– Во-первых, прибытие корейцев ожидалось завтра. Во-вторых, есть сведения, что они прибыли раньше не просто так… – Сорокин заметно нервничал. – И что? И зачем? Ну правильно, такая сложная ситуация… - Старцев достал из кармана кителя платочек и протер им свой невысокий лоб.
– Товарищ генерал, разрешите я по-простому? По честному? – Сорокин подошел ближе к столу.
– Выкладывайте… Только… Только учтите, я сюда поставлен Президентом! – Старцев понял, что ему хотят сказать, а потому заранее испугался и судорожно начал соображать, что бы ему предпринять для минимизации возможного вреда от этого разговора. «Кабинет прослушивался, и если вести себя правильно, потом всё-таки можно будет отмазаться. И гнать надо этого Сорокина, хоть и жалко. Ну да своя шкура дороже!» - подумал генерал, пытаясь себя успокоить.
– Товарищ генерал, нас слушают, но это уже не важно. – Сорокин сделал ещё шаг вперед и заговорил прямо в ухо Старцеву. – Сейчас всё решают минуты. Или мы сейчас объявим тревогу и поднимем нашу армию... Ну, на случай, если корейцы и КОКУРовцы попытаются нас разоружить…Или…
– Что вы такое нёсете? Кто нас будет разоружать? Что за бред? Вы что, провокатор? Шпион? Я не потерплю тут! – Старцев решил, что даже простое участие в таком разговоре будет для него политически вредным и опасным.
– Да поймите вы, поймите! Еще час или два, и всё! В лучшем случае пойдём строем Пермь штурмовать, чувствуя за спиной пулемёты корейских товарищей! В худшем – просто шлёпнут нас как… как… – Сорокин мучительно подбирал слова, с ненавистью глядя на испуганного генерала.
– Так, что это за тон! Что за самодеятельность! Что тут происходит?! – Старцев собрался произнести какую-то политически выдержанную речь, когда включился настольный коммуникатор и на экране появилось озадаченное лицо адъютанта: «Господин генерал, какие-то люди разоружили охрану у входа и поднимаются сюда».
– Что? Кто? Что происходит, срочно Полухина мне! – Старцев подбежал к окну и посмотрел вниз. На улице было всё спокойно, у центрального входа в министерство обороны стоял американский военный грузовик с закрытым тентом кузовом.
Сорокин попытался с кем-то связаться, громко и изобретательно матерясь. Старцев снова подбежал к столу и, включив коммуникатор, заорал: «Президента, срочно! Немедленно!».
Вместо ответа громко открылась дверь кабинета и министр обороны увидел входящих в помещение корейцев. Низкорослые и коренастые, они были одеты в новый американский камуфляж. Национальность вошедших и традиционные красные значки на лацкане не оставляли сомнений: это были бойцы дивизии имени Ким Ир Сена.
– Спокойнее, господа офицеры, спокойнее! – один из вошедших, явный командир, заговорил по-русски с неприятным скрипучим акцентом и подошел к оказавшимся рядом Старцеву и Сорокину. – Не надо никуда звонить.
– Вы кто? Что вы тут делаете? – Сорокин первым пришёл в себя и попытался перейти в наступление.
– Первая добровольческая дивизия имени Генералиссимуса Ким Ир Сена приветствует вас! – кореец широко улыбнулся и поднес ладонь к козырьку своей камуфляжной кепки – Генерал Пак Чжон Му! Прибыли по приглашению правительства Уральской республики для помощи в уничтожении изменников, шпионов и диверсантов!
– Что за бред! Почему вы здесь? Что за ерунда-то? – Старцев по-бабьи запричитал и попятился. Кореец буквально источал флюиды агрессии и насилия, а вставшие по углам автоматчики с каменными лицами делали атмосферу в кабинете совершенно невыносимой.
– Тебя вообще не спрашивают больше! Тебя приказано убить – спокойно произнёс кореец и без дальнейших пояснений достал пистолет и стрельнул прямо в лоб Старцеву. Генерал, похоже, так и не успел ничего понять, поэтому обрушился на пол с изумленно-плаксивым выражением лица.
– Как… Что вы делаете? Что вы скажете людям? Это же переворот! – Сорокин попятился, не отрывая глаз от корейца.
