Трудный сентябрь 20 страница

Таким он был – талантливым, зорким, непреклонным в достижении цели, непримиримым в отстаивании того, в чём он был убеждён, деятельным, сдер­жанным в общении с людьми, храбрым. Он готов был поделиться с товарищем последней коркой, рискуя жизнью, спасти друга».

Приведённая цитата оказалась большой. Но я, честное слово, не мог выбросить из нее ни одной фразы, ибо каждая из них является важной деталью в той «скульптуре» внутреннего мира Крушинского, котоpyю так умело и то­нко вылепил Борис Полевой.

Что же касается заботы о других, то в том же предисловии Полевой при­водит такой пример. В тяжёлых боях за Дуклинский перевал им пришлось уди­рать на вездеходе от наседавших немцев, и Крушинский, заметив медицинскую сестру, которая тащила на каком-то приспособлении раненого чешского войника, заставил водителя остановить машину, чтобы взять обоих.

Тогда, в дни горячей работы в частях 1-го Украинского фронта они – Полевой и Крушинский – сдружились. О восстании в Словакии знали оба. По­левой начал пробивать себе командировку. Как-то вернувшись поздно вече­ром комнату, он не застал Крушинского. «Эмка» и её водитель Пётр Василь­евич Галахо находились на месте, на месте была даже рукопись повести, а вот Крушинский – как в воду канул. Вместе с ним исчезли и вещи боевой принад­лежности – трофейный автомат Полевого и две итальянские гранаты-самоварочки. Заподозрив неладное, Борис Николаевич приступил к допросу водителя. Тот признался, что отвёз своего шефа в Кросно...

Завершив погрузку, экипаж и пассажиры ожидали командира корабля и штурмана, и, коротая время, знакомились друг с другом. Вниманием всех завладел Крушинский. Он был коренаст, с виду неторопливый, даже флегматичен. Широко поставленные глаза излучали теплоту. Разговаривая, он то и дело снимал шапку и приглаживал свои коротко остриженные волосы. Своими рассказами он покорил лётчиков.

Бортовой техник Колосков, который тогда не знал его имени, не знает его и сейчас, когда я пишу об этом, в одном из писем сообщил мне: «...стоило ему вступить с нами в разговор, как мы увидели в нём очень доброго, весёлого человека…Пока мы ожидали команду на боевой вылет, этот симпатичный капитан покорил нас своим поведением и так увлёк рассказами, что я и не заметил, как подошёл командир корабля».

Экипаж и пассажиры построились.

- Метеообстановка сложная, - сказал Нестеров, – верхняя кромка облаков порядка четырёх тысяч метров, но это предположительно, так как развед­чик погоды её определить не смог. Нижнюю узнаем при подходе.

Зелёная ракета прервала последние указания командира. Пассажры, а их было четырнадцать, поднялись в салон. Лётчик Шабанов закрыл дверь, Колосков запустил моторы.

Высоту над Кросно набирали по спирали, вышли за облака, штурман Бахмут дал курс. В районе линии фронта к самолёту потянулись огненные нити. Снаряды, раскрашивая облака, рвались ниже. Нестеров приказал Колоскову привести в готовность бортовые пулемёты. Владимир Ильич вышел в салон. Там пассажиры давили лбами иллюминаторы.

- Где мы находимся? – спросил Глидер.

- Перелетам линию фронта.

Подготовив пулеметы к бою, борттехник вернулся на свое рабочее место, но уже через несколько минут вынужден был бежать назад – стрелок Николай Каледин просигналил о появлении истребителя. Сперва отпугнули его очередями из турельного и бортовых пулемётов, а затем манёвром и уходом в обла­ка проворно скрылись с его глаз.

Выждав ещё несколько минут, Колосков решил вернуться к своим прямым обязанностям – необходимо было задействовать антиобледенительную систему и переключить бензобаки. Перед дверью пилотской кабины его остановил резкий толчок. «В чем дело?» – пронеслось в голове. Всё прояснила мгновенно наступившая тишина – моторы обесточены. Рванул дверь. Две руки – одна борттехника и вторая правого лётчика – сошлись на кране перек­лючения. Моторы пошли. Увлёкшись отражением атаки истребителя, все перестали следить за расходом горючего.

Когда горячка от нападения истребителя прошла, подняли высоту с таким расчётом, чтобы обезопасить пролёт высокогорного участка маршрута. Нако­нец долгожданная команда штурмана. Наступил самый ответственный и самый нервный этап полёта – посадка. Не верить Александру Бахмату нельзя, он основывается на своих штурманских расчётах. И все же... и все же. О дей­ствиях экипажа в эти трудные минуты рассказывает Владимир Колосков:

«В кромешной темноте, в облаках, не зная местности, мы стали снижаться по узкой спирали. Вглядывались до боли в глазах, до тёмных и светлых пя­тен, так хотелось увидеть землю. А земли всё нет. Кругом сплошная облач­ность, летим, будто в какой-то огромной посудине, наполненной мо­локом. Скорость самолёта ощущаем только по приборам да по работе двигателей. Томительно тянется время, когда знаешь, что кругом горы, но их не видно, и не знаешь, когда кончится облачность и на какой высоте.

Весь экипаж был занят поиском посадочной площадки. Мы все оказывали помощь командиру: правый лётчик и стрелок следили за землёй, штурман – за курсом, я – за показаниями высотомера, а радист слушал эфир, следил за радиограммами. Заходим на посадку. По коман­де Нестерова включаю фары, выпускаю шасси, закрылки, и вот долгожданное касание земли колесами».

У меня есть редкая, а вернее единственная возможность, привести описание этого полёта уже представленными читателю советским пассажирами. Михаил Глидер: «Наконец мы пошли под облаками. Луна осветила нас. Каза­лось, что мы плывём по морю. Гор не видно, они затянуты дымкой. Москва передавала концерт. Погода стала портиться. Лётчики искали аэродром, но внизу ничего не было видно. Сбросили несколько ракет. Уже хотели возвра­щаться, как вдруг с земли поднялась ракета. Пошли на снижение. Дождь хлестал по крыльям. Вот и выложенная буква «Т». Сделали несколько кругов и, наконец, приземлились»[191].

Сергей Крушинский: «Помню, летели мы над облачной пеленой. Расстилавшиеся внизу плотные, ярко освещённые лунным светом облака напоминали нашу русскую заснеженную степь. Один только раз картина изменилась – впереди над облаками выросла огромная чёрная глыба. Мы обошли ее стороной. То была скала, венчающая самую высокую в Чехословакии каменную гряду – Высокие Татры. Эту горную вершину, служившую ориентиром при ночных полётах нашей авиации, чехословацкий народ впоследствии в знак признательнос­ти Советской Армии назвал пиком Сталина. Достигнув нужной зоны, пилоты пробили облачную пелену и опустились на лётное поле аэродрома «Три Дуба». Нас встречали вооружённые люди с красными лентами на шляпах, фуражках или на груди»[192].

После разгрузки настало время прощаться. Оно было сердечным. Пожелав друг другу обязательно дожить до победы, пассажиры на машине уехали в Гайники, а экипаж пошёл в обратный рейс.

Высоту набрали в левом развороте. Сплошная дождевая облачность заста­вила включить антиобледенительную систему. Однако на 1200 метрах лётчики почувствовали падение скорости подъема. Стрелка высотомера замедлила свой бег. Стало понятно: самолёт из-зи интенсивного обледенения теряет свои аэродинамические свойства, а антиобледенительная система с этим врагом номер один не справляется.

Оставалось набрать каких-то 300 метров, но этого моторам оказалось не под силу. Выходить на горизонтальный полет рано – вокруг горы большей высоты. В этой обстановке у экипажа было только два варианта: или поки­дать самолёт, или крутить обратную спираль на посадку. Но какой летчик оставит в беде боевую машину, не попытавшись её спасти! Решили снижаться, договорившись, на всякий случай, что всем необходимо быть в готовности оставить борт. К счастью все обошлось благополучно. На мокрую посадочную полосу плюхнулись «утюгом», но могло быть и хуже.

Узнав о случившемся, Чирсков сказал:

- Самолёт замаскируйте и держите в постоянной готовности к вылету.

На аэродроме «Три Дуба» остался с ночёвкой первый советский самолет. А в Львове начальник штаба авиадивизии Николай Шевчук в боевом донесении указал: «Лейтенант Нестеров (130 боевых вылетов) сидит на точке Чирскова, причина неизвестна. Доставил 14 человек и 500 кг фотоматериалов»[193].

Тринадцать самолетов Ли-2 5-го авиакорпуса в ночь на 27 сентября перебросили в Словакию 106 человек чехословацкой бригады и 12,91 тонны груза (круп­нокалиберные пулемёты, автоматы, боеприпасы к ним и гранаты). Обратными рейсами улетели 36 советских авиаторов.

Итак, первая сотня бойцов чехословацкой бригады прибыла на помощь восставшей Словакии. У каждого здесь – у одних близко, рукой подать, у других подальше – был дом, родные, считавшие их погибшими или пропавшими без вести. Но они остались живы и прилетели, чтобы помочь своей Родине. Их ждали горы, снега и суровые испытания.

Прибывшее подкрепление сразу вступило в бой, что значительно изменило обстановку в районе Зволена. Врага удалось отбросить на 30 километров.

Всего, с учётом работы Б-25, повстанцы в эту ночь получили 13,57 тонны грузов. Начальник штаба 1-го Украинского фронта В.Д.Соколовский донёс в ГШ: «На 27 сентября для переброски чехословацкой бригады на аэродромах Кросно было подготовлено и загружено 66 транспортных самолётов. В период с 20.00 до 22.00 поднялись в воздух 33 самолёта, а в дальнейшем в связи с резким ухудшением погоды выпуск самолётов был прекращён. Из поднявшихся самолётов 13 приземлились в пункте назначения, а остальные 20 с маршрута вернулись на свои аэродромы. Местонахождение одного самолёта уточняется. Переброшено 106 человек и 13 тонн боеприпасов. На 28 сентября улучшение погоды не предполагается»[194].

Ночную работу 5-го авиакорпуса с аэродромов подскока противник давно засёк. 27 сентя­бря Кросно подвергся обстрелу из дальнобойной артиллерии. Первые снаряды разорвались в 19.00. Обстрел продолжался до утра с перерывами между огневыми налётами в два-три часа. Благо советских самолётов на аэрод­роме уже не было, однако лётное поле было выведено из строя. К вечеру следующего дня ВПП подремонтировали. В 19 часов, с завидной немецкой пун­ктуальностью начался обстрел. Но в эту ночь Ли-2 с Кросно не работали.

Зато атакам с воздуха подвергся аэродром 336-го авиаполка Цунюв. «Ме-110» вывалились из облаков внезапно и с высоты 100 метров сбросили осколочные бомбы с мгновенными взрывателями. Личный состав был на аэродроме, стрелки бросились к самолётам и вместе с зенитчиками системой заградительного огня из УБТ отогнали немецких лётчиков. Через 20 минут еще один самолёт противника пытался прорваться к аэродрому 23-го авиаполка. Но и здесь стрелки защитили свои самолёты от бомб неприятеля.

В эти дни в деле снабжения словацких повстанцев произошло важное событие. Как уже отмечалось, военными грузами патриоты Словакии снабжались со спецбазы № 106 в Калиновке. В своё время она создавалась для снабжения Национально-освободительной армии Югославии силами 5-й авиадивизии АДД, авиаполки которой дислоцировались здесь же, в Калиновке. К осени 1944 года советско-германский фрон продвинулся далеко на запад. Это обстоятельство вызвало настоятельную необходимость в перебазировании авиадивизии и специальной базы ближе к фронту. Таким местом для соединения был выбран аэродром Рошиори-де-Веде, а для базы город Крайова. Оба пункта на территории Румынии.

5 сентября 1944 года ГКО принял по этому вопросу специальное постановление «О мерприятиях по оказанию помощи НОАЮ». В нём, в частности, начальнику Тыла Красной Армии генералу А.В.Хрулёву предписывалось: «…организовать в Крйове перевалочную базу для концентрации, сортировки, упаковки и подготовки для транспортировки грузов, предназначенных для НОАЮ. После организации и налаживания работы на новом месте (Румыния) перевалочную базу в Калиновке расформировать, а личный состав базы Калиновка обратить на формирование базы в Румынии»[195]. Постановление устанавливало сроки перебазирования: и организации базы на новом месте – 25 сентября.

Так как словацкие повстанцы снабжались военно-техническим имуществом также с базы в Калиновке, стал вопрос как быть дальше. Было принято решение часть базы в Калиновке оставить, определив ей одну единственную задачу – снабжение восставшей Словакии. Эта часть базы стала филиалом спецбазы в Крайове. Возглавил её полковник С.И.Пикуль, бывший ранее заместителем у В.Я.Прянишникова.

Начальник тыла 1-го Украинского фронта генерал Анисимов получил из Москвы следующие указания: «К утру 19 сентября любыми средствами транспорта доставить на станцию Калиновка заместителя начальника спецбазы НКО полковника Пикуль и 100 паращютно-десантных мешков»[196].

Этот документ даёт основание предполагать, что решение о создании в Калиновке базы для снабжения словацких повстанцев было принято после перебазирования спецбазы № 106 в Крайову или в процессе этого перебазирования.

12. Трудный месяц завершён.

Во второй половине сентября обстановка в повстанческом районе Слова­кии продолжала ухудшаться. Гитлер сменил командующего группировкой немец­ких войск, назначив вместо генерала Бергера, генерала СС Хёфле. С фронта были переброшены новые соединения, авиация и танки. Особенно свирепство­вала в борьбе против словацкого народа эсесовская бригада под командова­нием Дирлевангера, отличившаяся своей жестокостью при подавлении восста­ния в Варшаве. Гитлеровцы окружили повстанческий район бронированным кольцом, авиация наносила по нему непрерывные бомбовые удары.

К концу сентября освобожденная территория Словакии значительно умень­шилась. Однако сопротивление патриотов показывало, что расчёты фашистского командования на быструю ликвидацию восстания в Словакии провалились.

Продвижение советских войск в ходе Карпатеко-Дуклинской операции так­же не отличалось высокими темпами, ибо, предвидя угрозу их прорыва в Сло­вакию, гитлеровское командование во второй половине сентября продолжало усиливать свою группировку перед 38-й армией и 4-м Украинским фронтом.

И все же советским войскам удалось к концу сентября выйти к главному Карпатскому хребту. Наступление наших войск лишило противника возможности обрушить сосредоточенный удар по повстанцам и облегчило их борьбу против карателей.

В.В.Марьина отмечает: «В сентябре сложилось равновесие сил между повстанцами и оккупантами. На стороне первых были количественный перевес, поддержка населения освобождённых территорий, энтузиазм начала открытой борьбы, вера в её справедливость. На стороне вторых – лучшая техническая оснащённость, опыт ведения боевых действий, помощь официальных словацких властей. Сначала нацисты полагали, что подавление повстанцев будет иметь характер обычной полицейской карательной акции, руководителем которой был назначен генерал СС Г.Бергер. Однако в течение месяца восстание подавить не удалось, и в конце сентября Бергер был заменён обергруппенфюрером СС генералом полиции Г.Хёфле, от которого Берлин требовал решительных действий. Укрепив подчинённые ему силы новыми воинскими частями и разработав план захвата повстанцев в «котёл», Хёфле готовился к тому, чтобы нанести восставшим окончательный удар. Надежды на помощь восстанию со стороны Красной Армии не было: она ещё была далеко, пробивалась с тяжёлыми боями через карпатские перевалы на территорию Словакии»[197].

