Данниль разразилась рукоплесканием.
- Поздравляю! На каком моменте надо было плакать?
Дженсен выпрямился в кресле.
- Я до сих пор не могу понять, как и какого черта я на это согласился… Как тебе удалось меня уговорить? Ты же вообще никогда ни на что подобное подписываться не хотела. А я – тем более! Мерзкая система, мерзкие контракты. Меня тошнит от И-Программы, и ото всего, что с нею связано! Зачем? Как можно было думать, что ребенок укрепит брак, когда мы даже не семья?
- Ну скажи еще, что больше никогда стейки есть не будешь, потому что бедные коровки страдают. Это подспорье карьере – успешные люди успешны во всем. Ты не понимаешь?
- Данниль, я тебе никогда ничего не запрещал – быть самой по себе, заниматься делом, которое тебе нравится, общаться с теми, кто тебе нравится, посещать вечеринки и клубы, не замечал, что после них тебя подвозят отнюдь не такси. И никогда ничего не требовал взамен. Но сейчас у меня только одна просьба – не трогай нас, и Джареда тоже не трогай. Хорошо?
Данниль посмотрела на часы, и сказала непререкаемым тоном:
- Мне пора в аэропорт. А ты лучше проспись и закрой бар на ключ. Тебе совсем не идет на пользу алкоголь. Завтра будешь жалеть о сказанном. После Австралии я планирую съездить куда-нибудь. Может быть, в Аспен – покататься на лыжах, или наоборот, в Монте-Карло. У меня моральная травма, мне нужно отвлечься!
*
Джареду было плохо.
Так плохо ему, собственно, не было даже в самые худшие моменты, случившиеся пережить за последние месяцы. Малыш крутился и вертелся, скакал так усиленно, что он пробовал его укачивать, упрашивать, гладить, но ничего не помогало. Во рту постоянно пересыхало, а сердце в груди колотилось с бешеной силой, что невозможно было продохнуть.
Пару раз он выбирался на кухню за водой, но ее всякий раз было недостаточно, чтобы утолить жажду. К тому же выходить из комнаты совершенно не хотелось. С приездом Данниль все будто перевернулось с ног на голову. Она очень долго и громко кричала, швыряла какие-то предметы, а Дженсен почти весь день просидел в гостиной в обнимку с бутылкой, глядя в одну точку.
Они были странной парой – то ли безграничная любовь, то ли безграничная ненависть.
Неудивительно, что ребенок так волновался. А Джаред ничем не мог ему помочь. Он очень жалел, что не может собрать вещи, и уехать подальше от этого сумасшедшего места. Наверное, всем стало бы легче, и главное, крошечному безвинному существу, до которого родителям не было никакого дела.
В середине дня стало полегче, и Джаред провалился в сон – беспокойный, тревожный, но сон. Ему, как заблудшему путнику в пустыне, снилась бескрайняя гладь воды – чистой, бирюзовой, недвижимой и ровной, как зеркало. Он чувствовал ее вкус, ощущал прохладу на кончиках пальцев.
А когда Джаред проснулся, снова стало нехорошо: бешено забились внутри два сердца, горло драло будто наждаком, пить хотелось до чертиков. Пришлось вставать, и по стеночке ползти до двери. Хотя, наверное, лучше было бы к доктору, но что ему скажешь? Что крохе страшно, когда его родители ругаются? Упекут в психушку.
На его удачу в коридоре было пусто. Главное не нарваться на Данниль - и без того хреново.
По голосам, доносившимся из гостиной, он понял, что и Данниль, и Дженсен оба там. Так что, нужно было просто тихо добраться до кухни, а потом обратно. Он шел на брезжащий в проеме кухни свет, как на блеск спасительного маяка. Шаг за шагом.
Джаред не любил подслушивать, и вообще, не имел обыкновение подслушивать, но беседа велась на таких повышенных тонах, что на беседу вообще походила в последнюю очередь.
Данниль говорила высоко и звонко, а густой глубокий голос Дженсена изредка подрагивал, и вообще звучал мрачно и незнакомо.
И лучше бы Джаред не слышал всех сказанных слов, потому что от внезапной злости перед глазами поплыло, а живот потяжелел и вмиг сделался каменным. Очень захотелось влететь в комнату, и врезать Дженсену по морде – со всей дури, с размаху. Потому что… просто потому что захотелось! Но силы как-то внезапно вышли из него, ноги стали ватными, сердце стукнуло не в груди, а в горле, так громко, что этот стук можно было отчетливо расслышать. Оно стукнуло раз-второй, быстрее… Джаред успел сделать еще один глубокий вдох прежде, чем навалилась острая боль, и его накрыло темнотой.
*
Холл отделения патологии выглядел точно так же, как и все остальные коридоры в клинике – светлые стены, яркий свет, безликие двери в многочисленные боксы, торопящиеся по своим делам медики. Практически отсек космического корабля.
Дженсен уже, кажется, по двадцатому разу принимался считать плитки на полу, а время все тянулось и тянулось, как вязкая изжеванная, потерявшая свой вкус жвачка.
Мимо него провозили пациентов, где-то вдали заливались писком датчики, и казалось, никому в этом жутком месте не было до Дженсена дела.
Он коснулся виска, поморщился – голова болела немилосердно.
- Мистер Эклз?
Дженсен поднял глаза, и, увидев нависшего над собою широкоплечего чуть помятого доктора Моргана, тут же вскочил на ноги.
- Док?! Как он, как они оба?
- Состояние стабилизировалось. И J19-782, и плоду уже ничего не угрожает.
- Что это, черт возьми, было?
- Произошел резкий скачок глюкозы в крови. Зачастую это приводит к увеличению потребляемой жидкости, таким образом, принимаемые вспомогательные препараты выводятся быстрее положенного, возникает ощутимая разница в дозировках, что сразу же влияет на самочувствие плода и РИ. А у J19-782 это выразилось еще и во внезапном понижении давления и тахикардии.
- Я не понимаю, - вышел из себя Дженсен, едва сдерживаясь, чтобы не приложить эскулапа о стену. Они должны были следить, заваливали его отчетами, а на деле, получается, прозевали самое главное? Какие они после этого, к чертовой матери, врачи? – Вы же все держали под контролем, он был здоров. Как это могло случиться? Какая тахикардия? У него сердце, как у космонавта!
Доктор остался невозмутим, привычным жестом поправил висевший на шее стетоскоп.
- Такое бывает. Редко, но случается даже у полностью здоровых Инкубаторов. Иногда из-за сильных физических или эмоциональных нагрузок, иногда из-за внезапного развивающегося анафилактического шока организма на плод.
- Как это? – потрясенно заморгал Дженсен. – Срок уже достаточно большой, а проявилось только сейчас? Разве это возможно? Вы уверяли, что все идет, как надо.
- Все и шло, как надо, - терпеливо объяснил доктор, вероятно, обладая тибетской выдержкой. - Но, как я уже сказал, этиология до конца не ясна. Мы не знаем, что провоцирует эту реакцию. Можно предположить, что организм по каким-то причинам – стресс, например - пытается устранить инородное тело. Все было бы куда проще, если бы вы обратились в клинику в самом начале, а не тянули так долго - еще пара часов, и мы уже не смогли бы спасти ребенка. Почему РИ не среагировал на явную угрозу здоровью? Это совершенно недопустимо в его положении!
- Это я не досмотрел, - мрачно потупился Дженсен. - Что с ними будет теперь?
- К счастью, критический рубеж достигнут пациентом не был. Мы вкололи вашему Инкубатору все необходимые препараты и стабилизаторы, теперь все хорошо. Но ребенка все-таки нужно обследовать дополнительно, чтобы исключить возможные риски. Сейчас J19-782 спит...
- Джаред! Его зовут Джаред! - перебил доктора Дженсен, не сдержавшись. Эти цифры страшно пугали, и делали из Джареда безликий машиноподобный организм.
Доктор снова ничего не ответил, дрогнул уголками губ и продолжил:
- Подождем, пока он проснется, отойдет от введенных лекарств, и возьмем пуповинную кровь на анализ.
- Ему будет больно?
- Плоду или РИ? – любопытно глядя на Дженсена, поинтересовался доктор. - Для плода это не большей стресс, чем он уже пережил – атака гормонами была страшнее. А для РИ это стандартная процедура. Сделаем легкую анестезию, ребенку это не повредит, РИ будет в сознании, просто очень сонным. Все будет хорошо, мистер Эклз. Сейчас ночь, вы выглядите очень уставшим. Может быть, вам лучше поехать домой, выспаться? Мы сообщим вам сразу же, как получим результаты анализа.
- Нет, я останусь. Можно его увидеть?
- Он сейчас спит, - повторил доктор Морган. – Ему нужен отдых, тишина и покой.
- Я понял. И я не собираюсь танцевать джигу у него в палате, я просто хочу остаться с ним рядом.
Доктор вздохнул и сдался.
- Пойдемте за мной.
7.
Свет появился так же внезапно, как и исчез. Просто просочился сквозь разлепившиеся веки: сначала перед глазами потекла расплывчатая муть, потом лишь спустя пару секунд мир обрел прежние резкие очертания.
Джаред смотрел в высокий, усыпанный лампочками потолок, в глаза бил слишком яркий свет, во рту было сухо, губы стянуло, язык одеревенел. Он с трудом повернул голову, скосил глаза на облепленную канатами прозрачных трубок и утыканную иголками руку - больница.
Стало страшно, сердце заколотилось в бешеном темпе.
Быстро, насколько хватило сил, повернул голову обратно, чуть приподнялся и посмотрел прямо перед собою – под плотно натянутым одеялом угадывались уже привычные округлые очертания живота.
Малыш был здесь, рядом. Он просто был, и от этого стало легко и хорошо, все остальное казалось уже не таким значимым.
Джаред закрыл глаза, облегченно вздохнул, голова была пустой, тело ощущалось чужим, как у сломанной куклы, собранной по частям и нанизанной на нитки.
- Джаред? - уловил он голос и движение с другого бока.
Повернулся. Дженсен сидел на стуле и, заспанно моргая, тер шею.
- Проснулся? Как ты?
- Очень хреново, - ответил он честно, как есть. - Я не помню... почему в больнице?
В голову будто вату напихали, соображать было физически больно, мелькали обрывки воспоминаний, кружили каруселью, но собрать их в единый паззл мешала раскалывающаяся надвое голова и слабость во всем теле.
- Тебе стало плохо. Доктор сказал, что у тебя подскочила глюкоза, диабетик ты хренов.
- Я не… нет у меня диабета, и никогда не было.
- Не важно. У тебя было тяжелое состояние. Вот же ты балбес – из-за твоей глупости вы оба чуть на тот свет не отправились. Ну что ты творил, ведь, чувствовал же, что что-то не так. На кой по коридорам шарился?
Джаред пошевелился, положил руку поверх одеяла, провел ладонью туда-сюда, словно еще раз желая убедиться в том, что ребенок все еще с ним. Начал медленно соображать и припоминать, что к чему.
- Я на кухню шел. Пить хотелось. Я не специально, я понятия не имел… оно внезапно заболело, но я ничего не пропускал - пил все лекарства и витамины. А что пить хотелось литрами, так даже в мыслях не было - в последнее время я каких только странностей не пережил, да и в туалет я бегаю по двадцать раз на дню, это тоже не удивительно. - Джаред невесело засмеялся, но почти сразу же скривил рот. - С ним, правда, все хорошо?
- Уже да, - длинно вздохнул Дженсен. – Наверное.
- В смысле? – не понял Джаред, облизал колючие губы и сделался цветом, как стена – таким же белым и безжизненным.
- Надо еще что-то уточнить, сделать какой-то анализ…
- Какой?
- Откуда я знаю, я врач тебе, что ли? – запустил пальцы в ежик волос Дженсен. - Вот утром и узнаешь, когда тебе его сделают. Потерпи, уже почти рассвет, осталось-то часа два подождать.
- С ним что-то может быть не так? – Джаред покосился на пищащие приборы. – Почему мы здесь? Он в опасности?
- Эй-эй, - Дженсен тут же подскочил к нему, готовый отвесить отрезвляющую оплеуху, но вовремя спохватился. – Успокойся ты наконец! Или я точно тебя сейчас прибью. Хватило уже одного раза. Он в порядке. Неужели бы врачи мне не сказали? Доктор объяснил, что это типа перестраховки, ну что б знать наверняка. У тебя организм устроил какую-то чехарду, гормоны подскочили, полная лажа. Но мелкий в порядке. У тебя болит что-нибудь?
- Сейчас ничего.
Джаред неустанно гладил живот, будто тем самым успокаивал вовсе не ребенка, а себя самого.
- Вот и отлично. Операция несложная…
- Так они будут делать операцию? Что за операция? Они его заберут? Еще рано, очень рано!
- Тш-ш, - шикнул на заговорившего скороговоркой Джареда Эклз, уверившись, что ему лучше сейчас вообще молчать, а не брякать всякую чушь. Джареду от этого только хуже. – Никто не собирается его сейчас забирать. Просто незначительная операция, процедура такая. Да черт тебя, Джаред, я не врач, я не знаю, как это называется - им нужна кровь из пуповины, сделают в тебе маленькую дырку, и все.
- Ему это не повредит? – напрягся Джаред.
- Врач обещал, что его не будут трогать. Поспи лучше. Еще есть время.
- Я не хочу спать.
- Зря. Я сам-то все еще никак не могу придти в норму, - Дженсен потер покрасневшие глаза. Они слезились, будто в них насыпали горсть песка. - Ты так напугал меня, я чуть ласты не склеил, когда тебя увидел – валялся там весь бледный, и было совсем не похоже, что ты просто прилег отдохнуть на ковре в холле.
Потерянные мысли выстроились в шеренгу острыми осколками, собрали недостающие кусочки, и все вспомнилось. В груди снова кольнуло. Захотелось спрятаться - от Дженсена, от вездесущих врачей, от всей вселенной. И спрятать ребенка, чтобы его перестали терзать, мучить, трогать, играть, как с куклой. Подумать только, крошечный человечек еще даже не родился, а на его хрупкие плечики уже свалилось столько бед и забот… это нечестно, так не должно быть.
Сейчас ему, как никогда, не хотелось принимать реальность. Хотелось одного - чтобы все оставалось, как есть, чтобы ничего не менялось, ему казалось, что малышу будет куда лучше там, внутри у папы, нежели здесь, снаружи в странном и неправильном мире. Правда, никакой он ему не папа, чужой... и оставить его навсегда с собою тоже невозможно.
- Удивительно, как ты вообще что-то смог увидеть в том состоянии, – озлился Джаред, прижимая обе ладони к животу. Все равно как-то иначе спрятать [i]его[/i] он не мог. - Ты же был смертельно пьян. Надеюсь, ты не вел машину в таком состоянии?
- Я вызвал скорую, зануда. Считаешь меня совсем козлом? Я еще не пришел к окончательному решению на счет самоубийства – массового. Слава богу, они успели.
- А если бы не успели, наверное, никто бы и не расстроился.
- Ты что такое говоришь?
Джаред сжал руку в кулак, и повыше натянул одеяло – просто от бессилия.
- Сдается мне, что никому из вас двоих он по-настоящему не нужен. Вам не нужен ребенок, говорите о нем, как о пустом месте, как о вещи. Зачем вы вообще тогда обратились в клинику? Чтобы поставить еще одну галочку в бизнес-плане? Люди вроде вас ведь по нему живут, да? Появится ребенок – журналисты завалят вас вопросами, вы пафосно поулыбаетесь в камеру, сделаете красочные фото, типа, все удалось. Все обрыдаются, а как же иначе. А о том, что для вас двоих он всего лишь средство умолчите?
- Ты что, слышал наш разговор? – догадался Дженсен, и внутренне содрогнулся. – Что именно?
- Какая разница. Мне хватило и малого, чтобы понять, что к чему.
Мысль о том, что, на самом деле, это именно на нем лежит вина за случившееся, ужалила Дженсена больно в самое уязвимое – в сердце. По языку поплыла горечь. Боже, какой же он дурак! И как сразу не понял?
- Может, вам, и правда, лучше было остановиться на собаке? Но вы даже за ней не смогли нормально присмотреть, а когда приключились проблемы, предпочли отдать другим людям. С [i]ним[/i] вы тоже так поступите? Наиграетесь, и отдадите кому-нибудь, чтобы не мешал? Только он не собака, он ребенок, человечек. Он живой, он уже существует, пока совсем маленький и беззащитный, и ему нужна забота и любовь. Вот только у вас с нею явная напряженка. Я такой дурак, купился на этот спектакль с заботой, принял правила твоей игры – ради него, думал, что вы будете его оберегать, любить, что он самое дорогое для тебя, а на самом деле…
- Джаред, так и есть.
- А выглядит так, что вы думаете только о себе. Не о нем! Два эгоиста.
Монитор, к которому были подключены приборы, замигал, тревожно запищал, начал чертить частые ломаные линии. Джаред заерзал, сбивая под собою простынь, скрючился на кровати.
- Перестань, пожалуйста! – умоляюще попросил Дженсен, до упора вдавливая кнопку вызова медсестры. – Ты делаешь ему только хуже, неужели не понимаешь?
Дверь распахнулась, возникшая на пороге девушка в медицинской форме тут же кинулась проверять аппараты, крутить колесико капельницы, возиться подле Джареда, вколола ему какие-то лекарства. После этого он откинулся на подушки и присмирел, прикрыл глаза.
Оставшиеся до операции часы Дженсен провел у главного входа в клинику – стоял и смотрел, как медленно светлеет небо, как тает розоватая полоска над горизонтом.
Жизнь шла в разнос. Было мерзко: от самого себя, от всего, во что случилось втянуть Джареда. Если бы мальчишка все выдумал, нарисовал себе что-то в уме – было бы не так страшно и противно. Но Джаред был прав, чертовски, мать его, прав. Дженсен поступил, как эгоист: начал жалеть себя и не смог заступиться, оградить от страшного тех, кто в этом очень нуждался, а ведь давал обещание заботиться и защищать. Он так старался изменить крошечную частичку своего мира, быть хорошим, правильным, но, видимо, так и не сумел.
Получалось, что из неопытного парня, которому сейчас полагалось бы от души отрываться на студенческих вечеринках, тусоваться в барах и клубах, ходить на свидания и до потери пульса трахаться, выбивая из башки всю стороннюю дурь, кроме удовольствий, отец получался куда лучше и ответственней, чем из него.
На город наползало тихое серое утро.
Интересно, отдохнул ли перед операцией Джаред?
Когда Дженсен вернулся в палату, то едва успел. Над Джаредом прыгала уже другая – незнакомая медсестра, записывала показания приборов, что-то поправляла, что-то отсоединяла.
- Вы его уже увозите?
- Да, операционная готова, - кивнула она.
- Черт, я не хочу, - сказал Джаред склонившемуся над ним Дженсену, когда каталку выкатили в коридор. – Я не хочу, чтобы из-за меня с ним что-то было не так.
- Все будет хорошо. Расслабься. Хорошо? Просто помни, что он чувствует твое состояние.
Двери в операционный отсек захлопнулись перед самым носом у Дженсена.
Твою же мать! Он не может! Он не может вот так просто стоять и ждать тут.
Доктор Морган был категорически против, объясняя, что операционная – не дом свиданий, туда не пускают посетителей, а сама процедура требует от врачей сосредоточенности - нужно все точно выверить и быть предельно аккуратным. Лишние эмоции и наблюдатели там совсем ни к чему.
Но все-таки уже второй раз за сутки сдался под тяжелым взглядом Дженсена.
Правда, не понятно, что возымело большее действие – взгляд или доводы о том, что Джаред очень нервничал и нуждается в поддержке, а его любые психи сказываются на ребенке. В итоге Морган дал распоряжение – впустить Дженсена внутрь.
Свет в операционной был до боли в глазах ярким, густо пахло чем-то горьким, а каждое слово эхом отдавалось от стен.
Джаред лежал на боку – врач объяснил, что так будет удобнее взять нужный им материал – по пояс укрытый хирургический простыней, открывающей доступ исключительной к необходимому участку тела.
Дженсен облегченно вздохнул – слава богу, обнаженного выставленного напоказ живота он бы сейчас точно не вынес.
Медицинская сестра готовила все необходимые инструменты, выкладывала их на поднос, звонко гремя.
Джаред напоминал какого-то подопытного мышонка – отовсюду торчали провода, к телу подключены аппараты, ловящие каждый импульс тела. Он лежал с закрытыми глазами, поверхностно дыша, но на приблизившиеся шаги приоткрыл один глаз, и, судя по поползшим на лоб бровям, очень удивился.
Дженсену подкатили низкую круглую, обтянутую плотным скользким материалом, табуретку. Он сел.
- Что ты тут делаешь? – слабо удивился Джаред, едва шевеля губами. – Они пустили тебя?
- Да. Я угрожал им физической расправой. Шучу. Доктор Морган разрешил мне побыть здесь с тобой рядом. В конце концов, я тоже имею к этому отношение. Я очень виноват, Джаред.
- Мистер Эклз, - наклонилась медсестра, и тихо шепнула Дженсену на ухо, - если вас не затруднит, пожалуйста, не давайте ему спать. Мы сделали анестезию, от нее клонит в сон, но, будет лучше, если пациент будет в сознании.
Дженсен кивнул.
- Что? – заволновался Джаред.
- Ничего. Поговори со мной.
Джаред смешно подвигал носом – как кролик - будто собирался чихать, и сказал:
- Чешется. Нос под этой хренью очень чешется. Она так мешает…
Дженсен аккуратно поправил носовую канюлю, легонько почесал Джареду под ней нос, подушечкой пальца погладил острый кончик, в который тут же захотелось поцеловать. Джаред смешно зажмурился, как щенок, которого треплют за ухом.
- Только не засыпай сейчас, ладно?
- Я стараюсь.
Смотреть, как толстая иголка, прокалывая кожу, входит все глубже и глубже, Дженсен не стал. Джаред лежал и дышал как-то на два голоса, лениво вращая мутными глазами.
- Больно?
- Не знаю. Не очень. Просто, перед глазами туман.
- Это пройдет. Хочешь, возьми меня за руку.
Джаред замешкался, но спустя пару мгновений покладисто протянул руку с закрепленной пластырем на внешней стороне ладони катетерной иглой, шевельнул длинными пальцами навстречу - они у него оказались холодными, а ладонь влажной. Дженсен осторожно очертил контур острых костяшек, погладил, успокаивая.
- Я не хотел, чтобы ему было плохо.
- Верю.
- Ему и так досталось, а теперь еще и это…
- Это для его же блага.
- Из меня никудышный Инкубатор, да? Этого всего могло бы не случиться, пойми я все вовремя, не тяни до последнего. Я такой дурак.
- Перестань себя корить, пожалуйста, - попросил Дженсен, и крепче сжал Джареду руку. – Ты, кстати, мог бы быть ему замечательным отцом, в отличие от меня… Я очень стараюсь, Джей, правда, только пока не очень получается. Ты имеешь полное право обижаться и больше мне не доверять, но мне надо многое тебе объяснить.
- Сеанс самобичевания очень не ко времени.
- Ты прав. Не то место.
Дженсен скосил глаза – полость шприца заполнялась поднимающейся по меркам вверх до черноты красной, густой, жирной жидкостью.
- Что там? – заметил его бледность Джаред.
- Ничего. Почти закончили.
- Хорошо. А-то у меня так кружится голова, как на вращающихся качелях. Больше не могу уже. И… язык… заплетается.
После того, как медсестра наложила повязку, Джаред все-таки вырубился. Доктор сказал, что не страшно – просто уснул, так даже лучше, ему надо набираться сил. Пообещал результаты через час.
В палате было тихо, только пищали специальные сердечные и пульсоизмерительные приборы, а Джаред, лежа все так же на боку, поджав к животу колени, казался вдвое меньше обычного.
Дженсену казалось, что сам он спал нормально сто лет назад, когда-то в другой жизни… Усталость навалилась страшным грузом, и его начало жестко вырубать – даже несмотря на светлый проем окна. Вот только ни кушетки, ни даже кресла в палате не было. Она банально не была приспособлена для кого-то еще, кроме пациента. Видимо, это было не принято. Конечно, кто же кроме медперсонала будет торчать с Инкубаторами в этих палатах?
Выхода не было, пришлось расположиться все на том же жестком стуле, благо можно было откинуться на спинку и вытянуть ноги.
Дженсена отвлек легкий стук и скрип – доктор Морган приоткрыл дверь.
- Мистер Эклз, результаты готовы.
Дженсен подскочил, едва не опрокинул стул назад. Слава богу, удержал - Джаред все еще спал.
Они продолжили разговор в коридоре.
- Что-то нашли?
- К счастью – нет. Показатели не превышают норму. Все хорошо, мистер Эклз. Можно сказать, этот ребенок просто счастливчик. Что ж, у вас была тяжелая ночь, но теперь все закончилось. Поедите домой или останетесь с ним? – кивнул на дверь доктор.
- Как долго вы намерены их тут держать?
- Мы понаблюдаем J19-782 еще несколько часов: нужно сменить повязку, посмотреть на реакцию организма. Если все будет хорошо, вечером можете забрать.
- Тогда я останусь, спасибо.
Дженсен вернулся в палату, с облегчением опустился на свое прежнее место, и, кажется, впервые за последнее время, беззаботно уснул в один миг - просто закрыл глаза и провалился в беспечную тьму. Ничего не сдавливало ребра, не мешал застрявший в горле твердый комок, не выстукивал в голове глухим отзвуком писк приборов.
Он проснулся от странного чувства, что на него смотрят. Разлепил припухшие веки - на него, и, правда, смотрели два пристальных светло-карих глаза.
Джаред лежал все в той же позе, и, не моргая, пялился на него, будто дырку собирался просверлить.
- Привет, - хрипло сказал Дженсен, ерзая на ужасном стуле.
Тело ощущалось так, будто в мясорубке побывало.
- Привет. Ты храпел и мешал мне спать, - пожаловался Джаред, по-детски оттопырив губу.
- Я? Это неправда, я никогда не храплю! – возмутился ему в ответ Дженсен.
- Ну да-да, конечно. У меня уши чуть не заложило. Наверное, спать с тобою в одной кровати одно наказание.
Зависла неловкая пауза. Дженсен шутке не улыбнулся, а у Джареда на щеках разливался легкий румянец.
- Как ты?
- Кажется, неплохо. Только вот мелкий улегся поперек – лежать неудобно, а перевернуться пока не могу, не разрешили ворочаться. Результаты готовы?
- Да. Все хорошо. – Джаред просиял, но тут же скрыл улыбку, закусив сначала нижнюю губу, а потом верхнюю. - Они сказали, что оставят тебя здесь до вечера – сменят повязку, понаблюдают за самочувствием, при необходимости возьмут еще некоторые анализы. Так что, придется нам с тобой побыть тут еще немного.
Джаред скривился, будто выпил горького лекарства.
- А почему ты остался, чего не поехал домой?
Дженсен дернул плечом. А, правда, почему?
- Не знаю. К черту дом.
Дженсен только сейчас осознал, что так и приехал в клинику как был – в футболке и домашних штанах. И все время нахождения здесь в них и проходил, мятый, взъерошенный, небритый.
- Там хоть удобная кровать. Ты спал на этом стуле в такой жуткой позе…
- Не хочу домой без тебя, - Дженсен прямо со стулом придвинулся к Джареду ближе. – Без вас двоих. Вот отпустят тебя, вместе и вернемся.
- Зря. Принять душ и почистить зубы тебе не помешало бы. Ты себя в зеркало видел? алкоголик и бомж. Не притирайся близко, а-то я снова начну блевать от этого запаха.
- Верно, - поднялся со стула Эклз, почесав колючий подбородок. – Пойду-ка умоюсь и выпью кофе. А, может, воспользуюсь советом, и вызову такси, поеду домой. Что если это, и правда, была глупая задумка, я не способен обеспечить тебе – вам – должной заботы? Это не шутки. Быть может, тебе лучше будет под присмотром врачей?
Джаред дернулся. Но обернуться на Дженсена не было никакой возможности.
- Не смей, - отозвался он так громко, насколько хватало сил. – Даже не думай, слышишь? Я здесь не останусь. Не желаю, чтобы в нас с ним тыкали чертовыми иголками, как в препарированных лягушат. Уж будь добр, забери нас обратно!
Дженсен выходя, только улыбнулся.
Остаток дня прошел спокойно: несколько раз заглядывала медсестра, поправляла подушки и одеяло, приносила завтрак, проверяла повязку, измеряла у Джареда пульс, потом Джареда отвезли на осмотр, потом он на пару часов задремал. А Дженсену оставалось только одно: без конца наматывать круги вокруг автомата с кофе. Заняться чем-то другим здесь просто не было возможности. Медсестры, правда, без конца строили ему глазки – что заставляло неслабо удивляться (неужели они зарились на заросшего, до смерти уставшего, да еще с похмелья, мужика?). Но они были самым последним пунктом, который мог бы заинтересовать Дженсена. Нужно было убедиться, что все хорошо, и увезти уже отсюда Джареда…
В очередной заход за кофе, Дженсена остановил доктор Морган.
- Мистер Эклз, можете забирать J19-782. Но, следите, чтобы он соблюдал постельный режим пару дней. И никаких эмоциональных встрясок. Да, вот еще что, мы сделали УЗИ, - протянул он папку. – Плановое. Там есть фотографии. Вы можете посмотреть на своего малыша.
Дженсен осторожно открыл папку, повернул голову на бок.
- Это он?
- Да. Срок уже достаточный для определения пола, но, на данный момент плод повернут так, что это усложняет нам задачу, и мы на данный момент не можем точно сказать – кто это. Но, мы попробуем снова. Вам ведь интересно?
- Я пока не решил, хочу ли я знать это заранее.
Врач строптиво вздернул подбородок.
- Ваше право. Но, я бы настоятельно рекомендовал в самое ближайшее время сделать еще одну попытку. Ребенок пока достаточно подвижен и меняет свое положение, пол можно будет определить не затягивая. Я всего лишь предупреждаю вас на тот случай, что если это окажется мальчик, вам лучше бы подписать согласие на проведение РА-анализа.
Дженсен сузил глаза.
- Репродуктивная аномалия. Выявление у плода мужского пола предрасположенности к беременности. Нет, не переживайте заранее. 75% мальчиков рождаются совершенно нормальными при условии отсутствия предрасположенности у родителей и у родителей родителей. Но, я бы все-таки проверил. Процедура не сложнее той, что мы делали сегодня, зато вы точно будете знать.
- А что мне это знание даст, доктор Морган? – захлопнул папку Дженсен, враз растеряв радость от изучения фотографий.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |