— Ты — сумасшедшая, — заявил Джонни, нервно меряя шагами пространство ее кабинета с огромным окном с видом на залив Элиотт. — Формат на телевидении значит все, и кому знать это, как не тебе. Мы уступаем в рейтингах только Опре, и в прошлом году тебя номинировали на «Эмми». Партнеры не успевают выпускать сувениры для раздачи с символикой нашего шоу с достаточной скоростью, чтобы удовлетворить растущий спрос. А это бесспорный показатель успеха.
— Я знаю, — сказала Талли, которую отвлекло ненадолго ее собственное отражение в оконном стекле. Женщина, которую она видела, выглядела похудевшей и вымотанной. — Но я привыкла нарушать правила, ты же знаешь. Мне надо встряхнуться, завестись по новой. И шоу в прямом эфире поможет мне решить эту задачу.
— Но почему ты хочешь это сделать? Чего еще тебе не хватает?
Это был вопрос на шестьдесят четыре тысячи. Почему она устроена так, что ей всегда и всего мало? И как объяснить это именно ему, Джонни?
Кейт поняла бы ее, даже если бы и не была с ней согласна. Но ее лучшая подруга последнее время была слишком занята, чтобы поговорить с ней как следует. Может быть, это было одной из причин дискомфорта, который испытывала Талли. Она чувствовала себя отстраненной от Кейт. Жизни их проходили по разным дорогам. Они почти не разговаривали с того самого приема в честь годовщины ее телешоу.
— Ты должен понять меня и поверить, Джонни.
— Все это может обернуться провалом, как у Джерри Спрингера. И мы потеряем к чертям доверие публики. — Джонни подошел к Талли, слегка нахмурившись. — Поговори со мной, Тал.
— Ты не поймешь, — выдала она единственно возможный правдивый ответ.
— А ты попытайся.
— Я хочу оставить свой след.
— Тебя смотрят каждый день двадцать миллионов человек. Неужели это ничего не значит?
— У тебя есть Кейти и дети.
Сказав это, Талли тут же поняла, что надежда на взаимопонимание погасла. Джонни посмотрел на нее взглядом, в котором ясно читалось: «Бедная Талли…». Она никак не могла понять, почему, как бы высоко она ни взлетала, этот взгляд преследовал ее всю жизнь.
— Я должна попробовать, Джонни. Ты мне поможешь?
— Разве я тебя когда-нибудь подводил?
— Только когда женился на моей лучшей подруге.
Джонни, рассмеявшись, направился к двери.
— Одна попытка, Талли. А потом оценим результат. По-моему, условия справедливые.
— Вполне.
Талли, забыв обо всем, работала как сумасшедшая, перестав даже делать вид, что живет светской жизнью.
И вот настал момент истины. Талли очень волновалась. А что, если Джонни был прав, и ее блестящая идея выродится в дешевую мелодраму?
В дверь кабинета постучали.
— Войдите! — крикнула Талли, и на пороге появилась ее ассистентка Хелен, недавняя выпускница Стэнфорда.
— Здесь доктор Тиллман. Он в зеленой комнате. Семью Макадамс я усадила в столовой для сотрудников, а Кристи — в кабинете Теда.
— Спасибо, Хелен, — кивнула Талли, и дверь закрылась.
Она почти успела забыть это пугающее и волнующее одновременно предчувствие возможного провала. Последние годы Талли прожила словно в капсуле. А теперь она начинала все заново, с чистого листа, собираясь затеять то, во что никто, кроме нее, не верил.
Она в последний раз посмотрела на себя в зеркало, сняла с воротника салфетку, которую положил туда гример, чтобы не испачкать одежду косметикой, и направилась в студию.
На сцене она увидела Джонни, который делал несколько дел сразу и еще успевал выкрикивать указания.
— Ты готова? — спросил он.
— Честно? Не знаю.
Джонни направился в ее сторону, продолжая что-то говорить в надетую на голову гарнитуру. Подойдя к Талли, он отвернул микрофон в сторону и сказал, понизив голос, ей одной:
— Все будет хорошо, ты же знаешь. Я верю в тебя.
