35 страница. «Это хорошо, ― подумал Джон

«Это хорошо, ― подумал Джон. ― Не из-за того, что она прошла через все это ― Господи, нет, ни в коем случае». Но теперь их прошлое приобрело больше смысла ― и это заставило его поверить в настоящее.

«Мне так жаль, но я рад, что ты рассказала мне. И я не такой. Мы будем проживать ночь за ночью не оглядываясь назад. Будем смотреть только вперед, ты и я. И только вперед».

Она разразилась тихим хохотом.

― Между прочим, думаю, это тянет на откровения. Ты знаешь столько же обо мне, сколько и я сама о себе.

«Верно… но как вынести это?», задался он вопросом.

Джон поднял руки и медленно показал жестами:

«Послушай, я не знаю, готова ли ты для этого, но в этом доме есть женщина, шеллан Рейджа. Она ― доктор, и я знаю, что некоторые Братья обращались к ней, чтобы разобраться в себе. Могу я вас познакомить? И, может, ты могла бы поговорить с ней? Она очень хорошая и чуткая… и это поможет тебе, как с прошлым, так и с будущим».

Хекс сделала глубокий вдох.

― Ты же знаешь… я живу с этим дерьмом слишком долго ― и смотри, к чему меня это привело. Я глупая, но не идиотка. Да… я хотела бы с ней встретиться.

Джон наклонился и прижался своими губами к ее; а затем вытянулся рядом с ней. Его тело было истощено, но сердце преисполнено такой чистой радостью, как солнечный свет, который он больше никогда не увидит. Он был гребаным немым ублюдком с ужасным прошлым и ночной работой, включающей в себя борьбу со злом и истреблением нежити. И несмотря на все это… он приобрел девушку.

Он приобрел девушку, свою истинную любовь, свой пирокант[131].

Конечно, он не собирался обманываться. Жизнь с Хекс не будет нормальной на большинстве уровней ― хорошая новость в том, что он справился с ее дикой стороной.

― Джон?

Он вопросительно свистнул.

― Я хочу связаться с тобой. Настоящей церемонией. Как перед королем, так и всеми. Я хочу, чтобы все было официально.

Ого… его сердце едва не остановилось.

Когда он сел и взглянул на нее, Хекс усмехнулась.

― Иисусе, что за выражение на твоем лице. Что? Не думал, что я захочу быть твоей шеллан?

«Ни за миллион лет».

Она отпрянула немного удивленно.

― И ты думаешь это нормально?

Это трудно было объяснить. Но то, что было между ними ― это больше, чем церемония связывания или вырезания имени на спине, или обмен обязательствами перед свидетелями. Он не мог сказать, почему так… но она была его недостающим пазлом головоломки, двенадцатой в его дюжине, первой и последней страницами в его книге. И на определенном уровне, это все, что ему было нужно.

«Все, чего я хотел ― это ты. Однако, это случилось».

Она кивнула.

― Поэтому, я хочу соглашения по полной программе.

Джон снова нежно поцеловал ее, стараясь не причинить ей боль. Затем отстранился и произнес губами:

«Я люблю тебя. И я хотел бы стать твоим хеллреном».

Она покраснела. Действительно покраснела. И это дало ему почувствовать себя размером с гору.

― Отлично, значит, договорились. ― Она поднесла руку к его лицу.

― Сейчас и поженимся.

«Сейчас? Когда в… сейчас? Хекс… ты даже на ногах не стоишь».

Она заглянула ему прямо в глаза, и когда заговорила, в ее голосе слышалась боль… Боже… такая боль.

― Тогда ты будешь поддерживать меня.

Джон проследил черты ее лица кончиками пальцев. И когда он это сделал, по какой-то странной причине, он почувствовал, как их обоих охватывают объятия бесконечности, сблизив их… связав навечно.

«Да», ― произнес он губами. ― «Я буду поддерживать тебя. Я всегда буду поддерживать тебя, дорогая, любовь моя».

Когда они слились в поцелуе, Джон подумал, что это была его клятва ей. Брачная церемония или нет… это была его клятва его женщине.

ГЛАВА 70

Трагедия произошла во время суровой зимней бури, и воистину, она была совсем не похожа на долгий труд женщины на родильном ложе. Гибель произошла в мгновение ока… и все же последствия изменили ход жизней.

― Нет!

