, если до этого он ломал их…
А.:А как же ты определишь, есть ли ощущения у растений или нет?
С: Да, ты задал сложный вопрос. У растения или у животного (допустим, какой-нибудь
амебы) не спросишь же, чувствует ли оно что-то или нет.
А.: Прекрасный ответ! Итак, субъективный критерий — а именно о нем ты сейчас сказал —
при определении наличия ощущений у других, кроме человека, организмов неприменим
(иногда, правда, и человек не может дать отчет, чувствует он что-либо или нет, так как его
ощущения остаются за порогом сознания, а по другим признакам мы можем судить о
наличии чувствительности у него).
С: Какой же критерий здесь применим? Объективный?
А.: Именно.
С: Значит, о наличии ощущений мы можем судить по внешним признакам? А.: Не всегда. Один из зоопсихологов, Роберт Иеркс, предложил считать критерием наличия чувствительности у организма наличие подвижности. Но всегда ли движения органов сопровождаются ощущениями? Допустим, поворачивание подсолнуха за солнцем? Есть здесь ощущение?
С: Так как же все-таки решает эту проблему Леонтьев?
А.: Пойдем путем рассуждений Леонтьева. Сначала он более широко ставит вопрос и рассматривает отличие живой материи от неживой, исходя опять-таки из диалектико-мате-риалистического понимания мира, которое стало разрабатываться в марксизме и не только в нем. Как известно, в рамках этого миросозерцания взаимодействие рассматривается
Принцип единства психики и деятельности в филогенезе 515
конечной причиной вещей. Взаимодействия в живой и неживой природе отличаются друг от друга, в частности, тем, что живое тело обнаруживает по отношению к окружающему миру активность: оно определенным образом “учитывает” в своей жизнедеятельности воздействия из внешней среды, реагирует на них изменением этой жизнедеятельности. На определенной стадии эволюции живого, когда в “первичном бульоне” плавали простейшие живые организмы, они прямо получали “питательные вещества” из этого бульона. Им надо было только усваивать эти вещества, необходимые для поддержания их жизни. Для этого им нужна, как пишет Леонтьев, только простая раздражимость, или способность организма отвечать специфическими процессами на то или иное жизненно значимое воздействие, то есть такое, которое прямо и непосредственно определяет процесс поддержания их жизни. Таков также свет у растений, который прямо и непосредственно используется в построении тканей растений. Таким образом, раздражимость организмов по отношению к некоторым элементам среды есть проявление простейшей активности организма, его деятельности. Итак, Леонтьев дает здесь “расширительную трактовку” деятельности: как специфических процессов, которые осуществляют то или иное жизненное, то есть активное, отношение субъекта к действительности (См. [19, с. 49]). Деятельность организма направлена на тот или иной предмет, поэтому отдельные виды деятельности здесь и далее в творчестве Леонтьева выделяются по различию их предметов. С: Значит, и у растений есть деятельность?
А.: В этом смысле да — как процессы, реализующие активное отношение организма к среде. Но по сравнению с протоорганизмами и растениями, пошедшими в эволюции по пути развития раздражимости как низшей формы отражения организмом внешних агентов в живой природе, у многих животных в ходе эволюции наблюдается развитие форм деятельности и появление новых отношений со средой.
А.Н. Леонтьев: Деятельность организмов качественно изменяется: возникает качественно новая форма взаимодействия, качественно новая форма жизни.
…Организмы становятся раздражимыми и по отношению к таким воздействиям, которые сами по себе не в состоянии определить ни положительно, ни отрицательно … обмен веществ с внешней средой [19, с. 53-54].