— Спасибо. Мне необходимо было это услышать.
— Просто будь собой. Все любят тебя.
По сигналу Джонни студия начала заполняться зрителями. Талли отправилась за кулисы и стала ждать своего выхода. Когда зажглись красные огни, она вышла на сцену.
Как всегда, она сделала паузу, во время которой стояла, улыбаясь, и позволяла аплодисментам и волнам восхищения захватить ее, проникнуть в самое ее существо, заполнить ее изнутри.
— Сегодня мой гость доктор Уэсли Тиллман, известный психиатр, специализирующийся на лечении алкогольной и наркотической зависимости, консультант по семейным проблемам.
На экране позади Талли возникло изображение очень полного мужчины с редеющими волосами. Он старался не плакать, но это ему не удавалось.
— Моя жена — очень хорошая женщина, Таллула. Мы прожили вместе двадцать лет, у нас двое отличных детей. Проблема в том… — Он сделал паузу, вытирая глаза. — Выпивка. Сначала это были всего лишь коктейли с друзьями, но потом…
На экране прокрутили клип, демонстрировавший в звуках и образах распад семьи.
Когда фильм закончился, Талли повернулась к аудитории. У нескольких женщин глаза были на мокром месте.
— Мистер Макадамс похож на многих из нас. Ему приходится вести жизнь, полную тихого отчаяния, из-за пагубного пристрастия любимого человека. Он клянется, что использовал все способы, стараясь уговорить свою супругу пройти курс лечения и покончить со злоупотреблением алкоголем. Сегодня с помощью доктора Тиллмана мы попытаемся принять радикальные меры. Миссис Макадамс находится сейчас одна в комнате за сценой. Она считает, что выиграла путевку на Багамы, и пришла сюда, чтобы ее забрать. А на самом деле ее семья — с помощью доктора Тиллмана — собирается сразиться с ее алкоголизмом. Мы надеемся, что сумеем убедить миссис Макадамс увидеть правду и заняться лечением.
В аудитории наступила тишина.
Талли задержала дыхание.
И тут раздались аплодисменты.
Талли с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она посмотрела на Джонни, стоящего возле главной камеры. Он улыбался ей мальчишеской улыбкой и держал поднятыми оба больших пальца.
Это поможет ей, снова наполнит ее жизнь. Она искренне хочет помочь этой семье, и Америка будет любить ее за это.
Талли продолжила представлять своих гостей, и с этого момента шоу пошло как по маслу. Все присутствующие принимали активное участие, им явно нравился новый формат. Они хлопали, стонали, подбадривали героев криками. Они плакали. А Талли, как опытный рефери на ринге, контролировала ситуацию. Она занималась своим делом — в этом не могло быть никаких сомнений. И все, что она делала на телевидении, она делала отлично.
Зима неожиданно настала в ноябре, окутав остров серой пеленой дождя. Голые деревья дрожали на холодном ветру, цепляясь за еще не опавшие листья, словно потерять их было равносильно поражению. Каждое утро с залива наползал туман, размывая контуры предметов и превращая хорошо знакомые звуки в таинственное далекое эхо. Паромы гудели, входя в порт и выходя из порта, и гудки их были похожи на тревожный плач.
Отличный антураж для написания готического триллера. По крайней мере именно так сказала себе Кейт, когда, втайне от всех, снова начала писать.
К сожалению, это было теперь не так просто, как раньше.
Она перечитала только что написанное, вздохнула и нажала на клавишу «удалить». Она смотрела, как буквы исчезают одна за другой, пока снова не оказалась перед пустым экраном. Она попыталась придумать, как выразить удачнее то, что она пыталась написать, но в голову лезли одни бестолковые клише. Крошечный веселый курсор мигал, словно дразня ее.
Наконец Кейт оттолкнулась от стола и поднялась на ноги. Она слишком устала, чтобы представлять себе сейчас иные миры и полную драматических событий жизнь других людей. И к тому же пора было заняться обедом.