Крик Тормента заставил Дариуса повернуть голову от дрожащего, покрытого слизью новорожденного в его голых руках. Поначалу ничего не указывало на то, что могло вызвать такую реакцию. Воистину, во время родов было много крови, но женщина пережила их, представив свое дитя этому миру. На самом деле, Дариус только что перерезал пуповину и собирался запеленать младенца, чтобы показать…

― Нет! О, нет! ― Лицо Тормента было пепельно-серым, когда он протянул свои руки. ― О, дражайшая Дева-Летописеца! Только не это!

― Почему бы тебе…

Поначалу Дариус никак не мог понять, что видел перед собой. Было похоже… что рукоять кинжала Тормента торчала из простыней, прикрывающих все еще округлый живот женщины.

А ее бледные, теперь окровавленные руки медленно соскальзывали с оружия, опускаясь по бокам от тела.

― Она его вынула! ― ахнул Тормент. ― Из-за пояса… я… это произошло так быстро… я наклонился, чтобы прикрыть ее и… она вынула его из ножен…

Взгляд Дариуса метнулся к женщине. Ее взгляд был сосредоточен на огне в камине, одинокая слеза скатилась по щеке, когда жизненный свет начал ускользать от нее.

Дариус опрокинул лоханку с водой у кровати в стремлении добраться до женщины… чтобы вытащить кинжал… чтобы спасти ее… чтобы…

Рана, которую она себе нанесла, была смертельной, в свете того, через что ей пришлось пройти во время родов… и все же Дариус не мог не бороться за ее спасение.

― Не оставляй свою дочь! ― взмолился он, наклоняясь к ней с корчащимся младенцем на руках. ― Ты родила здоровую малышку! Открой глаза, открой глаза!

В то время, как звук расплескивающейся воды из перевернутой вверх дном лоханки казался громким выстрелом, от женщины не последовало ни звука.

Дариус чувствовал, как двигается его рот. У него было чувство, что он говорил… но по какой-то причине все, что он мог слышать ― это тихое журчание пролитой воды, пока он умоляет женщину остаться с ними… ради ее дочери, ради надежды на будущее, ради связи, которую они с Торментом готовы были с ней наладить, чтобы она никогда не была одинока.

Почувствовав что-то на своих штанах, нахмурившись, Дариус и посмотрел вниз.

Это не вода капала на пол. А кровь. Ее кровь.

― О, дражайшая Дева-Летописеца…, ― прошептал он.

Воистину, женщина выбрала путь и следовала своей судьбе.

Ее последний вздох был ничем иным, как агонией, а затем голова накренилась на бок, с глазами, казалось, по-прежнему сосредоточенными на лижущем поленья пламени… но на самом деле, она уже ничего не видела и больше никогда не увидит.

Плач новорожденной и капающая вода были единственными звуками в крытом соломой доме Дариуса, которые он мог слышать. И право, именно жалобное хныканье малышки сподвигло его на действия, ибо ничего уже не поделать с пролитой кровью или только что угасшей жизнью. Схватив одеяльце для пеленания, подготовленное для младенца, он бережно завернул в него крошечную малышку и прижал к своему сердцу.

Ох, что за жестокая судьба, пославшая это чудо. И что теперь?

Тормент отвел взгляд от родильного ложа и уже холодеющего тела. В его глазах застыл ужас.

― Я отвернулся всего на мгновение… сможет ли Дева-Летописеца простить меня… но на секунду я…

Дариус покачал головой. Подойдя поговорить, у него не оказалось голоса, поэтому он просто положил ладонь на плечо парня и сжал его, в попытке утешить. Когда тело Тормента обмякло, плач стал еще громче.

― Мать ушла. Дочь осталась.

Дариус наклонился с новой жизнью в своих руках и извлек кинжал Тормента из чрева женщины. Отложив его в сторону, он закрыл женщине глаза и накинул на ее лицо чистую простынь.

― Она не отправится в Забвение, ― простонал Тормент, уронив голову на руки. ― Она обрекла себя…

― Ее обрекли действия других. ― И величайшим грехом среди всего этого была трусость ее отца. ― Она была обречена задолго до этого… ох, беспощадная судьба, она была обречена задолго до этого… Конечно же, Дева-Летописеца должна рассматривать ее смерть с благосклонностью, которую не даровала при жизни.

