24 страница. Джон был в этом уверен — по крайней мере, в том, через что прошел сам.

Джон был в этом уверен — по крайней мере, в том, через что прошел сам.

— Возможно, его свергли с трона, — пробормотал Роф. — Папочка О решил, что сынок не настолько хорош? Или же новенькая, блестящая игрушка зла сломалась — может, обнаружился какой-то дефект в аномальной биологии Лэша? Я хочу, чтобы мы отправились туда со всей возможной осторожностью, предполагая, что это засада…

Все согласились со словами Рофа, не забыв при этом вставить парочку грубых шуток, включающие в себя задницу Лэша и различные виды приспособлений большого диаметра, воздействующие на нее: самым популярным вариантом стали ботинки 14 размера[68], но этот вариант остался далеко не самым креативным.

К примеру, Джон серьезно сомневался, что Рэйдж смог бы припарковать свой GTO в жопе парня. Или хотел сомневаться.

Боже… что за поворот событий. И все же в этом не было ничего удивительного — если то, о чем они говорили, действительно произошло. Омега, как известно, проходил сквозь главных лессеров как дерьмо выходило из гуся, и его крови в них было не обязательно больше, скорее она была в них, так сказать, более порочна. И если Лэша выкинули на обочину, звонок Братству как средний палец для папочки, был отличным ходом — особенно тогда, когда лессеры были ослаблены из-за посвящения, и поэтому не способны оказать сопротивления.

Братья могли зачистить дом.

«Иисус Христос, — подумал Джон. — Судьба может преподнести странных союзников».

Хекс медленно закипала, стоя рядом с Джоном и изучая помещение, но из-за стола и трона, могло показаться, что кабинет похож на французскую женскую комнату.

Голос Лэша заставил ее почувствовать себя так, словно желудок промыли аммиаком, в нем жгло и мутило, оказывая неприятное воздействие на бедный сэндвич с индейкой, съеденный не так недавно.

И то, что Роф согласился с тем, что Джон имеет полное право вступиться за нее, совершенно не способствовало успокоению.

— Итак мы проникнем туда, — сказал Слепой Король. — С наступлением темноты, все вы отправляетесь по 149 и…

— Я отправляюсь прямо сейчас, — сказала она громко и четко. — Дайте мне пару пистолетов с ножом, и я все проверю не тратя зря времени.

Ла-а-адно. Выдернув чеку из гранаты в центре комнаты и зажав ее, она не смогла бы привлечь больше внимания.

Когда эмоциональная аура Джона потемнела от этого о-нет-ты-не-пойдешь, она начала обратный отсчет до взрыва.

Три… два… один…

— Это конечно очень любезно с твоей стороны, — сказал король, включив на полную режим задобрить-женщину. — Но я думаю, что лучше…

— Ты не можешь мне запретить. — Она опустила руки по швам… а затем напомнила себе, что не собирается нападать на него. Действительно. Она не собиралась.

Улыбка короля была холодна, как сухой лед.

— Я здесь монарх. Что означает, если я говорю тебе остаться здесь, ты, мать твою, остаешься.

— А я симпат. И не твоя поданная. Если говорить по существу, ты достаточно умен, чтобы не посылать своих лучших бойцов… — она обвила рукой комнату с находящимися в ней Братьями, — …в возможную засаду. В отличие от них я сама по себе. Подумай над этим. Ты собираешься потерять одного из них просто потому, что не хочешь выпустить меня на солнышко?

Роф жестко рассмеялся.

— Рив? Не хочешь сказать ей пару слов?

С другого конца комнаты, ее бывший босс и лучший друг, подонок, посмотрел на нее своими аметистовыми глазами, повидавшие слишком много всего.

«Это самоубийство», — мысленно сказал он.

«Не смей удерживать меня, — ответила она. — Я никогда тебе этого не прощу».

«Продолжай в том же духе и прощение будет последней вещью, о которой я буду беспокоиться».

«Я не остановила тебя, когда ты отправился в колонию. Черт, ты связал мне руки, поэтому я не смогла. И теперь ты будешь говорить, что мне можно, а что нельзя? Да пошел ты».

Челюсть Ривенджа сжалась так сильно, что она удивилась, когда он открыл рот и не выплюнул зубы.

— Она может делать все, что пожелает. Вы не можете спасти того, кто сам этого не хочет.

Мужской гнев поглотил большую часть воздуха в комнате, но она была так сосредоточена, что не нуждалась в нормальной работе своих легких.

Одержимость вполне могла заменить кислород. Все, что касалось Лэша служило топливом для ее костра.

— Мне нужно оружие, — сказала она. — Кожаные шмотки и телефон для связи.

Рычание Рофа было низким и глубоким. Словно он собирался попытаться запереть ее здесь, несмотря на решение Рива.

Пройдя вперед, она уперлась руками в стол короля и наклонилась.

— Потерять меня или рискнуть потерять их. Что вы скажете на это, Ваше Высочество.

Роф поднялся на ноги и на мгновение она получила четкое ощущение того, что хоть он и оставался на троне, но все еще был смертельно опасен.

— Следи. За своим. Тоном. В моем гребаном доме.

Хекс глубоко вздохнула и попыталась успокоится.

— Прошу прощения. Но вы должны рассмотреть мое предложение.

Когда повисла тишина, она почувствовала угрозу, исходящую от Джона — и знала, даже если ей удастся обойти короля, у нее нет времени, пройти мужчину у двери. Впрочем, ее уход даже не рассматривался.

Роф грязно выругался.

— Хорошо. Иди. Я не понесу ответственность за твое самоубийство.

— Ваше Высочество, Вы никогда ее и не несли. Никто, кроме меня самой за нее не несет — и корона на вашей или чьей-либо голове этого не изменит.

Роф посмотрел в сторону Ви и прорычал:

— Я хочу, чтобы эту женщину снабдили оружием.

— Нет проблем. Сейчас вооружим.

Последовав за Вишесом к выходу, она остановилась перед Джоном, желая провести по нему рукой… особенно, когда он крепко схватил ее за бицепс. Но суть в том, что у нее пока еще была возможность выйти отсюда до захода солнца и она должна была ею воспользоваться. Если существуют какие-нибудь подсказки о местонахождении Лэша, ей лучше воспользоваться ими, если она хочет первой уничтожить ублюдка. А с приходом сумерек? Джон и Братство собирались разрулить ситуацию — без колебаний уничтожив свою мишень.

Да, Лэш должен заплатить за то, что с ней сделал, и именно она должна вернуть должок. Она уже тысячу раз живьем хоронила сукиных сынов, осмелившихся причинить ей вред, Когда дело касалось веселого слова «расплата».

Тихо, так, чтобы больше никто ее не услышал, она сказала:

— Я не нуждаюсь в защите и тебе известно, почему именно я должна сделать это. Если ты любишь меня, то отпусти мою руку. Или я сама ее вырву.

Когда он побледнел, она взмолилась, чтобы ей не пришлось применить силу.

И не пришлось. Джон ослабил хватку.

Направляясь к выходу из кабинета, она прошла мимо Ви и рявкнула через плечо:

— Ты тратишь мое время, Вишес. Мне нужно немного железа.

ГЛАВА 48

Когда Хекс и Ви вышли, первой мыслью Джона было кинуться вниз и преградить им путь.

Второй — отправиться с ней, хотя это сделало бы его вампирским аналогом Римской свечи[69].

Иисус Христос, каждый раз когда он думал, что хуже уже быть не может, из-под него вырывали коврик и он приземлялся в еще более худшем, дьявольском месте. Она только что добровольно предложила пойти в совершенно незнакомое место, где как она сама сказала, было слишком опасно. И делала она это без разведки, без прикрытия и если с ней что-то случится, он не сможет ей помочь.

Когда Роф и Рив подошли к нему, кабинет снова попал в поле зрения и Джон понял, что все уже разошлись, за исключением Куина, слонявшегося в углу и уставившегося в свой телефон.

Ривендж тяжело выдохнул, четко давая понять, что Джон не один в этой чертовой лодке.

— Послушай, я …

Джон быстро показал:

«Какого хрена ты делаешь, позволив ей уйти?»

Рив провел рукой по ирокезу.

— Я позабочусь о ней…

«Как ты, черт тебя дери, собираешься позаботиться о ней, если солнце для тебя также опасно, как и…?»

Рив прорычал:

— Следи за своим языком, малыш.

Хорошо. Ладно. Легко сказать неподходящие слова в неподходящий день. Джон раскрыл свое сознание, позволяя ему увидеть все и подумал громко и ясно:

«Моя женщина идет туда. Одна. Так что можешь засунуть свои претензии куда подальше».

Рив выругался и пригвоздил Джона взглядом:

— Говорю тебе, будь осторожен с этим это-моя-женщина. Она сама выбирает участников игры, понял?

Первым побуждением Джона было броситься на ублюдка и врезать так, чтобы искры вылетели из глаз.

Рив жестко рассмеялся:

— Хочешь драться? Отлично, я не против.

Он отложил красную трость и сбросил с себя соболиную шубу.

— Но это ничего не изменит. Думаешь, кто-то лучше меня понимает ее? Да я знаю ее дольше, чем ты живешь.

«Нет, не знаешь», почему-то подумал Джон.

Роф встал между ними.

— Все, парни, довольно. Брейк. Вы стоите на превосходном обюссоновском ковре. Заляпаете его кровью, и Фритц так глубоко затолкает его в мою задницу, что я буду харкать вашей кровью в его носовой платочек.

— Послушай Джон, я не пытаюсь заставить тебя отступить, — пробормотал Рив. — Поверь мне, я просто хочу сказать, что знаю каково это — любить ее. Это не ее вина, она такая какая есть, хоть это и дьявольски раздражает.

Джон опустил кулаки. Черт, как бы сильно он не хотел поспорить, сукин сын вероятно был прав.

Ударение на слове вероятно. Он был прав… Джон уже много раз проходил через подобное. Слишком много раз.

«Это точно», — произнес он губами.

Джон покинул кабинет и спустился в фойе, теша себя надеждой, что сможет уговорить ее остаться. Расхаживая по цветастому изображению мозаичной яблони на полу, Джон думал о том объятии, которое они разделили рядом с раздевалкой. Как, черт возьми, они смогли так отдалиться, после такой… близости?

Неужели этот момент вообще был? Или же его глупой, девчачьей стороне только это пригрезилось? Какой идиот.

Десять минут спустя Хекс и Ви вышли из потайной двери под парадной лестницей.

Шагающая через вестибюль Хекс была точно такой же, какой Джон впервые ее встретил: черные кожаные штаны, черные ботинки, черная, обтягивающая мышцы майка. Через руку перекинута кожаная куртка, а на теле столько оружия, что хватило бы на отряд спецназа.

Она остановилась, подойдя к нему, и когда их взгляды встретились, она, по крайней мере, не увидела в нем фигню в духе все-будет-путем. Хекс не собиралась оставаться. Ничего из того, что он мог сказать, не могло бы остановить ее. Это было видно по ее глазам, светящимся непоколебимой решимостью.

Судя по тому, как сейчас обстояли дела, навело Джона на мысль, что ему с трудом верится, что еще совсем недавно она обнимала его.

Как только Ви открыл дверь, не говоря ни слова, она вышла не оглядываясь.

Вишес закрыл за ней дверь, Джон уставился на тяжелые панели, прикидывая, сколько потребуется времени, чтобы прорваться наружу, используя только свои гребаные руки.

За затягом последовал медленный выдох.

— Я дал ей все самое лучшее. Сороковой калибр. Гранаты. По три обоймы для каждого ствола. Два ножа. Новый телефон. И она знает, как этим пользоваться.

Тяжелая рука Ви хлопнула его по плечу и сжала, затем Брат ушел. Его ботинки отстукивали тяжелый ритм. Через секунду потайная дверь с щелчком закрылась — парень вошел в туннель, ведущий к Яме.

Джон подумал, что бездействие — точно не для него, голова начала гудеть точно так же, как тогда, когда Хекс нашла его на полу в душевой.

— Хочешь глянуть телик?

Джон нахмурился от тихого голоса и посмотрел вправо. Тор был в бильярдной. Сидел на диване перед широкоэкранным телевизором, висящим над богато украшенным камином. Ноги, обутые в байкерские ботинки лежали на журнальном столике, а рука покоилась на спинке дивана, направив пульт на Sony.

Тор больше не взглянул на него. И ничего не сказал. Просто продолжил щелкать каналами.

«Выбор, выбор, выбор», подумал Джон.

Он мог выскочить вслед за ней и поджариться. Мог остаться перед дверью, как собака. Порезать кожу ножом. Или налакаться до усрачки.

Из бильярдной послышался приглушенный рев, затем раздались крики людей.

Привлеченный звуком, он вошел и встал перед бильярдным столом. Поверх головы Тора он увидел Годзиллу, выбивающего дерьмо из модели в центре Токио.