Последнее время Кейт все время чувствовала усталость, но когда она ложилась в постель, то спала из рук вон плохо.
Она погасила свет в кабинете Джонни, закрыла ноутбук и отправилась вниз.
Джонни поднял глаза от «Нью-Йорк таймс».
— Как вели себя мальчики? — спросила она мужа.
Джонни наклонился и потрепал близнецов по волосам.
— Пока я пел вместе с «бедными несчастными душами», они были просто счастливы.
Кейт не смогла сдержать улыбку. «Русалочка» была фаворитом этой недели. А это означало, что ее сыновья, если дать им волю, смотрели бы мультик каждый день.
Входная дверь со стуком распахнулась, и в комнату буквально влетела возбужденная Мара.
— Ни за что не поверите, что со мной сегодня случилось!
Джонни опустил газету.
— И что же?
— Кристофер, Дженни, Джош и я идем в Такома-Доум на «Найн Инч Нэйлз». Можешь себе представить? Джош пригласил меня!
Кейт глубоко вздохнула. Бесконечные конфликты с Марой приучили ее не реагировать слишком импульсивно.
— Концерт, хм? — произнес Джонни. — А кто эти ребята? Сколько им лет?
— Джош и Крис со второго курса. И не волнуйся: мы не забудем пристегнуться в машине.
— И когда же концерт? — спросил Джонни.
— Во вторник.
— В будний день? Ты считаешь, что можно идти на свидание, на концерт с ребятами, — и все это вечером буднего дня? — Кейт посмотрела на Джонни. — Но это неправильно по многим причинам.
— А во сколько концерт? — продолжал расспросы Джонни.
— В девять. Часа в два мы должны уже быть дома.
Кейт, не сдержавшись, рассмеялась. Она не понимала, как ее мужу удается оставаться таким спокойным.
— «К двум должны быть дома»? Да ты шутишь, Мара! Тебе всего четырнадцать.
— Денни тоже четырнадцать, и она пойдет. Пап! — Мара повернулась к Джонни. — Ты должен мне разрешить.
— Ты еще слишком мала, — решительно сказал Джонни. — Уж извини.
— И ничего я не слишком мала. Все ходят на концерты и на свидания, кроме меня.
Сердце Кейт разрывалось от сочувствия к Маре. Она вспомнила, как сама стремилась поскорее вырасти и стать самостоятельной.
— Я знаю, ты думаешь, что мы слишком строги, Мара, но жизнь…
— О нет, пожалуйста! Только не еще одна лекция на тему, какова жизнь! — Мара скривила лицо, бросилась наверх и захлопнула за собой дверь комнаты.
На Кейт вдруг накатила волна такой чудовищной усталости, что она едва удержалась на ногах.
— Я рада, что вовремя спустилась вниз, — сказала она Джонни.
Ее муж улыбался. Как просто у него все выходило! Вроде бы он ругался с Марой по тем же поводам, что и Кейт, но при этом умудрялся не пострадать и даже остаться любимым папочкой.
— Ты всегда успеваешь вовремя.
Поднявшись, Джонни поцеловал жену.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Кейт знала, что эти слова были вроде пластыря на нанесенную Марой рану, и была благодарна за это Джонни.
— Пойду приготовлю обед, а потом попытаюсь с ней поговорить. Надо дать ей время остыть.
Джонни снова сел и вернулся к чтению газеты.
— Позвони матери Дженни и скажи ей, что она идиотка.
— А вот это я предоставлю тебе.
Кейт отправилась на кухню и принялась за обед. Примерно на час ей удалось занять себя нарезкой и обжариванием овощей и приготовлением любимого Марой маринада терияки. В шесть она смешала салат, поставила в духовку печенье и накрыла на стол. Обычно эту работу выполняла Мара, но сегодня просить ее помочь было бесполезно.
— Ну, хорошо, — сказала она, выйдя в гостиную, где Джонни с мальчиками строили что-то на полу из блоков «Лего». — Я иду.
