Композиция рассказа, место эпизода в нем

Композиционно рассказ делится Чеховым на 4 части, которые можно соотнести с основными элементами композиции драматического произведения: 1 часть — экспозиция. Мы знакомимся с неким «я», рассказчико, его приятелем Белокуровым, а из их беседы и воспоминаний N о семье Волчаниновых. 2 часть — завязка действия, из которой мы узнаем о взаимоотношениях героев и вычленяем конфликт внешний, внутренний. 3 часть — кульминация, спор N и Лиды, основанный на разности точек зрения, закончившийся ссорой. 4 часть — раззвязка, признание (бессловесное) в любви, «казалось» вот оно счастье, «оказалось», Мисюсь с мамой уехали и не быть им вместе: так сказала Лида.

Данный эпизод иллюстрирует развязку рассказа: тот момент, когда герой оказывается лицом к лицу с фактом того, что Мисюсь и ее мама «сосланы» Лидой подальше от N. Он идет домой, собирает вещи и едет в Петербург. Если рассматривать мифологему сада, как Эдем, то данный кусочек эпизода можно представить как утрата рая, изгнание из Эдема. На это указывает и дорога, та же, которой герой пришел сюда, попал в рай, и осеннее, т.е. предсмертное, состояние природы, и спутанные, т.е. не имеющие другого выбора лошади на поле, и обвалившаяся изгородь, как сам N, как его надежды на будущее. Героя охватывает будничное настроение — ему становится стыдно за все, что он говорил, но не потому, что он сказал что-то не так, а потому, что сказал, не промолчал, когад надо было молчать. Вторая часть данного эпизода — послесловие. Рассказ о том, что стало с героями: Лида добилась успехов в своем деле, все у всех хорошо. Только N, считавший, что все наладится, забудется, пройдет, оказывается перед фактом, что ему все еще нехватает Мисюсь. И от неожиданности осознанной истины герой ккак будто кричит в пустоту: «Мисюсь, ты где?». И этот крик замирает, как звук лопнувшей струны в «В.с.»

Контекст

В контексте творчества данный рассказ диалогизирует по теме невозможность счастья с рассказом «Дама с собачкой» (история измены Дмитрия Дмитрича Гурова с Анной Сергеевной, переросшая в невозможность любови), по образу обычного человека, погруженного в рутину «Дама с с.», «Попрыгунья» (Дымов был врачом, титулярным советником, Ольга Ивановна, его жена, не ценила его, общалась с людьми, на ее взгляд, подходящими для общения, и лишь после его смерти поняла, какой интересный человек был рядом), по оппозиции казалось-оказалось любой рассказ, например, «Хамелеон» (казалось, собака генерала, потом не генерала, потом бродячая, оказалась генеральского брата).

В контексте русской литературы образы рассказа Чехова соотносятся с персонажами «Отцов и детей», т.е. делятся по своим убеждениям на два лагеря. Образ дома продолжает тургеневскую традицию дом-гнездо (недаром в поле во ржи шебечут перепела, а после отъезда Мисюсь их уже нет) и главный герой-рассказчик назван как у Тургенева N. Чехов затрагивает тему «м.ч.» в творчесвте в целом (это непринципиально в рассказе, можно не говорить), чем продолжает традицию Гоголя и Достоевского, пишет об обычном человеке, как Гоголь. N и Белоруков настолько же разные, насколько были разными по характеру Онегин и Ленский, то же можно сказать о Мисюсь и Лиде, которых можно соотнести с Ольгой и Татьяной Лариными соответственно. Как Лида, близка к народу Елена Стахова — персонаж романа «Накануне» Тургенева.

В контексте мировой литературы творчество Чехова в целом соотноситсся с творчеством П. Мериме — мастером детали и психологической новеллы.

Шукшин В. М. «Алеша Бесконвойный»

Литературоведческий блок:

В 1960-е гг., когда в литературной периодике появились первые произведения писателя, критика поспешила причислить его к группе писателей-“деревенщиков”. На то были свои резоны: Шукшин действительно предпочитал писать о деревне, первый сборник его рассказов так и назывался — “Сельские жители”. Однако этнографические приметы сельской жизни, внешность людей деревни, пейзажные зарисовки не особенно занимали писателя. Он сосредоточился на другом: его рассказы являли вереницу жизненных эпизодов, драматизированных сценок, внешне напоминавших ранние чеховские рассказы с их не натужностью, краткостью (“короче воробьиного носа”), стихией беззлобного смеха. Персонажами Шукшина стали обитатели сельской периферии, незнатные, не выбившиеся “в люди”, — одним словом, те, кто внешне, по своему положению вполне соответствовали знакомому по литературе XIX века типу “маленького человека”.

Основной жанр, в котором работал Шукшин, — короткий рассказ, представляющий собой или небольшую психологически точную сценку, построенную на выразительном диалоге, или несколько эпизодов из жизни героя. В рассказах Шукшина мы не встретим долгих завязок или пространных описаний. Слово у Шукшина лаконично и предельно содержательно. Рассказы Шукшина отличает особая авторская установка на собственно рассказывание как процесс: «писатель (рассказчик) – это обыкновенный человек, тот самый, который встретил на улице знакомого и захотел рассказать тот или иной случай из жизни». Читатель у Шукшина словно становиться собеседником, участником текущего разговора. Общение с читателем строится на взаимном понимании, сотворчестве. Создавая свои рассказы, В. Шукшин ориентировался на устное народное творчество. Он отмечал, что народному искусству чужды «пустое баловство», «манерность», «холодная игра ума». В статье «Нравственность есть правда» он пишет: «Я знаю, когда я пишу хорошо: когда пишу и как будто пером высекаю из бумаги живые голоса людей». В этой же статье читаем: «Вот рассказы, какими они должны быть: 1. Рассказ-судьба. 2. Рассказ-характер. 3. Рассказ-исповедь». Рассказ «А.Б.» был написан в 1973г и принадлежит к жанру собственно рассказа, отличающемся установкой на рассказывание, в основе которого лежат «дела человеческие».

Рассказ «А.Б.» написан в декабре 1972г, опубликован в январе 1973г в газете «Литературная Россия». В 1974г рассказ вошел в сборник «Беседы при ясной луне». Концептуально рассказ прочитывается Н. Лейдерманом как показательный для «мироздания Ш.»: в гл-ом персонаже воплощается шукшинская концентрация личности – думающий человек, самостоятельно вписывающий себя в полноту бытия, внутренне уравновешивающий его противоречия. Родовая модель рассказа «драма в ореоле эпоса»: в цетре мира герой, ведущий спор о смысле жизни. В р-зе «А.Б.» Ш. возвращается к чел-ку «светлой души», изображенному в ранних рассказах, но трактует гармоническое мироощущение не как идиллическую слитность с ходом жизни, а как духовное (интеллектуально-эмоциональное) преодоление понимаемого героем трагизма человеческого существования, осознанных противоречий быта. Герой не отвергает жизнь за ее противоречивость и абсурд.

При речевой организации своих рассказов Шукшин уходит от авторского повествования в диалог, которыйпомогает оживить, драматизировать действие и избежать жесткого давления авторской прямооценочной позиции. Речевому слою рассказов Шукшина свойственна неоднородность. Чужое слово входит в речь рассказчика как субъект чужого сознания. Персонажная речь преобладает над авторской. Авторское слово обладает особой значимостью. Авторский слой может быть представлен монологическим словом повествователя или ремарочным компонентом. Чужое слово м.б. представлено прямой речью, свободной прямой речью, косвенной речью, несобственно прямой речью, внутренней речью.

В процессе рассказывания сталкиваются различные точки зрения. Истина где-то там, внутри общего размышления, герою она никак не дается в руки. Чем увереннее он судит о смысле жизни, тем дальше от него отстоит. Любимые герои Шукшина – люди нравственно чуткие – находятся в постоянном внутреннем разладе, в споре с самими собой. (А.Б.) Психологическая жизнь персонажей рассказов показана не через авторское слово, а через их самовыражение в речи. Напротив, люди, у которых душа не болит, кто не знает, что такое тоска, «выбрасываются» в рассказах Шукшина за черту диалога. С ними не о чем спорить.

В предложенном для анализа отрывке РПП преобладает над РППов. РПП представлена внутренней речью героя, которая может быть оформлена как свободная прямая речь (И вдруг подумал: а что, вытянусь вот так когда-нибудь…), прямая речь (Алеша недавно услышал анекдот о том, как опытная сводня учила в бардаке своих девок: «Главное, не суетиться перед клиентом»).

Р-з риторичен, новеллистичен, анекдотичная фабульность редуцирована, сведена к странностям хар-ра А. и его образа жизни, ставшей устойчивой (нарушение социального порядка, не работал по субботам), обычно динамическое (основное сод-е рассказа – растопка бани и мытье). Сюжет – жизнь сознания, параллельная бытовому процессу, доведенная до рефлексии, до осознания, словесного оформления и самим персонажем во внутренний монолог, и автором повествователем. Сознание неавторитетного рассказчика («этот преподобный А. сроду такой», см. начало р-за) представляющего т.з. среды, но видящего персонаж со стороны, без понимания, расширяется до сознания повествователя, способного представить т.з. персонажа в НСПР (Но надо еще наносить воды. Дело не столь милое, но и противного в том ничего нету) и оформить ее словесно с позиции авторской вненаходимости («чистота сокровенная поленьев», «он изумлялся природе»). Стилистически оформляется двойной дискурс: бытовой, вписывающий персонажа в конкретный реальный и снижающий декларируемые им смыслы, тем самым испытывая их на истинность, и бытийные, к которым приближается персонаж. Лирическая риторика рассказа подкрепляется фабульным событием, открывая принцип поэтики Ш. – многослойность текстов, созданную многоуровневость художественного мира, где образ реальности становится моделью бытия.

Художественный мир, воссозданный писателем, географически почти полностью умещается в границах одной небольшой деревни. Кроме того, все «население» р-ов Ш. как раз составляет одну деревню: это касается героев, кочующих из одного рассказа в другой, упоминания одних и тех же название деревень. Все герои рассказов Ш. – земляки. (Горн, «Материк Ш.»). Обязательная принадлежность пространства – река. Всегда существует явная или скрытая оппозиция город – деревня. Герой, находясь в одном из этих пространств, всегда живет с оглядкой на другое. Это отражает особенность мировосприятия самого Ш., который особенно остро ощущал собственную разорванность между городом и деревней. «Так у меня вышло к сорока годам, что я - ни городской до конца, ни деревенский уже. Ужасно неудобное положение. Это даже – не между двух стульев, а скорее гак: одна нога на берегу, другая в лодке. И не поплыть нельзя, и плыть вроде как страшновато... Но в этом положении есть свои "плюсы"... От сравнений, от всяческих "оттуда-сюда" и "отсюда-туда" невольно приходят мысли не только о "деревне" и о "городе" – о России».

В р-зе «А.Б.» пространство постепенно сужается: деревня – колхозное собрание – двор Алеши – дом – баня. Однако это сужение пространственных границ не давит на героя, оно прочитывается как уход из «чужого» в «свое» пр-во (в контексте оппозиции свое - чужое). Выход из «чужого» в «свое» пространство происходит в совершенно определенный день (суббота), через конкретный ритуал (баня). Суббота и баня для героя не просто бытовое явление, а целое священнодействие. Алеша ждал этого дня. Суббота становится днем, когда можно отойти от суеты мира и подумать о главном, о том, для чего человек живет. Через ритуал подготовки к бане происходит осознание своего места в мире, приходит понимание жизни. Уходит суетность, в душе Алеши рождается покой. Баня для героя – возможность заново родиться на свет, способ обретения гармонии. Баня как локус размышлений. Подготовка к ней это как предвкушение момента остаться с собой наедине. В исполнении А.Б. баня обрела «второе измерение», обрела метафизическую глубину. Все движения, все телесные «позы», «фигуры», входящие в банную церемонию, суть не что иное, как символические «жесты», магические действия по наведению моста от сущего к Бытию, от повседневности – к «празднику».

4–5. В начале 60-х годов прошлого века у молодых писателей было принято отправляться на поиски главных героев и новых сюжетов куда-нибудь на стройку, в геологическую экспедицию. Героями рассказов Шукшина становятся сельские жители.С появлением первых рассказов Шукшина в литературной критике вошло в обиход понятие «шукшинский герой». В пояснение говорили о «человеке в кирзовых сапогах», жителе сельской глубинки, с разными его странностями, описываемыми автором. У Ш. мы наблюдаем не многообразие типов, а разнообразное варьирование одних и тех же характеров и ситуаций: писатель создает такую систему характеров, в которой герои вступают в своеобразные диалогические отношения, варьируют друг друга. Тип персонажа, к которому обращается писатель, был не нов, но иным стало его отношение к герою, менялось расстояние между автором и персонажем.

Героев р-ов Ш. объединяет их непохожесть, нетипичность поведения. Такой герой в любом рассказе один, он не может вписаться в окружение. В рассказе «Чудик» странный герой получает соответствующее прозвище. Часто Ш. обозначает гл-е ДЛ р-за в его заглавии. Т.о., имя персонажа становится текстообразующим фактором, выступая в кач-ве заглавия. «Именное» заглавие становится аналогом темы и ремы («А.Б», «Мастер», «непротивленец макар Жеребцов»). Заглавия-имена обладают разной степенью информативности: одни не информативны до знакомства с текстом, др-ие – выражают определенное авторское отношение и оценку («Хозяин бани и огорода», «Крепкий мужик»). Имя становится одним из способов хар-ки персонажа: оно помогает понять отношение к герою автора и др. персонажей. Номинация героя может стать ключевым словом в р-зе. Ш. всегда дает историю имени персонажа в качестве обязательного элемента движения коллизии.

Герой р-ов Ш. в отношении к себе и др. людям раскрывается через речь, диалог. Психологическая жизнь персонажа у Ш. показана не через авторское слово, а через их взаимодействие диалога и жеста. Важным для понимания хар-ра героя яв-ся соотношение его слова и поступка. В хар-ке персонажей почти отсутствуют портретные описания. Ш. умеет через деталь, брошенную мимоходом, сказать о многом.

6. Композиция рассказа достаточно проста. Есть общий план, который обрисовывает героя рассказа. Эта часть р-за отделена авторским пробелом от основной части р-за, которая, исходя из содержания, распадается на три части: подготовка и растопка бани, баня, после бани. Анализируемый фрагмент принадлежит к центральной части р-за, именно в бане происходит новое рождение героя (сначала представляет себя мертвым, зато после бани «Был он весь новый, весь парил»), очищение, отстранение от повседневной суеты.

7. Контексты: рассказы А.П. Чехова, сказы Лескова, рассказы Зощенко (в жанровом отношении); тематические контексты рассказов Шукшина:

тема уязвленного самолюбия: «Танцующий Шива», «Непротивленец Макар Жеребцов», «Раскас», «Срезал», «Обида».

тема разрушения связей поколений под влиянием смены культур: «Космос, нервная система и шмат сала», «Материнское сердце», «Гена Пройдисвет»,

тема духовного прозрения: «Как зайка летал на воздушных шариках», «Осенью», «Жил человек».

Дата добавления: 2015-10-28