Деформация духовного мира

В содержательной книге профессиона­лов И. Смирнова, Е. Безносюка, А. Журавлева «Психо­технологии» сказано, между прочим: «Ясно, например, что использование внушения для снижения вероятности общественных беспорядков является более гуманным сред­ством, чем применение каких бы то ни было специаль­ных средств и тем более силовых приемов».

То есть, общественные беспорядки надо подавлять, но лучше это делать загодя, внедряя в сознание масс уста­новку на покорность власть имущим и хозяевам. Но ведь общественные беспорядки обычно вызваны бедственным положением народа, злоупотреблениями властей, тор­говцев, предпринимателей...

Полагаю, суждение данных авторов определяется тем, что нанимают психотехнологов вовсе не народные массы, которые в наше время как никогда оказываются в научно организованной духовной кабале. Нанимают или государственные структуры, или частные предприниматели. То есть, имущие власть и капиталы.

Немало отдельных личностей и целых кол­лективов остаются вне сферы подобных влияний или даже пыта­ются им противостоять. Но такое сопротивление пока еще безнадежно. Против них выступают не просто какие-то злокозненные чиновники, буржуи, капиталисты. Ситуация куда серьезней. Против них — объективные законы многовеко­вой эволюции техносферы «путями Каина».

Благоустраивая своим трудом и знаниями окружаю­щую природную среду, создав для этого технику и про­изводственные системы в промышленности и сельском хозяйстве, человек в конце концов оказался заложником тех сложнейших материальных и интеллектуальных структур, которые он создал. Они деформируют его пси­хосферу.

Электронные средства воздействуют на огромные массы людей, подобно наркотикам. Они расшатывают основы разума, погружают в сумеречное состояние со­знание, переносят в иллюзорные миры, внедряют опре­деленные экономические и политические установки, по­давляют индивидуальность, воспитывают поколения бездумных потребителей, жаждущих материальных благ в изобилии, преизбытке.

Этому содействует массовая по­пулярная культура с ее разновидностями: поп-искусст­вом, поп-наукой, поп-философией, поп-литературой. Таковы суррогаты, требования к которым: развлекать и отвлекать от «излишних» мыслей и переживаний; созда­вать, как на конвейере, поколения техногенных людей, соответствующих требованиям технотронной наркоцивилизации.

Все это относится не просто к неким безликим мас­сам, а ко всем нам, включая тех же буржуев и капиталистов (они, пожалуй, еще больше других подвергаются психи­ческому давлению, духовным деформациям). Подчеркиваю: таковы объективные обстоятельства! Наркоцивили­зация складывается не по злой воле глобальных владык, а по объективным закономерностям. Они определяются техногенезом, глобальной деятельностью человека, ставшей космическим фактором.

...Многие виды животных, как мы знаем, употребляют химические наркотики преимущественно растительного происхождения. Этот факт наводит на некоторые раз­мышления. Возможно, мудрая земная природа предопределила появление наркоцивилизации?

Возникает неожиданная гипоте­за: могущественная всемирная биоимперия динозавров вымерла из-за злоупотребления наркотическими расте­ниями!

Мысль не так нелепа, как может показаться сначала. Вымирание динозавров проходило около 30 миллионолетий. Этот период совпал с распространением на суше цветковых растений, в частности, колы, а также, возможно, галлюциногенных грибов.

Со временем травоядные рептилии стали все больше злоупот­реблять естественными психоделиками. Тем более что воздействовать на мозг этих существ было достаточно просто: он был очень мал по объему. От­дельные виды начали приобщаться к наркотикам, теряя выработанные за долгое время навыки поведения. Они быстро становились жертвами хищников, которые в ре­зультате неимоверно расплодились.

Расцвет хищников должен был сказаться на уменьше­нии количества их жертв. Налаженные экосистемы, в ко­торые входили рептилии, стали разрушаться. Когда стали уходить с жизненной арены травоядные животные, за ними, естественно, пос­ледовали хищники.

Не стану настаивать на этой гипотезе. Во всяком случае, если среди древних людей были какие-то племена, постоянно употребляющие наркотики, они сравнительно быстро вымерли.

В наши дни, несмотря на значительные масшта­бы использования, возбуждающие и наркотические пре­параты сравнительно мало влияют на деформацию ду­ховного мира людей. Это явление далеко не новое и, можно сказать, привычное для человечества.

Совсем иное положение с электронными психодели­ками. Они являются искусственными творениями че­ловека, результатом использования психотехники. Если материально-технические средства преобразуют, разрушают природную окружаю­щую среду, то психотехнические вторгаются во внутрен­ний мир человека, перестраивая и, судя по всему, разру­шая его.

Деформации духовной среды бывают разными. Чаще всего они хаотические: вызывают дестабилизацию созна­ния, ослабляют способность делать логичные умозаклю­чения, долго и напряженно размышлять, переживать творческое вдохновение. Обилие готовой видеопродукции подавляет выработку неожиданных, нестандартных художественных образов. Но самое главное: люди под влиянием электронных психоделиков начинают те­рять ту структуру разума (психосферы), которая форми­ровалась миллионы лет. Человек из биогенного становится техногенным.

Если уп­рощенно считать левое полушарие рассудочным, а пра­вое эмоциональным, то психотехника создает преимуще­ственно «правополушарных» личностей, плохо анализирующих смысловое содержание сообщений в потоке поступающей информации. У них вырабатывается по­требность «щекотать нервы», постоянно испытывать эмоциональное возбуждение.

Можно проследить, для примера, эволюцию попу­лярных песен. За последние десятилетия они постепенно освобождались от смысловой нагрузки. Народ еще пел песни на слова советских поэтов, слушал сочинения Вла­димира Высоцкого. Однако со времени «перестройки» началось засилье бессмысленных песнопений, основан­ных преимущественно на ритмах (без содержательных мелодий), а также песен на иностранных языках без каких-либо пояснений.

Кто-то возразил: таким образом произошло наше приобщение к мировой поп-культуре, молодые люди и дети имеют возможность осваивать иностранные языки... Увы, такие суждения, по меньшей мере, наивны. Некогда в России считали: из песни слова не выкинешь. А тут слова играют роль эмоционально-звукового сопровожде­ния, не более того. Для массовой аудитории дело обстоит именно так.

Вообще, обилие непонятных и чужеродных слов — один из верных способов наркотизации сознания. Об этом упомянул английский писатель Джордж Оруэлл в романе «1984». В тоталитарном государстве будущего (у него — в Лондоне) используется «новояз», новый язык, называющий вещи не своими именами. Так, на фасаде министерства правды красовались лозунги: «Вой­на — это мир», «Свобода — это рабство», «Незнание — сила».

Кстати, в таких лозунгах, казавшихся Оруэллу, оче­видно, абсурдными, заключена своя правда. Представьте себе, что сейчас США тратят на вооруженные силы боль­ше, чем все остальные государства мира. Стране никто не угрожает войной, вторжением, даже посягательством на ее экономические колонии, а она продолжает наращи­вать свою военную мощь.

Ну а политическая свобода (или ее иллюзия) в совре­менном обществе легко оборачивается экономическим рабством.

И утверждение, что незнание — сила, очевидно. Ко­нечно, незнание, как заметил еще Мишель Монтень, бы­вает разным, даже творческим. Но в облике невежества, да еще агрессивного, воинствующего, отрицающего науку, незнание — сила могучая.

У Оруэлла новояз призван был изменить у граждан восприятие реальности. А потому: «Министерство любви внушало страх» (оно ведало охраной порядка и надзира­ло за людьми). Те, кто воспринимали новояз как долж­ное, без рассуждений, могли жить без излишних про­блем, покорно и просто.

Впрочем, более двух с половиной тысячелетий назад китайский мудрец Конфуций полагал, что для нормаль­ного существования страны требуется, чтобы каждый за­нимался своим делом и чтобы все вещи назывались свои­ми именами. Последнее очень важно: огромную роль в смятении умов играют лукавые термины с извращенным смыслом.

К примеру, для современной российской молодежи стало привычным слово «киллер». Судя по социологи­ческим опросам, немало молодых людей готовы избрать профессию киллера. Не только потому, что они насмот­релись фильмов, где показана «роскошная» жизнь по­добных субъектов. Для них данное слово звучит ней­трально, отчужденно, вполне прилично. Хотя смысл его: «наемный убийца». В дореволюционной и советской России только отпетые негодяи согласились бы стать на­емными убийцами. А теперь ими становятся многие, по­рой за не особенно большие деньги. Еще более значи­тельный контингент готов таким образом обеспечивать себе комфортную жизнь. Это тоже — новые русские с сильно деформированным, в сравнении с их предками, духовным миром.

У нас дошло до того, что многие ключевые слова для понимания положения в стране приходится брать в ка­вычки. Это уже даже не странные лозунги, по-своему от­кровенные, вывешенные оруэлловским «министерством правды» (на новоязе — «миниправ»). Здесь все вывер­нуто наизнанку, перевернуто. «Демократия» — власть олигархов, антинародность; «перестройка, реформы» — разрушение, развал. «Приватизация» — хищения в осо­бо крупных размерах. «Свобода слова» — покупаемость СМРАП.

Подобных примеров мно­жество. Успех пропаганды во многом ос­нован на том, что многие вещи называются не своими именами. Таков еще один прием дестабилизации сознания, отрешения от здравого смысла.

Изменения происходят не индивидуально, а коллек­тивно, поистине стадно: миллионы начинают опериро­вать одними и теми же стереотипами мышления. Это и есть управление сознанием — и не только масс, но и тех, кто осуществляет это управление, а также тех, кому все это выгодно, потому что все общество становится залож­ником электронных психотехнологий. В конечном итоге именно психотехника совершенствуется и приумножается, регулируя не только поведение, но и образ мыслей, систему и стиль мышления людей.

Человечество все больше зависит от техники в ду­ховной сфере, а также в самопознании. Психотехнологии, кроме предусмотренных, желаемых для кого-то результатов, имеют более значительные и опасные непредусмотрен­ные последствия, влияние которых может со всей силой проявиться в более отдаленном будущем. Такова общая закономерность, как традиционной эколо­гии человека, так и психоэкологии.

За послед­ние годы появилось множество книг, посвященных одной и той же проблеме. Вот некоторые их названия: «Психология влияния», «Психотерапия в особых состояниях сознания», «Психо­технология», «Психотехнологии измененных состояний сознания», «Психодинамическая психотерапия», «Скры­тое управление человеком», «Эпоха пропаганды: Меха­низмы убеждения — повседневное использование и зло­употребление», «Контроль сознания и методы подавле­ния личности»...

Обилие подобных работ подтверждает наступление эпохи нарко­цивилизации. Ее особенности подмечаются и изучаются, предлагаются методики приспособления к ней, хотя цельная концепция все еще не выработана (на что и пре­тендует данная работа).

Хотелось бы отметить наиболее интересную и поучи­тельную книгу С.Г. Кара-Мурзы «Краткий курс манипу­ляции сознанием», где эта тема раскрыта в политическом и экономическом аспектах преимущественно на примере современной России. Еще раз повторю: дело тут не в по­литических убеждениях автора, не в его отношении к СССР и антисоветской пропаганде, а в разрушительных последствиях для личности и общества массового приме­нения психотехнологий.

Прежде всего резко снижается общий интеллектуаль­ный потенциал. Его во многом определяет разнообразие систем мышления, индивидуальностей. Люди начина­ют оперировать стереотипами. На это еще восемь десяти­летий назад обратил внимание американский публицист У. Липпман: «Из всех средств влияния на человека са­мыми тонкими и обладающими исключительной силой внушения являются те, которые создают и поддержива­ют галерею стереотипов. Мы представляем себе большинство вещей прежде, чем познакомимся с ними на опыте. И эти предварительные представления, если нас не насторожит в этом наше образование, из глубины уп­равляет всем процессом восприятия».

С той поры стали массовыми электронные средства внушения, наиболее эффективно внедряющие стереоти­пы мышления. Изменилось лишь то, что образованные люди легче поддаются такому внушению, прежде всего из-за смутного представления о реальности, высокого самомнения и установки на материальное благополучие, на «красивую жизнь». А по справедливому замечанию Артура Шопенгауэра: «В конце концов решающий голос во всех наших делах принадлежит не понятиям, не рас­суждению, а именно воображению, облекающему в кра­сивый образ то, что желало бы нам навязать» (видеопро­дукция ныне поставляет такие образы в огромном количестве).

Приведя эту цитату, Сергей Кара-Мурза продолжает: «Идеологическая машина перестройки произвела боль­шую работу по разрушению коллективной исторической памяти советского общества. Были очернены, осмеяны, перемешаны символы-вехи национальной истории. Затем был создан хаос в системе мер, оценок и даже временной последовательности событий, образующих историческую картину. Была подорвана способность общества выраба­тывать коллективную память для самых недавних собы­тий — по прошествии всего нескольких месяцев они вы­теснялись, стирались из памяти. Общество в целом и каждый человек в отдельности потеряли возможность анализировать прошлое и использовать его уроки для того, чтобы определить свою позицию в конфликтах настоящего».

Таков конкретный показательный и актуальнейший для жителей России пример массовой наркотизации разума.

Люди способны проявлять необычайное упорство в заблуждении. Это объ­ясняется, пожалуй, в значительной мере психологичес­ким феноменом, который специалисты называют эффек­том недостаточного оправдания. Он подтверждается многочисленными опытами. Например, испытуемым предлагалось участвовать в скучном и бессмысленном эксперименте. Говорили, что так необходимо для науки, а потому надо привлечь следующего участника, сообщив ему, будто эксперимент интересен. За этот обман одной группе испытуемых пла­тили 1 доллар, другой — 20. Позже у всех спрашивали, каким, по их мнению, был в действительности данный эксперимент.

В какой группе оказалось больше «самообманутых», давших положительный ответ? В той, где платили мень­ше. 1 доллар был явно недостаточным оправданием заве­домой лжи. И человек убедил себя, что действовал не из выгоды, а по убеждению. (Стыдно, по-видимому, признаться самому себе, что «продался» за столь жалкую сумму.)

Социологический опрос, проведенный в 2002 году показал, что по числу оптимистов на душу населения Россия и США делят 3 и 4 места в мире. Треть населения полагает, что все идет к лучшему в этом лучшем из миров.

Почему же в наиболее богатой стра­не мира — США, где более половины населения живет в относительном достатке, а то и в роскоши, оптимистов не больше, чем в России? Ведь наша страна занимает приблизительно 58 место в мире по среднему уровню жизни (несмотря на то, или даже именно потому, что имеет огромное число миллионеров и миллиардеров), одно из последних — по продолжительности жизни мужчин и первые места по проценту абортов и самоубийств.

Кто не знает, что в США «промывание мозгов» населения давно уже поставлено на поток. А там всего 37 процентов оптимистов. А в одной из бед­нейших стран мира по уровню жизни — Индии эта цифра достигает 50 процентов. Чем объяснить такое не­соответствие? В еще более многолюдном Китае и вовсе почти все жители с надеждой и уверенностью смотрят в будущее, тогда как вовсе не бедные западноевропейские обыватели в подавляющем большинстве не разделяют та­кого взгляда на жизнь. Почему?

Судя по всему, так проявляются мораль­ные преимущества социализма перед капитализмом. Ки­тайцы, не отрекшиеся от своих коммунистических идеа­лов, с годами все более убеждаются в том, что их страна постоянно находится на подъеме. Это доказывают и объективные показатели: рост ВВП, увеличение средней продолжительности жизни и благосостояния большинст­ва граждан. (Не исключено, что странный оптимизм оп­ределенной части населения России объясняется «идеологической духовной инерцией», остающейся со времен социализма, когда люди имели все основания быть уве­ренными в своем более или мене обеспеченном буду­щем.)

Оптимизм многих индийцев основан, по-видимому, на отсутствии массового стремления к максимальному обогащению, преобладании духовных потребностей над материальными, что совершенно не характерно для по­давляющего большинства обывателей и элиты в Запад­ной Европе и США. Многие люди в Индии стараются довольствоваться тем, что у них есть.

Очень показательно сравнительно небольшое количе­ство оптимистов в США, если учесть гигантские затраты тамошних правителей на пропаганду американского об­раза жизни и патриотизма, на постоянную демонстрацию военной мощи и мировой гегемонии Соединенных Шта­тов. Выходит, возможности наркоцивилизации в оболванивании масс, выработке стереотипов личностей и жиз­ненных установок далеко не беспредельны.

Вряд ли, однако, все это доказывает, будто настает пора обретения здравого смысла у многих пред­ставителей западного общества потребления. Просто у них глубоко в подсознание внедрена установка о капита­лизме как лучшем из социальных миров. Они ощущают духовный дискомфорт, у них нет уверенности в завтраш­нем дне, чувства свободы и радости жизни, собственного достоинства. Не потому ли они в большинстве своем да­леки от оптимизма? Но при всем при том они будут упор­но пребывать в нынешнем состоянии.

Наркоцивилизация не может у нормальных людей подменить реальность мнимостью, подавить в них разум, сформировавшийся за сотни миллионолетий биологичес­кой эволюции, цефализации. Однако она способна мак­симально примирять людей с действительностью, какой бы уродливой она ни была, запугивать их, давать искаженные образы прошлого, опошлять созна­ние, укоренять определенные установки, ограничивать возможности интеллекта.

Наиболее высока эффективность психотехнологий в пропаганде низмен­ных идеалов, воздействии на коллективное бессозна­тельное, возбуждении примитивной эмоциональной сфе­ре, связанной с потребностями сугубо материальными.

Почему же и на Западе, и в нашей стране успех содейст­вовал пропаганде, обращенной преимущественно к эмо­циям, а не к рассудку граждан? Казалось бы, именно в этих странах обилие интеллектуалов, ученых и «техна­рей», приученных к логическому конкретному мышле­нию. Однако современная электрон­ная цивилизация, с одной стороны, требует узкой специализации в опреде­ленной области. С другой — насаждает формализм и стремление приспосабливаться к окружающей социальной и интеллектуальной среде.

Рационально, прагматично мыслящий человек действует именно так. Он избегает двигаться против течения. Иной тип поведения — для религиозного сознания. Оно основано на вере, и готово отстаивать свои убеждения, идеалы, несмотря ни на какие преграды.

Однако вопрос в том, какие это убеждения не на словах, а на деле. И слишком часто высокие слова и формальное исполнение ритуалов скрывают низменные побуждения, в которых человек порой не желает признаться даже самому себе.

Дата добавления: 2015-08-27