Джонни поднял глаза от газеты.
— Бронежилет в кладовке для верхней одежды.
Приободренная его шуткой, Кейт пошла наверх. Перед закрытой дверью в комнату своей дочери, на которой висел желтый знак с надписью: «НЕ БЕСПОКОИТЬ», она остановилась, призывая на помощью всю свою суровость, затем постучала.
Ответа не последовало.
— Мара! — крикнула она несколько секунд спустя. — Я знаю, что ты расстроена, но нам надо об этом поговорить.
Она подождала немного, снова постучала, затем открыла дверь.
Кейт понадобилось несколько минут, чтобы окинуть взглядом кучу валяющейся одежды и книг и осознать то, что она увидела.
Пустую комнату с открытым окном.
На всякий случай Кейт заглянула в шкаф, под кровать, проверила ванную, комнату мальчиков и даже свою собственную. К тому моменту, когда Кейт обыскала весь второй этаж, сердце ее отчаянно билось.
Оказавшись на лестнице, она схватилась за перила, чтобы не упасть.
— Ее нет, — произнесла Кейт дрожащим голосом.
Джонни поднял глаза.
— Что?
— Она ушла. Думаю, вылезла в окно и спустилась по решетке.
Джонни вскочил на ноги в одну секунду и воскликнул:
— Черт возьми!
Он выбежал наружу, Кейт последовала за ним.
Они стояли под окном спальни Мары, глядя на то место, где она, сломав ажурную белую решетку, продралась через заросли плюща.
— Черт побери! — снова выругался Джонни. — Надо обзвонить всех ее подруг.
Даже такой холодной ночью, как эта, Талли любила сидеть у себя на веранде. Это было огромное, отделанное каменной плиткой пространство, имитирующее террасу на итальянской вилле. В больших керамических кашпо росли лиственные деревья, ветви их были усыпаны крошечными лампочками.
Талли подошла к ограждению и стала смотреть в ночь. Она слышала далеко внизу звуки большого города, вдыхала соленый запах залива. На почтительном расстоянии, за серыми водами, она видела очертания поросшего лесом острова Бейнбридж.
Интересно, что сейчас делают Райаны? Собрались вокруг своего огромного старого стола и играют в настольные игры? Или Мара и Кейт, свернувшись калачиком на диване, разговаривают о мальчиках? Или Кейт и Джонни улучили момент и целуются где-нибудь?
В квартире зазвонил телефон. И слава богу! Думая о семье Кейт, Талли только чувствовала себя еще более одинокой.
Она зашла в комнату, закрыла за собой двустворчатую дверь и ответила на звонок:
— Алло!
— Талли?
Это был Джонни. Голос его казался каким-то незнакомым, очень напряженным.
Талли почувствовала беспокойство.
— Что случилось?
— Мара убежала из дома. Мы не знаем точно когда. Возможно, час назад. У тебя она не появлялась? Не звонила?
— Нет. А почему она убежала? — прежде чем Джонни успел ответить, раздался звонок домофона. — Погоди секунду, Джонни, не отсоединяйся.
Она подбежала к трубке домофона и нажала на кнопку.
— Что такое, Эдмонд?
— Вас хочет видеть Мара Райан.
— Пусть поднимается. — Талли отпустила кнопку. — Она здесь, Джонни.
— Слава богу! — выдохнул на другом конце провода отец Мары. — Она у Талли, дорогая. С ней все в порядке. Мы сейчас подъедем, Талли. Не давай ей уйти.
— Не беспокойся.
Талли повесила трубку и подошла к входу. Дверь ее пентхауса была единственной с этой стороны. Талли открыла ее и принялась ждать, стараясь изо всех сил выглядеть удивленной, когда Мара выйдет из лифта.
— Привет, тетя Талли. Извини, что пришла так поздно.
— Не так уж и поздно, заходи.
