35 страница. Лэш опустил руку и начал поглаживать свой член:

Лэш опустил руку и начал поглаживать свой член:

– Только, чтобы уложить тебя в могилу.

Ее улыбка была чистым злом, и его яйца напряглись, словно он вот-вот кончит.

– Посмотрим, – сказала она низким, глубоким голосом.

Личная стража короля накачала Принцессу до того, как Лэш покинул колонию вместе с ней, и, уложив ее на кровать, развела ей ноги в стороны как можно шире.

Ее лоно блестело для него, Лэш это видел.

– Я никогда тебя не отпущу, – сказал он, опустившись на колени и схватив ее за щиколотки.

Ее кожа была мягкой и белоснежной, сердцевина тела – розовой, в цвет сосков.

Он оставит на ее худощавом теле много отметин. И, судя по тому, как двигались ее бедра, ей это понравится.

– Ты моя, – прорычал он.

На волне внезапного вдохновения он представил ошейник Короля – своего старого ротвейлера – вокруг ее тонкой шейки. Именные ярлыки будут прекрасно смотреться на ней, так же, как и собачья цепь. Идеально. Идеально, мать вашу.

Глава 62

МЕСЯЦ СПУСТЯ…

Элена проснулась от звона фарфора и запаха чая Ерл Грей. Открыв глаза, она увидела доджена в форме, изо всех сил старающегося удержать массивный серебряный поднос. На подносе была свежая булочка, накрытая хрустальной крышкой, баночка клубничного джема, кусочек сливочного сыра на крохотном фарфоровом блюдечке и, что Элена любила больше всего, вазочка с еще нераспустившимся цветком.

Каждую ночь цветок был разный. Сегодня – веточка падуба.

– Сашла, правда, ты не обязана делать это. – Элена села, отодвинув простыни, такие тонкие и мягкие, что они касались кожи нежнее летнего воздуха. – Это мило с твоей стороны, но, честно говоря…

Горничная поклонилась и стеснительно улыбнулась:

– Мадам должна просыпаться к должной трапезе.

Элена подняла руки, когда ей на ноги поставили стойку, а сверху – поднос. Глядя на бережно отполированное серебро и заботливо приготовленную еду, она в первую очередь подумала о том, что то же самое ее отцу принес доджен-дворецкий по имени Эран.

– Вы так добры к нам, – сказала она, поглаживая изящное, с завитками основание ножа. – Все вы. Вы столь радушно приняли нас в этом шикарном доме, и мы очень вам благодарны.

Когда Элена подняла взгляд, глаза додженабыли полны слез, и горничная быстро промокнула их платочком:

– Мадам… вы и ваш отец преобразили этот дом. Мы исполнены счастья, что вы стали нашими хозяевами. Все… по-другому теперь, когда вы здесь.

Большего горничная ничего не сказала, но то, как она и весь персонал вздрагивали первые пару недель, показало Элене, что Монтрег был не самым мягким главой дома.

Элена слегка сжала руку женщины:

– Я рада, что у нас все получилось.

Отвернувшись, чтобы вновь заняться своими обязанностями, горничная казалась взволнованной, но счастливой. Она остановилась в дверях:

– О, привезли вещи мадам Люси. Мы разместили ее в гостевой комнате, рядом с покоями вашего отца. Кроме того, через полчаса приедет слесарь, как вы и просили.

– Все идеально, спасибо.

Когда дверь тихо закрылась и доджен ушла, напевая мелодию из Старого Света, Элена сняла крышку с тарелки и отрезала немного сливочного сыра. Люси согласилась переехать к ним и работать сиделкой и личным ассистентом отца Элены, и это просто замечательно. Более того, он без особых осложнений перенес переезд в новый особняк, его поведение и умственная стабильность уже очень давно не были в лучшем состоянии, но близость медсестры значительно облегчила тянувшееся годами беспокойство Элены.

