Глава 31. — Ну? — Панси заговорщицки улыбнулась, подняв бокал с пуншем

— Ну? — Панси заговорщицки улыбнулась, подняв бокал с пуншем. — И с кем ты встречаешься?

— Не понимаю, о чем ты, — я пригубил свое вино и состроил невинное лицо. — С чего ты взяла?

— Драко, я тебя знаю с первого класса, — ухмыльнулась подруга. — Сначала я думала, что ты просто завел себе любовницу, но теперь уже в этом не уверена.

— Ты думаешь, я завел себе любовника? — как можно более небрежно уточнил я, лениво разглядывая великолепно убранную залу. Негромко играла музыка, гости еще едва начали стекаться, я здоровался с ними короткими кивками и надеялся, что Гринграссы, по своему обыкновению, проводят Рождество где-нибудь в Швейцарии. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось видеться с Дафной и с ее младшей сестрой: отец слишком прозрачно намекал в последнем письме о важности поддержания близких отношений с этим семейством.

— Я думаю, что ты влюбился.

Вино скользнуло не в то горло — я поперхнулся и закашлялся. Панси услужливо постучала меня по спине.

— Ну, ну, Драко, — проворковала она, когда я разогнулся и утер лицо салфеткой. — Такое со всеми бывает.

— Что за чушь ты несешь? Просто я решил, что у тебя есть своя жизнь и…

— Малфой, не надейся обмануть женщину, последние полгода только и занимающуюся поимкой жениха, — Панси усмехнулась с видом искушенной бордель-маман. — Я такие вещи вижу за милю, дорогой.

— В этот раз чутье тебя подвело, — буркнул я, счищая капли вина, попавшие на мантию. — Не лезь не в свое дело.

— Почему ты ее с собой не взял? — Панси даже не думала отставать. — Она что, грязнокровка?

— Заткнись.

— Ну надо же, — она поцокала языком. — Никогда бы не подумала, что ты на это способен.

— Панси, я же попросил…

— О, да наша звезда решила снизойти до простых смертных? — услышал я за спиной голос Забини и повернулся. — Неужели в Хогвартс не пригласили, Малфой? Взяли деньги на организацию рождественского приема, а благотворителя позвать забыли?

— Какой ты шустрый, Блейз, — улыбнулся я, не поддаваясь на явную провокацию. — Вечер еще и не начался толком, а ты уже едва стоишь на ногах. Хорошее вино теперь только в гостях и удается попробовать, а? Не упускай свой шанс, чуть попозже подадут шампанское.

— Я, по крайней мере, не веду себя как продажная шлюшка, лижущая зад победителям, — Нотта в этот раз поблизости не было, и Блейз не стеснялся.

Панси предупреждающе положила руку мне на плечо, но холодная ненависть уже подступила к горлу, кровью плеснула в виски, затмила сознание.

— Конечно, — с ленцой протянул я, не показывая злости и раздражения. — Ты же мужчина. Зато с этим, насколько я помню, прекрасно справляется миссис Забини. Или какая там у нее сейчас фамилия, а, Блейз, я что-то запамятовал?

Темные глаза мгновенно потемнели, налились пугающей чернотой. Взметнулся страх, прошел по телу волной мурашек, но отступать было уже поздно.

Блейз кинулся вперед — позабыв, видимо, и о магии, и обо всем на свете. Я еле успел увернуться от удара, нацеленного в лицо, выхватил палочку, и невербальное оглушающее заставило Забини кулем тряпья упасть на сверкающий каменный пол. За время службы Темному Лорду у меня выработалась отменная реакция на нападение — пока только Мартину Гораку, будь он неладен, удалось застать меня врасплох.

— Ну? — я исподлобья обвел глазами зевак, тут же столпившихся вокруг. — Кто-нибудь еще хочет поделиться своими соображениями на мой счет?

Ответом мне было гробовое молчание. Даже музыка притихла — но прошло несколько секунд, и она заиграла вновь, уже куда громче.

— Энервейт, — коротко сказал я, направив палочку на Забини, невежливо протиснулся сквозь уже редеющую толпу, пересек зал и вышел на улицу.

Для конца декабря сегодня было неожиданно тепло. На пушистые шапки снега ложились цветные отсветы из окон, колючие звезды перемигивались на удивительно чистом темном небе.

Я достал портсигар, сунул в рот сигарету, прикурил от палочки.

— Зря ты это сделал.

Панси куталась в меховую накидку, зябко поводя плечами. Я без лишних вопросов протянул ей портсигар, она поморщилась, но сигарету взяла.

— Мне нужно было согласиться с тем, что я шлюха?

— Зря ты так о его матери. Хочешь получить врага в лице Забини?

— Уже давно получил, если ты не заметила, — я затянулся, ощущая привычный горьковатый вкус табака на языке.

Панси, конечно, была права. Следовало поставить Забини на место несколькими жесткими словами, а не провоцировать на драку. Нотту, конечно, не понравится эта стычка — он так старался сохранять нейтральное отношение.

— И как? — спросил я, стряхивая пепел. — Многие считают меня шлюхой? Надеюсь, мне не приписывают каких-нибудь отношений с Макгонагалл?

— Прекрати. Никто так…

— Научись врать получше. Я прекрасно знаю, что все наше изысканное общество, — я сделал шутливый полупоклон, — думает, что я заискиваю и подлизываюсь к каждой старой кошке, чтобы вернуть расположение тех, кто встал у власти. А тем, кто не ведется на лесть, предлагаю золото. И, полагаю, кто-нибудь даже всерьез думает, что перед судом я затащил Гарри Поттера в туалетную кабинку в министерстве и сделал ему там восхитительный минет.

— И что же, тебе наплевать на все эти мнения?

— Ну, на первых полосах газет в последнее время все чаще и чаще мелькает мое имя, не так ли? Причем не в криминальных сводках, а в заметках, посвященных Турниру, благотворительности и общественной жизни. До гавканья мелких шавок типа Забини мне нет дела.

— А ты не меняешься, — с усмешкой протянула Панси. Я покачал головой.

— Меняюсь. Просто не в ту сторону, в которую хотелось бы большинству.

— Ты всегда делаешь только то, что выгодно лично тебе, — Панси не торопилась закуривать, разминая сигарету меж пальцев. — Без оглядки и без принципов.

— Не совсем так. Один принцип у меня все-таки есть.

— И какой же? — она прищурилась.

— Ни в чем себе не отказывать, — я широко улыбнулся, но Панси только покачала головой.

— Почему же ты тогда в Рождество один? Да, да, это не мое дело, можешь не отвечать, — кончик ее сигареты, наконец, ярко заалел.

Дальше мы стояли и курили в молчании.

Когда я вернулся в зал, Забини уже не было. Как шепнул Тео, его отправили в гостевую спальню и уложили в постель. Нотт на удивление ровно отнесся к нашей стычке — я знал, что он сам недолюбливает Блейза. И, хоть меня Тео после всей этой истории с Темным Лордом, тоже любить было не за что, он помнил о старой дружбе и не желал ее терять. В отличие от Блейза, он прекрасно понимал, что все выживают, как умеют — и сам делал то же самое.

К середине вечера праздник мне осточертел. Надоело вежливо расшаркиваться, держать улыбку, делать вид, что не понимаю весьма неприятных намеков. Панси, вновь играющая роль моей спутницы, рассказывала мне какие-то последние сплетни, я слушал их краем уха, машинально кивал в такт и с тоской мечтал отправиться домой.

Может быть, если бы здесь собрались только бывшие однокурсники, было бы проще расслабиться, но Нотт, конечно же, по своему обыкновению пригласил всех более-менее влиятельных людей, кто согласился отпраздновать Рождество в его поместье. И с ними, ни на секунду не забывавшими, кем был мой отец, приходилось держать ухо востро.

У Поттера, надо думать, таких проблем не возникает. Интересно, что он сейчас делает — смеется вместе со своими друзьями и почти-родственниками Уизли? Наверняка, с удовольствием поглощает рождественский пудинг Андромеды, про который он с таким воодушевлением рассказывал в очередной попытке заставить меня пойти на Рождество к тетке.

От этих мыслей почему-то стало горько. Раньше в мэноре устраивались отличные приемы на Рождество — до возвращения Темного Лорда, конечно. В последние два года в поместье было не до праздников, и весь прошлый рождественский вечер я просидел в своей комнате, не высовываясь, но раньше в зимние праздники мэнор преображался.

Я с тоской вспомнил волшебные гирлянды, мерцающие колдовские звезды под потолком, искрящиеся ледяные фигуры на заднем дворе. Отца, попивающего с друзьями коньяк, мать в изысканной шелковой мантии и блеске бриллиантов. Себя самого — с важным видом рассказывающего о чем-то, кажется, Крэббу. Тупоголовому, погибшему из-за своей же дурости Крэббу, слушавшему меня с открытым ртом.

Сладкому эльфийскому вину не удалось смыть подступившую горечь. Я взял еще один бокал, почти залпом его осушил — и столкнулся взглядом с Паркинсон.

Она смотрела на меня со странным выражением лица — как будто догадалась, о чем я думаю, и сама испытывала нечто подобное.

Не отрывая взгляда, она поманила пальцем парящий в воздухе поднос и сняла с него два бокала с искрящимся шампанским. Один отдала мне, второй подняла вверх.

— Хорошо было раньше, правда? — ее губы скривились в невеселой усмешке.

— Ведьма, — протянул я.

Панси кокетливо поправила локон, пригубила шампанское, и я подумал с облегчением, что, по крайней мере, один друг у меня все-таки остался.

— Можем сделать вид, что нас обуяла дикая страсть, и сбежать отсюда, — Паркинсон поставила опустевший бокал на стол. — Мне все равно здесь делать нечего, Дэвис совершенно точно впечатлился и пришлет сову не позднее чем через два дня.

— А ревновать тебя твой Дэвис не станет?

Панси фыркнула. Глаза у нее смеялись.

— Конечно, станет. Может быть, он даже захочет начистить тебе морду.

— Пусть с Забини тогда кидают монетку, обоих я не потяну.

Выскользнув на улицу, мы почти бегом направились к антиаппарационному барьеру, и перед тем, как исчезнуть, Панси чуть сжала мою ладонь и серьезно сказала:

— Удачи.

Я молча кивнул, посмотрел, как она растворяется в воздухе, — перемещалась Панси всегда очень эффектно, — и аппарировал сам.

* * *

Войти в дом я так и не решился — там было слишком много правильных людей, слишком много Уизли и непринужденности, которую мое появление разбило бы вдребезги.

Как я и думал, они смеялись — Поттер, растрепанный и раскрасневшийся, катал на себе Тедди, Грейнджер обнималась со своим муженьком, старшая наседка о чем-то разговаривала с Андромедой… в небольшой гостиной было не протолкнуться, здесь были и Лонгботтом со своей бабкой, и родители Грейнджер, и, конечно же, весь рыжий выводок.

Взрывы смеха были слышны даже на улице, на заснеженной лужайке, где я стоял, на границе падающего из окна света и густой чернильной тени.

Отчаянно, по-детски, захотелось внутрь — оказаться в маленькой комнате, среди людей совершенно не моего круга, сесть в мягкое кресло с чашкой глинтвейна и смеяться над их дурацкими шутками. Вино будоражило кровь, делало мягким и сентиментальным, но я продолжал и дальше стоять, не решаясь подняться на крыльцо и постучать в дверь, украшенную рождественским венком.

Я прекрасно представлял их реакцию на мое появление — вымученные улыбки, неприкрытая злость и ненависть в глазах Уизли, неловкость Поттера, вынужденного выбирать сторону, смущение Андромеды. Да, она позвала меня на Рождество — но мне там было не место, я понимал это так же отчетливо, как и то, что солнце встает на востоке.