Она отошла в сторону, пропуская Мару в квартиру. Как всегда, Талли поразила необыкновенная красота ее крестной дочери. Как и большинство девочек ее возраста, она была слишком худой, вся состояла из углов и впадин, но это вовсе ее не портило. Мара была из тех девушек, которые до тридцати лет выглядят формирующимися, зато потом они приобретают поистине королевскую осанку и фигуру.
Талли подошла к Маре.
— Что случилось?
Мара плюхнулась на кушетку и вздохнула с драматическим видом.
— Меня пригласили на концерт.
— Так… — Талли присела рядом с девушкой. — И что же?
— В Такома-Доум.
— Отлично…
— В будний день. — Мара скосила глаза. — Мальчик, который меня пригласил, со второго курса.
— Это сколько лет — шестнадцать, семнадцать?
— Семнадцать.
Талли кивнула.
— Я ходила на «Вингз» в Кингдом примерно в твоем возрасте. А в чем проблема?
— Мои родители считают, что я слишком маленькая.
— И они не пустили тебя?
— Правда, ужасно? Все ходят везде, где им хочется, кроме меня. А моя мама не разрешает мне ездить в машине даже с парнями, у которых уже есть права. Она каждый день сама забирает меня из школы.
— Ну, всем известно, что шестнадцатилетние мальчики — очень плохие водители. И иногда оставаться с ними наедине небезопасно.
Талли вспомнила ту ночь в лесу много-много лет назад.
— Но мы ведь идем целой группой.
— Группой? Ну, это другое дело. Пока вы все будете держаться вместе, ничего плохого не случится.
— Я знаю. Думаю, родители боятся, что за рулем будет неопытный водитель.
— Ну, я могла бы отвезти вас на своем лимузине.
— Ты это сделаешь?
— Конечно. Это решило бы все проблемы. Я бы за вами и присмотрела. Мы бы оттянулись по полной. И никто бы не пострадал — я гарантирую.
Мара вздохнула:
— Но ничего не получится.
— Почему же?
— Потому что моя мать — настоящая сука, и я ее ненавижу.
Это заявление застало Талли врасплох, повергло ее в шок.
— Мара… — Она не находила, что сказать.
— Я не собираюсь брать свои слова обратно. Она обращается со мной как с ребенком. Совсем не уважает меня как личность. Пытается выбирать мне друзей и диктовать, что я должна делать. Никакой косметики, никакой завивки, пирсинг на животе тоже нельзя. И домой не позже одиннадцати. И татуировки запрещаются. Жду не дождусь, когда смогу наконец от нее уехать. Я отправлюсь прямо в Голливуд и стану звездой, как ты.
Последняя фраза так польстила Талли, что она чуть было не забыла про все ей предшествовавшее. Пришлось сосредоточиться, чтобы не утратить нить разговора.
— Ты несправедлива к своей маме, Мара. Девочки твоего возраста куда более уязвимы, чем тебе кажется. Много лет назад, когда мне было столько же лет, я тоже думала, что ничего не может со мной случиться…
— Но ты ведь позволила бы мне пойти на концерт, если бы была моей мамой?
— Да.
— Как жаль, что ты не моя мама.
Талли удивило то, как глубоко затронули ее эти слова. Они попали в какую-то особенно чувствительную точку.
— Вы с мамой минуете этот этап, Мара. Вот посмотришь, — пообещала она.
— Нет, никогда.
На протяжении следующего часа Талли пыталась пробиться через гнев Мары, но эта оболочка оказалась неожиданно очень прочной, и разбить ее никак не удавалось. Талли была в шоке от того, с какой легкостью Мара заявляла, что ненавидит мать, боялась, что эти двое никогда не сумеют восстановить разрушенные отношения. Но Талли-то знала, как никто другой на свете, каким разрушительным может стать для девочки-подростка отсутствие материнской любви и опеки.
Наконец зазвонил домофон, и голос Эдмонда сообщил из динамика, что к Талли пришли мистер и миссис Райаны.
— Так они знают, что я здесь? — воскликнула Мара, вскакивая на ноги.
— Догадаться вообще-то нетрудно, — прокомментировала Талли, подходя к домофону. — Пусть поднимаются, Эдмонд. Спасибо.
— Они убьют меня.
Мара засуетилась и как-то вдруг превратилась в прежнюю девочку — стройную, красивую, но растерянную и испуганную.
Первым в комнату вошел Джонни.
— Черт побери, Мара! — воскликнул он. — Как же ты нас напугала! Мы не могли понять, похитили тебя или ты убежала сама.
Голос его предательски сорвался, и Джонни предпочел замолчать.
Кейт подошла к мужу и встала позади.
Талли вдруг поразила внешность подруги. Она выглядела усталой, больной и казалась словно бы меньше, чем была всегда. И вид у нее был какой-то побитый.
— Кейти, как ты? — обеспокоенно спросила Талли.
— Спасибо тебе, Талли… — Она вымученно улыбнулась.
— Тетя Талли сказала, что отвезет нас на концерт на своем лимузине! — воскликнула Мара. — И будет за нами приглядывать.
— Твоя тетя Талли — идиотка! — воскликнул Джонни. — Ее чокнутая мамочка уронила ее в детстве головой. А теперь бери свои вещи. Мы едем домой.
— Но…
— Никаких «но», Мара, — сказала Кейт. — Бери вещи, и поехали.
Мара разыграла настоящее шоу. Она вздыхала, кашляла, что-то бормотала себе под нос, рыдала. Затем крепко обняла Талли и прошептала ей на ухо:
— Спасибо, что по крайней мере попыталась.
И вышла из квартиры вслед за отцом. А Талли ждала, что скажет Кейт.
— Не обещай ей больше ничего, не посоветовавшись с нами, хорошо? — Голос Кейт был каким-то бесцветным. Казалось, у Кейт нет сил даже рассердиться. Она повернулась, чтобы уйти.
— Кейт, подожди…
— Не сегодня, Тал. Я так устала.
Талли беспокоилась о Кейт и Маре. Всю прошлую неделю она размышляла, как наладить их отношения, но так ничего и не придумала.
Она сидела за столом и просматривала сценарий, когда зазвонил телефон.
— Талли, пришли Макадамсы. Из того шоу про реабилитацию.
— Пригласите их.
Пара, вошедшая к ней в кабинет этим ноябрьским утром, лишь отдаленно напоминала участников ее первого шоу. Мистер Макадамс похудел килограммов на десять, спина его была прямой, он больше не сутулился. Миссис Макадамс подстриглась, уложила волосы, наложила косметику и улыбалась.
— Вау! — воскликнула Талли. — Выглядите вы оба потрясающе, пожалуйста, садитесь.
Мистер Макадамс держал жену за руку. Они сели на черный кожаный диван лицом к окну.
— Простите, что побеспокоили вас. Мы понимаем, как вы заняты.
— У меня всегда найдется время для друзей, — сказала Талли, одаривая их своей знаменитой улыбкой для связей с общественностью.
— Мы просто хотели зайти поблагодарить, — сказала миссис Макадамс. — не знаю, есть ли среди вашего окружения кто-то, у кого проблемы с алкоголем или наркотиками…
Улыбка Талли померкла.
— Есть.
— Мы можем быть подлыми, эгоистичными, злыми и упрямыми. И я была такой, пока вы не поместили меня в луч прожектора и не показали мне мою жизнь в истинном свете.
— Вы даже не представляете, как вы нам помогли, — добавил мистер Макадамс. — Мы просто зашли сказать «спасибо».
Талли была так тронута их словами, что ей потребовалось собраться с мыслями, прежде чем она смогла ответить.
— Именно это я и хотела сделать с помощью шоу в прямом эфире — изменить чью-то жизнь к лучшему. И для меня очень важно, что это сработало.
Зазвонил телефон.
— Простите. — Талли взяла трубку. — Талли Харт слушает.
— Джон на первой линии, Талли.
— Спасибо. Соедините.
Услышав в трубке голос Джонни, Талли сказала:
— Ты стал слишком ленив, чтобы пройти пятнадцать метров до моего кабинета? Стареешь, Джонни?
— Мне надо поговорить с тобой, Талли, и не по телефону. Могу я угостить тебя пивом?
— Где и когда?
— «Виргиния-Инн»?
Талли рассмеялась:
— Отлично, давно я там не была.
— Лгунья! Итак, в три тридцать жду тебя у себя в кабинете.
Талли повесила трубку и вернулась к Макадамсам, которые теперь стояли перед ней.
— Ну вот, — сказал мистер Макадамс, — мы сказали то, зачем пришли. Надеюсь, вы и другим сможете помочь, как помогли нам.
Талли подошла к ним и пожала обоим руки:
— Спасибо. Если вы не возражаете, я бы хотела назначить на следующий год встречу в эфире с героями предыдущих шоу, чтобы показать Америке ваши успехи. Если не возражаете.
— Ну конечно.
Талли проводила их до двери, попрощалась и вернулась за письменный стол. Следующие несколько часов, пока она писала заметки для завтрашнего шоу, с губ ее не сходила улыбка.
Она сделала с помощью своего шоу хоть что-то хорошее. Она изменила жизнь семьи Макадамс.
В три тридцать Талли закрыла папку, взяла пальто и направилась в кабинет Джонни.
Обсуждая темы предстоящих шоу, они прошли квартал в сторону Паблик-Маркет и зашли в задымленный бар на углу.
Джонни провел ее в глубь помещения и сел за маленький столик у окна. Прежде чем Талли успела опуститься на стул напротив, Джонни уже подозвал официантку, заказал пиво «Корона» для себя и «Грязный мартини» для Талли. Она подождала, пока перед ними поставят напитки, и спросила:
— Так что же случилось?
— Ты разговаривала в последнее время с Кейт?
— Нет. Я же вижу, что она злится на меня из-за концерта, а может, из-за того турне для начинающих моделей. А что?
Джонни провел рукой по своим непокорным волосам.
— Не могу поверить, что говорю такое про собственную дочь, но Мара растет настоящей дрянью. Хлопает дверьми, кричит на братьев, игнорирует требование приходить домой вовремя, не хочет ничего делать по дому. Они с Кейт ссорятся каждый день, и это совершенно выматывает Кейт. Она теряет в весе, не спит.
— Ты не задумывался насчет школы-интерната?
— Кейт ни за что этого не допустит. — Джонни улыбнулся. — Честно говоря, Талли, я за нее волнуюсь. Ты не могла бы поговорить с ней?
— Ну конечно. Но мне кажется, дружеской беседы может быть недостаточно. Может, показать ее специалисту?
— Психоаналитику? Даже не знаю.
— Депрессия — частый спутник домохозяек. Помнишь, мы делали об этом шоу?
— Вот-вот, именно поэтому я и заволновался. Я хочу, чтобы ты выяснила, есть ли повод для беспокойства, ведь ты хорошо знаешь Кейти.
Талли протянула руку к бокалу.
— Можешь на меня рассчитывать.
Джонни улыбнулся, но вид у него был нерадостный.
— Я это знаю.
В субботу утром Талли первым делом позвонила Джонни.
— Я обо всем договорилась, — сказала она.
— И что ты собираешься делать?
— Отвезу Кейт в Салиш-Лодж. Пусть она там расслабится, ей сделают массаж. А потом мы поговорим.
— Но Кейт может отказаться, сказать, что занята, и никуда с тобой не пойти.
— Тогда я ее похищу.
— Как ты думаешь, сработает?
— Разве тебе хоть раз доводилось видеть мой провал?
— Ну, хорошо. Я приготовлю сумку и поставлю у двери, а потом заберу детей, чтобы у нее не было поводов для отказа. — Джонни сделал паузу, затем добавил: — Спасибо, Талли. Кейт повезло, что у нее есть такая подруга, как ты.