Таким образом, к концу сентября боевые действия на фронте повстанческой зоны почти повсеместно прекратились. Гитлеровцы подтягива­ли новые силы, а повстанцы ожидали из СССР пополнение, новые партии ору­жия и боеприпасов. Нужда в них оставалась великой.

А еще у борющейся Словакии не было достаточного военного опыта, не хватало толковых руководителей.

В связи с этим СНС попросил руководство КПЧ обратиться к советскому военному командованию, с просьбой прислать в Словакию опытного военного специалиста. К.Готвальд направил заявку в УШПД. Кроме этого, понимая, что КПС приходится работать в весьма сложной обстановке, он решил помочь словацким коммунистам и кадрами.

Для работы в Словакии стали готовиться представители заграничного ру­ководства КПЧ Ян Шверма, Марек Чулен и депутат Рудольф Сланский. В нача­ле третьей декады сентября они вылетели в Киев, где в УШПД решался вопрос о подборе военного советника для СНС.

...20 сентября 1944 года начальник штаба партизанского движения 3-го Украинского фронта полковник Алексей Никитович Асмолов получил приказ расформировать свое хозяйство. А через несколько дней его срочно вызвали в Киев. Из Тирасполя в столицу Украины выехал на автомашине. Дороги, разбитые вой­ной, были просто ужасны. На их неровностях невозможно было даже спокойно думать. А от мыслей, тем более, когда подводится итог большому периоду боевой жизни, уйти невозможно.

Штабы партизанского движения, руководимые Асмоловым на Северо-Запад­ном, Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах, внесли свой весомый вклад в дело освобождения страны. За это время было подготовлено и переправлено в тыл врага в многочисленных диверсионных, разведывательных и подпольных группах более полутора тысяч человек. На месте они обросли людьми и, став партизанскими отрядами и соединениями, нанесли врагу значительный урон. «Надо найти время и подвести итоги трёхлетней партизанской борьбы в тылу врага, – думал Асмолов. Не давал покоя и неожиданный вызов к начальнику штаба партизанского движения Украины Т.А.Строкачу.

Тимофей Амвросиевич принял Асмолова без промедления. Работа штаба партизанского движения любого ранга с кадрами отличалась от работы штабов армейских частей и соединений тем, что здесь при назначении на какую-либо новую должность у кандидата спрашивали согласия. Так поступил и Строкач. После привет­ствий и тёплых слов он без всякой дипломатии спросил:

- Нет ли, Алексей Никитович, желания махнуть в Словакию? Обстановка там с каждым днём становится всё хуже и хуже, несмотря на нашу ог­ромную помощь. Там недавно создан Главный штаб партизанского движения. Военное командование и Клемент Готвальд просят направить в этот штаб нашего советника, имеющего опыт руководства партизанской борьбой. Вот его письмо к нам, почитай (документ 77).

Познакомившись с той частью письма, где выражалась благодарность за оказанную военную поддержку и давалась информация о действиях партизан, Асмолов внимательно вчитался в концовку документа: «Прошу ока­зать нам помощь кадрами (несколько штабных работников в качестве совет­ников, опытных командиров партизанских отрядов и радистов) и оружием. Особенно прошу послать в качестве советника при организуемом чехословацком партизанском центре генерал-лейтенанта Андреева».[198] (В.А.Андреев являлся заместителем Строкача. - А.С.).

- Интересно, причём здесь я, если Готвальд просит Андреева?

- Относительно Андреева у нас другие планы. И вот тебе мое личное мнение: мы напрасно искали бы для Словакии человека, более подходящего, чем ты. Ну, как?

- Я готов!

- Вот и хорошо! Полетишь вместе со словацкими товарищами. Собирайся, подбирай себе помощника и изучай оперативную обстановку.

Из Киева в Москву на имя Готвальда ушёл ответ: «Против отправки гене­рал-лейтенанта Андреева в Чехословакию в качестве советника при чехосло­вацком партизанском штабе ЦК ВКП (б) Украины возражений не имеет. Товарищ Андреев хороший командир и с задачей справится. Но со своей стороны мы предлагаем полковника Асмолова, имеющего большой практический опыт в организации и руководстве партизанским движением. Если это предложение будет принято, товарищ Асмолов немедленно вылетит в Чехословакию в ка­честве советника при чехословацком партизанском штабе»[199].

Согласие было получено. Начались сборы в дальнюю дорогу. Асмолов по­добрал себе нескольких помощников. В частности, из Тирасполя он вызвал способного и энергичного офицера М.С.Цареградского. Кроме него в группу вошли опытные партизанские командиры; майор Я.Г.Филатов, старший лейтенант М.Е.Клоков, З.П.Седненко и радист Мартин Зайнер – немецкий антифашист. Основная задача группы состояла в том, чтобы помочь руководителям восстания наладить работу Главного штаба партизанского движения Словакии.

Затем Асмолов встретился с чехословацкими товарищами – членами ЦК КПЧ Мареком Чуленом и Рудольфом Сланским и с членом Политбюро Яном Швермой. Они начали готовиться к отлёту ещё неделю назад. Это видно из депеши Пики Ингру от 22 сентября: «Сообщаю, что сегодня в Словакию вылетает депутат Шверма (через партизанокий штаб)».[200]

Самое приятное впечатление у Асмолова оставило знакомство со Швермой. По профессии он – журналист, ещё до войны редактировал газету «Руде право», его статьи печатались не только на родине и в Советском Союзе, но и в газетах США и Англии. Он был в Испании, часто выступал перед бойцами интернациональных бригад. Шверма являлся видным деятелем КПЧ, одним из её основателей.

После оккупации родины фашистами, вынужден был эмигрировать. На пути в Советский Союз задержался в Болгарии, скрываясь на квартире известного болгарского революционера Владимира Заимова. Находясь в Москве, основал газету политэмигрантов «Чехословацкие листы». Как член Политбюро ЦК КПЧ вникал во все вопросы работы партии, став фактически её теоретиком. Уме­лый оратор, он часто выступал на московских заводах.

Все они – Шверма, Чулен и Сланский – командировались в Словакию заграничным руководством КПЧ для оказания помощи штабу восстания и КПС.

На подготовку к отлёту у Асмолова было несколько дней. Поселился он рядом с УШПД у своего старого приятеля Дмитрия Новаковского. Здесь, на товарищеском обеде, знакомство с новыми чехословацкими друзьями было продолжено. Кроме них присутствовал А.Шрам – постоянный представитель КПЧ при УШПД. Все они свободно говорили по-русски. Новая порция информа­ции для более детального понимания обстановки в Словакии, оказалась не лишней.

27 сентября, когда Асмолов готовился к вылету в Словакию, Строкач по­лучил от командира советского партизанского отряда Величко радиограмму: «В связи с захватом немецкими войсками Св. Мартина и продвижением по до­лине Св. Мартина на юг, народный Выбор освобождения Словакии выразил недовольство руководящим составом штаба Голиана. 29 сентября члены прави­тельства Шмидке, Гусак и др. обратились к нам с просьбой взять на себя руководство словацкой армией, но мы их просьбу вежливо отклонили. Неуме­ние штаба Голиана руководить войсками, разложение солдат и трусость офицеров, надежда на скорый приход Красной Армии создали явную угрозу подав­ления народного движения Чехословакии. Движение приостановлено, словац­кие дивизии уже немцами разбиты и рассеяны по горам и лесам. Если в бли­жайшие дни не будут предприняты энергичные меры, не будет помощи со сто­роны чехословацкого корпуса и со стороны Красной Армии – немцы займут Банска-Бистрицу.

Нас удивляет отсутствие при штабе Голиана русской военной миссии, в то время как англичане и американцы чувствуют себя здесь отлично. Просим поднять этот вопрос в правительстве. Всё, что необходимо для этого – сделаем немедленно»[201].

Содержание данной телеграммы вошло в информацию, которую 26 сентября Н.С.Хрущёв направил на имя И.В.Сталина (документ 78)

Во второй половине дня 28 сентября 1944 года со Святошинского аэрод­рома под Киевом взял разбег, основательно загруженный людьми и необходи­мым имуществом Ли-2 из группы ГВФ при УШПД. К сожалению, имя командира корабля не установлено.

Кроме группы Асмолова и руководителей КПЧ на борт самолёта поднялось несколько радистов. Всего улетело 12 человек. Пять часов полёта прошли в прикидках планов на первые дни работы и в разговорах с чехословацкими товарищами. В 21 час приземлились на аэродроме «Три Дуба».

Прилетевших встречали Шмидке, Гусак и Голиан. После знакомства с ними перед Асмоловым предстали руководители советских партизанских отрядов в Словакии Пётр Величко и Евгений Волянский, а уже за ними подошёл началь­ник оперативной группы АДД Борис Чирсков.

Почти до рассвета знакомились с обстановкой, обсуждали неотложные проблемы. Асмолову удалось поспать лишь несколько часов в номере, отведённом для него в народном доме. Утром у подъезда его ожидал ярко-красного цве­та «мерседе». Шмидке представил Асмолова работникам штаба партизанского движения, а затем состоялась встреча с Голианом.

Прибытие из Советского Союза партийных лидеров Чехословакии и опытных советских организаторов партизанской борьбы сразу же отразилось на деятельности Главного штаба партизанского движения. М.Е.Клоков приступил к созданию в селе Буяково близ Брезно партизанской школы по подготовке командиров и специалистов минно-подрывного дела. Здесь же обучались партизаны, которые затем направлялись для организации борьбы с врагом в чешских землях. Цареградскйже целиком и полностью подключился к работе оперативной группы Б.Ф.Чирскова.

Тем временем авиация дальнего действия продолжала свою миссию по ока­занию помощи восставшей Словакии. В ночь на 30 сентября курс на Брезно взяли 13 кораблей 335-го авиаполка. Все они пришли на цель кучно. Светонаведение было организовано отлично – работал светомаяк, земля чётко обозна­чала себя двумя белыми и одной зелёной ракетами, ярко горели четыре кос­тра, образуя прямоугольник.

Первый экипаж с высоты 700 метров в 22.50 приступил к сбросу. Последним на цель зашёл командир корабля С.Т.Тымчик. Перед самым вылетом из Калиновки в его экипаже заболел штурман Я.К.Маклашевский. Спиридону Тро­фимовичу дали свободного - Кирилла Поршнева. Командир корабля познакомился с ним два месяца назад, когда только что прибывшего штурмана предста­вили личному составу авиаполка. Потом мельком встречались то на постановке задач, то в столовой. И вот девятнадцатилетний штурман у него на борту.

Познакомились. «Куда он нас заведет?» – подумал Тымчик. Полетели. Вопреки ожиданиям, Поршнев работал чётко, а главное уверенно. Правда, погода больших трудностей не создавала, но решительность и уверенность штурмана покорили командира корабля. Сбросив все шесть мешков, Поршнев дал курс на свой аэродром.

В эту ночь повстанцы получили 76 ПДМ (8580 кг). Все экипажи сработали четко и быстро.

30 сентября утром синоптики вооружили командование соединений прогно­зом погоды до Карпат: облачность от шести до десяти баллов. К обеду в её состоянии существенных изменений не произошло. Тем не менее, подготовка экипажей к очередному полёту в Словакию проходила по плану, к заданию привлекалось 37 Б-25 от 13-го и 335-го авиаполков.

В 18.55 взлётную полосу аэродрома Калиновка покинул самолёт командира корабля Прилепко. Задача: разведка погоды и сброс груза. Еще до линии фронта облачность уплотнилась до десяти баллов. Освободились от неё лишь после того, как набрали высоту в 2000 метров. Ориентируясь по звёздам и используя радиопеленгацию, вышли в район цели. Она закрыта – в плотном покрывале ни одного просвета. Сделав пару кругов на разной высоте, экипаж убедился, что облачность смещается на восток.

- Чижов, донеси о состоянии погоды в районе цели, а мы пройдем на запад.

Километров через 80 облака стали редеть, а еще через несколько минут полёта самолёт вышел на чистое пространство.

- Чижов, доложи, что облачность уходит на восток от цели, можно рабо­тать. Идём в район сброса!

Приняв информацию с борта разведчика, И.И.Кожемякин дал разрешение на вы­лет основной группе. Первым взял старт Баймурзин. Ему предстояло обозна­чить начало боевого пути. Ровно в час ночи вершина Герлаховки осветилась яркой вспышкой САБа, сброшенного штурманом Евстафьевым. Строго выдерживая высоту полёта, командир корабля увёл самолёт в сторону, готовясь вновь зайти для сброса второй светящейся бомбы. В это время чуть ниже прошла первая машина полковой группы, стала на боевой курс. За ней вторая, третья. Растворился, исчез в ночи последний свет от САБа. Но через две минуты новая вспышка вырвала из темноты кусок пространства, вновь обозначая начало боевого пути. К этому светлому пят­ну, словно мотыльки, тянулись другие самолёты. Девять заходов сделал Баймурзин, наводя экипажи на цель.

Прилепко не ошибся: погода над точкой сброса оказалась рабочей. Не подвела лётчиков и аэродромная служба: на земле ярко горели четыре костра, образуя квадрат, в его центре расположился светомаяк, давая букву «К».

На зелёную ракету с самолёта площадка отвечала двумя белыми и одной зелё­ной. И хотя вместо нее, должна была быть красная, экипажи смело приступи­ли к сбросу.

Первыми над целью появились сразу четыре самолёта командиров кораблей Кольцова, Горбунова, Герца и Троценко. Только они завершили сброс, как на смену пришла ещё одна четвёрка – Колесников, Архипов, Максимов и Фёдоров. Через пять минут к сбросу приступили сразу шесть самолётов. Самым последним опустил свой груз экипаж Прилепко, который, сделав глубокий рейд на запад, вернулся на Брезно.

Отлично справились с заданием и экипажи 335-го авиаполка. Юрий Филимонов ушёл на задание со своим экипажем. В район Брезно вышли на высоте 4000 метров. Вверху стадо звёзд, лунища в полном своём объеме, а внизу серая масса облаков с тёмными пятнами. Это «окна». Уловив в докладе штурмана некоторые нотки сомнения, Филимонов развернул на коленях свою карту, подсветил фонариком. В конце концов, пришли к выводу, что самолёт находится чуть севернее точки сброса. Сделали доворот, устранили погрешность и начали терять высоту. Сигнальные огни увидели на 800 метрах.

Прикинув как лучше зайти на цель, Филимонов начал строить коробочку. Однако появившаяся справа пара самолётов заставила его ускорить выход на точку. Сброс был точным, хотя само приземление парашютов просмотреть не удалось из-за набора высоты для быстрого ухода из района цели. На обратном маршруте радист настроился на краковский маяк, и вместе с Маклашевским вывели Б-25 на свой аэродром.

Из этого авиаполка успешно справился с заданием и экипаж командира кораб­ля Н.В.Исакова. Некоторые детали их полёта на цель отражены в наградном листе штурмана Андрея Никитовича Иванова: «При выполнении специального задания 30 сентября в исключительно плохих метеоусловиях, штурман провёл самолёт по всему маршруту за облаками, вне видимости земли. Поиск точки сбрасывания груза усложнялся и характерной горно-лесистой местностью. Проявив максимальную настойчивость и умение, успешно выполнил боевое за­дание».

Дата добавления: 2015-10-28