Глава 25. Ближе к концу августа мы получили из Хогвартса письма со списками учебников

Ближе к концу августа мы получили из Хогвартса письма со списками учебников. К письму Тома был приложен значок старосты. Он посмотрел на него, усмехнулся, повертел в руках и небрежно бросил в рюкзак.
О дневнике он не вспоминал, ну и хорошо. Перед тем, как он стер себе память, мы договорились, что я оставлю дневник пока у себя и верну только к Рождеству, да и то если все будет нормально.
На платформе 9 и 3/4 первого сентября было как всегда людно, но настроение царило подавленное. Министр Фосетт все же сдержал обещание помочь маглам, но сделал это крайне неудачно. В ночь с тринадцатого на четырнадцатое августа наши провели массированную атаку на магические щиты оккупированного побережья Франции. Эффект был такой, что по всему югу Англии вышла из строя техника. Маглы списали это на вспышку космического излучения или что-то в таком роде. Однако из-за несогласованности действий между маглами и волшебниками магловская атака на порт Дьепп началась на несколько дней позже — в ночь с 18 на 19 августа, — а к тому времени не только были восстановлены магические щиты, но и представители Гриндельвальда предупредили магловское немецкое командование о грядущем нападении.
Результат был просто катастрофический — у маглов погибла или попала в плен половина десанта, у волшебников около трети. В их числе, как позже выяснилось, был отец Колина Розье.
Колин в последний раз написал нам двадцатого августа — в тот день сова принесла его матери свиток из Сил самообороны с темно-коричневой печатью. Коричневая печать означала, что мистер Розье пропал без вести. Это было лишь немногим лучше, чем черная — для похоронок... А потом Колин как сквозь землю провалился, перестал отвечать на письма и каминные вызовы. Казалось, в их доме все вымерли. Потому я безумно обрадовался, когда первого сентября увидел его и Друэллу на платформе.
Радоваться, строго говоря, было нечему. На Колина было страшно смотреть. Он, казалось, стал старше сразу на несколько лет, как будто выгорел изнутри. Дрю, наверное, впервые в жизни была одета кое-как, в мантию, не подходящую по тону к туфлям. Глаза у нее покраснели и опухли.
Мама подошла высказать сочувствие миссис Розье. Та благодарно улыбалась нам и кивала, хотя и мы, и она прекрасно понимали, что утешения, по сути, пустые. Да, оставалась надежда, что ее муж, возможно, просто попал в плен или был ранен и сейчас прячется от немцев где-то на побережье. Но надежда эта оставалась призрачной. Все и так уже обсуждалось сотни раз, во всех мыслимых вариантах, но что толку от слов…
В купе мы в этот раз сидели урезанным составом — Риддл как староста должен был патрулировать коридоры поезда, а еще выслушать инструкции от префекта школы, которым в этом году стал Августус Руквуд. Колин кратко пересказал нам историю последних десяти дней — как они уехали в Лондон к родственникам и там почти что ночевали в Министерстве, надеясь узнать что-нибудь об отце. Через неделю Колин сбежал от матери, купил в Ночном переулке поддельную лицензию на аппарацию и пытался завербоваться в Силы самообороны. Но его быстро вычислили и отправили домой в сопровождении офицера, чтоб опять не удрал.
Пока он рассказывал, Маркус Флинт ушел и почти все время простоял в коридоре, глядя в окно. Он знал, что никто из нас не винит его за то, что он немец, но все равно очень мучился и нервничал, когда кто-нибудь с факультета получал похоронку.
Рассказывал Колин почти спокойно, как то, что уже утратило первоначальную остроту. Но потом, когда мы пошли покурить в тамбур, произошла безобразная сцена. Там уже курили несколько шестикурсников-гриффиндорцев; Хупер, выходя, случайно толкнул Розье, а тому, как обычно, хватило крохотной искры, чтобы взорваться.
Колин схватил Хупера за воротник, не давая ему уйти, и так рванул на себя, что у того затрещала рубашка.
— Какого черта?! — начал было Хупер.
— А какое ты имеешь право задирать нос и ходить тут, как король? Думаешь, я позволю толкать себя какому-то грязнокровке?! Где твой отец, дрянь такая? Где твой вонючий папаша-магл? Почему он не на фронте? Я видел его с тобой на платформе — почему он в штатском?!
Я попытался оттащить его назад, но Розье вывернулся — он был твердо намерен нарваться на драку.
— Да какое тебе дело? — Хупер попытался отодвинуть его с дороги. — Отец у меня инженер, у него бронь! Так что заткнись, понял?!
— Бронь? Знаю я эту бронь! Он просто прячется в тылу, как крыса! Почему мы должны дохнуть за маглов? Почему наши должны умирать, чтобы твой папаша-магл мог спокойно сидеть дома и не отрывать от кресла свою засранную задницу?!
Это уж точно было слишком. Естественно, Хупер не мог стерпеть такое и схватился за палочку. Гриффиндорцы кинулись в атаку, а Розье только того и надо было. Я поневоле присоединился к нему, внутренне честя друга на все корки.
Места в тамбуре для пятерых не хватало, драка вышла короткая и до крайности бестолковая. Отраженные заклятия рикошетом били в стенки, и те гудели, как внутренности железной бочки. Через полминуты один из гриффиндорцев задел меня проклятьем — лицо словно кипятком обожгло, и я почувствовал, как из носа хлещет вонючая желтая слизь, стекая по подбородку и шее. Говорить я теперь не мог, потому что слизь залепила губы, так что просто ударил противника ногой по коленке. Он охнул и согнулся. Я ударил его еще и в лицо, но тут же получил от другого гриффиндорца такой пинок, что влетел лбом в окно.
Стекло уцелело, но бровь я таки разбил, и из нее потекла кровь. Теперь я вдобавок ничего не видел. Попытался стереть кровь и слизь рукавом, но тут услышал, как совсем рядом со мной Розье кричит:
— Crucio!
Я наослеп кинулся в сторону, толкая его, — рука с палочкой дрогнула, и заклятие с грохотом ударило в стену. Должно быть, там осталась немаленькая вмятина. Колин отшвырнул меня в угол, но я заорал: "Стой", и опять вцепился в него, как клещ. Мы страшно мешали друг другу, и гриффиндорцы не замедлили этим воспользоваться, чтобы, швырнув в нас напоследок таранталлегрой, убраться, утащив оглушенного Хупера.
— Finite incantatem!
Розье, у которого ноги все еще по инерции пытались пуститься в пляс, добрался до меня и врезал кулаком.
— Ты чего меня за руку хватал? Совсем спятил?!
— Это ты голову потерял, идиот — бросаться непростительными! Хупер же сразу после приезда побежит стучать учителям! Хочешь, чтоб тебя отчислили?
— Да плевал я на Хогвартс!
— Вот твой отец обрадуется в плену, если узнает, что ты ко всему прочему вылетел из школы…
— Заткнись! — он ударил меня ребром ладони по горлу, так что у меня перед глазами звезды поплыли от боли. — Заткнись, сволочь, я сейчас убью тебя! Как ты смеешь...
Я наощупь искал палочку — если Розье сейчас не вырубить, то он и вправду может меня прикончить, он ведь уже ничего не соображает. Но он вдруг оставил меня в покое. Когда я кое-как отдышался и протер глаза, то увидел, что Колин сидит на заляпанном кровью и слизью полу тамбура, закрыв лицо ладонями.
Я присел рядом на корточки.
— Слушай, прости... Я же не хотел...
— Рэй, — спросил он глухо, не отнимая рук от лица, — ты правда веришь, что он не погиб, а в плену?
— Да. Он вернется. Вернется, вот увидишь. Все будет хорошо.
— Рэй, мы с ним так поссорились летом... Он приезжал в отпуск на три дня, заодно посмотрел табель, который прислали из Хогвартса, и разозлился из-за моих оценок. Я огрызнулся, он мне что-то ответил, а ты же знаешь, какой у нас обоих характер... В общем, я схватился за палочку...
— Ты поднял палочку на отца?!
— Ага. Я, конечно, сразу остановился, но... Короче, он со мной потом не разговаривал, а дальше уехал на фронт и... Больше я его не видел. Даже сову не отправил, чтоб извиниться! Какая же я скотина... И теперь ничего нельзя исправить, понимаешь, да?
Я молчал. А что тут можно было сказать? Если мистер Розье вернется — то ясное дело, что никто и не вспомнит об обидах. А если нет...
Все и без того было глупо до невозможности — и драка, и истерика Колина, и те проблемы, которые теперь ждут нас в школе. Сначала Риддл со своими похождениями, теперь этот… Словно нынешним летом мы все сошли с ума.
Колин посмотрел на меня и вдруг засмеялся, хотя смех был больше похож на всхлипывание.
— Ну и видок у нас с тобой! А уж запах... Давай почищу тебе рубашку. Чувствую, если эта вонь от слизи не пройдет, мы с тобой будем ехать до Хогвартса в пустом вагоне...

***
Когда мы шли обратно по коридору, нам навстречу вылетела Друэлла. Оказывается, гриффиндорцы уже успели нажаловаться своему старосте, а тот приходил разбираться к Риддлу. Но Том вроде бы совсем не злился, только предупредил Колина:
— Когда приедем, сиди тише воды, ниже травы и не высовывайся. Я сам пойду поговорю со Слагхорном и Диппетом.
Колин отмалчивался, даже не отвечал Друэлле, которая отчитывала его громким шепотом. Позже к нам заглянул Мэтью Бэгнолд, шестикурсник — он был старостой в прошлом году.
— Ну, как первый день? — поинтересовался он, усаживаясь напротив Тома и вытягивая ноги через проход.
— Нормально, спасибо.
— Гасси Руквуд не достал тебя своими наставлениями? Кстати, ты ему наобещал с три короба — и что успеваемость поднимем, и что кубок школы возьмем в этом году... Я уж не стал вмешиваться, но вообще хотел бы дать тебе несколько советов, у меня все-таки есть опыт...
Бэгнолд поправил очки и принялся разглагольствовать. Он чувствовал себя в своей стихии — в кои-то веки мог поучать кого-то с высоты прожитых лет. Том слушал его очень вежливо, кивал и даже что-то переспрашивал, но в глазах у него мелькали едва заметные искорки иронии. Бэгнолд тем временем распинался о способах поддержания дисциплины. Потом, покосившись на нас, предложил Тому выйти в коридор — подышать свежим воздухом у открытого окна.
Вернувшись, Том захлопнул стеклянную дверь и сказал, смеясь:
— Колин, меня уже предостерегли относительно тебя. Чтоб я, мол, не спешил покрывать проступки своих дружков, потому что это разочарует учителей, а тогда мне в жизни не стать старостой школы. И, кроме того, как сказал Бэгнолд, это дешевый авторитет. Вот так-то.
Нотт хмыкнул:
— Милый старина Бэгги... Он такой правильный. Когда-нибудь на его доме повесят мемориальную доску: "Самый послушный ученик Хогвартса ". Ты, надеюсь, не называл при нем Слагхорна "старый Слизень"? А то Бэгги хватит удар, и до мемориальной доски он не доживет.
Эйвери заржал. Розье коротко посмотрел на него и отвернулся.

***
На станции Хогсмид, когда к нам, дребезжа и вздрагивая на разбитой колее, подъехала карета, мне вдруг стало очень любопытно. Я придержал Тома за рукав.
— Скажи, а ты... видишь, кто везет карету?
Сам-то я ничего не видел. Отец умер не при мне, так что я ни разу в жизни не был свидетелем смерти и, соответственно, тестралов знал только по картинкам в книжках.
— Конечно, — нетерпеливо ответил Том. — Тестралы. А что? Рэй, давай быстрее, мне еще надо Слагхорна перехватить до ужина.
Черт! Даже если он не помнит истории с Риддлами, подсознание, видимо, не обманешь...
— А ты все время их видишь? В смысле, каждый год, или только сейчас рассмотрел?
— Каждый год, естественно. Или ты имеешь в виду, что на этот раз запрягли каких-то других? Я не разбираюсь в их породах. Рэй, почему ты вдруг спросил? Раньше тебя это не интересовало.
— Да просто в голову не приходило. Значит, ты когда-нибудь видел... То есть, были случаи, когда кто-нибудь умирал у тебя на глазах?
— Ну да. Один пацан в приютском лазарете, когда была эпидемия дифтерии. Потом еще женщина на улице в Лондоне, зимой сорокового года, когда бомбили. И что? Почему ты спрашиваешь только сейчас? Раньше стеснялся?
— Ничего, просто вдруг подумалось...
Том внимательно посмотрел на меня, потом пожал плечами:
— Тогда поехали. Или будем предаваться воспоминаниям до утра?
Всю дорогу до школы он расспрашивал Розье об обстоятельствах драки, а я мысленно ругал себя за то, что полез с вопросами. Ну да ладно, авось обойдется...
В Хогвартсе Том сразу же побежал разыскивать Слагхорна — ему надо было представить декану нашу версию событий, прежде чем явится с претензиями глава Гриффиндора. Самой Брэдли нигде не было видно — должно быть, она готовила первокурсников к церемонии распределения. Наконец двери Большого зала распахнулась. Рассеянно оглядывая цепочку притихших и немного напуганных новичков, я вдруг заметил знакомое лицо и встрепенулся. Скуластенький, темноволосый Вилли Трэверс, младший сын Фредди, стоял во второй паре от начала и, задрав голову, рассматривал усыпанный звездами потолок.
Я ждал его фамилии с огромным нетерпением. Сам Фредди учился на Хаффлпаффе, хотя закончил всего три курса. Я думал, что Вилли попадет туда же — и потому чуть не подскочил на месте, когда Шляпа, устроившись поудобнее на его голове, подумала немного и выкрикнула на весь зал:
— Слизерин!
Он растерянно сошел с возвышения.
— Вилли! — я вскочил с места и стал махать ему рукой. — Давай к нам, сюда!
Он, видимо, не сразу вспомнил меня, но наконец заулыбался и подошел к скамье, чуть косолапя. Я толкнул Эйвери, чтоб потеснился, и усадил Трэверса рядом с собой. Несколько уже распределенных к нам первокурсников завистливо посмотрели на него с дальнего конца стола.
Вилли поначалу дичился взрослых ребят, но потом освоился и даже смог отвечать на мои вопросы нормальным голосом, а не шепотом. Я познакомил его с нашей компанией. Мне было немного стыдно, что за своими проблемами я совсем забыл о семье Фредди, даже ни разу не попытался выяснить, где они живут, и навестить.
Вилли скороговоркой пересказал неутешительные новости. После гибели Фредди семья была вынуждена сильно затянуть пояса; вдобавок Грегори серьезно ранили на фронте, и он сейчас лежал в госпитале Святого Мунго, а мужа Даниэль призвали в Силы самообороны, и она осталась одна с маленьким ребенком. Я дал себе мысленную клятву наскрести каких-нибудь денег, чтобы помочь им.
После распределения со своего места встал Диппет и произнес длинную скучную речь о том, что в этот трудный для всей Британии час наша первейшая обязанность — хорошо учиться и вырасти полноценными членами общества. Потом объявил минуту молчания в память павших. Все встали. Розье закрыл на минуту глаза, выдохнул и стал смотреть поверх голов на противоположную стену. Его пальцы так впились в крышку стола, что даже костяшки побелели. Вилли смотрел куда-то себе под ноги. Потом потянулся за кубком с водой и быстро сделал глоток.

***
После ужина Том опять исчез, попросив Лорин Яксли — красивую светловолосую девочку с нашего курса, тоже старосту, — отвести первокурсников на факультет. В общей гостиной толпилось полно народу, в первый вечер никто не собирался рано ложиться спать. Но ни Эйвери, ни Нотта, ни Блэков не было — Слагхорн пригласил их, как и Тома, на традиционную вечеринку по случаю нового учебного года. Розье в этот раз не звали; видимо, после сегодняшнего инцидента он оказался в опале. Впрочем, он и сам был не в том настроении, чтобы веселиться. Мне же на эти вечеринки хода не было с тех самых пор, как умер отец и семья скатилась в нищету.
Я зашел на минутку к первокурсникам, убедился, что у Вилли Трэверса все в порядке, и ушел в нашу спальню. Оказалось, что у Колина в чемодане припрятана бутылка огневиски. Это было очень кстати — после сегодняшних событий следовало выпить.
Отхлебнув обжигающую горло маслянистую жидкость, Розье закашлялся. Потом улегся на кровать, закинув руки за голову.
— Ты у кого круцио-то научился? — спросил я.
— Да самостоятельно. Что там учиться... Это как раз когда отец пропал без вести. Настроение все время было мерзкое, вот я и ходил в Лондоне на один заброшенный пустырь, чтоб никто не видел, и там тренировался на голубях.
— Получалось?
— На птицах нет, а вот на бродячей собаке один раз получилось.
— Ну, ты даешь! Собаку?!
— Знаю. Самому тошно стало — она так скулила, визжала... Я ей потом костей принес, чтоб загладить свою вину, но она не взяла. Все убегала от меня, боялась. Я тогда еще думал, что больше никогда, ни за что... Жутко было.
— А какое ощущение, когда выполняешь круцио?
— Надо сильно-сильно злиться. Так, чтоб в глазах было темно, чтоб ничего не соображать. Чтобы хотелось кого-нибудь приложить головой о камень и бить, бить, бить, пока мозги не вылезут наружу. Будто багровая волна поднимается внутри, и ты не можешь ее удержать. Но в то же время, знаешь… Это приятно. Очень приятно, Рэй. Такой особый кайф...
Его передернуло.
— Ненадолго, правда. Потом волна схлынет — и внутри становится противно и пусто. Все равно, что напиваться — на час-другой легче, зато потом самого себя видеть не хочется... А ты чего расспрашиваешь? Хочешь попробовать?
— Нет.
— И не надо. Гадость. Да еще и тянет потом повторить. Сам же понимаешь, что дерьмо — а хочется... Чтоб напряжение сбросить. Я вот сегодня, видишь, сорвался. Не хотел ведь, а с языка само слетело.
— А... аваду ты пробовал? — спросил я осторожно.
— Нет. И не хочу. Ну его к черту, еще узнает кто-нибудь. И так неприятностей уже успел нажить — хорошо начинается пятый курс, нечего сказать...
Дверь с грохотом распахнулась — в спальню влетел веселый, разгоряченный Эйвери.
— Слушайте, там такие дела творились! Слизень разругался с Брэдли прямо на вечеринке, представляете? Раскраснелся весь, наступает на нее пузом вперед, пыхтит, как паровоз: "Да что вы говорите? Нет, голубушка, это моих студентов спровоцировали! Нет, это как раз ваши первыми схватились за палочки! Попрошу без инсинуаций, коллега!". Я толком не слышал, они потом с Диппетом ушли в сторонку и заглушку поставили. Брэдли сначала очень злая была, кричала насчет отчисления, но дальше, смотрю, успокоилась. Выпили со Слагхорном вишневой наливки и помирились. Риддл ужом вокруг них вился. Не знаю, что он там наговорил, но вроде как-то все уладилось. Кстати, а вы в курсе, с кем он пришел на вечеринку?
Тимоти потянулся к бутылке с огневиски.
— С Яксли? — Розье хмыкнул. — Она же вроде его очередная поклонница. Теперь у нее есть шанс. О-о, это совместное патрулирование коридоров! Оно так сближает…
— Нет! Причем тут Яксли! Ни за что не поверите… Хотя, Рэй, ты-то точно знаешь. В общем, помните, еще весной...
Он не договорил, потому что дверь опять открылась, и вошел Альфард. Тимоти мгновенно заткнулся — все знали, что Альфард терпеть не может сплетен. А Блэк, устало вздохнув, прошел к своей кровати, снял и принялся аккуратно складывать парадную мантию.
— Ну и народу было на вечеринке... Колин, ты как? Однако и шум из-за тебя поднялся!
— Зато жить не скучно, — внешне беззаботно откликнулся Розье, но я видел, что на самом деле он нервничает. — Виски будешь? Кстати, может быть, ты слышал, к чему там пришли Слизень с директором?
— Нет, не слышал, но, кажется, ничего особенно страшного. Во всяком случае Риддл выглядел довольным.
Альфард помолчал и, глядя Розье в глаза, прибавил:
— Хотя, если хочешь хороший совет, Колин, я бы на твоем месте не играл в такие игры. И не слишком радовался, что Риддл тебя защищает.
— А лучше было бы, если бы он молчал в тряпочку и не вступался за друга, да? Я бы, знаешь ли, посчитал это подлостью.
— Я не о том, — Альфард досадливо поморщился и заговорил тише. — Представь себе, что у меня есть собака. Если кто-нибудь захочет ее ударить, я, разумеется, не позволю, потому что это моя собака. Но если я сам посчитаю нужным ее наказать, то сделаю это, не задумываясь. И уж будь уверен, мои команды она будет выполнять беспрекословно. Ты меня понял?
— Мне. Не. Нравятся. Твои. Намеки, — четко и раздельно сказал Розье. — Ты имеешь в виду, что в обмен на помощь Риддл сделает меня своей комнатной собачкой? Так?
Эйвери следил за ними, округлив глаза.
— Зачем же комнатной? — Альфард был совершенно спокоен. — Охотничьей или сторожевой. Но ошейник он на тебя наденет. Причем железный.
— Вот сейчас ты уже перешел все рамки! — Колин вскочил.
Я схватил его за рукав. Да что за черт! Не хватало нам второй драки за день.
— Я просто тебя предупредил. По-дружески, — Альфард пожал плечами и отвернулся. — Не хочешь слушать, твое дело.
— Альфард, — сказал я, как мог, вежливо, — вообще-то Том и мой друг тоже. И мне он немало помогал. Ты хочешь сказать, что на меня он тоже наденет ошейник?
Блэк обернулся и очень странно посмотрел на меня.
— Нет, Рэй. Не наденет.
— На него, значит, нет, а я, по-твоему, идеально подхожу на роль пуделя?! — все еще кипятился Розье. Он, кажется, так и не понял истинного смысла слов Альфарда, который до меня дошел прекрасно. Так, что на мгновение стало очень жарко, будто мне дали пощечину.
Не наденет. Потому что уже надел.
Вот так, значит...
— Альфард, я не хочу больше слышать таких разговоров от тебя. Никогда. Иначе нам придется... тебе придется принять мой вызов. Прямо сейчас.
Со стороны это, должно быть, выглядело смешно — такие высокопарные слова в устах подростка, у которого еще не прошли юношеские прыщи. Вдобавок голос ломался и в самый неподходящий момент давал петуха… Но мне было не до веселья.
Альфард пожал плечами и сказал:
— Хорошо. Да, я зашел слишком далеко. Прошу прощения.
Он опять отвернулся и стал распаковывать чемодан, давая понять, что разговор окончен.

Глава 26.
Том вернулся поздно, около часу ночи. Я проснулся, услышав скрип двери и шаги. Приподнявшись на локте, увидел, как он расстилает свою постель при свете палочки, пристроенной рядом с кроватью. Колина будить не стал — значит, и вправду дело с дракой в поезде ничем серьезным не закончилось, а то не откладывал бы разговор до утра. Пару минут я колебался, стоит ли спросить, как все прошло, но желание спать пересилило. Я бухнулся на подушку и опять уснул.
Проснулся я от холода — сползло одеяло. В спальне было темно, небо за иллюзорным окном едва розовело. Часы на стене показывали без пяти минут шесть. Все еще спали; с дальней кровати доносилось похрапывание Эйвери. Постель Тома была пуста и лишь слегка примята.
Зевая, я встал, накинул халат и отправился его искать. В общей гостиной никого не было, угли в камине едва тлели, стулья были аккуратно расставлены по местам — значит, эльфы здесь уже прибрались. Из умывальной доносился шум воды. Я направился туда.
Том стоял, склонившись над раковиной, в которую из крана хлестала вода, и тупо смотрел на нее, словно не мог понять, что это такое.
— Эй! — я тронул его за плечо.
Том вздрогнул, словно я вырвал его из дремоты. Лицо у него казалось серым, под глазами залегли огромные синяки.
— Привет, ранняя пташка, — я присел на корточки у стены, не обращая внимания, что брызги летят на одежду. Каменная кладка неприятно холодила спину. — Так чем там вчера все закончилось?
— Сутками карцера для Розье, на меньшее я уже не смог сторговаться. И еще сняли пятьдесят баллов с факультета, но, в общем, ничего страшного. Гриффиндорцам все равно достанется больше. Я убедил Диппета, что это они затеяли драку. Но вы все равно поосторожнее, ладно? Я потом еще с Колином поговорю. Не стоит бросаться круцио при свидетелях, Диппет и так подозревает, что у нас тут что-то странное.
— Что именно?
— Не знаю пока. Не удалось четко «услышать». В любом случае кто-то с факультета ему доносит. Надо будет выяснить, кто стукач. Не сейчас, позже…
Он потер виски ладонями.
— Рэй, а что за ошейник?
— Какой ошейник? — я вздрогнул.
— У тебя в мыслях. Мелькает картинка. Не могу рассмотреть.
— Да глупости…
Поначалу я не хотел ему говорить, но потом все же рассказал о вчерашних словах Блэка.
— Не обращай внимания. Альфард тебя недолюбливает, это всем известно, так что от него ничего другого ждать и не приходится.
— Да, — как-то рассеянно повторил Том. — Конечно. Ладно, будем считать, что я ничего не знаю.
Я присмотрелся к нему.
— Ты сегодня спал вообще?
— Нет. То есть, да. Немножко.
— Что случилось?
— Ничего, просто голова сильно болела. Слишком много людей, отвык за лето. От чужих мыслей шумно. Я выпил зелье, но, видно, превысил дозу — потом полночи тошнило.
Он набрал в ладони воды и плеснул себе в лицо.
— Может, ляжешь спать? До подъема еще больше часа.
— Все равно уснуть не смогу. Ничего, у меня есть, чем заняться. Посидишь со мной?
В гостиной мы разожгли камин и придвинули к огню диван. Я принес старый закопченный чайник — он всегда был здесь, перешел по наследству от предыдущих поколений студентов, — и подвесил его над пламенем. Вымытые эльфами "общественные" чашки — разрозненные, некоторые треснутые, другие с въевшимися намертво пятнами от заварки — как обычно, были составлены на столике у стены. По полированной поверхности вокруг них расплылась лужица воды, в которой мок одинокий сухарик.
Том, укутавшись полосатым халатом, уже читал извлеченную из кармана толстую тетрадь в клеенчатой обложке.
— Это что у тебя? — спросил я, высыпав в заварочный чайник найденный в столе чай.
— Рукопись романа. Меня просили прочесть и сказать, что я думаю.
— А кто автор?
— Эйлин Принс.
— Правда?! — я расхохотался. Маленькая, замкнутая, вечно державшаяся в тени Эйлин никак не производила впечатления писательницы.
— Но это между нами, хорошо?
— Да, конечно... О чем там речь? Как всегда у девчонок, о любви?
— Не угадал. О политике. Это утопия.
— Что?!
— Ну, такой жанр. Описание того, как, по мнению автора, должна быть устроена жизнь, на примере вымышленных стран...
— Том, я знаю, что такое утопия! Можешь не объяснять мне на пальцах.
— Прости. Я иногда путаюсь, что для маглов и волшебников общее, а что нет...
Я поставил рядом с Томом на подлокотник пузатую фаянсовую кружку с чаем и уселся напротив, скрестив ноги по-турецки. Камин еще только-только разгорелся, и от холода стучали зубы. Спасала только чашка с кипятком, которую я плотно обхватил ладонями. — Если коротко, — он зашуршал страницами тетради, — у Эйлин здесь рассказывается, как в далеком будущем часть британских волшебников эмигрировала, создала себе остров в южной части Тихого океана и живет там отдельно от всего мира. На острове всем управляет Совет мудрых — это чтобы не ставить страну в зависимость от диктатуры одного человека. Все там красивые, здоровые и высоконравственные. Преступников нет, а если кто-то что-то натворит, то это сразу обнаруживают, потому что все население регулярно проходит проверку с помощью легилименции. Больше того — никто не сквернословит, не курит и не употребляет алкоголя... Тебе бы, Рэй, на этом острове тяжко пришлось — у курильщиков там отбирают палочки и отправляют в специальные "поселки перевоспитания".
— И что в этих поселках? — спросил я, отхлебнув чаю.
— Да ничего особенного. Тяжелый физический труд на природе. Предполагается, что человек так страдает в отрыве от высокой культуры острова, что готов отказаться от вредных привычек, лишь бы вернуться обратно. Тех же, кого этим не проймешь, равно как и преступников, выселяют в Европу, и это самое страшное наказание.
— С чего вдруг?
— С того, что, — Том полистал тетрадь, — для волшебников из этого прекрасного нового мира даже просто смотреть на нашу здешнюю жизнь — ужасный шок. Вот здесь подробно описаны чувства Аллениуса Кортли — это главный герой, — когда он попадает в Англию. Грязные улицы, смрад магловских автомобилей, озлобленные люди... Да и волшебный мир не лучше: наркотики, банды, войны с применением непростительных. Тут еще есть о какой-то Виктории, которая вышла замуж за магла, и тот измывается над ней... Я забыл сказать, что этот самый Аллениус был недоволен жизнью на волшебном острове и сбежал оттуда, потому что его влекло к свободе. Однако, побывав в Англии, он все понял и вернулся обратно, а заодно прихватил с собой Викторию. В конце, я так подозреваю, они поженятся.
— Очень трогательно. А почему ты так морщишься, когда читаешь? Что тебя, собственно, не устраивает?
Я пошевелил поленья в камине кочергой и устроился на диване поудобнее, положив голову на подушку. В тепле опять потянуло в сон.
— Во-первых, — Том опять принялся листать исписанные крупным, четким почерком страницы, — то, каким путем у нее там люди получают власть. Вот смотри: Совет мудрых состоит из волшебников, которые достигли выдающихся результатов в избранных ими науках. Те же, кто плохо учился или не слишком умен, будь они даже дети высших государственных чиновников, никогда не поднимутся на самый верх — это привилегия отличников...
— И что? — я зевнул. — Уж ты бы в этом мире устроился замечательно.
— Да, наверное, — он усмехнулся. — Я всегда умел быть паинькой, когда следует. Но, видишь ли, я в принципе опасаюсь умных мальчиков и девочек. Умных, правильных, всегда знающих, как надо и как не надо жить... Такие всегда норовят исправить остальных. Чтоб даже мыслей неверных не было, понимаешь? Будь таким, как положено, или не будь вовсе. Хотя я понимаю, почему эта идея нравится Эйлин. Знаешь, как неприятно думать, что ты умен и талантлив, но никогда не достигнешь в жизни таких высот, как твои тупые однокашники? Просто потому, что у них есть деньги и связи, а у тебя нет.
— Ты сейчас говоришь о ней, или о себе тоже? — я прикрыл глаза.
— О себе-то? Нет, ну что ты, — Том усмехнулся, судя по голосу. — Я давно понял, что злиться на то, как устроен мир, бессмысленно. Сумеешь его изменить, сломать — измени и сломай. Не можешь — терпи; значит, большего ты и не заслуживаешь. Но я бы никогда не стал переделывать других... Рэй, ты спишь?
— Нет, я тебя слушаю, — ответил я, сворачиваясь калачиком.
А Том уже, кажется, разошелся и совсем забыл, что у него болит голова:
— У Эйлин роман, кстати, очень неглупый. Особенно если учесть, что она всего лишь на втором курсе. Я ведь говорил тебе, что она интересно думает… Так вот, она права в том, что большинство народа такая жизнь вполне устроила бы. Работа, приличная зарплата, все надежно, думать ни о чем не надо. Но всегда есть меньшинство, которое будет чувствовать себя на таком волшебном острове, как в клетке. И что делать с такими? Идеальному обществу придется постоянно искать тех, кто нарушает гармонию, и вышвыривать их из своей среды. Проводить внутренние чистки, которые будут затрагивать все больше людей, в том числе и тех, кто в принципе не замышляет ничего дурного, — хотя бы потому, что машину трудно остановить после того, как она уже запущена... Рэй?!
— Угу, — откликнулся я. Сил отвечать уже не было.
— Да ладно, спи, не буду тебе мешать, — Том опять зашуршал страницами.
Полежав немного, я сумел кое-как раскрыть рот и пробормотал:
— А ты бы сам что делал... ну, если бы получил власть?
Конец вопроса потонул в зевке.
— Пока не знаю.
Послышался шорох, и я почувствовал, что у меня укрывают пледом и берут из рук чашку.
— Одно могу сказать точно. Я не стал бы перевоспитывать всех и каждого, — Том рассмеялся. — Людей надо принимать такими, какие они есть. Со всеми их недостатками, глупостями и гадостями. Девять человек из десяти будут целую неделю корпеть на нудной работе, если знают, что на выходных смогут почувствовать себя свободными и раскованными, — выпить стаканчик огневиски, поорать на квиддичном матче... А больше им ничего и не надо. Что же касается того одного из десяти, которому этого мало... Знаешь, я думаю, если человек идет в преступники, то это уже определенно сильная личность. И вина властей в том, что такой человек не нашел себе другого применения. Тебе не кажется?
— Э-э, — было все, что я смог ответить.
— А вот я бы нашел место для каждого, — задумчиво сказал Том. — Я бы дал спокойную, упорядоченную жизнь одним и свободу, власть, опасность, риск — другим. Трудно, но возможно. Если только не подгонять всех под одно лекало и не надеяться, что останешься чистеньким. Когда управляешь людьми, не получается не замарать рук, потому что люди вообще не самые благородные и добрые существа на земле. Собаки, например, куда лучше. Но я предпочитаю иметь дело с людьми, потому что, — он опять засмеялся, — у меня аллергия на собачью шерсть.
— Ты поэтому чихаешь, когда у нас живешь?
— Ага… Ну, ладно, спи, я не буду больше тебя дергать.

***
Но как следует подремать не удалось. Сверху, со стороны спален, уже слышались шаги и голоса. Я сквозь сон лениво подумал, что сейчас в умывальной будет толпа. Может, пропустить завтрак? Интересно, как Риддл умудряется почти не спать — вчера вот где-то бродил до ночи…
Я приоткрыл глаза и уставился на Тома. Он читал, быстро скользя взглядом по страницам и отхлебывая чай.
— Слушай, а с кем ты вчера был на вечеринке?
— Эйвери, наверное, наболтал?
Я пожал плечами.
— С Минервой Робертсон, — наконец ответил Том. — И после вечеринки с ней разговаривал. Поэтому так поздно вернулся.
— До чего ж хорошо быть старостой... Можно шляться до утра, и никто слова не скажет. А о чем вы говорили?
— Я сделал ей предложение.
— Потрясающе. И когда свадьба?
— Не знаю пока. Я надеюсь на рождественских каникулах поехать познакомиться с ее семьей, потом помолвка, а свадьба, наверное, только через год, я же еще несовершеннолетний.
— Поздравляю.
Я опять закрыл глаза. В коридоре кто-то орал: "Придурки, а ну, трансфигурируйте обратно мои ботинки! Очень смешно!". Ответом ему был громкий хохот.
— Рэй, — Том осторожно потряс меня за плечо. — Я серьезно про свадьбу.
— Да понял, понял, — ответил я, зевая. — Не забудьте меня позвать, когда будете резать свадебный торт.
Попытался повернуться на бок, но тут услышал:
— Рэй, это не шутка. Я и вправду собираюсь жениться.
До меня стало медленно доходить, что это не розыгрыш и не попытка сострить.
— Так это правда? Ты сделал Робертсон предложение, и она согласилась?
— Не совсем. Сначала посмеялась, потом сказала, что подумает, но, кажется, ей было приятно. Я думаю, она согласится, просто девушкам всегда нужно обставить это условностями, выждать время...
— Слушай, у нее же есть жених. Этот, как его...
— И что? — спросил Том. — Они не помолвлены. Вдобавок я не сказал бы, что Минни в него влюблена. Просто привыкла, но это ни о чем не говорит.
— Ты же с ней всего раза два встречался! Почему...
— Рэй, человека можно оценить по первым пяти минутам разговора. Так зачем тянуть?
— Ну, ты даешь…
Я никак не мог по-настоящему проснуться, чтобы оценить новость по достоинству.
— А ты ее любишь?
Этот вопрос как будто поставил Тома в тупик.
— Да, наверное, — ответил он, подумав. — Иначе я бы не стал делать ей предложение, правда?
— М-м... Ну, не знаю. А почему тебе понадобилась именно она?
— Она умная. Намного умнее обычных девушек. У нас много общего. Мне с ней интересно. Вдобавок она становится такая забавная, если ее поддразнивать… Вот.
— Этого, по-твоему, достаточно, чтобы жениться?
— Почему нет?
— Как у тебя все просто…
Следующие минут десять я зачем-то спорил с Томом — мол, он совершенно не знает Робертсон, и с чего он взял, что она ответит ему взаимностью, это уж не говоря о том, как он собирается содержать семью... Вокруг ходили люди, с грохотом двигались стулья, кто-то опять подвесил над огнем чайник. Мы говорили почти шепотом. В итоге я добился только того, что Том спросил:
— Рэй, да с чего ты так взвился? Положим, это глупость, но ты же сам сказал — не факт, что она согласится. Считай, что это все несерьезно. А ты так злишься, что у меня от твоих мыслей ломит в висках.
Он запнулся.
— Слушай… А может, Минни тебе тоже нравится, и все дело в этом?
— Еще чего! — возмутился я.
На самом деле я и сам не знал, откуда внезапно взялось это раздражение, напрочь согнавшее остатки сна. Будь я постарше, то, наверное, понял бы, что так бывает всегда, когда кто-то из компании первым заводит себе девчонку. Остальные при этом чувствуют себя обделенными и вдобавок обманутымию. Как же, какая-то вертихвостка претендует на их приятеля, посягает на святая святых — мужскую дружбу! Потом, по мере того, как остальные один за другим сами обзаводятся подружками, это проходит... Но в тот момент я не был способен мыслить логично. Просто чувствовал, что меня предали.
Том еще пытался мне что-то сказать, но я отговорился, что надо собираться на уроки, и ушел, чтоб только больше не слышать ничего о Минерве Робертсон.

***
Я очень хорошо помнил тот самый случай весной, о котором упоминал Эйвери. Это было как раз за неделю до экзаменов. Мы тогда сидели всей компанией на лужайке у озера. Кто листал учебники, кто просто так валялся на траве, глядя в небо. Потом Эйвери поднял голову и сказал:
— Черт, к нам идет Робертсон. Ну, сейчас начнет цепляться, что мы нарушили какое-нибудь школьное правило — помяли траву, и все в таком роде...
Девушку, о которой шла речь, я тоже знал, но никогда с ней не общался. Она была на курс старше, да еще и с другого факультета. Красавицей Минерву Робертсон назвать было трудно, но лицо у нее было интересное — большие глаза, тонкие, всегда чуть нахмуренные брови, придававшие ей строгий вид, чуть выдающиеся скулы... Минерва была чистокровной волшебницей, из очень древнего рода, который восходил к кому-то из шотландских королей, но давным-давно впал в нищету. Говорили даже, что дома, на острове Скай, Робертсоны будто бы живут в одном помещении со скотиной, а еду готовят по старинке, на открытом очаге, дым от которого стелется по полу и выходит через дверь… Постоянный поклонник Минервы был тоже шотландец — широкоплечий, немногословный, слегка сутулящийся Джордж МакГонагалл, который, по рассказам, ухаживал за ней чуть ли не со дня знакомства в Хогвартс-экспрессе. Носил за Минервой сумку, часами просиживал с ней в библиотеке, потом они вместе были старостами Гриффиндора. Не знаю, были ли у них серьезные разговоры насчет свадьбы, но вся школа была уверена, что эти двое поженятся сразу после Хогвартса.
На подошедшей к нам девушке была зеленая кофта домашней вязки; недлинные темные волосы прихвачены с одной стороны простенькой заколкой.
— Привет. А кто из вас Риддл? Том Марволо Риддл…
Том плавно поднялся с земли ей навстречу.
— Это я. Чем могу помочь?
Он с интересом и ничуть не смущаясь рассматривал ее лицо — глаза, губы.
Робертсон слегка покраснела.
— Ты брал в библиотеке «Структурные преобразования при ступенчатой трансфигурации» Хэнсома? Во всяком случае, твое имя записано в карточке. Пожалуйста, если книга тебе сейчас не нужна, дай мне на пару дней. Я бы хотела освежить в памяти перед СОВами...
Том кивнул.
— Она у меня на факультете. Пойдемте, я вам принесу.
Потом обернулся к нам:
— Я на десять минут, сейчас приду.
Они двинулись в сторону замка, держась на расстоянии чуть ли не трех футов друг от друга, так что оба шли не по тропинке, а по траве, приминая одуванчики и подорожник. Посмотрев им вслед, Эйвери откинулся на спину и с выражением отвращения на лице открыл учебник, а я опять углубился в конспект.
Но Том не вернулся ни через десять минут, ни через двадцать. Полтора часа спустя мы пришли в школу на ужин и увидели обоих в холле, где они, видимо, так и простояли все время, погруженные в разговор. Минерва обеими руками, словно плюшевого медвежонка, прижимала к себе толстенный фолиант "Структурных преобразований", а Том ей что-то говорил и смеялся. Когда мы проходили мимо, он бросил: "Я сейчас", и тут же вновь обернулся к собеседнице:
— Так, значит, ты считаешь, что опыты Бэкинсейла...
Но Минерва почему-то смутилась и торопливо сказала:
— Ладно, мне уже пора бежать. Извини, что так задержала. Спасибо за книгу.
И, поплотнее запахнув кофту, быстрым шагом пошла к мраморной лестнице на второй этаж.

Когда я это вспомнил, то почему-то разозлился еще сильнее. Том нашел в кого влюбиться… И ведь наверняка все лето о ней думал, а мне хоть бы словечком обмолвился. Друг, называется!
Почему-то это было до крайности обидно. Я так привык, что Том доверяет мне больше, чем другим. Значит, когда надо было создавать ему алиби после убийства родственников, я был хорош, а вот поделиться личными тайнами... Ну, ладно-ладно.
Я сам понимал, до чего это глупо, но не мог успокоиться. Попутно досталось и всем остальным. Я ни с того ни с сего огрызнулся на Флинта, когда он меня о чем-то спросил, а потом наорал на Розье, когда тот, разыскивая в чемодане школьный галстук, свалил свои вещи на мою кровать. Когда пришел Том, я сделал вид, что ужасно спешу на завтрак.

***
После завтрака дела пошли чуть лучше. Еда вообще всегда повышает настроение, так что я успокоился и даже спросил Риддла, что интересного было на вечеринке Слагхорна. Оказалось, что немало. В частности, он краем уха слышал разговор между профессором Меррифот и директором Диппетом: оказывается, Меррифот хотела летом уйти в отставку, но Диппет ее не отпустил.
— Она, кажется, болеет, — пояснил Том. — Что-то с поджелудочной, насколько мне удалось понять. Не рак, но что-то серьезное. И за весь вечер не выкурила ни единой сигареты, а ведь обычно смолит, не переставая.
Его слова подтвердились в тот же день. Урок ЗОТИ был у нас последним по расписанию. Когда мы подошли к классу на втором этаже, из двери галдящей толпой выбегали третьекурсники. Рядом Меррифот, не обращая ни малейшего внимания на шум, разговаривала с Брэдли:
—...Ты не хуже меня знаешь, каково это — пытаться что-нибудь вдолбить Армандо. Я ему одно, он мне другое. "До конца войны даже не думай, Гала"… А кто знает, когда закончится война?! Я ему говорю: "Вот ты дождешься, что я упаду замертво прямо в классе, тогда будешь знать!". Он думает, мы здесь все двужильные...
Брэдли сочувственно кивала, держа в руках классный журнал.
— Где, спрашиваю его, я сейчас найду замену? — возмущалась Меррифот. — В такое время, как наше, когда каждые руки на счету... Вот пускай бы совет попечителей побеспокоился! И представляешь, Венди, что он мне ответил? "Возьми кого-нибудь со старших курсов". А? Каково?!
— Кстати, не такая уж глупая мысль, если хочешь знать мое мнение, — заметила Брэдли. Она хотела сказать что-то еще, но тут один из третьекурсников подставил ножку прыщавой девчонке в толстых роговых очках. Та споткнулась, врезалась лбом в стену и разревелась.
— Миртл Фиппс, что вы рыдаете на всю школу?! — резко обернулась Меррифот. — Ну-ка, прекратите шум! А вы, Марбери, даже не думайте, что я ничего не заметила! Минус пять баллов с Рэйвенкло, и я еще поговорю с деканом о вашем поведении!
Она повернулась к Брэдли и продолжила, как ни в чем не бывало:
— Венди, ну как ты себе это представляешь? У меня здесь боггарты, водяные, красношапочники, да кого только нет... Нужно строжайше соблюдать технику безопасности. Как я могу взять выпускника? Он не справится!
— Вот и начинай искать прямо сейчас, заодно успеешь подготовить…
Меррифот бросила взгляд на нас.
— Пятый курс, что вы стоите?! Заходим в кабинет! И не тяните время, нам сегодня нужно много успеть. В этом году у вас будут СОВы, так что готовиться начнем с первого же дня.
— Опять, — пробормотал Эйвери, пнув дверной косяк. — С самого утра одно и то же: СОВы, СОВы, СОВы... Еще только второе сентября, а у меня уже от них голова болит!
Пока я вытаскивал из сумки тетради, к нам подошла Яксли.
— Том, у тебя не найдется запасного пера? Я свое где-то потеряла.
Она наклонилась, отодвигая меня плечом, так что ткань платья очень выразительно натянулась. От Яксли пахло цветочными духами. Интересно, что Том нашел в Робертсон? Лорин, конечно, дура, зато намного красивее, и грудь у нее больше...
Яксли еще что-то щебетала, вертя в пальцах перо, и никак не хотела уходить, но тут вошла Меррифот, и ей поневоле пришлось вернуться на свое место. Меррифот и вправду сильно сдала за лето, теперь я это видел. Она еще больше похудела, так что привычные бриджи висели мешком. Под глазами залегли тени. Вместо того чтобы, как обычно, начать расхаживать по классу, Меррифот тяжело опустилась в кресло за преподавательским столом.
— Ну что, начинаем? Тишина! Итак, СОВы — это экзамен, к которому вы должны отнестись со всей возможной серьезностью...
В одном, впрочем, она осталась верна себе — на первом же уроке устроила нам контрольную по всему материалу за четвертый курс, так что до звонка мы писали, не разгибаясь, и то успели ответить в лучшем случае на две трети вопросов.
После урока, когда все уже вышли, Риддл все еще копался, засовывая учебник в сумку. Я понял, что он ищет случая поговорить с преподавательницей ЗОТИ наедине, и хотел было уйти, как вдруг из подсобки за кабинетом послышался возмущенный голос Меррифот:
— Вот ведь зараза, а?! Ну, что ты будешь делать!
— Что-то случилось, профессор?
— Да сбежал один…
Меррифот подошла к двери и жестом позвала нас внутрь. В подсобке громоздились шкафы, клетки с животными, свернутые в трубку плакаты. У двери стоял аквариум, откуда на нас ничего не выражающими белесыми глазами пялился гриндилоу. А сама профессор, скрестив руки на груди, разглядывала пустую клетку с выломанными прутьями.
— Здесь был красношапочник, я его показывала третьему курсу. Тогда еще заметила, что защитные чары "поплыли" — и что бы мне, дуре старой, сразу не поправить? Нет, решила после уроков! А он, голубчик, сломал клетку, да и сбежал через форточку.
Она выглянула в окно:
— Куда ж ты отправился-то, дуралей? Сейчас пойду искать...
— Давайте мы, — предложил Том.
Я думал, что Меррифот откажется, но она неожиданно кивнула.
— Спасибо, мальчики, вы меня очень выручите, а то я что-то плохо себя чувствую. Вряд ли он далеко ушел.
Следы красношапочника были хорошо видны под окном во внутреннем дворике — примятая трава, сломанные ветки кустов. Видно, через полуподвальное окно он забрался в подземелья и там затаился. Мы в это окно не пролезли бы, так что пришлось обходить кругом через холл, спускаться вниз и искать беглеца среди старой мебели и пыльных ящиков. Красношапочник обнаружился за трубой недалеко от котельной. Когда его оттуда вытаскивали, он ожесточенно сопротивлялся, царапался длинными острыми когтями и пронзительно верещал.
Измазанные пылью и ржавчиной от трубы, мы наконец дотащили оглушенного красношапочника в кабинет ЗОТИ. Меррифот ждала нас, сидя в кресле у окна.
— Молодцы, ребята. Давайте-ка этого паршивца в клетку, я уже ее починила. Сейчас я его покормлю...
Достав из массивного дубового шкафа, откуда пахнуло холодом, большую бутыль с маслянистой темной жидкостью, Меррифот налила немного в мисочку и поставила ее в клетку.
— Свиная кровь, — пояснила она.
Красношапочник, жадно чавкая, стал лакать кровь. Меррифот посмотрела на нас сочувственно.
— Ну, вы и извозились. Давайте я вас хоть чаем напою, а то устали, наверное, с ним.
Я подумал про себя, что Меррифот, должно быть, воспринимает учеников как еще одну разновидность красношапочников. Но, по крайней мере, чай она налила нам не в миски, а в самые обычные стаканы с подстаканниками. От крепко заваренного, почти угольно-черного чая шел пар. Еще профессор выставила на стол вазочку с галетами и сахарницу, где лежало несколько неровно наколотых серых кусочков.
— Что творится у вас на факультете, Томас? Что за история с Розье?
— У него просто случился нервный срыв, профессор, — Риддл отложил ложечку. — Вы же знаете, его отец участвовал в дьеппском рейде.
Меррифот покивала.
— Это был ужас. Несколько моих бывших учеников... В общем, не вернулись ребята оттуда. Честно говоря, если так дальше пойдет...
Она не стала заканчивать фразу.
— Ладно, это все слишком грустно. А вы как провели лето? Рэй?
— Спасибо, хорошо, — ответил я, пытаясь размочить в чае твердую, как камень, галету.
— Том?
— Честно говоря, не очень...
— Что случилось? — насторожилась Меррифот.
— Да ничего, — Том неловко улыбнулся и отвел глаза. — Выставили из приюта. Да нет, все в порядке, вы не беспокойтесь.
Меррифот принялась его расспрашивать. Я тоже на всякий случай сделал печальное лицо — в данном разговоре я был всего лишь статистом, так что другого участия от меня не требовалось. Том сейчас играл давным-давно отработанную до мелочей роль бедного сиротки. Хм, а он ведь и вправду теперь сирота — папу-то того...
Я не удержался, фыркнул и тут же сделал вид, что поперхнулся горячим чаем. Том бросил на меня короткий взгляд, но мгновенно опять переключился на Меррифот.
— Ну, я уверена, что с твоими способностями ты легко найдешь работу, — говорила она. — Если нужна будет характеристика из школы, мы, конечно, всегда... Рэй, налей себе еще чаю. Возьми галету, не стесняйся... Скажи мне, Том, а ты уже думал, чем хочешь заняться? У тебя есть какие-то идеи насчет будущей профессии? У меня осталось не так много знакомых вне школы, но, может быть, я смогу с кем-то поговорить на твой счет.
— Есть, но...
Том уставился на свой чай. На щеках у него появился румянец.
— Это такие глупости, профессор. Простите, я не хочу об этом говорить.
Он криво улыбнулся, не поднимая на нее глаз.
— С чего бы это? — Меррифот отставила свой стакан. — Я же учитель, Том, а учителю, как священнику или колдомедику, можно сказать все.
Она засмеялась.
— Признавайся уже.
— Собственно говоря, — Том по-прежнему смотрел в стол, — я мечтаю после школы остаться преподавать в Хогвартсе. Вот Рэй знает...
Я ни разу в жизни не слышал, чтобы Том проявлял хоть малейшую склонность к педагогике. Но сделал вид, что для меня это не в новинку, и кивнул.
— Но я понимаю, — продолжал Том, — что это несерьезно. Чтобы стать преподавателем, нужны огромные знания и жизненный опыт, которых я вряд ли смогу достичь.
— Не скажи, — возразила Меррифот. — Конечно, тебе придется много учиться, но вообще в этом нет ничего невозможного. Не боги горшки обжигают, поверь мне.
Она о чем-то задумалась и привычно полезла в карман брюк за сигаретами, но тут же спохватилась и мрачно махнула рукой.
— Кстати, насчет работы... Знаешь, я давно хочу убедить совет попечителей ввести ставку лаборанта по ЗОТИ. Годы у меня уже не те, нужен помощник. Если получится — ты бы согласился поработать? Это, конечно, не бог весть какие деньги, но для начала лучше, чем ничего. Нагрузка будет немаленькая, ведь надо же и учиться, но ты мальчик трудолюбивый, справишься. А там и со служебным жильем на лето что-нибудь решим. Ну?
Том поднял голову и смущенно улыбнулся ей
— Профессор, я...
Он запнулся, покраснел. Меррифот замахала руками.
— Погоди благодарить, дело-то еще не сделано. Будем говорить гоп, когда перепрыгнем. Но, если что, я могу на тебя рассчитывать?
— Да, — сказал Том и лучезарно улыбнулся ей.
Когда мы спустя полчаса вышли из кабинета ЗОТИ и направились вниз по лестнице, я наконец рассмеялся.
— Слушай, как ты ее красиво разводил! Такими смотрел несчастными глазами — я чуть не прослезился!
— Лучше бы прослезился. Ты своим фырканьем все время мне мешал. Трудно было держать ее внимание. Кстати...
Он остановился. В коридоре первого этажа никого не было — все уже собрались в Большом зале на ужин, и оттуда доносился отдаленный невнятный шум.
— Что там насчет моего отца? — без всякой связи с предыдущим разговором спросил Том. — В кабинете ты думал что-то о моем отце. Я не мог "считать" как следует, был занят Меррифот. Но все же услышал. Ну?
— Понятия не имею. Должно быть, подумал, что ты потерял мать и не знаешь своего отца, так что идти тебе после приюта и вправду некуда.
— Это неправда, — спокойно сказал он. — И почему ты сейчас, в эту самую минуту, выставляешь мысленный блок? Что ты от меня скрываешь, Рэй?
— Просто не хочу, чтоб ты копался у меня в мозгах без моего разрешения. Ничего больше. Ты тоже, знаешь ли, не все мне доверяешь.
— Что именно я тебе не доверяю?! Я же сказал о Робертсон. Тебе первому, заметь.
— Ну, спасибо! Для меня, конечно, очень важно знать, с какой девчонкой ты встречаешься. А ничего более существенного в твоей жизни не происходит, так ведь?
— Рэй, что с тобой случилось? Ты целый день злишься на пустом месте. Ты же знаешь — если у меня есть какие-то планы, я всегда тебе рассказываю.
— Да. Если я случайно оказываюсь поблизости, и не получается их от меня скрыть — как сегодня с Меррифот!
— Рэй, я правильно понял, что должен отчитываться тебе о каждом своем шаге?
— Не должен. Но и в мои мозги не смей лезть. Какое ты имеешь право контролировать, что я думаю?! Мне начинает казаться, что Альфард был прав насчет ошейника!
Я осекся, но было поздно — слова уже вылетели наружу. Теперь не вернешь...
— Даже так? — Том холодно посмотрел на меня. — Ладно, Рэй. Прости. Впредь я не стану вмешиваться в твою жизнь и в твои мысли тоже.
Он развернулся и ушел, а я остался стоять, как дурак, в коридоре.
Конечно, у меня было оправдание. Я сделал это потому, что таковы были условия договора. До Рождества я не должен был сообщать Риддлу о том, что случилось летом и о чем он не помнил. Он же сам меня просил... Я должен был сопротивляться легилименции, должен был отпираться вплоть до скандала. Потом, прочтя дневник, он все вспомнит и поймет, почему я так себя вел.
Это было верно, но на душе все равно стало на редкость мерзко. И даже не потому, что мне предстояло еще как-то мириться с ним или терпеть размолвку до Рождества. Дело было совсем не в этом.
В глубине души я твердо знал, что сам хотел ссоры. Я намеренно провоцировал Тома и получал от этого странное, смешанное с болью удовольствие. Нарывался, нарывался — и нарвался.
Знать бы еще, какого черта мне это понадобилось…
Но я не знал.

Дата добавления: 2015-09-01