Триумф солнца 38 страница

– А сейчас настало время для главного развлечения! – торжественно объявил он и громко хлопнул в ладоши.

По двору разнеслось стаккато барабанного боя, за которым последовали недоуменные возгласы гостей, пораженных увиденным. Их головы повернулись в сторону ворот, и внезапно наступила мертвая тишина. Два огромных аггагира ввели во двор на веревке какое-то странное существо, природу которого невозможно было определить с первого взгляда. Оно с трудом передвигалось на четырех лапах, влекомое веревкой на середину двора. И только через некоторое время гости узнали в этом существе некое подобие женщины. Кисти рук и ступни ног были отрублены, и по пыльной земле тянулся кровавый след, хотя культи небрежно завязали грязными тряпками, чтобы остановить кровотечение. Несчастная ползла, опираясь на локти и колени, а ее голое тело покрывали кровоточащие раны, с которых свисали куски кожи. По всему было видно, что ее долго стегали ветками колючего кустарника. Зрелище было настолько ужасным, что даже видавшие виды аггагиры затаили дыхание, безмолвно уставившись на жертву. Девочка медленно поползла к Пенроду, но сопровождавшие ее аггагиры натянули поводок, заставив сесть на землю и поднять голову.

Пенрод смотрел на обезьянье личико Лалы потемневшими от ужаса глазами, не в силах вымолвить слова. Из сорванного скальпа сочилась кровь, исчезая за пустыми глазницами. Мучители выжгли ей глаза раскаленным металлическим прутом.

– Лала! – едва слышно выдохнул Пенрод. – Что они с тобой сделали?

Она узнала его голос и повернулась. От этого движения струйки крови потекли по щекам на землю.

– Мой господин, – прохрипела она, – я ничего им не сказала… – Она упала лицом в пыль и застыла, не подняв головы даже когда аггагиры стали дергать ее за поводок.

– Абадан Риджи, мой преданный аггагир, искусно владеющий мечом, – обратился к Пенроду Осман Аталан, – избавь это несчастное существо от дальнейших страданий.

Во дворе воцарилась мертвая тишина, и все гости повернулись к Пенроду, не понимая смысла происходящего, но чувствуя приближение драматической развязки.

– Убей ее ради меня! – настойчиво повторил Осман.

– Лала! – прошептал Пенрод дрогнувшим голосом.

Она услышала и повернула изуродованную голову, слепо уставившись на него.

– Мой господин, – едва слышно произнесла она окровавленными, распухшими от побоев губами, – сделайте это ради моей любви к вам. Избавьте от этих мучений, потому что у меня больше нет сил выносить их.

Пенрод замер на мгновение, потом решительно выхватил из ножен меч и поднял над головой.

– Я буду всегда любить тебя, – сказал он, резким ударом отрубил ей голову, потом наступил одной ногой на лезвие меча и сильным движением переломил на две части.

– Скажи мне, Абадан Риджи, – едко усмехнулся Осман Аталан, – неужели я вижу в твоих глазах слезы? Почему ты ревешь как баба?

– Да, это действительно слезы, всемогущий Аталан, но я плачу, предвкушая ту страшную смерть, которая непременно тебя настигнет. Она будет ужасной.

– С помощью этого существа, – обратился Осман Аталан к своим гостям, – Абадан Риджи хотел сбежать из Омдурмана. Принесите сюда шеббу и повесьте ему на шею.