Талли закончила разговор и сделала еще несколько звонков.
В девять утра Талли побросала в машину все, что могло ей понадобиться, заехала в магазин на Капитолийском холме и помчалась к парому. Ожидание на берегу и переправа, казалось, длились вечность, но в конце концов Талли добралась до дома Райанов.
Пространство перед домом выглядело неухоженным. Похоже было, что раньше хозяйка дома посвящала ему много времени, сажала цветы, пока ее дети лежали в колясках рядом, а когда дети подросли и стали играть в свои игры, их мать забросила свой сад. Растения продолжали свою жизнь под щедрым солнцем северо-запада, но это было уже лишь жалкое подобие того, что было когда-то. Растения перемешались друг с другом, как и люди, жившие в доме. И теперь, холодным и серым ноябрьским днем, вид во дворе был неприглядный. Повсюду валялись опавшие листья, цветы пожухли, нераспустившиеся бутоны повисли на умирающих розовых кустах.
Талли припарковала свой «мерседес» перед гаражом и вышла из машины. Пробираясь мимо велосипедов, скейтбордов и садовых фигурок, беспорядочно видневшихся то тут, то там вдоль гравийной дорожки, Талли отметила, что, несмотря на заброшенность, это место выглядело уютным. Особняк, построенный в двадцатые годы прошлого века для уикендов богатых лесопромышленников, был покрыт свежей краской цвета карамели, белые полоски окаймляли многочисленные окна, под которыми в декоративных ящиках все еще цвела герань.
Поднявшись на крыльцо, Талли обошла изображавшую клоуна боксерскую грушу и постучала в дверь. Ждать долго ей не пришлось.
Кейт открыла дверь и, удивленная, замерла на пороге. На ней были черные легинсы и огромная растянутая футболка. Ее светлые волосы отчаянно нуждались в стрижке и краске, сама Кейт выглядела чудовищно вымотанной.
— Какой приятный сюрприз, — сказала она, торопливо поправляя волосы.
— Тогда я попрошу тебя тоже сделать мне приятное и поехать со мной.
— Что значит — поехать с тобой? У меня куча дел, к тому же детская футбольная лига близнецов устраивает благотворительный базар, и я должна…
Талли вынула из кармана ярко-желтый водяной пистолет и заявила:
— Не заставляй меня стрелять в тебя.
— Вот как — ты собираешься выстрелить?
— Можешь не сомневаться.
— Послушай, я знаю, как ты любишь импровизации, но сегодня мне точно некогда. Мне надо готовить поделки для этого базара: простегать пятьдесят лоскутков ткани, а потом…
Талли нажала на спусковой крючок. Струя холодной воды ударила Кейт прямо в грудь. Влага промочила футболку, оставив пятно.
— Что за…
— Это похищение. И не вынуждай меня целиться тебе в лицо. Хотя выглядишь ты, честно говоря, так, что душ бы тебе не повредил.
— Ты пытаешься разозлить меня по-настоящему?
Талли протянула Кейт черную повязку на глаза.
— Мне пришлось съездить за этим в чертов магазин сексуальных игрушек на Капитолийском холме. Так что, надеюсь, ты оценишь мой подвиг.
Кейт выглядела совершенно растерянной, словно никак не могла решить, смеяться ей или сердиться.
— Но я не могу просто так уйти из дома. Джонни и мальчики вернутся через час, и мне надо…
— Они не вернутся. — Талли, не глядя на подругу, прошла через гостиную к подножию лестницы. — Вот твоя сумка.
Кейт растерянно оглянулась.
— Но как…
— Джонни собрал все, что нужно, сегодня утром. Он — мой сообщник или мое алиби, если с тобой что-нибудь случится. А теперь бери сумку.
— И ты рассчитываешь, что я поеду куда-то с теми вещами, которые нужны мне по мнению моего мужа? Вот увидишь, если мы откроем ее, там обнаружится сексуальное белье, зубная щетка и мои вещи, которые уже два года назад перестали на меня налезать.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |