Не менее трудный октябрь 1 страница

1.И вновь её величество погода.

Погода взбесилась. Несколько дней кряду ни единого просвета в плотно задёрнутом низкой и сплошной облачностью небе. Ненастье парализовало боевую работу авиации дальнего действия на несколько дней. С аэродромов авиакорпусов, работавших на Словакию, взлетали только разведчики погоды,

2 октября к вечеру на подскок Кросно и Ясенка перелетели 53 Ли-2, три из них, взяв на борт груз, ушли на разведку погоды. Встретив десятибалльную облачность, все они вернулись с маршрута.

В 4-м авиакорпусе эту работу продолжал выполнять неутомимый Алексей Прилепко. 2 октября его экипаж взлетел с грузом и взял курс на запад. До линии фронта шли в дожде и облачности. В предгорьях Карпат видимость снизилась до километра, дождь не прекращался, а многоярусная кучёвка с нижней кромкой в 300 метров стала десятибалльной. Непрерывно информируя командный пункт авиаполка, лётчики продолжили полёт. В середине маршрута, обсудив состояние метеообстановки, пришли к выводу, что впере­ди холодный фронт. Лететь дальше не было смысла.

3 октября Прилепко в очередной раз ушёл на разведку. Как и в прежнюю ночь, всё повторилось. На следующий день из-за явно нелётной погоды с корпусных аэродромов не взлетели даже разведчики.

5 октября Прилепко решили дать отдых. В полёт на разведку погоды отправился экипаж командира корабля В.П.Каныгин. Перед взлётом радист на связь с КП не вышел. Руководитель полётов решил, что это прос­то его неисполнительность, но связь с самолётом так и не была установлена.

По приказу Дмитриева в полёт на разведку погоды стал срочно готввиться Алексей Прилепко. Взлетел он в 20.10. Встретив двухслойную десятибалльную облачность, дождь, грозы и обледенение, он, проявив настойчивость, все же дошёл до района цели, дал последнюю информацию и, не сбрасывая груз, стал на обратный курс.

Тем временем, вернувшись с маршрута по причине отказа радиостанции, Каныгин в 22.00 появился в районе своего аэродрома. Над Калиновкой бушевала гроза, шёл проливной дождь. Не имея связи, лётчики сде­лали шесть заходов на посадку, но глазу не за что было зацепиться. Реши­ли уйти в зону хорошей погоды. В 22.40 сели на аэродроме Бердичев.

В ходе выяснения причин невыполнения задания оказалось, что радист Ковтюк при подготовке к взлёту доложил командиру корабля, что связь установлена, но слышимость слабая. Фактически связи не было, радист надеялся на то, что ему удастся найти неисправность, но отремонтировать аппаратуру он не сумел. В районе Карпатских гор на высоте 2500 метров самолёт начал обледеневать. Командир корабля принял решение возвращаться.

От 335-го авиаполка в эту ночь погоду на маршруте анализировал экипаж Лысова, однако сложная погода заставила Кожемякина возвратить его из района Трембовля.

Шесть дней кряду на имя Антонова начальник шта­ба 1-го Украиникого фронта отправлял краткую шифровку одинакового содержания: «Из-за неблагоприятной погоды у нас и в Словакии переброска 2-й бригады не производится»[220]. А потребность в ней была великая. Гитлеровцы продолжали принимать меры по ликвидации очага восстания. 5 октября Гиммлер собрал в Вене совещание генералов, руководивших боевыми действиями в Словакии. В этот же день он прибыл в Братис­лаву и продолжил работу по консолидации немецких и словацких сил на ре­шительные действия.

Вести, поступившие в первые дни месяца с места боёв, говорили о том, что нажим противника усиливается. 3 октября боевая группа немецких войск «Шилл» заняла Св. Криж над Гроном. Повстанцы отступили на новые позиции к склонам Кремницких гор. Возникла опасность прорыва врага к Зволену, а это уже прямая угроза аэродрому «Три Дуба». Через два дня пала Банска Штявница. Обстановка все больше осложнялась.

6 октября в НКИД СССР пришла информация: «По полудни противник начал атаку на восточном участке. Первое направление главного нажима – Тельгарт, второе направление – Попрад – Кралова Легота»[221].

А как развивалась Карпатско-Дуклинская операция? 30 сентября возобно­вили наступление войска 38-й армии. Им предстояло сбить врага с высот Главного Карпатского хребта и взломать его мощную оборону. I октября со­ветские войска вступили на территорию Чехословакии, а 6-го 1-й чак при непосредственном содействии 67-го стрелкового и 31-го танко­вого корпусов овладел Дуклинским перевалом и вступил на землю своей родины.

У пограничного столба его воины натянули полотнище со словами на русском и чешском языках: «Чехословакия приветствует и благодарит своих освободителей. Да здравствует вечная дружба, народов СССР и Чехословакии». На другом транспоранте, уже на словацкой земле, другая надпись: «Красной Армии-освободительнице – наздар!».

Продолжал оказывать помощь и УШПД. По его приказу готовились к заброс­ке новые организаторские группы. 30 сентября все партизанские отряды и бригады, дислоцированные в Чехословакии, передавались в оперативное подчинение штабам партизанского движения 1-го и 4-го Украинских фронтов. Для координации действий с начальником штаба партизанского движения 1-го Украинского фронта Героем Советского Союза Бовкуном прибыл представитель заграничного руководства КПЧ в Москве Август Шрамм.

Важное событие произошло и в партизанском движении Словакии. Асмолов вспоминал: «В эти дни я несколько раз встречался с К.Шмидке для обсуж­дения возникших вопросов, и всякий раз он сетовал на то, что из-за чрез­вычайной занятости не может уделять Главному штабу партизанского движе­ния столько времени и сил, как это требует обстановка, и просил меня смелее вмешиваться в дела штаба, самостоятельно принимать те или иные, не требующие его вмешательства решения. И я не удивился, когда в одной из встреч Шмидке предложил мне быть не советником, а его первым за­местителем... 6 октября 1944 года был издан приказ, которым я назначался первым заместителем начальника Главного штаба партизанского движения Словакии»[222].

В лице Алексея Никитовича словацкие товарищи получили опытнейшего партизанского руководителя, теоретика и практика партизанского дела. Оказавшись в трудной роли советника, а затем фактического руководителя Главного штаба, он часто выезжал в отряды и бригады, словом и делом ока­зывал посильную помощь в деле обороны повстанческого района.

В один из ближайших дней после прилёта Асмолов и Цареградский приеха­ли на аэродром «Три Дуба», чтобы поближе познакомиться с его работой.

Алексей Асмолов невысокого роста, в длинном кожаном пальто и папахе, обошёл весь аэродром, повстречался со всеми членами оперативной группы и обслуживающими командами. Вникнув в суть дела, решили главный вопрос – как распределять грузы между партизанами и повстанческой армией. Этой проблемой стал заниматься Михаил Цареградский.

Тем временем чехословацкая сторона продолжала обращаться к компетентным органам СССР с новыми просьбами по вопросам оказания материальной помощи. 1 октября Р.Виест встретился с маршалом И.С.Коневым и попросил его о: «1. поставках горючего, боеприпасов, бомб для нашего авиационного полка (истребительного) в Словакии. 2. посылке ещё одной авиационной части штурмовиков с подготовленными пилотами словацкой армии. 3. поставках противотанковых и противопехотных мин 4. поставках противотанковых ружей». Информируя об этой просьбе Ингра, Виест добавил, что на все просьбы он получил положительный ответ[223].

Просьба поступила и по линии чехословацкого посольства. 3 октября Зорин при­нял Фирлингера. В своём дневнике он записал, что посол передал ему справку, «…которую дал ему генерал Пика о помощи уже оказанной советским командованием словац­ким патриотам. Из этой справки видно, что помощь борющимся патриотам оказана значительная, учитывая, что, кроме оружия поставляются боекомплекты боеприпасов.