Действительно, вдохновляюще.

Джон подошел к бару и налил себе «Джека», затем уселся рядом с Тором и вытянув ноги, также положил их на столик.

Сосредоточив внимание на телевизоре, и выпив виски, он почувствовал, как во всем теле разливается тепло, замедляя в его голове блендер. Затем еще немного. А потом и вовсе стих.

Сегодняшний день так и так будет дерьмовым, но, по крайней мере, он уже не рассматривал вариант пойти прогуляться на солнышке.

Спустя некоторое время, Джон осознал, что они с Тором точно также растягивались на диване, когда Велси была еще жива.

Боже, он был так зол на него, что уже позабыл, как легко и просто было вот так проводить время с Братом. Появилось ощущение, будто они делали так годами: сидели перед огнем — выпивка в одной руке, истощение и стресс — в другой.

Когда Мотра[70] сцепилась с Годзиллой, Джон подумал о своей старой спальне.

Повернувшись к Тору, он показал:

«Послушай, той ночью, когда я был в доме…»

— Она уже сказала мне. — Тор отпил из стакана. — Насчет двери.

«Прости».

— Не беспокойся. Это все мелочи.

«Это правда, — подумал Джон, поворачиваясь обратно к телевизору. — В отличие от многого другого».

В другом конце комнаты вздохнул Лэсситер. С таким звуком, как будто кто-то оттяпал себе ногу, а медика поблизости не оказалось.

— Я никогда не доверил бы тебе пульт. Это просто какой-то клоун разодетый в костюм монстра, которого набили как пиньяту[71]. Ну же, я пропущу Мори[72].

— Какая жалость.

— Тесты на установление отцовства, Тор. Переключи на тесты по установлению отцовства. Это же отстой.

— Только ты так считаешь.

Пока Тор держался за Годзи, Джон откинул голову на кожаные подушки.

Когда он думал о Хекс, о том, что она сейчас совсем одна, он чувствовал себя так, словно его отравили. Стресс в буквальном смысле был токсичен — кружилась голова, тошнило и нервы были на пределе.

Он вспомнил все то дерьмо, через что ему пришлось пройти, прежде чем он нашел ее. Когда он еще не был в плену своих чувств, даже если б она не любила его, он смог бы поступить правильно и отпустить ее, в тайне страдая и всей этой прочей чушью

Черт, его сейчас стошнит от всего этого «правильного» дерьма.

Он не мог смириться с тем, что она там одна. Без него. Но Хекс точно не станет слушать ни его, ни кого-либо другого.

А сколько вы поставите на то, что она попытается добраться до Лэша до темноты — когда Джон, наконец, сможет оказаться в игре. В принципе, неважно кто первым доберется до этого куска дерьма, вопрос скорее в трезвости решений. Его внутренний стержень не мог вынести еще и этого — сидеть сложа руки, в то время как его Хекс наверняка попытается убить сучонка и скорее всего, была смертельно ранена.

Его Хекс…

«Эх, терпи», сказал он сам себе. То, что он вытатуировал ее имя на спине, не означает, что она принадлежит ему — это просто черные буквы на коже. Правда в том, что скорее это он принадлежит ей. А это большая разница. Еще какая разница.

И это значит, что она может легко уйти от него.

Просто взять и уйти — что она и сделала.

Твою мать. Рив был прав, во всем прав: в ее игру можно вступить только по ее правилам.

Пара часов отличного секса не изменят ситуацию.

Как и тот факт, нравится ему это или нет, что она забрала его сердце с собой.

***

Куин вошел в свою спальню и направился в ванную, ноги были на удивление устойчивы, хотя он хорошенько выпил перед собранием. Мысль о том, что женщина Джона, ушла средь бела дня в самую гущу дерьма, одна, протрезвляла получше всего остального.

Опять же, для него это было своего рода два билета по цене одного.

Блэй тоже отсутствовал вместе со своим одиночеством.

Хотя он не был одинок; он просто был незащищен.

Сообщение, пришедшее с неизвестного номера, развеяло тайну его местонахождения: «Я остаюсь на день у Сакстона. Буду дома вечером».

Так похоже на Блэя. Больше никто не мог так сократить сообщение: «Ост на день у Сакс Бу до веч».

Однако, сообщения парня всегда были грамматически правильными, словно мысль отступить от литературного английского языка заставляла его зудеть и чесаться.

Это было одной из забавных особенностей Блэя. Все надлежаще и дерьмово. Он не ел, а питался, поменял кожаные штаны и футболки на узкие брюки и рубашки с французскими манжетами и застегивающимися пуговицами. Дважды в день принимал душ, если тренировался, то больше. Фритца его комната всегда разочаровывала, ведь в ней не было ни малейшего беспорядка — убирать было нечего.

У него были безупречные манеры за столом, он всегда писал благодарственные письма, которые заставили бы вас рыдать и он никогда, никогда не выражался в присутствии женщин.

«Боже… Сакстон идеально ему подходил».

Кожа Куина покрылась мурашками, когда он это осознал, воображение услужливо рисовало картины Блэя с другим, «настоящим» англичанином, как любил говорить Блэй.

Без сомнения, Мерриэм-Уэбстером никогда так не пользовались.

Чувствуя себя так, будто его ударили по голове, Куин открыл холодную воду в раковине и ополаскивал лицо до тех пор, пока его щеки не начало покалывать, а кончик носа вконец не замерз. Вытираясь полотенцем, он перенесся в тот тату-салон, чтобы в мельчайших деталях вспомнить те ощущения, когда он развлекался с той администраторшей.

Завеса, отделявшая их двоих от остальных, была достаточно тонкой, поэтому своими хоть и разноцветными, но очень зоркими глазами, он видел все, что происходило по другую сторону. А также всех. И, когда та цыпочка опустилась перед ним на колени, он повернул голову и посмотрел на … Блэя.

Влажный рот, который он трахал, внезапно из чужого превратился в рот его лучшего друга, и это превратило обычный секс во что-то огненное.

Во что-то значимое.

Во что-то грубое и эротичное, вроде потеряй-свою-душу.

Именно поэтому Куин поднял ее, развернул и овладел сзади. За исключением времени, когда он погружался в фантазии, он осознавал, что Блэй наблюдает за ним… и это меняло все. Ему пришлось напомнить себе, кого он трахал — именно поэтому он развернул голову девушки и заставил себя посмотреть ей в глаза.

Он не кончил.

Когда она кончила, он сымитировал…, и правда в том, что когда он посмотрел ей в лицо, эрекция начала спадать. Только благодаря этой позе она не раскусила блеф, так как была настолько мокрой, что хватило на обоих… и кроме того, он поступил как профи, навалившись на нее всем телом, словно был полностью удовлетворен, после чего спрятал член в штаны.

Но все это было ложью.

Сколько женщин, которых он трахнул, сказали ты-самое-незабываемое-что-я-когда-либо-встречала? Сотни. Сотни сотен… и это учитывая, что его секс марафон длился всего полтора года. Все дело в том, что проводя время в ЗироСам и цепляя по три-четыре цыпочки, можно было без труда увеличить эти цифры.

Конечно же, большинство этих ночей были с Блэем, он и его приятель «имели» женщин вместе.

Они были странной парочкой, один трахал — другой наблюдал. И удивлялся. Ну и, может быть, онанировал время от времени, когда воспоминания становились слишком яркими.

По крайней мере, Куина все устраивало.

Однако, все закончилось, когда Блэй осознал, что он гей и влюблен.

Куин не одобрял его выбор. Нисколько. Такой парень как Блэйлок заслуживал кого-то лучше, намного лучше.

И все вышло так, как и должно было выйти. Сакстон был достойным выбором, это точно.

Ублюдок.

Глядя в зеркало над раковиной, Куин не видел отражения, потому что было совершенно темно, как в ванной, так и в спальне. Было совсем даже неплохо не видеть себя.

Потому что вся его жизнь — сплошная ложь, и в те редкие моменты, такие как этот, он понимал это с такой ясностью, что живот сводило судорогой.

Его планы на жизнь… о, его великие планы.

Вполне «обычные» планы на будущее.

Подразумевающие женщину, которую он полюбит, а не отношения с мужчиной.

Дело в том, что мужчины, подобные ему, мужчины с какими-нибудь отклонениями… как, скажем один глаз голубой, а другой зеленый… презирались аристократией, потому что якобы свидетельствовали о генетическом отклонении, неполноценности. Они скрывали свою тайну, стыдились сами себя. Он годами наблюдал, как постоянно превозносят его брата с сестрой, в то время как каждый, кто пересекался с ним, считал своим долгом совершить ритуал защиты от сглаза.

Его собственный отец ненавидел его.

Поэтому не нужен психолог с дипломом на стене, чтобы понять, что он просто хотел быть как «все». И остепениться с достойной женщиной, надеясь, что смог бы найти такую, которая согласилась бы связаться с генетическим «уродом». Это было крайне важным условием в его видении счастья.

Он понимал, что если сойдется с Блэем, этого не случится.

И также понимал, что все сведется к одному траху, а он никогда не поступит так с ним.

Не то, чтобы Братья были против гомосексуалистов. Черт, они нормально относились к этому. Вишес был с мужчинами, и никто даже глазом не моргнул, не осудил и не забеспокоился. Он был просто их Братом, Ви. А Куин то и дело пересекал черту, насмехаясь над всем этим «геевским дерьмом», а они все знали об этом и им было по барабану.

Но глимеру это все же беспокоило.

И его чертовски раздражало, что он до сих пор не выбил дерьмо из этих выродков. Со смертью его семьи, вся аристократия рассеялась по Восточному Побережью, но это не означало, что он больше не сталкивался с ними. Ему слишком долго пришлось терпеть их презрение, чтобы он мог просто не обращать на них внимание.

Какая ирония. Снаружи — терминатор. А внутри? Слабак.

Внезапно, ему захотелось разбить зеркало, хотя все, что оно показывало — большая тень.

— Господин?

Он зажмурился, в темноте.

Черт, он забыл, что Лейла все еще была в постели.

ГЛАВА 49

За неимением точной информации о местонахождении дома Хекс материализовалась в лесистой местности за пределами трассы 149 и полагаясь на вое обоняние, стала определять в каком направлении двигаться дальше. Уловив в северном направлении ветра легкое дуновение детской присыпки, она пошла на запах, переносясь на сто ярдов через грязные, скошенные, продуваемые зимними ветрами и занесенные снегом кукурузные поля.

Весенний воздух покалывал в носу, солнечный свет согревал лицо, пока кожу не обдавало порывом ветра. Все вокруг — голые деревья с ореолами ярко-зеленого, спрятавшегося в набухших почках — ожидало наступление теплых деньков.

Прекрасный день.

Для смертельного развлечения.

Когда запах лессеров стал единственным, что можно было почувствовать, она обнажила один из клинков, выданных ей Вишесом, и поняла, что находилась уже совсем близко, так что могла…

Хекс приняла форму у ближайшего ряда кленов и замерла, как вкопанная.

— О… черт.

Это был не белый фермерский домик, в который можно было написать домой маме, а какая-то ветхая развалюха, окруженная кольцом сосен и кустов у кукурузного поля. Хотя, газон здесь был вполне ничего.

В противном случае у пяти полицейских машин, бок к боку припаркованных у парадного входа было бы не достаточно пространства, чтобы открыть двери.

Замаскировавшись, используя сущность симпата, она прокралась к окну и заглянула внутрь.

Как раз вовремя. Она застала момент, когда полиция Колдвелла только вошла в этот убогий сарай.

Да, не сказать, что у них не было на то веского основания. Дом выглядел так, словно его искупали в человеческой крови. Фактически нацарапано «смотри». Этим дерьмом было покрыто все и вся, и она даже почувствовала медный привкус на языке, хотя и находилась на свежем воздухе.

Словно внутри находился детский бассейн Майкла Майерса[73].

Человеческие полицейские ходили по гостиной и столовой, с особой осторожностью прокладывая себе путь не только из-за нахождения на месте преступления, но и не желая замарать этим дерьмом свои брюки.

Однако, никаких тел. Ни одного.

По крайней мере, в поле зрения.

Тем не менее, в доме присутствовал запах лессеров. Шестнадцати. Но она не могла их увидеть, как и копы, хотя исходя из того, что она чувствовала, люди ходили совсем рядом от них.

Снова проделки Лэша?

«Ну и какого хера он делает? Сначала звонит Братьям, рассказывает про это дерьмо… а затем вызывает копов? Или кто-то другой набрал 911?»

Ей требовались ответы на слишком многие…

Вперемешку с чьей-то кровью обнаружился какой-то чернильный отпечаток и один из офицеров нахмурился над этим участком, выглядя так, словно нашел нечто очень плохое. Да… такого количества маслянистого пятна явно было недостаточно, чтобы объяснить тяжелый сладковатый душок, за которым она сюда последовала… поэтому можно было предположить, что посвящение в Общество прошло успешно и то, что было скрыто, больше не являлось человеком.

