Не менее трудный октябрь 4 страница

Задача группы: пройти в тыл врага в район Брно. По пути и на месте вести активную разведку намерений противника, совершать диверсии на коммуникациях, военных объектах, оказывать помощь чешским пат­риотам в организации партизанского движения в Чехии и Моравии. Дважды в день докладывать в Киев о проделанной работе, о расположении гитлеровских войск, их передвижении, об инженерных сооружениях, аэродро­мах и полигонах. Двое радистов подобраны. И последнее: ваша группа назы­вается «Зарево» Готовьтесь и ждите. Ну и самое последнее: предлагаем вам псевдонимы – Фёдорову «Фаустов» а Кадлецу - «Комов».

Несколько дней командир и начальник штаба группы просидели в Управлении госбезопасности за картами и схемами. Предстояло действовать в треугольнике Брно – Йиглава – Пардубице. Это в семидесяти километрах от Пра­ги. Когда подготовка была завершена, десантников перебросили поездом из Киева в Львов. Здесь, наконец, в группу влились радисты – Юрий Фёдоро­вич Ульев и Иван Васильевич Тетерин. Теперь, после их прихода «Зарево» было в полном составе…

Командир 1-го авиаполка подполковник В.П.Филин подъехал к самолёту, когда парашютистов еще не было. В строю стояли пятеро: штурман А.И.Петров, летчик Г.П. Гришанович, борттехник А.В.Дулин, радист В.М.Стогов и стрелок А.В.Черкасов. Командир корабля Н.А.Бобков доложил о готовности к полету.

- Только что проводил первые две группы. Ваши будут с минуты на минуту. Работа других экипажей с аэродрома подскока идёт нормально, прогноз погоды подтверждается: до Карпат ясно, затем увеличение облачности, а на аэродроме «Три Дуба» десять баллов. Будьте внимательны и сделайте всё, чтобы доставить пассажиров, а то они у нас засиделись. Вон и автобус.

Без лишних слов, пожав руки, поприветствовали друг друга. Началась по­грузка ящиков. Курящие отошли в сторону, замелькали огоньки папирос. Тишину аэродрома нарушил глухой выстрел, с КП в темноту потянулась зелёная дорожка. Филин простился с гостями и сел в машину.

Чихнув в патрубки, зарокотал первый мотор, через минуту к нему присо­единился второй. Лётчик Георгий Гришанович, закрыв входную дверь, попро­сил пассажиров осторожнее обращаться с оружием и переставить мешки пода­льше от двери. Порулили на старт. Через несколько минут тяжёлая машина покинула львовский аэродром и потянулась в тёмную высь.

Полёт прошёл в основном нормально, для экипажа трудной была лишь посадка, а для пассажиров – незначительная болтанка на снижении. Прильнув к иллюминаторам, они ждали землю, чтобы посмотреть с воздуха на эти знаме­нитые «Три Дуба». Но когда самолёт покинул облака, ничего особенного так и не заметили.

После разгрузки лётчики простились с пассажирами. Выяснив, что прилетевшие раньше два самолёта уже ушли домой, приступили к запуску. Бортовой техник нажал на стартёр, раздался треск, в кабине запахло гарью. На­жал ещё раз. Скрежет. Александр Дулин сделал всё, что мог, но исправить агрегат не сумел. Пришлось оставаться на ночёвку. Доложив Чирскову о случившемся, Бобков вернулся на стоянку.

- Ночуем в самолёте, стартёр привезут завтра. Пожевть чего-нибудь есть?

- Найдем, командир!

А пассажиры тем временем перебрались в Банска-Бистрицу, в которой провели несколько дней. Здесь они имели встречи и беседы в штабе восстания, ознакомились с обстановкой и ходом боевых действий в Словакии. После решения всех своих проблем, стали готовиться в путь.

На семь лошадей водрузили груз, предварительно переложив его из меш­ков в ящики. В них находились патроны для пистолетов и автоматов, запас­ные диски, два ручных пулемёта, второй комплект личного оружия, батареи для рации, более ста килограммов взрывчатки, мины разного назначения. Получив проводника, тронулись в путь.

В послевоенное время в Чехословакии вышла книга Войтеха Жампаха «Пар­тизанские портреты». На одной из карт указаны маршруты движения разведы­вательно-диверсионных групп, десантированных на территорию этой страны. Группа «Зарево» прошла по тылам врага самый длинный путь. Это был не просто переход из Словакии в Чехию. На пути следования, осуществляя ди­версионные акты, чекисты пускали под откос воинские эшелоны, взрывали мо­сты, линии электропередач. Уже 28 октября Букин, Белов и Болотин подорва­ли недалеко от Чадца опоры высоковольтной линии.

Первые акции, проведённые отрядом «Зарево» показали, что люди подобрались не робкого десятка. Этому во многом способствовал языковой фактор. Владимир Кадлец владел чешским и немецким, Валерий Букин немецким, К этому надо добавить, что вскоре в отряде появились словак Ладислав Самек и чех Франтишек Прохазка.

Знание языков помогло перейти на вещевое довольствие врага. А произо­шло это так. Возникла необходимость выяснить охраняется ли мост через реку Ораву близ села Хлебники. В разведку ушли трое во главе с Кадлецом. Установив, что мост не охраняется и что по нему можно будет пройти ночью, тронулись в обратный путь. Шли по обочине дороги. Вдруг раздался шум автомобильного мотора, и из-за поворота выскочила легковая машина. Всё произошло настолько неожиданно, что разведчикам осталось только пустить в ход оружие. Несколько автоматных очередей сделали свое дело: машина, ви­льнув, уткнулась в кустарник, из нее выскочили двое и сумели скрыться, остальные же путешественники покинуть ее не смогли. Обыскав убитых и ма­шину, нашли папку с бумагами, взяли личные документы и решили, что даль­нейший путь безопаснее пройти в немецкой форме.

Вполне понятно, что Фёдоров немедленно усадил Букина и Кадлеца за пе­ревод немецких документов. Попотеть пришлось изрядно, многие слова воен­ного лексикона оказались незнакомыми. И все же перевод сделать удалось.

Оказалось, что в машине ехала группа тайных агентов, которая пользо­валась правами беспрепятственного продвижения по всем оккупированным стра­нам. Интересен был рапорт коменданта Горной Оравы, направленный в Братиславу. В документе указывались районы со значительным партизанским движе­нием, комендант просил прислать воинские части для подавления бандитов. Эти сведения немедленно передали в Центр.

Командиру «Зарева» идея переодевания понравилась, и вскоре весь отряд последовал примеру тех, кто так удачно провёл операцию по захвату документов. Павел Фёдоров, например, надел форму чётника, Валерий Букин превратился в обер-лейтенанта, а Владимир Кадлец имел два комплекта и мог выступать, в зависимости от того, какое задание предстояло выполнять, то в роли эсесовского гауптштурмфюрера, то в роли чётницкого стражмистра. С переходом на новую форму одежды диверсионные группы «Зарева» часто использовали для передвижения попутные машины, а иногда сами ездили на легковых автомоби­лях и мотоциклах.

Маскировка под немца или чётника позволяла проводить уникальные операции. Особенно смело и дерзко действовал Владимир Кадлец – знание языков стало его мощным оружием. Под влиянием нескольких успешно выполненных заданий Владимир Францевич придумал себе новый псевдоним – «Иван Грозный».

И вот в связи с чем. 22 декабря Фёдоров направил две группы для орга­низации диверсий на железной дороге. Одна из них задачу выполнила, а вот второй не повезло – её выдал чех Йндржиха Гоны. Вся группа погибла в не­равном бою, в том числе и заревцы Александр Данилов и комиссар Валерий Букин. После этого немцы стали по всей округе распространять слух, что с отрядом «Зарево» покончено. Надо было эту ложь опровергнуть.

В декабре отряд вышел на Цикгай. Обосновались у лесников Карела Яйтнера и Адольфа Гамана, приступили к разведке и диверсиям. В канун Нового года Яйтнер принёс интересные сведения: на станции Ждяр под Сазовой ра­бочие отремонтировали четыре паровоза, которые уже под парами и вот-вот должны приступить к работе. Созрел дерзкий план.

Шла последняя ночь уходящего года, все работы в депо завершились. Ук­рывшись в сторожке от трескучего мороза, старик-чех в форме железнодорожника, подбрасывая в печку, словно в паровозную топку, поленья, заваривал кофе и грелся. За окном гулял ветер, тяга в печи была хорошей, весело тре­щали дровяные чурки, а огонь выводил свои замысловатые мелодии.

«Жаль, – думал старик, – что дежурство выпало на праздник. Сейчас хорошо бы домой, пропустить чарочку, но, с другой стороны, уж чего-чего, а проверяющих не должно быть, кому охота в такую ночь, да еще в такой мороз высовывать нос». Решив, что надо будет, попив кофе, обойти объект, да подбросить паровозам угольку, сторож потянулся за кружкой.

О том, что дверь в сторожку открылась, старик скорее догадался – на него накатила волна холодного воздуха. Оглянулся и оторопел – в дверях стояло несколько вооруженных людей, впереди майор в чётницкой форме.

- Извините, господин офицер, не слышал, как вы вошли, присаживайтесь.

Кадлец, а это был он, подсел к жарко горящей печурке, протянул руки.

- Вы, наверное, с проверкой, господин офицер, – от неожиданного визи­та у сторожа появилась излишняя словоохотливость – у нас всё в порядке. Сегодня здесь уже были...э-э-э... уже проверяли...ничего не обнаружили.

- Служба, пан, служба. – Кадлец достал сигарету, потянулся к горящему полену. А старик, что видел, то и пел:

- Замёрзли вы, наверное, господин офицер, что эта шинелишка. Оно-то и верно – мороз нынче какой злой, да цепкий. Вот только вернулся с обхода, – врал напрополую сторож – сам продрог до костей. Как же иначе, господин офицер, наши тут четыре паровоза отремонтировали, надо их под паром дер­жать, да охранять, а то неровен час...

- Вот давай, пан, и посмотрим, где стоят эти паровозы.

- Так смотрели уж...

- А мы не смотреть, мы взрывать пришли, мы – советские партизаны!

- А как же я, ведь меня того – старик от страха совсем потерял рас­судок, перешёл на жесты.

- А мы тебя разукрасим, пусть думают, что сопротивлялся. Где охрана?

- Да вон в здании комендатуры...А как же...

- Сколько их?

- Десять.

Расположение всех объектов станции, а также паровозов в самом депо, группа Кадлеца знала хорошо по тем подробным сведениям, которые принёс Карел Яйтнер. Действовали быстро, хладнокровно и бесшумно. Когда дело было сделано, на дежурном, окончательно потерявшем дар речи, разорвали спецовку и сказали: «Двигай, пан!». Кадлец вырвал из журнала учёта дежурств лист бумаги и крупно, размашисто написал: «С новогодним при­ветом! «Иван Грозный».

Через несколько минут над городом Ждяр прогремели четыре мощных взрыва. Паровозы на работу не вышли. А на улицах города вскоре появились объяв­ления, в которых гитлеровские власти обещали за выдачу партизана «Ивана Грозного» полмиллиона крон.

Более 200 дней провел отряд «Зарево» в горах Чехии, Моравии и Словакии. На боевом счету четыре взорванных железнодорожных моста, разгром штаба 899-го зенитного полка немцев, четыре выведенных из строя завода, снаб­жавших вражеские ВВС спиртом, сотни уничтоженных солдат и офицеров. Из всех диверсионных актов, которые совершили заревцы, следует особо отме­тить их подрывную деятельность на железных дорогах. Свой счет спущенным под откос немецким военным эшелонам, группа открыла 15 ноября.

Это был скорый поезд с немецкими офицерами, следовавший по перегону Чадца – Яблунков. Здесь он и споткнулся. Эхо взрыва долго гудело в отро­гах Яблунковского перевала. Место крушения четыре дня держалось под ох­раной, эсесовцы и жандармы не допускали туда даже рабочих.