– Переворот, дорогой мой полковник Сорокин, пытались сделать вы! Поэтому сейчас мы тебя выведем отсюда и отвезем за город, где ты, вместе с твоими друзьями, расскажите вашему другу, полковник Михайлову о том, как вы готовили переворот и за что вы убили эту старую свинью! Или может тебя тоже прям сейчас пристрелить… Или шлёпнуть его? А? – кореец обратился к своему коммуникатору, который незамедлительно ответил ему голосом Михайлова:
– Джонни, давайте по плану… Без самодеятельности! – судя по голосу, Михайлов был несколько сконфужен.
Кореец захохотал.
– Сволочи, иуды! Ненавижу! – Сорокин попытался напасть на него, но был сбит с ног фирменным приемом боевого таэквондо.
Генерал Пак бросил несколько отрывистых фраз по-корейски, его подчиненные засмеялись, и, вывернув Сорокину руки, подняли его с пола и потащили вон из кабинета.
* * *
– Откуда они берутся? Ну вот откуда? Они ж не с Марса прилетели, не в пробирках их вырастили! Они ж все кем-то были при Путине, и даже, наверное, при Ельцине! – Саша Гарифуллин сплюнул под ноги, потом оглядел присутствующих и уже с меньшим энтузиазмом стукнул кулаком по покрашенной выцветшей зеленой краске стене аудитории.
Никакой особой реакции не последовало, а министр иностранных дел Касимов продолжал ораторствовать на большой телепанеле под потолком аудитории, комментируя ситуация в Поволжье.
Популярнейшее политическое ток-шоу Всемирного Уральского Телевидения в последнее время регулярно выпускало в эфир Министра иностранных дел Республики. На сей раз он бодро рапортовал о широчайшей антимосковской коалиции, единство которой стало еще более несомненным в последние недели, на фоне вероломства «преступной клики Пирогова».
– Давайте скажем прямо, господа, нынешнее положение дел в Западной Евразии крайне противоречиво! Мы с самого начала отдавали себе отчёт в том, что весь этот бардак в московском регионе ничем хорошим кончиться не мог! И вот теперь мы видим хаос в Поволжье, мы видим, как кровавый сапог московских мародёров втоптал в грязь независимость и суверенитет финно-угорских народов! Под угрозой мир во всем центрально-евразийском регионе! – министр привычно уклонялся от употребления термина «Россия» и всех его производных, и, надо признать, ему это удавалось лучше всех других высокопоставленных ораторов. Даже президент республики, хитрый и осторожный Полухин всё-таки иногда сбивался и начинал рассуждать о «бывшей России», ну а министр транспорта Сабитов вообще однажды закончил свою речь на банкете по случаю визита в Республику делегации из ДВР пожеланием «и впредь работать в направлении дальнейшего углубления интеграции российских регионов». Тогда повисла неловкая пауза, и в глухой тишине нарочито громко прозвучал ехидный шепот популярного телекомментатора и известного острослова Максима Бубарского: «…потому что вместе мы должны сделать Россию единой, сильной…» Все, конечно, смеялись, даже американский посол Гарри Басаврюк. Не смеялся только побелевший Сабитов. Он так и стоял на трибуне, пока Полухин не вывел его из ступора, хлопая по плечу и приговаривая: «ну и дал ты нам всем просраться, Рахим Сабитович!».
– Телезрителей очень волнует вопрос, что же на самом деле происходит в московском регионе, а теперь и в Поволжье? Татарская диаспора обеспокоена возможностью оккупации Татарстана! – с подчеркнутой озабоченностью в голосе задала очередной вопрос ведущая ток-шоу «Час Пик» Наталья Гольц.
– Ну пока нет сведений, что Пирогов посмеет напасть на Евразийское содружество. В то же время, мы рассчитываем на политическую и военную поддержку со стороны руководства Казахстана и других стран Содружества. Что касается контролируемой кликой территории, то точных сведений у нас нет, как вы все знаете, сообщение прервано и прервано прежде всего в интересах сохранения порядка и законности в нашем государстве, хочу это подчеркнуть! К сожалению, слухи доходят самые тревожные: убийства, изнасилования, мародёрство, голод… Короче говоря весь спектр типичных для самых мрачных страниц московской истории, с позволения сказать, политических приёмов – тут Касимов снова сел на своего любимого конька и дальше поскакал по проторенной одиозным профессором Жабреевым дорожке антимосковской риторики:
– Мы должны всегда помнить: насилие – это корневой стержень московской политики. Москва – это город насилия и убийства, торгашества и лицемерия! Сотни лет кровавые московские империалисты на трупах угнетенных народов строили своё зловещее царство зла! Слава богу, недавно, казалось бы, этот ужасный период в истории Евразии и Урала закончился и Москва стала рядовым городом… Но увы! Принятые меры, судя по всему, были недостаточны! И вот результат, мы все его видим! Банда подонков и изменников, призрев присягу и закон захватили власть в Русской республике и пытаются вернуть Москве её мрачный статус столицы империи Зла. Попраны наши святыни – Рижские соглашения! Попраны все нормы международных отношений! И что там теперь происходит – я не знаю! И никто не знает. Однозначно интерпретировать данные со спутников лично я не берусь…
– Неужели всё-таки слухи о массовых убийствах достоверны? – делано испугалась Наталья Гольц.
– Лично я в этом не сомневаюсь. – Касимов придал своему лицу максимально возможное трагическое выражение, – Страшно про такое говорить… Но может ли быть что хорошее из Москвы? Надо готовиться к самому худшему. Надо быть готовыми, в случае необходимости, отстоять родной Урал от московских орд убийц и мародёров! И я уполномочен вас заверить, сограждане, что мы своё отечество сумеем защитить! Наши союзники подтвердили верность договорённостям, а вместе – мы сила, способная отстоять демократию и порядок в Центральной и Западной Евразии! Весь цивилизованный мир надеется на нас и готов нам помочь…
– Спасибо вам, Константин Андреевич! А мы прощаемся с вами, уважаемые телезрители! – Наталья Гольц заглянула в камеру сквозь очки и бодро оттараторила анонс: – Завтра в «Часе Пик»: итоги выборов в Казахстане прокомментирует директор Центра Евразийского Мониторинга Василий Обрезков…
– Нет, ну вот скажите мне, откуда они берутся, все эти министры и директора? – Саша снова попытался вызвать присутствующих на политическую дискуссию.
– А ведь это очень интересный вопрос! Я бы даже сказал – философский вопрос – в аудиторию незаметно вошел Роман Трепаков, министр юстиции и, по совместительству, заведующий кафедрой конституционного права Уральской Академии Государственной Службы. Его внезапное появление в разгар рискованной политической дискуссии заставило всех замолчать и рассесться по местам. Роман Геннадьевич выключил телепанель и задумчиво взошел на кафедру.
– Я вот первый раз задался этим вопросом давно, году в 92-м – Трепаков провел рукой по идеально уложенной шевелюре, – Шли какие-то тоже новости и показывали прибалтийского министра… Тогда ещё непривычно было понимать, что Прибалтика – это уже не наша страна… Знаете, меня как молнией поразило: такой весь респектабельный, европейский, говорит не по-русски! Между тем, он совершенно точно начал карьеру ещё при советской власти, явно был пионером, комсомольцем и так далее… И потом постоянно обращал на это внимание: столько появилось потом политиков, президентов, священников – и все искренне делали вид, что никакого «до..» у них не было. Так что нынешние наши деятели – они вот оттуда ещё. Вы думаете, Касимов этот всегда что ли был таким вот уральским националистом? Дудки! Он был в Кургане какой-то мелкотравчатой шишкой в правительстве, отвечал за внешнеэкономические связи, и членом «Единой России» был. Просто когда всё накрылось тазом, он первым у себя там начал топтать портреты и срывать триколоры. Так и выбился! Но давайте посмотрим на проблему с другой стороны, мои юные друзья, а что, собственно делать? Что должен делать мыслящий человек – я не имею в виду Касимова – в условиях краха окружающей его реальности?
– Бороться? – ехидно спросил Саша Гарифуллин, не в силах подавить в себе полемический задор.
…Происхождение самого Трепакова было тоже широко известно, правда в парадной, самим Трепаковым придуманной версии. Успешный юрист, он несколько раз участвовал в выборах, был членом «Единой России», но удачно сориентировался в момент Кризиса. Публично покаявшись в своих заблуждениях и многословно прокляв «ненавистную тиранию», он стал ближайшим сотрудником Михаила Иванкина, главного творца новой уральской конституции. Карьера Иванкина на суверенном Урале закончилась быстро: он пытался вмешиваться в текущую политику, за что был лишен всех постов и спустя некоторое время тихо умер от неожиданного рака. Именно тогда Трепаков присвоил себе лавры главного творца суверенной уральской юриспруденции и при прошлом премьере Титаренко вообще ходил в преемниках. Впрочем, его заслуги были высоко оценены и на самых высоких международных уровнях, а потому во всех уральских кабинетах, даже после падения Титаренко, он неизменно оставался Министром юстиции, сохраняя за собой кафедру в Академии и развлекая себя редкими лекциями.
Очевидно, именно причастностью к созданию государства объяснялась его манера смело высказываться на спорные темы и даже подшучивать над системой, к созданию которой он приложил немало усилий и душевных сил. Впрочем, его благодушие и готовность к диалогу на опасные темы было маской. Уж кто-кто, а Трепаков был самым горячим сторонником сохранения построссийской системы и вполне можно было ожидать, что кое-кто из участников поддерживаемой им дискуссии мог нажить себе серьезные проблемы.
– А с кем? С кем бороться? – Роман Геннадьевич оперся на кафедру двумя руками и оглядел аудиторию первокурсников. – Давайте перенесемся на тысячелетия назад, в эпоху заката Рима… Вот что должны были делать все эти последние римляне в условиях крушения Западной Империи? С кем бороться, если лично у них не было ни армии, ни возможности её собрать? Против них была история, вся логика прогресса. И они сделали то, что всегда делали мыслящие люди в подобных ситуациях, во всём мире и во все времена – попытались встроиться в варварское общество, внести в него что-то своё, попытаться изменить его изнутри! С кем, например, должен был бороться я, когда в конце 1991 года, не предпринимая никаких усилий оказался в другой стране? Вы всё это пережили недавно, ну если пережили, и вам кажется, что ваш опыт уникальный. Но – увы! Всё это уже было в веках, друзья мои… Это было и после 1991 года, когда люди еще много лет не могли смириться с крахом коммунистического режима. Но ведь в итоге смирились! Так что пора уже смириться и с исчезновением России. Это факт и единственная объективная реальность, другой нет и не будет, чего бы там не сочиняли московские фантазёры. Да-да… Надеюсь, я смог дать вам информацию для размышления? А теперь перейдём к анонсированной лекции по фундаментальным основам конституционного права Уральской республики и других государств Рижской системы, ибо для этого мы тут и собрались…
5. Уроки Истории
Трепаков откашлялся и достал из внутреннего кармана пиджака свёрнутые бумаги и разложил их перед собой.
Начнем с самого главного. А что самое главное в современном мире? Демократия, друзья мои. И главное отличие нашей Уральской республики и других построссийских государств от докризисной России – в том, что демократический путь развития не только декларируется нашей конституцией, но неуклонно претворяется в жизнь.
Трепаков вполне мог соревноваться с нелюбимым им Касимовым в мастерстве употребления терминов, помогающих не говорить о России не только в настоящем, но даже и в прошедшем времени.
Есть ли у нас демократия? Несомненно, демократия у нас есть! Как вы, надеюсь, знаете, в нашем государстве свободно и равно конкурируют две крупные политические партии – Республиканская и Народная. Раз в три года мы избираем нашу Думу и каждый может выбрать для себя более близкую лично ему концепцию развития нашей суверенной и независимой Родины. Это и есть демократия, друзья мои. Конечно, кое-кто постоянно муссирует тему: а почему ни одна из существующих партий (а кроме упомянутых мною у нас их ровно семь, запишите куда-нибудь!) не выражает мнение той жалкой и ничтожной горстки несознательных граждан, которые до сих пор скорбят по единой стране, которая когда-то существовала в том числе и на территории Уральской республики?! – Трепаков улыбнулся собственному цинизму и продолжил:
– Так вот про это мы сейчас и поговорим. В нашу конституцию, в самую её основу заложена одна аксиома, благодаря которой за рамками политической системы и закона вообще остается проблема, которую некоторые экстремисты упорно пытаются сделать главным вопросом современной политики – назовем её, условно, «российская проблема». Что же имеется в виду? В нашей конституции и во всех прочих конституциях построссийских государств заложен запрет на любое обсуждение возможности того, что кое-кто называет «возрождением России», – оратор чуть заметно поморщился от необходимости упомянуть-таки запретное название.
