Глава 27. В библиотеке мэнора стоял особый запах — слежавшейся пыли

В библиотеке мэнора стоял особый запах — слежавшейся пыли, ветхих книжных страниц, потертых, тронутых временем кожаных обложек, сухих цветов и свечного воска.

Высокие стеллажи, верхние полки которых тонули в густом полумраке, были сплошь уставлены фолиантами. Чего здесь только не было: среди книг встречались и учебники, и жизнеописания, и легенды, и любовные романы, и даже трактаты по черной магии.

Эта библиотека наполнялась не одно столетие, с ней могло поспорить, кроме, может быть, библиотеки Хогвартса, только книгохранилище Блэков — если бы от старого поместья, уничтоженного еще во время первой магической войны, осталось бы хоть что-то, кроме фундамента.

По словам отца, здесь очень любил бывать Волдеморт — в те времена, пока из блестящего, хоть и пугающего лидера, он еще не превратился в психопата, одержимого маниакальной страстью.

В детстве я боялся библиотеки. Казалось, что даже воздух, сухой и безжизненный, давит на нервы, а в темных углах притаились какие-то неведомые чудовища. Здесь всегда было сумрачно, пусто и тихо, и я малодушно старался сюда не заходить лишний раз. К тому же, в детстве я боялся привидений, а в этой части дома уже несколько столетий обретался призрак, прозванный Архивариусом.

Он никогда не разговаривал — то ли был нем еще при жизни, то ли не знал языка, то ли просто не желал тратить время на каких-то смертных людей.

Никто не знал, кто он такой и что делает в мэноре — ни на одном из портретов, висящих в холле, его изображения не было, а по одежде было сложно определить даже примерный период его жизни — такие просторные мантии до пят начали носить еще при Мерлине и продолжают до сих пор.

Я пытался спрашивать что-нибудь у портретов, но на эту тему предки разговаривать отказывались, а дед и отец, которых я в свое время пытал вопросами, ничего не знали сами, так что пришлось списать Архивариуса на одну из тайн старого особняка.

Помимо Архивариуса, за библиотекой следили два домовика, невидимые и неслышимые, но неукоснительно исполняющие свои обязанности. Едва переступив порог дома, я потребовал несколько книг и теперь удовлетворенно улыбнулся, увидев их на одном из столов.

Я провел пальцами по обложке самого толстого фолианта, — родовой книге, — ощущая рельефное тиснение. Сел за стол и задумчиво открыл первую страницу, не вполне понимая, что хочу найти и стоит ли это вообще делать.

Весь позавчерашний вечер, после того, как Поттер исчез в камине, я злился. Сначала на то, что этот герой, гиппогриф его раздери, решил, что лучше меня знает, как мне жить, о чем думать и как себя вести. Потом на себя — как я мог забыть о деятельной, не признающей полутонов натуре Поттера, чертова золотого мальчика, у которого среди лучших друзей грязнокровка и Уизел?

Но за ночь и утреннюю отработку, на которой отлично думалось, злость успела раствориться, в голове прояснилось, и я смог хладнокровно проанализировать разговор. Пришлось признать — я погорячился. В чем-то Поттер, несмотря на свое неумение держать язык за зубами и редкую способность говорить лишние вещи в абсолютно неподходящий момент, все же, оказался прав. Пора было самостоятельно разобраться со всем, что касалось меня, моих взглядов, убеждений и моей семьи.

Вспомнились мои же раздумья о грязнокровках и чистокровных волшебниках, которыми я занимал себя на приеме у Нотта. Вспомнился и Волдеморт, парадоксальным образом совмещавший в себе целых две роли — наследника Слизерина и того самого маггловского отродья, о котором я позавчера кричал.

Я долго лежал на диване в гостиной, курил сигарету за сигаретой и перебирал в памяти всех знакомых чистокровных, полукровок и магглорожденных, пытаясь самостоятельно, не опираясь ни на чье мнение, найти между ними сходства и различия — кроме, разумеется, поведения и отношения к древней истории волшебников.

Почти сразу перед глазами вспыхнуло лицо Беллатрикс Лестрейндж, моей дражайшей тетушки, — и стоило больших усилий отогнать от себя этот образ. Нет. Не то.

Родители. Сокурсники — Паркинсон, Буллстроуд, Гойл.

Уизли. Всю семейку отец с презрением называл “предателями крови”, что не помешало Персивалю Уизли стать помощником министра, двум придуркам обзавестись собственным делом, а еще одному отпрыску, покусанному оборотнем — жениться на дочери Делакуров, одной из древнейших французских семей.

Крам, опять же. Всемирно известный игрок, интересный собеседник — а увлекся грязнокровкой Грэйнджер.

Да и самой Грэйнджер статус магглорожденной никак не помешал стать одной из лучших учениц школы. Если работать она станет так же, как училась, со временем войдет в историю. Хотя гриффиндорское трио в нее и так уже вошло.

Гойл — вот уж кто чистокровнее некуда, а тупица, каких поискать. Крэбб — фанатичный полудурок, хотя о покойниках плохо и не говорят.

Или вот, пожалуйста, — Северус Снейп. Полукровка — а сумел стать одним из лучших зельеваров, да еще и обдурить Волдеморта.

Я вздохнул.

Выводы, к которым сводились размышления, мне абсолютно не нравились.

Вчера вечером прилетела сова от Поттера с короткой запиской, в которой он предлагал поговорить. Я долго вертел ее в руках, раздумывая, стоит ли встречаться с Поттером и смогу ли я снова на него не сорваться, и в итоге решил, что пока не следует.

Рано. К тому же, я в любом случае не знал, о чем с ним разговаривать — просто признать свою неправоту? Попросить прощения за грубость?

Слова о Волдеморте жгли каленым железом, и, хоть я понимал, что формально Поттер сказал чистую правду, но не был уверен, что способен на спокойный разговор. К тому же, следовало прояснить некоторые вещи до конца.

Так что сегодня я едва дождался окончания отработки и из Мунго аппарировал сразу в мэнор.

И теперь сидел за столом, листая историю рода Малфоев, а в ушах до сих пор стоял яростный возглас: “Ты так уверен, что в твоей родословной не было ни одного магглорожденного?”.

Да, Поттер. Ровно до твоего вопроса я был в этом уверен.

Я лихорадочно перелистывал ломкие страницы, быстрым взглядом пробегая по записи о каждом члене семьи, и почти ненавидел себя за то, чем занимаюсь.

Хорош наследник рода, поставивший под сомнение его древнюю славу и ревностно оберегаемую чистоту крови — все то, чем так гордились и мой отец, и мой дед, и все предки, незримо стоящие за плечами. И из-за чего? Из-за слов полукровки, воспитанного вдали от нашего мира и наших традиций.

К счастью, книга меня успокаивала — в ней пока что не было ни единого упоминания ни о браках с грязнокровками или полукровками, ни о детях, родившихся от таких союзов. Оставались еще два фолианта, с краткими жизнеописаниями всего семейства, но я подозревал, что их содержание мало отличается от того, который я сейчас просматривал. Там, конечно, могут найтись и еще какие-то детали, вроде упоминаний о сделках с магглами, но сделки с богатыми и влиятельными магглами — это совсем не то же самое, что любовь и дружба с ними.

Перевернув очередную страницу, я почувствовал дуновение ветра, похожее на сквозняк, и сначала хотел плотнее закутаться в мантию, но сообразил, что в библиотеке сквозняку взяться неоткуда. Уловив краем глаза какое-то движение, я повернул голову и увидел Архивариуса.

Призрак стоял недалеко от стола и сверлил меня внимательным взглядом, от которого мне тут же стало немного не по себе. Раньше он никогда не показывался по своей инициативе — обычно я натыкался на него в библиотеке, и каждый раз он спешил уйти, а если и наблюдал за моими действиями, то так, чтобы я не видел.

— Ты ко мне? — спросил я, разглядывая призрака. Все-таки он был в мэноре не случайным гостем — высокий лоб, узкое вытянутое лицо и тонкий нос выдавали в нем породу. Длинная хламида скрывала тело, но кисти рук, виднеющиеся из рукавов, выглядели изящно — это были ухоженные руки аристократа, мага, в своей жизни не державшего ничего тяжелее волшебной палочки или реторты.

Архивариус медленно кивнул, по-прежнему не желая говорить.

— И как я пойму, чего ты хочешь, если ты не можешь разговаривать? — раздраженно добавил я. Призрак пожал плечами, отвернулся и поманил меня пальцем.

Интересно. Как говорил отец, Архивариус никогда не делал даже попыток поговорить или пообщаться каким-то другим образом, а только изредка молча наблюдал за обитателями мэнора.

Выходит, ему просто было нечего показывать моему отцу?

Заинтересовавшись, я встал и направился за Архивариусом, уже ушедшим куда-то в дальний конец библиотеки. Как оказалось — к вытканному на плотном шелке семейному древу, берущему начало от Арманда Малфоя, приплывшего из Нормандии девять веков назад. Обрывалось оно пока что на моем имени, но, стоит мне только жениться, домовики вышьют на шелке еще одно.

Архивариус рассматривал древо с нечитаемым выражением лица, и я хотел уже спросить, какого дракла он оторвал меня от книги, когда рука призрака взметнулась вверх и остановилась около одного из имен.

— Эсманд Малфой, — прочитал я и посмотрел на годы жизни. Шестнадцатый век. — Ты не можешь быть им, я видел портрет.

Архивариус отрицательно покачал головой и указал пальцем на единственного сына Эсманда, Флавиуса, а затем сделал быстрое движение, словно прочерчивая линию от Эсманда, как если бы у него еще были дети.

— Хочешь сказать… — очень медленно проговорил я, пытаясь понять, как такое возможно, — что ты сын Эсманда?

Призрак с достоинством кивнул, и на его тонких губах заиграла холодная улыбка.

— Незаконнорожденный?

Отрицательное качание головой.

— Но если ты был законным сыном, то почему тогда… — я осекся, не закончив фразу, тут же вспомнив Андромеду Блэк. — Ты спутался с грязно… магглорожденной?

Архивариус гневно взмахнул рукой, показывая все свое отношение к настолько пренебрежительной фразе, но кивнул.

— Ты сбежал?

Нет, не сбежал.

Я окинул призрака внимательным взглядом, задержавшись на его лице, очень молодом, даже без следа морщин. Промелькнула мысль, что он всего ненамного меня старше, а призраки выглядят так, какими они были на момент смерти. Значит…

— Тебя убили? — озвучил я свою догадку, надеясь, что она окажется неверной.

Архивариус очень внимательно на меня посмотрел, словно раздумывая, отвечать ли, и снова кивнул.

— Кто? — задавая вопрос, я уже заранее знал ответ. И совсем не удивился, когда призрак качнул головой в сторону гобелена. Но уточнил, на всякий случай: — Флавиус?

Очередной кивок.

В родовой книге, надо думать, не найдется даже упоминания о том, что у Эсманда Малфоя было два сына, а не один.

Проклятье.

Я потер виски, прежде чем задать очередной вопрос, уже сам не радуясь тому, что влез во все это. Лучше бы я и дальше жил, уверенный в непогрешимости всех своих предков.

— Среди всей семьи ты такой не один?

Ну разумеется, не один.

Черт возьми, почему он не умеет говорить? Я бы хотел задать ему очень много вопросов.

Словно прочитав мои мысли, Архивариус отвернулся от гобелена и снова жестом пригласил следовать за собой. На этот раз он покинул библиотеку, прошел по коридорам и начал спускаться в подвальное помещение. Я же, чувствуя, что меня разбирает отчаянное, жгучее любопытство, шел за ним, стараясь не отставать, хотя до сих пор не был уверен, хочу ли знать о своей семье всю правду.

В подземелье я бывал редко и знал только то, что здесь расположены кухня, хранилище артефактов и какие-то подсобные помещения, используемые эльфами. Но, как оказалось, было там и кое-что еще, в далеком шестнадцатом веке скрытое от любопытных глаз.

Мы остановились у ничем не примечательного тупика, которым заканчивался короткий, заросший паутиной коридор. В этом закоулке подземелья мне не приходилось бывать еще никогда — ничего полезного тут не было, хранилище находилось в другой стороне, а в кладовку, неподалеку от которой этот тупик и располагался, ходили только эльфы. Сомневаюсь, что даже мой отец знал о существовании какого-то тайника, скрытого за вполне обычной, на первый взгляд, кирпичной кладкой.

— Там что-то есть? За стеной?

Кивок. Ну да, не просто же так он меня сюда привел. Архивариус обрисовал руками дверной проем и вопросительно на меня посмотрел. Он что, предлагает мне взрывать стену собственного дома?

Я достал палочку, немного поколебался, — рушить дом было все-таки дико, — но сделал глубокий вдох и произнес, отойдя на несколько шагов от стены:

— Редукто!

Кладка брызнула во все стороны кирпичной крошкой, я еле успел отскочить и спрятаться за углом, но когда пыль осела, то стало ясно, что когда-то здесь, и правда, был вход в помещение, тонущее в вязкой, почти осязаемой темноте.

Я взглянул на Архивариуса, поежился, — темные тайники никогда не вызывали у меня желания в них заглянуть, — создал несколько светящихся шаров с помощью Люмос Максима, взмахом палочки отправил их внутрь, а затем шагнул в образовавшийся проем сам. Огляделся.

Это была небольшая квадратная комната без окон, напоминающая кладовку — если бы только кто-нибудь решил не складывать вещи, а грудой свалить их около стены. В неаккуратной куче угадывались какие-то книги, амулеты, флаконы с давно высохшими зельями — все покрытое толстым слоем сухой пыли. Еще у одной стены — портрет, небрежно прислоненный к ней изображением. А рядом…

Плоть уже давно истлела, обнажив белеющие в полумраке кости. Волосы, когда-то, наверное, очень красивые, благородного платинового оттенка, покрывала пыль, как и зло оскалившийся череп. Одежда, хоть и оказалась крепче плоти, тоже за прошедшие столетия превратилась в ветхие лохмотья, но в том, что от нее осталось, угадывалась длинная, в пол, простая черная мантия.

На коленях у скелета лежала массивная книга в богатой обложке, на которой мелкими аметистами была выложена витиеватая буква “М”.

Не нужно было обладать особым умом, чтобы догадаться, чьи останки я обнаружил в этой каморке, замурованной четыреста лет назад. Я почувствовал, что у меня холодеют руки — осознание происходящего накатывало медленно, но неотвратимо.

Один из сыновей лорда. Убитый и замурованный в собственном доме своим единокровным братом, вычеркнутый из семейного древа только потому, что связался то ли с магглорожденной волшебницей, то ли и вовсе с магглой. Сделаем скидку на жестокость времени, однако в сухом остатке все равно не остается ничего хорошего.

Примерный и славный род Малфоев во всей своей красе.

Пытаясь унять дрожь в руках, я перевернул портрет, стоящий у стены рядом с останками. Второй сын Эсманда Малфоя, изображенный на нем, сощурился и прикрыл рукой глаза, спасаясь от света, но уже через полминуты убрал ладонь.

Взгляд ярких, васильково-синих глаз будто выворачивал душу наизнанку.

Портрет тоже молчал, и я решил уже было, что Архивариус был нем и при жизни, но человек на картине выразительно показал на свой рот и сделал рукой движение, имитируя взмах палочкой.

— Фините Инкантатем, — произнес я, направив свою палочку на портрет.

Сначала я решил, что это не помогло и на картину не были наложены никакие заклинания, или Архивариус имел в виду что-то другое, но через несколько минут услышал тихое, но четкое:

— Спасибо.

* * *

Его звали Клавдий, он был младшим сыном Эсманда, с отличием закончил Хогвартс, а затем и магическое отделение Оксфорда, и собирался посвятить свою жизнь исследованиям, но, на свою беду, влюбился в магглорожденную волшебницу. И, к тому же, не захотел уходить из дома и порывать с семьей, а надеялся доказать, что магглорожденные волшебники ничем не отличаются от чистокровных. И что даже среди семей, гордящихся своей чистокровностью, вроде Малфоев или Блэков — он назвал еще несколько фамилий, но они не говорили мне ничего, видимо, сгинули в веках — встречались браки не только с волшебниками. Он провел много времени за родовой книгой, — “не той подделкой, которая сейчас находится в библиотеке, а настоящей, зачарованной”, — где при заключении браков или рождении детей сами собой появлялись соответствующие записи с комментариями, и нашел все прецеденты. Их оказалось не так уж и мало. Правда, большинство отпрысков Малфоев, связавшихся с магглами или грязнокровками, вычеркивалось из родового древа, их поступки не подлежали огласке и говорить о них в приличном обществе было не принято. Но встречались и исключения. И откровенная ложь.

Например, запись о женитьбе Дариуса Малфоя на Эммельде Атертон, которая, как уверяла родовая книга, заполняемая вручную главой рода, являлась чистокровной волшебницей из обедневшего рода Атертонов. Но страницы зачарованного фолианта утверждали другое, на них черным по белому было записано, что Эммельда Атертон — дочь цветочницы и перчаточных дел мастера из Корнуолла. Волшебница маггловского происхождения.

— Отец бы меня послушал, — говорил Клавдий, глядя и на меня, и одновременно как будто мимо. — Он никогда не кичился своей чистокровностью, да и вообще, знаешь ли, был неплохим человеком. Но мой брат… Флавий с детства задирал нос. И очень ревностно относился ко всему, что, на его взгляд, бросало бы тень на семью или его честь. Наверное, таким и должен быть наследник, — грустно усмехнулся он.

Дойти до отца со своими выкладками Клавдий не успел. Выяснилось, что брат уже давно следил за его деятельностью, но до последнего не верил, что Клавдий решит, в самом деле, жениться на грязнокровке.

— Он сказал, что считал меня благоразумнее. Кричал, как бешеный, и мне казалось, что еще немного — и его хватит удар. Говорил, что счастье, что отец уехал по делам, и я не успел опозориться.

— И как он… вас… тебя?.. — слова почему-то не шли с языка, будто застревая в горле.

Все, что мне внушали с самого детства, рассыпалось прахом, и казалось, будто земля уходит из-под ног. Клавдий говорил — и с каждым его словом мне чудилось, будто мир раскалывается, а я падаю вниз, в темную расселину, или тону в мутной воде, откуда уже не выплыть.

— Он пришел ко мне на следующий день, вечером. Принес бутылку вина. Сказал, что мы все же братья, и, хоть я безумен, но мы одна семья и должны держаться друг за друга, потому что отец не вечен, а когда он умрет, мы останемся единственными близкими родственниками.

— И ты поверил?

— Я любил своего брата, — Клавдий с портрета пожал плечами. — Это был какой-то новый яд, без цвета и запаха, а когда я почувствовал в вине странный привкус, было уже поздно. Об этой каморке не было известно даже отцу, проход сюда был замаскирован под обычную кладку, и мы использовали комнатку, когда практиковались в каких-нибудь запрещенных отцом чарах. Флавий спрятал сюда и все мои записи, и кое-какие вещи, и портрет — его заказывали при жизни — предварительно наложив Силенцио, чтобы никто не услышал моих криков. Ну и мое… тело тоже. И зачарованную книгу. Не знаю, что он наплел моему отцу — наверное, что я сбежал со своей любовницей. Я не мог появиться в мэноре даже в виде призрака, Флавий предусмотрел и это, наложив соответствующие чары — он был очень искусен в чарах. Только когда он умер, я смог вылезти из этой дурацкой комнаты и обнаружил, что ни дети Флавия, ни прислуга меня не узнают. А рассказать им ничего я не мог.

— Почему, кстати, твой призрак не умеет разговаривать? Ведь мы сейчас…

— Потому что перед тем, как я умер, Флавий отрезал мне язык.

* * *

В последний раз мне так сильно хотелось напиться только в тот день, когда на руке появилась черная метка. Хотелось опустошить весь винный погреб, забыться, а потом открыть глаза и узнать, что все последние три дня, начиная с вечера среды, оказались просто неприятным сном.

Я вышел на террасу, с жадностью глотая свежий холодный воздух. После разговора с Клавдием и беглого просмотра зачарованной родовой книги меня мутило, в желудке словно свернулся колючий ледяной еж, и казалось, будто я застыл над обрывом. Еще один шаг — и пропасть.

Пить я не стал. Не стал и курить — казалось, организм не выдержит даже этого, и меня просто стошнит.

Великий чистокровный род, древнейшая история, никакой чужой крови… все ложь, красивая обертка, придуманная для того, чтобы было, чем кичиться. Какой фарс, какой спектакль, тянущийся почти тысячу лет.

Древний род Малфоев. Брат, убивающий брата, лишь бы не всплыла наружу правда о постыдной связи. Муж, не дрогнувшей рукой вписывающий в родовую книгу ложь. Повитуха, душащая едва рожденного ребенка, мать которого была так неосмотрительна в своем увлечении.

Столько грязи, которая удивила бы и Темного Лорда.

Подышав воздухом и взяв себя, наконец, в руки, я вернулся в дом. Архивариус, нет, Клавдий Малфой, стоял в холле и разглядывал портрет Флавиуса, смотрящего на брата спокойным уверенным взглядом.

— Я похороню тебя, как подобает, — пообещал я призраку. — Но позже. Сейчас у меня есть очень важное и неотложное дело.

Камин в доме Поттера, к счастью, от меня оказался не заперт. Я выскочил из него, едва не споткнувшись об решетку, оглядел пустую комнату и нахмурился. Странно, Поттер должен быть уже дома, на часах почти половина двенадцатого ночи.

— Кричер! — крикнул я. — Твой хозяин дома?

Домовик, появившийся в комнате, поклонился и посмотрел на меня большими глазами, в которых плескался неподдельный страх.

— Хозяин… — промямлил он. — Он…

— Он один? Или у него кто-то есть? Говори!

Эльф затрясся всем телом и отступил на несколько шагов.

— Хозяин в больнице, мастер Драко. Он ушел вечером на вызов, а потом…

Мир покачнулся.

— Он… где? — никогда бы не подумал, что мой голос может звучать с таким сипением.

— В Святом Мунго, сэр. Грязнокровка Уиз…

— Магглорожденная Уизли, — машинально поправил я. Домовик странно на меня посмотрел, но уточнять ничего не стал.

— Миссис Уизли говорит, ему совсем плохо. Кричер пытался что-нибудь узнать, но его отправили домой, сэр. Мастер Драко, вам нехорошо?

Я молчал, вцепившись в каминную полку так сильно, что пальцы начало сводить, и лихорадочно соображал, как бы мне попасть в больницу и не наткнуться ни на кого из армии сочувствующих Гарри Поттеру — я там сейчас точно персона нон грата, несмотря на все свои заслуги с Турниром.

— Мастер Драко? — в голове домовика прорезались истеричные нотки. И вдруг меня озарило.

— Кричер, хозяин взял с собой мантию-невидимку или оставил дома?

Глава опубликована: 29.01.2013

Дата добавления: 2015-09-06