Осторожность по отношению к нему оставалась приоритетом.

Здесь, в особняке, например, он не требовал, чтобы окна закрывали фольгой. Он предпочитал смотреть из них на сады, прекрасные, несмотря на зимнюю спячку, и, оглядываясь назад, Элена задумывалась, может он поднял железный занавес из-за того, где они жили? Он также чувствовал себя гораздо расслабленнее и спокойнее, неотрывно работал в гостевой комнате, соседней с его спальней. Он все еще слышал голоса, предпочитал порядок любому беспорядку и нуждался в лекарствах. Но это – рай, по сравнению с последней парой лет.

Завтракая, Элена обвела взглядом выбранную ею спальню и вспомнила о старом имении родителей. Подобные шторы висели в доме ее семьи, огромные персиковые, сливочные и красные драпировки ниспадали с рюшевых петель с бахромой. Стены также были роскошны, на шелковых обоях были изображены розы, идеально сочетавшиеся со шторами, а также с вязаным ковром на полу.

Элена тоже была дома, но в доме, построенном на песке – и не только из-за того, что ее жизнь казалась шлюпкой, которая опрокинулась в холодной воде, только чтобы внезапно вынырнуть в тропиках.

Ривендж был с ней. Неустанно.

Перед тем, как отойти ко сну, и сразу после пробуждения она каждый раз думала о том, что он жив. Ривендж снился ей, она видела его силуэт на мерцающем черном фоне, с опущенными руками и головой. Это было полной чепухой – вера, что он жив, и этот образ… предполагавший, что он мертв.

Как будто ее преследует призрак.

Мучает ее.

Элена с досадой отодвинула поднос в сторону, встала и приняла душ. Она переоделась, но одежда эта не была последним писком моды – такую же она покупала в Таргете или онлайн на распродаже в Мэйси до того, как все изменилось. А на ногах были… кеды, которые Рив держал в своей руке.

Но Элена отказывалась думать об этом.

Дело в том, что казалось неправильным потратить кучу денег на что-то. Будто, ничего из этого богатства ей не принадлежало – ни дом, ни персонал, ни машины, ни все нули на счете. Она до сих пор верила, что с наступлением ночи объявится Сэкстон со словами «о, простите, я ошибся, все это должно перейти к кое-кому другому».

Выйдет та еще накладка.

Элена взяла серебряный поднос и решила проверить отца, находившегося в конце крыла. Подойдя к его двери, она постучала носком кеда:

– Отец?

– Входи, дочь моя!

Элена поставила поднос на столик из красного дерева и открыла дверь в комнату, которую он использовал в качестве своего кабинета. Его старый стол перенесли из съемной спальни, и сейчас отец склонился над своей работой, как и всегда, повсюду разложив бумаги.

– Как Вы? – спросила она, подойдя и поцеловав его в щеку.

– Хорошо, очень хорошо. Доджен только что принес мне сок и трапезу. – Его изящная, костлявая рука обвела серебряный поднос, точно такой же, что принесли ей. – Я обожаю новых додженов, а ты?

– Да, отец, я…

– О, Люси, дорогая моя!

Когда отец встал на ноги и пригладил свой бархатный пиджак, Элена обернулась. Зашла Люси, одетая в прелестное серое облегающее платье и узловатый, связанный вручную, свитер. На ее ногах были Биркенстоки [192] и толстые, скомканные носки, которые, вероятнее всего, тоже были рукодельными. Ее длинные волнистые волосы были убраны с лица и аккуратно закреплены заколкой у основания шеи.

Все вокруг них изменилось, но она осталась прежней. Милой и… уютной.

– Я принесла кроссворд. – Она протянула выпуск Нью-Йорк Таймс, сложенный в четыре раза, и карандаш. – Мне нужна помощь.

– И я, как всегда, в вашем распоряжении. – Отец Элены галантно предложил стул Люси. – Присаживайтесь, и мы посмотрим, сколько клеточек удастся заполнить.

