Глава VI. Степени проверяемости 29 страница

10 BotheW GeigerH Ober das Wesen des Comptonef fekts. — «Zeitschrift fur Ph\sik» Berlin 1925 Bd 32 № 4 S 639 663

11 BrilIouinL Scientific Uncerta nty and Information New York London Acad Press 1964 (русск перевод Бритлюэн Л Научная неопределенность и информация М «Мир» 1966)

12 Buhler К The mental development of the child Ne» York Marcourt & Brace Co 1930 (русск перевод Бюлер К Духовное развитие ребенка М «Новая Москва» 1924)

13 Buhler К Sprachtheone Jena Fischer 1934

14 Carus P The Nature and the Meaning of Realitv —«The Monist» Chicago 1892 v 2 № 3 p 560—569

15 Carus P Is Monism Arb trary—«The Mon st» Chcaco 1893 v 3 № 1 p 68 73

16 ComptonA H S monA W Measurements of X Ra^s associated with scattered X Rays — «Physical Review» N Y 192o v 25 № 2 p 306-313

17 ComptonA. H AllisonS К X Rays in Theory and Ex penment London Macmillan 1<»35 (русск перевод Комптон А Алисой С Рентгеновские лучи Теория и эксперимент М —Л Гостехиздат 1941)

— 18 ComptonA H The Freedom of Man New Haven Yale Univ Press 1939

19ComptonA H The Human Meaning of Science Chapel Hill University of North Carolina press 940

20 Darwin Ch The Origin of Species London Mentor Book

edo. lfl69 ЯК ^(в дов М -Л НТ)

21 Einstai A PodolskyB Rosen N Can Quantum Mechanical Dea—tton of Physical Reality be Considered Complete. — «Physical Revi—^ N Y 1935 v 42 № 5 p 777—780 (русск. перевод ЭбнгтеГ •^Подольски Б Розен Н Можно ли считать кв*|гго«омех1ссхое описанио физической реальности полным? —• В ЭДкте—А. Собр научных трудов т 3 М «Наука»

22 E ins ton A. Quanten Mechanik und Wirklichkeit —«Dialec tier N Y., l—l v 2 Nt 3 p Э20—325 (русск перевод Э и и

ш тем к A. Cd^ мучных трудов т 3 М «Наука» 1966 с 612— 614)

23 ElsasscrW The Physical foundations of Biology London Pergamon Ргеж. Ю6&

24 Friscti К, Bees Their Vision Chemical Senses and Lan guage Ithaca (M.J) Cornellium Press 1956

25 FrischK The Dancing Bees N Y Harcourt Brace 1955

26 Gombrtch E H Art and illusion N Y Pantheon Books 1960

27 Gombnch E H Mediations on a Hobbv Horse London Phaidon Publid—s, 1963

28 Hadaeard J Sur certames applications poss bles de la theone des en——bles «Journal de mathematiques pures et appi quees» Pans IflB, v 4 5 series p 27—29

29 Напев N R The Concept of the Positron Cambrdge University Pres». 1963

30 HeiseabergW The Physical Pr nciples of the Quantum Theory New Ycft, Dover 1930

31 HumeD A Treatise of Human Nature. London Ball 1888 (русск перевал: Юм Д. Трактат о человеческой природе. — В Юм Д Соч • двух томах, т I М «Мысль» 1966)

32 Huxley A. Brave New Yorld London Chatto & Wmdus 1932

33 Huxley A. Brave New Yorld Revisited N Y Harper 1969

34 JenniagsH S The Behaviour of the Lower Organism N Y Columbia Univ Press 1906

36 KahnCH Anaximander N Y Columbia Un v Press 1960

36 К u h n T S The Structure of Scientific Revo utions Chicago University of Chicago Press 1963 (русск. перевод Кун Т Структу pa научных революций М «Прогресс» 1977)

37 L i I fi e R Physical Indetermmism and V ital \ction — «Scien ce» N Y 1927 v 46 № 1702 p 139—143

38 LindauerM Communication Among Social Bees Cambrid ge (Mass) Harvard University Press 1961

39 LorenzK-Z King Solomons Ring London Methuen 1952 (русск перевод Лоренц К Кольцо паря Соломона М «Знание» 1980)

40 LucretiusT De rerum Nature London Oxford Univ press 1947 360 о (русск. перевод Л укрепи* О природе вещей М, Госнздат 1958)

41 Lutz В Ontogenetic evolution in frogs —«Evolution» Lan caster (Pa) 1948 v 2 № I p 29—30

42 Mach E Wannelehre Leipzig Engelmann 1975

43 Now«U Smfth P H Detenninists and Libertarians— *Mnd» London 1<»54 v 63 № 251 p 317—337

44 Orwell G 19в4 London Seeker & Warburg 1948 46 pemberton H A View of Sir Isaac Newton s Philosophy London Printed by S Palmer 1728

46 P i e г с e Ch S Reply to the Necessitarians — «The Monist» rhfcaeo 1893 v 3 № 3 d 626—537

47 Pierce Ch S Collected Papers Cambridge (Mass) Balknap press of Harvard Univ press, 1935 v 6

48 P i r i e N W The Meaningless of the Terms Life and Living — fn Perspect ves in Biochemistry London Cambridge Univ press 1937 n 11— 09

49 PopperK R The Open Society and Its Enemies London Routledge and Kegan Paul 1945

50 Popper К R Indetermmism in Quantum Physics and in Class cal Physics —«British Journal for the Philosophy of Science» Ed nburgh London 1950 v I № 2 p 117—133 №3 p 173—195

51 PopperK R The Propensity Interpretation of the Calculus of Probability and the Quantum Theory — In KornerS (ed) Ob servation and Interpretation London Butterworths 1957 p 65—89

52 Popper К R The Logic of Scientific Discovery London Hutchmson Books 1959

53 Popper К R Poverty of Historic sm London Routledge & Kegan Paul 1960

54 Popper К R Conjectures and Refutations London Routled

55 ^y'le³^ The Concept of Mind London Hutchmson 1949

56 Schilpp P A. (ed) Albert Einstein Philosopher Scientist New York Tudor 1949

57 S с h 11 с k М Allgememe Erkenntnislehre Berlin Springer 1925

58 S с h 11 с k М Quantentheorie und Erkennbarkeit der Natur — «Erkenntnis» Leipzig 1936 Bd 6 № 5 S 317—325

59 Schrodinger E Scence Theory and Man London Per gamon Press 1957

60 SimpsonG G The Baldwin Effect — «Evolution» Lancas ter (Pa) 1963 v 7 № 2 p 110—117

61 Skinner В F Walden Two N Y Macmillan Co 1948

62 Turing A М. Computing Machinery and Intelligence — <Mmd» London 1&50 v 59 № 234 p 433-460

63 Waddington С H Genetfc Assimilation of an Acquired Character —«Evolution» Lancaster (Pa) 1953 v 7 № 2 p 118— 126

64 WheelerJ A A Septet of Sybils A ds in the Search for Truth — «Amer can Scientist» N Y 1966 v 44 № 4 p 360—377

МИФ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО каркаса

«Впрочем, когда одни думают так, а другие иначе, тогда уже не бывает общего мнения и непременно каждый презирает другого за его образ мыслей» [13. с. 124].

I

Среди примет интеллектуальной жизни нашего времени особую тревогу вызывают та форма, которую приняла столь широко распространенная ныне защита иррационализма, а также иррационалистические концепции, признаваемые как нечто само собой разумеющееся. С моей точки зрения, в число важнейших составных частей современного иррационализма входит релятивизм (учение, согласно которому истина связана с имеющейся у нас совокупностью интеллектуальных предпосылок или с концептуальным каркасом; следовательно, истина может меняться при переходе от одного каркаса к другому), и в частности учение, утверждающее невозможность взаимопонимания между различными культурами, поколениями или историческими периодами. Проблему релятивизма я и буду рассматривать в этой статье. Мой тезис заключается в том, что в основе релятивизма лежит то, что я буду называть «мифом концептуального каркаса». Я разъясню природу этого мифа и дам его критику, а также сделаю некоторые замечания по поводу аргументов, которые Куайн, Куй и Уорф выдвинули в его защиту.

Защитники релятивизма выдвигают нереалистически завышенные нормы понимания. Когда же нам не удается дотянуться до этих норм, они заявляют, что понимание в принципе невозможно. В противовес этому я полагаю, что возможно достаточно глубокое понимание,

* Popper К, R. The Myth of the Framework —In- Freeman E. (ed.) Essays in Honour of Paul Arthur Schillp. The Abdication of Philosophy: Philosophy and Public Good. La Salle, Illinois:

Open Court, 1976. p. 23—48. Настоящая статья основывается на варианте, который я впервые подготовил в 1965 году. — Перевод с сокращениями В. Н. Брюшинкина.

добрую волю. К тому же в таком случае наряду с тем, что нам удается узнать о взглядах, понять которые мы доставили себе целью, наши усилия явно вознаграждаются и приобретаемыми при этом знаниями о наших собственных взглядах.

Цель этой статьи—бросить вызов релятивизму в самом широком смысле слова. Это тем более важно, что в наше время все возрастающая эскалация производства вооружений сделала дальнейшее существование человечества почти тождественным с достижением взаимопонимания между людьми.

II

Хотя я принадлежу к числу поклонников традиции, я в то же время являюсь почти ортодоксальным, приверженцем неортодоксальности. Я утверждаю, что ортодоксальность равносильна смерти познания, так как рост знания зависит исключительно от существования разногласий. Без сомнения, разногласия могут приводить к борьбе и даже к насилию, и это представляется мне весьма печальным, ибо я ненавижу насилие. Но разногласия могут приводить и к дискуссиям, к рассуждениям и тем самым к взаимной критике, а это, по моему мнению, имеет непреходящее значение. Я полагаю, что самый крупный шаг по направлению к более благополучной и мирной жизни был сделан, когда в войне мечей, а иногда и вместо нее стала применяться и война слов. Именно поэтому обсуждаемая мною тема имеет практическое значение.

Однако сначала я скажу о самой этой теме и о том смысле, который я вкладываю в название статьи— <Миф концептуального каркаса». Предметом моих рассуждений и критики будет некоторый миф—широко распространенное, особенно в Германии XIX века, заблуждение. Отсюда этот миф проник в Америку и стал там повсеместно распространенным. Поэтому я опасаюсь, что большинство моих читателей, по всей вероятности, сознательно или бессознательно верит в этот миф. Миф концептуального каркаса можно выразить в одном предложении: Рациональная и плодотворная дискуссия невозможна, если участиихи ее не. имеют общего концептуально-

ного каркаса. Действительно, нам остается только осознать, что в этом случае дискуссия между двумя сторонами была невозможна даже при помощи переводчика, Это был крайний случай «конфронтации» — если использовать весьма популярное у сторонников мифа концептуального каркаса слово, которым они особенно любят пользоваться тогда, когда им необходимо подчеркнуть, что конфронтация весьма редко приводит к плодотворной дискуссии.

Но предположим на минуту, что эта разыгранная царем Дарием конфронтация имела место. Была ли она бесплодной? Конечно, нет. Не может быть ни малейших сомнений в том, что обе стороны были глубоко потрясены испытанным. Что касается меня, то сама идея каннибализма кажется мне столь же возмутительной, как она показалась грекам при дворе царя Дария. Думаю, что то же самое ощущают и мои читатели. Однако испытанные чувства должны сделать всех нас еще более восприимчивыми и еще более внимательными к замечательному уроку, который, по мнению Геродота, преподносит нам эта история. Ссылаясь на проведенное Пиндаром различение между природой и обычаем², Геродот подводит нас к мысли о терпимом и даже уважительном отношении к обычаям и принятым законам, отличным от наших собственных обычаев. И если эта конкретная конфронтация когда-либо действительно имела место, то некоторые из ее участников вполне могли отреагировать на нее без предубеждений, а именно такую реакцию на рассказанную историю желает.видеть у нас Геродот.

Эта история показывает, что даже вне рамок общей.дискуссии имеется возможность плодотворной конфрон-

* Различение природы и обычая рассматривается в моей книге [16, т. 1, гл. 5], в которой я ссылаюсь на Пиндара, Геродота, Протагора. Антифона, Архелая и, особенно, на «Законы» Платона (см. (16, т. 1, гл. 5, прим. 3. 7, 10, 11 и 28 и соответствующий текст]). Хотя я и указывал там на важность «осознания того факта, что табу различны у разных племен» [с. 60^ а также упоминал, правда только одного, Ксенофана и его профессию «странствующего рапсода» [там же, гл. 10, прим. 91. тогда мне все же не удалось до конца осознать ту роль, которую играет столкновение культур в эволюция критической мысли. А ведь имелись явные свидетельства вклада, сделанного Ксенофаном, Гераклитом я Парменидом (см., в частности, [16, т. 1,

гл. 5, прим. II], в рассмотрение проблемы соотношения природы, [реальности, истины, с одной стороны, и обычая, мнения,—с другой см. кою книгу [15]).

'тацяи между людьми, глубоко связанными с различными концептуальными каркасами. Конечно, не следует при этом ожидать слишком многого. Не следует ожидать, например, что конфронтация или даже длительная¹ дискуссия обязательно завершится достижением согласия.

Однако всегда ли желательно согласие? Предположим, что мы присутствуем на какой-либо дискуссии, в центре которой стоит вопрос об истинности или ложности некоторой теории или гипотезы. Нам — беспристрастным свидетелям или судьям данной дискуссии— конечно, хотелось бы, чтобы дискуссия завершилась согласием всех сторон в том, что эта теория истинна,," если она действительно истинна, или ложна, если она действительно ложна. Нам бы хотелось, чтобы дискуссия по возможности завершилась вынесением решения, соответствующего реальному положению дел. При этом мы не хотели бы достижения согласия относительно истинности теории, которая на самом деле является ложной. И даже в случае истинности данной теории мы обычно предпочитаем пожертвовать общим согласием

относительно ее истинности, если доводы, приводимые в пользу данной теории, слишком слабы для того, чтобы подтвердить заключение. В таком случае мы предпочитаем, чтобы общее согласие не было достигнуто;

К тому же в этом случае о плодотворности дискуссия можно говорить только тогда, когда столкновение мнений ее участников порождает новые и интересные аргументы, даже если эти аргументы и не являются достаточно убедительными. Убедительные аргументы вообще весьма редкое явление, исключая наиболее тривиальные случаи, хотя иногда аргументы, выдвинутые против Heкоторой теории, могут быть довольно сильными.

Вновь возвращаясь к описанной Геродотом конфронтации, можно сказать, что даже в столь крайнем случае, когда не предполагалось никакой возможности достижения согласия, конфронтация могла быть полезной. И она действительно при наличии времени и терпения— а у Геродота было достаточно и того и другого — была продуктивной, по крайней мере по мнению Геродота.

IV Теперь я хотел бы выдвинуть предположение, что в некотором смысле и мы сами, и наши позиции явля-

ются результатом конфронтаций и безрезультатных дискуссий подобного рода.

Обобщенно мою мысль можно выразить при помощи тезиса о том, что западная цивилизация есть результат столкновения или конфронтации различных культур, а значит, и результат конфронтации различных концептуальных каркасов.

Широко распространено убеждение в том, что наша цивилизация, которую в ее лучших проявлениях можно с некоторой натяжкой назвать рационалистической цивилизацией, является в значительной степени продуктом греко-римской цивилизации. Она приобрела многие свои характерные особенности, в числе которых алфавит и христианство, не только путем столкновения культур римлян и греков, но и путем столкновения их с иудейской, финикийской и другими ближневосточными цивилизациями, а также через столкновения, происходившие во время набегов германских и мусульманских племен.

Однако что же из первоначального греческого чуда—

•подъем греческой поэзии, искусства, философии и науки—послужило действительным источником западного рационализма? Я уже в течение многих лет придерживаюсь мнения, что греческое чудо, в той мере, в какой вообще можно объяснить, обязано своим происхождением в основном столкновению культур. Думается, именно в этом заключается один из уроков, которые Геродот хотел преподать нам в своей «Истории».

Попытаемся представить себе в общих чертах происхождение древнегреческой философии. Она зародилась я греческих колониях в Малой Азии, Южной Италии и Сицилии, то есть в тех местах на Востоке, где греческие колонисты встретились и столкнулись с великими восточными цивилизациями, или в тех местах на Западе, где они встретились с сицилийцами, карфагенянами и италийцами, в основном тосканцами. Влияние столкновения культур на греческую философию явно заметно уже в наиболее ранних сообщениях о философии Фале-<а. Оно безошибочно обнаруживается в философии Гераклита. Однако тот путь, который в ходе столкновения культур приводит людей к критическому мышлению, нагляднее всего выявился в философии странствующего рапсода Ксенофана. Хотя я в другой связи уже цитировал некоторые из его стихов (ср. [15, с. 152)), все же

приведу их вновь—настолько замечательно они иллюстрируют проводимую мной мысль':

«Эфиопы говорят, что их боги курносы и черны;

фракияне же (представляют своих богов] голубоглазыми И рыжеватыми. Но если бы быки, лошади и львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать произведения [искусства], подобно людям, то лошади изображали бы богов похожими на лошадей, быки же—похожими на быков и придавали бы (им] тела такого рода, каков телесный образ у них самих, (каждые по-своему]. Не от начала все открыли боги смертным, но постепенно, ища, [люди] находят лучшее. Итак, что касается истины, то не было и не будет ни одного человека, который знал бы ее относительно богов и относительно всего того, о чем я говорю. Ибо если бы даже случайно кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам, однако, не знал бы (об этом]. Ибо только мнение— удел всех» [4, ч. I.e. 112, 111, 114].

Вопреки мнению Бернета и некоторых других, я считаю, что Парменид (пожалуй, величайший из древних мыслителей) находился под сильным влиянием Ксенофана⁴. Он полностью принимает проведенное Ксенофаном различение между подлинной, конечной истиной, которая неподвластна изменениям человеческих обычаев, и догадками (или мнениями) и обычаями смертных. Всегда имеется много конфликтующих мнений и обычаев, касающихся какой-либо одной проблемы или рассматриваемого предмета (как, например, в отношении богов), что свидетельствует о том, что не все они истинны, так как их несовместимость говорит об истинности в лучшем случае только одного из них⁵. Таким образом, представляется, что Парменид (современник

³ Первые две строки этого текста—фрагмент В 16, следующие четыре—фрагмент В 15, остальные строки взяты из фрагментов В 18, 35 и 34 (по классификации, принятой в [4]). Прошу читателей обратить внимание на то, что в последних двух строках одна подлинная истина противопоставляется множеству догадок, мнений или предположений.

⁴ Парменид использует терминологию, примененную Ксенофаном—см. по этому поводу [15, с. 11, 17, 145, 400, 410], а также [16. т. I.e. 312].

* См. замечание Парменида (фрагмент В6) о мятущейся толпе заблуждающихся смертных, всегда придерживающихся двух мнений о вещах в противоположность одной «хорошо закругленной истине» [4, ч. 2, с. 40, 36]—ср. [15. с. 11. 1641.

Пиндара, которому Платон приписывает заслугу различения между природой и обычаем) был первым, кто яс., но разделил истину и реальность, с одной стороны, и ^;

обычай или общепринятое мнение (молву, правдоподобный миф) — с другой Такой урок он, можно сказать, извлек из учения Ксенофана и столкновения культур, и этот урок привел его к одной из самых смелых теорий, какие только можно представить

Хорошо известна та роль, которую столкновение культур играло в возникновении греческой науки—математики и астрономии Можно даже указать тот путь, на котором разнообразные столкновения приносили свои плоды К этим истокам можно возвести все наши идеи свободы, демократии, терпимости, равно как и идеи познания, науки, рациональности

Среди всех перечисленных идей наиболее фундаментальной мне представляется идея рациональности

Насколько мы знаем из источников, появление рациональной, или критической, дискуссии, по-видимому, совпадает во времени с некоторыми из таких столкновений. Подобные дискуссии стали традиционными с возникновением и развитием ранних ионийских демократий.

V

В применении к проблеме познания окружающего нас мира и, следовательно, к проблеме возникновения науки идея рациональности складывается из двух примерно одинаковых по значимости компонентов.

Первым из них является поэтическое творчество, то есть рассказывание сказок, или мифотворчество, иначе говоря, придумывание историй, объясняющих окружающий мир. Вначале они чаще всего, если не всегда, оказываются политеистическими Люди чувствовали, что ими распоряжаются неведомые силы, и пытались понять и объяснить мир, человеческую жизнь и смерть, придумывая рассказы и мифы об этих силах

Этот первый компонент, который, наверное, является не менее древним, чем сам человеческий язык, чрезвычайно важен и универсален— 'у всех племен и народов имеются подобные объясняющие рассказы, зачастую в форме волшебных сказок Изобретение объяснений и объясняющих рассказов, по-видимому, входит в число основных функций человеческого языка.

Второй компонент сравнительно недавнего происхождения. Он носит специфически греческий характер и возник после утверждения в Древней Греции письменности Возникновение его скорее всего связано с именем Анаксимандра, второго философа ионийской школы. Речь идет об изобретении критики, критической дискуссии по поводу объясняющих мифов для их сознательного улучшения

Образцом греческого объясняющего мифотворчества в его развитом виде, несомненно, является «Теогония» Гесиода Это фантастический рассказ о происхождении, подвигах и падениях греческих богов Вряд ли кто-либо испытывал желание обратиться к «Теогонии» за положениями, которые могли бы быть использованы для разработки научного объяснения мира И все же я вы двинул предположение о том, что одно из мест «Теогонии» Гесиода [6, с 266], предвосхищенное уже у Гомера в «Илиаде» (см [7, с 125—126], ср. [22, с 256]) было именно таким образом использовано Анаксимандром, первым критическим космологом

Я сейчас разъясню свое предположение. Согласно традиции, Фалес, учитель и родственник Анаксимандра, основатель ионийской школы космологов, говорил, что «земля поддерживается водой, плавает наподобие судна» [4, ч 1, с 21] Анаксимандр, ученик, родственник и продолжатель дела Фалеса, отказался от этого несколько наивного мифа (который, по мнению Фалеса, должен был объяснять землетрясения). Новая точка зрения Анаксимандра имела поистине революционное значение, ведь, судя по дошедшим до нас источникам, он учил следующему «Земля же парит в воздухе, ничем не поддерживаемая, остается же на месте вследствие равного расстояния отовсюду Форма же ее кривая, за кругленная, подобная отрезку каменной колонны По одной ее плоскости мы ходим, другая же находится и противоположной стороне» [4, ч 1, с 39]

Эта смелая идея подготовила почву для идей Аристарха и Коперника, в ней даже содержится предвосхищение ньютоновского понятия сил Как же родилась эта идея? Я в свое время выдвинул предположение (см [15, с 126, 138, 150, 413)) о том, что своим возникновением она обязана чисто логической критике мифа, изложенного Фалесом Сама по себе эта критика достаточно проста; если наше решение проблемы объяснения по-

ложен и я и неподвижности Земли во Вселенной состоит в том, что. ее поддерживает океан, как вода поддерживает судно, то не должны ли мы тогда, спросит нас критик, выдвинуть новую проблему—проблему объяснения положения и неподвижности океана? Но это означало бы поиск какой либо опоры для океана, а затем какой нибудь дальнейшей опоры для этой опоры И конечно, это ведет к бесконечному регрессу Можно ли избежать его?

Согласно моему предположению, пытаясь найти выход из этого глубокого тупика, вывести из которого, нам казалось, не может никакое альтернативное объяснение. Анаксимандр припомнил отрывок, в котором Гесиод разрабатывает идею, почерпнутую им из «Илиады». В этом отрывке говорится, что Тартар находится на та ком же расстоянии под Землей, как Уран, или небеса, над ней

Вот этот отрывок: «Если бы медную взяв наковальню, метнуть ее с неба, в девять дней и но(чей до Земли бы она долетела. Если бы медную взяв наковальню, с Земли ее сбросить, в девять дней же и ночей долетела б до Тартара тяжесть» [6, с. 226] Это вполне могло бы навести Анаксимандра на мысль о том, что можно нарисовать диаграмму мира с Землей посередине и небесным сводом, накрывающем ее как бы полусферой Тогда соображения симметрии требуют интерпретировать Тартар как нижнюю половину свода. Так мы приходим в точности к конструкции Анаксимандра в том виде, в каком она дошла до нас, то есть к конструкции, которая прорвала тупик бесконечного регресса.

Я думаю, что существует потребность дать такое предположительное объяснение того шага вперед, который был сделан Анаксимандром по сравнению со своим учителем Фалесом. Мне кажется, что высказанное пред положение делает этот шаг не только понятнее, но и более впечатляющим, так как теперь он приобретает характер рационального решения очень трудной проблемы неподвижности Земли и той опоры, на которой она покоится

И все же критика Анаксимандром Фалеса вместе с его критическим построением нового мифа ничего бы не дали, если бы их упорно и настойчиво не развивали. Как же можно объяснить тот факт, что они действительно получили дальнейшее развитие? Почему после

Фалеса не было ни одного поколения, которое не выдвинуло бы нового мифа? Я пытался объяснить это явление при помощи нового предположения, которое заключалось в том, что Фалес вместе с Анаксимандром основали новую традицию научных школ — критическую традицию

Конечно, предпринятая попытка объяснения феномена греческого рационализма и греческой критической традиции при помощи традиции научных школ также весьма предположительна Фактически мое предположение само представляет собой своего рода миф И все же оно действительно объясняет уникальный феномен — ионийскую школу На протяжении по крайней мере четырех или пяти поколений представители этой школы в каждом новом поколении производили радикальную ревизию учений, оставленных им предыдущими поколениями В конце концов в ней установилось то, что мы могли бы назвать научной традицией, то есть традицией критики, которая просуществовала по крайней мере пять веков и до своего окончательного увядания пережила несколько серьезных потрясений

Эта критическая традиция сформировалась путем освоения метода критики предания или унаследованного объяснения и последующего перехода к новой, улучшен ной выдумке, в свою очередь подлежащим критике По моему мнению, именно этот метод представляет собой метод науки Его введение, по видимому, было уникальным событием в человеческой истории На Западе он прекратил свое существование, как только деятельность афинских научных школ была пресечена победоносным и нетерпимым христианством, на Востоке он продержался несколько дольше В средние века этот критический метод лишь оплакивался В эпоху Ренессанса он был не столько вновь изобретен, сколько просто заимствован вместе с заново открытой тогда греческой философией и греческой наукой

Мы скорее поймем уникальность этого второго компонента идеи рациональности — метода критической дискуссии,—если рассмотрим обычную функцию школ, особенно религиозных и полурелигиозных Основным назначением таких школ всегда было и поныне остается сохранение в чистоте учения основателя школы. Поэтому изменения их учения весьма редки и чаще всего своим происхождением обязаны ошибкам или непра-

вильныи истолкованиям. В тех случаях, когда эти изменения предпринимаются сознательно, они, как правило, делаются тайно, так как иначе привели бы к расколах и ересям.

Однако здесь, в ионийской школе, мы встречаем, традицию научных школ, которая тщательно сохраняет учение каждого из своих наставников, в то же время вновь и вновь отклоняясь от него в каждом новом поколении.

Мое предположение, объясняющее это уникальное явление, заключается в том, что основатель школы Фалес побудил Анаксимандра, своего родственника, ученика и впоследствии преемника, попытаться узнать, не способен ли он выработать более удачное объяснение опоры Земли, чем это удалось самому Фалесу.

Независимо от того, как все это происходило на самом деле, мы можем сказать, что изобретение критического метода вряд ли могло произойти без вмешательства столкновения культур, последствия которого оказались поистине огромными. На протяжении всего лишь четырех или пяти поколений грекам удалось открыть» что Земля, Луна и Солнце имеют сферическую форму, что Луна вращается вокруг Земли и в то же время «задумчиво» взирает на Солнце и что объяснить это можно при помощи ссылки на то, что она заимствует у Солнца свой свет*. Несколько позже они предположили, что Земля вращается и что она движется вокруг Солнца. Однако эти гипотезы, обязанные своим возникновением платоновской школе, и в частности Аристарху, вскоре были забыты.

Эти космологические и астрономические находки послужили основой всего дальнейшего развития науки. Человеческая наука началась со смелой и обнадеживающей попытки критического познания окружающего нас мира. Эта древняя мечта нашла свое воплощение в. учении Ньютона. Можно утверждать, что только со времен Ньютона человечество сделалось в полной мере сознающим свое место во Вселенной.

Все эти достижения, как легко можно показать, представляют собой результат применения метода критической дискуссии к мифотворчеству — к нашим попыткам познать и объяснить наш мир.

* Это открытие, по-видимому, принадлежит Пармениду—см. [4, В 14—15]: «Освещая ночь заимствованным светом, она скользят во- ' круг Земли, задумчиво оглядываясь за лучами Солнца».

VI

Обращение к истории развития критической традиции позволяет нам лучше понять, почему не следует ожидать, что любое критическое обсуждение серьезной проблемы или любая «конфронтация» должны приносить быстрые и окончательные результаты. Истина дается нелегко. Она требует и изобретательности в критике старых теорий, и умения в деле творческого выдвижения новых. Так дело обстоит не только в науках, но и в любой другой сфере человеческого творчества.

Дата добавления: 2015-11-14