– Дробление – да, теоретически оно возможно, если часть нашей страны по каким-либо причинам захочет стать самостоятельной. Как вы, наверное, знаете, в Челябинске периодически возникает идея создать Южно-Уральскую республику. Этому процессу никто не препятствует… Как только уважаемым господам из «Южно-Уральского Союза» удастся собрать остаточное количество голосов – этот вопрос будет всесторонне рассмотрен… Полная свобода! Но объединение с другими государствами – нет. Хочу обратить ваше внимание: любые публичные разговоры о «возрождении России» и вообще употребление термина «Россия» применительно к Уральской республике или любому другому государству не только неконституционно, но и незаконно, согласно действующему уголовному кодексу. Так что помните об этом, господа будущие юристы и чиновники! – Роман Геннадьевич посмотрел прямо в глаза Саше.
– Эта тонкость является следствием так называемой доктрины Бейдса-Качека. Об этих двух господах надо упомянуть особо, чтоб понять истоки и корни построссийской конституционной системы и вообще современного законодательства. Уроки истории всегда полезны, господа, даже если она совсем недавняя. Итак, после Кризиса и последующего введения на территорию тогдашней Российской Федерации временного контингента войск встал вопрос будущего её территорий. Были созданы три рабочие группы – одна в США, под руководством сенатора-республиканца от Оклахомы Дональда Бейдса. Вторая – в Европе, под руководством Специального Комиссара Европейского Союза, чеха Славомира Качека и третья – при штабе Временной Международной Администрации, располагавшемся в Голицыно. За несколько месяцев её существования в ней несколько раз менялись руководители, упоминать о них сейчас нет смысла, имеет смысл вспомнить лишь секретаря группы Григория Ягушенко, который стал потом первым президентом Русской республики. Эти три группы должны были подготовить свои предложения по поводу будущего России, на основании которых Рижская конференция должна была принять решения.
Трепаков не любил упоминать о том, что и сам участвовал в работе этой группы. И не потому, что стеснялся своего нахождения в ставке оккупационной армии, а потому, что тогда он был человеком несамостоятельным и, пока члены рабочей группы ночи напролет кроили карту России и до хрипоты спорили о новой конституции, он только сидел в заднем ряду, изредка выполняя какие-то поручения посланника Собрания Депутатов Уральского Округа, того самого покойного Иванкина.
* * *
…Вид покорённой Москвы тогда поразил его. Он прибыл в Домодедово на германском военном самолёте, и несколько дней жил в гостинице «Метрополь». В ожидании вызова в Голицыно, он совершал короткие вылазки в затаившийся город, вглядываясь в лица прохожих и пытаясь понять, что они сейчас чувствуют. Все ворота в Кремль были закрыты, а над кремлёвским дворцом развивался синий флаг ООН.
Не работали банки, были закрыты магазины и рестораны. В «Метрополе» кормили натовскими солдатскими обедами, но водку выдавали в неограниченных количествах. Вечерами представители разных регионов собирались где-нибудь в уголке небольшими группами, пили и делились своими историями.
…Особенно запомнился Роману Геннадьевичу первый такой вечер. Сидели в номере представителя одного из приволжских регионов, но больше всех шума производил краснорожий крепкий мужик, громко делившийся c окружающими историей своей жизни:
– Я же как только Путин стал премьером первым начал кричать – ура! Мудак! Первым вопил! Я тогда в нашей думе депутатом сидел… Мне бы подумать головой своей, – он выразительно и звонко шлепнул себя по лысеющей голове, – но нет, что вы! Я давай бороться, в эту гребаную партию первым вступил! Сколько денег в Москву перетаскал – страшно вспомнить! Утвердили меня… Я же у этих пидоров был председателем политсовета! Блядь, да я в губернаторы собирался, понятно?! Уже со всеми договорился, денег начал заносить – и тут – хуякс, и отменили всё разом. Никаких, бля, выборов, оставили нашего старого хрена сидеть. Ага, ну а он уже и в партию тоже вступил… И тут мне дали похохотать… начались проблемы по бизнесу... А потом меня попёрли с должности партийной сначала, какого-то гэбэшника посадили, а потом и из партии и сразу – суды-муды, незаконная приватизация, то да сё… Еле вырвался, раздал всем взятки, лыжи смазал и в Европу. Вот только сейчас решил приехать, посмотреть что куда…
– Игорёк, а у вас там был такой Курдюков, водкой занимался – спросил из тёмного угла один из гостей. Трепаков уже не помнил, в каком регионе Игорек возглавлял во время оные политсовет «Единой России», но история была для собравшейся компании типической.
– Был такой… Угу… – Игорек пьяно кивнул головой и икнул, – Он просился в политсовет ко мне, когда я там уже был, но мы его, суку, даже в партию не приняли. Хотя… Чего теперь? Его арестовали первым в области. За злоупотребления, нарушения, организованная преступность… Я ещё дурак радовался, хотя бежать надо было уже тогда. Эх… Может, меньше бы успели отобрать? – Игорёк снова взялся за стопку.
– Так он жив? – не унимался собеседник.
– Ну если в тюрьме не убили, то жив. Ему предлагали отдать всё добром, он, говорят, упёрся, ну и всё по-беспределу подербанили… Жена всё продала по дешёвке что осталось и уехала куда-то. В коттедже его потом вроде какой-то гэбэшник жил.
Тогда Трепакова поразило, что окружающие его люди были очень разными и не производили впечатления граждан одной страны. Слушая делегатов из Владивостока и (тогда еще!) Калининграда, он ловил себя на мысли, что их проблемы и сама их жизнь совсем не похожи на его. Объединяло их, пожалуй, одно: эти мужики совершенно не рефлексировали на тему, что стало с их страной и почему. Виноватых они знали поимённо и не жалели для руководства рухнувшей Федерации самых непечатных оборотов. Тогда Трепаков окончательно убил в себе оставшийся патриотизм изящным тезисом: на самом деле, России уже не было к моменту кризиса. Была большая такая территория, в разных концах которой жили разные люди, с совершенно разными проблемами. И всего-то их объединял язык и свора жадных и бестолковых бюрократов в Москве, которые, своим презрением к подданным и общей бездарностью, и довели страну до краха. С таким настроением он сел в поблескивавший на солнце автобус, который повёз его и других постояльцев «Метрополя» в Голицыно.
…В советское время в подмосковном городе Голицыно был командный пункт РВСН СССР. Именно там, вблизи легендарной Барвихи и эпического Рублёвского шоссе размещалось командование оккупационных сил и Временная Международная Администрация. Высокопоставленные офицеры жили в оставленных хозяевами шикарных особняках начала века, а солдат разместили в рублевским супермаркетах, ставших импровизированными казармами. Собственно говоря, никакой особой роли в разработке предложений никто из приезжавших в Голицыно посланцев с мест не внёс. Как он понял многим позже, это был такой пиар: мол, в обсуждении будущего страны участвуют представители всех регионов. Реально же активными игроками были господа, чьи физиономии периодически мелькали по центральным каналам с конца 90-х. В общем, несколько дней потусовавшись на «дискуссионных клубах» и дважды поприсутствовав на заседании рабочей группы, он отбыл в Екатеринбург, чётко поняв одно: в Галицыно разыгрывается спектакль для дураков, а умным людям надо ждать указаний от организаторов балагана. Позиция оказалась верной: во-первых, в регионы очень быстро прибыли советники из Европы и США, которые в общих чертах сформировали переходные органы власти, так что самым перспективным было делать, что говорят, и шире улыбаться. Во-вторых, прибывшим на Рижское совещание делегатам от регионов были вручены готовые заранее рекомендации и разработки по организации структур власти. Трепаков лично держал в руках запечатанный в пластик диск с надписью For Ural Republic. Конечно, всё было сделано осторожно и в течении несколько месяцев по всей России срочно избранные Учредительные Собрания усиленно «обсуждали» и «готовили» новые конституции…
– Так в чём была суть предложений трёх групп? Начнём с русской группы, условно называемой «Галицинской группой». В её работе принимали участие представители всех регионов… Эээ… ну тогда ещё России. Она представила несколько вариантов развития страны. Первый вариант предполагал сохранение центрального правительства в Москве и в общих чертах возвращение к ельцинской конституции с усилением федеративных моментов и более чётко прописанном разделении властей. Второй вариант предполагал радикальную федерализацию, перенос столицы в Санкт-Петербург и учреждение в России конституционной монархии или поста президента с ритуальными полномочиями. Да, забыл про важное. Все варианты исходили из неизбежности ухода с Кавказа и эта тема даже не обсуждалась, так как устроением этого региона занималась Международная Комиссия по делам Кавказа. Эта комиссия как и современный Кавказ – это отдельная тема, бог с ней. Ну так вот федеративный вариант считался самым перспективным. Ну, был ещё вариант конфедерации, но это считалось экстремизмом, хотя его активным сторонником был Ягушенко, активно его продвигавший. Другой его идеей была Русская республика как часть конфедерации – Трепаков кратко пересказывал им же написанный учебник по конституционному праву, поэтому говорил гладко, не сбиваясь.
– Комиссия же Бейдса изначально исходила из необходимости ликвидации России как целостного государства. Американцы предложили свою схему децентрализации, однако она предполагала постоянное присутствие на построссийских территориях вооруженных сил Евросоюза и США. Надо сказать, что у американцев была масса заготовок по данному вопросу, так что их предложения были самые подробные и выверенные. Европейский вариант был тоньше и предполагал высокую степень политической самостоятельности территорий, с упором на местное самоуправление. Любопытно, что именно в итоговом варианте комиссии Качека было предложено сделать столицей Русской республики Рязань. Короче говоря, после предварительных консультаций в Варшаве и Киеве была сформирована объединенная группа, которая и выработала систему государственного устройства построссийских государств. Именно в рамках её была выработана та самая система сдержек и противовесов, на которой и покоится вся современная конституционная система России… Ну то есть, построссийского пространства.
По аудитории пронёсся смешок. Роман Геннадьевич её проигнорировал, спокойно продолжив свой доклад.
– Надо отметить, что в итоговом тексте доклада сенатора Бейдса Рижскому совещанию были учтены и некоторые идеи Ягушенко. В частности, идея Русской республики была заимствована именно оттуда. Между прочим, для американцев это была крайне сложная проблема: их вообще пугало слово «русский» и они хотели как-то обойтись без него. Но Ягушенко удалось доказать на примере Беларуси и Украины, что отделив русских от обширных территорий и ограничив их государство локальными землями, можно получить демократическое и стабильное государство. Увы, но приходится констатировать, что и тут господин Ягушенко ошибся. Не знаю, помните вы или нет, но именно в Русской республике случился первый кризис власти на построссийском пространстве.
Трепаков на мгновение замолчал и даже как-то вздохнул, посмотрев вдаль. Потом продолжил в прежней спокойной манере:
– После завершения процесса размежевания и учреждения Русской республики Ягушенко выиграл выборы, но уже через три года начались волнения и ему пришлось уйти…
Тут Роман Геннадьевич снова запнулся. Он-то отлично помнил уход Ягушенко. Первый президент Русской республики тогда поставил под угрозу весь хрупкий построссийский мир. Зачем-то ему понадобилось созывать какие-то бесконечные Народные Думы и национальные собрания, на которых неизменно выходили на трибуну всякие тревожные люди вроде Василия Ханьжина, додумавшегося обличать с трибун американцев и европейцев. Да уж, когда в новостях показали, как в Рязани на главной площади стоят сотни людей с флагами «Единой России» (Трепаков тогда даже не смог сразу понять, что это за знамёна такие, а когда узнал – чуть не подавился поедаемым пирожным) и этого самого Ханьжина, требующего немедленно начать вооруженную борьбу с оккупантами, многим сделалось дурно. Тогда экстренно собрали Наблюдательную комиссию, сам Бейдс стучал кулаком по столу и требовал введения войск. В итоге в ультимативной форме комиссия потребовала смены президента. Тут активизировался тогдашний председатель русского правительства Козачёв и срочно провозгласил себя и.о. Президента. Ягушенко куда-то отправили послом, толи на Кубу, толи в Уругвай. Козачёв потом себя переизбрал, но и он оказался слабым лидером и в итоге Наблюдательной комиссии пришлось благословить инициированный спецслужбами приход к власти покойного полицейского генерала Юркевича.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |