С лязгом, скрипом, визгом опускается над 4 страница

Трепаков оглядел аудиторию и прокашлявшись продолжил:

– Ну так вот, для контроля над нерушимостью этих самых принципов, которые служат гарантией безопасности для нас и всего мира, создана постоянно действующая Наблюдательная комиссия, которую иногда продолжают называть комиссией Бейдса-Качека, хотя это уже не актуально… Сейчас это просто Наблюдательная комиссия по делам северной Евразии при Совете Безопасности ООН.

– А что стало с ними? Как-то их не слышно… – раздалось откуда-то сзади и аудитория снова хмыкнула.

– Да, судьба творцов нашей конституционной системы, так сказать, отцов-основателей сложилась несколько неудачно. Донован Лерой Бейдс выдвигался кандидатом в президенты от республиканской партии, но из-за своего гипертрофированного консерватизма и постоянного акцентирования внимания на ситуации в Евразии, проиграл выборы демократу Санчесу, ну и по американским традициям на этом его карьера закончилась. В сенат он больше не избирался, умер в прошлом году у себя в Оклахоме, написал даже мемуары, там много интересного, хотя, конечно, читать не очень приятно. Славомир Качек ушел в отставку после скандала с взятками по поводу распределения территорий Африки, короче года четыре о нём ничего не слышно. Говорят, работает представителем Дойче-банка где-то центральной Африке…

– А почему Наблюдательная комиссия сквозь пальцы смотрит на перевороты? Вот в Русской Республике и до Пирогова постоянно какие-то перевороты, – Саша Гарифуллин не смог сдержаться, и снова полез в дискуссию.

– Хороший вопрос… - Трепаков выдержал мхатовскую паузу и лучезарно улыбнувшись произнес, - Понимаете, выбирая между формально-демократическими актами и фундаментальными принципами, заложенными не в букве, а в духе наших конституций, наблюдательная комиссия неизменно выбирает дух доктрины Бейдса-Качека, о которой я вам и рассказываю. Для общей стабильности и развития демократии гораздо полезнее иногда волевым решением преградить дорогу рвущимся к власти экстремистам, готовым подорвать стабильное развитие страны, чем ввергнуть ситуацию в хаос, угроза которого так остро ощущается сегодня всеми нами…

В этот момент дверь аудитории распахнулась. Одетый в неброский костюм охранник Трепакова прошел через всю аудиторию и что-то сказал ему на ухо, передавая министру коммуникатор.

Трепаков помрачнел и нажав несколько кнопочек обратился к студентам, одевая наушник коммуникатора.

– Господа, я вынужден прекратить лекцию. Меня срочно вызывают на заседания правительства.

– А что случилось-то? – заданный кем-то вопрос перекрыл начавшийся было шум и все замерли. – Москвичи взяли Пермь… - Трепаков вышел из аудитории.

Саша Гарифуллин вместе со всеми вскочил с места. Он немедленно включил коммуникатор и попытался вызвать Егорушкина: его трясло от нетерпения и желания узнать, как прошла операция.

– Александр Маратович? Нам нужно срочно поговорить! – услышал он над самым ухом и прежде, чем он успел что-либо понять, ему сунули в лицо какое-то удостоверение, подхватили под руки и стремительно повели к запасному выходу.

6. Новая реальность

…Входя в зал заседаний правительства, Трепаков привычно выпрямил спину и придал лицу равнодушно-устало-расслабленное выражение, с которым он обычно представал перед коллегами по кабинету. После отставки в начале года министра здравоохранения Петермана, Роман Геннадьевич оставался последним сохранившим свой пост представителем вытесненного с политической сцены Урала клана бывшего премьера Титаренко. Это заметно осложняла его существование, но и придавало сил для жизни и борьбы: Трепаков упорно надеялся, что рано или поздно он перестает быть «последним из могикан» и ненавистные реджеповские ставленники будут повержены. С началом рязанских событий надежды обрели новое звучание. Ориентированный на Казахстан клан бывшего премьера возлагал большие надежды на казахский экспедиционный корпус, который уже месяц находился на Урале. Проклятый Узбек не проявлял признаков активности, и были все основания полагать, что в критической ситуации удастся произвести изящный и тихий coup d’etat.

…Несколько минут езды по улицам города с мигалкой Трепаков посвятил общению по коммуникатору и хаотичному переключению различных каналов. Официальные ресурсы сонно рапортовали о новых столкновениях с партизанами на границе Китайской Африки, в набившей оскомину Шестой провинции, по Всемирному Уральскому Телевидению выступали профессор Киевского университета Мыкола Покобатько и корифей уральского суверенитета, профессор и академик Михаил Жабреев. Они обсуждали принципиальный вопрос о происхождение москалей и их коренном генетическом отличии от окружающего славянского и финно-угорского этноса. По всему выходило, что москали были теми самыми гогами-магогами, о которых с подвыванием вещал на стадионах одиозный пастор Церкви Иисуса Христа Последнего Призыва Элиягу Годворд. Роман Геннадьевич сплюнул и залез на полуподпольный ресурс «Слуховое окно». Говорили, что его контролирует госсекретарь Водянкин. Только этим и можно было объяснить его тотальную осведомленность и возмутительную для военного времени безнаказанность.

Новости были самого неприятного свойства. Во-первых, Пермь даже не пала, а была без боя занята московскими соединениями под командованием, как было написано, «Командующего Восточным фронтом Русской Национальной Армией маршала России Леонида Дробакова». Про Дробакова Роман Геннадьевич что-то слышал, но сейчас было не до воспоминаний, поэтому он просто ткнул по гиперссылке и продолжил чтение новостей. Кроме того, сообщалось, что спешно собралось Уральское правительство (уже 10 минут как заседают! – отметил он про себя), и что министр уральских внутренних дел Ряшкин был остановлен на южном выезде из Большого Екатеринбурга, как намекалось авторами, – при попытке к бегству. Это сообщение более других заинтересовало Трепакова, тем более что связаться с главным полицейским Урала никак не удавалось. Однако никаких разъяснений не было, что ещё более настораживало. Последняя по времени новость сообщала, что председателю правительства Конфедерации финно-угорских народов Юван Ранти с отрядом верных полицейских удалось вырваться из Перми, и в настоящее время он уже встречался с Полухиным, а потом, как сообщалось, собирался вылететь в Хельсинки.

Как оказалось, заседание правительства все-таки не началось. Министры сидели на своих местах, но ни премьера, ни госсекретаря в зале не было, чем и пользовался министр уральской культуры Данила Кубарцев, досаждая коллегам своим не вовремя пробудившимся ораторским даром:

– Да всё понятно, сдали нас как стеклотару, бля, суки драные! Нужны мы им сто лет! Они сматывают удочки, а нам пальчиком грозят, мол, ебитесь, бляди до последнего, да?! Да нас на фонарях тут развесят, как Юркевича! Будем болтаться! На ветру! Пока не поздно, надо объявить эвакуацию! В первую очередь – чиновников правительства, бля, служащих… Ну вот! – красный и взлохмаченный министр ораторствовал пронзительным фальцетом, бегающими глазками оглядывая своих невольных слушателей. – Ведь я правильно всё говорю?! Ведь вы сами сейчас об этом думаете, да? Так и давайте! Давайте не будем тут геройствовать! Рахим Сабитович, хоть вы скажите!

Министр транспорта, сидящий на своём обычном месте недоумённо поднял глаза и затравленно обернулся. Другие члены правительства сидели с отрешёнными лицами, явно тяготясь происходящим.

– Поймите, всё кончено, всё пропало! Надо драпать, драпать надо, в Бухару, к Реджепову, там тепло… Хотя что, надо уж лучше в Афганистан, там тихо, спокойно, горнолыжные курорты.

Трепаков хмыкнул. Последняя поездка Кубарцева в Афганистан обернулась локальным скандалом, когда на том же «Слуховом окне» и ещё кое-где появились скандальные записи сочных порносцен с участием самого Кубарцева и звезды уральской эстрады Ульяна Коробейникова в интерьерах президентского номера Bagram Hilton Resort&SPA. Похоже, про афганский поход министра культуры вспомнил не только он: в разных концах зала заседаний раздались смешки и хмыканья.

Кубарцев на полуслове замолчал и, махнув рукой, сел в кресло.

Повисла неловкая тишина.

– Сегодня у него будет счастливая возможность изложить свои желания лично Реджепову! – ехидно заметил сидящий рядом с Трепаковым министр иностранных дел Касимов. В нескольких словах он сообщил опоздавшему, что премьер-министр Овчинников и госсекретарь Водянкин у президента, слушают беглого финно-угорского президента Ранти.

– А что, Узбек что ли приехал? – Трепаков сделал равнодушное лицо и углубился в изучение ленты новостей. Активизацию Реджепова никак нельзя было причислить к хорошим новостям, особенно на фоне странного исчезновения Ряшкина. Чтоб отвлечься, Роман Геннадьевич решил изучить досье на новоявленного командарма Дробакова. Выданные по запросу биографии не содержали ничего нового, вся та же нелепая карьера выскочки в смутное время. Как и сто лет назад, судьбы России решали странные люди, не пойми откуда взявшиеся. Получалось, что Дробаков был военным, чуть ли не капитаном Российской Армии. И вроде как это его часть пыталась сопротивляться голландцам, которые приехали распускать их по домам. Тогда даже убили одного голландца, Тима Мейстрангена, в честь которого потом назвали площадь в Москве и улицы во многих городах. Короче Дробакова и его товарищей судили и они тихо сидели где-то, пока их не амнистировал зачем-то Юркевич. Чем занимался Дробаков потом, никто не знал. Но сразу после пироговского путча он всплыл и сделал головокружительную карьеру. «Троцкий Новой Русской Армии», по выражению язвительного комментатора World Indian TV Кришнамурти Дахара.

Высокие двери с гербом раскрылись и в зал вошли Полухин, Овчинников и Водянкин. Полухин плюхнулся в своё безразмерное кресло, Водянкин сел рядом с Овчинниковым и положил перед президентом бумажки. Потом, прикрыв микрофон, что-то прошептал кивающему Полухину на ухо. Это было даже не странно, а просто возмутительно. «Господи, что происходит-то?», - покрываясь потом, думал Трепаков, разглядывая своего врага.

…Трепаков всегда не любил Водянкина. Начать с того, что он изначально был из другого клана, из первой волны республиканской элиты, из выдвиженцев Титаренко. Он помнил, как всё начиналось, и упорно пытался делать вид, что всё осталось по-прежнему. Меж тем, возвышение Овчинникова, этой марионетки гнусного узбека Реджепова, было определяющим фактором для целого ряда неприятных ситуаций.

Личная же чёрная кошка пробежала между ним и госсекретарем менее года назад, когда Трепаков неожиданно ощутил пристальное внимание к своему незаметному, но супердоходному бизнесу по обналичиванию денег через Планта-банк. Наведя справки, он наткнулся на Водянкина и сначала просто удивился, а потом испугался: за мерзким парвеню стоял не только Овчинников, но маячила и грозная фигура Реджепова.

Нескладный, длинный, с тонкой шеей и плоским лицом Павел Водянки всем был обязан Овчинникову, своему патрону и благодетелю. Из толщи заурядных чиновников, совсем ещё молодым, неожиданно для всех он стал госсекретарём, отвечая за максимально широкий круг вопросов, и прежде всего – за взаимодействие различных ветвей чиновничьего аппарата. Как выяснилось, занимался он и более тонкими материями. Но манера работать была везде одинаковая: карабкаться вверх Водянкин предпочитал по чужим головам.

Полухин тем временем церемонно откашлялся и оглядел собравшихся. – Господа, фактически сегодня нами предотвращён военный переворот. Да-да, именно так. Армейские путчисты и диверсанты из Москвы готовили мятеж. Вечером, во время банкета, террористы планировали теракт в «Порто-Франко» – там пытались установить распылитель токсинов. Это стало бы сигналом для выступления предателей в армии. Короче говоря, несколько часов назад мы были на грани краха Республики, господа…

Весь зал выдохнул. Сообщённые Полухиным новости были сюрпризом для всех, кроме Водянкина, Овчинникова и привычно молчащего Жихова.

– Я думаю, директор КОКУР нам лучше обрисует ситуацию… – Полухин обменялся взглядом с сидящим в другом конце зала Жиховым и продолжил: – Пожалуйста, Дмитрий Никитич, пожалуйста…

– Я, если можно, с места… – низкорослый толстяк Жихов избегал любых трибун и всякой публичности, так что все присутствующие дружно обернулись в его сторону.

– Значит, докладываю, – Жихов явно был доволен произведённым эффектом и после небольшой паузы продолжил, - террористы арестованы, их вина доказана. Токсины украдены со склада предателями, инструкции – московские. Путчисты в генштабе и военном ведомстве нами уже нейтрализованы. К сожалению, преступникам удалось убить генерала Старцева. Он погиб на своём посту, до последнего сопротивляясь предателям. Благо, мы успели поймать их за руку… Мы произвели аресты и будем их продолжать. Ради сохранения Республики, вы, надеюсь, понимаете… Так что, господа, бдительность и бдительность! – Жихов замолчал и сел.

– Есть предложение ввести военное положение. Указ готов, думаю, завтра утром его обнародуем и проведём через парламент, депутатов уже созываем. Но фактически сегодня всем предлагаю провести работу по своим направлениям, – Полухин переглянулся с Овчинниковым и подписал лежащий перед ним документ.

«Как складно поют! Драматургия – как по писаному! И путч у нас! И всё разом! И этот мудак Старцев так кстати пал смертью героя! Вот бы посмотреть на героическую гибель старого дуралея! А самое главное – у них уже и указ готов! Отлично. А я и не знал. Министр юстиции! Приехали…», – Трепакову стало тоскливо. Как бы не сложилась судьба республики, свою судьбу он видел вполне ясно: надо было убираться, срочно и подальше. Пока не началось. Пока Водянкин и компания под шумок окончательно не прибрали всё к рукам. Если ещё не прибрали. Он испугался собственных мыслей. – Кроме того, предлагается создать Временный Совет Обороны Республики и передать ему полномочия правительства до окончания кризиса! – Полухин снова переглянулся с Овчинниковым и с Водянкиным, после чего, даже не ставя вопрос на голосование, подписал новую бумагу, – Завтра эти документы будут утверждены… ну то есть представлены на утверждение… ну общем в парламент!

«Ну всё. Это конец. Конец!», - Трепаков почувствовал, как потеет. Что ж, все карты биты, Реджепов выиграл и это сражение, и всю войну.

Между тем, спектакль продолжался. В полной тишине на трибуну вышел Павел Водянкин.

– Господа, президент и председатель правительства уполномочили меня кратко довести до вас ситуацию на этот час. Итак, столица Конфедерации финно-угорских народов, город Пермь сдалась мятежникам. Таким образом, на этот час Пирогов и компания разгромили всю систему Рижских соглашений на территориях Русской республики, Поволжской Федерации и Европейской части Конфедерации… Ну и, конечно, в Москве. Господин Юван Ранти, президент КФУН фактически сложил с себя полномочия, о чём он и собирается доложить Постоянному Исполкому Съезда Финно-Угорских Народов в Хельсинки. Правительство Казахстана от имени Евразийского содружества прямо заявило, что любое посягательство на суверенитет Татарстана и Башкортостана будет воспринято как нападение на Казахстан и всё Содружество. По нашим сведением, мятежники воздержаться от каких-либо действий против стран-членов Содружества, и главное направление наступления для них – Урал. Таким образом, никакого «пояса безопасности» между нами и мятежниками больше нет. Столкновение неизбежно, – Водянкин выразительно посмотрел на Касимова, но тот, как истинный дипломат сидел с невозмутимым лицом. – Азиатская часть Конфедерации пока на нашей стороне, впрочем там анархия на грани истерики… Если в ближайшие дни мы не проведём ряд мероприятий по мобилизации всех доступных нам вооруженных формирований, нас может ждать судьба Перми, Самары и Москвы. Теперь, значит, дальше…

Водянкин отпил из стакана воды и продолжил:

– Китайцы будут сохранять нейтралитет, им не до нас, у них кризис в парламенте и проблемы в Африке. Президент Республики прямо задал этот вопрос официальным лицам и получил такой ответ. Кроме того, и это вы тоже знаете, у Пирогова есть сторонники в Пекине, так что если они хотя бы сохранят нейтралитет – это уже будет большое дело. Американцы готовы помочь деньгами и влиянием, но не вооружёнными силами. Госпожа Фернандес, как вы знаете, сторонница невмешательства. Слава богу, в ЦРУ есть мыслящие люди. Но об этом позже. Итак, американцев ждать не стоит, как и японцев. Те могут вмешаться, только если пироговцы дойдут до Владивостока и возникнет угроза Курилам и Сахалину. Нам, как вы понимаете, это не очень подходит! – он мрачно хмыкнул и снова оглядел зал.

«Фигляр дешевый!», – Трепакову захотелось пойти куда-нибудь, покурить или даже выпить. От бессилия он сверлил Водянкина ненавидящим взглядом.

– В Европе, как вы понимаете, все заняты Африкой, и им пока не до нас. На Украине в Раде социалисты имеют большинство, от них чего-то можно ждать только если москали попытаются отнять Донской протекторат. Впрочем, как член Совета Безопасности ООН, Украина несомненно сыграет против мятежников. Байкальская Федерация в очередной раз впала в жесточайший кризис и сейчас вообще непонятно, чем там всё кончится. Главная проблема – в сильных промосковских настроениях в Иркутске, так что в случае разрастания мятежа мы можем получить проблемы и на востоке. Как мы все помним, в Сибири только недавно были подавлены аналогичные выступления… Теперь о хорошем, господа! Казахстан подтвердил верность союзническим договорам и готов нам помочь. Как вы знаете, корпус генерала Бардамбаева находится у нас, и сейчас казахи уже выдвинулись на пермское направление…

На заднем плане возникла голографическая развёртка местности, по которой передвигались условно обозначенные соединения.

– Кроме того, казахи уже заняли Астрахань и готовы двинуться далее, на Волгоград, - было слышно, что Водянкин волнуется и ему непривычно так много говорить перед собранием. Он сделала паузу и снова отхлебнул воду из стакана. «Эх, казахи, казахи… Бардамбаев или куплен на корню, или просто не хочет…не захотел вмешиваться… Вот так с ними дело иметь, с азиатами!», - Трепаков мрачно разглядывал карту, мысленно прокладывая кратчайший путь из Екатеринбурга к Астане.

– Есть ещё хорошие новости. Правительство Дальневосточной Республики уже прислало нам на помощь легендарную Первую добровольческую дивизию, что было обещано нам несколько дней назад. Готовится переброска бригады «Витус Беринг»…

Бригада морской пехоты «Витус Беринг», была второй боеспособной единицей дальневосточной армии. Её сформировали американские инструкторы из мрачных личностей всех национальностей Азиатско-Тихоокеанского региона. Командовал ею бригадный генерал Рамон Санчес, филиппинский головорез с мутной биографией и явной связью с ЦРУ… Уже то, что правительство ДВР прислало корейскую дивизию на Урал и выразило готовность прислать еще и «Беринга», могло однозначно трактоваться как активная работа американцев. Не было и большим секретом, что самой Уральской республике похвастаться было нечем: Уральская Республиканская Гвардия была годна только для локальных карательных операций, Уральская Армия существовала всё больше в воображении своего командующего, покойного генерала Старцева. Впрочем, ходили слухи, что где-то вроде шло срочное формирование нового боевого формирования из беженцев с мятежных территорий и добровольцев под руководством инструкторов из Евросоюза. – Сибирская республика обещала прислать своих наёмников, и это тоже чрезвычайно хорошая новость, господа: недавно они успешно подавили промосковский мятеж и показали себя с лучшей стороны! – Водянкин старался источать оптимизм. – Кроме того, финны настроены крайне воинственно. Разгром Конфедерации стал для них шоком, я думаю на первом же заседании европарламента финские депутаты поставят прямой вопрос о вмешательстве Европы в наши дела… Скорее всего, их поддержат и норвежцы, Поморская республика под большой угрозой, там уже проходят промосковские демонстрации. Впрочем, архангельское правительство настроено решительно, я имел разговор с генералом Рыбаковым, они в ближайшие часы вводят военное положение и начинают тотальные аресты всей промосковской шушеры… Таким образом, в ближайшее время, по нашему мнению, ситуация должна войти в финальную стадию, – Водянкин несколько секунд помолчал, оглядывая слушателей. Министры молчали.

– И ещё. Буквально вот полчаса назад были получены все подтверждения, и я могу объявить: послезавтра у нас, в Екатеринбурге, во Дворце Республики пройдет чрезвычайное совещание глав государств и правительств стран Рижского договора. Не всех, а, так сказать, восточного блока… Остальные встречаются в Петербурге. На повестке дня – активная мобилизация всех ресурсов. Мы должны приложить максимум сил для разъяснения населению необходимости вооруженного сопротивления мятежникам, в том числе и на территориях других государств! Иллюзия демилитаризации построссийского пространства рухнула!

Трепаков с язвительным интересом посмотрел на Касимова, а потом на Овчинникова. Теоретизирование Водянкина на темы внешней политики в другой ситуации было бы откровенно неуместным. Касимов между тем изображал лицом крайнюю вовлечённость в ситуацию, хотя было ясно, что рассуждение о международных делах их уст Водянкина его смутило, особенно – контакты с официальными лицами Поморского правительства через голову МИДа. Овчинников удовлетворенно кивал, рассеяно улыбаясь.

«Тряпка! Докиваешься ты со своим Пашкой!», – с ненавистью подумал Трепаков.

Жесточайший кризис, кровавое столкновение, революция и мятеж – это всегда переворот в элите. Трепаков вдруг ясно понял, что дальнейший рост напряжённости смоет не только его, но и Овчинникова, и Полухина и ещё многих других – всех тех, кто последние годы прекрасно себя чувствовал в тихом болоте пост-России и истово верил в нерушимость реальности, подпираемой какими-то там подписанными в Риге бумажками. Но пришла война, время выбирать и отвечать за свой выбор: победа Пирогова стала бы для многих трагедией, но от неё всё-таки можно было бы успеть убежать к припрятанным в банках Астаны сбережениям, а вот от вдруг оказавшегося таким возможным триумфа новой генерации политиков скрыться будет куда труднее. Трепаков совершенно чётко осознавал, что такие как Водянкин не станут церемониться, и после неизбежного подавления пироговского мятежа (которому Роман Геннадьевич вдруг стал искренне желать удачи) создадут новый мир, в котором ничего не останется ни от России, ни от всего этого балагана, называемого Рижской системой.

Заседания правительства закончилось и Трепаков, торопясь и боясь, побежал в свой кабинет. Уходящие минуты гулко отдавались неприятным стуком в висках. Он снова думал о своем будущем и вновь приходил к выводу: чем бы не кончилась вся эта заваруха с Пироговым, на глазах возникала совершенно новая реальность и ему, Роману Трепакову, в ней не было места.

7. Вечерний досуг

…Завершить еженедельный аналитический обзор для «Eurasian Review» так и не удалось, вдохновение улетучилось и стало тоскливо. «Кому всё это сейчас нужно? Пока допишу его, уже и обозревать нечего будет», – в такие моменты Сева Осинцев обычно заходил в одну из компьютерных сетей и ввязывался в какую-нибудь бурную дискуссию, коротая таким образом остаток рабочего времени.

С его служебного коммуникатора можно было зайти во все существующие мировые и локальные системы – хоть в полумёртвый Internet, хоть во Freenet, хоть в Eurasnet, хоть в Chinenet или новомодный Transys.

Промосковским пользователям были доступны только два последних варианта, но и это фактически сводило всю информационную блокаду на нет.

На промосковских сайтах публика упражнялась в угрозах и проклятьях «предателям». На сайте Информационного Канала «Великая Русь», официального рупора нового московского режима, шла ожесточённая полемика.

Самой новой была тема: «Готовьтесь, братья-уральцы, час освобождения близок!». Так называлось зачитанное вчера по московскому телевидению пироговским министром информации Бурматовым обращение Русского Народного Собора, новой московской «партии власти». Московское телевидение фактически вещало только в компьютерных сетях, где Сева его и смотрел иногда, для интереса и по долгу службы (Тот же Водянкин требовал, чтоб ответственные сотрудники идеологического фронта были в курсе московской пропаганды), увидеть же его картинку на обычном коммуникаторе или телеприёмнике было невозможно. Как только «Останкино» было взято сторонниками Пирогова и под грохот вышибаемой двери лицо канала «Московия-ТВ», лощённый журналист Клим Салбазов успел прокричать последние призывы «сохранять спокойствие и выдержку, выполнять распоряжения Администрации ООН (Салбазов, очевидно, только потом узнал, что глава ооновской Администрации Москвы, отставной португальский генерал Франсишку д’Оливейра, покинул город за несколько часов до того) правительства Города Москвы, всемерно оказывать содействия Московской Гражданской Самообороне», была задействована американо-европейская система тотального подавления телесигнала, которая сделала невозможным любое открытое вещание из Москвы или любого другого города пироговской «России». Мало того, что московскую картинку не видели не только за пределами «России», но и в её границах, так по всем каналам на территорию, контролируемую новым московским правительством принудительно транслировались только «нужные» каналы: «Голос Америки», «Евроньюс», «ТВ-Свобода», «Всесвітнє Українське Телебачення» и официозные каналы Санкт-Петербурга, Балтийской, Уральской, Сибирской Народной и Дальневосточной республик, а также официальный канал Байкальской Федерации. Кроме того, был ещё и так называемый «диверсионный» канал, который периодически возникал в эфире и призван был изображать собственно «российское» телевидение, якобы вещающее от имени московского правительства. Обычно там выступали какие-то обезьяноподобные существа, зачитывавшие приказы о казнях и конфискациях, а также демонстрировали «документальные» кадры массовых убийств и изнасилований. Так вот новости московского правительства можно было узнать только в компьютерных сетях, да и то, если знать нужные места. В общем-то, информационная блокада была достаточно организованной, хоть и не безупречной. Впрочем, всё это было сущей ерундой, умельцев везде хватало, так или иначе, каждый чих из Москвы мгновенно разносился по всем сетям. Это, конечно, бесило.

Сева вздохнул и продолжил чтение дискуссию. «Обломаете вы зубы об уральский хребет, проклятые москали!», – нудел некто «Уральский патриот». «Подожди, чмо, доберёмся и до тебя, ты за каждую букву тут ответишь, козлина!», – парировал «Русич». «Командарм Дробаков – смерть уральских мудаков!», – дразнился «Stalin». «Никакого конструктива!», – подумал Сева. «Мы же один народ, одна нация, как мы докатились до такого развала? Неужели вы там у себя на Урале не видите, что вами манипулируют америкосы, китайцы и жиды?», – прочитал он очередную запись, озаглавленную: «Нам нужна единая Россия!». К горлу подступила досада и он вошёл на форум как «Рассудительный»: «Послушайте, вы, освободители!», – застучал он по клавишам, стремительно свирепея – «Вы что, думаете мы тут только и ждём, пока вы придёте? Ночей не спим, дрочим на вашего мента рязанского? Нихуя подобного, поняли?! Нафиг вы нам тут не нужны, москали проклятые! Только суньтесь – огребете звездюлей по полной! Будем гнать вас до самой Москвы и дальше!». Он хотел ещё что-нибудь добавить, но настроение изменилось. Даже хотел ничего не сохранять, но потом махнул рукой и нажал ввод. Почему он вообще участвует в этих идиотских перепалках? В чём их смысл? Почему он ненавидит незнакомых ему русских ребят, которые пишут всё это из Москвы, Рязани, Твери или Владимира? Почему они ненавидят его? В конце концов, он даже не помнил той России, вокруг которой ломалось столько копий.

…Так случилось, что отца своего Сева совершенно не помнил: его мать была чрезвычайно шустрой девушкой и как-то между делом оказалась «в интересном положении». Уж по какой причине она сохранила ребёнка – осталось тайной. Тем не менее, оправившись от родов и пристроив Севу у бабушки, она продолжила вести прежний образ жизни и в итоге оказалась женой одного местного олигарха средних размеров. В браке она родила ещё двоих детей. Сначала они переехали жить в Москву, а потом, перед самым кризисом – в Америку, где с тех пор и проживали. Сева сначала рос с бабушкой, а после её смерти остался один. Мать изредка ему звонила и иногда даже присылала немного денег, на чём их контакты и исчерпывались. Политикой он стал заниматься года три назад, забросив университет. Причин тому было две – финансовые трудности и общая бессмысленность пребывания в студенческом звании. Изучал он историю Рима, и в какой-то момент решил, что изучать историю каких-то давно вымерших народов, игнорируя происходящее вокруг – занятие глупое и неблагодарное. С такими мыслями он и попал в политическую журналистику – желал описывать историю современности.

Современность оказалась мелкой и суетливой. Тем не менее, он быстро сделал хорошую карьеру. В отличии от своих более зрелых коллег, он совершено не помнил Федерацию и потому писал об уральской политике без туманных аллюзий и полунамёков, воспринимая действующих лиц такими, какими они ему были представлены.

Дата добавления: 2015-08-27