– Без него я бы не справилась, – Люси улыбнулась Элене, садясь на предложенный стул.

Заметив, как женщина слегка покраснела, Элена прищурилась, а затем посмотрела на лицо своего отца. Которое просто сияло.

– Оставлю вас наедине с вашей головоломкой, – сказала она с улыбкой.

Уходя, Элена услышала два пожелания «до встречи», и не могла не подумать о том, как приятно слышать этот стереоэффект.

Внизу, в главном фойе, она свернула налево, в настоящую столовую, и остановилась, восхищаясь хрусталем и фарфором в буфетах… А такжне сверкающим канделябром.

Однако на грациозных серебряных ветвях не возвышались свечи.

Никаких свечей в доме. Ни спичек, ни зажигалок. И прежде чем они въехали, Элена сказала доджену заменить газовые плиты на электрические. Аналогично, два телевизора, стоявшие в семейной части дома, были отданы персоналу, а мониторы камер безопасности перенесены с простого стола, в чулане дворецкого, в отдельную комнату с запирающейся дверью.

Не стоит искушать судьбу. Особенно с учетом того, что любой электронный экран, даже на мобильниках и калькуляторах, все еще заставлял отца нервничать.

В их первую ночь в особняке, Элена с болью в сердце показала отцу все, камеры безопасности, сенсоры и радио, не только в доме, но и во всех владениях. Она не знала, как он справится с переездом, переменами во всех мерах безопасности, но устроила ему тур сразу после того, как он принял лекарство. К счастью, он рассматривал улучшенные жилищные условия как возврат к норме, и ему нравилась мысль, что здесь есть система, наблюдающая за всем имением.

Может, это еще одна причина, по которой он не считал необходимым закрывать окна. Ему казалось, что теперь за ним присматривают.

Миновав откидную дверцу, Элена зашла в кладовую, а потом в кухню. Поболтав с дворецким, который начал готовить Последнюю Трапезу, и похвалив одну из горничных за то, как она отполировала перила главной лестницы, Элена направилась в кабинет, располагавшийся на другой стороне дома.

Дорога была длинной, через множество красивых комнат, и по пути Элена проводила рукой по антиквариату, резным косякам и покрытой шелком мебели. Этот восхитительный дом сильно облегчит жизнь ее отца, и в результате у нее появится больше времени и духовной энергии, чтобы сосредоточиться на себе.

Она не хотела этого. Она в последнюю очередь нуждалась в свободном времени с чепухой в голове в качестве компании. И даже если она метила на победу в конкурсе «Мисс Уравновешенная», Элена хотела приносить пользу. Может, ей и не нужны деньги, чтобы оплачивать крышу над головой того малого, что осталось от ее семьи, но она всегда работала и любила цель и сущность того, чем занималась в клинике.

Вот только, она сожгла тот мост.

Как и остальные тридцать или около того комнат в особняке, кабинет был обставлен в стиле европейских королевских владений: изящные алые узоры украшали стены и диваны, множество кисточек на портьерах, немало насыщенных, ярких картин, которые словно открывали окна в другие, еще более идеальные миры. Хотя, одна вещь сюда не вписывалась – голый пол. Диваны, антикварный стол, все столики и стулья стояли прямо на отполированном деревянном полу, центр которого был немного темнее, чем по краям, будто когда-то на этом месте лежал ковер.

Когда она спросила об этом додженов, они объяснили, что на ковре было не выводимое пятно, и поэтому у дилера в Манхэттене, занимающегося антиквариатом, заказали новый. Они не стали вдаваться в подробности, но учитывая их щепетильный подход к своей работе, Элена могла лишь представить, что бы сделал Монтрег, обнаружив изъян, каковы бы ни были его причины. Например, пролитый чай на подносе? Несомненно, у додженов бы возникли большие проблемы.