Она осмотрела позади и впереди себя лес. «Где же этот золотой мальчик Омеги?»

Двинувшись к передней части дома, она увидела почтальона, явно боровшегося с посттравматическим стрессом, в то время как его допрашивал офицер.

Почтовая Служба Соединенных Штатов.

Без сомнений, это он попал не в то время…

Оставаясь скрытой, она продолжила наблюдение за местом преступления, наблюдая за копами — борющимися с рвотным рефлексом, чтобы выполнить свою работу — в ожидании появления Лэша… или любого другого лессера. Когда полторы минуты спустя приехали телевизионщики, она стала свидетелем того, как почти прекрасная блондинка Барбара Уолтерс берет интервью у бедолаги на газоне. В ту же секунду, как съемка завершилась, она кинулась приставать к полицейским, выуживая у них информацию, пока не достала их настолько, что они позволили ей взглянуть на то, что произошло внутри.

Разве это не оскорбительно для серьезной журналистки.

Когда она грохнулась в обморок, оказавшись в объятиях одного из офицеров, Хекс закатила глаза и направилась обратно.

Дерьмо. Она могла бы сейчас находиться в комфорте, а вместо этого приперлась сюда с неудержимой жаждой битвы, но как часто случалось на войне, она сохраняла выжидательную позицию, пока не покажется враг.

— Cюрприз.

Она развернулась так стремительно, что едва не потеряла равновесие. Единственное, что ее спасло от падения — это противовес в виде высоко занесенного зажатого в руке и готового к применению кинжала.

***

— Жаль, что мы не приняли душ вместе.

Когда Блэй поперхнулся приготовленным им для них двоих кофе, Сакстон спокойно сделал глоток из своей чашки. Было очевидно, что парень сделал это специально, чтобы насладиться реакцией.

— Мне действительно нравится смотреть на тебя, — сказал парень.

Бинго. И еще эти проклятые гены рыжеволосых, делавшие невозможным утаить вспышку смущения.

Легче было спрятать седан в своем кармане. И то не было бы так очевидно.

— Ну, знаешь, охрана окружающей среды имеет не малое значение. Экономия воды и все такое. Срубай зелень… или обнажайся, как бывает зачастую.

Сакстон устроился на шелковых подушках на своей кровати в шелковом халате, в то время, как Блэй растянулся поверх матраса и дополнительного пухового одеяла, сложенного точно так же. Свет свечи превратил эту сцену в нечто феерическое, смягчая все контуры и границы.

И что вы думаете, среди всего этого темно-шоколадного постельного великолепия Сакстон был просто великолепен — со своими светлыми раскиданными по сторонам густыми волнами волосами, превращая его в ожившую скульптуру. С полуприкрытыми глазами и гладкой грудью, частично выставленной напоказ, он был готов, в ожидании… и, учитывая исходящий от него аромат, Сакстон был способен дать то, в чем так нуждался Блэй.

По крайней мере, внутренне. Внешне ему было совсем не до нагрузок: его лицо все еще оставалось заплывшим, губы припухшими и не от эротического выпячивания, а от нескольких ушибов, и двигался он с такой осторожностью, словно все его тело было покрыто синюшно-черным цветом.

Совсем не хороший признак. К настоящему времени его повреждения должны были зажить, в конце концов, с момента нападения прошло уже около двенадцати часов. К тому же, он был аристократом с отличной родословной.

— Ох, Блэйлок, что бы ты здесь ни делал, — Сакстон покачал головой, — я все равно никак не пойму, зачем ты пришел.

— Как я мог не прийти.

— Строишь из себя героя.

— Просто посидеть с кем-то — вовсе не геройство.

— Не стоит это недооценивать, — грубо выпалил Сакстон.

Что немало удивило Блэя. Парень вел себя в своей обычной прохладной, слегка саркастической манере все утро и весь день… но на него все-таки было совершено нападение. Жестокое.

— Ты в порядке? — тихо спросил Блэй. — Действительно, в порядке.

Сакстон уставился в свой кофе.

— Иногда я с трудом понимаю человечество, на самом деле с трудом. Не только той расы, но и своей собственной.

Дата добавления: 2015-11-04