Ох эта… проклятая… чертова, проклятая судьба…

Со столькими противоречиями в голове, Дариус поднес крошечную малышку поближе к огню, беспокоясь из-за прохлады в воздухе. Оказавшись в зоне тепла, она открыла ротик и раскричалась… и за неимением лучшей альтернативы, он предложил ей мизинец, чтобы она могла его пососать.

Испытывая кричащую в его душе боль, Дариус поудобнее перехватил крошечное тельце и смотрел, как малышка потянулась к свету.

Глаза не были красными. А на ручке было всего пять пальчиков, вместо шести. И соединение пальцев было обычным. Слегка приподняв укутывающую младенца материю, Дариус проверил ножки, животик и маленькую головку… и не обнаружил аномально удлиненные черты лица и конечности, присущие пожирателям грехов.

Грудь Дариуса взревела от боли за женщину, что носила эту жизнь в своем чреве. Она успела стать частью его и Тормента ― даже если не была многословна и никогда не улыбалась, он знал, что она также заботилась и о них.

Они трое были своего рода семьей.

А теперь она покинула эту крошечную малышку.

Дариус перепеленал малышку и понял, что это одеяльце было единственной вещицей, указывающей на признание женщиной ее рождения. На самом деле, женщина сама сделала это одеяльце, в которое сейчас была завернута ее дочка. Это был единственный интерес, проявленный ею за все время беременности… вероятно, потому что знала, каким будет исход.

С самого начала знала, что сделает.

Малышка смотрела на него широко раскрытыми глазами, сосредоточенно хмуря брови, и с чувством огромной ответственности Дариус осознал, насколько уязвима была эта ноша ― оставь он ее на холоде, и малышка умрет в считанные часы.

Он должен сделать для нее все правильно. Это самое главное.

Он должен о ней позаботиться и сделать все правильно. Все с самого начала шло против нее, а теперь она еще и сиротка.

Дражайшая Дева-Летописеца… он сделает для нее все как надо, даже если это будет последнее, что он сделает на земле.

Послышался шорох, и оглянувшись через плечо, Дариус увидел, что Тормент уже завернул тело женщины в простыню и поднял ее на руки.

― Я позабочусь о ней, ― сказал паренек. За исключением того… что его голос совсем не походил на мальчишеский. Он был как у взрослого мужчины. ― Я… позабочусь о ней.

По какой-то непонятной причине, то, как Тормент держал ее голову, было единственным, что видел Дариус: его большая, сильная рука поддерживала умершую так, словно она была жива, прижимая к груди, словно предоставляя ей утешение.

Дариус прочистил горло и забеспокоился, были ли его плечи достаточно сильны, чтобы удержать этот вес. Будет ли полноценным его следующий вдох… его следующий удар сердца… следующий шаг, который должен последовать?

По правде говоря, он потерпел неудачу. Он освободил женщину, но, в конечном счете, подвел ее…

Затем он сделал глубокий вдох и повернулся к своему протеже.

― Яблоня…

Тормент кивнул.

― Да. Я тоже об этом подумал. Под яблоней. Я отнесу ее туда прямо сейчас, и черт с этой бурей.

Не удивительно, что парень собирался сражаться со стихией, чтобы похоронить женщину. Ему, без сомнения, требовалась нагрузка, чтобы справиться со своей агонией.

― Она испытает удовольствие от цветения дерева весной и пения птиц, порхающих на ветвях.

― А дитя?

― Мы позаботимся и о ней, тоже. ― Дариус посмотрел на маленькое личико. ― Найдем для нее тех, кто о ней позаботится, как подобает.

Воистину, они не могли оставить ее здесь. Они выходили на все ночные рейды, а войну не остановить из-за личной потери… Войну не остановить из-за чего-то или кого-то. Кроме того, она нуждалась в вещах, которых, двое мужчин, даже со всеми благими намерениями, никак предоставить не смогут.

Она нуждалась в материнской заботе.

― Еще ночь? ― хрипло спросил Дариус, когда Тормент повернулся к двери.

― Да, ― ответил парень, отперев замок. ― И боюсь, что так будет всегда.

Дверь распахнулась порывом ветра, и Дариус крепче обнял младенца. Когда ветер утих, он посмотрел на крошечную новую жизнь.

Проследив черты ее лица кончиками пальцев, он подумал о том, какими будут для нее грядущие годы. Будут ли они добрее обстоятельств ее рождения?