После взрыва Ульев вышел на связь и донес в Киев: «...на участке Чад­ца – Яблунков взорван у тоннеля поезд с офицерским составом. Предположи­тельно погибло 600 офицеров. Участок окружен спецчастями. Уборка эшело­нов продолжается. Участвовали Букин, Борисов, Жилин, Болотин». К концу войны на счету «Зарева» числилось 22 спущенных под откос эшелона. Таким результатом может похвастаться более или менее солидный партизанский отряд.

Во время пребывания в тылу врага группы «Зарево» Центр несколько раз направлял диверсантам самолёты с боеприпасами, оружием и медикаментами. Это позволяло вести активную диверсионную работу и увеличивать численность отряда за счёт чешских патриотов, а также бежавших из плена советских людей. Высадившаяся на аэродром «Три Дуба» группа в десять человек, к концу войны превратилась в партизанский отряд, насчитывавший 124 бойца.

Из первоначального состава погибли двое, остальные дожили до дня По­беды, правда, пришёл он к ним на несколько часов позже, чем ко всем осталь­ным жителям нашей планеты. 9 мая партизанский отряд «Зарево» держал свой последний бой у деревни Фришава. Он был не толко последним, но и самым кровавым: отряд потерял двенадцать человек убитыми, а шестеро получили тяжелые ранения, в их числе и Владимир Кадлец. И кто его знает, чем бы кончилась эта отметина последнего боя первого послевоенного дня, не окажись рядом двух чешских девушек – Ирины Квитинской и Веры Фалтусовой.

Славен путь чекистского разведывательно-диверсионного отряда «Зарево». А начался он с того момента, когда командир корабля 1-го авиаполка Николай Александрович Бобков оторвал свой Ли-2 от взлётной полосы львовского аэ­родрома и, совершив бросок через Карпаты, доставил десять молодых парней на словацкий аэродром «Три Дуба».

Второй полет в интересах НКГБ Украины совершил экипаж командира корабля Г.Л.Звездина, не сумевший в прошлую ночь выйти на аэродром Чирскова. Он доставил вторую половину разведывательно-диверсионной группы «Бывалые». Через несколько дней после соединения, отряд, навьючив груз на пару лошадей, в полном составе двинулся к месту своей разведывательно-дивер­сионной работы в район Брно. На этом долгом пути «Бывалые» нарывались на засады, их окружали, преследовали, они теряли людей.

Еще до перехода границы протектората два отряда – «Бывалые» и «Зарево» – встретились. Встреча оказалась случайной. Потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, что обе группы из одного гнезда. Какое-то время отряды шли вместе. В один из дней, под вечер, оказались в долине близ села Хлебники. Где-то впереди должна быть Орава, а через неё мост. От «Заре­ва» на разведку пошёл Кадлец, от «Бывалых» – бойцы Орлов и Самек. О результатах разведки я уже рассказывал. Узнав о том, что двоим пассажирам легковой машины удалось бежать, Иванов и Фёдоров решили, что нужно немедленно сниматься. Отряды разошлись по своим направлениям.

Поднявшись на один из многочисленных хребтов, отряд Иванова остановился на короткий отдых. Осмотрелись. Была вторая половина дня, солнце еще не закатилось за гору. Внизу лежал перерезанный речушкой дол. За ней в молодом ельнике извивалась, уходя в гору, просёлочная дорога. Просматривая в бинокль местность, Иванов заметил поваленное через речушку дерево. По нему, пока светло, и решили переправиться на противоположный берег. Всё продумали, всё обмозговали, не выслали только разведку. Непростительная оплошность обернулась боем и потерями.

Уже спускаясь, Иванов вновь просмотрел в бинокль долину и обнаружил, что ниже по течению речушки сооружён мостик. Стремясь как можно быстрее преодолеть опасное место, он направил туда двух пулемётчиков и двух авто­матчиков. Немецкая засада ожидала отряд в густом ельнике, как раз напро­тив поваленного через речку дерева. Кто-то для удобства обрубил у него ветки, лишь кое-где оставив сучья, за которые можно было держаться.

Когда первый разведчик благополучно перешёл на противоположный берег, на бревно вступила Вронская и, балансируя руками, пошла вперёд. Рядом с ней вброд переводил лошадей Анатолий Савицкий (Сундуков) – высокий бело­брысый боец в сдвинутой набекрень шапке. Первые выстрелы врага прозвучали в то время, когда Вера находилась как раз посередине перехода. Падая в воду, она успела приподнять рукой рацию, и хотя речка оказалась не очень глубокой, устоять на скользком каменистом дне было трудно. Радистку сносило вниз. Где вплавь, а где ногами, она стремилась прибиться к противоположному берегу, но автоматные очереди вновь и вновь возвращали её в воду. Лишь оказавшись вне зоны огня, она смогла выйти на сушу.

Бой был скоротечным. Четверка бойцов, переправившись по мостику, ока­залась в тылу немецкой засады. Их пулемётно-автоматный огонь и решил ис­ход стычки. Немцы, оставив несколько трупов, ретировались. Потери отряда тоже оказались значительными: убит Савицкий, пропали три бойца, в том числе и радистка Лидия Захарова. Поиски пропавших не дали результата. Наскоро схоронив Савицкого, десантники, опасаясь подхода новых сил врага, покинули место боя. Как выяснилось позже один из пропавших без вести чех Ладислав Самек оказаляя в отряде «Зарево» и находился в нём до конца войны. Осталась жива и радистка Лидия Федоровна Захарова. В борьбе за собственную жизнь она прошла жандармерию, пытки в гестапо, австрийский концлагерь Маутхаузен. Судьба третьего бойца невыяснена и по сей день.

В отряде осталась одна радистка. Оберегали её как никого другого. Но однажды чуть не потеряли. Случилось это в Моравии. Отряд остановился в крайнем доме небольшого хутора, затерявшегося в горах. В 17.00 по московскому времени у Веры должен был состояться сеанс связи. Зашифровав радио­грамму, она через окно забросила на дерево антенну, протянула противовес. До выхода в эфир оставалось минут пятнадцать. Решила сбегать в туалет. Возвращаясь, в дверях столкнулась с бойцами, которые сообщили, что нем­цы окружают дом. Тут же началась стрельба, в комнате разлетелись оконные стекла.

- Наташа, быстро собирай рацию, я прикрою! – Орлов стоял у окна, ста­раясь просматривать пространство двора.

Ползая по полу среди разбитого стекла, Вронская пыталась стянуть с ветвей дерева антенну и противовес. В окно влетали пули и с глухим звуком впивались в противоположную стену комнаты. Наконец Вере удалось собрать рацию, и она тут же перебросила её ремень через плечо, заправила за спину вещевой мешок, схватила в руки автомат и вместе с Орловым бросилась к двери, но было поздно – каратели приближались к фасаду дома. Мет­нулись назад. Прикладом автомата Орлов высадил раму небольшого оконца в противоположной стене комнаты, выпрыгнул наружу.

Вронская влезла на подоконник и... застряла в проёме окна, рация и вещмешок не пускали её вперед. Бойцы, прикрывая радистку, вели неравный бой. Употребив всю свою силу, она все же свалилась на землю, при этом за спиной что-то треснуло. Причину она поняла уже когда побежала к лесу: лямки вещевого мешка оторвались сверху и он, свесившись ниже пояса, бил по ногам. Николай Поляков хорошо прикрыл ее отход пулемётным огнем.

Центр, узнав обо всех злоключениях «Бывалых», приказал вернуться в Словакию. У села Грустино разбили лагерь, и, обрастая местными жителя­ми, приступили к разведке и дивер­сиям. Соединился отряд с частями Красной Армии в апреле 1945 года...

Кто доставил на аэродром «Три Дуба» остальных чекистов, установить не удалось, ибо исполнялись боевые донесения в 1-м авиаполку весьма своеобразно: фамилия командира корабля фиксировалась только тогда, когда задание по каким-либо причинам не выполнялось. Вот как, например, в данном случае: два экипажа задание выполнили без происшествий – фамилий командиров нет, у третьего произошла поломка самолета – его назвали.

Ах, Дмитрий Александрович Козенко, начальник штаба прославленного 1-го гвардейского авиаполка! Какую же вы мне задали работу своими безликими боевыми донесениями! Ведь смотрю я в эти строчки через полвека после их написания, когда ветеранов полка почти нет, и помочь мне никто не может.

В эту ночь экипаж Ивана Горбунова (1-й авиаполк) привёз на «Три Дуба» ящик с боеприпасами. Разгрузившись, стали принимать раненых. Санитарные машины подходили одна за другой. Насчитав двадцать человек, борттехник Николай Исаев обратился к Горбунову:

- Командир, достаточно, в салоне уже ступить некуда!

- Бери еще вон тех четверых с последней машины, они сидячие.

Борттехник недовольно махнул рукой и пошел к санитарке. После оконча­ния погрузки командир корабля поднялся в салон. Там действительно неку­да было поставить ногу. Пробравшись в кабину, сел за штурвал. Зашёл Исаев:

- Можно выруливать!

Не успел он закончить фразу, как кто-то стал барабанить по корпусу са­молёта. Борттехник метнулся к двери. Вернувшись, доложил:

- Просят взять ещё одного.

Горбунов решил объясниться сам. Внизу, придерживая головные уборы, сто­яли четверо в авиационной форме. Мешая словацкие и русские слова, они просили взять своего коллегу, которого сбили в воздушном бою, жизнь его в опасности. Командир корабля махнул рукой. Перебинтованного раненого осторожно подняли по лесенке, предварительно потеснив тех, кто уже находился в салоне, и положили прямо на пол самолёта. Вернувшись в кабину, Горбунов сказал:

- Лётчика привезли... Не заберем – может помереть.

- Смотри, командир, как бы нам всем, – недоговорив, штурман завершил слова выразительным жестом.

- Справимся, Костя!

Взлетали тяжело. Еще труднее перегруженная машина брала высоту. Еле-еле поднялись на 1500 метров. Этого было достаточно, чтобы выйти в гори­зонтальный полёт. Но впереди Герлаховка, для безопасности надо набрать ещё столько же. Лётчики смогли поднять машину ещё на 200 метров. И тут с ужасом обнаружили, что появились первые признаки обледенения.

- Берите вправо, посоветовал штурман, – Герлаховку надо обойти.

- Исаев, подай спирт на винты, а ты, Катымаев, займись окнами!

Правый лётчик достал шприц и стал закачивать спирт в трубку для подачи его на смотровые стёкла. Кабина наполнилась характерным запахом. Горбунов почувствовал тошноту, расстегнул ворот гимнастерки, стало немного легче.

… И вспомнился ему тот случай, когда опозорился в первом в своей жизни полёте. Поднял его в небо на У-2 инструктор Гизатулин. Ещё перед вылетом почувствовал, что не переносит запаха бензина, однако подумал, что пройдет. Но уже в полёте тошнота подкатила к горлу, не сдержался и испачкал всю кабину до основания. На землю спрыгнул весь зелёный, как трава на лётном поле. Решил, что небо не для него. А сколько преград преодолел на пути к самолёту! Да и здоровьем бог не обидел. В роду хилых не было. Дед свою силушку в кулачных боях мерял. Пел басом. За что в родном селе Пискалы, что близ Ставрополя на Волге, его се­мью называли Басиками. Горбунов в школу так и записался – Иван Басин.

На пути в авиацию парень действительно одолел многие барьеры. Не хватало одного призывного года. Двадцать четвёртый переделал на двадцать третий. Меди­цинская комиссия забраковала один глаз. Стал усиленно лечить. И вот надо ж тебе – на первой авиационной ступеньке споткнулся, да ещё по такой банальной причине...

Воспоминания, навеянные запахом спирта, оборвал Катымаев:

- Отступает!

- Что? А-а! – Горбунов сглотнул слюну, стараясь осадить тошноту.

- Конечно, отступит – весь спирт выдоили! – проворчал Исаев.

- Вот полёты пошли – даже патефон запустить некогда!

Владимир Катымаев заведовал в экипаже музыкальной частью. Это по его инициативе на бо­рту самол1та появился патефон. Если полёт выдавался несложным, то, как правило, под монотонный гул моторов всех бросало в сон. Для борьбы с ним лётчик раздобыл где-то старенький патефон и несколько пластинок. Ну а на земле Катымаев развлекал всех великолепной игрой на аккордионе.

Тем временем одна беда – обледенение – отступила. Но уже на подходе к Львову радист принял сообщение: над аэродромом неожиданный туман с верхней кромкой в 250 метров и дальше вниз до земли. А горючее на исходе. Даже до Жешува не хватит. Руководитель полетов Орлов ничего определенного сказать не мог.

- Саша, – передай, пусть стреляют нам ракетами и зажгут прожектора, идём на посадку! Штурман, давай ракеты!

Горбунов боялся одного – прямо по курсу посадки на аэродроме сохрани­лась одна из двух довоенных парашютных вышек. Не напороться бы на неё!

Стандартный разворот, ГПКА – на ноль. Шасси. В белесом тумане прореза­лось что-то яркое. Решив, что это лучи прожекторов, Горбунов убрал обороты моторам. Машина грузно пошла вниз. Белое пятно увеличилось, но земли совершенно не видно. Штурвал туда-сюда, туда-сюда. Машина сыпалась. Удержать ее было уже невозможно. Удар, кратковременное взмывание, еще удар, крики в салоне, наконец, устойчивый пробег по земле, гашение скорости, остановка. А в салоне сорвалось несколько носилок с ранеными. Но это, по сравнению с тем, что могло быть – мелочь. Это понимали все – и раненые и члены эки­пажа.

Завидное упорство по преодолению сложной погоды проявил экипаж 1-го авиаполка В.Ф.Шеметова (штурман А.А.Урбанский). Ушли они из Кросно и сели сра­зу же после посадки Слепцова, доставив шесть бойцов бригады и 1540 кг груза (два противотанковых пулемета, 17 ящиков с патронами и 21 – с патрон­ными лентами).

Вообще, летчики 1-го авиаполка отработали в эту ночь хорошо, выполнили все задания, в том числе и ответственные, без особых происшествий. А вот 23-й авиаполк потерял, помимо Зильбермана, ещё один экипаж, Его судьба оставалась совершенно неизвестной несколько дней, затем кое-что стало проясняться.

Н.П.Нестин ушёл на задание в Словакию второй раз. Командир корабля со­вершал свой семьдесят шестой боевой вылет, а штурман Я.В.Локтионов – сто первый. На борту находилась противотанковая пушка, 400 кг сна­рядов и семь человек прислуги.

Связь с самолётом прервалась, на «Три Дуба» не сел, на свой аэродром не вернулся. Прилетевший с боевого задания командир корабля В.А.Кузьмин, сообщил, что его экипаж в районе Здыня (40 км юго-западнее Кросно) наблюдал две трассы по неопознанному самолёту, который, в результате обстрела загорелся, резко пошёл к земле и взорвался в воздухе.

Через несколько дней Лукьянов привез от Чирскова новые сведения. Из состава пассажиров на «Три Дуба» доставили одного тяжело раненого чеха, который подтвердил, что самолёт зажёг немецкий истребитель, шестеро его товарищей погибли, а члены экипажа якобы воспользовались парашютами. Никто из выпрыгнувших в полк не вернулся, судьба их неизвестна по сей день, они – пропавшие без вести. Вот их имена: командир корабля лейтенант Нестин Николай Петрович, штурман лейтенант Локтионов Яков Васильевич, летчик лейтенант Карпов Василий Иванович, борттехник старший техник-лейтенант Неплюев Иван Яковлевич, радист сержант Чагин Александр Иванович, стрелок старший сержант Семгузов Егор Павлович.

В одном боевом вылете потеряно сразу два экипажа. Для полка это много. Описывая этот эпизод, я задумался над вопросом: а почему парашют­но-десантную бригаду транспортировали к месту назначения без средств спа­сения? Можно себе представить моральное состояние лётчиков, когда они ос­нащены парашютами, а их пассажиры, при всяком непредвиденном случае, которых в авиации в условиях войны предостаточно, обречены на гибель. Ответа на этот вопрос я не нашёл.

Но не только из неприятностей сложилась боевая ночь в 23-м авиаполку. Пять экипажей, из ушедших на задание одиннадцати, справились со своими обязанностями весьма успешно. Среди них был и командира корабля Д.Е.Нетудыхатко.

Пожалуй, более молодого экипажа в полку не было. Дмитрию Евсеевичу ис­полнилось двадцать пять, бортовому технику Нару Нурмухамедову, правому лётчику Михаилу Ивановичу Немову, штурману Дмитрию Николаевичу Демидову – по двадцать два, стрелку Семёну Хаймовичу Ланцу – девятнадцать, а радисту Павлу Игнатовичу Шелудкову 3 августа 1944 года «стукнуло» всего лишь восемнадцать лет.

Боевого опыта у доброй половины экипажа фактически не было. Например, Ланц и Шелудков пришли в авиаполк после окончания учёбы только в мае 1944 года. Может быть, эти два обстоятельства – молодость и малоопытность – и способствовали тому, что коллектив был дружным и исполнительным, отличался стремлением выполнить любое задание, каким бы трудным оно ни было.

Вот и в эту ночь экипаж проявил настойчивость, особенно командир ко­рабля. Дмитрий Евсеевич имел чёткий план своих действий в зоне аэ­родрома, продуманный много раз и уже испытанный в первый прилет – 26 сентября. Главное – точный выход на приводную. Этого и добивался командир от штурмана. После прохода приводной – разворот на 180 градусов, уход назад, построение коробочки, снова выход на приводную и начало снижения по спи­рали.

Так он действовал и в этот раз. К цели подошёл на высоте верхней кромки облачности и начал её пробивать. Минимум у командира корабля был в тысячу метров, то есть он имел право снижаться в облаках. Если же они ниже, то Нетудыхатко обязан был прекратить выполнение задания. Скрутили высоту до этого минимума, но земля по-прежнему оставалась задёрнутой..Перевёл машину в набор, выбрался к звёздам, всё время задавая себе вопрос: «Что делать?». А над облаками собралось уже несколько самолётов, они хорошо просматривались в тусклом лунном свете. Нетудыхатко решил предпринять новую попытку. Дошёл, снижаясь, до своего минимума, опустил машину ещё на двести метров. Земли не видно. Снова вывел Ли-2 за облака, осмотрелся и решился на третий заход. Миновал опробированные 800 метров, прошёл ниже. Буквально через несколько секунд под самолётом стало прос­матриваться зелёноватое пятно. Это ракеты, это центр аэродрома! Пошёл смелее вниз. На 550 метрах все хором закричали: «земля». Расслабившись, Нетудыхатко повёл Ли-2 на посадку. Подъехал Чирсков:

- Из ваших сел пока только Парамонов, вероятно, сегодня сядут не многие. А вы просто молодцы! Что привезли?

- Пушку, товарищ полковник!

- Нужное дело! Сейчас подошлю разгрузочную команду.

Через несколько минут с подъехавшей машины спрыгнула целая ватага чехословацких бойцов и бросилась к самолёту. Кто-то из них затянул «Катюшу», её подхватили другие. Как же звучала эта песня на ломаном русском, с приятным акцентом, здесь, среди словацких гор! В хор, подправляя слова и мотив, включился экипаж! Пушку сгрузили за считанные минуты.

В обратный рейс на борт приняли семерых авиаторов из 1-го чиап. В тонких кожаных пальто, с чемоданами. Были они немножко навеселе, охотно знакомились и рассказывали, что летали на немецких «Ме-109». Один, забывшись, сказал, что имеет сбитые И-16. Его одёрнули, и он осёкся.

Дата добавления: 2015-10-28