Деконструктивизм. Выражении литературное произведение метафора была бук-

выражении "литературное произведение" метафора была бук-

вально реализована в теории постструктурализма. Своего апогея

эта фантастическая идея машиноподобности духовного произ-

водства достигла у Пьера Машере в книге "К теории литера-

турного производства" 1966 г. (308) и у Терри Иглтона в его

"Критике и идеологии" 1976 г. (167а). "Шизоанализ" как раз и

относится к подобному роду "фантасциентем", столь популярных

в это время, где действие бессознательного желания мыслилось

как акт "производства", реализующего себя через посредство

машин желания, оказывающихся, в конечном счете, деиндиви-

дуализированными субъектами, безличностными медиумами,

через которые в этот мир просачивается бессознательный мир

желания.

При том, что аналогичное понимание "мира желания" раз-

делялось в то время многими постструктуралистскими теорети-

ками, свойственный "шизоанализу" дух "глобального разруши-

тельства" и "всеобщего разоблачительства", порожденный атмо-

сферой социальной нестабильности, ко второй половине 70-х гг.

заметно утратил свой воинственный пафос "анархиствующей

концептуальности" и приобрел более спокойные формы академи-

ческой рефлексии, тем более, что в западном обществе все за-

метнее обозначалась консервативная тенденция. В этой атмо-

сфере "шизоанализ" стал казаться слишком радикальной кон-

цепцией, чтобы пользоваться популярностью в академических

кругах, прежде всего в США. Несомненно, "шизоанализ" был

в свое время влиятельной концепцией, но в последствии он

оказался на периферии интересов теоретиков постструктурализ-

ма.

Можно сказать, что "Анти-Эдип" Делеза и Гваттари, по-

добно "Революции поэтического языка" Кристевой, предлагает

пессимистическую картину человеческого бытия с точки зрения

взаимоотношения человека с бессознательным и обществом,

которое воспринимается исключительно в облике своих репрес-

сивных институтов, в первую очередь государства. Человек

оказался зажат между молотом и наковальней слепой, одновре-

менно созидательной и разрушительной силой бессознательного

и репрессивностью государства. (Собственно, даже и репрессив-

ность как таковая есть порождение все той же мистической

силы либидо.)

Возможно, у Кристевой, по сравнению с Делезом, несмотря

на явно более усложненный язык, все более четко оговорено и

образно наглядно; тем не менее сходство основных предпосылок

и общей направленности мысли просто поразительно. Психосек-

суальная энергия либидо у обоих ученых предстает как извер-

жение лавы, потоки которой, все сокрушая на своем пути, осты-

вая, затвердевают и образуют естественную преграду своему

дальнейшему излиянию и продвижению. Чтобы освободить себе

путь, потоки лавы должны взломать, взорвать застывшую кор-

ку. Либидо порождает либо взрывную деструктивную энергию,

разрушающую общественные и государственные институты вла-

сти, господства и подавления, либо "косные" социальные и се-

миотические системы, действующие как цепи -- символы ду-

ховного рабства индивида и его сознания. Однако в любом

случае провозглашается господство иррационализма: придержи-

ваться законов здравого смысла, руководствоваться разумом так

же безрассудно, как и быть художником-безумцем и своим

творчеством бросать вызов государству или обществу, поскольку

в "больном" мире, в "больной цивилизации" и филистер, и бун-

тарь в равной мере больны, в равной мере являются "со-

циальными извращенцами" и один из них так же неизбежно

обречен на паранойю, как второй на шизофрению.

"ЖЕЛЕНИЕ"

Одной из самых влия-

тельных концепций современ-

ной западной мысли стало

многозначное понятие "жела-

ния". Оно проделало долгий

и весьма извилистый путь от

чисто сексуального влечения (либидо) Фрейда до основного

импульса, внутреннего двигателя всего общественного развития.

В этом понятийном конструкте, частично являющемся наследни-

ком "первичных процессов", т. е. деятельности ид, как это

сформулировал в свое время Фрейд, воплощено иррациональное

представление о движущих силах современного общества, где

желание, лишенное чисто личностного аспекта сексуальных по-

требностей отдельного индивида, приобретает характер

"сексуальной социальности"-- надличной силы, стихийно, ир-

рационально и совершенно непредсказуемо трансформирующей

общество.

Тот факт, что Барт, Кристева, Делез, Гваттари, Лиотар, а

также, хотя и в меньшей степени, Деррида практически одно-

временно разрабатывали проблематику "желания", свидетельст-

вует о том, что она не определенном этапе развития постструк-

туралистской мысли превратилась в ключевой для нее вопрос, от

решения которого зависело само существование постструктура-

лизма как доктрины. Если отойти от частностей, то самым глав-

ным в этих усилиях по теоретическому обоснованию механизма

"желания" было стремление разрушить, во-первых, сам принцип

структурности как представление о некоем организующем и

иерархически упорядоченном начале, которое, по своем образу и

подобию, систематизирует социальную жизнь человека, а во-

вторых, и одну из самих влиятельных структур современного

западного сознания -- фрейдовскую структуру личности, ибо

"желание" мыслится как феномен, "категориально" противо-

стоящий любой структуре, системе, даже "идее порядка". Как

выразился Гваттари на характерном для него языке, "желание

-- это все, что существует до оппозиции между субъектом и

объектом, до репрезентации и производства"; "желание не явля-

ется чем-то получающим или дающим информацию, это не ин-

формация или содержание. Желание -- это не то, что деформи-

рует, а то, что разъединяет, изменяет, модифицирует, организует

другие формы и затем бросает их" (Гваттари, 219, с. 61).

Философская традиция осмысления "желания" оказалась

весьма почтенной; если раньше ее отсчитывали от Фрейда, то

теперь, благодаря усилиям нескольких поколений историков и

теоретиков, ее возникновение (по крайней мере, в пределах

европейской традиции, чтобы не касаться индуизма с его фалли-

ческим культом лингама) прослеживается от древнегреческой

философии и прежде всего от концепции Платона о космиче-

ском эросе. Литература на эту тему поистине неисчерпаема и

нет ни одного уважающего себя литературоведа, социолога или

философа, который счел бы для себя возможным пройти мимо

этой проблемы.

Из постструктуралистских интерпретаторов "желания", по-

мимо Делеза и его соавтора Гваттари, следует упомянуть Рола-

на Барта с его "Удовольствием от текста" (1973) (84) и Юлию

Кристеву, подборка сочинений которой была переведена на

английский под характерным названием "Желание в языке:

Семиотический подход в литературе и искусстве" (1980) (263),

Жан-Франсуа Лиотара и, конечно, самого Дерриду, у которого

проблема "желания" (как, впрочем, и все затрагиваемые им

вопросы) приобретает крайне опосредованную форму.

Как пишет Лейч, "желание, подобно власти у Фуко, для

некоторых постструктуралистов возникает как таинственная и

разрушающая, всюду проникающая производительная сила ли-

бидо" (Лейч, 294, с. 211). Критик подчеркивает, что присущее

"желанию" качество принципиальной "неопределимости" роднит

его с аналогичным по своим характеристикам понятию

"различение" в теории Дерриды. Это очень примечательное

замечание, поскольку проливает свет на природу постструктура-

лизма и деконструктивизма вообще, на их сверхзадачу.

Биологизация желания и либидозность "социального тела"

Биологизация желания

во всех его проявлениях и --

как ее естественное продол-

жение -- эротизация --

неизбежное следствие общего

иррационального духа пост-

структуралистского мышле-

ния, возводящего своеобразный культ тождества общества и

тела со всеми сопутствующими натуралистическими подробно-

стями. Здесь мы имеем дело с довольно стойкой мифологемой

современного западного мышления, ведущей свое происхождение

еще от соответствующих аналогий Гоббса, не говоря уже об

античных проекциях Платона и стоиков. Например, Мерло-

Понти утверждал, что "очагом смысла" и миметических значе-

ний, которыми наделяется мир, является человеческое тело. При

этом мир у него, как пишет В. Н. Кузнецов, оказывается в

зависимости от тела, которое в своем познании конструирует

этот мир посредством "форм желания": "сексуальности и языка"

(44, с. 288-289).

Барт в своих последних работах "Сад, Фурье, Лойола"

(1971), "Удовольствие от текста" (1973), "Ролан Барт о Ролане

Барте" (1975) вводит понятие об "эротическом текстуальном

теле" (подробнее см. с. 171).

Либидозное существование "социального тела" -- т. е. об-

щества, как его понимают Делез и Гваттари, со всеми сопутст-

вующими биологически-натуралистическими ассоциациями, оче-

видно, нельзя рассматривать вне общего духа эпатажа, которым

проникнута вся авангардистская теоретическая мысль времен

"сексуальной революции". По этому проторенному пути и идут

авторы "Анти-Эдипа". Либидо для них, как и для Кристевой,

представляет собой динамический элемент бессознательной пси-

хической активности, проявляющей себя импульсами-квантами

энергии, между которыми возникают моменты паузы, перерыва

в излиянии этой энергии. Этим либидозным "потокам" придают-

ся черты физиологических процессов -- продуктов жизнедея-

тельности живого организма. Соответственно и "маши-

нообразность" либидо понимается ими в том смысле, что оно

состоит из импульсов истечения, потоков и их временных пре-

кращений, т. е. представляет собой своеобразную пульсацию.

По аргументации Делеза, как рот человека прерывает потоки

вдыхаемого и выдыхаемого воздуха и потребляемого молока, так

же действуют и органы выделения. Аналогично рассматривается

и роль различных желающих машин по отношению к потокам

либидозной энергии. Из всего этого можно сделать вывод, что

"основополагающим" типом "желающей машины", несмотря на

всю нарочитую терминологическую путаницу, для Делеза и

Гваттари является человек, его природные свойства, на которые

уже затем наслаиваются разного рода образования -- структу-

ры, или, в терминах Делеза-Гваттари, "псевдоструктуры": семья,

общество, государство.

ЮЛИЯ КРИСТЕВА - теоретик "революционного лингвопсихоанализа"

В данном разделе творчество Кристевой рассматривается с

более чем специфической точки зрения -- как один из этапов

становления французской версии "деконструктивистского анали-

за" художественного произведения. Поэтому все внимание будет

сосредоточено на одном периоде ее деятельности, отмеченном ее

участием в группе "Тель Кель" и выходом трех ее основных, по

нашему мнению, работ этого времени: "Семиотика" (1969 г.)

(274) "Революция поэтического языка" (1974 г.) (273) и

"Полилог" (1977 г.) (270). Все остальные ее работы будут

привлекаться лишь в качестве дополнительного материала без

детального анализа; в первую очередь это относится к ее позд-

нейшим трудам 80-х гг., когда эволюция ее политических взгля-

дов и научных интересов увела несколько в сторону от того, что

можно было бы назвать магистральной линией развития пост-

структурализма и деконструктивизма как некоего целостного

явления.

Дата добавления: 2015-08-26