Он молился, чтобы были. Он молился, чтобы она нашла стоящего мужчину, который сможет ее защитить, чтобы она родила малыша и жила, не хуже любого в их мире.

И он сделает все, что в его силах, чтобы это гарантировать.

Включая и то… что ее придется отдать.

ГЛАВА 71

С опустившейся ночью на особняк Братства, Тормент, сын Харма, нацепил свое оружие и достал куртку из шкафа.

Он готовился не к сражению, и все же чувствовал себя так, словно ему предстояло повстречаться с врагом. И он уходил один. Тор сказал Лэсситеру отвалить и сделать себе маникюр с педикюром, или еще какое подобное дерьмо, потому что некоторые дела требовали личного разбирательства.

Падший ангел просто кивнул и пожелал удачи. Словно точно знал, через какое огненное кольцо собирался прыгнуть Тор.

Боже, чувство того, что парня ничем не пронять было почти таким же раздражающим, как и все остальное в нем.

А началось все с того, что около получаса назад заявился Джон и огорошил радостной вестью. Самолично. Парень так широко улыбался, что реально рисковал заработать пожизненное растяжение лицевых мышц, в придачу к вывихнутой челюсти.

Дерьмо, иногда жизнь такая странная штука. И зачастую это означало, что именно с хорошими людьми случаются самые неприятные вещи. К счастью, не в этом случае. Спасибо Господу, не в этот раз.

И трудно себе было представить двух других людей, заслуживших это сильнее.

Покинув свою комнату, Тор зашагал по коридору со статуями. Счастливое объявление о том, что Джон и Хекс собираются связать свои жизни, разлетелось по всему дому, принося всем столь необходимую новую и такую приятную цель для хлопот. Особенно для Фритца и остальных додженов, которых хлебом не корми, дай устроить грандиозную вечеринку.

Судя по звукам, доносящимся снизу, они уже активно принялись за подготовку к празднеству. Либо так, либо компания West Coast Choppers[132] собирала «харлей» в их вестибюле.

Неа. Оказалось, жужжание исходило от флотилии полировальщиков пола, а не от собирания какого-то мотика.

Остановившись, Тор оперся руками о перила и посмотрел вниз на мозаичное изображение яблони в полном цвету. Наблюдая за тем, как доджены со своими полировальными устройствами проходили по ветвям и стволу, он решил, что иногда все-таки жизнь была правильной и справедливой. Действительно была.

И это единственная причина, из которой он мог черпать силы, чтобы сделать, что запланировал.

Бегом спустившись с парадной лестницы, он махнул додженам, чтобы расступились с его пути, и вышел из вестибюля. Оказавшись во дворе, Тор сделал глубокий вдох и напрягся. У него в запасе было еще целых два часа до начала церемонии. Но он не был уверен, сколько уйдет времени на то, чем он собирался заняться.

Закрыв глаза, он распался на атомы и принял форму… на террасе своего дома, месте, где он прожил со своей возлюбленной добрых пятьдесят лет.

Подняв веки, он не посмотрел на дом. Вместо этого, он запрокинул голову и уставился в ночное небо над крышей. Показались звезды, их мерцающий блеск не могла поглотить еще не полная луна.

Тор задался вопросом, где были умершие? Не были ли среди этих крошечных огоньков души тех, кого потерял?

Где были его шеллан с их ребенком? Где был Дариус? Где были все остальные, ушедшие со своего бренного пути, чтобы поселиться в безмятежности загробной жизни Забвения?

Наблюдали ли они за тем, что происходило внизу? Видели ли они, все происходящее здесь: и хорошее и плохое?

Скучали ли они по тем, кого оставили?

Знали ли, что по ним тоскуют?

Тор медленно опустил голову и мысленно собрался с силами.

Да, он оказался прав… было чертовски больно даже просто смотреть на это место.

То, на что смотрел Тор, было огромной дырой в его доме: стекло раздвижной двери в прежней комнате Джона выбито из рамы, оставив после себя зияющую пустоту.

Когда налетел ветерок, шторы, висящие по сторонам от рамы, легонько колыхнулись.

Ему показалось, что все так очевидно: дом — это он сам, дыра — это то, что осталось после того, как он потерял… Велси. И эта метафора была чертовски верна.

Все еще так тяжело вспоминать ее имя. И гораздо труднее произносить его. Даже мысленно.

