Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его 3 страница

Дочерей успели выдать замуж за русских, пока все не оборвалось. К власти пришел Дудаев, начались война и неразбериха. Дочери вовремя уехали из Грозного в Рос­сию. Лидия тоже хотела уехать, но Рамзан категорически отказался покидать республику, и она осталась. В одну из осенних ненастных ночей за ним приехали люди в камуф­ляже. Сказали, что одному человеку требуется срочная операция.

«Я вернусь», - сказал муж на прощание, поцеловал ее в щеку и ушел в ночь. До утра она не находила себе места, металась и плакала, сердце разрывалось от дурных пред­чувствий. Он не вернулся ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц.

Вскоре квартира в Грозном сгорела, а вместе с ней все семейные фотографии, все вещи. Лидия перебралась в Нальчик, где устроилась работать врачом в женской кон­сультации. В Россию не поехала: слишком далеко от про­павшего мужа - она все еще надеялась его найти, если не живого, то хотя бы могилу. Эта боль не давала ей жить, она поседела, располнела и состарилась. Она регулярно ездила в Грозный, встречалась с полевыми командирами, с пред­ставителями МВД и ФСБ - все безрезультатно, никаких вестей, никаких следов. Возвращалась в Нальчик, пыталась отвлечься на любимой работе.

- Ну что ж, беременность девять-десять недель, - про­говорила Лидия Александровна, осмотрев невольницу.

-А как развивается беременность, жив ли плод? - спро­сил каким-то замогильным голосом Руслан.

- На таком сроке сердцебиение плода обычными спо­собами не прослушивается. Необходимо ультразвуковое исследование.

- Что вы голову морочите, доктор? - Руслан был в яро­сти. - А как же раньше, когда никаких ультразвуков не было?

Лидия Александровна выдержала паузу, сохранив пол­ное спокойствие.

- Если женщину наблюдать в динамике, то по измене­ниям размеров матки можно судить о развивающейся бе­ременности, а один осмотр на таком сроке не может дать объективной картины. Так что приезжайте завтра ко мне в консультацию, я посмотрю ее на ультразвуке и точно скажу, как развивается ребеночек.

- Нет, мы поступим по-другому, - категорично произ­нес Руслан, - завтра мои люди подъедут к вам и привезут вас вместе с этим, как его, вашим аппаратом.

- Не получится, аппарат стационарный, и тот очень старый, на последнем издыхании, а переносного у нас нет, так что я вас завтра жду после двух, если желаете.

Руслан ничего не ответил, видно было, что он серьезно раздражен, молча указал врачу на дверь, пропуская ее вперед.

- До свидания, деточка, - сказала Лидия Алексан­дровна на прощание.

На следующий день Алену впервые вывели из дома. Появилась Лейла, так звали ее молчаливую горничную, принесла платье, туфли и платок - все новое. Алена еще не видела этого дома снаружи. До лагеря они с Русланом жили совсем в другом доме - уютном коттедже среди садов и гор. Этот же представлял собой огромное кирпичное со­оружение казематного вида, окруженное садом и высочен­ным забором с камерами наблюдения. Возле автоматиче­ских ворот стояла будка охраны, и в ней сидел человек в камуфляже.

Алену быстро усадили в машину с сильно тонирован­ными окнами, рядом сел Руслан, на переднем сиденье раз­местился амбал с бритым затылком и огромной бородой, как в боевике, по-видимому, телохранитель Руслана. При­ехали в консультацию, на двери кабинета табличка - «Ма­гомедова Л. А., врач высшей категории, к.м.н.».

«Так и есть, - подумала Алена, - она так же, как я, когда-то вышла замуж за кавказца. Интересно, как сложи­лась ее жизнь? У нее очень грустные глаза, как будто она пережила какую-то личную трагедию. Наверное, муж не заставлял ее отрекаться от веры. О чем я думаю? Какая глу­пость: в то время, а ей на вид уже за пятьдесят, мало кто думал о вере и национальной принадлежности».

Думы Алены прервала ласково улыбавшаяся Лидия Александровна. Алене это было важно и приятно, она не­сколько месяцев не видела нормальной человеческой улыбки, простого душевного отношения. Что она видела последнее время? Лагерь с девушками-смертницами, по­донков-боевиков, инструкторов-подрывников, которые из людей вытачивали живые снаряды, а заодно пользовались их телами. Угрюмую Лейлу и того небритого доктора, ко­торый обрабатывал ее лицо, наконец любимого, который вдруг обнажил свою страшную личину.

От последней мысли у нее сжалось сердце, как от сильной боли. Она его любила, она полностью ему отда­лась, а оказалась всего лишь игрушкой в ужасной кровавой игре, мышкой в когтях кошки, винтиком, который пыта­лись закрутить в механизм смертоносной машины. Она ради него отреклась от дома, от родителей, от веры, она предала Христа!

«Симоне Ионин, любиши ли мя?»

Они с Русланом часто заходили в это уютное маленькое кафе на Ордынке. Там всегда было тихо и немноголюдно, плюс хорошая кухня и великолепный кофе. Руслан не любил шумных мест и очень любил хороший кофе.

Принесли десерт и капуччино. В тот вечер Руслан был как-то особенно напряжен, казалось, он нервничает, хотя почти не показывает этого. Но Алена уже научилась чув­ствовать его внутреннее напряжение. Алену угнетало его состояние, она сидела словно в предчувствии чего-то. Словно вот-вот что-то должно было произойти. Интуиция ее действительно не обманывала, должно было произойти то, что перевернет их жизнь.

Она медлила, вот уже три месяца. Знала, что он не ста­нет долго ждать. Ведь согласие принять его веру она дала еще весной, но не хватало решимости. Он ждал, не торопил. Словно ждал от нее осознанного шага, но она не делала этого шага, что вносило заметное напряжение в их отношения.

За окном начинало хмуриться, словно небо вторило происходившему между двумя людьми, сидящими в ма­леньком кафе. Внезапно с севера на Москву пришел холод, окутанный тяжелыми мрачными тучами, тот холод, кото­рый проводит границу между летом и осенью, когда вдруг теплые дни сменяются промозглым ненастьем.

- Ты так и не сняла вот это? - произнес внезапно Руслан.

Он подцепил своими пальцами тонкую золотую це­почку на шее Алены, вытащив маленький изящный кре­стик. Крест испуганно сверкнул в его руке.

- Почему ты не сделала то, о чем я тебя просил? Давно просил, - лицо его выражало злобу, боль и страдание од­новременно.

Алена молчала, потупившись, осторожно высвободила крест и спрятала его за ворот платья.

- Ах, вот как! - почти в ярости произнес Руслан. - Ты так ничего и не поняла, видимо, нам придется расстаться!

Он резко встал, бросил, не глядя, несколько купюр на стол, стремительно вышел.

Алена не успела опомниться, вскочила и побежала вслед за ним, краем глаза она видела, как удивленная офи­циантка наблюдает за этой сценой и поспешно подходит к их столику.

Когда Алена выскочила из кафе, Руслан уже сел в ма­шину и, резко сорвавшись с места, уехал. Алену чуть не сбил с ног внезапный порыв ледяного ветра, словно неви­димое дыхание вырвалось из самого тартара, бросив ей в лицо охапку пыли. Песок заскрипел на зубах, из залеплен­ных пылью глаз потекли слезы. Душа разрывалась от боли и обиды, страх потерять любовь охватил ее целиком, она бежала, сама не зная куда.

На улице редкие прохожие спешно искали укрытия от надвигавшегося дождя. Ветер бросал ей под ноги сорван­ные листья вперемешку с грязью, дыхание перехватывало, холодные капли брызнули сверху.

Алена опомнилась на мосту, на середине, на том самом месте, которое столько лет избегала и обходила стороной. Стихия разыгралась не на шутку, на реке вспучивались мутные волны. Стальные тучи плотным панцирем обло­жили небо, разразившись злом и чернотой. Колючий дождь больно хлестал по лицу, растрепавшиеся волосы мокрыми прядями залепили глаза, соленые слезы смеши­вались с пресной водой, рыдания готовы были вырваться из груди. Боль, страшная, давящая боль разрывала душу. Она потеряла его, вот так просто потеряла, так же вне­запно, как начался этот дождь.

Негнущимися посиневшими пальцами она достала це­почку с крестиком и попыталась расстегнуть замок. Руки тряслись, пальцы не слушались, и маленький, скользкий от воды замок выскакивал и не поддавался.

Тогда Алена в бешенстве дернула цепочку, мягкий тонкий металл мгновенно разорвался. Она зажала крест в кулаке, так что пальцы ее побелели, и вытянула руку туда, где соединялось небо с бушующей водой.

Казалось, она кричала, но крика не было, как в страш­ном сне, когда крик похищают невидимые силы. Навер­ное, в этот момент она вошла в тот самый мрачный запре­дельный мир, в который чуть было не ступила несколько лет назад. В какой-то миг ей показалось, что вот сейчас сзади к ней подойдет тот самый старик в старомодном белом костюме с посохом в руке, она мгновение ждала его и медлила, но его не было, и она словно уходила в воронку водоворота.

Перед глазами все плыло, она видела только сжатый кулак с беспомощно свисающим обрывком цепочки и сте­кающий по нему тонкий ручеек воды. Нужно только раз­жать пальцы, и Он исчезнет навсегда. И больше не будет препятствий между ней и ее любимым.

Он встал между ними, и она больше ничего не хочет сказать Ему. Тогда Он допустил ей потерять самое дорогое, и она грозила Ему с этого моста, и лишь птицы насмехались над ней. Но она вернулась к Нему с надеждой и верой, вер­нулась. Припала к Нему, как евангельская блудница при­падала к Его ногам. Теперь Он опять мешает ей. И она больше не допустит трагедии, не даст Ему отнять у нее лю­бовь. Он Сам Любовь? Тогда почему Он отнимает ее?

Крест больно впился в ладонь, словно желая врасти в плоть, - казалось, что проще оторвать руку, чем разжать пальцы. Алена и не предполагала, что такое простое дви­жение так сложно сделать. Но что значит это движение? Это не просто движение руки, повторяемое тысячу раз на дню и даже неосознаваемое, это выбор, это отречение... Отречение от Христа!

Пальцы онемели, они больше не чувствовали лежащего в ладони креста, и душа словно онемела, она больше не чувствовала ни боли, ни холода, ни страдания. Не было больше ничего, только Он был все еще в ее руке. Христос все еще стоял рядом.

- Надо разжать пальцы, и все будет кончено, - послы­шался тихий, вкрадчивый голос, тот самый голос, который несколько лет назад приказал ей идти и сделать задуманное.

Неимоверным усилием она разогнула пальцы, сверк­нула маленькая золотая змейка и исчезла. Казалось, в этот миг исчезло все. Мир перевернулся.

Наступила мертвая тишина. Алена зажмурила глаза и перевесилась через чугунные перила, так что у нее пере­хватило дыхание. Ей показалось, что она умерла, что ее больше нет.

Вдруг за спиной послышался голос, она вздрогнула, словно разбуженная.

- Скорее садись в машину, ты вся промокла!

Руслан распахивал дверцу и улыбался, как будто ничего не было. Алена бросилась к нему в машину, он снял с себя пиджак, пропитанный его теплом и его запахом, и набро­сил ей на плечи. Крупная дрожь била по телу, голова не работала, лишь волна непомерного счастья охватила все ее существо. Она с ним, и он рядом, она не потеряла его - и это самое главное.

Они понеслись по Москве. Смеркалось, фонари еще не зажигали. Наступили мутные сумерки, когда уже не светло, но еще не темно, граница между светом и тьмой. Сумеречный мир в преддверии ада.

Алена уже забыла все на свете, и то, что произошло бук­вально несколько минут назад, словно ушло в вечность, не­бытие. Будто это было не здесь и не в этой жизни. Удиви­тельно, как быстро может меняться ощущение реальности.

- Куда мы едем?

- Мы едем ко мне, ты у меня еще ни разу не была, по­смотришь мое обиталище, тебе понравится. Да, а еще ты мокрая, и тебе надо в горячую ванну, я сделаю зеленый чай с медом и молоком, иначе ты заболеешь и будешь лежать с температурой, а мне не нужна больная невеста.

От слова «невеста» Алену охватила одна большая волна счастья. Она не помнила себя. Озноб сменился жаром, словно она только что побывала в сауне. Она прижала руки к груди, уткнувшись носом в его пиджак и прикрыв глаза от удовольствия.

Они свернули с Кутузовского проспекта и подъехали к махине с множественными остроконечными башнями, упиравшимися в самые облака. Дождь перестал, лишь только ветер не мог успокоиться и продолжал азартно сры­вать еще совсем зеленые листья.

- А вот и мой дом. У меня небольшой пентхаус под самой крышей, как у Карлсона, вон в той башенке, и гуль­бище на крыше, правда, там ветер сейчас гуляет. Панорам­ные виды, вся Москва как на ладони, тебе понравится, ведь это твой будущий дом. Вперед, скорее переодеваться.

Зеркальный бесшумный лифт в одно мгновение доста­вил их на последний этаж. Они вошли в просторные апар­таменты.

- Скорее в ванну. Там полотенца, новый халат, тапочки тоже новые. Вода включается вот так. - И он повернул при­чудливые блестящие краны. - Ну давай быстрее скидывай все мокрое, а я пошел делать тебе чай.

Руслан стремительно удалился, оставив Алену одну.

Ванна напоминала залу, отделанную в морском стиле с настоящими морскими раковинами на полу и в стенах, с огромным джакузи с прозрачным дном и диковинной под­светкой.

Алена медленно разделась. Она вспомнила о кресте, его не было. Непривычно, что его не было, ее даже пере­дернуло. Она почему-то удивилась, что его нет. Начало знобить, и Алена поспешила укрыться в горячо бурлящих недрах огромной ванны. Теплая нега окружила все ее тело, и она забыла обо всем на свете.

Распаренная, раскрасневшаяся, закутанная в огромный пушистый халат, похожий на сугроб, Алена вышла из ван­ной.

Руслан хлопотал на кухне, если вообще помещение с несколькими диковинными барными стойками можно было назвать кухней в обычном житейском понимании. Он улыбнулся широкой улыбкой, Алена замерла. Руслан лег­кой походкой подошел к ней и обнял. Ей хотелось раство­риться в нем, остановить время, чтобы эта минута продолжалась всегда. Он был такой сильный и уютный, нежный и теплый, от него исходил какой-то еле уловимый пьянящий запах, который будоражил. Тот самый запах, ко­торый исходил от его пиджака.

- Я разжег камин, садись в кресло, принесу тебе чай.

В камине, отделанном розовым неровным камнем, ве­село потрескивал огонь, рядом, разбросав когтистые лапы, раскинулась шкура огромного белого медведя с оскален­ной пастью.

- Не пугайся, его зовут Ричи, - крикнул Руслан, нали­вая чай в изящные фарфоровые чашки.

Он принес чай и расположился рядом прямо на шкуре.

- Люблю вот так, посидеть на Ричи, попить чайку и по­любоваться огнем. Кстати, это старинный китайский фар­фор. Я его как-то приобрел в лавке у одного знакомого старьевщика. На самом деле этому сервизу цены нет. Зна­ешь, живой огонь успокаивает, удивительно, но он прино­сит отдых, особенно когда набегаешься в этой городской суматохе, и потом к камину, к огню, и все напряжение как рукой снимает.

Алена молчала и с упоением слушала Руслана.

- Да, мы попьем чай, а потом поужинаем. У меня есть свежая форель, могу запечь в духовке с лимоном, майора­ном и базиликом, это быстро. Экскурсия на крышу будет завтра. Да, да, и не возражай, во-первых, ты мокрая, а там жуткий ветер, во-вторых, там, кроме огней, в это время суток ничего не видно, и в-третьих, ты ночуешь у меня.

- Но...

- Никаких но. Все решено.

Алена поудобнее устроилась в кресле, подобрав под себя ноги. Кресло оказалось широким и мягким. Она не верила в свое счастье. Ведь Руслан еще ни разу за все время не приглашал ее к себе. Они встречались в кафе и ресторанах, гуляли по городу, катались на машине, но к себе он не звал. Она даже примерно не знала, где он живет. А впрочем, она до сих пор не знает о нем ничего. Чем он занимается, кто он и откуда. Знает, что он чеченец по на­циональности, владелец какой-то юридической фирмы, что он родом откуда-то с Кавказа, где она никогда не была. Да, он окончил МГУ. Вот, пожалуй, и все.

Руслан словно прочитал ее мысли. Впрочем, она давно заметила, что он часто догадывается, о чем она думает.

- У меня очень хороший бизнес. Жизнь становится с каждым днем все сложнее и сложнее, и людям необходима помощь в решении их жизненных заморочек. Поэтому одна из самых высокооплачиваемых профессий - адвокаты и юристы. Такие известные люди, как Кучерена или Падва, очень и очень неплохо зарабатывают, а я занимаюсь почти тем же, чем и они.

- Но тебя никто не знает, - произнесла Алена, поняв, что сказала глупость, прикусила губу и виновато посмот­рела на Руслана.

Ее вопрос нисколько его не смутил.

- По-настоящему известных людей никто не должен знать, они остаются в тени, я, пожалуй, к ним и отношусь. А долю их славы забирают такие, как Кучерена, впрочем, тоже заслуженно, - сказал Руслан, усмехнувшись.

- Одним словом, ты помогаешь людям разрешать их за­морочки, - сказала Алена, глядя на весело играющий огонь и укоряя себя за глупые высказывания.

Она не умела скрывать свои мысли - все было напи­сано на лице.

-Да, любой юрист этим занимается, как крупный, так и мелкий. Как тот, который получает за свою помощь мил­лионы, так и тот, который сидит в скучной конторе за штуку баксов в месяц, - Руслан отхлебнул свой чай и за­думчиво стал смотреть на огонь.

Главное, они теперь вместе и ничто не разлучит их, ду­мала Алена.

Из раздумий ее выдернул мягкий голос Лидии Алек­сандровны; оказалось, ей давно делают УЗИ.

- Ну что ж, беременность полных десять недель. В матке один плод. Ребеночек развивается нормально. Серд­цебиение нормальное, пока никаких отклонений я не вижу.

«Ребеночек, надо же, - подумала Алена, и по щекам у нее потекли слезы. - Неужели он у меня будет?»

Рядом стоял Руслан, заложив руки за спину. Алена боя­лась смотреть в его сторону. Вид его был страшен.

«Похоже, он не рад, - усмехнувшись, подумала Алена. - Конечно, это с самого начала не входило в его планы, но теперь ему придется с этим считаться».

Это было мгновение безумного злорадства. Да, она жертва, беспомощная невольница, она не распоряжается своей жизнью, тем не менее она сорвала его грандиозные планы. Значит, и он не всемогущ, хотя считал себя избран­ником Аллаха, который благоволит ему во всех его делах. Бог вмешался в эту ситуацию. Несмотря на то, что она сама хотела делать все, что он ей велел. Или ей казалось, что хо­тела. Она так и не нашла ответа на этот вопрос. Кто руко­водил ее сознанием? Это оставалось загадкой, впрочем, она догадывалась, кто. Тот, кто шептал ей на ухо тогда, на мосту.

Да, Руслану пришлось считаться с изменившимися об­стоятельствами. В другой ситуации он наплевал бы на какую-то беременность какой-то шахидки. Сколько таких было? Кто с этим считался? Ведь за каждой операцией стоят миллионы, а еще - очень серьезные люди, которые не прощают осечек. Но здесь ему пришлось остановиться - ведь это его ребенок, и даст ли Аллах ему еще детей...

Пятнадцать лет назад, когда он был еще простым сту­дентом юридического факультета МГУ, его отец, старый Хариф, женил его на вдове своего внезапно умершего друга Лейле. Старик был чем-то обязан своему кунаку, вот и принял такое странное решение, понятное только ему одному. Воля отца - закон. Все братья уже были женаты, и выбор пал на младшего Руслана. Воля отца исполнялась в семье беспрекословно.

Однажды отец позвал сына к себе для разговора. Ру­слан только что приехал домой на каникулы.

Отец принял его ласково. Стол был накрыт к чаю.

- Садись, сынок, - произнес старик, - ты не догадыва­ешься, о чем я хочу с тобой поговорить?

- Нет, отец, я тебя внимательно слушаю, - почтительно ответил сын.

- Ты должен выполнить мою отцовскую волю. Я хочу, чтобы ты женился на вдове моего друга Асланбека, - объ­яснил отец.

- На Лейле? - воскликнул Руслан, не веря своим ушам. - Отец, ты шутишь или говоришь правду?

Руслана трясло, он мгновенно забыл о почитании ро­дителя и о незыблемом законе - покорности родительской воле. Он посмел поднять голос на отца, столь велико было его негодование.

- Я позвал тебя шутки шутить? - возмущенно спросил отец, прищурив слеповатые глаза под лохматыми седыми бровями.

- Но она старая и страшная, как ведьма, - в глазах Ру­слана было почти детское отчаяние.

- Заткнись! - старый Хариф с силой стукнул кулаком по столу, так что чашки подпрыгнули, выплеснув чай на на­крахмаленную скатерть и оставив желтые расползающиеся пятна.

- Ты мой любимый младший сын, а так разочаровы­ваешь меня, ты непокорный сын и хочешь нарушить веко­вой обычай наших отцов, ты мусульманин, и тебе должно быть стыдно за свои слова против воли отца. Ты женишься на Лейле, и это больше не обсуждается, иначе я отрекусь от тебя, прокляну и найду себе другого сына вместо тебя!

Эти страшные угрозы подействовали на Руслана, он больше не смел противиться воле своего родителя, это действительно противоречило обычаю и закону, исламские законы Руслан нарушать не хотел.

Лейла ему не нравилась и совершенно не возбуждала как женщина. Худая, страшная, она напоминала ему иссох­шую воблу. Она была старше Руслана на пятнадцать лет и представлялась ему старухой.

Но Лейла оказалась горячей и страстной, и Руслану ино­гда даже нравилось, как она с ним играла. Она была опытная и умела утешить мужа любовными ласками. У нее никогда не было детей, и от Руслана они тоже не родились, хотя каж­дый раз она буквально набрасывалась на своего нового мужа со словами: «Дай мне детей, и я оставлю тебя в покое».

Отец утешал сына в его горе, говоря, что и у пророка Мухаммеда первая жена была намного старше. Она была мудра и опытна, и именно она открыла в своем муже дар пророчества. Руслану нравилось это сравнение, ведь он был истинным мусульманином и хотел подражать пророку во всем. Со временем это решение отца показалось ему даже мудрым.

На Кавказе никогда не было официального многожен­ства, с Лейлой Руслан не расписывался, формально был свободен, поэтому смело мог вступать в следующий брак.

На Мадине Руслан женился по огромной страсти. Он уже окончил университет, усиленно изучал НЛП, психо­логию с гипнозом и общался с нужными и очень серьез­ными людьми.

Однажды в праздник Курбан-байрам, который он по традиции проводил у себя на родине, он увидел свою двою­родную сестру Мадину. Увидел, как мужчина видит жен­щину. Ей было всего четырнадцать, тем не менее с ее отцом сговорились быстро и по всем горским традициям сыграли пышную свадьбу. Восточные девушки созревают быстро, но к Мадине это не относилось, она выглядела как щуплый подросток, ее грудь и бедра едва начали приобре­тать женские формы, но именно эта особенность привле­кала Руслана и вызывала в нем нестерпимое и жгучее желание. Он пылал к ней страстью. Через год совместной жизни Мадина забеременела. Беременность протекала тя­жело, ребенок оказался слишком крупным для такой худой и недоразвитой девушки.

Руслан в то время был невероятно занят работой: на­чиналась военная кампания Дудаева. Она требовала огром­ной идеологической работы, подготовки идейных и надежных воинов ислама. Руслан мотался между Пакиста­ном, ОАЭ и Иорданией, шла активная международная вер­бовка боевиков и инструкторов по боевой подготовке из арабских стран.

Мадина оставалась в доме своего отца, врачам ее не по­казывали. Подошел срок родов, только тогда выяснилось, что у несчастной девочки узкий таз и единственный способ родоразрешения - кесарево сечение.

Начались мучительные и изматывающие схватки, а на всю округу - единственный хирург, способный сделать кесарево. Спросили разрешение у отца роженицы на опе­рацию, так как с Русланом связи в то время не было. Отец, узнав, что хирург мужчина, категорически отка­зался: мол, нехорошо мужчине прикасаться к чужой жене, ищите женщину хирурга или пусть рожает с местной аку­шеркой. Все горские женщины так рожали веками, и ничего с ними не было. В результате тяжелейшие роды, акушерские щипцы, серьезная черепно-мозговая травма плода, длительная асфиксия, необратимые повреждения мозга.

У Мадины после родов началось кровотечение, кото­рое невозможно было остановить обычными средствами, пришлось вызывать того самого хирурга мужчину, который ради спасения жизни роженицы вынужден был удалить ей матку. Ребенок чудом выжил. Но врачи вынесли мальчику неутешительный вердикт. Он никогда не сможет ходить, никогда не будет контролировать свои физиологические процессы, никогда не будет говорить, никогда не сможет взять в руку ложку.

Для Руслана это был страшный удар, который он рас­ценил как гнев Аллаха. Первенец оказался уродом. От Мадины у него больше никогда не будет детей. Руслану и в голову не пришло обвинять тестя в своей беде. Тесть поступил по закону абсолютно правильно - не дал при­коснуться постороннему мужчине к чужой жене. На все воля Аллаха. Руслан с головой погрузился в священную войну - джихад, желая снискать милость и благословение Аллаха.

Алену привезли назад. Руслан вошел в комнату, плотно притворив за собой дверь. Руки заложил за спину, на блед­ных щеках ходили желваки, глаза горели злым светом.

- Амина, до родов ты останешься здесь. Лейла будет за тобой ухаживать. Когда родится ребенок, Лейла забе­рет его себе, станет ему матерью, а ты должна завершить свою миссию ради Аллаха всемогущего. Тебе все по­нятно?

Алена хотела сказать, что не отдаст ребенка и не станет завершать свою миссию, но сдержалась, это было бессмыс­ленно и глупо. Только лишний раз навлекать на себя гнев. Она решила изменить тактику.

- А мне что, до родов нельзя будет выходить из этой комнаты?

- Нет, почему же, ты можешь выходить на прогулку в сад под присмотром Лейлы.

- А читать я что-нибудь могу?

- И читать ты можешь, только исламскую литературу. Лейла тебе все принесет. Вопросов больше нет?

- Нет.

Руслан развернулся и взялся за ручку двери.

- Руслан! Это же наш ребенок. Почему мы не можем быть вместе? Вместе его растить. Ты больше меня не любишь?

- Потому что мы на войне, на священной войне.

Руслан стремительно вышел, тихо закрыв за собой дверь. Весь оставшийся вечер Алена проплакала.

«Все кончено, - думала она. - Мне вынесли приговор, я обречена, надежды на спасение практически нет, бежать отсюда невозможно, везде охрана, камеры. Это в боевиках за пленницей прилетает супермен, обвешанный грана­тами, всех убивает, улетает с освобожденной на вертолете, а в конце они целуются».

Алену эта забавная мысль немного отвлекла, но нена­долго. За ней уж точно никто не прилетит. Может, роди­тели начнут искать? Ведь последний раз она морочила им голову еще в лагере. Руслан заставлял иногда им звонить и рассказывать сказки о том, как у нее все хорошо. Горный воздух, прекрасный климат и море счастья, скоро приедем, тогда и увидимся. Мама просила оставить телефон.

«Мамочка, это невозможно, здесь только спутниковая связь, я сама буду звонить или писать по электронке, не волнуйтесь, мы сами скоро приедем», - самозабвенно врала Алена.

И мама, слыша ее счастливый голос, совершенно успокаивалась. Они не будут ее искать, по крайней мере в ближайшие два-три месяца. Она прекрасно знает своих родителей, они вообще редко интересовались ее жизнью. Мать всегда была занята исключительно собой, отец - работой. Отец - либерал до мозга костей. Его главное жизненное правило - уважать свободную волю других людей, его дочери в первую очередь. Не важно, какой национальности и религиозной принадлежности будет жених его дочери, главное - это ее собственный свобод­ный выбор.

Родителям не нравился ее первый жених Андрей, нищий мальчишка-семинарист да еще сирота. Мать шоки­ровало, что ее дочь собирается стать попадьей, но отец на корню пресекал все попытки жены мешать Алене самой строить свою жизнь. Мало ли что не нравится им, родите­лям. И все-таки, несмотря на тяжелую депрессию дочери, они были рады, что у Алены с Андреем ничего не получи­лось. Отец в то время сделал все, чтобы она забыла свою первую любовь. Устроил ее на хорошую работу, дававшую возможность отвлечься и общаться с людьми совсем дру­гого круга и уровня, нежели ее старое церковное окруже­ние. И надо отдать должное, у него это получилось.

Когда они приняли решение пожениться, Руслан устроил торжественное знакомство с ее родителями. Он заказал столик в Метрополе. Они с Русланом подъехали на его BMW, которая сразу же впечатлила ее родителей. Потом впечатлил и сам Руслан - владелец преуспеваю­щей юридической фирмы. Он совсем не был похож на привычного хачика с рынка, и лицо его было не кавказ­ского типа, а скорее европейского. Плюс безупречные манеры, дорогой костюм, эрудиция, прекрасное образование, знание нескольких европейских и восточных язы­ков, золотой «Ролекс». Мама наслаждалась комплимен­тами. Руслан откровенно льстил ее родителям. Заказали изысканный ужин.

Алена лежала в своей кровати и вспоминала детали того, почти забытого разговора. Тогда она была влюблена и не понимала, к чему клонит Руслан, к чему готовит ро­дителей. Она устала плакать, глаза неприятно распухли и болели.

- У нас не будет свадьбы в традиционном понимании, - говорил Руслан, - мы распишемся в ЗАГСе и отправимся в свадебное путешествие за границу.

- У меня очень много работы, - продолжал он между тостами, едва пригубив свой бокал, - моя работа связана с постоянными разъездами, думаю, что некоторое время нам с Аленой придется пожить на Кавказе.

- Это что, Чечня? - взволнованно воскликнула мама.

- О, нет! Разрешите за вами поухаживать? - произнес Руслан, и, мило улыбнувшись будущей теще, подлил в ее бокал марочного французского вина. - Почему-то все счи­тают, что Кавказ - это только Чечня. Кавказ очень много­гранный регион; Краснодарский край, например, тоже Кавказ. Нет, жить мы будем под Нальчиком, это Кабар­дино-Балкария. Смею вас заверить, место очень спокой­ное. У меня там дом, правда, в довольно труднодоступном месте, горы. Но зато прекрасный свежий воздух, и никакой цивилизации, только спутниковый интернет. Я люблю такие уголки. Знаете, после Москвы, после этого огром­ного мегаполиса, там буквально отдыхаешь душой.

Дата добавления: 2015-08-27