Фирлингер добавил, что масштаб борьбы в Словакии сейчас уже достаточно большой и, конечно, на той помощи, которая была оказана, нельзя останав­ливаться, но, по его мнению, командование Красной Армии держит достаточно прочную связь с военными Словакии и, несомненно, будет оказывать дальнейшую поддержку Единственное, что нужно сделать, по мнению Фирлингера, – это послать в район восстания боевого советского генерала, потому что есть опасность, что между словацкой армией и партизанами могут быть тре­ния, которые словацкие руководители не смогут преодолеть, а это будет мешать успеху борьбы. Если бы прибыл советский боевой генерал, обладавший опытом партизанской борьбы, это бы помогло сплочению всех сил, вос­ставших против немцев»[224].

Тут некоторая неясность. Или Фирлингер, а это трудно предположить, не знал, что такой представитель в лице Асмолова уже в Банской-Бистрице, или просил еще одного представителя рангом повыше, в чине генерала.

В это время Пика проинформировал генерала Белянова о количестве доставленных повстанцам военных материалов за период с 19 сентября по 6 октября: «Советских автоматов – 965, немецких – 108, противотанковых советских ружей – 32, пулемётов лёгких немецких – 159, пулемётов зенитных советских – 2, пулемётов зенитных немецких – 14, винтовок – 162, миномётов советских 8 мм – 2, патронов для винтовок – 425 95, патронов для автоматов – 854 000, для пулемётов – 6020, для противотанковых ружей – 10060 и др. Позвольте, господин генерал, выразить глубокую благодарность за столь существенную помощь»[225].

Чехословацкая сторона просила о дальнейшем наращивании помощи, совет­ская не возражала. Для переброски грузов имелись крылья, сопротивлялась только её величество погода. Но ничего не бывает вечным под луной.

Ненастье последней недели в районе аэродромов базирования, а главное, на точках сброса и посадки, наконец-то 6 октября начало отступать. Это позволило командованию авиакорпусов приступить к организации очередного вылета в Словакию.

4-й авиакорпус спланировал для полёта 36 кораблей. Обеспечение боевой работы командир 4-й авиадивизии возложил на 13-й авиаполк. На разведку погоды поднялся экипаж А.Прилепо. Информация с борта самолёта была неутеши­тельной: по маршруту от шести до десяти баллов, сама цель закрыта, мес­тами просматриваются «окна», однако заметна тенденция к уплотнению облачности.

Вероятно, недельное ожидание улучшения синоптической обстановки склонило командование авиакорпуса, не­смотря на такое ее фактическое состояние, принять решение на вылет. Пер­вым Калиновку покинул Баймурзин. Он, как и прежде, обеспечивал подсвет начала боевого пути. За ним в воздух поднялся еше 21 самолёт. Замкнули воздушный эшелон 13 кораблей 335-го авиаполка.

Разведчик груз сбросил. Погода над точкой после его работы стала ещё больше ухудшаться. Баймурзин первый САБ зажёг южнее НБП. Обнаружив ошиб­ку, экипаж сделал новый заход и серией из четырёх светящихся бомб o6oзначил начало боевого пути.

Первая волна экипажей 13-го авиаполка опознавательных сигналов не обнаружила и став в круг, ожидала хоть какого-либо просветления. Через некоторое время самые нетерпеливые пошли в район Зволена, где заметили, что аэродром «Три Дуба» при­нимает Ли-2. Командир корабля В.А.Захаров, без согласования с КП авиаполка, решил свой груз сбросить сюда. Остальные, дождавшись, кратковременного просветления, свои ПДМ десантировали над Брезно. Всего разгрузилось 9 самолетов.

Другая группа экипажей пришла на цель, когда она была основательно закрыта. Сделали запрос о разрешении сбросить груз на «Три Дуба». Находившийся на КП авиакорпуса штурман Г.П.Молчанов вышел на Москву. Получив категорический запрет, он дал крманду на возврат.

Трём экипажам командование полка поставило оценку «неуспешно». Коман­дир эскадрильи М.Д.Козлов, летавший на самолёте «Честь гвардии» в экипаже В.Г.Кавкаева, а также командиры кораблей Б.Д.Архипов и Е.А.Малинин доложи­ли, что точка давала не зелёные ракеты, а белые. Это противоречило пока­заниям других лётчиков. В связи с этим успешное выполнение задания этой тройке было поставлено под сомнение[226].

13 самолётов 335-го авиаполка прибыли в район Брезно позже. Шесть из них, проявив исключительную настойчивость, сумели груз сбросить. Никто им не приказывал это делать, наоборот, в каждом боевом распоряжении пробивать облака в горах категорически запрещалось. Но наряду с инструкциями и настав­лениями, были ещё и приказы совести.

Вот как, например, описаны трудности этого полета в наградном листе штурмана корабля Николая Емелъяновича Марушко, представленного к ордену Красного Знамени: «7 октября при выполнении специального задания при переброске чехословацких партизан в район Брезно в исключительно трудных метеоусловиях, в горах, проявляя настойчивость, вне видимости земли, ори­ентируясь исключительно по горе в 2666 метров и применяя радиосредства, точно вышел в район сигнальных костров и сбросил груз». Выполнял это задание Марушко в экипаже командира корабля А.С.Калошина.

Проявил настойчивость и командир корабля В.И.Адясов, который давал вывозной молодому коллеге Г.Ф.Ситяеву. Когда штурман С.Е.Борисов уверенно сказал, что точка сброса под ними, лётчики смело пошли вниз, в чёрную пасть ночи, нагромождения туч и гор. Смелость и риск были вознаграждены – самолет, пробив облачность, оказался почти над сигнальными огнями.

Последним из авиадивизии в район цели привёл свой корабль А.П.Лысов. Зем­ля плотно прикрыта сплошной облачностью. Ни костров, ни сигнальных ракет. Однако штурман И.И.Терентьев доложил, что точка сброса под крылом. Лёт­чик легонько отдал штурвал и поставил машину в вираж. Стрелка высотомера медленно сбрасывала высоту: 800 метров, 750, 700. Еще круг: 650, 600.

- Командир, выравнивай, вроде просматриваются костры!

Лысов выполнил команду штурмана, посмотрел в окно, но признаков сиг­нала не обнаружил.

- А я ничего не вижу.

- Есть, есть! – закричал по СПУ стрелок Александр Барановский. – Только они в тумане, но просматриваются.

- Вижу! Заходим!

Несколько доворотов, и вот самолёт уже над целью. Штурман дёрнул за рычаг – и шесть ПДМ покинули бомболюк.

Уходим! – Лысов взял штурвал на себя.

Набрав 2000 метров, командир передал управление правому лётчику М.А.Власову, а сам обратился к штурману:

- Иван, а я ведь серьезно не заметил никаких сигналов на земле.

- Может, тебя плохо подлечили?

- Да нет, когда прошлый раз летали, вроде ничего было, и на земле всё нормально.

Этот разговор штурмана с командиром вызвал у стрелка Барановского приятное воспоминание о доме.

...Говорят, худа без добра не бывает. Это полностью относится к тому случаю, который два месяца назад произошёл в экипаже. В разное время и разными дорогами пришли в 15-й авиаполк лётчики А.П.Лысов Н.Д.Сидун, штурман И.И.Терентьев, радист И.А.Комаров и стрелок А.П.Барановский. Побывали в разных экипажах, приобрели боевой опыт, понюхали, как говорится, поро­ху. И вот в начале 1943 года, волей судьбы и наблюдательных командиров, они сошлись вместе в один небольшой коллектив, имя которому экипаж.

Приказ зачитали перед строем, а когда он рассыпался, все собрались около Лысова – командир всё же. До этого друг друга знали, но то было полковое знакомство. Теперь надо знакомиться ближе, ибо экипаж в авиации дальнего действия – это её ячейка, можно сказать семья, в которой каждый делает своё дело. А чем лучше делается это «своё», тем успешнее выполняется боевое задание. Авиатор, если он ле­тает, вообще подвержен риску. На войне, где тебя ещё стремятся и сбить, этот риск увеличивается во сто крат. Значит, чем лучше ты выполняешь обязанности, тем, попросту говоря, дольше живёшь.

Вот приблизительно такую философию исповедывал как командир корабля Андрей Лысов, стараясь внушить её и своим подчиненным.

В основе его работы по сколачиванию экипажа стал старый, как мир метод – делай как я. Основную свою обязанность – «летать самолёт» – он исполнял не механически, а продуманно, как будто перед ним первый в жизни взлёт или первая посадка. Был он трудолюбив, целеустремлён и физически вынослив. Вероятно это оттого, что занимался боксом, и, еще до приобре­тения специальности лётчика, успел закончить два курса химического института. Неплохо знал английский язык, поэтому в надписях на приборной доске самолета Б-25, этими «футами» и «галлонами», он разбирался хорошо.

Исполнилось командиру 23 года, на груди красовалась пока единственная награда – орден Красной Звезды. Небезынтересна характеристика, данная Лысову в воспоминаниях стрелка Александра Барановского: «В памяти сохранился образ командира в высшей степени мужественного и вместе с тем интеллигентного. Он управлял нами не приказами, а личным примером, педагогическими приёмами и силой логики. Когда и кто привили эти качества тогда совсем молодому Андрею, для меня так и осталось загадкой. Мы, подчинённые, никогда не видели его раздражённым. На маршруте и над целью он всегда спкоен, немногословен в командах, всегда создавал атмосферу инициативы для каж­дого из нас. В экипаже была взаимовыручка – один за всех и все за одного. И нашей сплоченности искренне завидовали многие авиаторы полка».

Уши экипажа – радист Иван Комаров. Человек тихий, корректный. Специ­алист – высочайшего класса. Как-то перед очередным боевым вылетом начальник связи авиаполка Григорий Косяков, давая указания, сказал:

- В нашем полку есть два радиста, которые ни разу не теряли дальней связи – Николай Новожилов и Иван Комаров. Если бы была техническая возможность, то они могли бы установить контакт даже с луной.

Глаза экипажа – воздушный стрелок двадцати двухлетний Александр Барановский. Несмотря на свои 180 сантиметров и приличный вес, нёс службу по охране самолёта бдительно, не раз спасая машину и своих товарищей от коварных наскоков фа­шистских асов.

Правые лётчики в экипаже не засиживались, набравшись опыта, уходили на повышение. Николая Сидуна сменил Николай Костенко. Через полгода он ушёл на командира корабля, и правое сиденье в самолете занял Александр Точилкин.

Интересен его приход в авиаполк. Воевал он на штурмовике, а его двоюродный брат Михаил Алексеевич Власов служил в 15-м авиаполку. В круговерти войны братьям удалось найти друг друга. Михаил уго­ворил Александра перейти на бомбардировщик, а когда тот согласился, по­бежал по начальству. И разрешения добился. Точилкина зачислили в экипаж Лысова, пла­нируя в дальнейшем перевести на правое сиденье к брату. Пришло время, ушел и он.

В общем, экипаж был молодым, энергичным и целеустремлённым. От вылета к вылету авиаторы мужали, набирались боевого опыта и вскоре стали, как выразился в своих воспоминаниях Барановский, «вдоль и поперёк обстрелян­ные зенитками и просвеченные прожекторами противника». И далее: «Всё больше и больше рос количественный счёт успешно выполненных бое­вых заданий, улучшалось их качество. Нашего командира, человека исключитель­ной скромности, никогда не кичившегося своими боевыми успехами, вскоре наградили орденом Ленина, штурмана и меня - орденами Красной Звезды, а Ваню Комарова - орденом Отечественной войны 2-й степени. После такой оценки командованием нашей боевой работы, командир полка Улья­новский объявил, что мы впредь будем летать на разведку погоды и подсве­чивание целей».

Но в авиации, тем более на войне, всякое бывает, от неприятностей не застрахован даже опытный и сплочённый экипаж. Пришла эта неприятность и к ним. Относилась она к разряду неординарных и поэтому достойна этой стра­ницы книги.

Стоял август 1944 года. Авиаполк перебазировался в утопающую в зелени Умань. Пошли погожие дни, в свободное от боевой работы время люди кучковались у столовой, у штаба или просто под крылом самолёта, вспоминали интересные случаи, сочиняли байки, перебрасывались анекдотами, переходили на песни. В этом жанре выделялись Иван Комаров и Александр Барановский. На их любимую «На закате ходит парень...» сходилась вся эскадрилья. Ну а когда Ми­хаил Кашмин брался за пародии на Гитлера и всякую иную сволочь, то тут собирался весь авиаполк.

Но отдых отдыхом, а боевая работа продолжалась. Уманьский аэродром лётчикам полюбился. По тем временам он был прекрасно оборудован, а взлётно-посадочная полоса, засеянная смесью злаковых трав и хорошо укатанная, обеспечивала нормальный взлёт и посадку.

Днём – сон, ночью – работа. Взлёт, посадка, прожектора, зенитки, разрывы бомб. На картах, сменяя друг друга, мелькали названия объектов для бомбар­дирования. В один из вечеров, уходя на очередное задание, по взлётной полосе уманьского аэродрома, набирал скорость самолёт под управлением Лысова. На борту все занимались своим делом, но взлёт есть взлёт, он подсознательно контролируется всеми членами экипажа.

Ещё неустойчивая машина была уже над Софийским парком, когда все за­метили, что она вдруг задрала нос, затем выровнялась. Такого никогда не было. Однако все члены экипажа промолчали, лишь лётчики обменялись друг с другом короткими вопросительными взглядами. Весь полёт к цели и обратно командир корабля, не слишком-то разговорчивый вообще, по сути дела про­молчал, часто отдавал штурвал правому лётчику, доверив ему даже посадку.

Лишь в столовой, ковыряя вилкой картофельный гарнир, Лысов признался в том, что на взлёте он на небольшое время потерял зрение, интуитивно почувствовал кабрирование и также интуитивно ввёл машину в нормальный режим полёта.

- А сейчас как? – спросил Терентьев

- Вроде ничего. Приборы видел хорошо, а вот в даль...

Приговор полкового врача был коротким – в Москву в госпиталь. Экипаж остался без командира и практически перешёл в подчинение к начальнику штаба. Сегдня – дежурство по столовой, через сутки – в караул, а еще через сутки – в стартовую команду. Загрустили ребята от такой жизни, повесили носы. Приблизительно через месяц после отъезда Лысова в госпиталь Бара­новский повстречал в штабе командира авиаполка Гордиловского, отдал честь.

- Чего не весел, гвардеец? Истосковались без командира?

- Есть и это, товарищ подполковник.

- А что еще?

Стрелок потупил взор, стал поправлять ремень на гимнастерке.

- Выкладывай!

- Да вы знаете.… Пять лет не видел родителей, а они рядом – выпалил, словно разрядил пулемёт, Барановский.

- Где же это рядом?

- Под Ямполем, есть там такое село – Добрянка.

- Ничего себе – рядом!

- Да каких-то семьдесят километров.

- Вроде и в самом деле недалеко. Н-надо по карте посмотреть.

- Да он южнее нас, можно сказать на границе с Молдавией, мы туда несколько раз «заруливали», когда летали бомбить немцев в Ясско-Кишенёвской.

- Э-это как так – за-руливали? – чуть заикаясь, спросил командир авиаполка

- По моей просьбе, товарищ подполковник, – Барановский, понимая, что наговорил лишнего, сник.

- З-значит дома ты побывал! Но я это в шутку. – Гордиловский похлопал стрелка по руке. – Ничего, старшина, вот разобьем немцев, и поедешь домой.

С утра следующего дня вновь на сердце тоска: куда сегодня пошлют в наряд? И вдруг вызов к начальнику штаба. Что бы это значило? Заме­чаний по службе вроде не было. Бажанов был краток:

- Вот документы на отпуск с выездом на родину. Командир приказал доставить тебя на полевой аэродром у Ямполя самолётом. Вылет через два часа. Из отпуска не опаздывать!

Не случись с Лысовым та неприятность со зрением, не побывал бы Александр Барановский в родной Добрянке, не встретился бы с матерью Софьей Васильевной, да с отцом Павлом Васильевичем. Воистину: нет худа без добра...

Экипаж Лысова сел в Калиновке последним. Весь обратный полёт, потом при оформлении в штабе боевого донесения, в столовой, да и ночью штурман Иван Терентьев всё терзался сомнениями: в назначенное ли место доставили груз? Но вскоре всё прояснилось – о посылки попали по адресу.

Летал в район Брезно в эту ночь штурман 4-й авиадивизии Андрей Матвиенко. Вот его рассказ об этом полёте: «Пошел я в экипаже Николая Дмитриевича Карасева. Вышли на Попрад, но из-за облачности и фактического незнания рельефа своевременно снизиться не успели. Замедлили скорость вертикального снижения, добрались до нижней кромки облачности. Увидели костры, но вроде не наши. Груз не сбросили. Сделали разворот в поисках своей цели. Дали сигнал «я свой» зеленой ракетой, стали мигать бортовыми огнями. Смотрю, а мы влезли в такое уще­лье, что просто ужас. Холодный пот прошиб все тело. Как выбрались из этой ловушки - до сих пор не соображу. Буквально в десяти метрах под нами отроги. Ужас! Даю ещё ракету. Ответили с другого места. Мы - туда. Хорошо, что они оказались умницами и дали нам одну зеленую. Стрелок заметил. Сориентировались, вышли на сигнальные костры и груз сбросили. Пока летели домой, в воздухе получили подтверждение. Это было облегчением тому чувству, которое возникло, когда мы были на грани гибели».

Итог работы 4-й авиадивизии в ночь на 7 октября таков: из 36 экипажей, побывавших над Брезно, задание смогли выполнить только 15, в том числе и Прилепко, летавший на разведку погоды с грузом. Повстанцы получили 90 ПДМ с общим весом 11250 кг[227]. Пика донёс в Лондон, что в эту ночь словаки получили: 390 автоматов, 4000 9-мм патронов и 80 000 калибра 7,62[228].

Те, которые выполнили задание, действительно проявили настойчивость. На следующий день на имя командира авиакорпуса из Москвы пришла шифровка: «По сообщениям из Словакии выброска груза в ночь на 7 октября производилась при наземном тумане, экипажи очень старались, делали много заходов, заслуживают благодарности»[229].

Старание и настойчивость – дело нужное, но сброс груза на аэ­родром «Три Дуба» некоторыми экипажами в то время, когда там принимали Ли-2, был грубейшим нарушением. Однако, судя по следующему приказу командира авиакорпуса, виновники этого нарушения тоже получили благодарность.

«В ночь на 7 октября 1944 года 4-я авиадивизия выполняла специальное задание в интересах партизан Словакии. Задание выполнялось в сложных мете­орологических условиях, точка сбрасывания груза была покрыта наземным туманом. Экипажи дивизии полностью осознали важность поставленной перед ними боевой задачи и проявили, по сообщениям штаба партизан Словакии, при её выполнении максимум усилий, делали несколько заходов, упорно пре­одолевая все сложные условия, встретившиеся в районе цели. Всем экипажам, участвовавшим в выполнении спецзадания, объявляю благодарность»[230].

Объёмную работу в ночь на 7 октября выполнил авиакорпус генерала Георгиева. Авиаполкам соединения предстояло продолжить переброску 2-й чехословацкой воздушно-десантной бригады, личный состав которой вот уже десять дней томился на аэродромах подскока. В связи с тем, что перерыв в полётах на «Три Дуба» оказался значительным, командиры авиадивизий приказали подготовку к вылету и её контроль провести в полковом масштабе. Особое внимание было уделено 1-у авиаполку, которому, помимо всего, поручалось доставить в Словакию несколько разведывательно-диверсионных групп по линии РО 1-го Украинского фронта и НКГБ Украины. К полётам по заданиям этих ведомств командование авиакорпуса всегда относилось с большой ответственностью, и, как правило, доверяло это серьёзное дело 1-у авиаполку. Что ни говори, а самые сильные экипажи находились в хо­зяйстве Филина. Обычно заявка от НКГБ Украины ограничивалась одним само­лётом, максимум двумя, а тут сразу четыре.

Несколько раз командиру авиаполка звонил Лабудев и интересовался ходом подготовки выделенных экипажей. Для контроля после обеда приехали руководители соединения – старший штурман Г.К.Живчиков и старший инженер С.З.Лавриненко. Оба они – выходцы из полка, знали здесь всё и вся, пережили с личным составом весь трудный начальный период войны, обеспечили авиаполку, первому в АДД, высокое гвардейское звание.

Живчикову исполнилось сорок, Лавриненко – тридцать шесть. Сам он когда-то летал бортовым техником, в 1935 году за проявленный героизм при спасении самолёта и предотвращение катастрофы, получил орден Красной Звезды. Тогда это была высокая награда.

О готовности экипажей и материальной части к выполнению важного спе­циального задания, штурман и инженер доложили командиру авиадивизии.

Боевая работа началась с аэродрома Львов четырьмя экипажами 1-го авиаполка, по заданиям разведотделов. Им предстояло доставить на «Три Дуба» людей и грузы. Кто был привлечен к выполнению этого задания? Сведений на этот счет Подольский архив, за исключением только одного факта, не сохранил. А этот факт таков: экипаж командира корабля Г.А.Звездина (штурман А.О.Го­ловин) не нашёл аэродром, вернулся с людьми и грузом.

Три Ли-2 задание выполнили, доставив в Словакию 28 человек и 1000 кг боеприпасов по заданию РО НКГБ, а также 3 человека и 200 кг радиоимущества по заявке РО 1-го Украинского фронта.

Один из севших экипажей перебросил подготовленную НКГБ Украины разведы­ва­тельно-диверсионную группу «Бывалые». Скудные сведения о ней мне сообщила радистка Вера Евгеньевна Вронская (тогда Гаврильченко), прилетевшая в Словакию под именем «Наташи».

…Шёл ей тогда двадцать первый год. До начала войны успела в городе Красный Луч окончить школу и медучилище. Весной 1942 года, по рекоменда­ции горкома комсомола, райотдел НКВД предложил девушке учёбу в спецшколе с последующей работой в тылу врага. С июля Вера – курсант радиошколы ОМСБОНа (Отдельный мотострелковый батальон особого назначения). После окончания занятий радистку попытались забросить к брянским партизанам, но их там в это время «гоняли» немцы и обеспечить приём парашютистов они так и не смогли.

В конце лета 1943 года Вера попала в оперативную группу «Удар», в которой было три чекиста и две радистки. В составе небольшого партизанского отряда перешли линию фронта и действовали в Житомирской и Ровенской областях до весны 1944 года.

И вот новое задание. Группу формировал Иван Федорович Морозов, для всех – Иванов. Выше среднего роста, худощав, немно­гословен, Его заместителем РО НКГБ назначил Александра Ивановича Орлова. Тоже выше среднего роста, блондин, горяч по натуре, страстно любивший свой родной Ленинград.

Дата добавления: 2015-10-28