В стороне находились с полдюжины листов фанеры, коробка гвоздей и молоток. Фритц привез все, как только Тор узнал о разбитом стекле, но доджену строго настрого было запрещено устранять эту проблему.

Тор самостоятельно занимался починкой в своем доме. Всегда.

Он двинулся вперед, под подошвами его байкерских ботинок хрустели осколки стекла, усеявшие каменную плитку дорожки. Треск стекла преследовал его до самой входной двери. Вытащив брелок с ключом из кармана, он направил его на дом и нажал кнопку отключения сигнализации. Раздался приглушенный «бип-бип», означающий, что система безопасности распознала сигнал и отключилась.

Он мог свободно войти. Детекторы движения были отключены, и он мог открыть любую дверь или окно в доме.

Он мог свободно войти.

Да.

Вместо того, чтобы сделать этот первый шаг, Тор подошел к фанере, взял один лист размером четыре на восемь футов[133], и подтащил его к двери с выбитым стеклом. Прислонив штуковину к стене у двери, он вернулся за гвоздями и молотком.

Ему потребовалось около получаса, чтобы заколотить дыру, и когда он отступил на шаг назад, чтобы оценить свои труды, Тор понял, что выглядит это дерьмово. Остальная часть дома осталась нетронутой, несмотря на тот факт, что он не жил здесь с… убийства Велси. Все было закрыто, и его бывшие служащие довольно неплохо приглядывали за благоустройством и проверяли помещение раз в месяц — несмотря на то, что переехали прислуживать другой семье за город.

Забавно, он пытался оплатить им за то, что они по-прежнему здесь хлопотали, теперь, когда он вернулся в мир живых, но они отказались от денег. Просто возвращаясь сюда по доброте душевной.

Каждый скорбел по-своему.

Тор положил молоток с гвоздями на оставшийся неиспользованный лист фанеры, а затем заставил себя обойти вокруг дома. Совершая прогулку, время от времени он заглядывал в окна. Шторы были задернуты, но несмотря на это, его взгляд проникал сквозь складки ткани, готовый увидеть живущих в этих стенах всех призраков.

Вернувшись в прошлое, он увидел себя, сидящего за кухонным столом, Велси, готовящую у плиты, и их перебранку по поводу того, что прошлой ночью он не убрал свое оружие на место. Снова.

Боже, как она возбуждала его, когда надирала ему задницу.

А проходя мимо гостиной, Тор вспомнил, как заключал ее в свои объятия и заставлял с ним танцевать, напевая ей на ушко вальс. Как грустно.

Она всегда была такой гибкой рядом с ним, ее тело было создано для него, а его — для нее.

У парадной двери… он вспомнил, как приходил с цветами. Каждую годовщину.

Ее любимыми цветами были белые розы.

Дойдя до подъездной дорожки, он свернул в сторону гаражей, сосредоточившись на том, что слева — самому ближайшему к дому.

На том, из которого Велси выехала на «рэндж ровере» в последний раз.

После…. той перестрелки Братство забрало внедорожник и позаботилось о нем, и Тор даже знать не хотел, что стало с этой штуковиной. Никогда не спрашивал об этом. И никогда не будет.

Аромат ее духов и крови — это слишком, чтобы он даже гипотетически мог справиться с этим.

Тор покачал головой, глядя на закрытую дверь. Никогда не знаешь, когда наступит последний раз, когда видишь кого-то или когда в последний раз у тебя будет секс, или когда в последний раз посмотришь в глаза и поблагодаришь Бога за то, что этот человек есть в твоей жизни.

А после его ухода? Все, о чем ты можешь думать — это о том, что не успел ему сказать, о том, что не поцеловал на прощанье в тот злополучный день, а просто махнул рукой, о том, что, воистину, тот день был последним, и та ночь…

День и ночь.

Подойдя к гаражу и обнаружив искомую дверь, он навалился плечом, чтобы открыть ее.

Дерьмо… там пахло все также: сухим бетоном и сладковатым ароматом масла от «Vette»[134] и бензином от газонокосилки «Weedwacker». Он щелкнул выключателем. Господи, место смахивало на музей древностей: Тор узнал вещи из той жизни, хлам, который тогда все никак не мог собраться и выкинуть… но черт побери, сейчас все эти вещи имели значение в его существовании.

Они все были очень важны для него.

Он вошел и поднялся по лестнице на второй этаж. Чердак гаража был полностью отремонтирован, со встроенным отоплением и заставлен вперемешку дорожными сундуками 1800-х годов, деревянными ящиками из двадцатого столетия и пластиковыми контейнерами из двадцать первого.

На самом деле он пришел сюда не смотреть на то, что здесь находилось, а забрать кое-какие вещи и то, что хранилось в старых сумках, спустив их вниз по лестнице.

«Да уж, черт, с этим не дематериализуешься».

Ему нужна тачка. Почему он не подумал об этом?

Оглянувшись через плечо, он увидел «стинг рэй» 1964 года[135], который сам же и реставрировал. Он проводил часы на пролет над движком и кузовом автомобиля, иногда даже дни, что приводило в бешенство Велси.

… — Да ладно тебе, милая, как может сдуть крышу?

— Тор, ну же, задвинь ее?..

— Мм-м, как насчет того, чтобы задвинуть кое-что другое…

Он зажмурился и выкинул это воспоминание из головы.

Подойдя к машине, он задался вопросом, находится ли ключ по-прежнему в… Бинго.

Открыв водительскую дверь, он протиснулся за руль и опустил крышу, как и всегда, потому что на самом деле никогда не мог втиснуться в эту штуковину, если она стояла на месте. Отжав левой ногой сцепление, он повернул ключ и…

Двигатель взревел, словно эта проклятая штуковина заждалась и разозлилась на то, что ее настолько оставили без внимания.

Пол бака бензина. Уровень масла в норме. Двигатель идеально работал.

Десять минут спустя он повторно включил охранную сигнализацию и вышел из гаража с сумками и веревкой, чтобы привязать их к задней части кабриолета. Все получилось быстро и слажено: постелив одеяло на крышку багажника, чтобы не поцарапать краску, он поднял груз и закрепил его.

Придется не разгоняться. Что было непривычно.

Ночь была холодной, поэтому кончики его ушей онемели не успев он проехать еще и мили. Хоть от печки теперь не было толка, зато в его ладонях был хороший и крепкий руль.

Направляясь в особняк Братства, Тор чувствовал себя, словно прошел смертельный квест. И все же не ощущал триумфа от того, что удачно справился с ним.

Однако, решительности ему было не занимать. И как говорил Дариус, готов смотреть только вперед.

По крайней мере, когда дело касалось уничтожения твоего врага.

Да, он с нетерпением ждал, когда все наладится. Начиная с сегодняшней ночи, все, что ему предстоит — это жить, и он ничто, если не готов выполнить свои обязательства.

ГЛАВА 72

Верхом на боевых конях они привезли малышку в ее новый дом.

Семья, которая удочерила ее, жила в отдалении от деревень, и Дариус с Торментом скакали всю ночь после рождения девочки, полностью вооруженные, готовые устранить любое препятствие на своем пути. Добравшись до искомого дома, он мало чем отличался от жилища Дариуса, с соломенной крышей и каменными стенами. Окружающие деревья, обеспечивали защиту от непогоды. Позади строения располагался сарай, в котором содержались овцы, козы и дойные коровы.

Для ведения хозяйства имелись даже доджены, как узнал Дариус прошлым вечером, когда прибыл с просьбой к этой скромной, но благополучной семье. Конечно, тогда он не смог познакомиться с хозяйкой дома. Она не принимала гостей, и Дариус разговаривал только с ее хеллреном, стоя на переднем крыльце.

Когда они с Торментом натянули поводья, цокая копытами лошади, остановились, по-прежнему продолжая беспокойно приплясывать на месте, и их приходилось постоянно одергивать. На самом деле громадные жеребцы были выведены специально для боя поэтому обладали отменным темпераментом, так что после того, как Дариус спешился, его протеже с трудом удалось усмирить обоих коней, крепко ухватив их под уздцы.

На протяжении всего пути Дариус сомневался в принятом ранее решении, но сейчас, по прибытии сюда, он, наконец, все обдумал и твердо уверился, что это наиболее подходящее место для младенца.

Бережно удерживая на руках свой ценный груз, Дариус подошел к двери. Ее отворил сам хозяин дома. Глаза мужчины блестели в лунном свете, но не радость делала их таковыми. На самом деле, слишком знакомая боль утраты проникла в этот скромный обитель — по этой причине Дариус и отыскал именно их.

Вампиры проходили через горе и радости точено так же, как люди: делясь вестями и выражая соболезнования.

Дариус почтительно поклонился джентльмену, несмотря на свой высший статус.

— Приветствую вас, почтенный сэр, в эту хладную ночь.

— Приветствую и вас, мой господин, — очень низко поклонился мужчина, и когда он выпрямился, его добрый взгляд обратился на крошечный сверток. — Надеюсь, холода скоро отступят и станет теплее.

— Воистину, давно пора холодам прекратиться. — Дариус откинул верхнюю часть одеяльца и еще раз взглянул на крошечное личико девочки. Эти глаза, эти привлекающие внимание серые глаза были устремлены на него. — Желаете… сначала взглянуть на нее?

Его голос сорвался, потому что он не хотел осуждения малышки, ни сейчас, ни в будущем — и он сделал бы все возможное, лишь бы не допустить этого. Он утаил часть правды, не раскрыв обстоятельств ее зачатия. Да и как он мог? Кто тогда взял бы ее? И если у малышки не проявятся черты ее второй натуры, никто никогда и не узнает.

— Я не нуждаюсь в осмотре. — Джентльмен покачал головой. — Она — благословение, которое сможет заполнить пустые объятия моей шеллан. Вы сказали, что она здорова. Это все, что нас беспокоило.

Дариус выдохнул, и, не осознавая того, продолжал смотреть на младенца.

— Вы уверены, что хотите отдать ее? — тихо спросил джентльмен.

Дариус оглянулся на Тормента. Взгляд парня горел, он стоял рядом со своим усмирившимся жеребцом, весь скрытый под черной кожей боевых доспехов, оружие покоилось на перевязи на груди и седле, его облик предвещал битву, смерть и пролитую кровь.

Дариус осознавал, что представляет собой подобную картину, когда повернулся обратно к джентльмену и прочистил горло.

— Не откажете мне в одной просьбе?

— Конечно, сэр. Прошу, все, что угодно.

— Я… я хочу наделить ее именем.

Джентльмен еще раз низко поклонился.

— Мы примем это как добрый знак вашего благоволения.

Дариус оглянулся через плечо, переведя взгляд с гражданского на прикрытую из-за холода дверь дома. Где-то там, внутри, в трауре находилась женщина, потерявшая собственного младенца на родильном ложе.

По правде говоря, он кое-что знал об этой темной, пустой тени, когда готовился отдать то, что находилось в его руках, другому. Он утратит часть своего сердца, когда ускачет отсюда по лесистой долине, от некогда разбитой семьи, которую сейчас он сделает цельной, но малышка заслужила любовь, которую ее здесь ожидала.

Голос Дариуса громко раздался в окружающей тишине, торжественно провозглашая:

— Да будет имя твое — Хексания.

Джентльмен вновь поклонился.

— «Благословенная». Воистину, это имя украсит ее.

Последовала длинная пауза, в течение которой Дариус продолжил смотреть в ангельское личико девочки. Он не знал, когда увидит ее вновь. Теперь эта семья стала ее; ей нет нужды в двух воинах, приглядывающих за ней. И будет лучше, если они не станут вмешиваться. Два воина Братства, регулярно посещающие эту тихую обитель? Вполне могут возникнуть вопросы, поставившие под угрозу тайну ее зачатия и рождения.

Дабы защитить ее, он должен исчезнуть из ее жизни, чтобы гарантировать ей нормальное будущее.

— Мой господин? — кротко спросил джентльмен. — Вы действительно абсолютно уверены, что хотите доверить это дитя нам?

— Простите. Конечно… я абсолютно уверен.

Дариус чувствовал, как его грудь горела огнем, когда наклонившись вперед, он передал крошку в руки незнакомца.

Ныне ее отца.

— Благодарю… — Голос мужчины сорвался, когда он принял крошечный сверток. — Благодарю вас за свет, который вы нам даровали во тьме нашей жизни. Воистину, есть что-то, что мы могли бы сделать для вас?

— Будьте… будьте добры к ней.

— Не сомневайтесь, мой господин. — Мужчина повернулся, но затем остановился. — Вы никогда не вернетесь, ведь так?

Покачав головой, Дариус не мог оторвать взгляд от одеяльца, которое мать малышки сделала для нее.

Дата добавления: 2015-11-04