Элена обошла голое место на полу и села за стол. На кожаном пресс-папье лежали ежедневный выпуск Колдвелл Курьер Жорнал, телефон, миловидная французская лампа и очаровательная хрустальная статуэтка птицы в полете. Ее старенький лэптоп, который она пыталась вернуть в клинику до того, как переехать с отцом в этот дом, идеально вошел в большой плоский ящик под столешницей – Элена держала его там на случай, если войдет отец.

Она понимала, что может позволить себе новый ноутбук, но, опять же, не собиралась покупать другой. Как и с одеждой, ей вполне хватало Делла, и она уже привыкла к нему.

А может, она немного зациклилась на привычном. И, боже, ей это было нужно.

Поставив локти на стол, она посмотрела на пятно на стене напротив, где должен был висеть захватывающий морской пейзаж. Картину вынесли из комнаты, и обнаружившийся за ней сейф напоминал невзрачную женщину, скрывавшуюся за эффектной бальной маской.

– Мадам, пришел слесарь.

– Пожалуйста, впусти его.

Элена встала на ноги, подошла к сейфу и прикоснулась к его гладкой, матовой поверхности и черно-серебряному циферблату. Она нашла его только потому, что была настолько очарована изображением заходящего за океан солнца, что импульсивно положила руку на раму. Когда вся картина подалась вперед, Элена испугалась, что каким-то образом повредила ее, но, взглянув за раму… она обнаружила тайник.

– Мадам? Это Рофф, сын Россфа.

Элена улыбнулась и подошла к мужчине в черном комбинезоне и с черным ящичком для инструментов. Когда она протянула ему руку, он снял кепку и низко поклонился, будто встретился с кем-то особенным. Что казалось чрезвычайно странным. Элена столько лет была простой гражданской, и формальности причиняли ей неудобства, но она понимала, что должна позволить другим чтить светский этикет. А слова «что вы, не следует», обращенные к додженам, рабочим или советникам, лишь все усложняли.

– Спасибо, что пришли, – сказала она.

– Служить вам одно удовольствие. – Он взглянул на стенной сейф. – Этот?

– Да. У меня нет комбинации к нему. – Они подошли к сейфу. – Я надеялась, вам удастся открыть его.

Он вздрогнул и не смог этого скрыть, что совсем не обнадеживало

– Что ж, мадам, я знаком с такой разновидностью сейфов, и вскрыть его непросто. Мне придется сверлить, чтобы миновать замки и открыть его, и будет довольно шумно. Кроме того, когда я закончу, сейф будет испорчен. Я не хочу проявить неуважение, но комбинацию точно никак нельзя найти?

– Я даже не знаю, где искать. – Она взглянула на полки с книгами, а затем на стол. – Мы только что въехали, и никаких инструкций не было.

Мужчина проследил ее взгляд и тоже осмотрел комнату:

– Обычно владельцы оставляют подобные вещи в потайных местах. Если бы удалось найти комбинацию, я бы показал, как изменить ее, чтобы вы и дальше могли использовать сейф. Как я и сказал, если придется сверлить, его нужно будет заменить.

– Ну, я обыскала стол, когда осматривала дом, после того, как мы въехали.

– Вы нашли в нем какие-нибудь потайные отделения?

– Эмм… нет. Но я всего лишь пролистала отдельные бумаги и пыталась найти место для своих вещей.

Мужчина кивнул на мебель:

– В большинстве таких столов есть, по меньшей мере, один ящик с ложным дном или стенкой, за которой скрывается небольшое пространство. Я не хочу показаться дерзким, но могу ли я попытаться помочь вам найти один из них? К тому же, в подобной комнате потайные места могут быть и в молдингах.

– Вторая пара рук не помешала бы. Спасибо. – Элена подошла к столу и один за другим вытащила из него ящики, расставляя их на полу, рядом друг с другом. Тем временем мужчина достал ручку-фонарик и заглянул в открывшиеся прорехи.

Элена колебалась, когда настала очередь большого ящика в левом углу, – она не хотела разглядывать то, что положила туда. Но ведь слесарь не мог видеть сквозь него.

Выругавшись себе под нос, Элена потянула за медную ручку и не стала смотреть на собранные ею вырезки из Колдвелл Курьер Жорнал, каждая из которых была согнута пополам, дабы скрыть статьи, которые она уже прочитала и сохранила, хоть и не желала перечитывать снова.

Она поставила ящик как можно дальше:

– Что ж, это последний.

– Мне кажется, здесь… – раздался эхом голос мужчины, голова которого была где-то под столом. – Мне нужна рулетка из моего ящичка…

– Вот, держите.

Когда она передала инструмент, он казался удивленным тем, что она ему помогает:

– Спасибо, мадам.

Элена встала рядом с ним на колени, когда он снова нырнул под стол:

– Что-то не так?

– Здесь, похоже… Да, здесь есть какая-то пустота. Сейчас… – Раздался скрип, и рука мужчины дернулась. – Готово.

Он сел, держа в руках, защищенных рабочими перчатками, грубоватую коробочку:

– По-моему, крышка открылась, но я предоставлю это вам.

– Вот это да, чувствую себя Индианой Джонсом[193], только без кнута. – Элена подняла крышку и… – Что ж, никакой комбинации. Только ключ. – Она подняла кусочек стали, осмотрела его, а затем положила на место. – Можно спокойно оставить его там, где мы его и нашли.

– Позвольте показать вам, как вернуть потайной ящик на место.

Слесарь ушел двадцать минут спустя после того, как они простучали все стены, полки и молдинги в комнате и ничего не обнаружили. Элена решила в последний раз все осмотреть, и если она не найдет комбинацию, то снова вызовет мужчину с его мощными инструментами, чтобы сломать сейф и таким образом открыть его.

Вернувшись к столу, она вернула ящики на место и остановилась, когда добралась до последнего, где лежали газетные статьи.

Может, потому что ей не нужно было волноваться об отце. Может, потому что появилось свободное время.

А скорее всего, просто наступил момент слабости посреди сражения с желанием знать.

Элена вытащила все бумаги, открывая папки и раскладывая их по столу. Все статьи были посвящены Ривенджу и взрыву в ЗироСам, и, несомненно, когда она возьмет сегодняшний выпуск, то найдет, чем пополнить свою коллекцию. Журналисты были очарованы историей, и за последний месяц о ней судачили без умолку не только в печати, но и в вечерних новостях.

Подозреваемых нет. Арестованных – тоже. В обломках клуба нашли скелет мужчины. Другими делами Рива теперь заправляли его партнеры. Торговля наркотиками в Колдвелле сбавила обороты. Убийства дилеров прекратились.

Элена подняла верхнюю статью. Заметка не была из числа последних, и она столько раз смотрела на нее, что запачкала газету. Рядом с текстом располагалось смазанное фото Ривенджа, сделанное полицейским под прикрытием два года назад. Его лицо оставалось в тени, но соболиная шуба, трость и Бентли – были четкими.

Последние четыре недели подвергли воспоминания о Ривендже дистилляции, начиная с тех моментов, что они провели вместе, и заканчивая той поездкой в ЗироСам, которая стала точкой в их отношениях. Время не притупило образы в ее голове, наоборот, воспоминания стали более четкими, как скотч, набирающий крепость с течением времени. И это странно. Странно, что из всех сказанных слов, хороших и плохих, чаще всего к ней возвращались слова той женщины-охранника, которые она бросила ей, когда Элена выходила из клуба.

…этот мужчина загнал себя в ловушку ради меня, матери и сестры. И ты думаешь, что слишком хороша для него? Отлично. И откуда, ты, черт возьми, взялась, такая идеальная?

Его матери. Его сестры. Ради нее самой.

Когда эти слова в очередной раз прогремели в ее голове, Элена бесцельно обвела кабинет взглядом, пока не наткнулась на дверь. В доме стояла тишина, отец с Люси решали кроссворд, персонал счастливо выполнял свои обязанности.

Первый раз за весь месяц она была предоставлена самой себе.

Учитывая все происходящее, ей следовало принять горячую ванну и погрузиться в хорошую книгу… но вместо этого она достала ноутбук, открыла его и включила. У нее возникло чувство, что если она сделает то, что хочет, то в итоге окажется в огромной темной дыре.

Но она не могла остановить себя.

Она сохранила больничные записи Рива и его матери, и, поскольку они объявлены мертвыми, документы приобрели характер публичных. Поэтому, открывая оба файла, Элена не чувствовала себя так, будто вторгается в частную жизнь.

Сначала она изучила записи Мэдалины, замечая в них кое-что знакомое… Элена уже просматривала их, когда интересовалась женщиной, подарившей Риву жизнь. Но теперь она не торопилась, выискивая нечто особенное. Одному Богу известно, что именно.

В последних добавленных записях не было ничего примечательного, всего лишь комментарии Хэйверса по поводу ранних обследований женщины или ее лечения от случайных вирусов. Прокручивая страницу за страницей, Элена начала задумываться, зачем она тратит время… пока не наткнулась на операцию колена, сделанную Мэдалине пять лет назад. В предоперационных записях Хэйверс упомянул что-то о дегенерации сустава, ставшей результатом постоянных повреждений.

Постоянных повреждений? У достойной женщины Глимеры? Ради бога, такое скорее можно встретить у футболиста, нежели у состоятельной аристократки, матери Ривенджа.

Бессмыслица какая-то.

Элена продолжала просматривать записи, в которых не было ничего особенного… а в записях двадцатитрехлетней давности начали прослеживаться пометки о поступлении. Одно за другим. Сломанные кости. Ушибы. Сотрясения.

Не знай Элена лучше… она бы поклялась, что это домашнее насилие.

Всякий раз Мэдалину привозил Рив. Привозил и оставался с ней.

Элена вернулась к последнему случаю, который, казалось, указывал на женщину, с которой дурно обращался ее хеллрен. С Мэдалиной была ее дочь, Бэлла. Не Рив.

Элена посмотрела на дату, будто на основе линии чисел вот-вот должно произойти какое-то открытие. Все еще созерцая их, пять минут спустя, ей показалось, что тени отцовской болезни вновь задвигались по полу и стенкам ее разума. Почему она так этим одержима?

И все же, с этой мыслью она последовала импульсу, который лишь усилил ее одержимость. Она открыла файл Рива.

Элена начала пролистывать документы о поступлении… Ему понадобился дофамин как раз тогда, когда его мать перестала поступать с травмами.

Может, это просто совпадение.

Чувствуя себя полусумасшедшей, Элена зашла в Интернет и открыла общедоступную базу данных ее расы. Введя имя Мэдалины, она нашла запись о смерти женщины, а затем перескочила к ее хеллрену, Ремпуну.

Элена наклонилась вперед и с шипением выдохнула. Не желая в это верить, она вернулась к записям про Мэдалину.

Ее хеллрен умер в ту ночь, когда мать Рива в последний раз поступила в клинику с травмой.

Чувствуя, что она вот-вот найдет ответы, Элена обдумала совпадающие даты в свете того, что та женщина из охраны сказала о Ривендже. Что, если он убил мужчину, чтобы защитить свою мать? Что, если та женщина знала это? Что, если…

Уголком глаза она увидела фотографию Ривенджа из Колдвелл Курьер Жорнал, его лицо оставалось в тени, в отличие от модной машины и трости сутенера.

Выругавшись, Элена захлопнула ноутбук, положила его обратно в ящик и встала на ноги. Может, она и не могла контролировать свое подсознание, но могла распоряжаться часами бодрствования и не поощрять это сумасшествие.

Чтобы еще больше не сойти с ума, она поднимется в главную спальню, где спал Монтрег, внимательно там все осмотрит, и попытается найти комбинацию к сейфу. Позже она спустится на Последнюю Трапезу с отцом и Люси.

А затем ей нужно определиться, что она собирается делать до конца своих дней.

***

– «… предполагают, что недавние убийства местных наркодилеров могли закончиться с вероятной смертью владельца клуба и их возможного главы – Ричарда Рейнольдса». – Раздалось шуршание, когда Бэт положила Колдвелл Курьер Жорнал на стол. – Конец статьи.

Роф передвинул ноги, устраивая свою королеву удобнее на коленях. Он виделся с Пэйн примерно два часа назад, она устроила ему основательную трепку, но эта боль была из разряда приятной.

– Спасибо, что прочитала ее мне.

– Не за что. А сейчас, дай я пошевелю дрова в камине. А то полено вот-вот на ковер выкатится. – Бэт поцеловала его и встала, вычурное кресло скрипнуло от облегчения. Пока она шла в другой конец кабинета к камину, забили напольные часы.

– О, как хорошо, – сказала Бэт. – Слушай, сейчас должна прийти Мэри. Она принесет тебе кое-что.

Роф кивнул и потянулся вперед, пробегая пальцами по крышке стола, пока не нащупал свой бокал красного вина. Судя по весу, он почти допил его, и, принимая во внимание его настроение, ему захочется добавки. Вся эта хрень с Ривом не давала ему покоя. Серьезно.

Покончив с Бордо, он поставил бокал и потер глаза под очками, которые все еще носил. Может, и было странным не снимать их, но плевать – ему не нравилась мысль, что другие будут смотреть на его расфокусированные зрачки, а он не увидит, как те на него пялятся.

– Роф? – Бэт подошла к нему, и по ее напряженному тону, он понял, что она пытается скрыть в своем голосе страх. – С тобой все нормально? У тебя болит голова?

– Нет. – Роф притянул королеву обратно к себе на колени, маленькое кресло снова скрипнуло, а его ножки вдруг закачались. – Я в порядке.

– По тебе не скажешь, – произнесла она, убирая волосы с его лица.

– Я просто… – Он нащупал ее руку и взял в свою собственную. – Черт, я не знаю.

– Нет, знаешь.

– Не во мне дело, – сильно нахмурился он. – По крайней мере, не совсем.

Наступила долгая пауза, а потом они одновременно произнесли:

– А в чем тогда?

– Как Бэлла?

Бэт прочистила горло, будто вопрос ее удивил:

– Бэлла…она держится. Мы не оставляем ее одну надолго, и хорошо, что Зейдист взял выходной. Просто так тяжело потерять их обоих с разницей в несколько дней. То есть, мать и брата…

– Эта хрень о Риве – ложь.

– Не понимаю.

Он потянулся к Колдвелл Курьер Жорнал, которую она читала ему, и постучал по статье, на которой Бэт остановилась.

– Сложно поверить, что кто-то его подорвал. Рив не какая-то шестерка, а мавры, которые его охраняют? Глава безопасности? Да черта с два они бы подпустили к клубу какого-то мудака с бомбой. К тому же, Рейдж сказал, что они с Ви ходили в Железную Маску на следующею ночь, чтобы забрать Джона домой, и те трое работали там – айЭм, Трэз и Хекс все еще вместе. Обычно люди расходятся после трагедии. Но эта тройка там же, где и всегда, будто ждет, что он вернется.

– Но ведь в руинах нашли скелет?

– Он может принадлежать кому угодно. Да, это мужчина, но что еще известно полиции? Ничего. Если бы я хотел исчезнуть из человеческого мира… черт, даже из вампирского… я бы положил чье-нибудь тело и взорвал свой дом.

Роф покачал головой, думая о Риве, лежащем в постели своей виллы, он был болен… и все же ему хватило здоровья, чтобы отправить убийцу позаботиться о парне, желавшем смерти Рофа.

– Боже, этот сукин сын спас мне жизнь. Он ведь спокойно мог поиметь меня, когда Монтрег встречался с ним. Я ему должен.

– Погоди… с чего бы ему подделывать свою смерть? Он так сильно любил Бэллу и малышку. Черт, да он практически вырастил свою сестру, и я поверить не могу, что он способен причинить ей такую боль. К тому же, куда ему податься?

В колонию, подумал Роф.

Роф хотел рассказать своей королеве все, что было у него на уме, но колебался, потому что играл с решением, которое лишь все усложнит. А тот е-мэйл о Риве? Интуиция подсказывала Рофу, что парень соврал о нем. Тот факт, что пришло подобное письмо, а на следующую ночь Рив «умирает», был слишком большим совпадением. Оно должно быть правдивым. Но раз Монтрег мертв, кто мог…

Раздался резкий хруст, а за ним последовало свободное падение и жесткое приземление.

Когда Бэт вскрикнула, Роф выругался:

– Что за черт?

Он похлопал по полу, чувствуя повсюду щепки старого изящного французского дерева.

– Ты цела, лилан? – резко произнес он.

Бэт рассмеялась и поднялась на ноги:

– Боже мой… мы сломали кресло.

– Скорее, стерли в порошок…

Стук в дверь заставил Рофа вскочить на ноги, стиснув зубы от боли. К которой он уже привык. Пэйн всегда била в голень, и левая нога его убивала. Но он платил услугой за услугу. Вполне вероятно, что после их последней сессии она заработала сотрясение.

– Входите, – крикнул он.

Он понял, кто это, как только открылась дверь… а также то, что она пришла не одна.

– Кто с тобой, Мэри? – потребовал он ответа, потянувшись к ножу на бедре. Запах не принадлежал человеку… или вампиру.

Что-то тихо зазвенело, и его шеллан издала медленный вздох умиления, будто смотрела на что-то, очень приятное глазу.

– Это Джордж, – сказала Мэри. – Пожалуйста, убери свое оружие. Он тебе не навредит.

Роф оставил кинжал в ладони и вдохнул глубже. Это был запах…

– Это пес?

– Да. Его тренировали, чтобы помогать слепым.

Роф слегка отпрянул при слове на букву «с», все еще не желая признавать свою принадлежность к этой категории людей.

– Я бы хотела подвести его к тебе, – сказала Мэри типичным для нее тоном. – Но не сделаю этого, пока ты не уберешь оружие.

Бэт молчала, а Мэри не двигалась с места – умно с их стороны. Его нейроны палили во всех направлениях, мысли смешались в кучу. Последний месяц ознаменовался множеством триумфов и дерьмовых поражений. Вернувшись после первой встречи с Пэйн, Роф понимал, что впереди его ждет ухабистая дорога, но она оказалась длиннее и тяжелее, чем он думал.

Две самые большие проблемы заключались в том, что он ненавидел полагаться на Бэт и своих братьев во многом, а заново учиться простым вещам было изнурительно. Например… ради Бога, приготовление тоста стало теперь целым производством. Вчера он снова попытался сделать его и в итоге сломал стеклянное блюдечко, на котором лежало масло. А на уборку ушла буквально целая вечность.

И все же, мысль о том, чтобы ходить повсюду с собакой… это уже слишком.

– Фритц научился обращаться с псом, – с другого конца комнаты раздался успокаивающий голос Мэри, вокальный эквивалент легкой, ничем не угрожающей походки, – и мы с ним готовы работать с тобой и Джорджем. Нам дали двухнедельный испытательный срок, после которого, если тебе не понравится или если не станет легче, мы можем вернуть животное. Никаких обязательств, Роф.

Дата добавления: 2015-11-04