П. КРЕТЧМАР 12 страница

--------------------------------

<1> Вероятно, имеется в виду ZPO (Zivilprozessordnung) (Гражданский процессуальный кодекс). - Примеч. пер.

Мне кажется, что здесь смешаны содержание обязанности и осуществление предоставления. Для принятия на себя обязанности по бездействию волевой акт, конечно, необходим. Такой волевой акт, будучи выраженным в договоре, является правовым основанием обязанности по бездействию, но он необязательно представляет собой психологическую причину воздержания от нарушения. Объяснять воздержание от нарушения единым волевым решением, проявляющимся в акте обязывания, - чистой воды фикция. Это обнаруживается сразу, как только речь заходит о передающейся по наследству обязанности бездействия (например, об обязательном обещании не препятствовать соседям в проходе на определенную часть земли, которое дает за себя и своих наследников собственник земельного участка). Возможно, что наследник не знает об обязанности, которую принял его наследодатель, однако по каким-то причинам (случайно или не зная о том, что соседи проходят на его земельный участок) не препятствует этому. Можно ли сказать при этом, что волевое решение наследодателя продолжает свое действие в лице наследника, который о нем даже не знает? Или бездействие должника не является исполнением, так как не рассматривается в качестве следствия единого волевого решения, хотя и соответствует содержанию обязательства, так же как и поведение наследодателя, и предоставляет кредитору все то, чего он вправе требовать?

Возвратимся к изложенному выше, на с. 141 и сл.: для исполнения негативного обязательственного отношения несущественно наличие направленной на это воли обязанного лица - достаточно, чтобы его поведение соответствовало содержанию взятой на себя обязанности и не последовало ее нарушения. Другой вопрос, не может ли исполнение и при негативном обязательстве основываться на волевом акте обязанного лица; без сомнения, это тот случай, когда должник в связи со своей обязанностью принимает решение не совершать действия, которые он хотел бы совершить, поскольку они противоречили бы содержанию обязательственного отношения. Также вовсе не исключено, что направленная на исполнение воля выражается вовне, например должник заявляет кредитору, что он намеренно не предпринимает некоторые действия в связи с имеющейся у него обязанностью.

Однако это поведение тогда сопутствует исполнению, не является существенной частью акта исполнения, поскольку обязательство направлено не на такое заявление, а на простое бездействие.

§ 11. Предоставление с целью удовлетворения

необязательственного притязания

В заключение рассмотрим вопрос о том, подпадает ли под понятие исполнения удовлетворение (с прекращающим эффектом) такого притязания, которое возникло не из обязательственного правоотношения. Вопрос может быть поставлен в отношении всех притязаний, вытекающих из абсолютных правоотношений, однако существенное практическое значение он имеет только для тех из них, которые имеют имущественно-правовой характер, а среди них - преимущественно для вещно-правовых притязаний. Имеющиеся по этому поводу в литературе скудные разъяснения приводят к различным результатам. В пандектном праве фон Бетман-Холлвег (von Bethmann-Hollweg) <1> однозначно отклоняет возможность распространения понятия исполнения (Solution) на реституцию владения, ставшую результатом удовлетворения вещного притязания. Бринц также оставляет на прежнем месте тесную связь solutio и obligatio, по поводу чего следует лишь отметить, что его понятие обязательства как pignoris obligatio частично распространяется и на вещное право <2>. Оба автора выводят из этого последствия в отношении объема condictio indebiti, допускаемой ими лишь в той степени, в какой речь идет о предоставлении в рамках обязательственно-правовой обязанности <3>. Однако уже в пандектном праве дает о себе знать стремление перенести на удовлетворение вещных притязаний относящиеся к исполнению положения, зачастую без более детальной проверки. Речь идет здесь об одном из проявлений литературных течений, выделившихся за счет формирования понятия притязания, систематически объединяющих притязания, возникшие из нарушения абсолютных прав, как относительные права с обязательствами (Obligationen) <4>. Г. Рюмелин (G. Rumelin) в своем исследовании об обязательстве и ответственности <5> явно хочет применить к вещным притязаниям относящиеся к исполнению положения. Вещное притязание за счет того, что обязанное лицо делает то, чего требует управомоченное лицо, точно так же прекращается, как и право требования; следовательно, налицо лишь разница терминов, когда выражение "solutio" в этом случае не употребляется в источниках.

--------------------------------

<1> Versuche uber einzelne Teile des Zivilprozesses, S. 149 (Fn. 15); о праве Древнего Рима см. также: Voigt, XII Tafeln II, S. 451 f.

<2> Brinz, Pandekten II, § 213, S. 18 - 19.

<3> Bethmann-Hollweg, a.a.O.; Brinz, Pandekten II, § 304, S. 542 (Fn. 6); против: Windscheid, Pandekten II, §426, S. 835 (Fn. 2).

<4> Доказательства этого - в моей теории о совпадении в одном лице кредитора и должника (S. 51).

<5> Archiv fur die zivil. Prax., Bd. 68, S. 187 - 188.

В литературе по новому гражданскому праву аналогичная точка зрения возникает у тех, кто идентифицирует вещное притязание с обязательственным отношением <1>. Там же, напротив, где эта идентификация отрицается <2>, очевидна необходимость подвергнуть проверке вопрос подведения удовлетворения притязания под понятие исполнения <3>.

--------------------------------

<1> Так происходит, например, у Хеллвига (Anspruch und Klagrecht, S. 5, 30) и фон Штелина (von Stalin) (Uber die dinglichen Anspruche des BGB, Tub. Diss., 1902, S. 56 f.); см. также: Mot. III, S. 398 - 399. Очень близко к такому подходу стоит Зибер (Rechtszwang im Schuldverhaltnis, S. 99 f., 139; ср. также: Planck, Kommentar zum BGB II (3), S. 4, 5).

<2> См.: Kipp bei Windscheid, Pandekten II (8), § 251, S. 7 f.; Holder in: Archiv f. d. zivil. Prax., Bd. 93, S. 20 f.; Langheineken, a.a.O., § 3, S. 49 - 51; Endemann, Burgerliches Recht I (8), § 86, S. 452 (Fn. 12 в конце); Kohler, Lehrbuch des Burgerlichen Rechts I, 1906, § 58, S. 178.

<3> Это не всегда принимается во внимание, например этого не делает Лангхайнекен, без каких-либо дальнейших исследований рассматривающий (a.a.O., S. 127) применимость принципов исполнения к притязанию как решенный вопрос. В противоположном направлении борьбы с такой применимостью слишком далеко, на мой взгляд, заходит Колер (Lehrbuch des Burgerlichen Rechts I, § 58, S. 178).

Следует начать с того, что вопрос этот не получил четкого разрешения в законе. Закон с неизменным упорством уклоняется от того, чтобы говорить об "исполнении" "притязания", что производит впечатление намеренности. Выражение "исполнение" возникает в связи со специальным притязанием лишь в единственном случае - случае алиментного притязания (§ 1615, 1713); в иных случаях и здесь идет речь об исполнении "обязанности по уплате алиментов" (§ 528, 529, 829, 1613). Притязание, по терминологии ГГУ, не "исполняется", а "удовлетворяется" (§ 209, 222, 223, 974, 1000, 1003 II, 1088).

Впрочем, там, где речь идет об исполнении специфически обязательственных обязанностей, закон употребляет выражение "обязанность" ("Verpflichtung") <1>, а также "обязательство" ("Schuld") (§ 762 II), "требование" (§ 853), "обещание" (§ 519, 656, 1446, 2113) или со специальным указанием на природу обязательственного отношения "завещательный отказ" ("Vermachtnis") (§ 2181, 2186, 2187, 2269 II, 2280, 2318, 2323). В остальных случаях нам встречаются нейтральные выражения "обязанность" ("Pnicht") (§ 528, 529, 679, 1613, 1846, 2222), "обязанность" ("Obliegenheit") (§ 2217), "договор" (§ 179, 326, 337, 454, 468, 542, 1644, 1824), но в особенности "связанность" ("Verbindlichkeit") <2>. Таким образом, терминология не разъясняет, желает ли закон (и если да, то в каком объеме) применять правила об исполнении и к вещным притязаниям.

--------------------------------

<1> Параграфы 113, 261, 348, 440, 571, 572, 578, 579, 618, 708, 723, 1039, 1251, 1314, 1359, 1430, 1444, 1619, 1670, 1760.

<2> Параграфы 181, 278, 340, 341, 345, 357, 358, 360, 372, 755, 765, 766, 775 (Ziff. 1), 813, 814, 817, 821, 1087, 1088, 1376, 1657, 1795 (Ziff. 1), 2378, 2382.

Кажется полезным при рассмотрении этого вопроса исходить из виндикационного притязания (Eigentumsanspruch) - прототипа вещных притязаний, а также из требования о выдаче определенной вещи (Herausgabeanspruch). Если бы к нему применялась только идея нарушенного вещного права <1>, то мысль об исполнении этого притязания тем лицом, к которому оно обращено, вообще не могла бы возникнуть. Речь могла бы идти тогда лишь о восстановлении отношения господства над вещью самим собственником ("rem persequitur"), в то время как владелец ничего не предоставлял и не давал, а лишь наблюдал за осуществлением права собственности или, как сформулировал идею изначального rei vindicatio Иеринг (a.a.O., S. 185): "Вещь отвечает, вещь предоставляет - личность ответчика имеет лишь то значение, что он стоит между истцом и объектом его притязания, и поэтому в первую очередь посредством процесса должен быть устранен с пути". Именно Иеринг в указанном сочинении <2> своими знаменитыми рассуждениями привлек внимание к тому, что уже в позднейшем римском праве виндикационное и вещные притязания вообще были в значительной степени насыщены обязательственными элементами <3>.

--------------------------------

<1> Как это было в общих чертах в древнеримском праве в случае rei vindicatio (ср.: Jhering, Geist des romischen Rechts III, 1 (3), § 54, S. 185, 187 - 192).

<2> Ср. также: Jahrbuch fur Dogm., Bd. 10, S. 518.

<3> Ср. об этом также: Voigt, ius naturale III, § 85, S. 606 f.; § 131, S. 1011; Pfersche, Privatrechtliche Abhandlungen, S. 49 f., 209 f.; Mitteis, Kritische Vierteljahrsschrift, Bd. 31, S. 59, 63; Landsberg, Die Glosse des Accursius, § 27 - 29, S. 268 f.

Это наблюдение само по себе в отношении универсального вещного иска, hereditas petitio, содержалось и было выражено еще в первоисточниках (Ulpian in: l. 25, § 18 D., de hered. pet., 5, 3: "petitio hereditatis, et si in rem actio sit, habet tamen praestationes quasdam personales").

В правовых нормах ГГУ законодатель с определенным пристрастием установил связь обязательственного элемента виндикационного притязания с вещно-правовым <1>.

--------------------------------

<1> Об этом свидетельствуют сводимые к частностям, порой почти изощренные рассуждения: Motive, Bd. III, S. 392 f. (ср. в особенности S. 398, 401 f.).

Свою обязательственную природу показывают те притязания собственника, которые выходят за пределы установления соответствующего праву состояния вещи на будущее: прежде всего требование о возмещении убытков или о возврате доходов от пользования вещью, поскольку они не являются притязаниями непосредственно на основании собственности (как когда речь идет о нормах, касающихся приобретения плодов (§ 953 - 957) у недобросовестного владельца). Однако касательно взаимоотношений таких обязательственных притязаний и основного вещного притязания существует важное различие. При соответствующем rei vindicatio притязании вследствие лишения владения они оставлены в исторически унаследованной связи с вещным требованием о выдаче (§ 987 - 993, 994 - 1003).

Там, где речь идет, напротив, о нанесении вреда собственности, т.е. о соответствующих в общих чертах actio negatoria притязании согласно § 1004, притязания обязательственного характера полностью отделены от вещных притязаний.

Похожее противоречие находим в некоторых ограниченных вещных правах (которые могут быть нарушены как путем лишения владения, так и иным способом), где имеет место форма защиты, параллельная требованию о выдаче и негаторному требованию, как при узуфрукте (§ 1065), праве залога в отношении движимых вещей (§ 1227) и при наследственном праве застройки (§ 1017 II).

Требование прежнего владельца о выдаче (§ 1007) в отношении связи с обязательственным элементом параллельно требованию о выдаче, основанному на собственности; точно так же вещно-правовые требования о возврате движимой вещи по § 867 и 1005 связаны с обязательственным притязанием в той степени, в которой речь идет о возмещении убытков, возникших в ходе поиска и вывоза подлежащей возврату вещи.

Система полного разделения обязательственных и вещных притязаний в праве ГГУ проводится, кроме параграфа 1004, еще и в притязаниях, вытекающих из нарушения земельного сервитута (§ 1027) и ограниченных личных сервитутов (§ 1090 II), и собственно владельческих исках (§ 861 - 866).

Почему обязательственные притязания кажутся частично находящимися в правовой связи с вещными, а частично - полностью противоположными им самостоятельными средствами правовой защиты? Причина заключается в том, что там, где законодатель рассмотрел обязательственные притязания в их связи с вещно-правовыми, было необходимо урегулировать обязанности сторон таким образом, чтобы результат оказался отличным от того, который проявился при применении общих обязательственно-правовых норм. В этом смысле содержащаяся в § 993 обязанность добросовестного владельца вернуть доходы от использования вещи ограничена по сравнению с принципами кондикции; ответственность недобросовестного владельца по § 990, напротив, повышена в том, что заполнен пробел, вызванный недостаточной применимостью к отдельным случаям норм о недозволенном поведении; наконец, § 867 делает его ответственным и за убытки, возникшие не по вине забирающего вещь, следовательно, такую ответственность нельзя заменить общими обязательственными принципами, если убытки возникли лишь в результате поиска и возврата вещи.

Поскольку эти притязания получают особую окраску за счет индивидуальных особенностей вещных отношений, на основании которых они возникают, законодатель урегулировал их в связи с этими отношениями. Их же содержание, несмотря на связь с основным вещным притязанием, является специфически обязательственным по вышеизложенным причинам (с. 148).

Последнее обстоятельство является решающим для того, чтобы эффект надлежащего предоставления так же был равнозначен подлинному исполнению, как когда речь идет о самостоятельных обязательственных отношениях, - исполнению, конечно, обязательственных отношений, примыкающих к вещно-правовым и проявляющихся в обязательственных притязаниях, тогда как вещное право как таковое не будет затронуто <1>.

--------------------------------

<1> Верность этого утверждения не будет, разумеется, поколеблена тем, что при определенных обстоятельствах так называемый "предоставляющий" (Ersatzleistende) окольными путями приобретет право собственности на вещь, а именно когда собственник, понесший убытки в результате потери вещи, уступит ему свое притязание согласно § 255 ГГУ, и он приобретет его на основании § 931.

Данный вывод подкрепляется тем, что в отдельном случае, когда обязательственное отношение примыкает к вещному, это прямо установлено в законе (ср. § 1039 ГГУ).

Однако нужно пойти дальше и применить позицию исполнения также и к удовлетворению, явившемуся результатом solvendi causa определенных вещных притязаний; речь идет о притязании, возникшем из вещного правоотношения, существенной частью содержания которого является "предоставление". Это требует более подробного разъяснения, поскольку проведенное здесь различие в этом смысле и как подтверждающееся законом не было освещено с достаточной ясностью в существовавшей до сих пор литературе <1>.

--------------------------------

<1> Ср., однако: Gierke, Deutsches Privatrecht II, § 148, S. 708, 711 - 713.

"Предоставление" в придаваемом ему законом смысле есть конкретное поведение лица, посредством которого каким-либо образом производится перемещение собственности не в пользу исполняющего; такое поведение должно либо соответствовать содержанию направленного на это права, либо быть предпринятым для какой-либо существенной правовой цели.

Предоставление выступает поэтому как содержание права, направленного на определенное поведение лица. Таким образом, центральный пункт предоставления находится в учении о содержании обязательственных отношений (§ 241 и сл.; ср. в особенности § 241, 242, 262, 265, 267, 275, 280). Но есть также вещные права, существенной частью содержания которых является право требовать предоставления. Они сведены воедино и названы <1> наряду с требованием (Forderung) в § 1812 и даже охарактеризованы тем самым как права с необязательственной природой. В частности, § 1105 определяет вещное обременение как обременение земельного участка, в силу которого лицо, в пользу которого установлено обременение, извлекает из земельного участка периодические выгоды; § 1126 упоминает связанное с собственностью на участок право извлекать периодическую выгоду; § 1191 характеризует поземельный долг тем, что в силу такого долга лицу, в пользу которого установлено обременение земельного участка, причитается к выплате определенная денежная сумма от этого земельного участка <2>.

--------------------------------

<1> "Требование или иное право, в силу которого подопечный может потребовать предоставления".

<2> Наконец, § 1070 и 1275 имеют дело с "правом, в силу которого может быть потребовано предоставление" в качестве предмета сервитута и залогового права.

Рассматриваемые здесь вещные права представляют собой частично права пользования (вещное обременение земельного участка), частично права залогового вида <1> (поземельный долг и рентный долг). Они несут в себе характерные признаки вещности (Dinglichkeit), так как непосредственно затрагивают вещь. Это проявляется прежде всего в том, что как вещные права они непосредственно обременяют вещь в определенной субординации с другими, конкурирующими вещными правами (§ 879 и сл. ГГУ). Одновременно в качестве их первичного (primar) содержания выступает предоставление, что означает, что они сразу (не только вследствие последовавшей из нарушения реакции вещного права) направлены на такое поведение лица, которым должно быть вызвано перемещение каким-либо образом собственности в пользу управомоченного лица и не в пользу исполняющего.

--------------------------------

<1> Права ответственности, согласно Гирке (Deutsches Privatrecht II, § 139, S. 602).

Причина этого состоит в том, что согласно виду этого права управомоченному лицу хотя и принадлежит непосредственное юридическое господство над вещью в вышеуказанном смысле, но не принадлежит непосредственное фактическое господство над ней, так что установление платы за пользование не может быть осуществлено (как, например, при узуфрукте) самим управомоченным лицом, а должно быть опосредовано притязанием на предоставление как связующим звеном <1>. Поскольку содержание предоставления (Leistungsgehalt) непосредственно входит в содержание вещного права, направленное на предоставление притязание также должно быть признано вещным; ведь частноправовое вещное притязание есть не что иное, как вещное право, направленное против определенного лица.

--------------------------------

<1> Как известно, эта особенность привела к тому, что в доктрине зачастую вообще оспаривался вещный характер названных прав или признавалась связь обязательственного и вещного элемента, будь то обоюдное взаимопроникновение (в случае вещного обременения земельного участка) или более внешнее соединение (особенно в случае поземельного долга, характеризующегося как реальное обязательство, объединенное с залогом недвижимого имущества). В литературе наибольшее количество доказательств вышеуказанного приводится в последнее время у Гирке (Deutsches Privatrecht II, § 148, 703 - 708, 851 - 857). Антипатия к расширенному толкованию понятия "вещности" коренится в римском праве, где к основному элементу этого понятия, а именно к относимости права непосредственно к вещи, почти без исключений присоединяли такое сопутствующее явление, как получение управомоченным лицом причитающегося ему в соответствии с этим правом за счет собственных, а не чужих действий. Однако здесь имеется как минимум одно добавление к исключению servitus oneris ferendi, где несмотря на принцип "servitus in faciendo consistere nequit" обязанность собственника по восстановлению (ремонту) подчиненного участка была включена в формулу иска как относящаяся к содержанию вещного права. Как известно, была сделана попытка истолковать эту обязанность иначе - как обязательственно-правовую (Windscheid, Pandekten I (8), § 211a, S. 955 (Fn. 2) и приведенное там; см. особенно: Jherings Jahrb. fur Dogm. X, S. 555). Однако мнимая несовместимость такой обязанности с основным принципом вещного права на самом деле не существует. Если вещное право, будучи нарушенным, приобретает способность породить право относительного характера (требование определенного поведения от нарушителя), причем это право необязательно превращается тем самым в обязательство, почему ему изначально не может быть присуще такого рода требование предоставления? Эта конструкция является не только возможной, но и необходимой, когда такое противоречащее вещному праву притязание проявляет характерные черты необязательственной природы. Это как раз случай обязанности предоставления, присущей поземельному долгу и вещному обременению земельного участка, поскольку она несет в себе полностью соответствующее содержанию вещного права ограничение: обязанное лицо должно предоставить именно то, что управомоченное лицо могло бы получить из самой вещи, если собственные возможности последнего по воздействию на вещь входят в содержание права. Ограничение притязания определяется, таким образом, с точки зрения вещно-правовой, а не обязательственной, и этим обоснована невозможность с обязательственной точки зрения справедливо объяснить включение в содержание правового статуса обязанного лица права на прекращение отношений или принятие предложенной обязанным лицом одной из facultas alternativa при поземельном долге. При этом не должно отрицаться, разумеется, что с вещным обременением может быть связана личная ответственность обязанного лица; это, как известно, регулярно (но не всегда) имеет место при вещном обременении земельного участка, когда собственник, за неимением иных положений, также лично отвечает согласно § 1108 I по подлежащим уплате платежам во время существования своего права собственности. Ср., впрочем, глубокое исследование Гирке (Deutsches Privatrecht II, S. 710 f., 851 f., 909 f.).

В силу изложенного здесь исконного (originar) содержания предоставления в вещном праве удовлетворение притязания на предоставление с целью его прекращения содержит такой же момент, которым характеризуется и исполнение требований. Поведение обязанного к предоставлению лица воплощает содержание права, является осуществлением заложенного непосредственно в самом праве долженствования. Следовательно, предоставление, соответствующее упомянутым здесь вещным притязаниям, если оно было совершено solvendi causa (как, например, отдельные платежи по реальному обременению земельного участка, выплата отдельных рентных платежей по рентному долгу), представляется подлинным исполнением рассматриваемых здесь отдельных притязаний.

Иначе обстоит дело с таким вещными притязаниями, которые не соответствуют непосредственно заложенному в вещном праве содержанию предоставления, а возникают лишь в силу нарушения лежащего в их основе вещного права. К ним относятся прежде всего требование о выдаче вещи (насколько ему подобает название "чисто вещного"), а также требование об устранении помех.

Требование о выдаче, даже там, где оно имеет чисто вещно-правовую природу (т.е. не имеет иного содержания, кроме установления на будущее соответствующего праву состояния), также является требованием определенного поведения лица, к которому оно обращено. На него налагается обязанность действовать для устранения состояния, противоречащего праву. Собственник вправе требовать от владельца выдачи вещи так же, как при требовании об устранении помех он может требовать от нарушителя устранения вреда (§ 985, 1004 и соответствующие средства правовой защиты в § 1071 II, 1027, 1065, 1090 II, 1227).

Однако обязанность имеет здесь исключительно вторичную природу: она лишь обеспечивает реакцию вещного права; можно сказать, что она является не чем иным, как формой, в которой современное вещное право реагирует на не соответствующее ему состояние <1>. Практическое значение этого факта состоит в том, что объективные предпосылки обязанности выдачи, пока требование о выдаче сохраняет свой чисто вещный характер, не изменяются и их количество не возрастает за счет обязанности лица, к которому обращено требование, проявлять осмотрительность. Хотя природа этой обязанности и лежит в обязательственном праве, при определенных обстоятельствах (недостаточная добросовестность владельца, приобретение владения путем запрещенных самоуправных действий или наказуемого законом поведения) она может быть присуща и требованию о выдаче (§ 989 (ср. § 987), 990, 992).

--------------------------------

<1> В связи с таким подавлением элемента "совершения действий" в требовании о выдаче находится примечательная терминологическая неопределенность закона. Для определенного случая (и именно для того, который наиболее важен для рассмотрения изложенных здесь вопросов) установлено, что требование о выдаче должно определяться не как "право, в силу которого может потребовано предоставление". Речь идет о норме § 1812. Здесь путем избранной формулировки хотели выразить, что опекун (за исключениями, предусмотренными § 1813 для требований, ипотеки, поземельного и рентного долга и вещного обременения земельного участка) может распоряжаться имуществом лишь с разрешения соопекуна; что вещное право требования о выдаче как таковое, однако, не должно быть затронуто этим ограничением, а следовательно, не должно рассматриваться в качестве притязания, в силу которого может быть потребовано предоставление (см.: Protokolle der 2. Lesung IV, S. 781, 782). Это соответствует господствующему мнению (см.: Planck, IV, S. 555 (Fn. 1, Abs. 3); Engelmann bei Staudinger, Bd. IV (2), Bem. 1a и приведенное там). Иного мнения придерживается только фон Блуме (v. Blume) (Kommentar zum Familienrecht, Abt. III, S. 54 (Fn. 2a)), обосновывая его тем, что не может быть оспорено, что требование о выдаче вещи есть право, в силу которого опекаемый может требовать предоставления. Также в § 2169 законодатель, кажется (ср. абз. 3 с диспозицией абз. 1), не думал о подведении вещно-правового требования о выдаче под "притязание на предоставление". Это понятие распространяется лишь на очень отдаленный случай: право требования о выдаче принадлежит наследодателю не как собственнику, а в силу цессии. В случаях, предусмотренных § 1070 и 1275, более весомые причины свидетельствуют в пользу подведения вещного права требования о выдаче под "право на предоставление". Без сомнений, имеется в виду вещно-правовое требование о выдаче согласно § 2039.

В связи со вторичной, производной природой обязанности владельца в вещно-правовом требовании о выдаче находится то, что принципы исполнения обязательственного отношения по умолчанию неприменимы к выдаче вещи с целью удовлетворения виндикационного притязания. Требование о выдаче в отношении конкретного лица прекращает свое существование в первую очередь совсем не потому, что (и при каких обстоятельствах) вещь возвратилась от этого лица к собственнику, а потому, что основанное на пассивных правомочиях состояние (т.е. владение) при определенных обстоятельствах упраздняется, что исключает дальнейшую ответственность прежнего владельца <1>. Из этого следовало бы прежде всего не что иное, как то, что подпадающие под последнюю точку зрения случаи как таковые должны быть отграничены по способу прекращения от исполнения, состоящего в выдаче вещи по виндикационному притязанию, так же, как и при обязательственном притязании оно прекращается не только через исполнение, но и в результате других обстоятельств. Однако в то время как при обязательственных отношениях любая другая причина прекращения является самостоятельной, имеющейся наряду с исполнением как нормальным основанием для прекращения, в вещно-правовом требовании о выдаче вещи последствия применения принципов исполнения будут существенно отличаться, так как требование о выдаче против прежнего владельца зачастую прекращается по той причине, что он больше не является владельцем. Убедительный пример этого будет незамедлительно предоставлен в ходе последующего изложения (см. следующую страницу).

--------------------------------

<1> С ограничением, явствующим из изложенного, соглашусь с соображениями, высказанными Колером (Lehrbuch des Burgerlichen Rechts I, § 58, S. 179).

Подведение выдачи вещи виндикационному притязанию под понятие исполнения будет, таким образом, сбивать с толку; условия такой выдачи должны быть подвергнуты самостоятельному анализу.

Дата добавления: 2015-07-19