Но смотреть-то я мог. На Поттера, на кусочек незнакомой, совершенно чужой мне жизни, которую я никогда не пытался понять — среди тех людей, в кругу которых не нужно следить за языком, где можно расслабиться и быть самим собой. На спокойного, счастливого, довольного Поттера — такого, каким он никогда не был наедине со мной. Мне он не доверял, со мной он до сих пор зажимался и не чувствовал себя в полной безопасности — может, сам не осознавая этого, по старой памяти, интуитивно ожидая подвоха. Сейчас он был в кругу своих друзей, почти что семьи — тех, кто никогда не предаст и не бросит.

В голове сами собой всплыли недавние слова об увлечении и несерьезности. Поттер, Поттер… сколько времени пройдет, прежде чем ты сам осознаешь, что я чужой тебе человек? Что я, Драко Малфой, не могу дать тебе ни того тепла, которое ты получаешь от Уизли, ни надежды на счастливое будущее? Что наше прошлое, сейчас кажущееся неважным, всегда будет стоять между нами — так же, как и мнение друзей, родственников, общества, в конце концов.

Сколько пройдет времени, прежде чем ты начнешь этим тяготиться?

Как говорится, “хочешь потерять человека — заставь его выбирать”. А выбирать придется, Поттер — когда-нибудь обязательно придется.

Я снова посмотрел в окно — танцевали Рон с Гермионой, Флер с Биллом, даже мелкая Уизлетта кружилась в объятиях Лонгботтома. Поттера не было, и я отвернулся, раздумывая, идти домой или на площадь Гриммо.

Хлопнула дверь, и я вздрогнул, тут же делая шаг в тень.

— Малфой, — негромко сказал Поттер, появившийся на крыльце. — Не прячься, это я.

Он сбежал по ступенькам и подошел ко мне — разгоряченный, веселый, пахнущий вином и почему-то яблоками.

— Как ты меня увидел?

— Андромеда сказала. Вокруг дома нарисован замкнутый на нее контур, оповещающий обо всех, кто его пересекает. Пойдем внутрь?

— Нет, — я покачал головой. — Нет, не пойду, даже не заставляй. Ты мой подарок получил?

— Твой подарок исклевал мне утром все руки, — засмеялся он. — Спасибо.

— Тебе тоже, — понятия не имею, как Поттеру пришло в голову подарить мне амулет, защищающий от большинства видов проклятий, но он пришелся очень кстати.

— Точно не зайдешь?

— Поттер, даже не начинай!..

— Ну хорошо. Тогда стой здесь и никуда не уходи. Я быстро!

Не прошло и пяти минут — а он уже спускался по ступенькам, на ходу застегивая теплую куртку. Взял меня за руку.

— Пойдем ко мне?

* * *

В комнате пахло мандаринами — острым запахом, напоминавшим о лете, солнце и горячем ветре, запутавшемся в волосах. Мандарины горкой лежали на блюде, и мы чистили их, бросая корки назад, сладкий липкий сок стекал по губам и пальцам.

— Почему ты ушел со своего приема?

— Скучно стало, — я уткнулся носом в шею Поттера, вдыхая его запах. — На этих приемах всегда одно и то же. Слушай, откуда у тебя столько мандаринов? У меня будет аллергия.

— Это просто ты жадный, — хихикнул Поттер.

— Я не жадный, — возразил я, скользя рукой по еще разгоряченному, отзывающемуся на каждое прикосновение телу Поттера. — Просто беру от жизни все.

— Так уж и все? — он провел рукой по моей спине, пояснице, опустился ниже, и пальцы нерешительно замерли, едва касаясь входа, будто Поттер ожидал, что я начну кричать и вырываться.

— Что же ты остановился? — я перекатился с бока на спину и совершенно бесстыдным образом раздвинул ноги, с удовольствием глядя на то, как щеки у Поттера вспыхнули — яркий румянец был виден даже в полумраке.

— А ты не… против?

— Мне бы хватило трех секунд, чтобы дотянуться до палочки, — ухмыльнулся я.

На самом деле было страшновато и даже неловко — но все еще не выветрившееся вино, жажда новых ощущений и близость Поттера пьянили и отключали самоконтроль.

Отчаянно смущаясь и стараясь скрыть это нелепое, дичайшее смущение, я пробормотал очищающее заклятье и протянул Поттеру флакончик со смазкой, лежавший в ворохе простыней. Он нерешительно взял его в руки, как величайшую диковинку, выдавил немного прозрачной мази, растер между пальцами.

— Знаешь, я ведь могу и передумать.

— Мне кажется, ты все-таки настроен довольно решительно, — он поцеловал меня в шею, чуть прихватив зубами кожу, спустился ниже, безошибочно находя самые чувствительные точки. Провел рукой по соскам, царапнув ногтем, скользнул подушечками пальцев по ребрам и бокам.

Я закрыл глаза, полностью подчиняясь его воле, отдаваясь рукам и губам, за последние пару месяцев до мельчайших подробностей выучивших мои реакции, и не сдержал приглушенного стона, когда его пальцы снова коснулись входа и начали кружить вокруг, дразня и заставляя судорожно комкать простыни.

Не прекращая поглаживания, Поттер лизнул один сосок, второй, коротко поцеловал меня в губы — и тут же спустился вниз, коснулся горячим влажным языком головки члена, а затем медленно-медленно вобрал ее в рот, заставив меня выгнуться и хрипло задышать.

Я услышал щелчок — это Поттер снова открыл крышку флакона, — и затем скользкий прохладный палец скользнул внутрь. Это было… необычно. Странное, непривычное давящее ощущение, показавшееся сначала неприятным — но Поттер не переставал сосать, и все прочие чувства отошли на второй план, а потом он пошевелил пальцем, другой рукой поглаживая яйца, и я едва не заорал от целого сонма эмоций, захлестнувших с головой.

Палец двинулся наружу — и я инстинктивно вскинул зад, стараясь удержать, сохранить это новое, неоформленное, но крайне приятное чувство.

Поттер снова протолкнул палец внутрь, а потом сделал то, чего я уж никак не ожидал — резко отпрянул, отчего я разочарованно заскреб пальцами по простыне. Но через пару секунд, как ни в чем ни бывало, он возобновил ласки, заставившие тело откликнуться вдвое ярче.

Он играл со мной, как кошка с мышкой. Доводил до крайней точки, почти до оргазма — и отступал, заставляя выгибаться, шептать ругательства вперемешку с благословениями и бессильно шипеть.

— Поттер… — взмолился я, когда он в очередной раз прервался. — Поттер, хватит… я больше не могу…

Темнело в глазах. Воздуха не хватало, сердце бешено колотилось, а рассудок мутился — я плавился, сходил с ума в руках Поттера, член уже стал болезненно чувствительным, и мне казалось, что сейчас, еще секунда… одно мгновение — и все кончится. Но Поттер не торопился, ему доставляло удовольствие наблюдать, как я мечусь на кровати, как вскидываю бедра и закатываю глаза. И слушать стоны, переходящие в сорванное дыхание, когда на крик не оставалось сил.

Мне казалось, что еще немного, и я просто потеряю сознание, когда во вход уперлась головка его члена.

— Расслабься, — сказал Поттер, и я раздвинул ноги так широко, как только мог, чуть подвигал бедрами, помогая.

Боли не было — только вновь вернувшееся давящее чувство, в какой-то момент ставшее нестерпимым. Я сжал зубы, расслабился, Поттер еще немного подался вперед, ненадолго замер, давая мне время притерпеться — и, когда он начал двигаться, я закричал уже в голос, выкрикивая бессвязные обрывки ругательств и каких-то слов, обещая убить Поттера, если он только попробует остановиться.

Надолго меня не хватило — я выгнулся над кроватью, прижимаясь к Поттеру, чувствуя, как выплескивается на живот горячая сперма. Вскоре кончил и Поттер — и упал, не разжимая объятий, вдавливая меня в матрас.

Блюдо с мандаринами, конечно, никто убрать не догадался — они разлетелись по всей кровати, похожие на маленькие золотые снитчи. Я дотянулся до ближайшего, поднес ко рту, надкусил, не утруждая себя очисткой — очень хотелось пить, и брызнувший в рот сок оказался очень кстати.

— С Рождеством, — пробормотал Поттер, приподнимаясь на локтях.

— Ага… — еле слышно выдавил я, прикидывая, что будет проще — почистить мандарин или наколдовать стакан с водой.

Поттер, которому тоже, видимо, хотелось пить, подошел к процессу творчески.

— Кричер! — крикнул он. — Принеси два стакана воды.

* * *

Рождественские и новогодние праздники закончились быстро — слишком быстро, чтобы удалось насладиться вдоволь и Поттером, и отсутствием отработки. Уже с четвертого января Поттер отправился на службу и тренировки, по которым за больничный успел истосковаться до такой степени, что пару раз во сне едва не заехал мне кулаком по лицу — видите ли, ему приснился спарринг. А я отправился на отработку — к сожалению, до ее окончания остался еще целый месяц. До второго испытания в Турнире, назначенного на середину апреля, осталось три с половиной месяца, рождественский прием прошел, судя по отчетам в газетах, как по маслу — и мое имя снова пару раз упомянули в благодарных статьях.

После инцидента, едва не стоившего ему жизни, Поттера в аврорате щадили — на задания почти не брали, все больше отправляли, вместе с Уизелом на пару, на всяческие инспекции. Он бесился, но скандалы руководству закатывать не спешил, и мне это очень не нравилось — еще со школы я помнил, что Поттер, задумавший что-то серьезное, опасен еще больше, чем действующий спонтанно.

Впрочем, за полторы недели ничего не произошло, и я расслабился.

В середине января пришли письма от родителей, первые после рождественских поздравлений. И отец, и мать расточали похвалы, поздравляли с блестящей организацией Турнира и выражали надежду, что после окончания отработки я обязательно приеду во Францию — на две-три недели, или, может быть, на месяц.

Они ждали меня в начале марта — с таким расчетом, чтобы я успел вернуться ко второму испытанию.

Прочитав оба письма, я аккуратно сложил их и убрал в ящик стола. Откинулся на спинку кресла, задумавшись. Уезжать на целый месяц не хотелось. Казалось, будто бы стоит уехать — и хрупкие отношения, мистическим образом установившиеся между мной и Потером, попросту треснут. Или еще хуже — что за этот месяц что-нибудь случиться с Поттером и он вновь окажется в Святом Мунго. Конечно, его спасут — Министерство Магии и Аврорат не могут себе позволить остаться без героя, — но почему-то было очень важным находиться близко, когда Поттеру было плохо.

Но и родителей увидеть было обязательно нужно — и, более того, я действительно по ним соскучился.

В конце концов, для связи всегда есть совы. Жаль, конечно, что зачарованные зеркала не действуют на большие расстояния — было бы очень удобно взять одно из зеркал с собой и разговаривать с Поттером через сотни миль, как будто находясь в одной комнате.

Раздери меня мантикора. Нельзя, нельзя так зависеть от одного человека. Так не успеешь оглянуться — и вся жизнь окажется подчинена чужим интересам и прихотям.

Быстро, пока не передумал и не начал сомневаться, я сел писать письмо родителям — одно и для Нарциссы, и для Люциуса, — в котором говорил, что, конечно же, я обязательно приеду, может быть, не в первый день весны, но в самом начале марта, а точнее сообщу ближе к дате. Запечатав и отослав конверт, я составил еще одно письмо, на этот раз официальное — запрос в Министерство, разрешение на выезд и покупку одноразового портключа до Франции.

Оставалось только сообщить о своих планах Поттеру. Надеюсь, что попаду ему не под горячую руку — насколько я помню, сегодня он ездил по делам в Азкабан, и мало ли чего насмотрелся в стенах отвратительнейшей из тюрем, насквозь пропахшей страхом и смертью.

После работы Поттер обещал ко мне зайти — но часы показывали уже восемь, а он все не торопился, так что я отправился к нему сам.

Первым, кого я увидел, выйдя из камина в гостиной дома на площади Гриммо, был донельзя угрюмый домовик, протирающий стол. Увидев меня, он не пискнул и не испарился, как делали все нормальные, известные мне домовики, и даже не кинулся рассыпаться в комплиментах и почестях.

— Добрый вечер, мастер Драко, — только и сказал он, не отрываясь от своего занятия.

Сердце кольнуло дурное предчувствие.

— С твоим хозяином все в порядке?

— Да, мастер Драко, — смиренно отозвался Кричер, а затем забормотал: — Только хозяин вернулся мрачнее тучи, накричал на Кричера, потребовал виски и ушел в кабинет. И сидит там уже два часа, курит и пьет, а Кричеру приказал никого не приводить, как в прошлый раз, когда он побежал за лучшим другом хозяина.

Оставив домовика в одиночестве, я поднялся по лестнице и толкнул дверь кабинета.

— Я же сказал, Кричер — отъебись, — услышал я невежливую, резанувшую слух фразу — никогда еще при мне Поттер не матерился.

— В таком случае хорошо, что я не Кричер, — сказал я, проходя внутрь.

Кабинет тонул в клубах сизого дыма — создавалось ощущение, будто здесь не курили, а жгли что-то очень чадящее. Поттер сидел в кресле с бокалом в одной руке и сигаретой в другой, и дымил, не переставая.

— Как тебе Азкабан?

Он ничего не ответил, но отвечать было и не нужно — все ясно читалось и в застывших зеленых глазах, выражение которых (пока еще) не стало жестким и непроницаемым, и в пепельнице, заваленной окурками, и в полупустой бутылке огневиски.

— Ты был на допросе, — заключил я, подходя к его креслу. — Кто?

— Да какая разница… Один из Пожирателей, — голос у Поттера звучал абсолютно трезво. — У него невосприимчивость к Веритасеруму. Принудительная легилименция… а-а, Мерлин, да кому я рассказываю. Да и не в этом дело.

При воспоминании о легилименции я поморщился. Но и это было не самым страшным. Господа авроры, раскалывая преступников, не гнушались никакими рычагами давления. Мне и моей семье еще нечеловечески повезло, Поттер вмешался вовремя, однако в Азкабане и аврорате я успел насмотреться на всякое.

А Поттер, тем временем, продолжал — глухо, монотонно:

— Я понимаю, жесткие меры нужны, без них никуда. Но… — он растерянно посмотрел на меня. — Он же все рассказал. А они продолжали. Просто… из ненависти.

— Добро пожаловать в реальность, Поттер, — я наколдовал стакан и налил себе огневиски. — Не отказался еще от идеи работать в аврорате?

Таким взглядом, наверное, одаривают умалишенных.

Поттер покачал головой.

— Когда я стану Главным Аврором, бессмысленной жестокости не будет, — жестко, как отрубил, сказал он, и от тона я невольно вздрогнул.

Вот как. “Когда”, а не “если”.

— Драко… — поморщился Поттер, когда я фамильярно сел на подлокотник его кресла и принялся расстегивать на будущем Главном Авроре рубашку. — Давай не сейчас. У меня слишком много мыслей в голове.

— Вот поэтому, — я ухмыльнулся, — именно сейчас и надо.

На мою неприятную новость, сообщенную уже много позже, когда мы сидели на диване, сплетясь руками и ногами, Поттер отреагировал довольно спокойно. Хмыкнул, словно ничего и не произошло, и только так крепко стиснул меня в объятиях, что едва не затрещали ребра.

— Только пообещай, что вернешься, — тихо сказал он, перебирая мои волосы.

— Да куда я теперь от тебя денусь… — так же тихо ответил я.

* * *

Сегодня мы не планировали встречаться — у Поттера была куча дел в аврорате, я собирался закончить картину, — а потому я очень удивился, когда Вилла сообщила, что мистер Поттер ждет меня внизу.

Я оглядел себя — заляпанная одежда, пальцы в краске, — но переодеваться не стал. В конце концов, таким меня Поттер еще не видел, а говорят, что в сексе должно быть разнообразие.

Но что-то в лице Поттера подсказало, что на страстные ласки рассчитывать не стоит.

Он был необычайно серьезным, даже угрюмым. Некстати вспомнилась шутка о том, что гонцов, принесших плохие вести, принято было убивать.

— Что-то случилось? — тут же спросил я, настороженно глядя на Поттера.

— Драко… я… — он мялся, словно не мог выговорить то, зачем пришел, и это почему-то напугало меня до чертиков. Даже в больнице, едва очнувшись, он был решительным. Даже в наш первый раз, когда отчаянно стеснялся и боялся, Поттер выглядел куда смелее, чем сейчас.

— Поттер? Не пугай меня. Что-то случилось? Тебя уволили? Уизел свалился с гиппогрифа?

— Драко… — он избегал на меня смотреть, вперившись взглядом в окно, но потом все-таки, словно нехотя, перевел взгляд.

Зеленые глаза были полны странной горечи и тоски.

Он вздохнул и произнес — скороговоркой, будто боялся запнуться на полуслове:

— Я подал документы в школу авроров.

От неожиданности я едва не поперхнулся воздухом. Сглотнул — новость не ошарашила и не выбила из-под ног почву, и даже не сильно удивила. Но это было неожиданно — я думал, что у Поттера, с его ролью во второй магической, не будет проблем и без специального диплома.

— Это… обязательно?

— Да, если я не хочу топтаться на одном месте. Прошлым летом я не успел подать документы… мне и Рону предложили стажировку, в исключительном порядке, как альтернативу. Но, Драко… это не то. Не тот уровень, понимаешь? Они, конечно, ничего не говорят, даже хвалят… но я чувствую, что слабее любого, едва получившего диплом, желторотого аврора. У меня даже седьмого курса в Хогвартсе толком не было…

Я прикрыл глаза. Вдох. Выдох.

— И… на сколько это?

— Три года. С каникулами, конечно — как в Хогвартсе.

— А там быть нужно…?

— Второго августа. Драко… — его голос звучал почти жалобно. — Что ты об этом думаешь?

Я помолчал.

Хотелось закричать, затопать ногами — если бы все это могло его остановить, я бы так и сделал.

Но что я мог ему сказать? Что не хочу, чтобы он уезжал, когда сам собирался во Францию — хоть и всего лишь на месяц? Что мне не нравится его выбор профессии, что до сих пор у меня начинает дергаться щека от одного воспоминании об аврорате и тюрьме? Что, глядя на сбитые на тренировках костяшки пальцев, я хочу кинуться к аптечке за бадьяном и бинтами? И что, в конце концов, я боюсь отпускать от себя Гарри Поттера — потому что не знаю, каким он вернется из этой школы?

И если вернется — ко мне ли?

Пикси меня раздери, еще пару месяцев назад я так бы и поступил. Закатил бы дурацкую, совершенно детскую истерику, разозлился бы на то, что Поттер ведет себя не так, как мне хочется.

Но это его решение. Его жизнь. Кто я, в самом деле, такой, чтобы ему указывать? Чтобы осуждать выбор, к которому он шел на протяжении всех последних лет?

К тому же, он ведь пришел ко мне не за советом.

Он все решил — давным-давно, еще на пятом курсе, когда встал вопрос о выборе профессии.

Я сделал глубокий вдох.

— Что ж, — говорить было почему-то трудно, будто что-то, застрявшее в горле, мешало словам проталкиваться наружу. — Семь месяцев ведь у нас еще есть?

— Шесть, — поправил он. — На месяц ты уезжаешь.

— Давай тогда не будем терять время, — сказал я, жадно притягивая Поттера к себе, будто его близости, ощущения гладкой горячей кожи под пальцами и жилки, бьющейся на шее, было достаточно, чтобы забить гадкое, холодящее душу чувство нарастающей паники.

Глава опубликована: 04.03.2013

Дата добавления: 2015-09-06