Татьяна Цапля 3 страница

Прошло уже две недели с того дня, как Алекс узнал о поступлении на его счет денег, а он все еще тревожился так сильно, что сам себе удивлялся. Он задавал себе бесконечные вопросы, не находил на них ответов, и это его не раздражало, как можно было ожидать, а скорее тревожило, разъедало его привычное спокойствие и невозмутимость.
Он находился в состоянии постоянного напряжения. Никогда в жизни не испытывал он никаких предчувствий, не верил в них и не желал даже думать об этом, а вот поди ж ты! Сейчас сам он постоянно ощущал приближение какого-то события, что-то должно было произойти. Не может же Шила так его бросить, твердил про себя Алекс! Хотя на вопрос, почему она, собственно, не может этого сделать, он бы вразумительно ответить не смог. Они ничего друг другу не обещали, ничто их не связывало.
Почему она ему не позвонила? Ведь она здесь - он своими глазами видел у нее в руках билет в Нью-Йорк! Может быть, приехав сюда, она вынуждена была сразу же отправиться куда-то еще? Но куда? В Австрию? Ведь именно оттуда поступили деньги на его счет.
Он стал вспоминать, говорили ли они вообще когда-нибудь об Австрии. Нет, кажется, нет, если только всплывали отдельные имена во время разговоров об искусстве. Моцарт, Штраус... это не считается. Шила никогда не была в Австрии, Алекс был уверен в этом. Она очень много путешествовала и часто рассказывала ему о других странах, но никогда не упоминала об Австрии ни единым словом. Значит, она там не была - или скрывала это. Что все это значит, черт возьми?!
И Алекс решил найти Шилу.
Просто удивительно, до чего это оказалось трудно! Когда он занялся этим вопросом вплотную, вдруг выяснилось, что у него нет решительно никакой зацепки - вообще ни одной. Номера ее телефона у него не было. И как это он никогда не обращал на это внимания? Может быть, просто потому, что в этом не было никакой необходимости: Шила всегда звонила ему сама, но делала это редко, потому что, расставаясь, они никогда не забывали условиться о новой встрече. Кроме того, Алекс знал, что она богата, и тщательнейшим образом избегал всего, что могло быть истолковано как навязчивость. Он вспомнил, как однажды сказал Шиле:
- Хорошо, в пять я постараюсь быть, но у меня завтра в три тридцать важная встреча, и я не могу дать гарантии, что успею. Если задержусь, куда тебе позвонить, чтобы предупредить?
- Я лучше сама позвоню тебе около четырех, - после едва заметной заминки ответила Шила. Он не стал настаивать и с тех пор больше никогда не спрашивал номера ее телефона.
Итак, позвонить ей ему было некуда. В телефонной книге фамилии Бэйзл не было. Как же ее разыскивать?
В ресторанах и кафе, куда они ходили, Шилу обычно никто не знал. Они часто вместе делали покупки - Шила почему-то очень заботилась о том, как ему нравятся ее наряды, - но всегда в разных магазинах. Алекс напрягся, вспоминая, как вели себя продавщицы. Нет, они явно не были с Шилой знакомы. Рассчитывалась она всегда чеком, причем старалась отойти от Алекса подальше - вероятно, опасалась, что он захочет сам заплатить за ее покупки, что могло бы пробить в его бюджете значительную брешь. Она нигде не заказывала доставки, и ходить по магазинам и пытаться разыскать ее адрес там было бесполезно. Свертки и сумки они всегда сразу же забирали с собой и клали в машину Шилы.
В машину! Может быть, попытаться найти ее по регистрационному номеру автомобиля? Алекс напрягся, но вспомнить номер никак не мог. Ему казалось, что это 45-78, но он не был в этом уверен. Зато был совершенно уверен в том, что вспомнить буквы номера ему уж наверняка не удастся.
О Господи! Неужели за все это время у них не нашлось никаких общих знакомых? Впрочем, они были знакомы-то всего два месяца. Точно, два месяца, подсчитал в уме Алекс и удивился. Ему было так хорошо и комфортно с Шилой, словно он знал ее всю жизнь; именно поэтому, вероятно, он теперь испытывает такую сильную нехватку ее общества.
Удивляясь самому себе все больше и больше, он вдруг ясно понял, что ищет Шилу не потому, что на него свалились неожиданные деньги. Деньги интересовали его куда меньше, чем возможность по-прежнему знать, что вечером после работы он увидится с Шилой, поведет ее в дешевый ресторанчик, где они будут болтать или молчать, сколько им захочется, не испытывания ни на одну секунду неловкости или натянутости. Потом они отправлялись сюда, в его квартиру.
Шила часто делала ему подарки, упрекая его за недостаток уюта в доме, и теперь о ней напоминали многие мелочи: симпатичная пепельница на столе, набор ярких кастрюль на кухне, диванные подушки со смешными аппликациями, даже вышивка, собственноручно сделанная Шилой, - изображала она, конечно, снежинку. Снежинка, вышитая ярко-голубыми нитками, резко выделялась изящным силуэтом на белоснежной ткани, а внизу фломастером было нацарапано: "С любовью, Шила". Она оправила вышивку в голубую рамку, и теперь она висела у двери в гостиную.
Алекс расхаживал по комнате, терзаясь своей беспомощностью. Как же ее найти? Бродя по квартире, он заглянул в спальню и тупо уставился на висевший в уголке распахнутого гардероба халат Шилы, потом подошел и вдохнул ее запах, исходивший от рукава халата.
Ему вдруг страшно захотелось выпить, что случалось с ним чревычайно редко, и он вернулся в кухню. Смешивая напитки, Алекс вдруг вспомнил, что в самый день отъезда в это сумасшедшее путешествие по мотелям они видели в холле отеля "Импайер" пожилую супружескую пару, которая знала Шилу. Точно! Он отчетливо помнил, что не только сама Шила стала вдруг рассказывать про этих людей какие-то чисто личные подробности, хотя он никогда раньше не слышал, чтобы она опускалась до сплетен, но и они, проходя мимо, кивнули ей в знак приветствия. Кажется, даже не один раз, а два! Значит, они знают ее! Может быть, Шила дружит с их дочкой, поэтому и знает чисто семейного характера подробности. Ведь она сказала что-то вроде: "А ведь у них есть дочка! Лучше бы о ней подумали!" Это по поводу того, что они остановились в совсем не дешевом "Импайер".
Только сейчас Алекс подумал о том, как это непохоже на Шилу. Просто совсем не в ее духе! Если говорить об отношении Шилы к людям, то она была просто удивительным человеком. Ее интересовали хорошие люди, которых она встречала на своем пути, от плохих она их отличала с помощью своеобразного безошибочного чутья и много и с удовольствием о них говорила. Однако она никогда даже понятия не имела, каковы их семейные обстоятельства, кто на ком женат и кто с кем развелся, у кого какое состояние и кто сколько потерял. Ее это просто не интересовало.
Значит, решил Алекс, у нее какие-то особые счеты с семейством Минлент! Тем лучше! Значит, они помогут ему найти Шилу. Он вспомнил лорда Минлента и его жену, вспомнил, как они кивнули Шиле. В их кивке не было абсолютно ничего неприязненного, скорее наоборот, он был дружелюбен, даже очень дружелюбен для людей, которые держатся с таким достоинством, с такой важностью.
С воскресшим энтузиазмом Алекс схватился за телефонный справочник и, быстро отыскав там номер телефона Минлентов, схватил трубку. Он даже не подумал о том, можно ли звонить им. Как и Шила, он был изначально уверен в том, что в большинстве своем люди готовы помочь ближнему и делают это охотно; уверенность в этом у обоих была так тверда, что чаще всего так оно и случалось.
- Дом лорда Минлента, - ответил строгий женский голос.
- Я бы хотел поговорить с лордом или леди Минлент, - поздоровавшись, сказал Алекс.
- Ваше имя, пожалуйста.
Алекс заколебался.
- Меня зовут Алекс Кинтер, - сказал он, - но боюсь, мое имя им незнакомо. Просто я попал в затруднительное положение и точно знаю, что они могут мне помочь.
Секретарша просто онемела. Она явно не привыкла к подобным звонкам.
- Попрошу вас минутку подождать, - сказала она ледяным тоном, справившись со своим изумлением.
Алекс терпеливо ждал, пока в трубке снова не раздался тот же голос:
- Какого рода помощь вы желаете чтобы вам оказали?
Алекс вдруг сообразил, что она могла подумать, и едва не расхохотался.
- Уверяю вас, речь идет не о деньгах, - сдерживая смех, сказал он. - У меня этого не было и в мыслях! Просто я точно знаю, что они знакомы с девушкой, которую я разыскиваю, - такая доза откровенности, полагал Алекс, поможет ему разбудить в секретарше естественное женское любопытство. - Она куда-то исчезла, и я думал, что, может быть...
- Минутку, - снова сказала секретарша. В трубке прозвучал щелчок, потом Алекс услышал голос лорда Минлента - он отлично его помнил еще с того дня, когда слышал, как тот заказывал коктейли в холле "Импайер".
- С кем имею честь? - спросил лорд Минлент. Чувствовалось, что ситуация кажется ему скорее забавной, чем раздражающей; однако голос у него был невеселый.
Алекс представился и начал было извиняться, что беспокоит лорда Минлента, но тот решительно прервал его:
- Ладно. К делу. Что там у вас за проблема?
- Месяц назад я видел вас в отеле "Импайер".
- Правильно, мы ездили на пару дней в Нью-Йорк и останавливались там.
- Я был со своей хорошей знакомой. Она вас знает, она назвала мне ваши имена, - он счел излишним доводить до сведения лорда Минлента точные слова Шилы. - Сейчас она исчезла, и я думал, что, может быть, вы дадите мне ее телефон.
- Я не помню, чтобы мы видели там кого-нибудь из знакомых, - неуверенно сказал лорд Минлент.
- Если вы не хотите давать мне ее телефон, то вы, в конце концов, совершенно правы. Я бы на вашем месте тоже не дал чужого номера телефона неизвестно кому. Но может быть вы хоть передадите ей, чтобы она позвонила мне, я о ней беспокоюсь. Или по крайней мере сообщите мне, что с ней все в порядке, - он с изумлением почувствовал, что голос у него зазвенел, и постарался взять себя в руки. Неужели он не зря боялся думать об этом, неужели Шила и впрямь влипла в какую-нибудь темную историю? Не может этого быть!
- Уверяю вас, я просто не помню, чтобы кого-то из знакомых видел в "Импайер", - сказал лорд Минлент. - Разве вы не знаете номера телефона вашей знакомой?
- Нет, - сказал Алекс, чувствуя себя довольно глупо.
- Но хоть как ее зовут, вам известно?
- Известно. Шила Бэйзл.
- Я не знаю ее. В первый раз слышу это имя. Подождите минутку! - быстро сказал лорд Минлент. Алекс ждал, чувствуя, как внутри у него все буквально холодеет. - И жена моя никого с таким именем не знает и никогда не знала, она в этом уверена, - сообщил лорд Минлент, снова взяв трубку.
Алекс молчал.
- Я очень сожалею, - сказал лорд Минлент, не дождавшись ответа.
- Простите, что побеспокоил, - сказал Алекс машинально.
- Не за что. Когда найдете ее, дайте мне знать. Раз вы говорите, что мы с ней поздоровались, мне интересно, кто это такая. И не отчаивайтесь, это не так невозможно, как вы думаете. У нас с женой такой широкий круг общения, что мы вполне могли быть знакомы с ней только по виду, не помня имени и фамилии. Но штука тут в том, что я вообще не помню, чтобы здоровался с кем-то из своих многочисленных друзей и знакомых в "Импайер". Может быть, это она с нами поздоровалась?
- Нет, скорее вы с ней, - ответил Алекс, подумав.
- Не помню, - снова сказал лорд Минлент, и в голосе его на сей раз уже звучало нетерпение.
Алекс еще раз поблагодарил и распрощался. Положив трубку, он несколько секунд ни о чем не думал, потом отправился к бару и налил себе хоршую порцию коньяка. Коньяк он проглотил, ниччем не закусывая. Только почувствовав, что в голове проясняется, а кожа начинает гореть, он вернулся к столу.
Что же это такое? Как объяснить необъяснимое?
Мог ли лорд Минлент скрывать свое знакомство с Шилой? Нет, конечно, это глупо. В конце концов Алекс видел собственными глазами, как он и его жена дважды кивнули ей на глазах у всех, кто находился в этом время в холле "Импайер". Может ли быть, что он знаком с Шилой издалека и знает ее только по виду? Маловероятно: Шила слишком хорошо осведомлена о его жизни, а ведь она никогда не собирает сплетен. И в том, как она говорила об этом, чувствовалась какая-то личная нотка. Определенно чувствовалась. Он еще раз вспомнил, как она сказала: "Они ведь живут в пригороде. Приехали сюда, в дорогой отель. А ведь у них есть дочка. Лучше бы о ней подумали" - или что-то в этом роде. Даже если Шила и в самом деле подруга их дочери, они все равно должны тоже знать ее.
Раз так, может быть, она ошиблась и указала ему не на тех людей? Может быть, это были вовсе не лорд и леди Минлент, а какие-то другие ее знакомые? Или она для чего-то сознательно вводила его в заблуждение и указала не на тех людей именно поэтому? Странно: он никогда не замечал, чтобы Шила лгала.
Кроме того, он помнил голос того человека, которого Шила опознала как лорда Минлента. Несомненно, тот же самый голос отвечал ему только что по телефону, а номер его он нашел в телефонной книжке по фамилии.
У Алекса уже голова раскалывалась от всех этих загадок. Ему хотелось выйти на свежий воздух, и он решил проехать до резиденции Минлентов и посмотреть на них. Он был совершенно уверен, что распознал голос, что это тот самый человек, которого он видел в холле отеля "Импайер", но все же надо было посмотреть на него.
Он взглянул на часы. Половина восьмого. Как раз в это время люди часто выходят из дома, чтобы отправиться куда-нибудь поужинать или в театр. Он, конечно, не будет заходить в дом, но посмотрит на эту пару издали. Этого будет совершенно достаточно, чтобы убедиться в своей ошибке - или в том, что никакой ошибки не было.
При мысли о том, что он придумал себе дело и ему есть, что предпринять и для чего выйти из дома, Алекс сразу же оживился и воспрянул духом. Он выключил бубнивший что-то телевизор, быстро надел коричневую теплую курточку, которую подарила ему Шила, и с облегчением покинул квартиру.
Дверь за ним захлопнулась ровно за три минуты до того, как телевидение начало передавать сообщение полиции.
- Если вам знаком предмет, который мы сейчас покажем, просим вас немедленно обратиться в ближайший полицейский участок с информацией о нем, - с профессиональной четкостью произнес диктор.
И на экранах тех телевизоров, которые были включены, показалась карта. На ней ярко-желтым маркером, словно дорога, вымощенная желтым кирпичом, был проложен маршрут, по которому Алекс и Шила проехались две недели назад, и каждый мотель на шоссе был отмечен крохотной изящной снежинкой.

Дик Уиллет чувствовал себя совершенно комфортно в любом обществе. Единственное, чего он не переносил совершенно, - это скучных людей, но таковых в доме леди Беаты не водилось.
Здесь собрались интересные и достаточно известные люди; тем не менее, он без колебаний предпочел бы уединиться с Билли, спаниелем леди Беаты, - они были накрепко связаны памятью об одном волнующем приключении; кроме того, Билли был сводным братом его собственного пса. Но это было невозможно: прием устроили по его просьбе, и он мужественно терпел, стараясь не смотреть на ту дверь, за которой спокойно лежал в углу холла Билли.
По просьбе Дика леди Беата пригласила в гости Джонсона, а чтобы это не бросалось в глаза, еще и других гостей - примерно человек пятнадцать. Они уже отужинали, перешли к кофе, вот-вот Джонсон мог откланяться и уйти - а Дик все еще не придумал, как остаться с ним наедине хоть на минуту и как задать интересующий его вопрос, если вообще удастся это сделать.
Джонсон стоял, склонившись к своей очаровательной жене, и что-то говорил ей. Она слушала, слегка улыбаясь и время от времени быстро оглядывая гостиную. Очевидно, разговор шел достаточно интимный, и хотя поблизости никого не было, она испытывала невольное желание убедиться в том, что их никто не слышит.
Джонсон рассмеялся и выпрямился. Жена его тоже засмеялась, весело, искренне, слегка откинулась на спинку кресла, но тут же снова села прямо. Леди Беата подошла к ним и Джонсон что-то сказал ей. Теперь рассмеялись все трое. Дик разглядывал Джонсона настолько пристально, насколько позволяли приличия; Джонсон был на удивление похож на собственный портрет на развешанных по городу агитационных плакатах. Лицо его чрезвычайно нравилось Дику. Это было лицо не только доброго и умного, но еще и мужественного человека. Оно и понятно: на одном уме и одной доброте в политических играх далеко не уедешь. В определенном смысле ум и доброта политику прямо-таки противопоказаны, цинично подумал Дик. Цинизм не был свойствен ему ни в коей мере, но - просто это была правда. Если чистый человек хочет стать политиком, то единственный для него выход - это выбирать, в какой именно грязи он согласен немного запачкаться, а потом искать путей не оказаться в ней по самые уши.
Леди Беата обернулась и оглядела комнату; Дик понял, что она ищет его. Однако он стоял сбоку, видеть его она не могла. Дик же прекрасно видел всю троицу на фоне ярко-синей шторы в белую полоску. И вдруг его осенило - ведь Джонсон же умный человек! Можно сделать это гораздо проще...
Он быстро подошел к леди Беате, все еще смеявшейся какой-то шутке Джонсона, который с легким поклоном посторонился, как бы приглашая Дика встать в их маленьких кружок.
- Нет, благодарю, - сказал Дик Уиллет. - Вы прекрасно смотритесь издалека на фоне этих синих занавесок. Прямо жанровая сценка! Да ведь синий - ваш любимый цвет, кажется? - как бы между прочим добавил он, глядя Джонсону прямо в глаза.
- С чего вы взяли? - совершенно искренне удивился тот. И вдруг в глазах его что-то мелькнуло, на мгновение - не больше, но Дик успел распознать понимание, совершенно четкое и осмысленное. Джонсон не изменился в лице, не перестал улыбаться, тон его не изменился, голос не дрогнул. - А впрочем, вы, пожалуй, правы: я и в самом деле люблю синий. Красивый цвет! - Он наклонился к жене. - Пойдем, дорогая! Гостям нельзя засиживаться. - Подав руку супруге, он снова повернулся к леди Беате, благодаря ее за внимание и чудесный вечер.
- Я буду за вас голосовать! - в полный голос заявила леди Беата. Подобные заявления делать было не принято, но ей все сходило с рук. К тому же все знали, что все, что она говорит, - чистейшая правда. Леди Беата Сатерленд хочет, чтобы Джонсон стал мэром Нью-Йорка. Слова ее значили только это - и ничего другого. В подтверждение она улыбнулась своему почетному гостю и проводила его до самых дверей. По ее лицу никто не догадался бы о том, что она прекрасно поняла тайный смысл заданного Диком вопроса.
Дик поклонился на прощание, но не пошел провожать Джонсона. Ему было достаточно того, что он видел.
Джонсон не испугался. Он просто понял, что Дик знает историю с выкрашенным зеркалом, и невольно подтвердил ему, что необыкновенное это происшествие действительно имело место. И все. Если, конечно, не считать того, что Джонсон ясно дал понять: обсуждать этого он не станет, а если начать задавать прямые вопросы, просто отопрется от всего.
Радоваться Дику было особенно нечего - ничего нового он не узнал. В том, что Генри не выдумал своего рассказа, он не сомневался и прежде. И если бы не этот пресловутый брат-близнец, которого неизвестно зачем приплел сюда Генри с подачи все той же леди Беаты, в этом разговоре с Джонсоном и смысла никакого не было бы.
Его немножко беспокоило только одно: не обеспечил ли он Джонсону бессонную ночь. Ведь тот явно понял, что Дику все известно.
Да что все, вдруг спросил себя Дик Уиллет. Ему известно только, что Джонсон переночевал по чистейшей случайности в придорожном мотеле и выкрасил трюмо в своей спальне синей краской. Здесь нет никакого криминала, разве что Джонсона можно привлечь за мелкое хулиганство и взыскать с него стоимость трюмо и за моральный ущерб. Как это уже просто думается, удивился про себя Дик, привык уже немножко, а ведь какое идиотство!
Значит, это все-таки сделал Джонсон. Еще будучи в мотеле у Генри, Дик пытался сообразить, могло ли так случиться, что это сделал кто-то другой, но по рассказу Генри выходило, что это было физически невозможно. Разве что кто-то посторонний незаметно пробрался в мотель и покрасил трюмо, пока Джонсон спускался по лестнице и рассчитывался, а потом незаметно смылся - но вот зачем? Кому это надо? Это никому не надо!
В том числе и самому Джонсону, напомнил себе Дик Уиллет. У него всегда находилось несколько предположений на каждое загадочное происшествие, но в данном случае он, к стыду своему, не знал, что и предполагать.
К нему подошла леди Беата. Их взаимная симпатия, возникшая в первую же минуту их знакомства и всегда очень сильная, стала нерушимой после так успешно распутанного Диком дела "охотников за луной", в которое вовлекла его леди Беата.
- У вас просто удивительная способность разыскивать для меня хорошие загадки, - вполголоса сказал он, улыбаясь ей.
- Слава Богу! - стараясь тоже говорить тише, ответила она. - Я уже боялась, что вы меня проклинаете за то, что я вам подсунула эту историю! Как Болли?
- Замечательно, - с удовольствием ответил Дик. - У него такое же необычайное чутье, как и у Билли. Недаром они братья.
- Пойдемте к нему, - предложила леди Беата, и они вышли в холл, где Дик принялся с наслаждением ласкать собаку, вертевшуюся возле него. Здесь никого не было, и можно было говорить спокойно. Гостей леди Беата со спокойной совестью бросила в гостиной.
- Выяснили что-нибудь? - спросила она у Дика.
Тот покачал головой.
- Почти ничего.
- Джонсон не мог сделать ничего бесчестного. Он золотой человек.
- Я тоже так думаю, - согласился Дик, отметив про себя, что ей даже в голову не пришло сослаться на предвыборную борьбу, из-за которой Джонсону приходилось соблюдать особенную осторожность. - К тому же он не сделал и ничего плохого. То, что он сделал в "Скорлупке" - если это сделал он - просто очень странно.
- То есть как это - "если это сделал он"? - с живостью спросила леди Беата. - Вы думаете, что его брат-близнец...
- Господи Боже мой, Беата! - простонал Дик Уиллет. - Ради всего святого! Я уже не могу слышать про этого брата-близнеца! Ну вот честное слово - что за чепуха?
- Я слышала, что у него есть брат-близнец, и поэтому сказала Генри передать это вам - вдруг пригодится.
Дик долго смотрел на нее.
- У него и в самом деле есть брат-близнец, - сказал он. - Мы выяснили это по своим каналам. Его мать тридцать четыре года назад родила двойню, двух мальчиков. Один из них - Александр - занялся общественной деятельностью, сделал отличную карьеру и сейчас, как вы знаете, собирается стать мэром Нью-Йорка. Второго сына, по имени Стив, отправили учиться в Европу, и ему там так понравилось, что там он и остался. Он живет во Франции и слывет неплохим художником. За последние шесть месяцев из страны не выезжал.
- Отличное алиби! - воскликнула леди Беата.
Дик промолчал. Он и сам все время думал об этом.
- Что вы думаете о шкатулке Моцарта? - спросила леди Беата с любопытством. - Неужели она была в мотеле у Генри?
- Я бы сказал, что это бесспорно. Я своими глазами видел то место, где она находилась.
- Я тоже, - сказала леди Беата.
Дик оставил это замечание без ответа. Леди Беата то и дело разгуливала по всяким местам, где ей было совсем не место. Именно там она и влипла в неприятнейшую историю с "охотниками за луной", которая могла бы обойтись ей очень дорого, не вмешайся случайно Дик, именно таким образом познакомилась с Генри. Вопрос о том, как она прошла в номер мимо полицейского, Дик и вовсе оставил в стороне. Захотела и прошла.
- Я только хотел бы знать, - сказал Дик, - почему шкатулку возили в коробочке.
- Редкая вещь, боялись ее повредить.
- Очень хорошо, - согласился Дик. - Но почему потом перестали бояться ее повредить? Почему коробочку оставили? Не здесь ли разгадка сути дела? Если шкатулку с самого начала возили в упаковке, боясь повредить, да еще при этом скорее всего намеревались вывезти ее за границу, то почему коробку оставили в мотеле?
- Торопились? - предположила леди Беата.
- Если они торопились, то им куда удобнее было схватить коробку и выбежать вместе с ней, чем открывать ее и доставать шкатулку.
- В самом деле, - признала леди Беата. - Что это я? Сразу и не сообразишь. Ну, а что с Александром?
Дик пожал плечами.
- Да как будто ничего. Спрашивать его открыто бесполезно, а сам я не могу догадаться, в чем тут дело. Почему он вел себя так странно? Но я полагаю, что считать его участие в деле... нет, вернее сказать, считать его присутствие там можно бесспорным. И дикое происшествие с выкрашенным трюмо - тоже.
- Мне кажется, самое главное - понять, зачем он это сделал. Но я даже и предположить-то ничего не могу.
- Интересно было бы узнать и другое, - задумчиво сказал Дик. - Как он мог знать, что Генри никому не скажет о случившемся?
- Он мог рассчитывать на здравый смысл Генри - вы только представьте себе, что было бы, если бы он стал об этом рассказывать!
- Это, пожалуй, верно, - признал Дик. - К тому же доказательств и вовсе никаких быть не могло.
- Но вы совершенно уверены, что это сделал он?
- Да, - помолчав, ответил Дик. - Теперь уверен. Я увидел это по его глазам, когда упомянул о синем цвете. Он понял, что я имею в виду, он ведь, конечно, знает, что я сыщик.
- Значит, брат-близнец вам не пригодится? - разочарованно отметила леди Беата. Дик чуть снова не вспылил, но ему стало ее жалко и захотелось ободрить.
Надо сказать, леди Беата ничего не смыслила в расследованиях, но старалась помочь, как могла, и к тому же обладала превосходным знанием людей, никак не испорченным страстью к титулованным или звездным особам - такой страсти у нее не было, она скорее терпеть не могла высокопоставленных зануд. Она не стала бы приглашать к себе в дом даже самого президента, если бы он ей не нравился, и сама не пошла бы к нему. Правда, знание людей было у нее достаточно своеобразным: она различала не плохих и хороших, а скучных и интересных людей, и Дик был в этом с нею солидарен. У него просто не повернулся язык сказать ей, что брат-близнец ему совершенно не нужен и даже до смерти надоел. Кстати, с подобным выводом можно было еще и подождать - хотя бы из чистой предосторожности.
- Ну, пусть у меня будет такой подозреваемый, - примирительно сказал Дик. - Под кодовой кличкой "брат-близнец". Предположим, это он покрасил трюмо - правда, совершенно непонятно, зачем. Но зато можно с уверенностью сказать, что сделал он это с согласия брата, который об этом знает, - я совершенно уверен, что Александр Джонсон знает об этом пресловутом трюмо, даже если покрасил его Стив Джонсон. И если бы вы видели выражение его глаз, вы поняли бы, что ошибиться невозможно. Да он и подтвердил это косвенно. Сначала он не понял меня, а потом понял, тут же сориентировался и подтвердил: "Впрочем, я действительно люблю синий". Как говорили римляне, "умный поймет с полуслова".
- А я думала, что по поводу синего трюмо вы, как всегда, тут же выдадите цитату из Шерлока Холмса, - улыбаясь, сказала леди Беата.
- Пожалуйста, - без запинки ответил Дик. - "Чем грубее и неожиданней деталь, тем большего внимания она заслуживает". "Собака Баскервилей".
- Я читала в детстве.
- И с тех пор не читали? - с ужасом воскликнул Дик Уиллет.
- Я исправлюсь, - пообещала леди Беата, направляясь снова к гостиной. - Может быть, вы хотите, чтобы я поговорила с Джонсоном? Или еще раз поговорила с Генри? Или узнала у своих знакомых про эту шкатулку Моцарта?
- Леди Беата, - твердо сказал Дик, снова для пущей убедительности титулуя свою собеседницу, которая всегда настаивала, чтобы он называл ее просто по имени. - Я многое могу простить человеку, который не читал "Собаку Баскервилей" с тех пор, как был ребенком. Но только не вмешательство в расследование. Вы чудом благополучно выпутались из одной истории и уже хотите угодить в другую. Шкатулка Моцарта стоит сумасшедших денег, да к тому же все коллекционеры - чокнутые, ради предмета своей страсти пойдут на все. Я категорически запрещаю вам вмешиваться в это опасное дело! Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы, во-первых, не примете моей благодарности за сегодняшний вечер - я ведь знаю, вы не любите собирать гостей у себя дома и сделали это только ради меня - а во-вторых, пока вы не пообещаете не вмешиваться. Не вмешиваться в это дело никоим образом и ни при каких обстоятельствах! Дайте мне честное слово, что ничего не предпримете, пока не посоветуетесь со мной.
- Честное слово! - пылко сказала леди Беата.
Дик, знавший, что на ее обещания можно полностью полагаться, в последний раз погладил Билли и стал прощаться.
- Уйду-ка я по-английски, - сказал он. - Сил моих нет возвращаться туда и снова говорить какие-то дежурные фразы.
- Не беспокойтесь, этот зверинец я беру на себя, - неосторожно громко заявила леди Беата и помахала Дику на прощание рукой.

Даже из машины, припаркованной достаточно далеко, на противоположной стороне улицы, Алекс без малейших колебаний опознал лорда Минлента. На всякий случай он вышел из машины, перешел через дорогу и вошел за ним и его женой в ресторан. Да, это были они, на леди Минлент даже было то же самое платье.
Алекс сел у стойки и заказал чашку кофе. Минленты расположились за столиком неподалеку и явно намеревались поужинать. Два места за их столом пустовали, но Алекс заметил, что там было накрыто к ужину - очевидно, ждали гостей. Действительно, скоро к их столику подошла еще одна пара; лорд Минлент поднялся, начались приветствия, рукопожатия. Алекс услышал, как вновь прибывший гость громко спросил лорда Минлента:
- Нового ничего?
Лорд и леди Минлент покачали головой.
Все четверо снова уселись и занялись меню. Заиграла музыка, и теперь Алекс вообще не слышал, о чем шла речь за столиком. Оставаться здесь не имело никакого смысла; он заплатил за кофе, вышел из ресторана и медленно побрел к своей машине. Уходить не хотелось: Минленты почему-то притягивали его к себе, как магнит, хотелось подойти к ним, поговорить с ними, поближе познакомиться или хотя бы получше разглядеть их, но это было невозможно, невежливо, не принято.
Тем более, что ему было, о чем подумать. Сцена, которую он увидел, была очень короткой, но все же дала ему пищу для размышлений.
Знакомый Минлентов, подойдя к ним в ресторане, не спросил "Как дела?" или "Как поживаете?" Он спросил именно "Нового ничего?" Это означает, особенно если принять во внимание его значительный, напряженный тон, что речь идет о чем-то конкретном, и Минленты сейчас же его поняли. Он вспомнил, как они кивнули головами, синхронно и как-то скорбно. И по телефону лорд Минлент отвечал ему хоть и очень вежливо, но как-то расстроенно - он обратил на это внимание еще тогда, вспомнил Алекс. У них что-то случилось! Но ничего позорного или сугубо семейного, личного, похоже, просто что-то очень неприятное.
Случайно наткнувшись на газетный киоск, он купил все газеты и заторопился домой - узнать, не напечатано ли там что-нибудь в светской хронике. Ведь Минленты - известные люди.
От выпитой в ресторане чашки кофе у него началось небольшое сердцебиение, и он поспешно разделся и прилег. Алекс чрезвычайно заботился о своем здоровье и, как правило, кофе не пил, особенно такого крепкого. Отдыхал он недолго: вкусные запахи в том же ресторане изрядно раздразнили аппетит, и он отправился на кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть.
Отыскав упаковку ветчины и сыр, он сделал сандвич, полив его кетчупом, который купила и принесла еще Шила. Чашка, в которую он налил себе слабого китайского чаю, была тоже подарена ею. Если вдуматься, то дом Алекса был просто набит подарками Шилы, но среди них не было ни одного, который стоил бы дороже двадцати долларов. Выбрано же все было с большим вкусом и очень украшало его жилище. Она старалась быть тактичной и не провоцировать его на ответные дорогие подарки; он покупал ей хорошие чулки, белье, футлярчики помады - приметил однажды, какую фирму она предпочитает, а цвета выбирал те, которые нравились ему самому.
Шила выражала одинаковую радость при виде дорогой косметики и десятицентового букетика фиалок, дарить ей что-то было поэтому чрезвычайно приятно. Когда Алекс протягивал ей очередной пакетик и коротко говорил "Это тебе", обычное холодноватое выражение в ее глазах сменялось радостным огоньком, и она всегда тотчас же вскрывала подарок, примеряла его, если это было возможно, и благодарила Алекса. Благодарность ее была искренней и всегда какой-то очень предметной - получив, например, помаду, Шила сразу же говорила: буду носить с таким-то платьем или костюмом. Иногда они тут же отправлялись в магазин, чтобы докупить что-нибудь в тон.
Частенько Алекс удивлялся: радость, которую выражала Шила, казалась такой безмерной, словно сама она не могла себе позволить купить все эти вещи, хотя он собственными глазами видел, как она делала покупки. Но ни разу Шила, вспомнил он, не купила ничего кому-то другому, только себе или ему. Словно у нее не было семьи и друзей, которым ей хотелось бы купить подарки - а ведь она так любила одаривать! Впрочем, покупать подарки другим она могла, когда его рядом не было, так что это не показатель. Но вот ее радость, непосредственная, как у ребенка, в тот момент, когда она получала подарок, говорила о том, что к этому она не привыкла, - словно никто, кроме него, никогда в жизни ее не баловал.
Алекс сел за стол, жуя сандвич, и принялся просматривать купленные газеты. Он был небольшим любителем прессы, но тут очень увлекся: в процессе поиска то и дело попадалась интересная информация. Когда зазвонил телефон, он снял трубку с некоторой досадой.
- Да!
В трубке сначала помолчали, а потом мягкий и очень приятный женский голос спросил:
- Господин Кинтер?
- Да, - удивленно подтвердил Алекс. Но его собеседница не удовлетворилась этим коротким ответом и спросила еще раз:
- Это господин Кинтер, Алекс Кинтер?
- Да, да, это я.
- Скажите, вы ведь не женились за последнее время, господин Кинтер?
- Нет, не женился, - ответил Алекс, гадая, кто из знакомых вздумал разыгрывать его, человека спокойного и в общем равнодушного к шуткам и юмору, столь неостроумным способом.
- Это очень хорошо! - обрадовалась таинственная незнакомка на том конце провода. - Не женитесь, господин Кинтер!
- Хорошо, не буду, - послушно согласился Алекс.
- Дело в том, что здесь есть кое-кто, кто вдруг сообразил, что ужасно хочет выйти за вас замуж! И этот кто-то, вернее говоря, эта кто-то очень надеется, что вы дождетесь ее!
- А долго ждать? - улыбаясь, спросил Алекс.
На том конце провода наступило подозрительное глухое молчание - видно, трубку плотно прикрыли ладонью. Потом раздался шорох, милый грудной смешок, и тот же голос кратко ответил:
- Пока снег не пойдет.
- Вас зовут Мэри Поппинс? - спросил Алекс. - Вы не уходите до тех пор, пока ветер не переменится?
- Пока снег не пойдет, - повторила женщина.
Алекс вдруг насторожился. А потом ему показалось, что он понял...
- Хорошо, - твердо сказал он. - Передайте ей, пожалуйста, что я обязательно подожду, пока пойдет снег, пока... пока с неба не начнут сыпаться снежинки.
Никакого ответа на эту мелодраматическую фразу не последовало - просто зазвучали короткие гудки. С ним даже не попрощались.
Алекс тоже осторожно положил трубку телефона на рычаг и, забыв про сандвич, уставился на лежавшую перед ним газету, не видя ни единой строчки. Или он совсем сходит с ума, чего от него меньше всего можно было ожидать, или он только что сделал Шиле предложение руки и сердца. Или она ему. Или они друг другу.
Мысль о женитьбе никогда не приходила ему в голову, а меньше всего - мысль о женитьбе на Шиле. Как-то с самого первого дня было ясно, что они люди совершенно разного круга, разных слоев общества; оба они были чуть холодноваты, сдержанны, рассудительны и спокойны. Большие деньги накладывают на людей не только большие обязательства, но и особый налет, мешающий другим находиться рядом с ними, не испытывая при этом никаких неприятных ощущений. И хотя общение их было разносторонним, полным, лишенным даже намека на неловкость, все же Алексу и в голову никогда не приходило, что он для Шилы - да и она для него - нечто большее, чем просто времяпрепровождение с подходящей по многим параметрам парой.
Алексу было тридцать два года. Он попробовал вспомнить, получал ли он когда-нибудь подарки от женщин и дарил ли их сам. Нет, никогда - разве что на праздники, что-нибудь показеннее, попроще, просто потому, что иначе нельзя. Цветы, конфеты, ликер. Ни разу у него не возникло желания доставить кому-то радость или обратить внимание на то, какую косметическую фирму предпочитает получательница подарка. С другой стороны - никто ни разу не потрудился запомнить, что он любит светло-коричневый цвет, и отыскать для него именно такую курточку - недорогую, но очень теплую и уютную, никто не интересовался тем, что он любит именно этот сорт кетчупа; бывавшие в его квартире гостьи ни разу не предприняли и слабой попытки украсить ее.
Выходит, что только Шила стала для него человеком, который, не навязываясь и ничего не требуя, довольствуясь тем, что он сам ей давал, и ценя каждую мелочь, готов заботиться о нем, помнить о его вкусах и маленьких потребностях и пристрастиях. Только Шила, богачка Шила, может находиться рядом с ним, не раздражая его и не причиняя ему никаких неудобств - он никогда, никогда, никогда, ни на секунду не уставал от ее общества, всегда был рад каждой минуте, проведенной вместе с ней, ему ни разу не было с ней скучно. Тогда причем здесь ее деньги? Кому они, спрашивается, нужны?
Надо найти Шилу и жениться на ней, понял Алекс. Она же только что ему это предложила! И он безусловно согласен, хотя еще пять минут назад и не помышлял об этом! Они вступят в брак, у них будет белое свадебное платье и черный костюм, блестящие золотые кольца, прием в ресторане и все, что полагается, а потом прямо вот здесь, в этой квартире, зазвучат детские голоса.
Он оглядел комнату совершенно по-новому, словно первый раз в жизни ее увидел. Нет, здесь слишком тесно! Но это, в конце концов, не проблема: принять ту денежную должность, от которой он отказался в прошлом месяце, не желая лишней головной боли, снять другую квартиру - и дело с концом!
Шила первая выступила с этой замечательной идеей - если бы не она, он, может быть, никогда бы не додумался до этого! Она, женщина, сама сделала ему предложение. И хотя условности для нее ровным счетом ничего не значили, для него-то это значит очень много! Стало быть, он должен, в свою очередь, проявить инициативу! В чем должна заключаться эта инициатива, было ясно без лишних раздумий: прежде всего Шилу надо было отыскать!
Только сейчас он понял, как внимательна она была к нему, как обращала внимание на каждую мелочь. Черт возьми, он вел себя безобразно, просто ужасно, он не ценил ее драгоценного внимания, ее заботы! И если у него вообще могут быть оправдания - так это то, что Шила делала все это так естественно и органично, будто иначе просто не могла. И, конечно, она никогда не говорила об этом, ничего похожего на попрек в ее тоне ни разу не прозвучало, ничто не заставляло предположить, что она делала что-то для него лишь в расчете на то, что он это оценит.
Однажды, совсем незадолго до их роковой поездки по мотелям, она пришла в белом брючном костюме и спросила Алекса, как он ему нравится.
- Не очень нравится, хотя костюм хороший и явно тебе идет, - ответил он с той откровенностью, с какой они всегда между собой беседовали. - Я не люблю вообще белый цвет. Ты носи его, не обращай на меня внимания: это просто сугубо личное восприятие. Я не люблю такого, хотя и понимаю, что белый - элегантный цвет. Но, понимаешь, он мне все-таки не нравится. Женщина ходит, как докторша в халате! И есть в этом что-то такое... вычурное.
С тех пор он ни разу не видел Шилу в белом.
И вот теперь она придумала все по-своему, без оглядки на него, она куда-то пропала и полагает, что он будет сидеть тут сложа руки и ждать, когда пойдет снег! Не выйдет! Если он совершил одну глупость, не догадавшись вовремя, что к чему, это вовсе не значит, что от него следует ждать и второй. Он отыщет ее!
Его несколько смущало только что данное им по телефону обещание - "подожду, пока пойдет снег". Но ведь он имел в виду, что до тех пор не женится на другой, только и всего! Он вовсе не обещал сидеть тут сиднем и ждать у моря погоды, то есть зимы. Он будет искать Шилу! И найдет, даже если придется для этого объехать вокруг света в восемьдесят дней.
Время было уже очень позднее, о чем Алекс невероятно сожалел, - ему страшно хотелось немедленно бежать куда-то, все равно куда, найти Шилу, где бы она сейчас ни находилась, и, не откладывая ни на секунду, жениться на ней.

Дата добавления: 2015-08-20