Глава 35. — Ты позволяешь на себя давить, — мама, прикрыв глаза от солнца

— Ты позволяешь на себя давить, — мама, прикрыв глаза от солнца, посмотрела вдаль. — И, боюсь, даешь Люциусу повод думать, что ты будешь вести себя так, как он хочет.

День сегодня выдался на удивление ясный, теплый и почти безветренный. Отец с мистером Гринграссом ранним утром ушли на охоту, Дафна, Астория и миссис Гринграсс еще спали, а мы с матерью после завтрака вышли прогуляться и теперь неторопливо шли вдоль линии прибоя.

— Если ты о вчерашней вечеринке — я всего лишь был вежлив и обходителен. Ни о чем серьезном, тем более, помолвке, речи даже не шло. Но, в любом случае, Астория — милая девушка, ничего не имею против. Мне все равно, на ком жениться, если она чистокровная, красивая и воспитанная, а такие вещи неплохо планировать заранее. В чем-то отец все-таки прав.

— Тебе восемнадцать лет, — резонно заметила мама. — Не вижу ни одной причины, по которой ты должен делать то, чего от тебя требует Люциус. Наследник нужен, с этим не поспорить, но тебе совсем не обязательно думать об этом сейчас. Мне не нравится твое настроение, Драко. Ты рассуждаешь как старая дева, которой вдруг подвернулся шанс устроить свою личную жизнь.

— Рано или поздно мне все равно придется это сделать, — вздохнул я.

Еще прошлым летом перспектива женитьбы на красивой чистокровной девушке меня бы обрадовала, но сейчас я смотрел на это как на неизбежную обязанность.

— Послушай, что я скажу, и хотя бы раз в жизни прими к сведению, — раздраженно сказала мама, повернувшись ко мне лицом. — У тебя не было юности, как и у большинства твоих однокурсников. Но мы, к счастью, все-таки сумели выйти из положения. Тебе не нужно задумываться над продажей поместья, как Гойлу, или над поиском подходящего мужа, как Паркинсон. Разумеется, дела семьи важны, но, к счастью, Люциусу, если ты не забыл, всего сорок пять. И я не вижу ни одной причины, по которой тебе необходимо взваливать на свои плечи всю ответственность и приносить себя в жертву роду. Черт возьми, в твоем возрасте я думала о гостях и вечеринках, а не о будущем.

— К чему ты клонишь? — я заинтересованно посмотрел на маму. От нее такой отповеди я никак не ожидал.

— Я рада тому, что у тебя есть чувство долга, — мама тепло улыбнулась. — Но я не хочу, чтобы потом, через много лет, ты жалел об ошибках, совершенных в минуту слабости. Я не знаю, почему та, кого ты любишь, не может с тобой быть, но не думаю, что стоит из-за этого бросаться в омут с головой.

Может быть, все-таки следовало поговорить с мамой по душам, рассказать ей о Поттере, о безумной осени и еще более безумной зиме. Я был уверен — она поймет и примет меня любым, но не знал, с какой стороны подступиться, и предпочитал молчать.

— Не сердись на меня, — мама истолковала мой мрачный вид по-своему. — Ты же знаешь, что я просто хочу тебе счастья.

— Ты так говоришь, будто бы я несчастен, — усмехнулся я. — Мне восемнадцать, я не в тюрьме, у меня есть деньги, а благодаря отцовским связям — еще и место в Саламанке. Все хорошо.

— Да, — согласилась мама, с прищуром глядя на меня. — Неплохо. Но я не вижу в тебе радости.

Я опустил веки. Зажмурился, набрал целую грудь воздуха, намереваясь выпалить все, рассказать о фарсе, в который превратилась моя жизнь, о Поттере, о длящемся почти полгода сумасшествии — и не смог.

В последний момент меня будто удержала невидимая рука — наверное, это проснулись остатки здравого смысла. Я вздохнул, перевел дух и открыл глаза.

И только покачал головой, поймав вопросительный и очень озадаченный взгляд матери.

— Холодает, — невпопад сказала она, стягивая у горла меховую накидку. — Прости. Наверное, со своими расспросами я не лучше Люциуса. Я не имею права лезть в твою жизнь. Мне только хочется, чтобы эта жизнь была по-настоящему твоей.

Я посмотрел вдаль. Горизонт был подернут белесой дымкой, подсвеченной золотом, и не видно было, где кончается вода и начинается небо. И уж, конечно, даже самый зоркий глаз не смог бы разглядеть противоположного берега.

Жаль, что нельзя остановить время, вернуться назад на пару месяцев, и остаться жить в бесконечном декабре. Не думать о будущем, ничего не решать и не выбирать меньшее из двух зол, а просто делать то, что хочется, наслаждаться каждым прожитым мгновением, не оглядываясь на условности и правила игры.

И не чувствовать, будто с каждым днем и каждым принятым решением я проваливаюсь в бесконечную пропасть, из которой уже никогда не смогу выбраться.

— Пойдем домой, — бросил я. — И правда, холодает.

* * *

Вернувшись в замок, я отправился в библиотеку.

Здесь было спокойно и тихо. Потрескивали поленья в камине, еле слышно переговаривались старинные портреты, а золотистый свет, льющийся из окон, мягкими янтарными отблесками ложился на натертый пол.

Лучшее место для того, чтобы сесть и спокойно подумать.

Я задумчиво прошелся мимо полок, пробежался пальцами по корешкам книг и вынул первый попавшийся фолиант в потертой кожаной обложке. Сел в кресло, открыл его и принялся листать страницы, чтобы просто чем-то занять руки.

Слова матери до сих пор звенели в ушах.

Я понимал, что она права — еще с первого дня, — но только сейчас всерьез об этом задумался. Женитьба, карьера, наследник — все казалось само собой разумеющимся, практически распланированным и вписанным в окружающий мир.

Я же Малфой — а Малфои живут нормальной жизнью, женятся на девушках из лучших чистокровных родов, отправляются учиться юриспруденции, занимают высокие посты в Министерстве, а если появляются в газетах, то исключительно в светской хронике, разделах о политике или благотворительности. Никакой эксцентричности, никаких выходок вроде рисования, незаконнорожденных детей или связей, негласно порицаемых обществом.

Участие в обоих магических войнах на стороне Волдеморта — это другое. Не удивлюсь, если где-то в глубине души отец этим до сих пор гордится — он никогда не перестанет указывать магглорожденным на их место.

Вся моя жизнь — игра по правилам. Игра в размеренную светскую жизнь среди людей, сбить спесь с которых не смогла и прошедшая война. Невозможность делать то, что хочется — потому что общество может не понять и осудить.

Раньше я считал это само собой разумеющимся. Но прошедшие осень и зима изменили слишком многое, чтобы по-прежнему смотреть на будущее с тем же восторгом. Поттер, сам того не замечая, показал мне другую сторону жизни, и теперь казалось, будто я, застрявший в нескончаемом межсезонье, через крохотную щелку смотрю на мир, купающийся в теплых солнечных лучах. Яркий, дышащий, такой близкий, что стоит только протянуть руку и сделать шаг вперед.

Конечно, тот мир тоже был далеко не идеален, там тоже иногда портилась погода, шли нескончаемые дожди и бури валили деревья — но он был живым, а не застывшим, будто муха в янтаре.

И я соврал бы самому себе, если бы сказал, что не хочу очутиться в нем хотя бы ненадолго.

Казалось, что попасть в тот мир легко — всего лишь найти силы сделать один шаг. Но загвоздка была в том, что мой прежний, привычный, удобный мир после этого прекратит свое существование, и дороги назад уже не будет.

Это пугало. Я не привык бросаться в омут, очертя голову, не рассмотрев все шансы и не оставив путей к отступлению, а в этой ситуации никаких отступных путей просто не могло быть.

И что с этим всем делать, я пока совершенно не представлял.

— О, Драко, вот ты где, — мелодичный голос Астории заставил вынырнуть из своих мыслей.

Я поднял взгляд и остолбенел.

Астория, хрупкая тонкокостная красавица с правильными чертами лица, бледной кожей и роскошными золотистыми волосами, обычно выглядела под стать своему статусу — мантии предпочитала из дорогой узорной ткани, днем носила жемчуг, а вечером фамильные драгоценности, укладывала волосы в сложную прическу и никогда не надевала каблуки ниже двух дюймов. Я редко встречался с ней, даже в школе, где на последних двух курсах мне было вообще не до девушек, и ни разу на моей памяти Астория не изменила своим вкусам — кроме сегодняшнего дня.

Бриджи из плотной ткани, высокие сапоги на плоской подошве, теплый свитер, кожаная куртка и перчатки без пальцев — от нежного изысканного образа не осталось и следа. Даже свои роскошные волосы Астория просто заплела в косу, небрежно перекинутую через плечо.

Кажется, вид у меня был очень удивленный, потому что она довольно усмехнулась.

— Я хотела предложить полетать. Дафна боится высоты, а ты, кажется, в школе был ловцом.

— Когда-то был, — хмыкнул я. — Давно. И с тех пор не садился на метлу… кроме одного раза, — добавил я, вспомнив выручай-комнату, полную огня, и Поттера, вырвавшего меня из этого ада.

— Думаю, сегодня отличный день для того, чтобы восстановить былые навыки. Или ты боишься, будто я приму твое внимание за флирт и с нетерпением начну ждать, когда же ты сделаешь мне предложение, как того страстно желают наши отцы?

— Какая осведомленность… — пробормотал я, захлопывая книгу.

Астория фыркнула.

— Можно подумать, Люциус прислал приглашение для всей семьи только для того, чтобы поохотиться с папой за синими птицами, тем более что сейчас не сезон, и им обоим это прекрасно известно.

— И что ты об этом думаешь? — я поднялся и заинтересованно взглянул на Асторию. Она пожала плечами.

— Я еще даже не закончила Хогвартс, что я могу об этом думать? — Астория подошла к стеклянному шкафу и принялась разглядывать собрание редчайших африканских манускриптов. — Это Дафна хочет известную фамилию, обеспеченного мужа и как минимум двоих детей. Но она, кажется, всерьез увлечена Тео, и это взаимно, так что, боюсь, планам наших отцов не суждено сбыться.

— Помолвка может длиться годами, — заметил я.

Астория очень внимательно на меня посмотрела и вскинула брови.

— А ты мне всегда казался здравомыслящим человеком. Ну, по крайней мере, в последнее время. Только не говори, пожалуйста, что ты без памяти в меня влюблен, у меня на жизнь совершенно другие планы.

— И какие же?

Вызвав домовика, я приказал достать квиддичную форму и направился к выходу из библиотеки. Астория пошла следом, рассуждая на ходу.

— После всех событий последних двух лет… я отправила предварительные документы в академию целительства и колдомедицины. Кажется, они довольны моими совами, и, если я не уроню планку на тритонах — поеду в Эдинбург. Родители, правда, еще не знают.

— И ты полагаешь, они одобрят твой выбор? — поинтересовался я, стараясь не слишком выдавать удивление.

— Си-и-ильно сомневаюсь, — протянула Астория, скривив губы. — Конечно, родители будут в ярости, особенно мама — думаю, в первые пару месяцев отбоя не будет от вопиллеров с угрозами лишить наследства или изгнать из рода. Мама любит устраивать сцены.

— И тебя это совсем не волнует?

— Не очень. То есть, я, безусловно, хотела бы сохранить с ними хорошие и теплые отношения, как сейчас, но это же моя жизнь. И она у меня одна. Меня не слишком радует перспектива выскочить замуж сразу же после окончания Хогвартса, родить ребенка и до скончания жизни играть роль украшения гостиной. Времена меняются, и нам тоже не стоит стоять на месте.

Я слушал, пытаясь понять, как Астория с такой легкостью может рассуждать о кардинальных изменениях в собственной жизни. Зная чету Гринграссов — месяцы, если не годы скандалов Астории обеспечены. Постоянная нервотрепка, заблокированные банковские счета, угрозы выжечь с семейного древа, если блудная дочь не одумается и не займется чем-нибудь, что больше пристало девушке из старинного волшебного рода… Неужели это ее совсем не пугало?

“Смелость — это не отсутствие страха”, — словно наяву прозвучали в голове слова Поттера. Я тряхнул головой.

— А что насчет тебя, Драко? — вдруг спросила Астория, прерывая повисшее было молчание. — Так и будешь плыть по течению?

— Мне нужен наследник. Сама понимаешь, родить я его не могу.

Астория рассмеялась — жизнерадостным, звонким смехом.

— Ну что ты как маленький, Малфой. Ребенок, насколько я помню, вовсе не обязательно должен быть рожден в законном браке. Найди какую-нибудь здоровую волшебницу с финансовыми проблемами, предложи ей контракт на крови…

— Ты с ума сошла? — прервал я ее. — Наследник рода Малфоев — незаконнорожденный? Ты представляешь, какой это будет скандал?

— Нет, — честно ответила Астория. — Но, наверное, крупный. А тебе не все равно? В том плане, что после той истории с Темным Лордом любой другой…

— Ты, кажется, хотела полетать, — напомнил я, не желая развивать тему. — Подожди, я сейчас переоденусь.

Через полчаса мы уже стояли на краю обрыва с метлами наперевес.

— Красиво как, — сказала Астория, разглядывая бирюзовую морскую гладь.

Я огляделся. Весна уже вступила в полные права: деревья, черные и голые в день моего приезда, окутала прозрачно-зеленая дымка, холмы поросли сочной молодой травой, — природа просыпалась, сбрасывала цепкие оковы зимы, и, глядя на это, я начинал чувствовать себя свободным от всех обязательств и условностей. Воздух пьянил. Хотелось дышать полной грудью, а еще лучше — заорать во все горло, выплескивая наружу вместе с торжествующим криком все сомнения, оставить позади все на свете и делать то, что хочется. Посмотреть в глаза всем своим страхам — и забыть о них навсегда, перешагнуть, так же, как в жизни приходилось перешагивать через тысячу вещей.

— Ну что, вниз с обрыва? — весело спросила Астория, перекидывая ногу через древко метлы. — Или струсил?

Я с сомнением покосился вниз. В детстве я любил так делать, выходя из крутого пике у самой воды, но сейчас не был уверен, что у меня получится затормозить и не свернуть себе шею.

“Ну что же ты, несколько секунд назад был уверен, что сможешь все, даже перевернуть мир, если захочется — а теперь, когда настало время действовать, пошел на попятную?”

Это другое. Нелепый риск в попытке доказать, что я могу себя перебороть.

“Так значит, все-таки не можешь?”

Порой беседовать с собой бывает исключительно полезно.

— Нет, — я вскинул голову, чувствуя, как где-то в животе собрался холодный колючий комок страха. — Не дождешься.

Я сел на метлу, сжал пальцы на полированном дереве — и оторвался от земли. Ветер засвистел в ушах, когда я направил метлу вниз, с обрыва, туда, где перекатывались глянцевые морские воды.

За одну секунду в голове пронеслись десятки панических мыслей, вспотели ладони и сердце заколотилось, как бешеное.

Страх поднимался откуда-то изнутри, заполонял сознание и колотился в висках. Еще не поздно было бросить все это, развернуть метлу, признаться в том, что мне страшно и просто полетать, без рисков и пике, но я упрямо падал вниз, не давая панике взять верх, выжидая нужный момент, чтобы рвануть метловище на себя.

И когда до неминуемого столкновения с водной гладью остались считанные мгновения, я взмыл вверх, к солнцу, слепящему глаза, яркому небу, рваным клочьям облаков — и хрипло рассмеялся от облегчения.

Напряжение отступало, скатывалось волной мурашек, сердце успокаивалось и ледяная ладонь страха наконец-то разжалась.

Я летел над морем, над зелеными холмами, над древним замком с изъеденными временем стенами — и вдруг понял, о чем твердили мне и Поттер, и мама, и Астория.

Я могу жить так, как мне хочется. Заниматься тем, что доставляет удовольствие именно мне, не оглядываясь на общественное мнение или мнение моего отца.

Невозможно постоянно бегать от самого себя. Невозможно всегда прятаться за масками, не рискуя растерять по дороге все то, что делает меня не только Малфоем, единственным наследником своей семьи — но еще и Драко, обычным человеком со своими желаниями и слабостями.

Невозможно, черт побери, прожить одновременно несколько жизней.

Впервые в жизни перешагнув через свой страх, я понял — не будет никакой помолвки ни с Асторией Гринграсс, ни с кем-либо еще, пусть даже отец рассвирепеет и лишит меня наследства и денежного обеспечения. Не будет Октавия Краста — давно пора снять эту маску, за полгода осточертевшую до зубовного скрежета.

И Саламанки, возможно, не будет тоже. Я отправлюсь учиться, — я прекрасно понимал, что это нужно, обязательно нужно, — но туда, куда захочу сам. Университет Саламанки — прекрасное место, однако стоит рассмотреть и другие варианты, а не безоговорочно верить отцу, слишком любящему навязывать свою точку зрения и свое видение жизни.

— У тебя очень странное выражение лица, — заметила Астория, когда мы приземлились на побережье. — Как будто ты что-то задумал.

— Я должен сказать тебе спасибо, — хмыкнул я. — Если с родителями будет совсем плохо и потребуется помощь — пиши.

— Мне почему-то кажется, что тебе самому может потребоваться помощь, — она лукаво улыбнулась.

— Возможно. Но я не один. По крайней мере, мне очень хочется в это верить.

— Удачи, — очень серьезно сказала Астория.

— Знаешь… будь все немного по-другому, я сейчас всерьез бы сделал тебе предложение, — усмехнулся я.

— Мы всегда можем быть друзьями. Говорят, неприятности сближают, — отозвалась Астория, присев на нагретый солнцем камень. — Нет, все-таки у тебя очень странное лицо. Пожалуй, мне стоит подписаться на всю желтую прессу, какую я только смогу отыскать.

* * *

Гринграссы уехали к вечеру. А через три дня, после ужина, мне пришло письмо от Астории.

“Мне показалось, что ты захочешь об этом узнать”, — было написано на листе пергамента. Вместе с запиской в конверте оказались аккуратно вырезанные страницы из журнала.

Первое, что пришло в голову, стоило прочитать записку — Поттер. Неужели опять что-то случилось? Я уже лихорадочно развертывал листки, когда сообразил, что Астории неоткуда знать обо мне и Поттере, если, конечно, он не решил послать к драклу наш последний разговор и объявить, что уже полгода спит с Драко Малфоем.

Зная импульсивный характер Поттера, этого вполне можно было ожидать.

Но все оказалось куда проще — в журнале были напечатаны фотографии с субботней вечеринки.

Тщательно отобранные кадры, в которых мы с Асторией кружились в танце и о чем-то разговаривали, смеясь и улыбаясь.

И — я не поверил своим глазам — комментарии от Люциуса Малфоя. “Эксклюзивно, только для нашего журнала”.

Я судорожно выдохнул, пытаясь справиться с собой и не начать громко и нецензурно выражаться на весь дом. Издание было явно английское, какой-то из тех журналов, которые, в числе прочих, выписывает себе на дом Поттер.

Выписывает. На дом. Поттер.

— Твою мать… — пробормотал я, подхватил листки и отправился в кабинет.

* * *

— Что это? — я положил перед отцом вырезку из журнала. — Какого черта?

— Да брось, — он и бровью не повел, кинув взгляд на снимки и статью, чем полностью убедил меня в том, что приложил к ним руку. — Это всего лишь сплетни.

— Мне бы хотелось узнать, — холодно сказал я, старательно выговаривая слова. — Какого лысого боггарта ты делаешь заявления, согласно которым выходит, будто помолвка между мной и Асторией Гринграсс — уже решенное дело?

— Мне казалось, мы об этом уже разговаривали, — пожал плечами отец. — Вы ровня, оба молодые, красивые, ее отец мой старый знакомый…

— Может быть, стоило для начала спросить мое мнение, прежде чем выступать на публике?

— Я не понимаю, с чего ты так завелся, — он достал кисет и принялся неторопливо набивать табаком трубку. — Это всего лишь статья в газете, обыкновенные сплетни неуемной журналистки. Это же Скитер. Или… — он вдруг сощурился, — ты боишься, что кто-то прочтет и неправильно поймет?

Порой Люциус Малфой может быть просто чертовски проницательным.

Я зло скрежетнул зубами, и отец помрачнел, правильно истолковав реакцию.

— Мне остается только надеяться, что ты не свяжешься с какой-нибудь грязнокровкой, — взгляд у него стал ледяным.

— Что даже если и так? — я с вызовом посмотрел на отца.

Он помолчал немного. Отложил трубку и переплел пальцы, как всегда делал, когда хотел прочитать одну из своих знаменитых лекций на тему долга и семейной чести.

— Возможно, ты забыл, Драко, что являешься единственным наследником древнего чистокровного рода. И что, в связи с этим, у тебя есть обязательства.

— Не волнуйся, — процедил я, чувствуя, как медленно накатывает бешенство. — Ты никогда не дашь мне позабыть об этом.

— Очень хорошо, — кивнул отец. — И, надеюсь, ты понимаешь, что не можешь вести себя так, как тебе заблагорассудится. Пока ты учился в школе, я сквозь пальцы смотрел на твои выходки — в конце концов, ты был ребенком. Но сейчас ты уже не ребенок, в прошлом году ты достиг совершеннолетия и теперь обязан задумываться о своих поступках. И о том, как они выглядят со стороны. Я понимаю, ты молод и впечатлителен, и, наверное, думаешь, что ничего не может быть лучше и благороднее любви — но послушай меня. Ты не можешь связаться с девкой, чей статус намного ниже твоего, в том числе и статус крови, и…

— Очнись, — прервал я поток наставлений. — Статус крови? Вы проиграли свою войну, отец, мир изменился — а ты все еще мыслишь так же, как и двадцать лет назад! Да что там — сто, или даже больше. Сколько можно превозносить это превосходство, которого на самом деле нет?

Я вспомнил Клавдия. Зачарованную книгу, лежащую теперь в библиотеке мэнора, со страниц которой тянуло смертью и ложью. Людей, чьи имена навсегда исчезли с родового гобелена.

Злость плеснула в лицо, глухой пеленой заложила уши.

Отец смотрел на меня, поджав губы, и я вдруг почувствовал прилив решительности.

— Нет никакого превосходства чистокровных над магглами, — выдохнул я. — Не существует, нет никаких чистокровных, ни разу не принимавших в род магглорожденных или полукровок, это все сказки. И нет между нами никаких различий, кроме знаний и уважения к прошлому. И твоего мира больше нет, папа, ты сам это знаешь, но все еще продолжаешь цепляться за его осколки! Я должен завести ребенка, и я с этим не спорю — но я буду делать это своими методами! И если я однажды приведу хоть полукровку, хоть магглорожденную, хоть великаншу — ты не сможешь мне запретить делать то, что я посчитаю нужным!

Он выслушал мой монолог совершенно невозмутимо и снисходительно усмехнулся с видом человека, перед которым щенок только что написал на ковер.

— Это тебя Поттер надоумил? — спокойно спросил отец, когда я закончил. — Я должен был понять раньше, что он имеет на тебя такое влияние, но не думал, что все зайдет так далеко…

— Прости? Что ты имеешь в виду?

— Пойми меня правильно, — он взмахнул палочкой, и графин с виски поднялся в воздух, сам наполнил стакан и опустился обратно. Стакан проплыл через весь кабинет, отец сжал на нем пальцы и сделал небольшой глоток. — Я не имею ничего против увлечений, даже слегка… нетрадиционных. Одно время в Хогвартсе, когда я там учился, было модно иметь тайного любовника. Но увлечение должно оставляться увлечением, Драко, маленькой пикантной подробностью в безупречной биографии и репутации.

— Подожди, — я помотал головой, пытаясь сообразить, что происходит. — Откуда ты… Ты что, следил за мной?

Он ничего не ответил, не кинулся с опровержениями, даже не засмеялся — и я задохнулся от ярости и стыда, жарко опалившего щеки.

— Да как ты… — слова не желали складываться в фразы, и я чувствовал себя как рыба, вытащенная из воды. — Да как тебе в голову… Какого черта?! Мне не десять лет, чтобы контролировать каждый мой шаг, как бы тебе этого ни хотелось!

— Я всего лишь приглядывал, чтобы ты не натворил глупостей. В конце концов, тебе восемнадцать, у тебя никакого жизненного опыта, ты остался один в стране и мог наломать кучу дров. И, как вижу, почти наломал.

— И… — у меня не осталось слов. — И как ты это делал? Следящие заклинания? Шпионы? Хотя подожди, я, кажется, понял… Домовые эльфы не могут ослушаться прямого приказа членов семьи, которой принадлежат. Так вот почему ты не хотел, чтобы я покупал себе собственного эльфа или накладывал на дом сетку бытовых чар… Проклятье!

— Я не хотел вмешиваться в твою жизнь, Драко, и надеялся на твое благоразумие, но, кажется, ты не очень хорошо понимаешь, как должен себя вести. И я…

— Замолчи! — рявкнул я в бешенстве. — Я не домовой эльф, которому ты можешь указывать, что ему положено делать, а что нет! Я твой сын, и, как ты уже верно подметил, совершеннолетний, и могу самостоятельно решать, как себя весит!

— И отвечать за свои поступки.

— Не переживай — то, что за свои поступки следует отвечать, я уяснил еще давно! Я просто не могу поверить, что ты опустился до слежки! И многое ты уже успел узнать?

— Достаточно, чтобы серьезно поговорить с тобой о твоей жизни. И о твоем будущем. Если ты продолжишь встречаться с Поттером…

— То что? Ты лишишь меня наследства? Мэнора? Денег? — я рассмеялся хриплым, невеселым, нервным смехом. — Дом в Лондоне принадлежит мне по всем документам. Деньги у меня есть — если ты следил за мной, то должен знать, кто такой на самом деле Октавий Краст. Старина Октавий принес мне очень неплохую сумму, которая теперь лежит в банковской ячейке Гринготтса, открытой исключительно на мое имя, и ты не можешь получить к ней доступ, даже если предложишь гоблинам все собрание артефактов, собранных за столетия в мэноре. Все счета на Турнире в Хогвартсе уже оплачены. Ты не можешь перекрыть мне кислород, как бы ни пытался — я выживу, даже если ты вычеркнешь меня из завещания, вымараешь с семейного древа и запретишь упоминать мое имя в твоем присутствии! Два года, проведенных с Волдемортом, отлично научили меня выживать и заранее продумывать пути отхода, чтобы не попасть в подобный переплет еще раз! Ты не имеешь права мне приказывать, и я буду делать то, что сочту нужным, нравится тебе это или нет!

— Неблагодарный ублюдок! — взревел Люциус, вскакивая на ноги. Всегда бледное лицо отца пошло красными пятнами, глаза метали молнии, и я почувствовал, как по комнате прошелся порыв холодного ветра. — Вон отсюда!

— Прекрасно, — я схватил со стола вырезку из журнала, пинком распахнул дверь и вышел в коридор. Меня трясло от злости, и, если бы кто-нибудь сейчас попался мне навстречу, то ему бы точно не поздоровилось.

Оказавшись в своей комнате, я выхватил палочку, открыл гардеробную и призвал саквояж. Рявкнув на домовика, явившегося по первому же зову, приказал собрать мои вещи, пообещав лично его выпороть, если через час все не будет готово.

К счастью, обратный портал активировался вручную в любое удобное время. Оставаться дальше во Франции, пока отец в ярости, я не собирался.

Правда, я не знал, как сообщить эту новость маме, и мучительно подбирал слова, но мама пришла ко мне сама.

— Я все слышала, — сказала она, появившись на пороге моей спальни.

— Просто ничего не говори, — вздохнул я. — Не надо.

— Это твоя жизнь, — мама развела руками. — Люциус этого пока не понимает, он слишком привык к тому, что все делают то, что ему нужно, и пляшут перед ним на задних лапах.

— Ты никогда не плясала.

— Для этого пришлось пройти долгий путь, — хмыкнула мама. — Он отойдет.

— Даже не сомневаюсь, — невесело улыбнулся я, прекрасно зная, что на своего единственного сына Люциус будет злиться максимум полгода и уже к Рождеству пришлет сову с приглашением в Драконье Гнездо. — Но сейчас мне лучше уйти. Ничего, что я тебя бросаю?

— Ну что ты, — мама крепко обняла меня и ласково потрепала по щеке. — Мне бы не хотелось, чтобы мои мужчины поубивали друг друга и разрушили половину замка.

— Спасибо, — я крепко сжал ее руку и благодарно улыбнулся.

— Береги себя и не забывай писать, — она тщательно скрывала слезы, но голубые глаза влажно заблестели, когда я взял саквояж, собранный испуганным эльфом за полчаса, и достал портал.

Он полыхнул ярким светом, мир вокруг завертелся, закружился лихорадочной каруселью, и последнее, что я увидел — маму, поднесшую к лицу кружевной платок.

* * *

В лондонском доме стояла ночная тишина.

Очутившись в своей гостиной, я немного отдышался, приходя в себя после путешествия через портал, зажег свет и выпил воды из графина.

И рявкнул, даже не пытаясь скрывать раздражения:

— Вилла!

Домовиха появилась посреди комнаты.

— Хозяин Драко вернулся? — с поклоном пропищала она.

— Вернулся. И если ты не хочешь получить одежду — то сейчас же расскажешь мне все, что сообщала моему отцу. Я приказываю.

Через полчаса рассказа, перемежающегося стенаниями, битьем головой об пол и несколькими попытками прижечь себе пальцы, Вилла призналась, что регулярно отправляла отцу письма — ума не приложу, где и когда она научилась писать, я всегда считал, что домовики совершенно безграмотны.

Выслушав, я отправил рыдающую Виллу в мэнор, запретив ей когда-либо даже приближаться к этому дому.

С меня хватит. Завтра же пойду в Косой переулок и куплю себе нового домовика.

Отчаянно хотелось теперь не пойти даже, а побежать к Поттеру, но не все дела еще были закончены.

Если ты не гриффиндорец, некоторые вещи нужно делать сразу же, пока не прошел запал — иначе потом может просто не хватить смелости.

Я поднялся в свою спальню. Выдвинул ящик тумбочки, в котором хранил закупоренную банку с волосами итальянца, чей облик принимал, когда притворялся Октавием Крастом, и чистый фиал.

Выудив пару волосков из банки, я убрал их в фиал, — на всякий случай, — заткнул пробкой, а на банку направил палочку.

— Эванеско.

Посмотрев на девственно чистую банку, я кинул ее назад в ящик, не испытав даже грусти. Так будет правильно. И это нужно было сделать уже давным-давно.

Правда, от мысли, что начнется, когда на следующей презентации вместо Октавия Краста к людям выйду я, по спине скользнул холодок — хотя в начале осени таким и был первоначальный план. Вот только причины с того дня сильно изменились.

Теперь можно было отправиться в дом на площади Гриммо — и я так же сильно хотел этого, как и боялся. Я не представлял реакции Поттера на свое появление: с выхода журнала прошло уже четыре дня, Поттер явно читал статью, но предпочел никак не отреагировать, и я даже не знал, чего ожидать.

Проклятий? Злости? Чужого человека в его постели?

Я не удивился бы ничему.

* * *

Поттер сидел за столом и перебирал рисунки, которые я прислал ему из Франции.

Услышав гул, с которым я оказался в его камине, он поднял голову и впился в меня пристальным взглядом.

Он плохо выглядел — осунувшийся, встрепанный, нахохлившийся, как воробей. Зеленые глаза, по-прежнему яркие, были обведены кругами.

— Малфой? — выдохнул он, не веря. — Ты что, так быстро получил письмо?

— Какое письмо? — я отряхнулся и подошел к столу. — Ты мне писал?

— Я… — он осекся, посмотрел на меня. — Неважно, — и замолчал.

Я подцепил один из листков, лежащих на столе, взял в руки, посмотрел на замок, нарисованный карандашом.

Нужно было что-то сказать. Чем-то разбить густую неловкую тишину, повисшую в кабинете. Я почти чувствовал, как лихорадочно мечутся в голове Поттера мысли — десятки невысказанных вопросов и подозрений. По крайней мере, мне хотелось в это верить — что ему не все равно, что он хочет знать, почему я вернулся раньше, что он… скучал? Что рисунки, разложенные на столе в два ряда, означают именно это, а не прощание, не точку в истории.

Я не хотел ничего объяснять и рассказывать — сегодняшний день и так был слишком длинным и богатым на эмоции. Все, что было необходимо — обнять, зарыться руками во встрепанные волосы, ткнуться в сухие горячие губы и целовать, целовать до умопомрачения, убеждая себя в том, что происходящее мне не снится.

Что наконец-то Поттер — вот он, рядом, а не во снах и мыслях.

Но я медлил, не зная, как он отреагирует, а Поттер сидел, уже не глядя на меня, и рассеянно разглаживал пальцами шелестящий пергамент.

— Как твоя невеста? — наконец спросил он, не поднимая глаз.

Я вздохнул.

— Интересно, — сказал я, кончиками пальцем касаясь его подбородка и вынуждая повернуть лицо в мою сторону. — Сколько должно пройти времени, чтобы ты научился доверять мне, а не глупым выдумкам журнальных сплетниц?

— И словам Люциуса Малфоя…

— Одержимого идеей найти хорошую жену для своего сына, — скривился я. — Ты придурок, Поттер. Ты долбанный придурок, который никому никогда не доверяет. Я обещал тебе, что вернусь. Я вернулся.

— Я тебя уже почти отпустил, — краешек его рта вздернулся вверх то ли в улыбке, то ли в усмешке. — Я уже сам не уверен, было ли это хорошей идеей, ты ведь все равно исчезнешь, рано или поздно, я помню, что ты говорил в том кафе, и может быть…

— Я люблю тебя.

Он осекся. Встал так, что наши лица оказались вровень. Снял очки и устало потер переносицу.

— Если это шутка, Малфой, то…

— Ты даже сейчас мне не веришь? Пикси тебя раздери на мелкие кусочки, Поттер, если ты скажешь, что я зря разругался с отцом и вернулся на три дня раньше, то…

Он ничего не сказал. Швырнул очки на стол, рывком придвинулся ближе, целуя, гладя по лицу и волосам, сжимая в крепких объятиях так, что из легких едва не вышибло весь воздух.

Я задохнулся от целого клубка противоречивых эмоций, скопившихся в груди — хотелось и смеяться, и крушить все вокруг, и плакать, и обнять весь мир, и убежать, и спрятаться в своей скорлупе. Колючий комок, застрявший между сердцем и горлом, царапающий изнутри, растаял, и лавина чувств хлынула наружу: и тоска, и безудержная радость, и почему-то горечь.

Все казалось сном из тех, к которым я привык за последний месяц — мечтой, фантазией, которые просто не могут быть реальными. Но фантазии не кусают губы, не забираются под рубашку, не ерошат волосы и не шепчут, сбиваясь:

— Я скучал, черт возьми.

И еще фантазии не срывают одежду, не целуют, оставляя синяки, и не опрокидывают на диван, рискуя переломать все кости. И не стонут хриплым, срывающимся голосом, переходящим в рычание, взлетающим к потолку — выгибаясь, скребя пальцами по обивке, содрогаясь всем телом, разгоряченным и живым.

И в фантазиях и мечтах никогда не бывает столько невозможного, невероятного счастья и облегчения.

— Похоже, лежать на полу у нас уже становится традицией, — хмыкнул я, когда получасом позже мы устроились на мягком ковре и подушках, накрывшись теплым пледом.

— Хорошая традиция, — сказал Поттер. — Мне нравится.

Мы снова замолчали. Нам нужно было поговорить на сотни тем, многое обсудить и о многом поспорить — но не было сил ни задать свои вопросы, ни отвечать на чужие. В конце концов, торопиться некуда — до августа остались целое лето и кусочек весны, до моей учебы, насчет которой еще ничего не было ясно, ничуть не меньше. Решения, самые важные и серьезные, были уже приняты, оставалось только найти силы, чтобы воплотить их в жизнь.

Я по-прежнему боялся. Изменять свою жизнь, идти наперекор принятым правилам всегда сложно, особенно для того, кто никогда даже не пытался ими пренебрегать.

Один в поле не воин. Но, — это наполняло все сознание золотистым солнечным светом, — теперь я не был один.

Я сжал руку Поттера, переплетая пальцы.

— А что было в том письме?

Поттер, разморенный и сонный, приоткрыл глаза. Вид у него был почему-то очень смущенный.

— Да так… — пробормотал он. — Глупости всякие.

— Я подкараулю сову — она же должна когда-нибудь вернуться?

— И будешь припоминать мне это потом всю жизнь, — засмеялся Поттер. И вдруг, оборвав смех, приподнялся на локте и внимательно на меня посмотрел. — Драко… Это, конечно, хорошо, что ты вернулся. Но… что дальше?

— Ты помнишь наш разговор в кафе? — спросил я и сразу же ощутил, как напрягся и помрачнел Поттер.

Он медленно кивнул, хмурясь.

Я вздохнул и продолжил:

— Я был не прав. И многое понял за последний месяц.

— Ты хочешь сказать, что передумал? Что готов рискнуть?

— Я хочу сказать — дай мне время. И не дави. Но, в целом, мысль ты уловил. Однако, если ты не против, я бы поговорил обо всем этом позже.

Он улыбнулся — ярко, солнечно и заразительно, как умел улыбаться только Поттер. Наклонился над моим лицом, поцеловал, скользнул рукой вниз по шее и телу — и, чувствуя, как низ живота наливается жаром, я привычно расслабился.

Мерлин… как же мне всего этого не хватало.

— Драко, — уже засыпая, пробормотал Поттер куда-то мне в шею.

— Что? — отозвался я, докуривая сигарету.

— Я тоже тебя люблю. И если тебе нужна будет моя помощь…

— Спи, Поттер, — я чмокнул его в вихрастую макушку. — Спи. Поговорим утром.

Ощущение нереальности до сих пор не отпускало — я казался себе странником, замершим на пороге. За спиной — слякотное межсезонье. Впереди — солнце, пряное разнотравье и теплый ветер, треплющий волосы.

Шаг уже почти сделан, осталось еще немного, совсем чуть-чуть…

И, думая об этом, обнимая одной рукой Поттера, а второй держа уже почти дотлевшую сигарету, я улыбался, вспоминая свои недавние сомнения.

Хоть в комнате было тихо, я почти слышал, как сыплется песок в огромных часах, отмеряющих последние мгновения старого мира. И, несмотря на то, что за окном уже давно стемнело, мне казалось, будто комната залита ослепительно-золотым солнечным светом.

Новая эпоха вступала в свои права и открывала свои двери.

Новое время.

Время жить.

Всему своё время, и время каждой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

Fin

Глава опубликована: 03.04.2013

КОНЕЦ

Пометить фанфик прочтенным

Начало формы

Дата добавления: 2015-09-06