Шебба предназначалась для острастки и наказания непокорных рабов, а также для того, чтобы они не могли сбежать. Это было тяжелое ярмо в форме буквы Y, вырезанное из ствола акации. Заключенного раздевали донага, чтобы еще больше унизить, просовывали голову в рогатину и крепко привязывали с другой стороны. Толстый ствол рогатины свисал перед несчастным, ограничивая свободу передвижений. Чтобы сделать несколько шагов, приходилось держать ствол в горизонтальном положении, что было нелегко даже для очень крепкого человека. Именно такая участь ждала Пенрода после приговора Османа. Его руки привязали к стволу, и он не мог не только ходить, но и есть, пить или справлять естественную нужду. Едва он опускал руки, рогатина начинала давить на шею грозя сломать ее в два счета. При этом нельзя было ни лежать, ни сидеть, а чтобы немного отдохнуть или поспать, приходилось садиться на корточки, выставив впереди себя тяжелый ствол. С большим трудом он делал пару шагов, после чего рогатина сдавливала шею, и он снова опускался на землю.

Пока Пенрод сидел на корточках посреди двора, праздник продолжался, а потом аггагиры отвели его в самый дальний угол, причем Муман Дигни стегал его кнутом, как вьючное животное. С этого момента он не ел и не пил, и никто не собирался ни кормить, ни поить его. Более того, он не мог уснуть, поскольку шебба доставляла такую боль, что это было практически невозможно. Она была слишком большой, слишком тяжелой и слишком длинной, чтобы оставить хоть малейший шанс на выживание. Он не мог вернуться в свою комнату и продолжал сидеть на корточках, уже не рассчитывая на помощь. К концу третьего дня он перестал ощущать руки, а шея потемнела и покрылась синими пятнами. С большим трудом он перемещался по территории двора, спасаясь от палящих лучей солнца, но жара все равно доставала его даже в самых дальних углах. Его голое тело покраснело и блестело от пота, а язык распух, словно влажная мочалка, и с трудом помещался во рту.

Наутро четвертого дня он настолько ослаб, что стал терять чувство реальности и готов был в любую минуту рухнуть на землю без сознания. Ему казалось, что у него высохли не только губы, но и глаза. Последняя надежда умерла, поскольку помощи извне не было, да и быть не могло. Тяжело опустившись на колени в самом дальнем углу двора, он вдруг услышал громкие голоса аггагиров, оживленно споривших, как долго он может еще протянуть в таком состоянии. Потом неожиданно наступила тишина, и он удивленно открыл глаза, решив, что начались галлюцинации.

Со стороны ворот к нему быстро шагала Эмбер с огромным кувшином на голове, как это обычно делают арабские женщины. Аггагиры молча смотрели на нее, не решаясь остановить. Сняв кувшин с головы и поставив на землю, она смочила в воде тряпку и приложила к его пересохшим губам. Пенрод не мог сказать ни слова – лишь жадно впитывая воду. Напоив его, она вновь водрузила на голову кувшин и мягко сказала, с сожалением глядя на его рогатину.

– Я вернусь сюда завтра.

На следующий день примерно в это же время во двор вошел халиф Осман Аталан и остановился в тени деревьев, мирно беседуя с аль-Нуром и Муманом Дигни. Вскоре после этого появилась Эмбер, увидела халифа и остановилась как вкопанная, растерянно придерживая кувшин на голове. В этот момент ее стройная фигура напоминала газель во время прыжка. Какое-то время она выжидающе смотрела на Османа, потом гордо вскинула подбородок и направилась к Пенроду. Эмир не остановил ее. Напоив и покормив заключенного, она снова водрузила на голову пустой кувшин и тихо шепнула:

– Якуб придет к тебе. Будь готов. – Затем так же гордо прошествовала мимо Османа, который бесстрастно проводил ее долгим взглядом.

Эмбер пришла и на следующий день, но Османа не было во дворе, а аггагиры, казалось, потеряли к ней всякий интерес. Она напоила Пенрода водой, накормила из ложки жидкой кашей из дурры, как маленького ребенка, а потом взяла другую тряпку и, смочив в воде, стала протирать ему ноги и ягодицы.

– Не делай этого, – попросил он.

Она строго посмотрела на него.

– Вы все еще ничего не поняли?

Он был слишком смущен ее действиями и слаб физически, чтобы осознать значение слов. А она продолжила практически без паузы:

– Якуб придет за вами сегодня вечером.

Наступили сумерки, и Пенрод опустился на корточки в углу двора. В ту ночь его охранял аггагир Кабел аль-Дин. Он уселся на землю, прижавшись спиной к забору и положив на колени обнаженный меч.

Мышцы на руках Пенрода так болели, что ему приходилось сжимать зубы, удерживая стон боли, а во рту ощущался металлический привкус крови. В конце концов он задремал, но спал так чутко, что через некоторое время услышал женский шепот:

– Твое тело сводит меня с ума, но я храбрая женщина и не боюсь этого.

Пенрод открыл глаза и понял, что это не сон. Неподалеку от него на земле лежала Назира с задранной почти до шеи юбкой и широко раздвинутыми ногами, между которыми суетливо возился аггагир Кабел аль-Дин, уже ничего не видя и не слыша.

Через минуту от стены отделилась темная тень Якуба. Когда Кабел аль-Дин уже взобрался на Назиру, он молниеносным броском опрокинул его и вонзил в шею острый клинок. Удар был таким точным, что аггагир свалился замертво, не издав ни звука. Назира столкнула его неподвижное тело, встала, отряхнула юбку и начала помогать Якубу, который уже пытался освободить Пенрода. Окровавленным лезвием кинжала он быстро перерезал веревки, которыми его руки привязали к стволу, и Пенрод чуть не закричал от боли, когда кровь стала быстро поступать в онемевшие конечности. Пока Назира держала ствол, чтобы не сломать Пенроду шею, Якуб перерезал остальные путы, снял ярмо и осторожно положил его на землю.

– Выпейте, – протянула ему Назира стеклянную бутылку. – Это поможет вам восстановить силы и ослабить боль. – Пенрод выпил содержимое тремя большими глотками и ощутил приторный вкус настойки опия. Они помогли ему подняться и потащили к высокой стене, где Якуб оставил моток крепкой веревки. Обвязав Пенрода вокруг груди, он быстро взобрался на стену и потащил за собой, а Назира в это время поддерживала его снизу. Они с трудом перевалились через стену, и Пенрод упал на траву. В это время Назира помчалась в гарем, а Якуб поволок Пенрода на берег реки.

Поначалу они продвигались очень медленно, но под воздействием настойки Пенрод ощутил прилив сил и побежал быстрее, опираясь на руку Якуба.

– В будущем, медлительный Якуб, не пропадай на такой долгий срок, – проворчал капитан, и тот радостно осклабился, принимая упрек. Они добрались до реки, где их уже ожидало небольшое парусное судно, чтобы переправить на другой берег.

Будучи общепризнанной фавориткой халифа Османа Аталана, Ребекка имела собственное жилище, в котором, естественно, проживала и ее младшая сестра Эмбер. В ту ночь они сидели у темного окна, напряженно всматриваясь в зеркальную поверхность Нила, в которой отражалась серебристая луна. Ребекка притушила свет масляной лампы и едва различала лицо сестры, а Эмбер уже надела шерстяную накидку и сандалии, приготовившись к дальнему путешествию.

– Уже пора, приготовься, Бекки, – прошептала она, дрожа от волнения в ожидании новостей. – Назира может вернуться в любую минуту, чтобы забрать нас отсюда.

– Послушай меня, дорогая сестричка, – сказала Ребекка и положила руку на ее плечо. – Ты должна собраться с силами и постараться понять меня. Я не пойду с вами. Ты отправишься одна вместе с Пенродом Баллантайном.

Эмбер окаменела, изумленно уставившись на сестру, но не видела ее глаз в тусклом свете. А когда нашла в себе силы заговорить, ее голос дрожал от волнения:

– Не понимаю тебя.

– Я не могу пойти с вами, – твердо повторила Ребекка. – Я должна остаться здесь.

– Но почему, Бекки? Почему?

Вместо ответа Ребекка взяла ее руку и прижала к своему животу.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Ты немного поправилась, и что? – спросила озадаченная Эмбер. – Как это может тебе помешать? Ты должна пойти с нами!

– Эмбер, у меня будет ребенок.

– Нет, не может быть! Не верю! Это просто невозможно! Я люблю тебя и не смогу без тебя жить!

– А у меня будет ребенок, – снова повторила Ребекка. – Мой ребенок! Бастард Османа Аталана. Ты знаешь, что такое бастард?

– Да, – только и смогла вымолвить Эмбер, не находя слов для дальнейших возражений.

– А тебе известно, что будет со мной в Англии, если я вернусь туда с арабским бастардом?

– Да, – прошептала Эмбер почти неслышно. – Но его могли бы как-то удалить, разве не так?

– Ты хочешь сказать, что я должна убить своего ребенка? – содрогнулась от гнева Ребекка. – А ты могла бы убить свое дитя, дорогая?

Эмбер неуверенно покачала головой.

– В таком случае не требуй этого от меня.

– Тогда я останусь с тобой, – решительно заявила Эмбер.

– А ты видела, в каком состоянии находится сейчас Пенрод? – спросила Ребекка, прекрасно понимая, какой это сильный аргумент для сестры. – Ты уже однажды спасла ему жизнь, кормила и поила его, когда он был на грани смерти. Если бросишь его сейчас, он погибнет. Ты должна выполнить свой долг.

– Но как же ты? – слабо запротестовала Эмбер.

– Со мной все будет в порядке, обещаю! – Ребекка крепко обняла сестру, мгновенно переходя на строгий тон, не терпящий возражений. – А теперь слушай: ты должна взять с собой дневник отца, в котором есть и мои заметки. Как только вернешься в Англию, отдай его адвокату Себастьяну Харди. Я написала его имя на первой странице дневника. Он знает, как нужно поступить с ним. – Она протянула Эмбер толстую книгу. Та быстро положила ее в сумку и крепко-накрепко перевязала веревкой, чтобы можно было нести на плече.

– Я не хочу оставлять тебя здесь!

– Знаю, дорогая, но долг превыше всего, и ты должна его выполнить.

– Я всегда буду любить тебя, до конца жизни.

– Не сомневаюсь и сама буду любить тебя так же сильно и долго.

Они крепко обнялись и сидели так, пока их не потревожила внезапно появившаяся Назира.

– Пойдем, Захра. Якуб и Абадан Риджи ждут на берегу.

Говорить больше было не о чем. Сестры обнялись на прощание, и Назира за руку вывела Эмбер из жилища с сумкой на плече. И только оставшись совершенно одна, Ребекка позволила себе разрыдаться во весь голос, бросившись на ангареб и уткнувшись лицом в подушку. И грудь ее разрывалась от невыносимой боли.

Но боль исчезла, когда она ощутила в животе странное движение. Этот толчок новой жизни привел ее в чувство и наполнил необъяснимой радостью. Она обхватила руками живот и прошептала:

– Ты единственное, что у меня осталось. – И Ребекка легла на бок и уснула вместе со своим ребенком.

Парусная фелука стояла на якоре вблизи илистого берега чуть ниже старой мечети. Это было древнее торговое судно с прогнившими бортами и отвратительным запахом гнилой рыбы. Его владелец надеялся поправить свои дела и купить новую посудину на огромные деньги, предложенные ему только за то, чтобы он пересек реку. Правда, сумма сама по себе свидетельствовала о большом риске, поэтому он явно нервничал, поглядывая на берег.

Настойка опия кружила голову и туманила мозги, но Пенрод по крайней мере не ощущал боли. Он лежал на палубе вместе с Якубом, чтобы не привлекать внимания случайных свидетелей. Якуб все время пытался сказать ему что-то важное, но Пенрод плохо понимал суть его слов. От настойки сознание путалось, затмевая смысл сказанного.

Потом он смутно осознал, что кто-то торопливо приближается к судну в кромешной темноте, с трудом поднял голову и посмотрел через борт. На берегу стояла Назира, а Эмбер спешила по трапу с большой сумкой на голове.

– А где Ребекка? – вяло спросил Пенрод, напрягая зрение, чтобы лучше разглядеть покрытый мраком берег.

Эмбер ловко запрыгнула на борт, а Назира повернулась и растворилась во тьме.

– Куда побежала Назира? – снова спросил Пенрод.

Эмбер бросила на палубу узел со своими вещами и склонилась над ним.

– Пенрод! Слава Богу! Как вы себя чувствуете? Давайте, я посмотрю ваши руки. У меня есть специальная мазь, которая поможет быстро залечить ссадины и порезы.

– Подожди, пока мы не доберемся до того берега, – проворчал Пенрод. – Куда ушла Назира? – повторил он свой вопрос. – И почему нет Ребекки?

Но ни Эмбер, ни Якуб ничего не ответили. Более того, Якуб кивнул владельцу судна и стал вместе с ним поднимать парус. Ночной бриз быстро наполнил воздухом льняное полотно, и фелука отчалила от берега.

Они плыли намного быстрее, чем можно было ожидать от старой развалины. Острый нос резво рассекал встречные волны, орошавшие их мельчайшими брызгами. Напротив Хартума судно врезалось в берег с такой скоростью, что чуть было не сорвало киль. Эмбер и Якуб помогли Пенроду сойти на берег и быстро повели его по темным безлюдным улицам разрушенного города. Вскоре они вышли к воротам заброшенной фабрики Райдера Кортни, где их уже ждал арабский мальчик-бедуин с несколькими верблюдами. Передав в руки Якуба поводья, он тут же растворился в ночной темноте. Скаковые верблюды были уже оседланы и готовы к далекому путешествию. Все быстро взобрались на животных, и только Пенрод не смог обойтись без помощи Якуба. Усадив своего господина, араб взял за поводок первого верблюда и повел небольшой караван по иссохшему илистому дну канала в сторону пустыни. Там он тоже взобрался на верблюда, и они без оглядки помчались в темноту ночи, ориентируясь по виднеющейся слева водной глади Нила. В конце первой мили Пенрод внезапно потерял равновесие, тяжело упал на землю и остался неподвижно лежать, как мертвый. Караван остановился, и Якуб помог ему снова взобраться на верблюда.

– Я буду держать его, – предложила Эмбер, взбираясь на спину животного позади Пенрода.

Так они ехали в течение четырех часов без остановки. Эмбер обхватила Пенрода обеими руками, стараясь удержать в седле. А когда на горизонте появились первые признаки приближающегося рассвета, они увидели впереди спасительную лагуну, но никакого парохода на открытой воде не было, как они ни вглядывались в плотный туман.

Остановившись на краю густых зарослей камыша, Якуб приподнялся в седле и пронзительно закричал ночной совой.

– Ради всего святого, – возмущенно воскликнул он, – неужели здесь нет ни человека, ни джинна, который меня слышит?!

В то же мгновение из зарослей раздался низкий голос джинна с протяжным шотландским акцентом.

– О да, парень, я хорошо тебя слышу!

Джок Маккрамп так искусно замаскировал нарубленным камышом свою посудину, что ее невозможно было увидеть с берега лагуны. Они отпустили верблюдов и быстро поднялись на борт судна, которое еще совсем недавно носило гордое имя «Ибис», а сейчас называлось просто «Мудрость небес». Пароход вышел из лагуны в открытые воды Нила, повернул на восток и поплыл в сторону Розейреса, что в двухстах милях вверх по реке. Поручив штурвал своему помощнику, Джок спустился в каюту, где Эмбер суетилась вокруг Пенрода, осторожно смазывая его раны мазью, которую передала ей Назира.

– Вы, вероятно, не откажетесь от чашки крепкого кофе, – радушно предложил он.

Это был знаменитый напиток «Дарджиллинг оранж пеко» со сгущенным молоком. Жадно поглощая его, Пенрод подумал, что никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее. После третьей чашки он мгновенно уснул и не просыпался, пока судно не отдалилось от Хартума на сотню миль. Сейчас даже самые быстрые скакуны Османа Аталана не смогли бы догнать их.

Открыв глаза, он увидел перед собой Эмбер, которая так увлеклась чтением отцовского дневника, что даже не заметал, как он проснулся. Какое-то время он молча наблюдал за ее лицом, быстро менявшимся под впечатлением прочитанного. Только сейчас он со всей ясностью понял, что она выросла, повзрослела и стала самой красивой из всех сестер Бенбрук.

Почувствовав на себе его взгляд, Эмбер повернулась и закрыла дневник.

– Как вы себя чувствуете? Вы проспали почти десять часов как убитый.

– Мне сейчас намного лучше, – признался Пенрод и тут же добавил: – Благодаря тебе и Якубу… А что с Ребеккой? – спросил он после небольшой паузы.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Эмбер, сменившись горечью.

– Она осталась в Омдурмане. Это был ее выбор.

– Почему? – удивился Пенрод, и Эмбер подробно пересказала ему свой разговор со старшей сестрой. Они долго молчали, и капитан первым нарушил тишину: – Если бы я мог, то непременно вернулся бы туда и забрал ее с собой.

– Она поступила правильно, – мягко возразила Эмбер. – Ребекка всегда поступала правильно. Она пожертвовала собой ради меня, и я никогда не забуду этого.

И Пенрод в очередной раз отметил, что Эмбер уже не ребенок. Сейчас перед ним была вполне взрослая, смелая и умная молодая женщина, закалившаяся в огне жестоких испытаний.

В Розейресе они пересели на лошадей и через одиннадцать дней изнурительного пути по склонам Абиссинского нагорья достигли Энтото. А когда въехали во двор торговой базы Райдера Кортни, навстречу им, радостно махая руками, выбежала Саффрон. Эмбер соскочила с лошади, и сестры крепко обнялись, не находя слов, чтобы выразить нахлынувшие на них чувство. Райдер стоял на веранде и счастливо улыбался.

Вновь обретя дар речи, близнецы направились в студию Саффрон и стали наперебой рассказывать друг другу о своих приключениях, а потом, взявшись за руки, долго бродили по базару и узким улочкам Энтото. На следующий день они поехали в горы и вернулись оттуда с охапкой полевых цветов. И все это время никак не могли наговориться. Они вместе читали дневник Дэвида с дополнениями Ребекки и горько плакали, вспоминая погибшего отца и старшую сестру, которую тоже навсегда потеряли.

Эмбер долго рассматривала рисунки Саффрон, уделив особое внимание тем из них, которые были посвящены Хартуму, и предложила некоторые уточнения, одобренные Саффрон. Филфил сшила для сестры несколько новых платьев и познакомила ее с Эллис Пакер и императрицей Мириам. Императрица по достоинству оценила новые модели Саффрон и попросила сшить ей наряд для следующего официального ужина.

Эмбер продолжала записывать в дневник Дэвида Бенбрука последние события и подробно изложила все обстоятельства своего побега из плена дервишей вплоть до абиссинской границы. Именно тогда она впервые обнаружила у себя несомненный литературный талант и стала развивать его.

Только Райдер не пришел в восторг от появления Эмбер. За последнее время он привык к абсолютному вниманию Саффрон, а теперь приходилось делить его с другими людьми. Только сейчас, когда Саффрон почти все свое время проводила с сестрой, он вдруг понял, как ему не хватает ее.

Пенрод быстро поправился и залечил свои раны, нанесенные шеббой Османа Аталана. Вскоре он начал биться с Якубом на мечах, а ноги тренировал во время продолжительных прогулок по окрестным горам. Оставалось только связаться со своим начальством в Каире, но телеграфная линию была проложена лишь до Джибути, что в Аденском заливе. Тогда он написал письмо сэру Эвелину Берингу и виконту Уолсли, а также старшему брату в Англию. Посол Великобритании отправил эти письма с дипломатической почтой, но Пенрод хорошо знал, сколько времени может пройти, пока он получит ответ.

В тот день Райдер Кортни принес из посольства большой запечатанный пакет и вручил Пенроду. Тот взвесил его на ладони и пришел к выводу, что внутри находится не просто обыкновенный лист бумаги.

– От кого это? – поинтересовался он.

– К сожалению, я поклялся хранить молчание, – сдержанно ответил Райдер. – Но уверен, что ответ содержится внутри. Не расспрашивай меня об этом деле, поскольку я не имею права обсуждать его.

Пенрод прошел в свою спальню, великодушно выделенную ему Райдером, запер дверь на засов и открыл конверт. Из него выпал какой-то тяжелый предмет, но Пенрод успел схватить его, прежде чем тот упал на пол. Это оказалась большая золотая монета, поражающая своей красотой и древностью. На одной ее стороне был отчеканен портрет Клеопатры, а на обратной – Марка Антония. Помимо монеты, в конверте лежала записка с единственной строчкой на арабском языке:

«Если мой господин хочет меня видеть, он знает, где меня можно найти».

А монета служила в качестве подписи.

– Бахита! – Он погладил портрет Клеопатры. Интересно, чем она сейчас занимается? И тут он вспомнил, как Якуб рассказывал ему о своих похождениях и какой-то таинственной египетской женщине. Но тогда Пенрод был накачан настойкой опия и ничего не смыслил.

На следующий день он позвал Якуба на прогулку в горы и стал расспрашивать об этой женщине. Тот подробно рассказал, как очутился в Асуане после ареста Пенрода, чтобы обратиться за помощью к единственному человеку, способному помочь ему в сложившейся ситуации. Он примкнул к какому-то работорговцу, но на египетской границе их арестовали и посадили в тюрьму. Только через год с лишним он смог разыскать эту женщину и изложить ей суть дела.

– Как только я отыскал Бахиту аль-Масур, она отправилась со мной в Энтото и вместе с аль-Сахави организовала ваш побег.

Пенрод хотел рассказать Якубу о роли Бахиты в его спасении, проигнорировав строгое предупреждение Райдера Кортни, но потом передумал. Они с Бахитой всегда хранили тайну своих отношений и старались не доверять ее посторонним. И его очень удивило, что Якуб знал об этом. Впрочем, давно пора было перестать удивляться способностям Якуба. Он решил написать Бахите письмо, но счел, что это вряд ли разумно. Даже если отправить письмо по дипломатическим каналам, все равно нет никакой гарантии, что оно не попадет в руки агентов вездесущего Эвелина Беринга. Кроме того, была еще одна важная причина не возобновлять пока отношений с Бахитой. Он еще не успел найти разумное объяснение своим сомнениям, но знал, что это связано с Эмбер Бенбрук. Он боялся обидеть этого ребенка.

Ребенка? Он усмехнулся, наблюдая, как она шла по двору под руку с сестрой. «Не обманывай себя, Пенрод Баллантайн», – подумал капитан.

Только через пять месяцев он получил ответ от своего старшего брата сэра Питера Баллантайна, проживавшего в поместье на границе с Шотландией. В письме сэр Питер охотно соглашался приютить сестер Бенбрук в поместье Клеркасл до того момента, пока окончательно не решится их дальнейшая судьба. Пенрод должен отправиться в Англию вместе с Саффрон и Эмбер и присматривать за ними вплоть до Клеркасла, где передаст их в руки заботливой Джейн, жены сэра Питера.

Получив письмо от брата, Пенрод сразу же отправился в британское посольство и отправил телеграмму в главную контору Восточного пароходства в Джибути, чтобы забронировать три билеты на пароход «Сингапур», который отправится через Суэц и Александрию в Саутгемптон через шесть месяцев. Эмбер не возражала, узнав, что поплывет в Англию с Пенродом, а потом останется в Клеркасле с его семьей, – напротив, образовалась и с нетерпением ждала отъезда.

А вот ее сестра отнеслась к предложению весьма прохладно. После долгой и изнурительной дискуссии Саффрон заявила, что не видит причин для возвращения в Англию, где постоянно льют дожди и где она, по всей видимости, сразу же подхватит двустороннее воспаление легких. Пришлось обратиться за помощью к Эллис Пакер.

– Моя дорогая, тебе только четырнадцать лет.

– Нет, через месяц будет пятнадцать, – угрюмо поправила Саффрон.

– Все почему-то забыли о твоем образовании, – не отступала Эллис. – Не сомневаюсь, что сэр Питер найдет вам с Эмбер хороших воспитателей и учителей. Тем более что у него тоже есть дочери примерно такого же возраста.

– Мне не нужна география и математика. Я и так хорошо знаю Африку и к тому же умею рисовать.

– Ах! – воскликнула Эллис. – Сэр Джон Миллес – мой хороший друг. Не хочешь позаниматься под его руководством? Думаю, что смогу с ним договориться.

Саффрон заколебалась. Миллес был основателем «Братства прерафаэлитов» и считался выдающимся художником современности. В кабинете Дэвида Бенбрука в Хартуме висели его картины, и Саффрон часами любовалась ими, мечтая хоть когда-нибудь увидеть автора. А Эллис продолжала убеждать ее:

– Разумеется, по достижении шестнадцати лет ты можешь в любое время приехать в Энтото в качестве моей личной гостьи.

С приближением отъезда в Джибути Саффрон все меньше времени проводила с сестрой и все больше помогала Башиту присматривать за Райдером. Он согласился позировать ей вечерами, чтобы она закончила свою последнюю работу. С тех пор как судьба обеих сестер была окончательно решена, настроение Райдера заметно испортилось, и эти сеансы стали для него настоящим подарком. Саффрон была веселой девочкой и смешила его до слез.

За два дня до того, как Саффрон и Эмбер должны были покинуть Энтото, Райдер вдруг объявил, что намерен вместе с ними отправиться в Джибути, чтобы получить там груз, доставленный ему из Калькутты. Во время непродолжительного путешествия к океану Райдер и Саффрон поначалу не расставались, но чем ближе они подходили к Джибути, тем серьезнее становились их лица. А когда до города оставался день пути, вконец рассорились. Саффрон бросила его одного и помчалась к Эмбер, а вечером, во время ужина у костра, демонстративно повернулась к нему спиной, а потом ушла в палатку, даже не попрощавшись.

Когда они прибыли, огромный океанский пароход «Сингапур» уже стоял у причала. Пока Райдер и Башит разбивали лагерь на окраине Джибути, Пенрод вместе с сестрами отправился в контору местного отделения пароходства, чтобы оплатить проезд и забрать билеты до Саутгемптона. Клерк заверил их, что «Сингапур» отчалит в точно назначенное время – ровно в полдень следующего дня. На обратном пути Пенрод зашел в магазин и купил бутылку виски «Гленливт». В тот вечер Райдер и Пенрод засиделись допоздна, в то время как сестры отдыхали в палатке, удалившись туда вскоре после наступления темноты.

На следующее утро мужчины встали поздно, поскольку изрядно выпили накануне. До отправления «Сингапура» оставалось три часа, и они начали собираться в город. Пенрод отправил вещи на причал, где их должны были погрузить на борт, а сам вернулся в лагерь, чтобы забрать остальных. Но подъехав к лагерю, увидел, что там творится что-то невообразимое.

– Она ушла! – причитал Башит, прижимая руки к груди. – Филфил сбежала!

– О чем ты, Башит? – не понял Пенрод. – Куда сбежала?

Дата добавления: 2015-10-24