Диалог 11. В Деянии начало Бытия
А.: Леонтьев приводит такой пример. Шорох для лягушки есть такое раздражение, энергия которого прямо не входит в процессы обмена веществ в ее организме, однако оно есть определенный сигнал для нее: она поворачивается к шороху, надеясь найти в траве шуршащее насекомое. Эту раздражимость по отношению к сигналам подобного рода Леонтьев называет чувствительностью. Именно чувствительность есть собственно способность ощущения. Итак, ощущение, по Леонтьеву, появляется там и тогда, когда появляется способность организма реагировать на “нейтральные” для жизни самой по себе стимулы, но которые приобретают для организма сигнальное значение, то есть свидетельствуют о наличии в окружении значимого для жизни. В ходе эволюции это происходит при переходе к жизни организма в “вещ-но оформленной среде”… С: Значит, если я реагирую на стимул, биологически нейтральный, который явно не входит в процесс обмена веществ, я одновременно его ощущаю? Откуда же это видно? Леонтьев “спрашивал” об ощущении ту же жабу?
А.: Не иронизируй. Леонтьев спросил людей, которые участвовали в проведенных им и его сотрудниками экспериментах. Результаты этих экспериментов как раз и доказали сформулированную Леонтьевым гипотезу о возникновении чувствительности как “сигнально-опосредствованной” деятельности. Для этого надо было организовать эксперименты таким образом, чтобы в их ходе некий “биологически нейтральный” для испытуемого раздражитель из неощущае-мого стал ощущаемым. И подобная ситуация была организована. Как ты думаешь, может ли человек ощущать свет кожей ладони? С: Какой-нибудь экстрасенс, конечно, может.
А.: Леонтьев решил проверить, сможет ли обычный, “нормальный” человек приобрести в ходе эксперимента способность ощущать кожей ладони. В принципе уже существовали отдельные исследования, доказывающие возможность этого после долгой упорной тренировки. Однако там не было ответа на интересующие Леонтьева вопросы. Исследование было организовано следующим образом. Рука испытуемого помещалась на столе, в котором был вырез, подсвечивающийся снизу зеленым светом. Свет падал прямо на ладонь испытуемого, однако сам испытуемый про это не знал (принимались
Принцип единства психики и деятельности в филогенезе 517
все возможные меры к тому, чтобы устранить все иные воздействия: тепловые, шумовые и прочие эффекты). Испытуемому сообщалось, что исследуется электрокожная чувствительность. Его задачей было держать палец на ключе типа телеграфного; почувствовав же удар электрического тока — снять палец с ключа и вновь положить его обратно. Но перед ударом электрическим током следовало освещение ладони зеленым светом, о чем испытуемый не знал. Были получены следующие результаты: даже после большого числа сочетаний света с ударом тока у испытуемых не образовалось условного рефлекса на свет…
С: Немудрено. Они же его не ощущали. Ты не замечаешь, что получен фактически отрицательный результат: ведь свет имеет для испытуемых жизненно важное значение и биологически нейтрален, он сигнализирует о том, что вот сейчас будет ток, а ощущения его не возникает.
А.: Значит, отсутствует какое-то условие, которое может привести к появлению ощущения. И Леонтьев нашел его. Вторая серия экспериментов была построена практически так же, только перед экспериментом испытуемый получил инструкцию, в которой говорилось: перед ударом током будет очень слабое раздражение, ощущение которого позволит вам избежать удара током, — ведь вы заранее сможете снять палец с ключа… С: Неужели что-то изменилось?
А.: Представь себе. В конце серии и после гораздо меньшего числа сочетаний, чем в первом случае (у некоторых испытуемых — после 40), у испытуемых появилось ощущение света. Точнее, они чувствовали какое-то воздействие на руку “вроде ветерка”, “волны” и тому подобного. Отсюда Леонтьев делает важный вывод: “Необходимым условием возникновения исследуемых ощущений является наличие определенной направленной активности субъекта, которая в данных опытах имеет своеобразную, возможную только у человека, форму внутренней “теоретической” поисковой деятельности” [19,с. 86]. Вот тебе наглядное проявление принципа сознания и деятельности, точнее деятельности и психического. Чтобы ощущение появилось, необходима специальная ориентировочно-исследовательская деятельность, а появляющиеся ощущения играют существенную роль в приспособительной деятельности организма в среде. Здесь отчетливо выявилась справедливость утверждения “деятельност-
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |