Однако в последние годы, в связи с общей установкой европейской мысли на критику историцизма, подвергается критике и С.и. — как потенциальный или актуальный узурпатор др. исторических воль и др. альтернативных вариантов истории. Для историософской классики была характерна акцентация совпадения особых интересов исторического субъекта-гегемона с целями-векторами всемирной истории, как бы передоверяющей историческому авангарду (на период, пока длится его авангардное время) право вершить судьбы людей от ее имени. Именно эти акценты стали оспариваться школой исторического плюрализма. Ее сомнения выразил Х.Г. Гадамер, заметивший, что совпадение частных устремлений того или иного С.и. и общего смысла истории оправдано, «лишь если исходить из предпосылок Гегеля, согласно которым философия истории посвящена в планы мирового духа и благодаря этой посвященности способна выделить некоторые частные индивиды в качестве всемирно-исторических, у которых наблюдается якобы действительное совпадение их партикулярных помыслов и всемирно-исторического смысла событий». Постулат совпадения неотделим от исторического априоризма и телеологизма — представлений о заранее заданном «плане истории», осуществление которого предусмотрительно вверяется наиболее достойному исполнителю.
На самом деле исторический процесс выступает как столкновение различных С.и., олицетворяющих его альтернативные варианты. Опасность монологизма, провоцируемого представлениями о монопольно действующем субъекте-гегемоне, проявляется в объединении исторического процесса, многовариантность и разнообразие которого урезаются диктатом «авангарда». Не помогает здесь и концепция «снятия», успокаивающая нас тем, что авангард разрушает («снимает») только «окончательно устаревшее» и бесполезное, а все ценное, находящееся в прошлом или у др. С.и., он сохраняет и приумноженным переносит в будущее. Реальная драма авангарда в том, что устраняемое им с дороги историческое наследие может в будущем вновь стать востребованным — и тогда нам остается уповать не столько на бдительность авангарда, сколько на его «халатность», оставившую нетронутым то, что «по плану» подлежало полному искоренению.
С.и., выступающий в авангардной роли монополиста-узурпатора, реально снижает резервы социокультурного разнообразия, по-настоящему являющиеся залогом устойчивости общества и его качественно иных перспектив. Т.о., можно говорить о новой социальной поляризации людей: те, кто живет в истории собственной жизнью, воплощая собственные планы и интересы, и тех, кому тот или иной авангард навязывает свой исторический проект, легитимируя эту узурпацию исторической свободы др. ссылками на права авангарда и неумолимые законы прогресса. В этом свете 20 в. выступает как панорама развертывания «чужих» проектов, навязываемых историй. Столичный авангард ведет провинцию, развитые страны — мировую периферию и т.п.
Эта проблема по-новому высвечивает суть демократического идеала в истории. Современный либерализм трактует его как всемирно-историческую победу зап. модели общественного устройства, давшей образцы парламентаризма, прав человека и правового гос-ва. Но если иметь в виду демократизацию самого исторического процесса — превращение мировой периферии из пассивного объекта чужой воли в самостоятельный С.и., то вместо унификации мира по зап. модели нам следует ожидать усиления исторического и социокультурного разнообразия и новой проблематизации тех зап. эталонов, которые с позиций авангардного мышления представляются единственно правильными и безальтернативными.
Гегель Г.В.Ф. Философия истории. М.; Л., 1935; Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988; Tourain A. La society invisible: Regarde. 1974-1976. Paris, 1977.
A.C. Панарин
СУБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКИЙ — индивидуальный или коллективный агент политической активности, имеющий в своем распоряжении определенные политические ресурсы, которые заставляют с ним считаться. В политической теории устойчивой антитезой выступает пара: актор (субъект) и система. Сторонники системно-функционального подхода (Т. Парсонc и его школа) делают акцент на системе, зачастую недооценивая автономию С.п., обладающего известной свободой в интерпретации предписываемых ему системой ролей и функций и даже возможностью преобразовать саму систему. Абсолютизация системной установки ведет к системному фетишизму. Сторонники акцио-низма (А. Турен, А. Торц) и феноменологической школы (А. Шюц), напротив, склонны переоценивать автономию С.п., его способность «вынести за скобки» мир системной объективности, а детерминацию извне, со стороны обстоятельств и предписаний системы, заменить внутренней детерминацией.
Раскрывая способы этого прорыва к свободе, последователи М. Вебера обращают особое внимание на различие двух процедур самоидентификации С.п.: отнесения к интересам и отнесения к ценностям. Прагматическая ориентация на интересы намечает путь к конформизму и вовлечение С.п. в жесткую систему зависимости от обстоятельств, предписаний и политической конъюнктуры; напротив, ценностная ориентация способствует процедурам открытия свободы и альтернативности, жизни под знаком иначе-возможного. Сходную роль играет антитеза экономикоцентризм — культуроцентризм. В частности, одним из парадоксов либерализма является сочетание апологии свободы с апологией экономической сферы и рынка как самоорганизующейся системы, не нуждающейся в С.п.
Современная либеральная философия демонстрирует свое уважение к субъекту, но практически предпочитает строить мир по законам самонастраивающихся систем, не нуждающихся в субъекте и свободных от рисков, связанных с волюнтаризмом и субъективностью. Напротив, многие течения антилиберальной мысли, в ценностном отношении почти чуждые свободе, в своих онтологических презумпциях чаще тяготеют к субъекту, ставя судьбы мира в зависимость от его воли, мужества, воодушевления и ответственности. Последние качества входят в культуроцентристскую парадигму, парадоксально объединяющую как крайних радикалов-альтернативистов, так и людей, тяготеющих к консервативной традиции.
Теория С.п. сталкивается и с др. сложной задачей, касающейся исторических перспектив и горизонтов политического творчества как такового. Если политику рассматривать как реликт прежних эпох, воплощающий доэкономические практики перераспределения и насилия, то и С.п. выглядит как архаичный пережиток, вытесняемый на обочину самоорганизующегося гражданского общества. Если же С.п. оценивается как носитель специфического социального творчества, связанного со свободным преобразованием человеческой жизни в соответствии с тем или иным идеалом, то прогресс в развитии свободы может трактоваться и как расширение прерогатив С.п.
Панарин А.С. Философия политики. М., 1996.
А.С. Панарин
СУБЪЕКТИВИЗМ — убеждение в полной субъективности не только оценок, но и описаний; отказ от требования стремиться к максимальной объективности в каких-то отдельных или даже во всех областях (в науке, морали, искусстве и т.д.). Противоположностью С. является объективизм — требование полной объективности как описаний, так и оценок, уверенность в том, что такая объективность в каких-то областях достигается.
СУБЪЕКТИВНОСТЬ — зависимость суждений, мнений, представлений и т.п. от субъекта, его взглядов, интересов, вкусов, предпочтений и т.д. (противоположность — объективность). Под субъектом может пониматься не только индивид, но и группа лиц, общество, культура, цивилизация или даже человечество в целом. С. была характерна, напр., для распространенной когда-то уверенности в силе магических заклинаний и действий, в бессмертии человеческой души и т.п. Субъективным являлось и господствовавшее в недавнем прошлом в некоторых обществах убеждение в возможности построения в обозримом будущем общества, исключающего частную собственность, тяжелый, монотонный труд и неравенство людей.
Можно выделить разные уровни С: зависимость от личных, индивидуальных пристрастий; зависимость от групповых пристрастий (напр., зависимость от предубеждений, разделяемых в определенное время научным сообществом); зависимость от пристрастий общества в целом; зависимость от односторонности и пристрастности культуры или даже эпохи.
Каждая историческая эпоха вырабатывает собственный стиль мышления, в силу чего она смотрит на мир своими глазами, пользуется своей специфической системой мыслительных координат. Воздействие стиля мышления сказывается на всех аспектах теоретизирования, так что все выработанное в определенную эпоху носит на себе ее отпечаток. Зависимость суждений человека от той эпохи, в которую он живет, может рассматриваться как одно из проявлений С. его мышления.
Само настоящее, в которое погружен каждый исследователь, диктует своеобразную С. в истолковании им как прошлого, так и будущего. «...Мы не можем выйти из нашей истории и из нашего времени и рассмотреть само по себе прошлое с абсолютной позиции, как бы помимо всякой определенной и потому обязательно односторонней оптики» (М. Хапдеггер). Взаимная непроницаемость и принципиальная необъяснимость культур друг для друга, на которой настаивали О. Шпенглер, Хайдеггер, Л. Витгенштейн и др., может рассматриваться как следствие С. присущей каждой культуре. Зависимость воззрений от общества, культуры и эпохи можно назвать, используя выражение Э. Гуссерля, «непсихологически понятой С.». Такого рода зависимость означает, что всякая система взглядов, включая и научные теории, является в известной мере субъективной и что полная объективность представляет собой только идеал, требующий для своего достижения выхода из истории.
Универсальность С. не означает, однако, отказа от требования максимальной объективности в тех областях, где последняя представляется (как, скажем, в науке) основополагающей ценностью. Преодоление С. предполагает, в первую очередь, что исследователь абстрагируется от своих субъективных верований, предпочтений и предрассудков. Он должен стремиться также критически подойти к тем ценностям, которые присущи его сообществу и обществу в целом. Ему следует подняться и над «методами мышления наблюдателя» (К. Леви-Строс) с тем, чтобы достигнуть формулировки, приемлемой не только для честного и объективного наблюдателя, но и для всех возможных наблюдателей. Идеалом науки, представляющейся сферой наиболее эффективного преодоления С. является окончательное освобождение от «т.зр.», с которой осуществляет рассмотрение некоторый «наблюдатель», описание мира не с позиции того или др., а «с ничьей точки зрения» (Э. Кассирер). Этот идеал никогда не может быть достигнут, но наука постоянно стремится к нему, и это стремление движет ее вперед.
С. описаний и С. оценок существенно различаются: первым удается, как правило, придать большую объективность, чем вторым. Это вызвано прежде всего тем, что в случае описаний всегда предполагается, что их субъекты, так же как и их основания, совпадают; оценки же могут не только принадлежать разным субъектам, но и иметь разные основания в случае одного и того же субъекта (см.: Интерсубъективность). В этом смысле оценки всегда субъективны.
С. всякого оценивания нередко истолковывается односторонне, вплоть до требования исключить любые оценки из гуманитарных и социальных наук (см.: Науки о природе и науки о культуре). Однако в своей общей форме принцип «свободы от оценок» не верен. Науки о культуре имеют конечной целью рационализацию человеческой деятельности, последняя же невозможна без оценок. Как требование освобождения наук о культуре от оценок, так и пожелание отделения в этих науках оценок от описаний утопичны. Речь может идти только о необходимости тщательного обоснования оценок, уменьшения их С. в той мере, в какой это возможно, и исключении необоснованных, заведомо субъективных оценок. Приемы снижения С. оценок являются теми же, что и в случае описаний: отказ от личных и групповых пристрастий, стремление рассматривать все объекты с одной и той же т.зр., критический анализ господствующих ценностей и т.д. Описания никогда не достигают идеала полной объективности; тем более нельзя требовать этого от оценок.
«Всякое оценивание, — пишет Хайдеггер, — даже когда оценка позитивна, есть субъективация. Оно предоставляет сущему не быть, а, на правах объекта оценивания, всего лишь — считаться. Когда "Бога" в конце концов объявляют "высшей ценностью", то это — принижение божественного существа. Мышление в ценностях здесь и во всем остальном — высшее святотатство, какое только возможно по отношению к бытию». Хайдеггер призывает «мыслить против ценностей» с тем, чтобы, сопротивляясь субъективации сущего до простого объекта, открыть для мысли просвет бытийной истины: «...из-за оценки чего-либо как ценности оцениваемое начинает существовать просто как предмет человеческой оценки. Но то, чем нечто является в своем бытии, не исчерпывается предметностью, тем более тогда, когда предметность имеет характер ценности». Этот призыв не претендовать на установление универсальной, охватывающей все стороны человеческого существования иерархии ценностей и даже избегать по мере возможности оценок того, что лежит в самой основе социальной жизни, в известной мере оправдан. Глубинные основы социального существования в каждый конкретный период истории воспринимаются и переживаются человеком, живущим в это время, как непосредственная данность, т.е. как нечто объективное. Попытка вторгнуться в эти основы с рефлексией и оценкой лишает непосредственности и субъективирует их, поскольку всякая оценка субъективна. Но есть, однако, и др. сторона. Социальная жизнь, как и жизнь отдельного человека, представляет собой процесс непрерывных перемен, причем перемен, во многом следующих из самой человеческой деятельности. Никакая деятельность не является возможной без оценок. И потому она невозможна без связанной с оценками субъективации мира и превращения сущего в тот «простой объект», который может быть преобразован человеком. Человек не должен субъективировать все подряд, иначе «истина бытия» перестанет ощущаться им, и он окажется в зыбком мире собственной рефлексии и фантазии. Вместе с тем человек не может не действовать, и значит, не может не оценивать и не разрушать объективное. Мысли, идущей наперекор ценностям, он постоянно противопоставляет мышление в ценностях. Проблема не в исключении одного из этих противоположно направленных движений мысли, а в их уравновешивании, в таком сочетании объективации и субъективации мира, которое требуется исторически конкретными условиями человеческого существования.
Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985; Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Человек и его ценности. М., 1988. Ч. 1;Ивин А.А. Теория аргументации. М., 2000.
А.А. Ивин
СУБЪЕКТИВНЫЙ — относящийся к субъекту, его природе и интересам; зависящий от субъекта; имеющий значение только для субъекта. Противоположностью С. является объективный. Субъектом может быть не только индивид, но и группа лиц, общество, отдельная культура, человечество в определенный период его развития.
СУДЬБА — в мифологии, в иррационалистических филос. системах, а также в обывательском сознании неразумная и непостижимая предопределенность событий и поступков человека. Идею С. абсолютизирующую в явлении детерминации только один аспект — аспект несвободы, следует четко отличать не только от научного представления о каузальной детерминации (причинность), но и от религиозного представления о телеологической детерминации («провидение», предопределение). Обусловленность следствия причиной может быть познана умом человека, и даже цели «провидения» предполагаются ясными, по крайней мере, для ума «самого Бога». Напротив, в понятие С. обычно входит не только непознаваемость для человеческого интеллекта — она «слепа» и «темна» сама по себе. В др.-греч. мифологии С. персонифицируется (триада женских образов — Мойры, у римлян — Парки) как бы на границе личного и безлично-родового; богини С. имеют личный произвол, но у них нет отчетливой «индивидуальности». Недаром верящие в С. всегда пытались лишь «угадать» ее в каждой отдельной ситуации, но не познать ее; в ней принципиально нечего познавать.
Идея С. как противоположность идеи свободы социальна и постольку исторична. Первобытное общество предполагает тождество свободы и несвободы для своих членов, не отделивших еще своей личной сущности от родового бытия. Поэтому С. не отделяется здесь принципиально ни от естественной причинности, ни от «воли духов». Лишь становление гос-ва и цивилизации разводит эти понятия. Для ранней античности бытие человека органически определено его «долей» в полисном укладе (С. как «доля» — таково значение слова «мойра»). В антич. жизни огромную роль играли различные способы гадания и предсказания С. связь которых с мировоззрением полисного мира подметил еще Г.В.Ф. Гегель. Концепция «мойры» не лишена этического смысла: С. понимается как слепая, темная, безличная справедливость, не заинтересованная в к.-л. частном бытии и спешащая растворить его во всеобщем, осуществляя «возмездие». Беспощадна антич. С. даже к богам, что в конце концов утешительно, ибо подданные Зевса знают, что и для его произвола есть предел (ср. трагедию Эсхила «Прометей прикованный»). С кризисом полисного уклада вместо «мойры» на первый план выходит «тюхе», т.е. С. как удача, случайность. В эпоху э ллинизма человек ожидает получить не то, что ему «причитается» по законам традиционного уклада, но то, что ему «выпадает» по законам азартной игры: обстоятельства делают солдат царями, ставят жизнь народов в зависимость от случайных придворных событий. С торжеством Римской империи С. осмысливается как всеохватывающая и непреложная детерминация, отчужденная от конкретного бытия человека, — «фатум». От «фатума» так же невозможно уйти, как от администрации Рима, и так же мало, как власть цезарей, он считается с органичной жизнью человека или народа. Со времен Посидония идея С. все еще связывается с теорией и практикой астрологии: человеческая несвобода доходит уже не до рубежей империи, но до звездных сфер. Христианство противопоставило идее С. веру в осмысленное действие «провидения». Поскольку, однако, иррациональность человеческих отношений и мистификация власти сохраняли свою силу, идея С. не умерла. Несмотря на все нападки теологов, в течение Средневековья держался авторитет астрологии; интерес к ней сильно оживил Ренессанс со своим тяготением к натуралистическому магизму. В Новое время развитие естественно-научного мировоззрения оттесняет идею С. в сферу обывательских представлений. Своеобразное возрождение понятия С. происходит в кон. 19 в. в философии жизни. Слово «С», начинает связываться с требованием иррациональной активности, что получило свою предельную вульгаризацию в идеологии национал-социализма, превратившего понятие С. в инструмент официозной пропаганды.
С.С. Аверинцев
СУЖДЕНИЕ — мысль, выражаемая повествовательным предложением и являющаяся истинной или ложной. С. лишено психологического оттенка, свойственного утверждению. Хотя С. находит свое выражение только в языке, оно, в отличие от предложения, не зависит от конкретного языка; сообщение о том, что некоторое С. высказывалось в определенной ситуации, не нуждается в указании, какой при этом использовался язык. Одно и то же С. может быть выражено различными предложениями одного и того же языка или разных языков. Так, фраза «Плавт сказал, что человек человеку волк» сообщает, какое С. высказал Плавт, но ничего не говорит о том, каким он пользовался языком. Эта мысль может быть выражена как на рус, так и на др. языках. Если же мы говорим о том, что какое-то предложение высказывалось кем-то, мы не сумеем передать свою мысль, пока не укажем, какой при этом употреблялся язык. Верно, что Плавт высказал предложение «Homo homini lupus est», но неверно, что он произнес когда-то предложение «Человек человеку волк».
С. можно охарактеризовать как то общее, что имеют два предложения, являющиеся правильными переводами друг друга.
Термин «С.» широко использовался традиционной логикой. В современной логике обычно пользуются термином «высказывание», обозначающим грамматически правильное предложение, взятое вместе с выражаемым им смыслом.
СУФИЗМ (араб. ат-тасаввуф) — мистико-аскетическое течение в исламе. Слово «суфий» восходит к араб. слову «суф» (грубая шерсть). Суфиями первоначально называли тех мусульманских мистиков, которые носили одежду из грубой шерсти как символ самоотречения и покаяния. Основными составляющими С. принято считать аскетизм, подвижничество и мистицизм. С. как широкое идейное течение охватил литературу (поэзию), искусство (музыку), философию, историю и народную культуру. Принцип «универсальности» был одним из основных в С. Суфием мог стать представитель практически любого религиозного направления в исламе, сторонник любой юридической школы, крестьянин или ремесленник, воин или книжник, представитель знати. Поэтому среди суфиев встречаются такие тонкие психологи, как Мухасиби (ум. 857); всемирно известные писатели и поэты: Абдалла аль-Ан-сари (ум. 1089), Санаи (ум. ок. 1190), Фарид ад-дин Аттар (ум. ок. 1220), Джелал ад-дин Руми (ум. ок. 1273); известные авторитеты суннитского ислама: аль-Газали, Ибн Таймия (ум. 1328); философы: ас-Сухраварди и Ибн Арабы. С. далеко не всегда совпадает с личными историями самих суфиев, которые обращались к С. а затем «уходили», порывали с ним, бессильные изменить общий ход его развития. Не принадлежащий ни одной из стран, а распространившийся от Гибралтара до Инда, С. оказался целой эпохой в развитии литературы и философии стран мусульманского Востока. Время начала распространения С. — пер. пол. 8 в., апогей его расцвета в разных регионах Ближнего и Среднего Востока датируется по-разному. Период его становления — 8—10 вв. — характеризуется резкой критикой существующих порядков и господствующей идеологии. 11 в. — период широкого распространения С. от Нила до Евфрата, эра его систематизации. Одним из первых, кто пытался сформулировать целостную доктрину С. был аль-Кушейри (ум. 1072). В этот период социально-религиозная направленность течения С. получает систематизированное доктринальное оформление. В 12 в. С. становится популярным во всех сферах общества. Нередки случаи обращения в С. суннитских авторитетов; начинают формироваться суфийские ордена. По принципам учения известного суфия Абд аль-Кадира аль-Джилани (ум. 1166) создается орден «Кадарийа». Зарождается суфийская литература (Санаи, ум. 1190). 13— 15 вв. — период расцвета суфийских орденов, в частности ордена «Мевлевийа», в основе которого лежат принципы знаменитого поэта Джелал ад-дина Руми. С именем Руми связывается и начало расцвета суфийской литературы.
Этот период в целом характеризуется примиренческой позицией по отношению к правящим династиям. Однако своеобразная «социальная отчужденность» продолжает оставаться, что особенно ярко прослеживается в суфийской литературе. Суфийская теория и практика предполагала уход от реальной жизни, пассивное отношение к миру. Люди, обратившиеся к С. считали, что мирская жизнь лишена красоты и радости, справедливости и свободы, что возможности человека крайне ограниченны, поэтому следует отказаться от мирских дел и вступить на путь аскетизма и поисков «лучшего мира». Они глубоко чувствовали природу «зла» и возвели его во внеисторическую силу. Они придали критике и отрицанию всего земного абсолютное значение. Истолкование зла и человеческих страданий как неизбежных на этой земле приводило к идее поиска «истинного мира любви». Поскольку в реальных земных условиях невозможно осуществление социального идеала «господства любви и добра», «праведный мир» переносился на небеса. Небесная гармония подменяла земную.
Суфийское учение о непосредственном общении верующего с Богом способствовало религиозному рвению масс. Недаром в качестве основоположений суфийской теории и практики выделялись «молитва» и «подвижничество». Видимо, не следует переоценивать пренебрежительного отношения С. к ряду предписаний шариата на ранних этапах его развития, т.к. реакция на такие факты со стороны большинства самих суфиев была весьма негативной. Основой сближения С. и суннитского догматизма был иррационализм. Мистицизм, являющийся составной частью любой религии, не отделял, а, наоборот, сближал С. с традиционализмом (салафизмом). Неслучайно один из систематизаторов С. Абдалла аль-Ансари и такой крупный теоретик, как Абд аль-Кадир Джилани, рассматривались как ханбалиты и ярые противники калама. С. в течение определенного времени был вплетен в ткань традиционализма и ассоциировался с самой традиционной наукой — хадисоведением, а также был связан с фикхом (мусульманское право). В суфийской практике руководство со стороны суфийского шейха и следование его примеру в жизни было обязательным. Поэтому не следует переоценивать т.н. отрицание посредников между Богом и верующим, приписываемое «еретическому» С. Необходимо учитывать, что в исламе нет ин-та церкви и поэтому значение учения о непосредственном общении верующего с Богом для реалий ислама не столь существенно. Оппозиционность С. на протяжении всей его истории во многом объяснялась недовольством социальными порядками, коррупцией и стяжательством правителей и их приближенных. Суфии исходили из идеализированных норм социальной жизни Мединского гос-ва времен Пророка. Их учение о равенстве людей перед Богом во многом отражало исламские традиционные идеи: взаимопомощь всех членов общины, требование к имущим оказывать помощь бедным, категорическое запрещение рибы (ростовщического процента), призыв к справедливости и т.д.
Социальная критика С. базируется на религиозно-утопическом учении о переустройстве общества, которое связывалось с религиозно-нравственным самосовершенствованием. Ответом на несправедливости этого мира стали аскетизм, мистицизм и политический квиетизм. Мистическая концепция единения с Богом рассматривалась как направленная на достижение «лучшего» и «справедливого мира». Ориентация на индивидуальное бытие человека приводила к созданию множества психологических систем, имеющих в виду самоусовершенствование человека. Суфийский мистицизм таил в себе и опасность для традиционалистов.
Учитывая, что С. не есть нечто цельное, единое и законченное, следует отметить, что в нем можно выделить несколько религиозно-филос. концепций единения с Богом, напр., экзистенциально-онтологическую (аль-Халладж), гносеологическо-теоретическую (аль-Газали), иллюминативную (Шихаб ад-дин ас-Сухраварди), учение о единстве бытия (Мухйи-ад-дин Ибн Араби). Разумеется, в мировоззрении суфиев не могли не доминировать религиозные принципы миросозерцания и мироощущения, однако большую роль сыграли принципы поэтического и психологического мировосприятия. Особенность С. связана в первую очередь с особенностью метода, на основе которого суфии пытались решить мировоззренческие проблемы. Их метод должен был позволить охватить всю действительность в ее целостности, а человека — в его целокупности. Мир, как и человека, нельзя разложить на части. Постигнуть их можно только через интуицию, озарение. Своеобразие метода предопределило и особенности философствования: символика, аллегория, «тайное знание». Своеобразие метода позволяло зашифровать полноту и конкретность жизни и было связано с признанием господства в мире иррационального начала, постигаемого в божественной любви.
Афифи А. Ал-Маламатийа ва-с-суфийа ва ахл ал-футувва. Каир, 1945; Ибн Араби. Расаил. Т. 1—2. Хайдарабад, 1961; Он же. Фусус; Он же. Ал-Футухат; Он же. Мекканские откровения. СПб., 1995; Бертельс Е.Э. Суфизм и суфийская литература. 1965; Хилая Ибрахим. Ат-Тасаввуф ал-ислами байна-д-дин ва-л-фалсафа. Миср, 1975; Аль-Газали. Воскрешение наук о вере. М., 1980; Аль-Газали. Мишкат ал-анвар. Каир, 1983; Степанянц М.Т. Философские аспекты суфизма. М., 1987; Смирнов А.В. Великий шейх суфизма. Опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби. М., 1993; Крымский А.Е. Очерк развития суфизма до конца III в. Хиджры; СПб., 1995;
Nicholson R.A. The Mistics of Islam. London, 1914; Arberry. Sufism: An Account of the Mistics of Islam. London, 1963.
H.C. Кирабаев
СУЩЕЕ — категория онтологии, чаще всего употребляющаяся в современной философии для обозначения как всей совокупности имеющихся наличных вещей, животных, растений, людей, так и для каждой отдельной вещи. Иногда слово «С.» употребляется как синоним «бытия», иногда (у М. Хайдеггера) как нечто противоположное бытию.
В разные исторические эпохи С. интерпретировалось различным образом.
В античности оно включало в себя не только человека и наличные предметы, но и богов, к С. относились и судьба в виде рока, и космос, и хаос, и все злые и добрые силы. С. античности, считал Хайдеггер, есть то возникающее и самораскрывающееся, что своим присутствием захватывает человека. С. смотрит на человека, раскрывая себя и собирая его для пребывания в себе. Человек, чтобы реализовать свое существо, должен собрать, спасти, принять на себя все раскрывающееся ему, взглянуть в глаза всему его зияющему хаосу.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |