Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Философия: энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина.- М.: Гардарики, 2004. 114 страница



 

«С.» — важнейшее понятие экзистенциальной философии. Впервые С. Кьеркегор различил С. или боязнь перед к.-л. конкретными обстоятельствами и неопределенный, безотчетный С.-тоску. Это же различение является центральным в философии М. Хайдеггера, для которого С. открывает последнюю возможность экзистенции — смерть. С. выталкивает человека за пределы сущего к ничто. Это трансцендирование есть условие восприятия сущего в целом, условие постижения бытия. Не будь наше существо заранее выдвинуто в ничто, мы не могли бы встать в отношение ни к сущему в целом, ни к самим себе. Без выдвинутости в ничего, без мужественного заглядывания в ничто в состоянии С. нет возможности вопрошать сверх сущего, за его пределы, нет возможности повернуться лицом к бытию.

 

В психологическом аспекте С. — это препятствие на пути реализации личности, которая в наше время живет в постоянном состоянии С: перед начальством, перед угрозой безработицы, перед насилием, войной, терроризмом и т.д. С. в этом плане, возможно, самая главная проблема социальной жизни, определяющая поведение человека и его отношение к другим. Социально детерминированная этика, считал Н.А. Бердяев, всегда есть этика С. «Социальная обыденность создает этику страха, перерождая ужас, вызванный трансцендентной бездной, в повседневную заботу и терроризируя человека будущими карами. Но она создает и другой образ, в котором нет уже страха и который ниже страха — пошлость... Пошлость есть окончательное водворение на низинной плоскости, когда уже нет не только тоски по горнему миру и священного ужаса перед трансцендентным, но нет уже и страха» (Н.А. Бердяев).

 

Гёте И.В. Избр. философские произв. М., 1964; Флоренский П.А. Из богословского наследия // Богословские труды. Сб. XVII. М., 1977; Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993; Кьеркегор С. Страх и трепет. Понятие страха // Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 1993.

 

Е.Н. Некрасова

 

 

СТРАХОВ Николай Николаевич (1828—1896) — философ, публицист, литературный критик. Учился на физико-математическом отделении Петербургского ун-та, затем в Главном педагогическом ин-те. В течение десяти лет преподавал естественные науки в Одессе и Петербурге. В нач. 1860-х гг. сотрудничал в жур. «Время», «Эпоха» и «Заря». Идейными источниками филос. взглядов С. послужили философия Г.В.Ф. Гегеля и естественные науки.



 

В своем главном филос. произведении «Мир как целое» (1872), которое было практически не замечено современниками, С. обстоятельно развивал идеи органичности и иерархичности мира, отмечал, что единство мира обусловлено одухотворением природы, а истинная сущность вещей состоит в различных степенях воплощающегося в них духа. В человеке С. усматривал «центральный узел мироздания». Религиозный идеализм он обосновывал, вопреки господствующим тенденциям, данными естествознания.

 

С. различал три вида познавательной деятельности: чувственную (эмпирическую), рассудочную (рациональную) и разумную (идеальную). Материализм истинен лишь в границах чувственного познания единичных явлений. Ограниченность субъективного идеализма заключается в отрицании достоверности показаний чувств, что ведет к крайностям солипсизма. Снятие односторонностей материализма и идеализма происходит на рассудочной ступени познания путем постижения общего и существенного в вещах и познании. Благодаря предустановленной гармонии априорные рациональные понятия соответствуют реальным законам вещей, что указывает на наличие одной внешней Причины, установившей порядок вещей и порядок в идеальных понятиях. Разумное познание, открывая безусловное бытие, завершает познание.

 

 

Главный объект филос. полемики С. — западноевропейский рационализм с его панрассудочностью и преклонением перед выводами естественных наук, способствующих утверждению в зап. культуре материализма и утилитаризма.

 

Об основных понятиях психологии и физиологии. СПб., 1894; Борьба с Западом в русской литературе. Кн. 1 —2. Киев, 1897.

Никольский Б.В. Н.Н. Страхов. СПб., 1896; Gerstein L. Nikolai Strahov. Cambridge (Mass.), 1971.

 

СТРОГОСТЬ — комплексная характеристика рассуждения, учитывающая степень ясности и точности используемых в нем терминов, достоверность исходных принципов, логическую обоснованность переходов от посылок к следствиям. Еще в античности С. считалась отличительной чертой математического рассуждения. Логическая необходимость математических доказательств и точность вычислений позволяют рассматривать математику как образец формальной С. для др. наук. Иногда считают, что именно С. рассуждения гарантирует абсолютную надежность результатов математики.

 

Как показывает история науки, понятие С. развивалось постепенно. В ходе общего прогресса науки обычно оказываются превзойденными каноны С. представлявшиеся ранее абсолютно безупречными. Так обстояло, в частности, дело с геометрией Евклида. Долгое время она являлась идеалом С., но в 19 в. Н.М. Лобачевский писал о ней: «...Никакая Математическая наука не должна бы начинаться с таких темных понятий, с каких, повторяя Евклида, начинаем мы Геометрию, и... нигде в Математике нельзя терпеть такого недостатка строгости, какой принуждены были допустить в теории параллельных линий».

 

С. обеспечивается выводами из достоверных принципов, но вместе с тем сами принципы начинают восприниматься как достоверные, когда дают возможность сделать строгими прежде нестрогие рассуждения. На разных этапах развития научной теории требование С. может быть более или менее актуальным.

 

За поисками строгих доказательств уже известных истин обычно скрываются недостаток их понимания и стремление выявить все те неявные условия, с которыми связано их принятие. С. как правило, не является самоцелью.

 

Введение С. может быть консервативным, опирающимся на общепринятые посылки, но может быть также революционным, вводящим посылки, казавшиеся ранее неприемлемыми. Так, выдвинутое Г.В. Лейбницем требование строгой и внимательной проверки каждого шага в цепи доводов вместе с его идеей рассуждения как вычисления по однозначно определенным правилам предвещало революцию в логике.

 

С. в том числе и в математике, не является сама по себе объективным критерием истинности и ценности новых открытий и теорий.

Тондл Л. Проблемы семантики. М., 1975; Ивин А.А. Логика. М., 1999.

 

 

СТРУВЕ Петр Бернгардович (1879—1944) — политик, публицист, экономист, философ, историк. Уже в студенческие годы активно занялся политической деятельностью и примкнул к марксистскому движению в России, автор Манифеста РСДРП. С нач. 1900-х гг. — лидер российского либерализма. В 1906—1917 преподавал историю хозяйства в Петербургском политехническом ин-те.

 

С. приветствовал Февральскую революцию, летом 1917 был в числе активных сторонников генерала Корнилова. В это же время С. был избран членом Академии наук по отделению политической экономики и статистики. После Октябрьской революции участвовал в организации вооруженного сопротивления советской власти. С 1920 — в эмиграции.

 

Вопросы теории познания С. рассматривал с неокантианских позиций. Социальная философия С. характеризуется различением понятий общества как стихийной, спонтанно возникающей системы взаимодействия и гос-ва — единства, подчиненного высшей цели. Общее представление С. об историческом процессе также основано на дуализме стихийно-иррационального и телеологического начал общественно-исторической жизни.

 

Социализм С. критиковал как утопическую попытку устранить указанный дуализм за счет рационализации жизни общества. В русле этих идей социалистическую революцию в России С. расценивал как проявление стихийно-почвеннической реакции масс на политику западнической европеизации.

 

Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М., 1997.

Колеров М.А., Плотников Н.С. Творческий путь П.Б. Струве // Вопросы философии. 1992. № 12.

 

 

«СТРУКТУРА НАУЧНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ» — книга амер. философа и историка науки Т. Куна, опубликованная в 1962 и оказавшая глубокое влияние на философию науки втор. пол. 20 в. До кон. 1950-х гг. в философии науки господствовало представление о науке и ее развитии, выработанное логическим позитивизмом. Опубликованный в 1959 труд К. Поппера «Логика научного открытия» и книга Куна нанесли этому представлению смертельный удар: в этих работах наука предстала в новом свете, ее структура и развитие были описаны в новых понятиях, была подчеркнута роль истории в философско-методологических построениях и т.д. Можно сказать, что после выхода этих книг изменились практически вся проблематика и концептуальный аппарат философии науки.

 

Развитие науки Кун рассматривает не как процесс плавного постепенного накопления истинного знания, а как периодическую смену парадигм — концептуальных схем, в определенный период времени направляющих научное исследование. Развитие науки в рамках определенной парадигмы Кун называет «нормальным периодом»: именно в этот период происходят открытие и объяснение новых фактов, формулируются и уточняются законы, короче говоря, идет накопление знания. Однако с течением времени в парадигме накапливается все больше «аномальных» фактов — тех фактов, которые она не может объяснить, несмотря на все усилия ее сторонников. В конце концов это приводит к кризису в науке: многие ученые перестают видеть в существующей парадигме эффективное средство научного исследования и начинают искать новые теоретические основоположения. Научное сообщество распадается на несколько школ, одни из которых продолжают держаться за старую парадигму и ее методы исследования, а др. пытаются найти новые идеи и опереться на них. Кризис завершается сменой парадигм — научной революцией: одна из предложенных теорий завоевывает все больше сторонников и вытесняет старую парадигму, занимая ее место и объединяя ученых в единое научное сообщество. Старая парадигма отбрасывается целиком со всеми ее достижениями — теоретическими принципами, методами исследования и накопленными фактами. С утверждением новой парадигмы развитие науки начинается как бы заново. Старая и новая парадигмы несоизмеримы: их сторонники говорят на разных языках, пользуются разными методами исследования, получают разные факты, и нет никакой общей основы, которая позволила бы сравнить и оценить достижения и недостатки каждой из конкурирующих парадигм. Т.о., развитие науки приобретает прерывный характер: периоды плавного кумулятивного развития сменяются революционными катастрофами и отказом от всего ранее накопленного знания. Это одна из первых моделей некумулятивного развития науки.

 

Схема развития науки, предложенная в книге Куна, была иллюстрирована многочисленными примерами из истории науки и выглядела убедительно. Под влиянием этой книги философы науки обратились к более тщательному и глубокому изучению реальной истории научного познания. И хотя схема Куна, как вскоре выяснилось, оказалась вовсе не универсальной и порой неадекватной даже в тех областях, на которые опирался в своих построениях сам Кун, его работа в значительной мере содействовала изменению филос. представлений о структуре и развитии научного знания и постановке новых интересных проблем в области адекватного понимания этого развития.

 

Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975; Никифоров A.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998.

 

А.Л. Никифоров

 

 

СТРУКТУРАЛИЗМ — направление в философии и конкретно-научных исследованиях, возникшее в 1920— 1930-е гг. и получившее широкое распространение в 1950—1960-е гг., особенно во Франции.

 

Первоначально С. сложился в языкознании и литературоведении в связи с появлением структурной лингвистики, основы которой разработал швейц. филолог Ф. де Соссюр. В отличие от прежних представлений о языке, где он рассматривался в единстве с мышлением и окружающей действительностью и даже в зависимости от них, а его внутренняя организация во многом игнорировалась, новая концепция ограничивается изучением именно внутреннего, формального строения языка, отделяя его от внешнего мира и подчиняя ему мышление. Соссюр в этом плане утверждает: «язык есть форма, а не субстанция»; «язык есть система, которая подчиняется лишь своему собственному порядку»; «наше мышление, если отвлечься от выражения его словами, представляет собой аморфную, нерасчлененную массу». Вместе с разработкой структурной лингвистики Соссюр набрасывает общие контуры семиотики, называя ее семиологией, которая будет изучать «жизнь знаков в рамках жизни общества». Однако на деле семиотика складывалась и существует сегодня как лингвосемиотика. Значительный вклад в развитие структурной лингвистики внесли представители московского лингвистического кружка (Р. Якобсон), русской «формальной школы» (В. Шкловский, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум) и пражского лингвистического кружка (Н. Трубецкой). Вариантами С. в лингвистике стали глоссематика (Л. Ельмслев), дистрибутивам (Э. Харрис), порождающая грамматика (Н. Хомский).

 

Наибольшее развитие в структурной лигвистике получила фонология, изучающая минимальные языковые единицы — фонемы, являющиеся здесь исходными средствами смыслоразличения и составляющие основу для построения структуры языка. Именно фонологическая модель нашла широкое использование в гуманитарных науках. Др. разделы структурной лингвистики (семантика, синтаксис) имеют более скромные достижения.

 

В послевоенное время С. получил широкое распространение в самых разных областях познания: в антропологии и социологии (К. Леви-Строс), литературоведении и искусствознании (Р. Барт, У. Эко), эпистемологии (М. Фуко, М. Серр), мифологии и религиоведении (Ж. Дюмезиль, Ж.-П. Вернан), политэкономии (Л. Альтюссер), психоанализе (Ж. Лакан). К С. примыкали писатели и критики, входившие в группу «Тель кель» (Ф. Соллерс, Ю. Кристева, Ц. Тодоров, Ж. Женнет, М. Плейне, Ж. Рикарду и др.). Особое место занимал генетический С. (Л. Гольдман). Классической структуралистской работой довоенного периода считается книга В. Проппа «Морфология сказки» (1928). В послевоенный период главной фигурой С. выступает фр. ученый и философ Леви-Строс. В 1970-е гг. С. трансформировался в постструктурализм (неоструктурализм), который, в свою очередь, сомкнулся с постмодернизмом.

 

С. стал последним воплощением зап., в особенности фр., рационализма, испытав влияние со стороны неорационализма (Г. Башляр) и др. современных течений. Он принадлежит эпохе модерна, отмечен оптимизмом, верой в разум и науку, которая нередко принимает форму сциентизма. С. предпринял смелую попытку поднять гуманитарное знание до уровня строгой теории. Леви-Строс называет его «сверхрационализмом» и видит его задачи в том, чтобы объединить строгость и логическую последовательность ученого с метафоричностью и парадоксальностью художника, «включить чувственное и рациональное, не пожертвовав при этом ни одним из чувственных качеств». По основным своим параметрам С. находится ближе всего к неопозитивизму, хотя и существенно от него отличается: последний берет язык в качестве объекта анализа и изучения, тогда как в С. язык играет прежде всего методологическую роль: по образу и подобию его рассматриваются все др. явления общества и культуры. С. также отличается большей широтой взгляда, стремлением преодолеть узкий эмпиризм и за внешним многообразием явлений увидеть объединяющие черты и связи, подняться до глобальных теоретических обобщений. Он проявляет интерес к филос. абстракциям и категориям, усиливает тенденцию к растущей теоретичности, которая иногда принимает форму крайнего «теорицизма». Леви-Строс подчеркивает, что «понятие социальной структуры относится не к эмпирической реальности, но к построенным по поводу нее моделям». Применительно к литературе Ц. Тодоров отмечает, что «объектом поэтики является не множество эмпирических фактов (литературных произведений), а некоторая абстрактная структура (литература)», что свои абстрактные понятия поэтика «относит не к конкретному произведению, а к литературному тексту вообще». Опираясь на лингвистику, С. видит идеал научности в математике, которая, по словам Серра, «стала тем языком, который говорит без рта, и тем слепым и активным мышлением, которое видит без взгляда и мыслит без субъекта cogito».

 

В целом С. представляет собой больше метод, чем филос. учение. Основу структурной методологии составляют понятия структуры, системы и модели, которые тесно связаны между собой и часто не различаются. Структура есть система отношений между элементами. Система предполагает структурную организацию входящих в нее элементов, что делает объект единым и целостным. Свойство системности означает примат отношений над элементами, в силу чего различия между элементами либо нивелируются, либо растворяются в соединяющих их связях. Что касается природы структур, то она трудно поддается определению. Структуры не являются ни реальными, ни воображаемыми. Леви-Строс называет их бессознательными, понимая бессознательное в дофрейдовском смысле, когда в нем нет никаких желаний или представлений и оно остается «всегда пустым». Ж. Делёз определяет их как символические или виртуальные. Можно сказать, что структуры имеют математическую, теоретическую или пространственную природу, обладают характером идеальных объектов.

 

Структура представляет собой инвариант, охватывающий множество сходных или разных явлений-вариантов. Леви-Строс в связи с этим указывает, что в своих исследованиях он стремился «выделить фундаментальные и обязательные для всякого духа свойства, каким бы он ни был: древним или современным, примитивным или цивилизованным». Применительно к литературе сходную мысль формулирует Ж. Женинас-ка: «Наша модель должна обосновать анализ любого литературного текста, к какому бы жанру он ни принадлежал: поэма в стихах или в прозе, роман или повесть, драма или комедия». Р. Барт идет еще дальше и ставит задачу добраться до «последней структуры», которая охватывала бы не только все литературные, но и любые тексты вообще — прошлые, настоящие и будущие. С. в данной перспективе предстает как предельно абстрактное, гипотетическое моделирование.

 

Понятие структуры дополняют др. принципы методологии С. и среди них — принцип имманентности, который направляет все внимание на изучение внутреннего строения объекта, абстрагируясь от его генезиса, эволюции и внешних функций, как и от его зависимости от др. явлений. Леви-Строс отмечает, что С. ставит задачу «постичь внутренне присущие определенным типам упорядоченности свойства, которые ничего внешнего по отношению к самим себе не выражают». Важное значение в С. имеет принцип примата синхронии над диахронией, согласно которому исследуемый объект берется в состоянии на данный момент, в его синхроническом срезе, скорее в статике и равновесии, чем в динамике и развитии. Устойчивое равновесие системы при этом рассматривается не как временное или относительное, но скорее как фундаментальное состояние, которое либо уже достигнуто, либо к нему направлены происходящие изменения.

 

Исходя из понятия структуры и др. установок С. радикально пересматривает проблематику человека, понимаемого в качестве субъекта познания, мышления, творчества и иной деятельности. В структуралистских работах традиционный субъект «теряет свои преимущества», «добровольно уходит в отставку», «выводится из игры» или же объявляется «персоной нон грата». Данное обстоятельство отчасти объясняется стремлением достичь полной объективности. У Леви-Строса место традиционного субъекта занимают «ментальные структуры» или «бессознательная деятельность духа», порождающая «структурные законы», которые определяют человеческую деятельность. У Фуко в такой роли выступают «эпистемы», «исторические априори» или же «дискурсивные» и «недискурсивные практики». У Барта роль субъекта творчества, автора-творца выполняет «письмо».

 

Опираясь на структурно-системный подход, представители С. разрабатывают реляционную теорию смысла, называя ее «коперниковской революцией» в решении вопроса смысла и значения. Раньше смысл обычно рассматривался как то, что уже существует, и нам остается лишь отразить или выразить его при помощи языка или др. средств. С. отвергает онтологический статус смысла и предлагает обратный путь — от структуры и системы к смыслу. В С. смысл никогда не может быть первичным, он всегда вторичен по отношению к форме, структуре и системе. Смысл не отражается и не выражается, но «делается» и «производится».

 

Структурный подход оказался эффективным при изучении языка, мифов, кровнородственных отношений «архаических» народов, религии, фольклора, которым по самой их природе присуща высокая плотность прошлого, строгая и ярко выраженная внутренняя организация, примат синхронии над диахронией. Соссюр, в частности, указывает на чрезвычайную устойчивость языка, «сопротивление коллективной косности любым языковым инновациям» и делает вывод о «невозможности революции в языке». Якобсон также отмечает, что «в фольклоре можно найти наиболее четкие и стереотипные формы поэзии, особенно пригодные для структурного анализа». В др. же областях реализация тезисов Барта о том, что «все есть язык», что язык повсюду выступает «фундаментом и моделью смысла», натолкнулась на серьезные трудности и препятствия. В живописи, кино и музыке весьма трудным оказалось выделение своего собственного «алфавита», конечного числа минимальных единиц, своеобразных «букв-фонем» и «слов», наделенных устойчивыми значениями. Все это дало основание У. Эко сделать вывод о том, что «нелингвистический код коммуникации не должен с необходимостью строиться на модели языка». Именно такой подход, не слишком строго связывающий себя с языком, соответствующий больше духу, чем букве лингвистики, стал преобладающим в современных структурно-семиотических исследованиях. В них нет строгого соблюдения принципов имманентности и примата синхронии над диахронией. Методы формализации, математизации и моделирования получают все более широкое применение.

 

Грецкий М.Н. Французский структурализм. М., 1971; Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977; Фуко М. Слова и вещи. М., 1977; Митина СМ. Генетический структурализм. М., 1981; Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985; Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1987; Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987; Piaget J. Le structuralisme. Paris, 1968; Descombes V. Le Meme et l'Autre. Paris, 1979; The Foundations of Structuralism: a Critique of Levi-Strauss and the Structuralism Movement. New York, 1981.

 

Д.А. Силичев

 

 

СУБЛИМАЦИЯ — переключение психической энергии из одного состояния в др.; процесс, в ходе которого инстинктивные энергии переключаются в неинстинктивные формы поведения. Через это понятие З. Фрейд объяснял те типы человеческой активности, которые не имеют видимой связи с сексуальностью, но порождены силой сексуального влечения: «Сексуальное влечение обеспечивает труд огромной массой энергии; это происходит в силу присущей ему способности изменять свою цель, не ослабляя напора. Эта способность менять первоначальную сексуальную цель на другую, несексуальную, но психологически ей близкую, называется сублимацией».

 

В психоанализе чаще всего речь идет о смене душевных состояний, терапевтическом переходе от тоски к радости, от горя к наслаждению. Так работает защитный механизм психики, который преображает энергию сексуального влечения в социально одобряемую цель. В кон. 1950-х гг. амер. телевидение показало цикл передач для молодых родителей. В них демонстрировалось, как пеленать младенца, как его кормить. Самые известные в стране специалисты давали советы молодоженам. Затем был проведен опрос аудитории, чтобы выявить популярность цикла. Оказалось, что многие родители вообще не имели представления о программе. Зато бездетные телезрители смотрели телеуроки с нарастающим увлечением. Именно те, у кого не было детей, с наслаждением «пеленали ребенка», «играли» с ним, приобщались к азбуке родительского чувства.

 

Пример с телевизионным циклом способен обескуражить. Подразумевалось, что тот, кто творит себе кумира, отдает себе отчет в своих поступках. Здесь же обнаружилась иная картина. Оказалось, что зритель живет в мире интенсивной, неосознанной мотивации; он радуется и страдает, одержим подавленными влечениями, желаниями, стремлениями. Именно эти побуждения, а вовсе не критическое мышление, обусловливают его поступки.

 

С. является одним из основных источников художественного творчества и интеллектуальной активности и обеспечивает их энергетическую основу. Т. Адорно, обнаруживший эффект сложного сплетения любви и ненависти к телевизионным персонажам, пришел к выводу, что сублимационный эффект способен усилить манипулирование сознанием. Духовная жизнь человека во многом определяется тиранией бессознательного. Индивид ищет в телевизионном зрелище не вечных истин, не повода для развертывания аналитических способностей, не глубоких художественных впечатлений. Он тянется к телезрелищу под воздействием психологических влечений. В этом факте и скрывается, по Адорно, тайна раздвоенности сознания. Отвергая насилие в качестве мыслящего объекта, рядовой зритель находит в экранных преступлениях привлекательное зрелище, искупительное освобождение от повседневных переживаний.

 

Монотонная, изматывающая повседневность постоянно порождает в человеке чувство неудовлетворенности. Многие его стремления, ожидания не сбываются, и потому вытесняются в сферу бессознательного. Все это рождает потребность в фиктивном осуществлении рухнувших замыслов, в отвлечении от неприятной действительности. Грубо говоря, человеку нужна психологическая компенсация, и он находит ее в сюжетах массовой культуры. Психологи утверждают, что, когда на «голубых экранах» идут детективные, криминальные спектакли, число реальных преступлений снижается. Дурные наклонности, говоря языком психоаналитиков, сублимируются.

 

Гуревич П.С. Приключения имиджа. М., 1991; Психоанализ и культура. М., 1995; Энциклопедия глубинной психологии. Зигмунд Фрейд. Жизнь. Работа. Наследие. М., 1998.

 

П.С. Гуревич

 

 

СУБСТАНЦИЯ (от лат. substantia — сущность, нечто, лежащее в основе) — то, что лежит в основе всего; то, что существует благодаря самому себе и в самом себе, а не благодаря др. и в др.; предельное основание, дающее возможность сводить чувственное многообразие и изменчивость свойств к чему-то постоянному, относительно устойчивому и самостоятельно существующему; материальный субстрат и первооснова изменений вещей (напр., атомы Демокрита). Субстанциальный — лежащий в основе, относящийся к С. существенный, материальный.

 

В философии 20 в. понятие «С.» употребляется относительно редко. «"Субстанция", если принимать ее всерьез, — пишет Б. Рассел, — вызывает непреодолимые трудности. Предполагается, что субстанция — это носитель свойств, нечто отличное от всех своих свойств. Но когда мы отбросим свойства и попробуем вообразить субстанцию саму по себе, мы убеждаемся, что от нее ничего не осталось... "Субстанция" — это фактически просто удобный способ связывания событий в узлы... Понятие "Субстанция" — это метафизическая ошибка, которой мы обязаны переносу в структуру мира структуры предложения, составленного из подлежащего и сказуемого».

 

СУБСТРАТ (от позднелат. substratum — основа, букв. подстилка) — общая основа многообразных явлений; основа общности или сходства однородных явлений; совокупность относительно простых, в определенном смысле элементарных оснований, взаимодействие которых обусловливает свойства какой-то системы или процесса (напр., С. всех известных физических процессов являются элементарные частицы и поля); субстанция.

 

СУБЪЕКТ (от лат. subjectus — лежащий в основе) — 1) индивид, познающий внешний мир (объект) и воздействующий на него в своей практической деятельности; 2) человек, консолидированная группа лиц (напр., научное сообщество), общество, культура или даже человечество в целом, противопоставляемые познаваемым или преобразуемым объектам; 3) человек как носитель к.-л. свойств; личность; 4) в юридическом смысле — носитель прав и обязанностей, физическое или юридическое лицо; 5) предмет суждения, логическое подлежащее.

 

Аристотелем и позднее в Средние века слово «С.» употреблялось в значении субстанции. В современном эпистемологическом смысле оно начало использоваться в 17 в.

 

 

СУБЪЕКТ ИСТОРИЧЕСКИЙ — понятие, обозначающее ту или иную коллективную общность (группу, класс, народ), в деятельности которой воплощаются и вектор исторической эволюции, и энергия, ее питающая.

 

Оба эти смысла акцентируются в гегелевской «Философии истории». Говоря об исторических субъектах Г.В.Ф. Гегель замечает: «Их дело знать этот общий элемент, необходимую, ближайшую ступень в развитии их мира, сделать ее своей целью и вкладывать в ее осуществление свою энергию». Об устойчивости содержания, заключенного в понятии «Си.» свидетельствуют новейшие попытки осмысления механизмов историчности или исторического «производства общества». Так, А. Турен пишет: «Общество не является системой, существующей вне и независимо от актеров — участников исторического производства. История представляет собой социальную драму их противоборства, ставкой которого является контроль за производством обществом самого себя посредством использования знаний, накопленных ресурсов, мобилизации ценностей».


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.028 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>